Lib.ru/Классика: Николаев Петр Федорович. Локк

ЛОККЪ.

(Thomas Fowler: "Locke").

Въ 1892 году исполнится двѣсти лѣтъ со времени появленія въ Англіи Третьяго письма о вѣротерпимости Локка, этого если и не самаго великаго, то самаго характернаго изъ философовъ Англіи, какъ называетъ его Фоулеръ. Если мы прослѣдимъ жизненное поприще, пройденное Локкомъ, его убѣжденія, какъ политическія, такъ и религіозныя, его философскіе взгляды и примемъ во вниманіе среду, въ которой онъ жилъ я развивался, то настроеніе общества, которое было ему современнымъ, мы увидимъ, въ чемъ состоитъ характерность Локка, какъ философа. Онъ несомнѣнно былъ какъ съ этической, такъ и съ интеллектуальной стороны достаточно яркимъ представителемъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, продуктомъ извѣстныхъ слоевъ англійскаго народа, пережившихъ извѣстныя, весьма многознаменательныя событія, прошедшихъ извѣстную политическую школу и выступившихъ на историческую арену не только какъ политическая партія, но и какъ экономическая и соціальная сила съ опредѣленными, весьма характерными и отличными отъ всѣхъ прежнихъ теченій англійской мысли взглядами того общественнаго класса, который впослѣдствіи принято было называть буржуазіей, и именно его верхняго слоя, -- класса средняго провинціальнаго дворянства, богатаго купечества, людей такъ называемыхъ свободныхъ профессій и т. д. Этотъ классъ къ концу гражданскихъ войнъ сложился въ нѣчто обособленное среди всего народа, въ извѣстный сплоченный по экономическимъ интересамъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, по политическимъ и религіознымъ и даже по философскимъ воззрѣніямъ аггломератъ и сдѣлался серьезною общественною силой. А всякая общественная сила, разъ она имѣетъ серьезное историческое значеніе, выставляетъ своихъ представителей не только въ области политической дѣятельности,-- представительницей того класса, о которомъ мы говоримъ, была партія виговъ,-- но и во всѣхъ сферахъ умственной дѣятельности. Насколько Мильтонъ и левеллеры являлись представителями крайняго пуританизма, того идеально-метафизическаго направленія въ религіи и политикѣ, опорами котораго были низшіе слои того же средняго класса англійскаго народа: фермеры, мелкіе лавочники и ремесленники, настолько Локкъ, какъ общественный дѣятель и даже какъ мыслитель, представляется намъ выраженіемъ идей,интересовъ, убѣжденій, самаго духа верхнихъ слоевъ средняго класса. Эти слои прошли трудное обученіе въ политической школѣ гражданской войны и вынесли изъ этого обученія духъ умѣренности въ своихъ политическихъ требованіяхъ, соединенный, однако, съ неуклонною и твердою преданностью къ политической и гражданской свободѣ, столь необходимой для ихъ экономическаго развитія, для обезпеченія самаго ихъ гражданскаго существованія; нѣкоторую склонность къ компромиссу, но компромиссу, построенному, однако, на прочно выработанныхъ принципахъ; искреннюю религіозность, унаслѣдованную отъ пуританъ, но при этомъ религіозность, чуждую всякихъ догматическихъ стремленій; глубокій патріотизмъ, чуждый, однако, ненависти къ иностранцамъ и потому по необходимости широкій и гуманитарный; ненависть къ абсолютизму и тираніи, но безъ той горячности и фанатическаго изувѣрства, которыя проявляла въ своей политической дѣятельности армія Кромвеля, такъ называемый "новый образецъ"; здравомысліе и склонность къ научнымъ изслѣдованіямъ природы, бывшую прямымъ и неизбѣжнымъ отрицаніемъ всякаго идеалистически-метафизическаго мышленія, и въ особенности страстное желаніе успокоенія для своей родины отъ бурь, вынесенныхъ въ эпоху гражданской войны, и жажду мирнаго и правильнаго развитія ея экономическихъ и политическихъ силъ,-- развитія, въ которомъ эти общественные слои были призваны играть такую выдающуюся роль. Чрезвычайно характерно въ этомъ отношеніи настроеніе Локка, тогда еще молодаго человѣка, при реставраціи Стюартовъ. Въ то время, какъ Мильтонъ, разочарованный въ достиженіи пуританскаго идеала царства святыхъ, слѣпой и разбитый старикъ, сидѣлъ въ своей "зеленой комнатѣ" въ Bunhill Fields и писалъ пламенныя строфы своего Потеряннаго рая, этого великаго пуританскаго эпоса, въ то время, какъ солдаты "новый образецъ", ряды котораго были полны крайнихъ индепендентовъ и левеллеровъ, сознавъ, что ихъ "миссія" -- исполнить на землѣ велѣнія Бога и водворить царство святыхъ при посредствѣ радикальныхъ измѣненій въ строѣ англійскаго общества и въ конституціи Англіи,-- окончилась neудачей, съ истымъ величіемъ духа и пуританскою покорностью неисповѣдимымъ судьбамъ Божіимъ положили свое оружіе при возвращеніи Карла въ его государство и вернулись къ своимъ обычнымъ занятіямъ на ферму и за прилавокъ, гдѣ эти бывшіе побѣдители королевскихъ войскъ, сподвижники великаго протектора и приверженцы Айртона и Лидьборна отличались отъ своихъ сосѣдей только трезвостью, благочестіемъ и трудолюбіемъ, въ это время Локкъ, тогда 29-ти лѣтній молодой человѣкъ, пишетъ (не печатанный) трактатъ, въ которомъ задаетъ вопросъ: имѣетъ ли гражданская власть право опредѣлять и предписывать незначительныя и иидифферентныя измѣненія въ богослуженіи? Этотъ трактатъ былъ написанъ для убѣжденія той партіи, къ которой принадлежалъ и самъ Локкъ, -- партіи, отрицавшей право короля вмѣшиваться въ религіозные вопросы и потому не желавшей признать компромисса, предложеннаго Карломъ Вторымъ въ его деклараціи, изданной въ Бредѣ. Въ этомъ трактатѣ встрѣчаются слѣдующія характерныя какъ для самого Локка, такъ и для тогообщественнаго слоя, представителемъ котораго онъ былъ, строки: "Никто не питаетъ такого искренняго уваженія и почтенія къ власти, какъ я. Едва я достигъ возраста, въ которомъ человѣкъ дѣлается сознательнымъ существомъ, какъ я увидалъ себя среди бурь, свирѣпствовавшихъ почти до настоящаго времени, и потому я съ величайшею радостью и удовольствіемъ привѣтствую наступающее затишье. Я нахожу, -- продолжаетъ юнъ,-- что общая свобода есть общее рабство, что народные агитаторы, стоящіе за общественную свободу, всего чаще нарушаютъ ее и что ихъ напрасно считаютъ ея стражами". Это, конечно, было слишкомъ рѣзкимъ выраженіемъ стремленія среднихъ классовъ къ водворенію общественнаго порядка и спокойствія, и оно было вызвано сильнѣйшею реакціей, но, тѣмъ не менѣе, подобная реакція, все-таки, остается довольно характерною.

Не менѣе характерны, съ нашей точки зрѣнія на Локка, какъ на представителя интересовъ и настроенія среднихъ классовъ, заявленія какъ самого философа, такъ и его друга, дублинскаго естествоиспытателя, автора трактата Dioptrica Nova о значеніи Локка, какъ философа. "Въ этой отрасли философіи (въ логикѣ),-- говоритъ Молинё въ этомъ трактатѣ,-- мы больше всѣхъ обязаны несравненному Локку, сдѣлавшему для исправленія общепринятыхъ заблужденій и для открытія глубокихъ истинъ, для опредѣленія опыта и наблюденія и для направленія человѣческаго ума къ той наукѣ, которая, по моему мнѣнію, можетъ быть названа логикой, больше, чѣмъ было сдѣлано во всѣхъ томахъ древнихъ писателей. Онъ ясно доказалъ ничтожество всѣхъ метафизическихъ ухищреній, затуманивавшихъ мозгъ людей до безумія, причемъ они воображали себя знающими то, въ чемъ они ничего не понимали, и производили только шумъ, произнося слова, не имѣющія яснаго и опредѣленнаго значенія". Въ предисловіи къ своему знаменитому Опыту о человѣческомъ разумѣ самъ Локкъ говоритъ о своей философской задачѣ слѣдующимъ образомъ: "Въ республикѣ наукъ въ настоящее время нѣтъ недостатка въ великихъ строителяхъ, работы которыхъ, направленныя на развитіе науки, будутъ прочными монументами, возбуждающими удивленіе потомства; но не всякій можетъ питать надежду сдѣлаться Бойлемъ и Сиденгамомъ; въ вѣкъ, который породилъ такихъ великихъ учителей, какъ великій Гюйгенсъ и несравненный Вьютонъ и многіе другіе, равные имъ, достаточно для удовлетворенія честолюбія человѣка, если онъ будетъ простымъ рабочимъ въ дѣлѣ очищенія почвы и въ удаленіи съ дороги знанія заваливающаго ее мусора". Локкъ не былъ, конечно, простымъ мусорщикомъ,-- онъ не только очищалъ почву, но я приготовлялъ кирпичи для будущаго зданія философіи, и, тѣмъ не менѣе, та философія здраваго смысла, родоначальникомъ которой онъ несомнѣнно" былъ, сыграла въ исторіи духовнаго развитія роль рабочаго, убравшаго съ пути науки заваливающій его мусоръ. И эту роль она могла сыграть" только потому, что сама эта философія и ея представитель были выразителями того здраваго смысла, съ которымъ средніе классы англійскагообщества въ ту историческую эпоху очищали пути человѣческаго мышленія во всѣхъ областяхъ общественной и интеллектуальной дѣятельности. Какъ бы мы ни смотрѣли теперь на отличительныя свойства такого здравомыслія, сколь бы узкими ни представлялись намъ взгляды, представителемъ которыхъ являлся Локкъ въ области государственнаго права, религіи, этики и философіи, нельзя не признать того значенія, которое они имѣли въ интеллектуальной и политической жизни европейскаго общества. Когда мы будемъ говорить о политической дѣятельности и о сочиненіяхъ Локка, намъ часто, даже съ рискомъ повторенія, придется возвращаться къ уясненію нашихъ положеній о значеніи его какъ представителя настроенія среднихъ классовъ англійскаго общества и потому, сдѣлавъ эти предварительныя замѣчанія, которыя мы считали необходимыми для установленія нашей общей точки зрѣнія на дѣятельность Локка, мы можемъ прямо приступить къ разсказу объ его жизни.

