Некрасов Николай Алексеевич
Осада Севастополя, или Таковы русские

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Н. А. Некрасов

Осада Севастополя, или Таковы русские

   Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
   Критика. Публицистика. Письма. Тома 11--15
   Том одиннадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (1847--1869)
   Л., "Наука", 1990
  

Осада Севастополя, или Таковы русские. Москва, 1855.

   Осада Севастополя! Тот темный именем и не блистающий талантом автор, который выставил это громкое заглавие над несколькими страницами плохих виршей, вероятно, и не подозревал всего величия избранного им заглавия. Этим только можно извинить смелость бедного писаки, который рассказывает в своей брошюре один из эпизодов этой колоссальной эпопеи -- смерть адмирала Корнилова,-- эпопеи, развязка которой находится еще в руках судеб.
   Нет надобности говорить, что стихи неизвестного сочинителя нисколько не соответствуют предмету. Но это было бы и тогда, если б он имел дарование; можно сказать утвердительно, что ни один из существующих ныне талантов, не в одной России, но и во всей Европе, не в состоянии произвесть что-либо равняющееся величию совершающихся перед нами событий. Несколько времени тому назад корреспондент газеты "Times" сравнивал осаду Севастополя с осадою Трои. Он употребил это сравнение только в смысле продолжительности осады, но мы готовы допустить его в гораздо более обширном смысле, именно в смысле героизма, которым запечатлены деяния защитников Севастополя, в смысле громадности борьбы и великих неожиданных случайностей и катастроф, наконец, в смысле того глубокого и страстного интереса, с которым приковано к этой борьбе внимание целого света. "Илиада", содержание которой составляет осада Трои греками, не принадлежит к временам историческим; время, в которое совершаются эти события, -- время мифическое, когда еще боги принимали явное участие в делах смертных... Можно думать, что эта отдаленность эпохи, это участие богов невольно увеличивают в глазах читателя колоссальность событий "Илиады"; но совершающееся ныне перед нами, и без участия богов, и без того покрова таинственности, которую сообщает предметам дальность времени, -- разве всё это лишено величия и колоссальности? Мы решительно утверждаем, что только одна книга в целом мире соответствует величию настоящих событий -- и эта книга "Илиада". В обыкновенное, так сказать будничное, время не всегда и не вдруг возбуждает она в читателе сочувствие к своим воинственным событиям; но теперь, когда внимание всех трепетно приковано к театру войны, когда каждая удача, каждая неудача отзываются во всех сердцах радостию или скорбию, в это великое время "Илиада", как полнейшее выражение героического настроения, читается с наслаждением и сочувствием невыразимым. В какое иное время, как не теперь, когда воображение поневоле наполнено представлениями адского бомбардирования, кровавого поля, усеянного трупами, в какое иное время можно сильнее почувствовать, например, следующую сцену:
  
   ...Ахиллес Демолеона там же
   В брани противника сильного, славную ветвь Антенора,
   Пикой в висок поразил сквозь шелом его медноланитный:
   Крепкая медь не сдержала удара; насквозь пролетела
   Пика могучая, кость проломила и, в череп ворвавшись,
   С кровью смесила весь мозг и смирила его в нападенье.
   Вслед Гипподама, который, на дол соскочив с колесницы,
   Бросился в бег перед ним, поразил он копьем в междуплечье;
   Он, испуская свой дух, застонал, как вол темночелый
   Стонет, кругом олтаря Геликийского мощного бога
   Юношей силой влекомый, и бог Посидон веселится:
   Так застонал он, и дух его доблестный кости оставил.
   Тот же с копьем полетел на питомца богов Полидора,
   Сына Приамова. Старец ему запрещал ратоборство;
   Он из сынов многочисленных был у Приама юнейший,
   Старцев любимейший сын; быстротою всех побеждал он,
   И, с неразумия детского, ног быстротою тщеславясь,
   Рыскал он между передних, пока погубил свою душу.
   Медяным дротом младого его Ахиллес быстроногий,
   Мчавшегось мимо, в хребет поразил, где застежки златые
   Запон смыкали и где представлялася броня двойная:
   Дрот на противную сторону острый пробился сквозь чрево;
   Вскрикнув, он пал на колена; глаза его тьма окружила
   Черная; внутренность к чреву руками прижал он. поникший.
   <. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .>
   Словно как страшный пожар по глубоким свирепствует дебрям,
   Окрест сухой горы; и пылает лес беспредельный;
   Ветер, бушуя кругом, развевает погибельный пламень:
   Так он, свирепствуя пикой, кругом устремлялся, как демон;
   Гнал, поражал; заструилося черною кровию ноле.
   Словно когда земледелец волов сопряжет кретткочелых
   Белый ячмень молотить на гумне округленном и гладком;
   Быстро стираются класы мычащих волов под ногами:
   Так под Пелидом божественным твердокопытные кони
   Трупы крушили, щиты и шеломы; забрызгались кровью
   Снизу вся медная ось и высокий полкруг колесницы.
   В кои, как дождь, и от конских копыт, и от ободов бурных
   Брызги хлестали; пылал он добыть между смертными славы,
   Храбрый Пелид, и в крови обагрял необорные руки.
  
   Или смерть Астропея, погибшего также от руки Ахиллесовой:
  
   ...налетел и мечом у надменного душу исторгнул:
   Чрево близ пупа ему разрубил, и из чрева на землю
   Вылилась внутренность вся; и ему, захрипевшему, очи
   Смертная тьма осенила; Пелид же на грудь его бросясь,
   Пышные латы срывал и вещал, величаясь победой:
   "В прахе лежи! Тебе тяжело всемогущего Зевса
   Спорить с сынами!" <...>
   Рек и из брега стремнистого вырвал огромную пику,
   Бросил врага, у которого гордую душу исторгнул,
   В прахе простертого; там его залили мутные волны;
   Вкруг его тела и рыбы, и угри толпой закипели,
   Почечный тук обрывая и жадно его пожирая.
  
   Или эту мольбу о жизни сына Приамова Ликаона к Ахиллесу:
  
   ...тот подходил полумертвый,
   Ноги Пелиду готовый обнять: несказанно желал он
   Смерти ужасной избегнуть и близкого черного рока.
   Дрот между тем длиннотенный занес Ахиллес быстроногий,
   Грянуть готовый; а тот подбежал и обнял ему ноги,
   К долу припав; и копье, у него засвистев над спиною.
   В землю воткнулось дрожа, человеческой жадное крови.
   Юноша левой рукою обнял, умоляя, колена,
   Правой копье захватил и, его из руки не пуская,
   Так Ахиллеса молил, устремляя крылатые речи:
   "Ноги объемлю тебе, пощади, Ахиллес, и помилуй!
   Я пред тобою стою, как молитель, достойный пощады!
   Вспомни, я у тебя насладился дарами Деметры
   В день, как меня полонил ты в цветущем отца вертограде.
   После ты продал меня <...>
   Брата уже ты сразил в ополчениях наших передних;
   Острым копьем заколол Полидора, подобного богу.
   То ж и со мною несчастие сбудется! Знаю, могучий!
   Рук мне твоих не избегнуть, когда уже бог к ним приблизил.
   Слово иное скажу я; то слово прими ты на сердце:
   Не убивай меня; Гектор мне брат не единоутробный,
   Гектор, лишивший тебя благородного, нежного друга!"
  
   Так говорил убеждающий сын знаменитый Приамов,
   Так Ахиллеса молил; но услышал не жалостный голос:
   "Что мне вещаешь о выкупах, что говоришь ты, безумный?
   Так, доколе Патрокл наслаждался сиянием солнца,
   Миловать Трои сынов иногда мне бывало приятно.
   Многих из вас полонил и за многих выкуп я принял.
   Ныне пощады вам нет никому, кого только демон
   В руки мои приведет под стенами Приамовой Трои!
   Всем вам, троянам, смерть, и особенно детям Приама!
   Так, мой любезный, умри! И о чем ты столько рыдаешь?
   Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный!
   Видишь, каков я и сам, и красив и величествен видом;
   Сын отца знаменитого, матерь имею богиню!
   Но и мне на земле от могучей судьбы не избегнуть;
   Смерть придет и ко мне поутру, ввечеру или в полдень,
   Быстро, лишь враг и мою на сражениях душу исторгнет,
   Или копьем поразив, иль крылатой стрелою из лука".
   Так произнес, и у юноши дрогнули ноги и сердце.
   Страшный он дрот уронил и, трепещущий, руки раскинув,
   Сел; Ахиллес же, стремительно меч обоюдный исторгши,
   В выю вонзил у ключа, и до самой ему рукояти
   Меч погрузился во внутренность: яиц он по черному праху
   Лег, распростершися; кровь захлестала и залила землю.
   Мертвого за ногу взявши, в реку Ахиллес его бросил,
   И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он:
   "Там ты лежи, между рыбами! жадные рыбы вкруг язвы
   Кровь у тебя нерадиво оближут! Не матерь на ложе
   Тело твое, чтоб оплакать, положит; но Ксанф быстротечный
   Бурной волной унесет в беспредельное лоно морское.
   Рыба, играя меж волн, на поверхность чернеющей зыби
   Рыба всплывет, чтоб насытиться белым царевича телом".
  
   Более трех тысяч лет прошло с создания "Илиады", но найдется ли в настоящее время хоть одно сердце, которое не сочувствовало бы следующему превосходному прощанию Гектора с Андромахой?
  
   Он (Гектор) приближался уже, протекая обширную Трою,
   К Скейским воротам (чрез них был выход из города в поле);
   Там Андромаха, супруга, бегущая ввстречу, предстала,
   Отрасль богатого дома, прекрасная дочь Гетиона:
   Сей Гетион обитал при подошвах лесистого Плака,
   В Фивах Плакийских, мужей Киликиян властитель дерягавпый:
   Оного дочь сочеталася с Гектором меднодоспешным.
   Там предстала супруга; за нею одна из прислужниц
   Сына у персей держала, бессловного вовсе, младенца,
   Плод их единый, прелестный, подобный звезде лучезарной.
   Гектор его называл Скамандрием; граждане Трои
   Астианаксом: единый бо Гектор защитой был Трои.
   Тихо отец улыбнулся, безмолвно взирая на сына.
   Подле него Андромаха стояла, лиющая слезы;
   Руку пожала ему, и такие слова говорила:
   "Муж удивительный, губит тебя твоя храбрость! Ни сына
   Ты не жалеешь, младенца, ни бедной матери; скоро
   Буду вдовой я, несчастная! скоро тебя аргивяне,
   Вместе напавши, убьют! а тобою покинутой, Гектор,
   Лучше мне в землю сойти: никакой мне не будет отрады,
   Если, постигнутый роком, меня ты оставишь: удел мой
   Горести! Нет у меня ни отца, ни матери неяшой!
   Старца отца моего умертвил Ахиллес быстроногий,
   В день, как и град разорил Киликийских народов цветущий,
   Фивы высоковоротные. Сам он убил Гетиона,
   Но не смел обнажить, -- устрашался нечестия сердцем:
   Старца он предал сожжению вместе с оружием пышным,
   Создал над прахом могилу; и окрест могилы той ульмы
   Нимфы холмов насадили, Зевеса великого дщери.
   Братья мои однокровные: семь оставалось ах в доме;
   Все и в единый день, преселились в обитель Аида:
   Всех злополучных избил Ахиллес, быстроногий ристатель,
   В стаде застигнув тяжелых тельцов и овец белорунных.
   Матерь мою, при долинах дубравного Плака царицу,
   Пленницей в стан свой привлек он, с другими добычами брани;
   Но даровал ей свободу, приняв неисчислимый выкуп;
   Феба ж и матерь мою поразила в отеческом доме!
   Гектор, ты всё мне теперь -- и отец, и любезная матерь,
   Ты и браг мой единственный, ты и супруг мой прекрасный!
   Сжалься же ты надо мною и с нами останься на башне,
   Сына не сделай ты сирым, супруги не сделай вдовою,
   Воинство наше поставь у смоковницы: там наипаче
   Город приступен врагам и восход на твердыню удобен:
   Трижды туда приступая, на град покушались герои,
   Оба Аякса могучие, Идоменей знаменитый;
   Оба Атрея сыны и Тидид, дерзновеннейший воин:
   Верно, о том им сказал прорицатель какой-либо мудрый
   Или, быть может, самих устремляло их вещее сердце".
   Ей отвечал знаменитый шеломом сверкающий Гектор:
   "Всё и меня то, супруга, не меньше тревожит; но страшный
   Стыд мне пред каждым троянцем и длинноодежной троянкой,
   Если, как робкий, останусь я здесь, удаляясь от боя.
   Сердце мне то запретит; научился быть я бесстрашным,
   Храбро всегда, меж троянами первыми, биться на битвах,
   Доброй славы отцу и себе самому добывая!
   Твердо я ведаю сам, убеждаясь и мыслью и сердцем,
   Будет некогда день, и погибнет священная Троя,
   С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
   Но не столько меня сокрушает грядущее горе
   Трои. Приама родителя, матери дряхлой Гекубы,
   Горе тех братьев возлюбленных, юношей многих и храбрых,
   Кои полягут во прах под руками врагов разъяренных,
   Сколько твое! как тебя Аргивянин, медью покрытый,
   Слезы лиющую в плен повлечет и похитит свободу!
   И, невольница, в Аргосе будешь ты ткать чужеземке,
   Воду носить от ключей Мессеиса или Гигшерея
   С ропотом горьким в душе; но заставит жестокая нужда!
   Льющую слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет:
   Гектора это жена, превышавшего храбростью в битвах
   Всех конеборцев троян. как сражалися вкруг Илиона!
   Скажет; и в сердце твоем пробудится новая горесть:
   Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства!
   Но да погибну и буду засыпан я перстью земною
   Прежде, чем плен твой увижу и жалобный вопль твой услышу!"
   Рек и сына обнять устремился блистательный Гектор;
   Но младенец назад, пышноризой кормилицы к лону
   С криком припал, устрашася любезного отчего вида;
   Яркою медью испугал и гривой косматого гребня,
   Грозно над шлемом отца всколебавшейся конскою гривой.
   Сладко любезный родитель и нежная мать улыбнулись.
   Шлем с головы немедля снимает божественный Гектор,
   Наземь кладет его, пышноблестящий, и, на руки взявши
   Милого сына, целует, качает его и, поднявши,
   Так говорит, умоляя и Зевса, и прочих бессмертных:
  
   "Зевс и бессмертные боги! о, сотворите, да будет
   Сей мой возлюбленный сын, как и я, знаменит среди граждан;
   Так же и силою крепок, и в Трое да царствует мощно.
   Пусть о нем некогда скажут, из боя идущего видя:
   Он и отца превосходит! И пусть он с кровавой корыстью
   Входит, врагов сокрушитель, и радует матери сердце!"
  
   Рек и супруге возлюбленной на руки он полагает
   Милого сына, дитя к благовонному лону прижала
   Мать, улыбаясь сквозь слезы. Супруг умилился душевно,
   Обнял ее и, рукою ласкающий, так говорил ей:
  
   "Добрая! сердце себе не круши неумеренной скорбью.
   Против судьбы человек меня не пошлет к Аидесу;
   Но судьбы, как я знаю, не избег ни один земнородный
   Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родится.
   Шествуй, любезная, в дом; озаботься своими делами;
   Тканьем, пряжей займися, приказывай женам домашним
   Дело свое исправлять; а война -- мужей озаботит
   Всех, наиболе ж меня, в Илионе священном рожденных".
  
   Речи окончивши, поднял с земли бронеблещущий Гектор
   Гривистый шлем; и пошла Андромаха безмолвная к дому,
   Часто назад озирался, слезы ручьем проливая.
  
   Мы заключим наши выписки отрывком из посещения Приамом неприятельского лагеря, с целью выпросить у Ахиллеса труп убитого им Гектора, напомнив при этом читателям, что вся эта сцена -- одна из величественнейших в самой "Илиаде":
  
   ...если муж, преступлением тяжким покрытый в отчизне,
   Мужа убивший, бежит и к другому народу приходит,
   К сильному в дом, -- с изумлением все на пришельца взирают:
   Так изумился Пелид, боговидного старца увидев;
   Так изумилися все, и один на другого смотрели.
   Старец же речи такие вещал, умоляя героя:
  
   "Вспомни отца своего, Ахиллес, бессмертным подобный,
   Старца, такого ж, как я, на пороге старости скорбной!
   Может быть, в самый сей миг и его окруживши, соседы
   Ратыо теснят, и некому старца от горя избавить.
   Но по крайней он мере, что жив ты, и зная и слыша.
   Сердце тобой веселит и вседневно льстится надеждой
   Милого сына узреть, возвратившегось в дом из-под Трои.
   Я же, несчастнейший смертный, сынов возрастил браноносных
   В Трое святой, и из них ни единого мне не осталось!
   Я пятьдесят их имел при нашествии рати Ахейской:
   Их девятнадцать братьев от матери были единой;
   Прочих родили другие любезные жены в чертогах;
   Многим Арей истребитель сломил им, несчастным, колена.
   Сын оставался один, защищал он и град наш и граждан;
   Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегось храбро,
   Гектора! Я для него прихожу к кораблям Мирмидонским;
   Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.
   Храбрый, почти ты богов! над моим злополучием сжалься,
   Вспомнив Пелея родителя! я еще более жалок!
   Я испытую, чего на земле неиспытывал смертный:
   Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!"
  
   Так говоря, возбудил об отце в нем плачевные думы;
   За руку старца он взяв, от себя отклонил его тихо.
   Оба они вспоминая: Приам знаменитого сыпа,
   Горестно плакал, у ног Ахиллесовых в прахе простертый;
   Царь Ахиллес, то отца вспоминая, то друга Патрокла,
   Плакал, и горестный стон их кругом раздавался по дому.
   Но когда насладился Пелид благородный слезами
   И желание плакать от сердца его отступило, --
   Быстро восстал он и за руку старца простертого поднял,
   Тронут глубоко и белой главой, и брадой его белой;
   Начал к нему говорить, устремляя крылатые речи:
  
   "Ах, злополучный! много ты горестей сердцем изведал!
   Как ты решился, один, при судах Мирмидонских явиться
   Мужу пред очи, который сынов у тебя знаменитых
   Многих повергнул? В груди твоей, старец, железное сердце!
   Но успокойся, воссядь, Дарданион; и как мы ни грустны,
   Скроем в сердца и заставим безмолвствовать горести наши.
   Сердцу крушительный плач ни к чему человеку не служит:
   Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,
   Жить на земле в огорчениях: боги одни беспечальны..."
  
   Многие даже из образованного класса гораздо более уважают "Илиаду" по преданию, нежели любят читать ее. Если эти люди и в настоящее время не поймут величия ее, то с сожалением скажем, что значение ее навсегда останется для них закрытым.
  

ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ

  

Варианты наборной рукописи ИРЛИ

  
   С. 127.
   17 в руках судеб / в руках судьбы
   21 если б он имел дарование / если б он не был лишен дарования
   22 не в одной России, но и во всей Европе / во всей Европе
   27 но мы готовы / Начато: но его можно
   31 случайностей и катастроф / и случайностей, и катастроф, которыми запечатлена она
   35-36 не принадлежит к временам историческим ~ время мифическое / не принадлежит к временам историческим, но к временам мифическим
   36 совершаются эти события / совершаются изображенные в ней события
  
   С.127-128.
   38-2 Можно думать, что эта отдаленность ~ лишено величия и колоссальности? / Эта отдаленность эпохи, это участие богов невольно, может быть, сообщают событиям "Илиады" вместе с мастерством Гомера величие и колоссальность вечного <не закончено>
   40-2 но совершающееся ныне перед нами ~ лишено величия и колоссальности? / но то, что на глазах читателя совершается ныне перед нами, без <нрзб> на отдаленность от нас времен, без участия мифологических богов, разве это не [так же велико] лишено величия и колоссальности [величия]?
  
   С. 128.
   3 Мы решительно утверждаем / Можно сказать смело
   3-4 Мы решительно утверждаем ~ величию настоящих событий / Да, переживаем великое, чудное время, как будто вновь воротились времена героические... И теперь мы знаем одну только книгу, достойную величия совершающихся событий
   6-9 В обыкновенное, так сказать будничное, время "а приковано к театру войны / Начато: В обыкновенное, так сказать будничное, время содержание "Илиады" дается сердцу не всегда вдруг и не всегда <2 нрзб>, и не вдруг возбуждает она в читателе сочувствие к своим простым воинственным событиям; но теперь, когда все сердца прикованы <не закончено>
  
   С. 130.
   26 Более трех тысяч лет / Может быть, более трех тысяч лет
  

КОММЕНТАРИИ

  
   Печатается по тексту первой публикации.
   Впервые опубликовано: С, 1855, No 8 (ценз. разр. -- 31 июля, выход в свет -- 20 авг. 1855 г.), отд. IV, с. 33--41, без подписи.
   В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IX.
   Беловой автограф (одновременно наборная рукопись), с довольно значительной правкой и указаниями Некрасова наборщикам относительно цитат ("Набирай из "Илиады". Песнь 20-я, 2 часть, 2-го издания, стих 395, от слов: "...Ахиллес Демолеона там же" -- и далее до стиха включительно: "Черная; внутренность к чреву <руками> прижал он, поникший". Затем поставить две строки точек и набирать песнь 20. стих 490 (страница 246), от стиха "Словно как страшный..." и проч. до стиха "Храбрый Пелид...""; "Песнь 21 (стр. 256) начиная со стиха 179-го: "...налетел и мечом У надменного душу исторгнул" -- до слов (стих 185-й): "Спорить с сынами!" <...> -- т. е. после этих двух слов поставить две строки точек и набирать со следующей страницы -- песнь 21, стих 200 (стр. 257): "Рек, <и> из брега стремнистого вырвал..." и проч.-- до стиха включительно: "Почечный тук обрывая и жадно его пожирая""; "Песнь 21 (стр. 251), стих 64: "...<тот> подходил полумертвый" -- до стиха включительно: "После ты продал меня". После этого стиха поставить две строки точек и набирай до следующей страницы: песнь 21 (стр. 252--253) -- стих 90-й: "Рыба всплывет, чтоб насытиться белым царевича телом" включительно"; "Набирай: часть 1-я (стр. 184) -- песнь VI, стих 393-й: "Он (Гектор) приближался уже..." -- и далее всё сплошь до стиха 496 включительно: "Часто назад озираяся, слезы ручьем проливая""; "См. часть II-ю, песнь 24 (стр. 361), стих 480: "...если муж преступлением" и проч. -- набирай сплошь до стиха 256 включительно: "боги одни беспечальны...""), -- ИРЛИ, 21.196.СХLVб.20, л. 1--3.
   Комментируемая рецензия связана с осадой Севастополя в период Крымской войны. Она отражает патриотические настроения поэта, собиравшегося отправиться на театр военных действий (см. об этом в его письме к И. С. Тургеневу от 30 июня -- 1 июля 1855 г.). В качестве редактора "Современника" он усиленно хлопотал о разрешении перепечатывать из "Русского инвалида" военные известия (см.: Евгеньев-Максимов В. Е. "Современник" в 40--50-е гг. От Белинского до Чернышевского. Л" 1934, с. 321--322). Августовская книжка "Современника" за 1855 г., где опубликована настоящая рецензия, была первой книжкой, содержавшей отдел "Военные известия". В этом же номере "Современника" были опубликованы "Заметки о журналах за июль месяц 1855 года", в которых уделено внимание статье Н. В. Берга "Десять дней в Севастополе" (М, 1855, No 9) (см.: наст. кн., с. 156--162). Ощущение грандиозности совершающихся событий, осмысление их в ряду "великих зрелищ, мировых судеб" (ср. стихотворение "14 июля 1854 года", 1854; "Внимая ужасам войны...", 1855; поэма "Тишина", 1857) обусловило повышенный интерес Некрасова к "Илиаде" и усиленное цитирование ее в рецензии. Ср. свидетельство В. П. Боткина в письме А. В. Дружинину от 27 июня 1855 г.: "Иногда вспоминаю Вас, читая Некрасову "Илиаду"" (XXV лет. Сборник Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884, с. 481).
   С. 127. Тот темный именем и не блистающий талантом автор ~ над несколькими страницами плохих виршей...-- Имеется в виду И. И. Башмаков (ум. в 1865), который под псевдонимом "Иван Ваненко" в 1830--1840 гг. выпустил ряд лубочных книжек для народа. Он был знаком с Некрасовым (см. его письмо к Некрасову от 12 марта 1840 г. (ЛН, т. 51--52, с. 109) и письмо Некрасова к Н. X. Кетчеру от 13 января 1847 г.). В годы Крымской войны издал несколько верноподданнических брошюр: "Святая Русь и враги ее" (М., 1855): "Обхождение русских с врагами, подвиг донских казаков на Черном море 2-го ноября 1854 года" (М" 1855) и др. "Осада Севастополя, или Таковы русские" -- одна из подобных брошюр, содержание которой составляют несколько стихотворений этого автора. Брошюра была встречена критикой с одобрением (см., например, рецензию на нее: ОЗ, 1855, No 3, отд. IV, с. 37).
   С. 128. ...Ахиллес Демолеона там же... -- Здесь и далее "Илиада" цитируется по изданию: Гомер. Илиада. Пер. с греч. в стихах, размером подлинника, Н. Гнедича. 2-е изд. Ч. 1--2. СПб., 1839. Цитируются ч. 2, с. 242, 243, 246, 251, 253, 256, 257; ч. 1, с. 184-- 188; ч. 2, с. 361, 362.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru