Немирович-Данченко Василий Иванович
На ловле

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

НА ЛОВЛѢ.

(ИЗЪ ДОРОЖНЫХЪ ОЧЕРКОВЪ B. И. НЕМИРОВИЧА-ДАНЧЕНКО).

   Челнокъ сброшенъ въ воду.... Темная, сырая ночь. Тучи расползаются и ширятся; надъ самой водою стоитъ какая-то тяжелая, влажная мгла. Сквозь туманъ едва мигаютъ городскіе огни надъ высокою смутно обрисовывающееся чертою берега. Словно исполины чернѣютъ вдалекѣ сваи обвалившагося моста. Гдѣ-то медленно стучитъ въ твердую почву копыто лошади, уныло, тихо позвякиваетъ колокольчикъ, да издали доносится отрывистое, хриплое тявканье собаки.
   Не видать было даже и веселъ, поднимавшихся и опускавшихся на переднемъ концѣ нашего челна. Надъ нами и подъ нами была та же темная, одинаковая ночь. Мы едва подвигались впередъ, точно плывя не въ тягучей, медленно струившейся внизу влагѣ, а въ безконечномъ просторѣ стихійнаго мрака. Только глухіе удары веселъ, разсѣкавшихъ воду, да журчаніе ея за кормою вмѣстѣ съ брызгами, падавшими изрѣдка на насъ, разрушали эту иллюзію.
   -- Поди въ Черномъ ярѣ теперь глазъ выколешь? замѣтилъ одинъ рыбакъ другому.
   -- Да.... Теперь, кому ѣхать -- бяда!
   -- Одна Матрена вывезетъ.
   -- Она вывезетъ.... Что ей -- наплевать! Закрымши глаза проѣдетъ!...
   -- Какъ это? спросилъ я.
   -- Матрена-то?... А ямщикъ есть у насъ одинъ. Баба.... ямщичаетъ тоже. Мужъ вишь заболѣлъ, ямщикомъ былъ, такъ она за него, значитъ. И такая же, скажу я тебѣ, дошлая баба!.. Тутъ Черный яръ есть. Мѣсто самое подлое. Направо болото, а налѣво еще и того хуже. Такъ -- склизь бездонная. Посередку гать бѣжитъ, узкая-узкая. Ступить негдѣ. Тамъ и днемъ-то идешь -- каждую минутую имя Господне призываючи, а ночью хучь и вовсе не ѣзди -- пропадешь. Такъ эта самая Матрена поди-лучше всѣхъ ямщиковъ эфто мѣсто знаетъ. Только на лошадокъ покрикиваетъ... Она, баютъ, закрымши глаза правитъ.... То-ись съ ней -- безъ сумнѣнія.
   -- Такъ у васъ бабы за ямщиковъ ѣздятъ?
   -- Вона! У насъ, милый, допрежь бывало баба рястанта на веревкѣ отъ сяла къ сялу ведетъ. У насъ бабы важныя. Есть такія что трехъ мужиковъ ограбить могутъ -- и легкимъ сердцемъ ашшо! Бабы наши и на охоту на лыжахъ ходятъ, съ ружьемъ. Онѣ пріобыкли къ этому. Потому хозяинъ въ столицыю на заработки уйдетъ, ну она и промышляетъ. Однова -- Матрена медвѣдя убила. Тольки ли смѣху било -- какъ на лошади приволокла въ село экую махину. Въ другихъ мѣстахъ, видалъ я, бабу въ струнѣ держутъ, -- поди-ко справься съ нашей бабой! Она тебѣ покажетъ себя.... уйметъ!... И пьютъ онѣ здорово, наши бабы гоись. Водку такъ и хлещутъ. Совсѣмъ за мужиковъ стали, голько что въ некруты ихъ не берутъ. Другой разъ бы и наклалъ ей подъ загривокъ, но какъ одначе она можетъ тоже этимъ орудовать -- и смолчишь. Потому своя шкура дорога. Она чѣмъ ни попадя бьетъ. Не думаетъ! Кочергой либо ухватомъ въ башку такъ стукнетъ, что очумѣешь совсѣмъ.... Бывало это дѣло...