Локкъ родился 29 августа 1632 года въ Райнгтонѣ, сомерсетширской деревнѣ. Но дѣтство его прошло въ деревнѣ Пенсфордѣ, недалеко отъ Бристоля. Отецъ его былъ зажиточнымъ человѣкомъ и имѣлъ недурную практику, какъ провинціальный адвокатъ. Вѣроятно, Локкъ ему обязанъ первымъ направленіемъ своихъ умственныхъ способностей, хотя, къ сожалѣнію, намъ очень мало извѣстно объ этомъ человѣкѣ. Ни въ этюдѣ Фоулера, ни въ болѣе полныхъ біографіяхъ Джона Локка, написанныхъ лордомъ Кингомъ Фоксомъ Боурнъ, не имѣется никакихъ свѣдѣній объ убѣжденіяхъ, политическихъ и религіозныхъ, отца Джона. Извѣстно только то, что онъ былъ человѣкъ способный, что Локкъ отзывался о немъ впослѣдствіи съ большимъ уваженіемъ и любовью; далѣе извѣстно, что въ то время, когда Локку было всего десять лѣтъ, отецъ его публично объявилъ въ церкви Публоу, къ приходу которой принадлежала его деревня, свое согласіе на протестъ долгаго парламента и что онъ черезъ нѣсколько недѣль послѣ этого отправился во главѣ отряда волонтеровъ, какъ кавалерійскій капитанъ, въ армію парламента. Эти свѣдѣнія, конечно, весьма недостаточны для правильной оцѣнки той среды, интеллектуальной и соціальной, въ которой выросъ Локкъ. Намъ приходится прибѣгать къ догадкамъ, такъ какъ остается совершенно неизвѣстнымъ, на чьей сторонѣ былъ Локкъ-отецъ при дальнѣйшемъ развитіи событій: на сторонѣ ли умѣреннаго долгаго парламента, или на сторонѣ реформаторовъ "новаго образца", сохранилъ ли онъ свой постъ капитала кавалеріи при преобразованіи арміи, или уступилъ его одному изъ тѣхъ неблагороднорожденныхъ людей, которыхъ защищалъ Кромвель въ своемъ замѣчательномъ письмѣ къ комитету парламента. "Можетъ быть,-- писалъ будущій протекторъ Англіи,-- васъ оскорбляетъ то обстоятельство, что такіе простые люди дѣлаются кавалерійскими капитанами. Было бы хорошо, чтобы люди почетные и благороднорожденные исполняли свои обязанности, но почему они не являются? А, вѣдь, дѣло должно" идти своимъ чередомъ,-- лучше простые люди, чѣмъ безлюдье; лучше имѣть людей терпѣливыхъ въ нуждѣ, вѣрныхъ и совѣстливыхъ при исполненіи ихъ обязанностей, а эти, я надѣюсь, окажутся такими... Для меня лучше простой, одѣтый въ панку, капитанъ, который знаетъ, за что онъ дерется, и любитъ то дѣло, за которое дерется, чѣмъ тотъ, котораго вы называете джентльменомъ и который только джентльменъ". Это письма Кромвеля характерно, какъ доказательство того соціальнаго дифференцированія, которое уже началось въ то время въ средѣ самихъ среднихъ классовъ. И "благороднорожденные, почетные джентльмены", непростые, одѣтые въ нанку люди" принадлежали къ среднимъ классамъ, но къ разнымъ слоямъ ихъ. Первые, провинціальные дворяне и профессіоналисты, а также богатые торговцы, тяготѣли къ аристократіи и были готовы къ примиренію съ Карломъ Первымъ на извѣстныхъ условіяхъ ограниченія его власти; вторые, фермеры и лавочники, тяготѣли къ демократіи, и составляли опору левеллеровъ, за мечтаніями которыхъ о водвореніи царства Божія виднѣлась совершенно не мечтательная радикальная парламентская реформа.

На чьей сторонѣ стоялъ отецъ Джона во время своего пребыванія въ арміи,-- на сторонѣ ли долгаго парламента, стремившагося къ увѣковѣченію своей власти, на сторонѣ ли Айртона и арміи, на сторонѣ ли парламентскихъ республиканцевъ Гарри Вана и Газельрига или, наконецъ, на сторонѣ ли великаго протектора, практическій умъ котораго старался найти какую-либо осуществимую схему для соглашенія между враждебными элементами, и который умеръ среди этихъ стараній отъ разбитаго сердца, съ сознаніемъ своей неудачи,-- неизвѣстно. Во всякомъ случаѣ, вѣрно то, что общественный классъ, къ которому принадлежалъ отецъ Локка, былъ не на сторонѣ реформаторовъ и въ своей жаждѣ покоя и порядка сначала подчинялся военному деспотизму Кромвеля, а потомъ съ радостью привѣтствовалъ возстановленіе законнаго порядка, т.-е. реставрацію Стюартовъ. Мы уже говорили, что самъ Локкъ привѣтствовалъ реставрацію въ весьма опредѣленныхъ выраженіямъ. Какъ бы то ни было, среда, въ которой росъ будущій философъ, была особенно благопріятна для развитія тѣхъ чертъ ума и характера, которыя онъ проявилъ къ своей послѣдующей общественной и научной дѣятельности, какъ сподвижникъ лорда Ашлея и Вильгельма III и какъ родоначальникъ эмпирической философія. Живя въ одномъ изъ самыхъ прелестныхъ деревенскихъ округовъ Англіи и, притомъ, не далеко отъ большаго города, бывшаго центромъ торговли и политики, привыкнувъ съ дѣтскаго возраста наблюдать за развитіемъ великихъ и знаменательныхъ событій и слушать обсужденіе важныхъ и возбуждающихъ мысль вопросовъ, онъ находился въ самыхъ благопріятныхъ для развитія его способностей условіяхъ. Вѣроятно, въ 1646 году онъ поступилъ въ вестминстерскую школу, по крайней мѣрѣ, въ октябрѣ 1652 года мы встрѣчаемъ его имя въ числѣ студентовъ въ коллегіи Christ-Church въ Оксфордѣ. Какъ Локкъ провелъ свои школьные годы, мы не знаемъ; дальше, когда мы будемъ говорить о его трактатѣ Мысли о воспитаніи (Thouhts concerning Еducation), мы увидимъ, что школа не оставила въ умѣ Локка благопріятныхъ впечатлѣній. Приходится опять пожалѣть о недостаткѣ нашихъ свѣдѣній объ университетской жизни Локка, потому что время тогда было любопытное во многихъ отношеніяхъ. Кромвель былъ канцлеромъ университета, а вице-канцлеромъ и деканомъ коллегіи былъ индепенденть д-ръ Овенъ, человѣкъ съ замѣчательно-либеральными въ дѣлѣ религіи взглядами. Очень возможно, конечно, что на мнѣнія Локка по вопросу о вѣротерпимости до значительной степени повліяли рѣчи и сочиненія пуританина-декана.

Во время гражданской войны дисциплина и репутація университетовъ пострадали значительно,-- въ такое бурное время иначе и быть не могло. Во время "короткаго" или "голокостнаго парламента" ("Barebone Parliament") 1653 года была даже сдѣлана попытка совершенно закрыть университетъ и коллегіи и доходы ихъ помѣстій употребить, какъ сообщаетъ Кларендонъ, "на общественныя нужды, чтобы освободить народъ отъ тяжести уплаты налоговъ". Эта попытка должна была распространить ужасъ среди университетскихъ кружковъ и возбудить множество преній и теоретическихъ вопросовъ, въ частности -- произвести далеко не благопріятное впечатлѣніе на человѣка съ такими умственными предрасположеніями, какъ Локкъ. Пуританская партія, бывшая въ то время сильною въ университетѣ, рѣшила не давать оружія своимъ врагамъ какимъ-либо нарушеніемъ дисциплины или непосѣщеніемъ богослуженія. Ревизоры, назначенные въ 1652 году Кромвелемъ, наблюдали за тѣмъ, чтобы въ коллегіяхъ были произносимы частыя проповѣди. Они приказали, "чтобы всѣ баккалавры и студенты въ коллегіяхъ и въ школахъ всякое воскресенье давали какому-нибудь лицу, извѣстному своимъ благочестіемъ и способностями, отчетъ о слышанныхъ ими въ этотъ день проповѣдяхъ и о посѣщеніи ими божественной службы. А также и ректоры (Heads), и депутаты сказанныхъ обществъ и всѣ имѣющіе степень выше баккалавра должны были лично присутствовать при совершеніи богослуженія и заботиться о томъ, чтобы молитвы и другіе религіозныя обязанности исполнялись надлежащимъ образомъ". Кромѣ того, въ теченіе недѣли во всѣхъ почти коллегіяхъ были произносимы одна или двѣ проповѣди. Наврядъ ли такіе порядки въ университетѣ могли особенно нравиться Локку, несмотря на то, что онъ въ теченіе всей своей жизни оставался искренно-религіознымъ человѣкомъ. Въ своихъ Мысляхъ о воспитаніи Локкъ до чрезвычайности неодобрительно относится и къ диспутамъ, составлявшимъ тогда значительную часть университетскаго курса. Вообще Локкъ вынесъ очень непріятное впечатлѣніе изъ своей университетской жизни. "Я часто слышала отъ него относительно первыхъ лѣтъ, проведенныхъ имъ въ университетѣ,-- разсказываетъ его другъ лэди Мэшэмъ, въ семьѣ которой онъ провелъ послѣдніе годы своей жизни,-- что онъ былъ совершенно неудовлетворенъ своимъ ученіемъ и находилъ, что оно мало просвѣтило его разумъ. Онъ былъ вообще недоволенъ своею жизнью въ университетѣ и желалъ, чтобы его отецъ предназначилъ его къ какому-либо другому призванію, такъ какъ онъ совсѣмъ не способенъ сдѣлаться ученымъ". Иначе, конечно, и быть не могло: схоластическая оксфордская ученость не могла удовлетворять столь здравый умъ, какимъ всегда отличался Локкъ. Тѣмъ не менѣе, она извѣстнымъ образомъ реагировала на него и помогла ему при образованіи многихъ изъ его философскихъ взглядовъ и въ этомъ отношеніи принесла ему несомнѣнную пользу. Въ 1656 году Локкъ получилъ степень баккалавра въ 1658 г.-- степень магистратъ 1660 году, не задолго до смерти своего отца, онъ былъ назначенъ лекторомъ греческаго языка въ коллегію Christ-Church и такимъ образомъ вошелъ въ составъ университетскихъ преподавателей.

Локкъ ничего не печаталъ до поздняго періода своей жизни, но это не значитъ, чтобы онъ ничего не писалъ. Мы уже говорили выше объ его трактатѣ въ пользу реставраціи и деклараціи Карла о вѣротерпимости, написанномъ въ 1660 году. Къ этому же періоду Фоксъ Боурнъ относитъ и неизданный и сдѣлавшійся извѣстнымъ только очень недавно трактатъ -- Размышленія о римской республикѣ. Нѣкоторыя изъ замѣчаній въ этомъ трактатѣ доказываютъ, что Локкъ и въ то время держался либеральныхъ взглядовъ въ политикѣ и религіи, которые онъ высказывалъ позже въ своихъ трактатахъ о вѣротерпимости и о правительствѣ. Религія, установленная Нумой, идеализируется авторомъ, такъ какъ она будто бы ставила вѣрующимъ только два требованія: признаніе благости и божественной сущности боговъ, и необходимость поклоненія имъ. Такимъ образомъ "устраняются ереси и расколы"; избѣгается также "ограниченіе области религіи при посредствѣ символовъ вѣры, катехизисовъ и безконечныхъ мелочей о сущности, свойствахъ и аттрибутахъ Бога". Въ этомъ произведеніи своей молодости Локкъ, такимъ образомъ, еще рѣшительнѣе, чѣмъ въ знаменитыхъ Письмахъ о вѣротерпимости, высказываетъ тѣ взгляды, которые впервые въ Англіи защищались двумя великими людьми эпохи возрожденія, Эразмомъ Ротердамскимъ, нѣмцемъ по рожденію, но англичаниномъ по воспитанію, и Томасомъ Моромъ въ его знаменитой Утопіи. Очень жаль, что не пѣется свѣдѣній о знакомствѣ его съ произведеніями этихъ писателей въ этотъ періодъ его жизни; хотя слѣдуетъ думать, что онъ могъ придти къ подобнымъ взглядамъ и подъ вліяніемъ другихъ авторовъ -- Чиллингворта, Тейлора, съ которыми онъ, вѣроятно, познакомился уже во время своего пребыванія въ Оксфордѣ.

1666 годъ былъ поворотнымъ пунктомъ въ жизни Локка,-- онъ опредѣлилъ всю его будущую общественную дѣятельность, его политическую карьеру и, вѣроятно, сформировалъ его взгляды на политическіе вопросы дня. Всѣмъ этимъ Локкъ былъ обязанъ своей встрѣчѣ съ Ашлеемъ Куперомъ, въ то время уже лордомъ Ашлеемъ, а впослѣдствіи лордомъ Шефтсбюры, человѣкомъ не особенно высокимъ со стороны нравственной, но замѣчательнымъ какъ политическій дѣятель и, несомнѣнно, бывшимъ однимъ мнѣ самыхъ крупныхъ людей временъ реставраціи. Мы позволимъ себѣ заимствовать характеристику этого человѣка у историка Грина, великаго мастера на характеристики. Всѣ дѣйствія Ашлея въ теченіе его долгой политической карьеры указываютъ на отличавшія его натуру смѣлость, самоувѣренность, разнообразіе способностей и умѣнье пользоваться всѣми рессурсами. Въ дѣтствѣ онъ спасъ свое помѣстье отъ жадности опекуновъ, смѣло явившись лично къ генералъ-атторнею Пою просить у него защиты. Когда онъ былъ студентомъ въ Оксфордѣ, онъ организовалъ бунтъ "новичковъ" противъ унизительныхъ обычаевъ, введенныхъ старшими членами коллегіи, и ему удалось уничтожить ихъ. Въ восемнадцать лѣтъ онъ уже былъ членомъ короткаго парламента. При началѣ гражданскихъ войнъ онъ стоялъ за дѣло короля. Но среди успѣховъ королевскихъ войскъ онъ уже предвидѣлъ погибель этого дѣла и перешелъ на сторону парламента, потомъ онъ былъ приверженцемъ Кромвеля и сдѣлался членомъ его государственнаго совѣта. Временная немилость, въ которую онъ впалъ въ послѣдніе годы жизни Кромвеля, возбудила въ немъ горячую ненависть къ протектору и послѣ его смерти онъ произнесъ въ палатѣ страстную обвинительную рѣчь противъ "его высочества печальной памяти, обманомъ и насиліемъ лишившаго всѣхъ свободы при жизни и заковавшаго въ рабскія цѣпи при смерти", и противъ арміи, которая "побѣдила не только своихъ враговъ, но и своихъ господъ, собравшихъ и содержавшихъ ее", которая не только покорила Шотландію и Ирландію, но и мятежную Англію, и подавила "злокозненную" партію судей и законовъ". Эти жгучія инвективы и интриги Ашлея съ Монкомъ и дѣятельное его участіе въ призывѣ короля были вознаграждены титуломъ пэра и выдающимся мѣстомъ въ королевскомъ совѣтѣ. Ашлею въ то время было сорокъ лѣтъ, при республикѣ онъ былъ извѣстенъ какъ "самая громкая труба въ крикливомъ оркестрѣ" (слова Драйдена); но едва онъ сдѣлался министромъ короля, какъ ринулся въ[придворный развратъ съ горячностью, удивившею даже его повелителя. "Вы самый злой песъ во всей Англіи",-- смѣялся король при одной безстыдной шуткѣ своего совѣтника.-- "Я думаю, государь, что я дѣйствительно самый злой... изъ подданныхъ!" -- безстыдно отвѣчалъ тотъ. Но развращенность Ашлея была просто маской. По привычкамъ и по природѣ онъ былъ умѣреннымъ человѣкомъ и, притомъ, его плохое здоровье дѣлало всякіе эксцессы невозможными. Англія скоро поняла, что человѣкъ, говорившій комплименты въ будуарѣ лэди Кастльменъ, или пившій и забавлявшійся шуточками съ Седлеемъ и Букингамомъ, былъ способнымъ и трудолюбивымъ дѣловымъ человѣкомъ... Его дѣятельность была поразительна... Какъ государственный человѣкъ, Ашлей былъ не только выше своихъ современниковъ по своимъ способностямъ и трудолюбію, онъ былъ выше ихъ и по своему презрѣнію къ личнымъ выгодамъ. Даже ярый его врагъ, Драйденъ, признавалъ, что руки его были чисты. Его положеніе, какъ политическаго вождя, былостранно на нашъ современный взглядъ. По своимъ религіознымъ убѣжденіямъ онъ былъ деистъ, по образу жизни распутникъ и, тѣмъ не менѣе, въ королевскомъ совѣтѣ онъ оставался представителемъ пресвитеріанской и нонконформистской партіи. Онъ былъ сильнымъ и упорнымъ защитникомъ вѣротерпимости, но его защита была построена на чисто-политическихъ основаніяхъ. Единственнымъ средствомъ соединить церковниковъ я диссиндентовъ была политика вѣротерпимости, а при господствующемъ въ Англіи, послѣ реставраціи, настроеніи онъ могъ питать надежды только на короля въ своихъ стремленіяхъ добиться вѣротерпимости. Поэтому шутки, распутство, быстрота работѣ были для него просто средствами для пріобрѣтенія. вліянія на короля и для полученія его поддержки въ борьбѣ противъ нетерпимости Кларендона.

Съ такимъ-то человѣкомъ встрѣтился Локкъ, и эта встрѣча опредѣлила все его будущее. Дѣло свободы, политической и религіозной, защищается часто грубыми, а иногда и нечистыми руками, но для всякаго мыслящаго человѣка отрадно наблюдать, что рядомъ съ Ашлеями почти всегда стоятъ Локни, и такъ какъ, въ концѣ-концовъ, торжество принадлежитъ всегда идеямъ, руководящимъ дѣйствіями людей, ибо торжество какого угодно дѣла возможно только при извѣстномъ общественномъ благопріятномъ этому дѣлу настроеніи,-- то въ исторіи человѣчества мыслители, вродѣ Локка, имѣютъ" несомнѣнно большее вліяніе, чѣмъ дѣятели, вродѣ Ашлея. Лордъ Ашлей былъ въ то время уже пожилымъ человѣкомъ, ему было около 50-ти лѣтъ, когда онъ былъ признанъ главой такъ называемой сельской партіи, т.-е. виговъ, и его политическія и религіозныя мнѣнія были выработаны всею его бурною карьерой, протекшею среди такихъ условій, которыя рѣдко повторяются въ исторіи народа. Трудно думать, чтобы Локкъ могъ пользоваться какимъ-либо прочнымъ вліяніемъ на такого человѣка. Имѣлъ ли Ашлей вліяніе на Локка? Отвѣтить на этотъ вопросъ очень трудно,-- мы видѣли уже, что къ основнымъ своимъ взглядамъ о вѣротерпимости онъ пришелъ раньше своего знакомства съ Ашлеемъ, а вопросъ о вѣротерпимости являлся въ то время основнымъ вопросомъ политики. Можно думать, что Ашлей могъ вліять на Локка въ другомъ отношеніи, что связь съ нимъ пріучила Локка къ извѣстной системѣ практической дѣятельности и что она заставила его болѣе внимательно отнестись къ вопросамъ государственнаго права, къ изученію конституціи и практической политики своей родины. Это, конечно, только догадка, но догадка весьма естественная. Каковъ бы ни былъ Ашлей съ точки зрѣнія этической, онъ былъ горячимъ защитникомъ религіозной терпимости, врагомъ папизма, какъ политической силы и абсолютистскихъ принциповъ въ государствѣ, а эти убѣжденія Ашлея должны были привязывать къ нему представителя интересовъ и настроенія среднихъ классовъ, ихъ ненависти къ абсолютизму и ихъ свободомыслія въ религіи. Самъ Ашлей по происхожденію былъ настолько же такимъ представителемъ среднихъ классовъ въ политикѣ, какимъ былъ впослѣдствіи Локкъ въ наукѣ и литературѣ. Это соединило ихъ, и соединило навсегда, до самой смерти Ашлея.

Знакомство произошло случайно. Ашлею было предписано пить астройскія воды (Астропъ -- деревушка близь Оксфорда), и Локку было поручено доставлять ему эти воды. Локкъ,-- слѣдуетъ сказать,-- былъ уже въ то время медикомъ, хотя онъ не получилъ до конца своей жизни званія доктора медицины. Локку разъ пришлось сдѣлать визитъ лорду и они очень понравились другъ другу. Лѣтомъ 1667 года Локкъ жилъ уже у лорда Ашлея въ Лондонѣ и "съ этого времени,-- развязываетъ лэди Мэшэмъ,-- онъ былъ домашнимъ человѣкомъ у лорда и былъ уважаемъ не только его сіятельствомъ, но и всѣми друзьями его семьи". Въ этотъ періодъ жизни Локка былъ написанъ имъ Essay concerning Toleration, неизданный при его жизни и только недавно напечатанный въ его біографіи Фокса Боурна. Можно предполагать, что этотъ Опытъ написанъ по иниціативѣ лорда Ашлея и, вѣроятно, былъ очень распространенъ въ рукописи среди защитниковъ вѣротерпимости. Дальше мы будемъ говорить о позднѣйшемъ произведеніи Локка, о его Письмахъ о вѣротерпимости, и можемъ потому ограничиться здѣсь общими заключеніями, къ которымъ пришелъ Локкъ. Во-первыхъ, "всѣ спекулятивныя мнѣнія и религіозное богослуженіе должны быть терпимы" и всякій человѣкъ имѣетъ въ этомъ отношеніи право "на полную и ничѣмъ не ограничиваемую свободу, лишь бы онъ поступалъ искренно и по совѣсти, по мѣрѣ своего знанія и убѣжденія"; всѣ-вторыхъ, "есть нѣкоторыя мнѣнія и дѣйствія, по своей естественной тенденціи абсолютно-вредныя для человѣческаго общества: такъ, напримѣръ, будто еретики могутъ погубить вѣру, будто человѣкъ обязанъ проповѣдывать и распространять тѣ мнѣнія, которыя онъ имѣетъ, и тому подобное; а изъ дѣйствій -- всякаго рода несправедливость и обманъ: таковыхъ мнѣній и дѣйствій гражданская власть не должна терпѣть", и, въ-третьихъ, тѣ мнѣнія и дѣйствія, насколько "ихъ вліяніе къ благу или ко злу" зависитъ отъ "положенія государства и положенія дѣлъ", "имѣютъ право на терпимость постольку, поскольку они не вредятъ обществу и не служатъ какимъ-либо образомъ помѣхой правительству". О теоретическомъ значеніи подобныхъ положеній о вѣротерпимости, какъ вытекающихъ изъ общаго характера практическаго настроенія среднихъ классовъ общества, всегда присущаго имъ во всѣ времена и у всѣхъ народовъ, а также и объ ихъ различіи по методу постановки вопросовъ отъ взглядовъ прежнихъ защитниковъ религіозной свободы въ Англіи, мы будемъ говорить при изложеніи Писемъ о вѣротерпимости, а теперь скажемъ только о практическихъ выводахъ, дѣлаемыхъ Локкомъ изъ его заключеній: "паписты не должны пользоваться удобствами вѣротерпимости, такъ какъ, получивъ власть, они считаютъ себя обязанными отказывать въ терпимости другимъ"; "фанатики", какъ называли тогда диссентеровъ, должны быть по меньшей мѣрѣ терпимы. Относительно же "объединенія" (comprehension) Локкъ высказываетъ, какъ общій принципъ, "что правилъ относительно спекулятивныхъ мнѣній должна "быть немного и обряды богослуженія должны быть немногочисленны легки, а это и есть латитударіанизмъ".

Время, проведенное Локкомъ въ домѣ норда Ашлея, было для него временемъ политическихъ заботъ и неустанной дѣятельности, Самъ Локкъ, правда, не игралъ выдающейся политической роли, но онъ былъ близкимъ человѣкомъ и, вѣроятно, во многихъ случаяхъ совѣтникомъ лорда, бывшаго вѣкто время центральною фигурой "въ спутанной игрѣ интригъ, политическихъ минъ и контрминъ, изъ которыхъ слагалась тогда политическая дѣятельность Англіи. Эпоха была крайне важною для дальнѣйшихъ судебъ страны. Историки -- не только такіе, какъ Маколэй, но даже и столь склонные къ политическому радикализму, какъ Гринъ -- обыкновенно считаютъ это время, съ его заключительнымъ актомъ, революціей 1688 года, даже болѣе важнымъ, чѣмъ время гражданскихъ войнъ. Различіе въ общественномъ настроеніи этихъ двухъ эпохъ было, во всякомъ случаѣ, весьма значительное: во время реставраціи дѣло шло объ осуществленіи нѣкоторой, и, притомъ, не самой важной по глубинѣ и широтѣ части идей, порожденныхъ во время гражданскихъ войнъ; вмѣсто широкихъ политическихъ реформъ, къ какимъ стремилась радикально настроенная часть населенія, наступала эра, сравнительно говоря, узкой, хотя и чрезвычайно важной для будущаго парламентской борьбы. Животворный духъ гражданской войны не исчезъ, но онъ сдѣлался болѣе поверхностнымъ, болѣе мелкимъ -- мѣсто теоретической мысли, доходящей всегда до крайнихъ предѣловъ своего діалектическаго развитія, замѣнилъ компромиссъ въ мысли и въ дѣйствіи. Такъ всегда бываетъ въ эпохи практическія, а реставрація, также какъ и ея финалъ -- революція были несомнѣнно именно такими эпохами; время практическаго осуществленія идеи всегда отличается отъ времени теоретическаго творчества болѣе узкимъ, но за то и болѣе осуществимымъ міровоззрѣніемъ, меньшею смѣлостью къ постановкѣ вопросовъ, менѣе глубокимъ идеализмомъ. Прошло то время, когда левеллеры Кромвелевской арміи, эти "богобоязненные" фермеры и мелкіе лавочники, считали себя избранными слугами Божьими, исполнявшими спеціальную миссію "устроенія" (settlement) избраннаго Божьяго народа,-- измѣнились не только настроенія, не только люди, а я цѣлые общественные классы, которые теперь руководили судьбами Англіи. Мѣсто "богобоязненныхъ" фермеровъ и мелкихъ лавочниковъ, мелкой буржуазіи, мѣсто представителей мелкаго хозяйства и мелкой торговли заняли джентльмены и купцы, представители первой стадіи развитія капитализма въ земледѣліи, торговлѣ и промышленности. Есть всѣ основанія полагать, что Локкъ уже въ то время, не участвуя самъ въ политической жизни, раздѣлялъ, тѣмъ не менѣе, всѣ стремленія этихъ новыхъ владыкъ положенія и ихъ политическихъ вождей, какимъ былъ Ашлей. Всѣ историки и біографы Локка говорятъ, наприм., объ его участіи въ составленіи конституціи штата Каролины, хотя степень этого участія и неизвѣстна. Штатъ Каролина былъ пожалованъ королемъ восьмерымъ лордамъ-собственникамъ, въ числѣ которыхъ былъ лордъ Ашлей. Достовѣрно, что Локкъ былъ чѣмъ-то вродѣ главнаго секретаря и управляющаго этой ассоціаціи. Въ конституціи Каролины имѣются статьи, которымъ Локкъ, да, вѣроятно, и самъ Ашлей, не могли особенно, сочувствовать, наприм., статьи о введеніи феодальныхъ отношеній въ смягченной формѣ. Но важно для характеристики того духа компромисса, которымъ вообще отличалось то время, то обстоятельство, что Локкъ примирился, если не согласился, съ подобными узаконеніями. Еще характернѣе въ этомъ отношеніи статья, узаконяющая существованіе въ штатѣ невольничества. Одобрялъ ли ее Локкъ, или нѣтъ, это все равно,-- важно то, что такой мыслитель, какъ онъ, и не думалъ о естественномъ и гражданскомъ равенствѣ всѣхъ людей, о которыхъ, однако, думали левеллеры и еще раньше Томасъ Моръ. Защита гражданскихъ правъ основывалась для среднихъ классовъ англійскаго общества, отстаивающихъ эти права, не на общихъ теоретическихъ принципахъ, а на практическихъ политическихъ соображеніяхъ. Только значительно позже, въ концѣ прошлаго и въ началѣ настоящаго столѣтія, когда на политическую сцену съ своими идеями и съ своимъ настроеніемъ выступили низшіе общественные слои, вопросъ о равенствѣ становится на почву принциповъ и теоріи, что, конечно, опять-таки обусловливалось экономическимъ положеніемъ этихъ новыхъ слоевъ. Тѣмъ же характеромъ практичности и духомъ компромисса отличались, въ сущности говоря, и статьи конституціи объ устройствѣ религіозныхъ дѣлъ въ колоніяхъ, хотя этотъ вопросъ рѣшался въ болѣе широко гуманномъ направленіи; можно думать, что эти статьи принадлежали перу самого Локка. Въ колоніи гражданскими правами пользовались только тѣ, которые признавали существованіе Бога и соглашались на необходимости публичнаго поклоненія ему. Съ этою оговоркой религіозная свобода была полная: семь человѣкъ могли составлять церковь, съ тѣмъ только условіемъ, чтобъ они признавали долгъ каждаго человѣка свидѣтельствовать истину и согласились относительно какого-либо внѣшняго символа такого свидѣтельствованія. Всякій не принадлежавшій къ какой-либо изъ церквей признавался стоящимъ внѣ покровительства законовъ. Членъ одной церкви не долженъ былъ "оскорблять и преслѣдовать другихъ; никто не долженъ былъ хулить, унижать и упрекать вѣрованія другихъ церквей, такъ какъ это составляетъ вѣрное средство для нарушенія мира и препятствіе для обращенія людей къ истинѣ".

До какой степени Локкъ раздѣлялъ всѣ стремленія лорда Шефтсбюри, какъ теперь назывался лордъ Ашлей, и его склонность къ компромиссу и къ практической политикѣ, это доказывается слѣдующимъ эпизодомъ, изъ его жизни,-- эпизодомъ, на которомъ его біографы останавливаются съ нѣкоторою грустью, но который представляется съ нашей точки зрѣнія совершенно естественнымъ и логичнымъ. Шефтсбюри, теперь первый министръ короля, зашелъ такъ далеко съ своимъ желаніемъ добиться вѣротерпимости для диссентеровъ, что рѣшился, хотя и неохотно, отступить отъ традиціонной политики Англіи, вызываемой интересами пользующейся симпатіей тѣхъ общественныхъ классовъ, представителенъ и вождемъ которыхъ онъ самъ былъ, и поддерживалъ короля въ его личной политикѣ и желаніи воевать съ Голландіей. Въ парламентѣ 1673 года онъ произнесъ свою знаменитую рѣчь въ защиту этой войны, заканчивающуюся извѣстнымъ изреченіемъ: "Delenda est Carthago", и Локкъ стоялъ съ рукописною рѣчью рядомъ съ лордомъ, чтобы въ случаѣ надобности подсказывать ему. Оффиціальное положеніе Локка совсѣмъ не требовало отъ него такого участія въ политической интригѣ, но онъ, очевидно, вполнѣ раздѣлялъ взгляды и планы Шефтсбюри. Это доказывается и слѣдующими словами третьяго графа Шефтсбюри: "Когда мой дѣдъ оставилъ дворъ и подвергался опасностямъ, Локкъ дѣлилъ съ нимъ эти опасности, какъ раньше дѣлилъ почести и выгоды (власти). Онъ довѣрялъ ему самыя тайныя изъ своихъ сношеній и пользовался его услугами во всѣхъ государственныхъ дѣлахъ, которыя онъ считалъ нужнымъ довести до свѣдѣнія публики".

Біографъ Локка съ большимъ удовольствіемъ останавливается на другихъ событіяхъ этого періода жизни Локка. Въ 1668 году онъ былъ избранъ членомъ королевскаго общества и въ 1672 г. былъ даже членомъ его совѣта. Но онъ не принималъ дѣятельнаго участія въ работахъ этого общества, хотя, несомнѣнно, очень интересовался естествознаніемъ, тогда получившимъ въ Англіи очень сильное развитіе,-- вѣроятно, принимать дѣятельное участіе ему мѣшали именно политическія заботы. Несомнѣнно, однако, что онъ принималъ очень дѣятельное участіе въ занятіяхъ кружка людей, бывшихъ близкими друзьями и занимавшихся вопросами философскими. На одномъ собраніи этого неоффиціальнаго философскаго клуба зашелъ разговоръ, бывшій поводомъ для написанія Локкомъ его Опыта, того сочиненія, которое сдѣлало его имя безсмертнымъ. Вѣроятно, этотъ разговоръ происходилъ въ 1670 или 1671 году. Самое сочиненіе опубликовано только двадцать лѣтъ спустя, въ 1690 году. "Если стоитъ безпокоить тебя разсказомъ о происхожденіи этого Опыта,-- говоритъ Локкъ въ своемъ письмѣ къ читателю,-- я скажу тебѣ, что однажды пять или шесть изъ моихъ друзей собрались у меня и они начали говорить о предметахъ, не имѣющихъ, повидимому, никакого отношенія къ предмету этого Опыта, и внезапно оказались въ большомъ затрудненіи. Не находя разрѣшенія сомнѣній, смущавшихъ насъ, я пришелъ къ убѣжденію, что мы идемъ по ложному нути, и что, прежде чѣмъ начинать изслѣдованія подобнаго рода, необходимо изслѣдовать наши способности и узнать, можетъ ли нашъ разумъ заниматься подобными вопросами. Я и предложилъ это своимъ друзьямъ, а тѣ охотно согласились, и такъ было рѣшено, что именно это должно составлять предметъ нашихъ первыхъ изслѣдованій". Эти слова имѣютъ не одно только біографическое значеніе,-- они, кромѣ того, указываютъ на ту сторону произведенія Локка, которая составляетъ особенную заслугу и оригинальность его, какъ философа. Наука, которую мы теперь называемъ психологіей, до появленія Опыта была подчинена исключительно интересамъ другихъ отраслей спекулятивнаго мышленія. Нѣкоторое исключеніе изъ этого утвержденія можетъ быть сдѣлано относительно Гоббса, Декарта и Спинозы, но и они только случайно касались психологическихъ вопросовъ, поэтому безъ преувеличенія можно утверждать, что Локкъ былъ первымъ философомъ, пытавшимся приступить къ изученію явленій человѣческаго духа, ихъ взаимныхъ отношеній, ихъ причинъ и предѣловъ. Онъ самъ говорить, что его задача состоитъ въ томъ, чтобы "изслѣдовать происхожденіе, достовѣрность и объемъ человѣческаго знанія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, основанія и степень вѣрованій и мнѣній". Эту задачу онъ исполнилъ не догматически, а критически, такъ что можно съ полною справедливостью признать его родоначальникомъ критической философіи. Любопытно при этомъ то, что онъ совершенно устраняетъ техническую школьную терминологію и пишетъ языкомъ образованнаго общества того времени. Отсутствіе педантизма и предразсудковъ въ философскомъ сочиненіи было въ то время такою рѣдкостью, что несомнѣнно эти свойства сочиненія Локка много способствовали его распространенію и популярности.

Опытъ о человѣческомъ разумѣ (Essay on human Understanding) вышелъ въ Англіи, какъ мы сказали, въ 1690 году. Въ жизни Локка до этого времени произошло много очень важныхъ событій, но мы разскажемъ о нихъ въ слѣдующей статьѣ, а теперь, чтобы не отвлекать вниманія читателя отъ этого самаго важнаго изъ сочиненій Локка, мы поговоримъ о его значеніи въ исторіи философіи.

Центральная идея работы Локка состоитъ въ томъ, что всякое человѣческое знаніе производится опытомъ. Имѣемъ ли мы какія-либо идеи, независимо отъ опыта, или, говоря языкомъ Локка, существуютъ ли въ нашемъ духѣ какіе-либо врожденные принципы?

"У нѣкоторыхъ людей установилось мнѣніе, что въ разумѣ существуютъ нѣкоторые врожденные принципы, нѣкоторыя первичныя понятія, запечатлѣнныя, такъ сказать, въ духѣ человѣческомъ".

Это-то мнѣніе изслѣдуетъ и опровергаетъ Локкъ въ первой или вводной книгѣ своего Опыта. Часто утверждали, что опровергаемое Локкомъ мнѣніе не было такъ распространеннымъ даже у его предшественниковъ. И дѣйствительно, еще Декартъ иногда сравниваетъ эти врожденныя понятія или идеи съ болѣзнями, о которыхъ говорятъ, что они врожденныя въ извѣстныхъ семьяхъ, не потому, "что дѣти этихъ семей страдаютъ отъ такихъ болѣзней въ утробѣ своей матери, а потому, что они родятся съ извѣстными болѣзненными предрасположеніями". Этими словами Декартъ, повидимому, подходить къ тому принципу наслѣдственности, который въ настоящее время является примиряющимъ элементомъ двухъ системъ философіи; и, тѣмъ не менѣе, даже у Декарта такія заявленія чистая случайность; всѣ же другіе философы, предшествующіе Локку, стоять положительно на почвѣ апріорной теорія, на которую онъ нападаетъ. Эта теорія была, говоря словами Локка, "торною дорогой", по которой шли люди, занимавшіеся спекулятивными вопросами, и отступленіе съ этой дороги было дѣломъ новымъ и опаснымъ. Самымъ дѣйствительнымъ изъ аргументовъ Локка противъ этой теоріи можетъ считаться его вызовъ защитникамъ врожденныхъ принциповъ указать на нихъ. Локкъ въ этомъ случаѣ стоитъ на совершенно вѣрной дорогѣ. Невозможно ясно различить между аксіомами и производными положеніями. Принадлежность къ извѣстной расѣ, темпераментъ, умственныя способности, привычки, воспитаніе производятъ такія различія между людьми, что то, что для одного представляется аксіомой и безспорнымъ, другимъ допускается съ нѣкоторыми колебаніями, а третьимъ совсѣмъ отрицается. Это особенно вѣрно, какъ указываетъ Локкъ, относительно принциповъ религіи или морали. Они такъ распространены въ цивилизованныхъ обществахъ, что ихъ считаютъ независимыми отъ разума, "напечатлѣнными въ духѣ". Но то обстоятельство, что эти принципы не признаются всѣмъ человѣчествомъ, доказываетъ, во всякомъ случаѣ, что они не аксіомы и подлежатъ доказательству. Этотъ рѣшительный протестъ Локка противъ произвольныхъ предположеній и противъ попытокъ сдѣлать большое количество предложеній, какъ практическихъ, такъ и спекулятивныхъ, неподлежащими контролю разума и составляетъ самую цѣнную часть его философіи.

Очистивъ себѣ путь отъ теоріи врожденныхъ идей, Локкъ во второй книгѣ занимается изслѣдованіемъ путей пріобрѣтенія духомъ знанія. Въ этой части Опыта онъ употребляетъ свою неудачную и такъ часто подвергавшуюся нападкамъ метафору, сравненіе духа "съ листомъ бѣлой бумаги, безъ буквъ и безъ идей". Локкъ производитъ знаніе отъ двухъ источниковъ: ощущенія (сенсаціи) и размышленія (рефлекціи); такимъ образомъ, онъ становится на точку зрѣнія, совершенно отличную отъ той, на которой стояли такъ называемые сенсуалисты. Его теорію происхожденія знанія можно назвать, если угодно, экспериментальной, но отнюдь не сенсуалистической. Вся вторая книга Опыта посвящена попыткѣ выяснить простыя идеи, получаемыя изъ вышеупомянутыхъ двухъ источниковъ, и привести къ нимъ всѣ другія, самыя сложныя идеи. Мы не можемъ [слѣдовать въ этомъ анализѣ за авторомъ и удовольствуемся немногими цитатами. "Это простыя идеи,-- говоритъ философъ,-- матеріалы нашего знанія доставляются духу только двумя вышеупомянутыми путями, именно ощущеніемъ и размышленіемъ. Когда разумъ снабженъ простыми идеями, онъ имѣетъ способность повторять, сравнивать и соединять ихъ и можетъ создавать сложныя идеи. Но не во власти самаго широкаго ума (Wit) или просвѣщеннаго разума изобрѣсти какую-либо новую идею, помимо вышеупомянутыхъ путей. И никакая сила разума не можетъ разрушить пріобрѣтенныя идеи; власть человѣка въ этомъ маломъ мірѣ его разумѣнія такова же, какъ и его власть въ великомъ мірѣ видимой вселенной, т.-е. его власть при помощи искусства не простирается дальше соединенія или раздѣленія имѣющихся подъ рукой матеріаловъ; она не можетъ создать малѣйшей частицы новой матеріи или уничтожить уже существующій атомъ. Ту же способность нашего разума замѣчаемъ мы, если мы вздумаемъ образовать въ умѣ какую-либо идею, не воспринятую чувствами отъ внѣшнихъ предметовъ или размышленіемъ отъ дѣйствій собственнаго духа".

Такимъ образомъ, при воспріятіи простыхъ идей, нашъ разумъ, по мнѣнію Локка, абсолютно пассивенъ; онъ не можетъ отказаться отъ ихъ воспріятія, не можетъ измѣнить и уничтожить ихъ, какъ зеркало не можетъ отказаться воспринять, измѣнить или уничтожить отраженный образъ. Дѣятельность разума начинается только съ момента появленія въ немъ простыхъ идей, но за то тогда она безпредѣльна.

Изъ всѣхъ сложныхъ идей наиболѣе смущаетъ Локка идея о сущности (субстанціи). Если мы изслѣдуемъ идеи о лошади, домѣ, человѣкѣ и т. д., мы приводимъ ихъ къ значительному количеству простыхъ идей, вродѣ идей протяженія, формы, цвѣта, вѣса и т. д. Но, по мнѣнію Локка, въ этомъ отношеніи идущаго по слѣдамъ другихъ философовъ его времени, кромѣ этихъ свойствъ, имѣется субстратъ, которому они присущи или, говоря его собственными словами, "въ которомъ они существуютъ и отъ котораго проистекаютъ"; о различныхъ свойствахъ мы можемъ образовать ясныя идеи и можетъ дать о нихъ болѣе или менѣе ясный и опредѣленный отчетъ. Но можемъ ли мы образовать ясную идею или дать понятный отчетъ о такомъ субстратѣ? Локкъ именно потому и является представителемъ здраваго смысла въ философіи, что у него нашлось достаточно смѣлости, чтобы отступить отъ общепризнанныхъ метафизическихъ понятій и дать отрицательный отвѣть на подобный вопросъ. Для него идея о субстратѣ или субстанціи -- "смутная идея о нѣчто, къ которому относятся свойства и въ которомъ они существуютъ".

"Если бы человѣка спросили,-- говоритъ онъ,-- что это такое, чему присущи твердость (Solidity) и протяженіе (Extension), онъ оказался бы въ томъ же положеніи, какъ и индѣецъ, который утверждалъ, что вселенную поддерживаетъ большой слонъ, и когда его спросили, что же поддерживаетъ слона, онъ отвѣчалъ, что его поддерживаетъ большая черепаха. Но когда его спросили, что же поддерживаетъ эту черепаху, онъ былъ вынужденъ отвѣтить, что этого онъ не знаетъ. И здѣсь также, какъ и въ другихъ случаяхъ, когда мы употребляемъ извѣстныя слова, не имѣя ясныхъ и опредѣленныхъ идей, мы говоримъ, какъ говорятъ дѣти; когда ихъ спросятъ о чемъ-нибудь, чего они не знаютъ, они даютъ такой удовлетворительный отвѣтъ: это нѣчто. Собственно говоря, это просто означаетъ, что люди совсѣмъ не имѣютъ опредѣленной идеи о томъ, что они претендуютъ знать и о чемъ они говорятъ".

Подобная постановка вопроса о субстанціи, собственно говоря, вела къ дальнѣйшимъ шагамъ въ этомъ направленіи, т.-е. къ попыткѣ совершенно отдѣлаться отъ этого "неизвѣстнаго намъ нѣчто". Въ самомъ дѣлѣ, если мы не знаемъ, что это такое, то какъ мы можемъ знать, что это вообще существуетъ и что это не просто фикція? И дѣйствительно, попытки были сдѣланы въ двухъ направленіяхъ -- идеалистическою философіей, въ лицѣ Берклея, относительно матеріи, и критической, въ лицѣ Юма, относительно духа. Если бы мы не имѣли положительныхъ заявленій Локка, мы были бы склонны думать, что и самъ онъ считалъ различіе между субстанціей и акцидентами, по крайней мѣрѣ, относительно матеріи и ея свойствъ, не существеннымъ и что онъ желалъ возбудить сомнѣніе въ существованіи "неизвѣстнаго нѣчто".

Въ четвертой книгѣ Опыта встрѣчается утвержденіе, возбудившее негодованіе всѣхъ современныхъ ему философовъ и теологовъ, утвержденіе возможности для матеріи мыслить, такъ какъ для нашего ума не болѣе недопустимо предположеніе, что Богъ могъ "присоединить къ матеріи способность мыслить, чѣмъ предположеніе, что онъ присоединилъ къ ней другую субстанцію, обладающую такою способностью". Впрочемъ, въ первомъ письмѣ къ епископу ворчестерскому (о которомъ мы упомянемъ въ слѣдующей статьѣ) онъ допускаетъ, что у насъ, людей, въ высшей степени, вѣроятно, мыслящая субстанція невещественна.

Вторая книга кончается короткою, но интересною главой объ ассоціаціи идей. Этотъ терминъ, столь знакомый теперь всякому, читавшему хоть одно сочиненіе по психологіи, былъ введенъ въ науку Локкомъ, причемъ онъ употребляетъ и терминъ "нераздѣльный" (inseparable).

При современномъ состояніи науки и философіи, разумѣется, слишкомъ легко подвергать критикѣ основныя положенія Локка. Опытъ, какъ источникъ знанія, для него чисто-иидивидуальный; чтобы пріобрѣсти этотъ опытъ, мы должны обладать извѣстными врожденными способностями. Локкъ не умѣетъ иначе объяснить это обстоятельство, какъ тѣмъ, что Богъ одарилъ насъ ими. Такимъ образомъ, Deus ex machina является такою же необходимостью въ его системѣ, какъ и въ системѣ его противниковъ. Локкъ, кажется, не ставилъ себѣ вопроса о возможности естественнаго объясненія присутствія этихъ способностей. Но слѣдуетъ помнить, что только въ очень недавнее время ученые задались подобнымъ вопросомъ. Не только то обстоятельство, что мы имѣемъ "врожденныя способности", но я всѣ различія естественныхъ способностей разныхъ людей, то чрезвычайно важное обстоятельство, что въ очень ранній періодъ развитія человѣчества появляются такія абстрактныя понятія, какъ понятія о пространствѣ, времени, причинности и проч., остаются совершенно необъясненными теоріей Локка. Поэтому для Банта было не особенно трудно показать, что проблема происхожденія знанія осталась Локкомъ нерѣшенною, что апостеріорные опыты предполагаютъ существованіе въ духѣ апріорныхъ понятій. Но Кантъ столь же мало объяснилъ апріорный элементъ нашего знанія; онъ утверждаетъ, что духъ обладаетъ извѣстными формами и категоріями, координирующими и формирующими впечатлѣнія, получаемыя отъ внѣшняго міра, и что онѣ столь же необходимы для пріобрѣтенія опыта, какъ и опытъ необходимъ для ихъ уясненія въ сознанія. Но на этомъ, собственно говоря, и кончается его анализъ,-- трудно сказать, чѣмъ онъ лучше Deus ex machina Локка. Въ нѣкоторомъ отношеніи даже хуже, потому что съ его философіей мы снова вступаемъ въ Таинственную область врожденныхъ идей. Только принципъ наслѣдственности, оказавшійся столь могущественнымъ для уясненія многихъ затрудненій, представляемыхъ явленіями природы, можетъ, хотя бы и до нѣкоторой только степени,.уяснить и этотъ трудный и сложный вопросъ. Здѣсь было бы неумѣстно говорить о попыткахъ примѣненія этого принципа, но будетъ умѣстно напомнить, что самымъ научнымъ отвѣтомъ на всѣ эти затрудненія будетъ тотъ отвѣтъ, который, слѣдуя аналогіи теоріи, допускаемой теперь всѣми относительно физическаго строенія животныхъ и растеній, приписываетъ ихъ образованіе непрерывному дѣйствію причинъ, идущихъ однообразно въ одномъ и томъ же направленіи,-- однимъ словомъ, приписываетъ ихъ эволюціи. На основаніи подобной теоріи въ нашемъ знаніи имѣются и апріорный, и апостеріорный элементы или, выражаясь точнѣе, существуютъ апріорныя и апостеріорныя условія нашего знанія; условія à posteriori -- личный опытъ, а условія à priori -- унаслѣдованныя умственныя способности, дѣлающіяся все болѣе и болѣе устойчивыми при каждой послѣдовательной передачѣ. Главная заслуга Локка въ исторіи философіи состоитъ въ искусномъ и популярномъ опредѣленіи апостеріорнаго элемента знанія и въ мастерскомъ доказательствѣ неудовлетворительности объясненія элементовъ апріорныхъ. Теорія Локка была доведена до крайнихъ ея выводовъ Юмомъ и Гартлеемъ и его, хотя и очень односторонними, французскими послѣдователями -- Кондильякомъ и Гельвеціемъ. Реабитализація апріорной стороны знанія Кантомъ была, конечно, необходимостью, какъ реакція противъ школы сенсуалистовъ; но, во-первыхъ, она наврядъ ли была необходима, какъ реакція противъ системы самого Локка, такъ какъ Локкъ совсѣмъ не отрицалъ существованія апріорныхъ элементовъ, а, во-вторыхъ, эту реабиталитацію едва ли можно назвать съ научной точкй зрѣнія особенно удачною, такъ какъ система Канта объясняетъ апріорную сторону знанія не лучше, чѣмъ объясняетъ ее Deus ex machina Локка.

Въ началѣ очерка мы установили ту точку зрѣнія, съ которой смотримъ на дѣятельность Локка, какъ философа и общественнаго дѣятеля. Мы признали въ немъ представителя новыхъ общественныхъ классовъ, выступившихъ на историческую арену не только съ своими матеріальными интересами, но и съ своими политическими требованіями и духовными запросами,-- однимъ словомъ, съ извѣстнымъ психическимъ настроеніемъ. Многимъ изъ нашихъ читателей представится затруднительнымъ допустить, чтобы столь высокія отправленія человѣческой дѣятельности, какъ философское мышленіе или религіозныя вѣрованія, находились въ какой-то зависимости отъ извѣстныхъ временныхъ и мѣстныхъ условій, отъ историческихъ явленій вообще, а тѣмъ болѣе отъ пріобрѣтенія фактической общественной силы какимъ-нибудь общественнымъ классомъ. Такіе читатели будутъ, пожалуй, готовы допустить, что политическія событія могутъ зависѣть отъ этой причины, но они наврядъ ли допустятъ, чтобы тѣ же причины вызывали и высшія явленія духовной жизни. Мы должны сознаться, что доказательство подобнаго положенія до чрезвычайности трудно; наши свѣдѣнія въ той области пауки, которая могла бы уяснить эти запутанные вопросы въ области психологіи сингенетическихъ группъ, т.-е. общественныхъ классовъ, совершенно недостаточны и въ ней намъ приходится руководиться по большей части только догадками и гипотезами, болѣе или менѣе смѣлыми и болѣе или менѣе вѣроятными. Но смѣемъ думать, что въ выбранномъ нами примѣрѣ вопросъ болѣе ясенъ, чѣмъ во многихъ другихъ случаяхъ. Философія Локка была по преимуществу философіей здраваго смысла; это свойство ея проявляется во всякой строчкѣ, во всякомъ положеніи Опыта (надѣемся, что читатель обратилъ вниманіе на два выбранные нами примѣра: на мнѣніе Локка о субстанціи и на его положеніе о возможности для матеріи обладать способностью мыслить), и этотъ здравый смыслъ является "новою метлой", убирающею, по словамъ самого Локка, мусоръ съ пути знанія. Новые общественные слои, несомнѣннымъ представителемъ которыхъ былъ Локкъ въ своей политической дѣятельности, и, какъ увидимъ дальше, въ политическихъ и религіозныхъ трактатахъ, выступай на арену исторической жизни, были такими же "новыми метлами", выметавшими массу накопившагося историческаго мусора въ области политики и религіи, и выметавшими его при помощи именно здраваго смысла, проявившагося въ этой области въ формѣ компромиссовъ. Можно, конечно, возразить, что эти явленія синхроническія, а не находящіяся въ причинной связи; можно объяснять появленіе философіи здраваго смысла скорѣе просто діалектическимъ процессомъ развитія человѣческой мысли, чѣмъ вышеуказанною гипотетическою причинною связью. Но слѣдуетъ принять въ соображеніе, что этотъ діалектическій процессъ развитія повелъ къ появленію философіи здраваго смысла именно въ Англіи, гдѣ появились впервые и такіе слои, а не въ другихъ странахъ, гдѣ философское мышленіе имѣло болѣе яркихъ и сильныхъ представителей, но гдѣ не было тѣхъ общественныхъ условій, о которыхъ мы говорили. Слѣдуетъ принять въ соображеніе и то обстоятельство, что возрожденіе философіи здраваго смысла, хотя и одностороннее, въ формѣ сенсуализма, совпало снова съ появленіемъ новыхъ и именно тѣхъ же самыхъ (т.-е. буржуазіи) общественныхъ слоевъ въ другой странѣ. Слѣдуетъ, наконецъ, припомнить, что діалектическій процессъ развитія не помѣшалъ снова уклоненіямъ въ сторону идеализма какъ въ самой Англіи, такъ и въ Германіи. И только въ болѣе позднюю эпоху, при новомъ возрожденіи наукъ, въ свою очередь тоже совпавшемъ съ появленіемъ другихъ новыхъ слоевъ (четвертаго сословія), замѣчается въ области абстрактнаго мышленія поворотъ въ сторону философіи здраваго смысла, хотя, понятно, въ другой, болѣе широкой и болѣе научно обоснованной формѣ. "Помилуй Богъ!-- говорилъ Суворовъ.-- Все счастье, да счастье -- надо же сколько-нибудь умѣнья". Помилуй Богъ, все совпаденіе, да совпаденіе, все синхроническія явленія, -- есть же какая-нибудь генетическая связь между явленіями.

Въ заключеніе нашего анализа великаго сочиненія Локка надо сказать нѣсколько словъ объ общемъ значеніи Опыта въ исторіи спекулятивной философіи. Прослѣдить вліяніе Локка на послѣдующее спекулятивное мышленіе значило бы написать исторію философіи. Въ Англіи, Франціи и Германіи найдется не много философовъ, которые не цитировали бы съ выраженіемъ своего одобренія Локка или, по крайней мѣрѣ, не обращали бы вниманія на его аргументы. Въ Англіи Опытъ съ самаго начала произвелъ вліяніе на философское мышленіе, главнымъ образомъ, отрицательное. Многіе изъ критиковъ нападали на новую "манеру мыслить" и пытались указать на дурныя послѣдствія для нравственности и религіи, которыя будто бы должно повлечь за собой признаніе идей Локка. Первымъ англійскимъ писателемъ, послѣдовавшимъ по пути, проложенному нашимъ философомъ, былъ Берклей; вліяніе на него его великаго предшественника было столь сильно, что можно сомнѣваться, чтобы Берклей написалъ свои Принципы и Діалоги, если бы Локкъ не написалъ своего Опыта. Локкъ считалъ объектами мыслящаго духа не "вещи", а "идеи", хотя онъ и предполагалъ, что идеи суть представители вещей. Но къ чему,-- говорилъ Берклей, -- мы должны признавать существованіе "вещей", если разумъ воспринимаетъ только идеи? Локкъ приводилъ понятіе матеріи, понимаемой какъ "сущность", къ "неизвѣстному нѣчто". Какъ же мы можемъ знать,-- спрашивалъ Берклей,-- что это нѣчто существуетъ? Такимъ образомъ, идеалистическая философія Беркдея была одностороннимъ развитіемъ философіи Локка. Юмъ пошелъ еще дальше Берклея и оспаривалъ реальность субстанціи какъ относительно матеріи, такъ и относительно духа и, такимъ образомъ, развилъ философію Локка въ сторону противуположную той, которою занимался Берклей. Намъ нѣтъ надобности говорить объ этихъ двухъ противуположныхъ философскихъ системахъ; замѣтимъ только, что для людей, не занимающихся спеціально философскими вопросами, обѣ онѣ представлялись парадоксальными и въ теченіе всего XVIII вѣка Локкъ продолжалъ въ глазахъ такихъ людей быть передовымъ изъ англійскихъ философовъ. Горацій Вальполь (въ 1789 году), вѣроятно, явился выразителемъ мнѣнія обыкновенной читающей публики Англіи, утверждая, что Локкъ былъ первымъ изъ философовъ, внесшимъ въ свои произведенія здравый смыслъ. Во Франціи на Опытъ сначала не было обращено особеннаго вниманія. Первое изданіе французскаго перевода раскупилось только въ двадцать лѣтъ, но съ 1723 по 1758 годъ одно изданіе слѣдовало за другимъ. Вольтеръ говоритъ, что ни одного автора такъ мало не читали и такъ много не ругали во Франціи, какъ Локка. Особенно нападали на вышеприведенное его положеніе, что матерія по волѣ Бога можетъ быть вмѣстилищемъ мысли. Забывъ сдѣланную Локкомъ оговорку, утверждали, будто Локкъ признаетъ душу вещественной. Вольтеръ указываетъ на эту ошибку; онъ самъ былъ горячимъ поклонникомъ нашего философа. Мальбранша, -- говоритъ онъ,-- читаютъ ради пріятности его слога, Декарта -- ради трудностей его разсужденій, а Локка не читаютъ, потому что онъ просто разуменъ. Не было никогда мыслителя, по мнѣнію Вольтера, столь разумнаго, столь методичнаго, столь логичнаго, какъ Локкъ. Другіе писали романы о человѣческой душѣ, а Локкъ скромно ограничился тѣмъ, что написалъ ея исторію. Мы уже говорили о вліяніи Локка на сенсуалистовъ и враги послѣднихъ отлично сознавали это вліяніе,-- для Де-Местра Локкъ представляетъ посредствующее звено, связующее Гельвеція, Кабаниса и др. съ тѣми принципами, которые, по его мнѣнію, были столь вредны для Франціи и для всего человѣчества. Дежерандо писалъ въ 1813 году, что "всѣ французскіе философы считаютъ за честь быть учениками Локка и признавать его положенія"; крупныя имена Тюрго, Дидро, Д'Аламбера могутъ быть названы среди другихъ признанныхъ его учениковъ. Даже въ то время, когда во Франціи началась реакція противъ вліянія Локка, это вліяніе, все-таки, замѣчается даже на противникахъ его системы, вродѣ Менъ-де-Бирона, Ройе Коллара, Кузена и Жоффруа. И, наконецъ, Локкъ чрезъ посредство Юма вліялъ на Огюста Конта.

Вліяніе Локка было менѣе значительно въ Германіи (и съ вышеизложенной точки зрѣнія это обстоятельство представляется весьма понятнымъ). Первымъ противникомъ его философіи былъ Лейбницъ, напавшій не только на заключенія Локка, но и на его методъ начинать изученіе философіи съ изслѣдованія операцій человѣческаго духа. И, тѣмъ не менѣе, онъ признаетъ Опытъ одною изъ лучшихъ и наиболѣе уважаемою изъ современныхъ работъ. Но когда мы говоримъ объ отношеніи Локка къ германской философіи, мы невольно вспоминаемъ о Кантѣ. Хотя Кантъ и утверждаетъ, что онъ "пробудился отъ догматическаго сна", прочитавъ Юма, очевидно, что когда онъ писалъ свою Критику чистаго разума, онъ имѣлъ въ виду столько же Локка, сколько и Юна. Эти два философа,-- реформаторъ англійской и реформаторъ германской философіи, -- имѣютъ вообще много общаго, особенно по своему методу обсужденія проблемъ онтологіи, т.-е. по ихъ рѣшенію изслѣдовать раньше рѣшенія этихъ вопросовъ предѣлы, способность и дѣятельность человѣческаго духа.

"Гораздо важнѣе,-- справедливо замѣчалъ біографъ Локка,-- чѣмъ вліяніе его на другихъ писателей было вліяніе на исторію прогресса и цивилизаціи. Въ эпоху предразсудковъ и общественнаго возбужденія онъ далъ людямъ примѣръ спокойнаго и яснаго мышленія. Въ то время, какъ философія была синонимомъ безплодныхъ изслѣдованій схоластическихъ тонкостей, онъ писалъ такъ, что заинтересовалъ государственныхъ и свѣтскихъ людей. Изслѣдовать вопросъ до самаго его корня, не позволять нашимъ мнѣніямъ вліять на нашъ разумъ противъ очевидныхъ доказательствъ, отринуть при изслѣдованіи истины всѣ предразсудки и всѣ личные интересы, и, притомъ, умѣть относиться мягко и сердечно ко всѣмъ, не бывшимъ столь счастливыми въ этомъ изслѣдованіи, какъ мы,-- таковы завѣты его намъ и нашему потомству".

П. Н.

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.III, 1893

Оставить комментарий Николаев Петр Федорович (yes@lib.ru) Год: 1892 Обновлено: 06/12/2022. 66k. Статистика. Статья: Критика Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Thomas Fowler: "Locke").

Николаев Петр Федорович Локк

ЛОККЪ.

Николаев Петр Федорович
Локк