О преподаваніи русской словесности. Сочиненіе А. Незеленова. Спб. 1880.
Дѣло заключается въ слѣдующемъ. "Въ способахъ преподаванія въ нашихъ средне-учебныхъ заведеніяхъ отечественной словесности существуетъ замѣчательное разногласіе. Излагая это разногласіе, авторъ повергаетъ дѣло на разсмотрѣніе суда общества и литературы" ("Предисловіе"). Со стороны г. Незеленова это чрезвычайно любезно. Но, сдается намъ, послушавшись призыва автора и приступивши къ "суду", общество и литература будутъ поставлены въ немалое затрудненіе. Они не усумнятся признать "нѣмецкій способъ преподаванія русской словесности", горячимъ обвинителемъ котораго является г. Незеленовъ, не заслуживающимъ никакого снисхожденія. Но вслѣдъ за этимъ и начинаются серьёзныя трудности. Г. Незеленовъ, являющійся реформаторомъ нынѣшнихъ "способовъ", предлагаетъ съ своей стороны такія радикальныя мѣры для исправленія дѣла: "во-первыхъ, учрежденіе классныхъ библіотекъ, а во-вторыхъ, устройство въ училищахъ литературныхъ чтеній" (68). Каково положеніе общества и литературы, призванныхъ "судить" такія вещи! Да неужели же въ педагогическомъ мірѣ существуютъ еще скалозубовскія сомнѣнія на счетъ "библіотекъ"? Но г. Незеленовъ, не замѣчая комизма (а, пожалуй, и трагизма) положенія, съ благородною прямотою рѣжетъ: "я думаю, что въ классныя библіотеки могутъ быть съ полнымъ правомъ допущены, кромѣ Пушкина, Грибоѣдова, Гоголя, Кольцова, Лермонтова, Жуковскаго, Шиллера, многихъ произведеній Шекспира, Гёте, Диккенса, Вальтеръ-Скотта и т. д., и многіе другіе писатели, напримѣръ, Тургеневъ, Островскій, гр. А. Толстой, многія вещи гр. Л. Толстого, Гончарова, кое-что изъ Достоевскаго, затѣмъ Майковъ, Полонскій и т. д., и т. д." (72). Опять-таки скажемъ: каково положеніе общества и литературы, къ которымъ гг. педагоги пристаютъ: "разсудите" насъ, можно ли давать читать гимназистамъ Тургенева, Островскаго, или запретить этихъ сомнительныхъ писателей? Господа, господа, скажутъ переконфузившіеся судьи, помилосердуйте! Но г. Незеленовъ нисколько не милосердуетъ и продолжаетъ обнаруживать сокровища своего радикализма: "васъ спроситъ ученица: можно ли читать Писарева? Не приходите въ ужасъ отъ такого вопроса" (73). Но на этомъ пунктѣ радикализмъ г. Незеленова истощается и онъ уже, не апеллируя къ обществу и къ литературѣ, рѣшаетъ, что хотя "ужасаться" Писарева нѣтъ нужды, но и позволить его читать-- невозможно: "если приняться за Писарева преждевременно, то онъ только собьетъ съ толку" (74). Какъ на характерную подробность можно указать на то, что, великодушно допустивши въ школьныя библіотеки гг. Майкова и Полонскаго, г. Незеленовъ съ многозначительнымъ молчаніемъ проходитъ мимо Некрасова: дескать, объ этомъ ядоносцѣ и рѣчи быть не можетъ.