   Наконецъ мы выплыли на середину рѣки. Влажный мракъ сдѣлался еще гуще. Огоньки города едва-едва мерцали вдалекѣ. Подъ, килемъ челнока что-то переливалось и журчало. Жутко становилось посреди этого мглистаго простора. Кто-то изъ гребцовъ затянулъ было пѣсню -- но и она оборвалась на первыхъ ноткахъ...
   -- Не способно пѣть. Въ горлѣ хрипитъ...
   -- Экая рось!.. Смотри, весь армякъ мокрый.
   -- Нонѣ рось осенняя... Къ дожжу! Завтра безпремѣнно дожжу быть...
   -- Это отъ Бога, какъ онъ многомилостивый...
   -- Пора жердь зажигать; гдѣ у тебя жерди-то, Микитко?.. Ишь, словно филинъ насупился!
   Микитка развернулъ рогожу, въ которой въ предохраненіе отъ сырости были завернуты осмоленыя жерди. Одну изъ нихъ зажгли и прикрѣпили къ носу. Сѣровато-желтое пятно тускло прорѣзалось передъ лодкою. Въ центрѣ этого пятна скрыпя горѣло сухое дерево, разбрасывая кругомъ искры. Прямо подъ нами тихо билась темная, текучая, рѣчная масса, по окраинамъ тусклаго пятна мракъ казался еще гуще...
   -- Не больно-то нонѣ что увидишь въ водѣ.
   -- Никто какъ Богъ. Ты, гли, ровнѣй держи...
   На почти багровомъ кругѣ воды, освѣщенной медленно колыхавшимся пламенемъ, сначала ничего не было видно. Потомъ зачернѣлъ какой-то кривой, весь покрытый словно желваками, сукъ; его выбросили назадъ. Рыбакъ съ крюкомъ въ рукѣ долго смотрѣлъ въ воду. Наконецъ въ одно мгновеніе онъ поднялъ его вверхъ и такъ же быстро отпустилъ въ темную массу влаги. Крупныя брызги блеснули при свѣтѣ горѣвшей жерди. Въ водѣ что-то плюхнуло -- и спустя секунду въ лодкѣ билась большая почти черная кумжа, открывая ротъ и быстро шевеля жабрами. Одинъ изъ рыбаковъ схватилъ было ее поперекъ тѣла, но чуть шевельнувъ хвостомъ она выбилась изъ его рукъ.
   -- Кроти ее! Чего глядишь? Ишь тоже...
   Гребецъ взялъ кротило, родъ деревяннаго молотка, еще разъ крѣпко ухватилъ кумжу и нѣсколько разъ ударилъ ее въ темя. Кумжа вздрагивала послѣ каждаго удара. Скоро подъ жабрами показалась кровь -- и рыба вытянулась. Рыбакъ съ пренебрежніемъ бросилъ ее на дно. "И бить то не стоило!" съ презрѣніемъ проговорилъ онъ, крутя изъ бумаги свертокъ. Скоро отъ него потянуло махоркой.
   Прошло еще нѣсколько минутъ. Багровое пятно на рѣкѣ зарябило. Оказалось, что на свѣтъ потянуло цѣлую стаю мелкой, едва-замѣтной рыбы. Она плескалась и билась, точно множество мелкихъ червей, сталкивавшихся и разбѣгавшихся въ водѣ.
   -- Экая касть, прости Господи!.. недовольнымъ тономъ проворчалъ рыбакъ.-- Съ этой мелочью и большую рыбу упустишь.
   -- А ты смахни.
   -- Давай весло. Онъ провелъ ладонью весла по багровому водяному кругу...
   -- Ты бывалъ ли когда въ Большихъ Рогуляхъ?-- село такое есть?
   -- Нѣтъ, не бывалъ.
   -- Такъ баско ловится рыбка. Этто на свѣтъ тучей идетъ.
   -- Рѣка-то вѣдь одна, почему же здѣсь нѣтъ?
   -- А тамъ, вишь, допрежь скиты стояли, а во скитахъ святыя старицы жили. Съ той поры тамъ и рыбка водится. Рыбка, братъ, занятный звѣрь. Съ ней тоже не безъ хитрости. Она на человѣка идетъ. Примѣрно у насъ баба одна есть, Серафимой прозываютъ. Немудрящая и баба-то. Изъ себя такимъ-то гнусомъ смотритъ. Гроша не дашь за нее. А на воду выйдетъ -- полну лодку рыбки насбираетъ.
   -- Отъ Бога все! замѣтилъ молчавшій доселѣ рыбакъ.
   -- Отъ Бо-ога! точно что. Потому сиротство ея вѣдаючи.... Опять же рыбку ловить съ чистымъ сердцемъ требовается. Примѣрно ты видишь ее,-- семга, матерая самая! Подъ самымъ носомъ она у тебя молодится. Тольки ты что дурное подумалъ -- сичасъ она на дно. Словно камень уйдетъ... Лови ее тамъ! Мы потому такъ и дѣлаемъ. Какъ этто рыбину увидишь, сичасъ въ умѣ "да воскреснетъ" читай. Никакое злое помышленіе тогда не сомутитъ тебя... Богъ, братъ, вездѣ. Во всемъ произволеніе его.
   -- Ну и угодники тоже помогаютъ, отозвался тотъ-же молчаливый рыбакъ.
   -- Точно что. Къ примѣру, Никола чудотворецъ... Прасковія-пятница, ее помяни -- она поможетъ.
   -- А сказываютъ есть таки корешки, всякая рыбина на ихъ идетъ.
   -- Можетъ и есть... Я не видалъ. Молчи, братцы!
   Я заглянулъ за бортъ -- въ водѣ что-то сѣрѣло серебрясь порою, когда пламя жерди становилось ярче и больше. Рука съ крюкомъ была уже поднята. Еще нѣсколько секундъ -- и на немъ уже билась большая синевато, серебристая нельма, жирная и толстая.
   -- Вотъ гость, такъ гость! Слава тебѣ, Господи!.. Прасолы за такую рыбину полтинникъ даютъ...
   Ее и кротить не приходилось. Еще нѣсколько минутъ она пошевеливала жабрами, потомъ заснула. Одинъ изъ гребцовъ потрогалъ ее.
   -- Жиряга! Осенью вся рыба такая, особливо семга... Одна щука -- все единственно что лѣтомъ, что нонѣ. Та рыба прохвостъ, прожоръ-рыба.
   Вдалекѣ тускло блеснулъ другой такой же огонекъ, какъ у насъ. Теченіе несло насъ къ тихой и недвижной заводи, гдѣ вѣрно тоже ловили рыбу.
   -- Должно Марья ловитъ?..
   -- Она! кому и быть-то!
   -- Бездомовная! Совсѣмъ баба сбилась.
   -- Красавушка была... Первая дѣвка у насъ на селѣ. А за Митріемъ совсѣмъ пропала.
   -- Сгинула, что говорить... Какъ червь!.. Спилась.
   -- Родитель эфтому дѣлу причиной.
   -- Съ карахтеромъ старикъ... Жестокаго сердца человѣкъ.
   Я попросилъ мнѣ объяснить, что такое Марья и почему она погибла.
   -- Отъ невѣжества нашего все, разсказывалъ мнѣ старый рыбакъ. Такой дѣвки-то отъ вѣка вѣковъ не бывало. Краса! Брульянъ, а не дѣвка. Высокая, румяная. Бывало -- хоша и старъ я -- а глазъ не отведешь. Слюбилась она таперчи съ сусѣдскимъ парнемъ. И парень-то изъ богатой семьи, волостнаго старшины сынъ. Любились -- и родители вѣдали про это, да молчали, потому богачество къ богачеству... Тольки и поѣхалъ ейный родитель съ его отцемъ въ городъ. Назадъ ворочались оба выпимши, да не доѣзжая трехверстъ отъ села и разодрались. Ейный-то родитель и укуси ухо пріятелю. Ну тому, извѣстно, это не пондравилось -- потому ухо должно при своемъ мѣстѣ быть... Онъ и согналъ отца Марьи съ саней. Ступай-де за твою непоштительность пѣшимъ. Какъ этто пришелъ тотъ домой, сейчасъ призвалъ работника. А работникъ у нихъ такой заскорузлый, да хромой былъ. Глупый. Изъ себя -- самаго подлаго вида человѣкъ. "Марья"!.. дочь кликнулъ. "Такъ и такъ -- говоритъ -- за эфту обиду я не потерплю. Вотъ тебѣ замѣсто Петра -- женихъ. Вотъ тебѣ невѣста. И свадьбу, чтобъ на воскресенье играть". Марья помертвѣла -- въ ноги родителю. Тотъ ее маненечко побилъ, но отъ сердца не отошло у него. Она въ бѣга -- ее нагнали, опять въ село приволокли. Петра цѣлый день передъ евойнымъ окномъ на колѣнкахъ стоялъ -- не простилъ. Она къ нему на всю ночь ушла. Утромъ ее назадъ приволокли. Для такого жениха, какъ Митрей, и начатой коровай -- благодать. Сыграли свадьбу, что слезъ однихъ было -- Марью-то какъ мертвую подъ вѣнецъ тащили. Опослѣ свадьбы какъ въ клѣть молодыхъ заперли, такъ Марья чуть не убила Митрія, слава Богу еще что дверь онъ выломалъ да ноги отъ нея унесъ. Съ той поры и пошло безобразіе это. Марья стала къ Петру бѣгать. А евойный, Петровъ, отецъ задумалъ въ отместку поженить сына. Силкомъ поженили на богатой. Только изъ себя худощавая да дурная была. Тутъ и случилось грѣшное дѣло это!.. словно упавшимъ голосомъ проговорилъ разскачикъ.-- Въ первую же ночку Петра и задуши жену! Наѣхалъ судъ. Парня въ острогъ, опосля въ Сибирь. А Марья съ той поры -- мертвую пьетъ. Такъ и жаритъ водку. До безобразія ума! Загубили парня да дѣвку. А какая семейка-то вышла бы!
   -- Опосля родители и плакались да что подѣлаешь. Енъ-то, Марьинъ отецъ, съ горя въ монастырь пошелъ.
   -- Этого грѣха не замолишь!
   -- А Митрій-то? Тоже бѣдняга сбился совсѣмъ. Изведетъ она меня, говоритъ. Плачетъ. Слыхали мы, что она разъ его и въ прямъ изводила -- да не извела.
   -- Добромъ не кончить!
   -- Гдѣ ждать добра...
   -- Не къ мѣсту-то разговоръ завели! упрекнулъ насъ рыбакъ, сидѣвшій въ носу.-- Какъ о дурномъ заговоришь, такъ не жди рыбину. Ишь, вся рыбка ушла. Таперчи хоша не лови. Не подастъ Богъ. Рыбку надоть ловить съ молитвой... да! А не съ пересудами...
   На сельской колокольнѣ пробило три часа. Звуки тягуче пронеслись по влажному простору и замерли гдѣ-го далеко-далеко... Лодка повернула назадъ.
   Огни села становились все ярче и ярче, темная масса высокаго берега близилась и близилась. Вотъ до насъ донесся хриплый лай... скрипъ какой-то... Вотъ въ сторонѣ снова чернѣютъ сваи разрушеннаго моста. Вотъ на водѣ колышется чей-то челнъ, привязанъ къ пристани. Еще минута -- и подъ сильнымъ ударомъ веселъ лодка глубоко врѣзалась въ прибережную тину...
   Какъ будто въ оправданіе сдѣланнаго рыбакомъ предсказанія -- сначала въ воздухѣ зашуршало что-то влажное, потомъ посыпались медленно капли крупнаго дождя и не успѣли мы доидти до калитки, какъ ровный ливень мочилъ черныя улицы, черныя стѣны и крыши домовъ...
   На другой день, когда я проснулся -- въ окно смотрѣло что-то влажное и сѣрое. Какъ оказалось, вчерашній дождь шелъ всю ночь, шелъ и теперь. Тоска одолѣвала глядя на эту осеннюю картину. Даже и рѣка но ней лилась какими-то свинцовыми, тяжелыми волнами, точно это была полоса медленно клубившагося тумана. Изрѣдка и то какъ-то неопредѣленно, смутно, сквозь мглистый фонъ мелкаго дождя мелькалъ на рѣкѣ бѣлый парусъ рыболова да чернѣли двѣ или три лодченки.
   Не хватало силъ смотрѣть на эту безотрадную картину. Позади меня въ избѣ стояла та же сѣрая осенняя безтолочь. Насквозь проконченныя стѣны, будничная обстановка скуднаго крестьянскаго житья-бытья, все это такъ далеко, такъ чуждо было всему, чего я тогда искалъ въ жизни. Оставалось только заснуть опять, что я и сдѣлалъ бы, если бъ въ эту минуту у дверей не раздался пріятный дѣтскій голосъ.
   Я оглянулся.
   Въ избу вошолъ мальчикъ съ сестренкой. На обоихъ были кошели. Какъ у братишки, такъ и у нея глаза смотрѣли бойко и весело, хотя дѣвочка и жалась къ нему закутываясь очевидно въ шубку, снятую съ взрослой женщины.
   -- Это голуби, бѣдные! Отозвалась изъ-за угла старуха, отрѣзывая имъ громадный ломоть хлѣба.-- Поди, матка-то пьяная?
   -- Пьяная.
   -- Ахъ вы болѣзные мои! Изъ этакого ли богачества да въ скудость произойдти! Мальчикъ равнодушно выслушивалъ сѣтованія хозяйки, приклонясь къ двери и склонивъ голову на бокъ. Глазенки его сестры такъ и бѣгали по горницѣ. Она было подошла къ старухѣ за хлѣбомъ, да запуталась въ длинныхъ полахъ своей шубенки.
   -- Ишь ты воструха! Смотрю на тебя -- такъ Марью и вспоминаю. На моихъ глазахъ выросла-то... объявила мнѣ она:-- это сынишка да дочка той самой Марьи, про которую тебѣ вечоръ на ловлѣ баили.
   -- Чтожь отецъ развѣ ихъ у себя не держитъ?
   -- А Митрій-то самъ нонѣ въ батракахъ на почтовой станціи. Мать отъ дѣтей бѣгаетъ. Самой бываетъ жрать нечего!..
   -- Ихъ бы хоть въ школу посылать, все бы научились чему ни будь.
   -- Хочешь въ школу? обратился я къ мальчику.
   Сестренка прижалась къ нему еще ближе, забирая въ ротъ длинный рукавъ кафтана. Мальчишка смотрѣлъ на меня такъ же равнодушно, какъ и прежде большими красивыми глазами, не отвѣчая ни слова.
   Спустя минуту они вышли, и долго еще я видѣлъ, какъ въ сѣрой мглистой массѣ мелкаго дожди они бродили по улицѣ села отъ избы къ избѣ. И все время дѣвочка крѣпко держалась за рукавъ своего брата, приникнувъ къ нему близко-близко, словно боясь, чтобъ не оставила ее и эта ненадежная опора.
   А погода становилась все хуже, небо темнѣло, скоро въ туманѣ уже нельзя было различить и ближайшей избы.

"Нива", No 30, 1874

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru