Неизвестные Авторы
У родных святынь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

У РОДНЫХ СВЯТЫНЬ.

Второй съезд Русского Христианского студенческого Движения в Прибалтике. Печерский монастырь. 3 -- 11 августа 1929 г.

Под редакцией Л.А. ЗАНДЕРА.
Р.С.Х.Д. Ревель.

   

ОГЛАВЛЕНИЕ

   Предисловие. С. III.
   Дневник участника съезда.
   Суббота и воскресенье. С. 1
   5 августа. С. 8.
   6 августа. С. 18.
   Среда, 7 августа.
   Конспект доклада А.И. Макаровского "Печерский монастырь и его значение для местного края". С. 24.
   Изборск. С. 43.
   Пятница, 9 августа. С. 49.
   10-VIII-29. День исповеди. С. 58.
   11-VIII-29. Исторический день съезда. С. 64.
   Оглавление. С. 71.
   

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Предлагаемые записки имеют своею целью запечатлеть то единственное и неповторимое переживание, каковым был для его участников Печерский съезд. Однако, авторы их знают, что выполнить это в полной мере -- невозможно. Никакое описание не в состоянии передать то впечатление, которое унесли с собой члены съезда, и которое большинством из них признается самым значительным и сильным во всей их жизни.
   Еще труднее дать правильное понятие о съезде тем, кто в нем не участвовал: самое главное от них всегда ускользает -- как бы точно и вдохновенно ни было описание... Эта трудность неизменно испытывается всеми авторами, которые в течение семилетнего существования Русского Студенческого Христианского Движения пытались закрепить на бумаге итоги его съездов. И причиною этого является не их неумелость или неточность передачи, а то, что литературное описание вообще не может быть адекватным воспроизведением тех фрагментов духовной жизни, каковыми по своему замыслу и осуществлению являются эти съезды.
   Поэтому уместно предварить настоящую попытку дать понятие о том, что имело место в Печерах, краткими замечаниями о съездах РСХД вообще.
   Внешне организация их крайне проста: члены Движения и их друзья собираются вмёсте и проводят неделю в молитве, богомыслии и дружеском общении, увенчивая этот труд общей исповедью и Причащением Св. Таин. Съезды всегда устраиваются вне города -- для того чтобы участники их чувствовали себя вырванными из обычной суеты жизни и могли прожить эти несколько дней в условиях духовной свободы и несвязанности земными интересами. Строго налаженная жизнь, совместные трапезы, общежитие -- все это совершенно избавляет членов съезда от каких бы то ни было забот, и таким образом они могут отдаться исключительно духовным интересам, забыть на некоторое время об условиях ежедневной жизни с их экономическими, социальными и прочими неравенствами и трудностями. Слова Херувимской песни "всякое ныне житейское отложим попечение" получают таким образом в жизни съездов полное осуществление: их участники свободны от забот, но тем интенсивнее и значительнее их духовный труд.
   Последний также является строго организованным: весь съезд проходит по точной, предварительно разработанной программе, при составлении которой учитываются как условия места и времени, так и опыт предшествующих съездов. Программа эта обычно проводится очень строго; в основу её кладется то убеждение, что церковная жизнь не терпит анархии, что духовный труд должен быть организованным и соборным, что даже интимные религиозные переживания каждого имеют свой общий ритм и должны подчиняться какой-то церковной норме, для того чтобы не впасть в безответственный индивидуализм или в истерику. Поэтому всю жизнь съезда, начиная с участия в Таинстве и кончая внешними условиями каждодневной жизни, можно охарактеризовать как хоровое действие, как органическое единство, которое тем сильнее и значительнее, чем более чувствуют себя едиными все члены съезда, чем больше отдаются они этой общей жизни.
   Опыт показал, что эта жизненная общность нисколько не подавляет внутренней свободы и индивидуального переживания каждым впечатлений съезда. И это является вполне понятным: духовная свобода всегда покупается ценою подвига, и только тот, кто смирить свое я и подчинить его высшей норме, познает радость духовного освобождения...
   Чем же заполняется жизнь съезда, что является его содержанием?
   Мы уже указали на то, что она слагается из трех моментов: молитвы, богомыслия и свободного общения.
   Молитвенная жизнь съезда составляет его основную ось, то центральное и существенное содержание, вокруг которого вращается все остальное.
   Все наши съезды литургичны. Каждый день съезда начинается божественной Литургией, и это кладет священную печать на все остальные его дела. Молитвенно проходят и все работы съезда: начало и окончание собраний, как общих, так и частных, трапезы и чаи -- все предваряется и оканчивается молитвой, поемой хором, всем съездом. Заканчивается день обычно вечерней, после которой в церкви или в дортуарах читается вечернее правило. Эта молитвенная жизнь для многих является школой: члены съезда приучаются молиться, втягиваются в молитву, и к концу съезда хор, который обычно вначале пугается и ошибается, поет громко, радостно и уверенно. А у многих это остается на всю жизнь, и молитва, пережитая на съезде, повторяется затем каждый день.
   Духовным центром съезда является его храм. Это легко и просто, когда съезды устраиваются в монастырях (в Печерах, в Преображенской пустыни под Митавой, в Хоповском монастыре в Сербии).
   Но и в безхрамных местах русского рассеяния -- во французских, немецких, чешских деревнях -- съезды не изменяют своей основной традиции. Воздвигаются походные храмы с бумажными иконами, с полотняными иконостасами, с горшками с песком, в которые вставляются свечи, вместо паникадил. И часто сук березы или осины, украшенный привезенным с собою сулком, служить архиерейским посохом... Но служба в этих храмах не менее торжественна, а святейшее таинство, совершенное в такой простой обстановке и украшенное только любовью и благоговением производит еще более потрясающее впечатление, чем в больших храмах, умиляет, радует, входит в душу незабываемым переживанием.
   Воистину Сионскую горницу переживали мы на наших съездах, когда все вместе, единой семьей шли к Святой Чаше, славя Бога, что и в изгнании, на чужбине Он дал нам вкусить радости пребывания в небесной нашей Родине -- в Церкви.
   Основным пафосом Движения является оцерковление всей жизни -- непосредственная связь благодати и творчества, молитвы и труда. Поэтому перед сознанием его членов стоит вся сложная проблематика современной жизни, все вопросы нашей светской, гуманистической, обезбоженной культуры. Этой задаче отвечает второй момент съезда, который мы назвали богомыслием. Лекции духовенства, православных ученых и философов, групповые занятия (семинары) под руководством испытанных руководителей, информационные собрания, в которых члены Движения рассказывают, как живут те или иные кружки, в какие формы выливается их христианское сознание и воля -- вот те типы работы, которые отвечают этой потребности. В этом отношении Движение находится в исключительно благоприятных условиях: в нем работают лучшие русские силы, его интеллектуальные богатства чрезвычайно велики; и съезды наши часто включают в себя такое количество ученых и прославленных имен, которому может позавидовать любой университет. (Это относится, главным образом, к нашим западно-европейским съездам -- по месту жительства наибольшего количества русских культурных сил).
   Само собой разумеется, что все эти научные и практические работы как по своему содержанию, так и по духу проникнуты православным духом. Таким образом участники съезда опытно убеждаются в гармонии мысли и веры, практически изучают научные вопросы в свете христианской истины, вживаются в православную культуру. Но часто вопросы, возбужденные лекцией или семинаром, выходят за пределы работы ума, и ответы на них ищутся в церкви, в молитве, в беседе с духовником или со старшим, более опытным другом...
   Наконец, третьим моментом съезда является свободное дружеское общение членов съезда. На это отдаются так называемые "свободные часы" (ежедневно от 2 до 5); этому же служит и однодневная прогулка, устраиваемая обыкновенно в средине съезда и дающая некоторый временный исход и отдых напряженному состоянию духовного труда.
   Таков замысел съездов; такова их внешняя формальная конструкция. Но совершенно иным является их духовное содержание. Ибо жизнь души, жажда религиозной истины, молитвенный порыв вспыхивают на них с такой потрясающей силой, что все их интеллектуальное богатство и умственное разнообразие являются только символами, за которыми скрываются глубочайшие духовные реальности. Души цветут на съездах, сердца раскрываются, и часто молодежь уходит с них преображенной и обрадованной духовной радостью на всю жизнь...
   Подобные съезды уже давно стали традицией Движения; они устраиваются летом всюду, где есть русская молодежь, где имеются движенские кружки. Само собой разумеется, что съезды эти не оторваны от всей остальной жизни Движения, что они естественно подводят итог предшествующему им году и бросают свой свет на будущее. Говорить об этом подробнее здесь не место; интересующиеся жизнью Движения найдут богатый материал о нем в нашем ежемесячном журнале "Вестник РСХД за рубежом" (1).
   В Прибалтике первый съезд был организован в Преображенской Пустыни под Митавой (2). Описанию второго съезда посвящены эти записки. Читатель найдет в них все перечисленные выше моменты. Только кружковые занятия - семинары -- выпали из повествования. Таковых было всего шесть:
   Прот. С. Четверикова -- посвящённый общей теме "Молитва и жизнь".
   Л.Н. Липеровского - "Евангелие как основа жизни".
   Л.А. Зандера - "Философия как путь к вере".
   И.А. Лаговского - "Вопросы религиозной педагогики".
   В.В. Преображенского - "Апологетика и история".
   В.Ф. Бухгольца - "Апологетика и естественные науки".
   Излагать содержание этих семинаров не представляется возможным, несмотря на все их значение и интерес. Это загромоздило бы описание съезда, внесло бы в него множество отвлекающих подробностей. Кроме того, семинары, протекающие в форме оживлённых бесед, почти не поддаются конспектированию; отдельные замечания, реплики часто играют здесь такую большую роль, что отчет, лишенный этих мелочей, кажется неинтересным и бледным. Точная же передача всего сказанного грозила бы изданием нескольких томов и вряд ли повела бы к цели. Ибо все это имеет свое значение и смысл только при условии жизненного единства, каковым является съезд.
   В печатном же виде это -- только намёк, только тень пережитого. Тем не менее, Ревельское Движение всё-таки решило издать эти записки: слишком дорог Печерский съезд всем нам, слишком сильно его очарование, чтобы мы не попытались как-то запечатлеть его на бумаге. В составлении этой книги принимало участие много лиц -- членов Движения и их друзей. Труд этот, подобно труду съезда, является соборным: всё в нём -- текст, рисунки, фотографии, даже корректура -- принадлежит движенцам.
   Пусть же напомнит он тем, кто был в Печерах, незабвенные дни, проведенные вместе; пусть возбудит интерес и любовь к нашему делу у тех, кому попадет в руки эта книга.

Л. Зандер.

   22--XII--29.
   Ревель.
   

Суббота и воскресенье.

   3 Августа. Над Ревелем хмурое небо. Холодный ветер несет холодный же водяные капли. Сыро, холодно, неприветно. И темно... На Балтийский вокзал собираются движенцы. Отъезжающие и провожающие толпятся в вестибюле. Руководители хлопочут. Проверяются списки. В общей группе из Ревеля выезжает 36 человек.
   В вагоне No 332 сразу создается здоровая атмосфера. Тут все -- свои, даже незнакомые. Все тут -- братья и сестры одной Христовой Церкви. Провожающие стоят у окон вагона. Звучат последние прощальные заветы: "Всё записать, всё запомнить, чтоб потом передать им, остающимся".
   Стрелки часов показывают 11.20. Забелели платки. Мокрая платформа, люди на ней, здание вокзала -- всё это поплыло мимо, назад и скрылось. Застучали колеса. Поднялись руки для крестного знамения. "Поехали!..". Три поколения русских людей, объединившихся во имя Христа, поехали творить свое дело с другими русскими, других мест, других стран. В вагоне начинаются беседы. Вспоминают старое, мечтают о будущем. То тут, то там, волнуя сердца, вспыхивают слова: "Святая Русь!..". В мыслях мелькает сравнение: не символ ли "Святой Руси" этот светлый вагон с людьми, объединенными православием, вагон, мчащийся вперёд среди тьмы и холода на торжество единения с другими, тоже по свету рассеянными, тоже света жаждущими русскими людьми.

*

   Поздняя ночь. Поезд останавливается в Тапсе. Хлопают двери. Весело и шумно вливаются в них нарвцы. Их немного, всего девять человек. Начинается знакомство. Там и тут вспыхивают разговоры. Но ненадолго. Впереди много дела. Надо отдохнуть, надо набраться сил. Снова стучат колёса. Снова вокруг мрак ночи. Не символ ли жизни Движения эта победная встреча, подъём, а потом долгие часы мрака и незаметного для самих себя, но сильного и бодрого движения вперёд в Царство Света -- в обитель.
   На остановках бодрствующим "сторожам" приходится оберегать вагон от вторжения чужих людей. На иных станциях садятся свои. Не символ ли опять это бодрствование сторожей, эти встречи со своими и чужими на долгом пути. Как много символов. Видно, угодно было Господу в 14 часов езды показать нам всю ту жизнь, которую предстоит нам прожить, и в лице съезда, вдали от мира, в стенах монастыря и то, что ждёт верных там, за гранью всего физического, в месте - "идеже несть болезни, печали, ни воздыхания".

*

   А поезд всё идёт и идёт вперёд. По мере его продвижения всё более и более становится светло, всё красивее и красивее идут места, всё бодрее и бодрее становятся люди в вагонах. Опять символ!.. Кстати, и погода становится всё лучше и лучше.

*

   В Юрьеве садится человек 20-25 наших. Шумно, весело и бодро несёмся мы дальше. Всходит солнце. В вагоне вспыхивает песня: "Из страны, страны далёкой...".

*

   "Вспомним горы, вспомним долы,
   Наши нивы, наши сёлы", --
   
   гремит песня, вырывается из окон вагона, а за ними -- и горы, и долы, и нивы, и сёла.
   Потом политый, кровью взрощенный край Печерский. Здравствуй, Русь. Твои дети пришли к Тебе ради общего дела, и Тебе и им нужного и Тебе и им близкого.
   Поезд уменьшает ход. Стация Печеры. "Приехали!..". В момент приезда в Печеры в вагоне нас было свыше 70 человек.

*

   На платформе толпятся печеряне встречающие. Председатель съезда Л.А. Зандер спешит к вагону. Чуть ли не с буйным восторгом происходит высадка. Надо торопиться. Из окон летят вещи, из дверей льётся поток движенцев. В небе смеётся солнышко, вокруг смеются горы, лесами поросшие, на вокзале, как дети, смеются и радуются движенцы. Господи, как хорошо!..

*

   Уехал доверху нагруженный вещами грузовик. Шумной лентой растянулись мы по дороге... Вьётся дорога по холмам, долам, идут по ней люди, и открывается им ширь родная... слёзы стоят у многих в глазах. А с одного из холмов увидали уже мы цель своего пути -- белые храмы Псково-Печерской обители.

*

   По дороге с шутками и смехом "открыли" съезд добрым делом -- подняли и нагрузили перевернувшийся воз с сеном какого-то мужика.
   Вскоре открылись Печеры, типичный русский провинциальный городок, с одною площадью, с Гостиным двором на ней, с множеством чайных, с домиками-избами деревянными, с садами, с улицами широкими и даже с традиционными животными на них. Весело и приветливо встретили Печеры движенцев, весело и приветливо здоровались движенцы с Печерами. Чуялось родное, а родное всё мило. Там и тут слышалось: "Хорошо!" и "Чудесно!". Поистине, чудесно было!

*

   Помолились мы на приходские церкви Сорока Мучеников и Варвары Великомученицы, завернули за угол -- открылся нам монастырь. Широко распахнулись перед нами ворота. Низко кланялись сидевшие по бокам нищие. Весело улыбнулся стоявший в воротах послушник. Благо-говейно вступили мы под вековые своды. А из-за деревьев донёсся до нас мелодичный звон монастырских часов. Словно встречу пробили нам колокола. Какое-то новое чувство зажглось в наших душах -- было это обаяние святости, веков и мира-покоя бытия монастырского. Поднялось у нас всех это чувство и заполнило всю душу, и не покидало нас до самого конца съезда, и уехало с нами благодатное, укрепляющее.

*

   4 августа, в день приезда, у нас, жителей Эстонии, было много свободного времени. В половине третьего были мы уже в монастыре, а только в 10 вечера должен был открыться съезд торжественным молебном. Разместившись по комнатам и отчасти на сеновалe, умывшись, пообчистившись, мы почувствовали, что наши желудки пусты, и стали озабоченно спрашивать друг у друга, как обстоит дело с продовольствием. И словно подслушал кто-то нас: зазвонил вдруг какой-то колокол, и понеслось от человека к человеку сообщение: "К трапезе звонят". Вооружились мы ложками и кружками (в программе было сказано, что надо с собой их взять), спросили, где трапезная, и пошли. Пришли. Зала большая. По стенам, промеж окон, картины - "Страдания Спасителя". У одной из стен образ Божией Матери и стол перед ним, "председательский", как живо мы его окрестили. Против иконы, у другой стены -- кафедра с пюпитром высокая. Возле иконы кресло чёрное с спинкою саженною - "в роде как бы готическою". Поперёк всего зала -- четыре стола длинные. На столах тарелки, хлеб, да в мисах мерных дымится варево. У проголодавшихся движенцев носы так и заходили. Пропели молитву. Священник благословил трапезу. Сели. Глянули в мисы -- постные снитковые щи. "Эк, благодать какая!". Мигом опорожнились мисы. Ещё попросили... и съели. "Хорошо готовят в монастыре!". А взамен исчезнувших щей те же мисы появились полные гречневой каши с топлёным маслом. "Объедение!". Приналегли мы и на это. А как принесли чай горячий, разгорячий, с булкою настоящею, русскою, то заметил тогда один сосед мой, что при таком питании он согласен работать на лекциях и семинарах по 22 часа в сутки, оставляя два на обед и ужин. Оттрапезовали. Встали. Прочли молитву. Поблагодарили о. Агафона с о. Антонием за угощение и за заботы их в трапезной (вот кому пришлось-таки потрудиться за съезде в поте лица -- спасибо им!), вышли. И разбрелись кто куда. Часть отдохнуть-поспать, часть по монастырю побродить -- познакомиться, часть в Печеры пошла -- посмотреть на житье-бытье края русского. Всюду в эти часы можно было встретить движенцев.

*

   В сумерки приехали латвийцы. Чуть ли не сто человек. С ними священник Движения о. Серий Четвериков, И.А. Лаговский и о. Лев Липеровский. При свете электрических фонариков на дворе и вовремя ужина, тотчас же поданного, началось знакомство "эстов" с "латами". Старые знакомые встретились, незнакомые перезнакомились, и, что редко случается, сразу все почувствовали, что нет тут дальних и близких, а есть только движенцы, братья по православию. Скажу про себя лично, что для меня это было одним из самых радостных ощущений съезда. Да и не величайшая ли радость почувствовать, что ты так же нужен, как и все, хотя так же и мал, как и все, но что из тебя и из других тебе равных маленьких величин сотворено нечто великое, могучее, перешедшее все грани земного, в котором ты и все другие, когда-то создававшие это, все являются только маленькими колёсиками громадной машины, которою управляет и руководит Неземная Сила -- Бесконечно Любящий, Всесильный Благой Бог. Не есть ли высшая благодать -- почувствовать себя членами не мирского преходящего дела, а вечного Божьего.
   И многие, может быть, все, ощутили это с первого же дня съезда.

*

   Поздним вечером в пещерном Успенском храме, низком, темном, перегороженном колоннами на несколько узких улочек и на два зала, перед Чудотворною Иконою Успения Божьей Матери епископ Печерский Иоанн с двумя иеромонахами отслужил молебен, открывший второй съезд Р.Х.С. Движения в Прибалтике. Пел под руководством И.А. Лаговского тут же на месте составившийся прекрасный хор. Вернее, в тот вечер пели все. А было нас в тот вечер до двухсот человек. Неизгладимое впечатление произвёл на всех этот первый молебен съезда, тёмной ночью в храме-пещере, со сводчатыми низкими потолками, при свете лампад и свечей. Чувствуешь, что до сих пор в душе царят его слова, его звуки и рождённое им глубокое, благоговейное молитвенное настроение. Перед молебном владыка Иоанн сказал слово. Взяв исходной точкой своей проповеди евангельское событие у Овчей купели, куда люди стекались для исцеления, владыка провел параллель между теми людьми и нами, собравшимися дружною, жаждущею небесного исцеления, прощения и благодати, семьёю, перед Чудотворною иконою. Сильными, вдохновенными и искренними словами убеждал нас архипастырь служить Господу Богу и Церкви Его и благословил нас на правое и благое дело. И когда диакон Движения о. Лев провозгласил Движению "Многая лета!", могучая песнь, подхваченная всеми и загремевшая в храме, была красноречивым ответом на призыв Преосвященного Иоанна. С пением самой близкой человеческому сердцу Богородичной молитвы "Царица моя Преблагая" подходили мы к святой Чудотворной Ее иконе. Вслед за тем прикладывались к мощам мученика Псково-Печерского монастыря преподобного Корнилия. С доброю улыбкою благословлял нас владыка Иоанн. "Души пели!..". Велика была радость настоящего и ещё более великая почувствовалась в грядущем.
   Поздно ночью легли мы спать. И слышали сквозь сон переливчатый бой монастырских часов.
   Многие плакали в ту ночь благодатными молитвенными слезами.
   

5 августа

   В понедельник растолкал меня Миша В. за полчаса до начала службы. Проспал я не более четырёх часов, однако, встал и даже заторопился. "Сполоснул мордочку" на монастырской кухне и не успел галстука завязать, как прокатился уже первый удар благовеста и поплыл, понёсся в ясное утреннее небо звучный плавный монастырский звон.
   Удивительные колокола в монастыре. И у часов, и на звоннице, и даже трапезный. Мастерски звонят. Только представьте себе, что к вечерне звонят в двенадцать колоколов четыре монаха, и все в такт, ни разу не сбиваясь, как хорошо сыгравшийся оркестр. Музыка, а не звон плывёт тогда в небеса. Такого чарующего благовеста ни разу в жизни не приходилось еще мне слышать, а на съезде наслаждался им два раза в день. Время было урочное в церковь идти, со всех сторон тянулись уж в неё движенцы. Вошёл и я в храм -- полно наших. Ив. Арк. с хором возится. Начали часы читать. И псаломщик свой у Движения отыскался - А.М. Жаворонкова из Выборга.
   Началось богослужение. Старенький монастырский священник благолепно служить, наши священники ему сослужат, хор наш доморощенный старается, послушники по церкви иной раз промелькнуть, свечечки перед образами светятся, лампадки горят, блестят на иконах серебряный ризы с каменьями, молятся усердно, молятся молодые и старые, сильные и слабые воины войска Христова, члены церкви земной, воинствующей, просят у Господа благословения на правое дело, на истинный труд.
   К восьми часам кончилась служба. Только начали наши из храма выходить, зазвонили к утреннему чаю, из одних дверей в другие покатились потоком мы в трапезную. За чаем объявили нам программу дня, и тут же узнал я, что назначен секретарём-протоколистом. За чаем услышали мы, движенцы, впервые попавшие на съезд, об одной традиции съездов -- объявлять за трапезой о событиях в роде дня Ангела кого-нибудь из участников съезда и т.п., чтобы можно было тут же поздравить виновника события и пропеть ему "Многая лета". После чаю Ив. Арк. сказал, что в свободное время устроит он спевку. И устроил. Пели мы на богослужениях в течение всего съезда. Пеше было обиходное, да ещё иногда с канонархом.
   Тут же за чаем сообщили нам правила, придерживаться которых необходимо в монастыре. Первым из них было: в стенах монастыря курить воспрещается.
   После чаю мы расселись по скамьям в Сретенской церкви, и Л.А. Зандер произвёл перекличку, чтобы перезнакомить таким образом членов съезда, а после этого открыл вступительным словом деловую работу съезда.
   "На наши съезды, -- сказал он, -- каждый приносит всё, накопленное в течение года. Эти дары разнообразны, но цель у всех одна. И поэтому съезд живёт одною жизнью. Это -- жизнь во Христе, со Христом, для Христа. На съезде мы исповедуем имя Христово, что особенно важно в наш век, когда принято замалчивание религии, когда безбожие проповедуется не только в России, но повсюду. Мы должны всецело отдаться христианству, проникнуться им и всю свою жизнь построить церковно, во Христе. Жизнью и словом должны мы исповедывать Христа. И к этому надо подготовиться. Когда безбожие вооружено наукой, искусством и всеми дарами творчества и культуры, мы должны сами вооружиться тем же. Надо помнить, что на небе -- Церковь торжествующая, а на земле -- Церковь воинствующая, борющаяся. Мы все -- воины её и должны каждое мгновение быть в полной боевой готовности. К этой готовности и призывают наши съезды, где рука об руку идут против безбожия, во имя Христа, молитва и изучение. Наши задачи на съездах -- молиться и учиться. Но не только это. Трудно бороться, когда сознаёшь, что ты одинок, что нет у тебя ни друга, ни брата по оружию. И вот именно съезды служат ободряющим, укрепляющим средством таким одиноким бойцам. Они показывают, что по всей земле идёт одна и та же работа; они вселяют бодрость и говорят: "Вы не одни. С вами Бог и братья ваши во Христе". На съездах мы получаем возможность реальнее и живее ощутить Церковь, яснее осознать, что все мы -- члены Великого Православного Братства, одной семьи, дети одного Отца и одной Матери, Церкви, -- везде и всегда. Движение идёт вперёд. Жизнь требует от него всё больше и больше. И вот из братства изучающего оно понемногу начинает становиться и братством делающим.
   Оно не только стремится, чтобы члены его оцерковляли свою жизнь, но уже в целом своём составе выходит на арену жизненной борьбы. Пока это проявляется в религиозно-педагогической и благотворительной работе, но с Движения спрашивают уже и большего. Требуют влияния на жизнь, перестройки её устоев. Просят и требуют многого, и Движение обязано дать. И здесь, на съезде нам надо осознать, что мы - христиане -- ответственны за всё и вся, за прошлое, за настоящее и за будущее. Мы должны нести, не расплескивая, а пополняя ту Чашу, которую передали нам ушедшие, пронести Её через нашу эпоху и, уходя, отдать грядущим на смену нам, научив их, как нести Её дальше. Мы ответственны за эту Чашу Христовой Веры. Это страшная ответственность, но мы должны её осознать. Это особенно легко здесь, в этом монастыре, стены и земля которого омыты кровью праведников, много вливших в заповеданную нам ныне Чашу. И, чтоб сделаться хоть немного достойными возложенной на нас задачи, мы должны дорожить каждой минутой времени, ибо нигде нельзя больше получить, как возле Святой Горы этой древней святой обители, где нас видят и слышат пять тысяч праведников, покоящихся здесь".
   На участников съезда слово Л.А. произвело глубокое впечатление. Возникают оживлённые прения: полушёпотом на местах и шумные на дворе, во время двадцатиминутного перерыва. После перерыва председатель приступает к оглашению приветственных телеграмм. Вслед за тем у решётки амвона появляется о. Лев Липеровский. Этот любимый лектор неизменный друг молодежи, всегда бодрый, весёлый и увлекающий, с первых же слов захватывает аудиторию.
   "Если нас спросят, -- начинает о. Лев свой доклад, -- что для нас самое дорогое, мы, конечно, ответим: Господь Бог Иисус Христос. Именно такой ответ даёт Владимир Соловьёв в своих "Трёх разговорах", где (как, наверное, все помнят) эти слова вложены в уста представителя Православия старца-епископа Иоанна, отвечающего ими на последнем Вселенском Соборе на тот же вопрос, поставленный Императором Антихристом.
   Да! Для нас самым дорогим, самым важным является наш Бог Спаситель и Искупитель мира Иисус Христос. Но раз Иисус Христос является для нас самым дорогим, как же нам устроить свою жизнь, чтобы служить Ему, Самому Дорогому и Близкому. Для этого надо жить во Христе. Надо всю жизнь построить на основах христианства. Это трудно, ибо нас мало, а против нас -- множество. Православных христиан -- несколько миллионов, а врагов -- чуть ли не весь мир. Поэтому нашей маленькой группе надо особенно дружно работать во имя Христа. Для этого надо отринуть собственную жизнь и отдаться служению Христу и братьям. Может быть, когда мы постараемся и станем путём страшного напряжения поистине братьями во Христе, сам Христос придёт к нам на помощь.
   "Пред ракою Св. Сергия Радонежского уже много веков горит лампада и будет гореть до тех пор, пока не растратит русский народ того, что дал ему Св. Сергий" -- (слова Ключевского). Теперь эта лампада погасла. И вот нашею первою задачею является -- зажечь её снова и спасти этим Святую Русь. Мы должны по крохам собирать воедино членов Православной Церкви, в рассеянии сущих. Дело это начали студенты в трудное время расцвета безбожия, и с тех пор оно живёт и ширится, и русская интеллигенция, ушедшая от веры в годы внутренних язв и надрывов, ныне путём Движeния возвращается назад в Православную Церковь. Русские студенты -- будущность народа -- должны пойти на проповедь и всюду, где есть русские люди, не стыдясь, а радуясь, с верою исповедывать Господа Бога Иисуса Христа.
   Началом движенческой работы служат обыкновенно кружки. В кружках члены Движения учатся любить своего ближнего. Кажется, что это легко, а, между тем, практика показывает, что это -- труднейшая из всех задач. Но кружки имеют задачею, кроме воспитания любви к ближнему, и изучение Православия, ибо все мы, в сущности, являемся невеждами в науке Божией. А ведь эта наука является основой всех наук, источником и культур и цивилизаций. И у кого же нам учиться жить, как не у святых, людей, которые прошли свой жизненный путь так, что удостоились святости! Мы должны изучать свою религию, уметь исповедывать её и защищать, совмещать религию с жизнью, вернее, жизнь устраивать так, как требует того наша религия. Для всего этого и нужно учиться. Ведь Христос принёс нам "свет разума".
   Наружно кажется, что жизнь мира и религия идут розно, что область веры ограничена, но само Священное Писание указывает нам на отношение христианства к жизни. Оно говорит, что религия касается всего, что всё должно делаться во имя Христа, под знаком Его благодатной Воли. И этот вопрос о взаимоотношении жизни и религии и является главной задачей нашего Движения. Но, кроме того, кружки хотят быть духовными семьями. Семейность кружков делает работу более плодотворной и поистине христианской.
   Только хорошо сложившиеся кружки могут устраивать съезды. На съездах движенцы учатся друг у друга, а так как Движете рассеяно по всей Европе и даже в Америке, то такое изучение, озарённое светом Православной веры, во имя Божие, является самым плодотворным. Поэтому съезды захватывают и обращают к Богу, к Православию, и самих участников, и их гостей, и даже чужих, случайно попавших на съезд, иногда даже инославных.
   Мы часто не понимаем, что являемся членами величайшей, истиннейшей Церкви, но на съезде нам легко бывает это понять. Осмыслив же, что мы -- только недостойные носители величайшей святыни, мы будем стараться совершенствоваться, чтобы сделаться достойными её.
   Цементом, скрепляющим Движение, является молитва. Без неё ничто невозможно. Вершина молитвы и богослужения -- Таинство Евхаристии. К нему надо подходить, пройдя всё, подготовленным и укреплённым в Вере и Истине, а получив этот Дар в последний день съезда и выйдя вслед затем из стен обители, вернувшись в мир, мы должны будем бережно хранить Его, освещая Его светом и счастьем всё, нас окружающее.
   Надо всё -- жизнь, молодость, красоту, знание, энергию отдать Богу. Надо сразу, немедля идти ко Христу. В этом -- величайшее счастье. Не напрасно ведь русские святые обращались к Богу уже в ранней молодости. И они не раскаивались потом в этом ни разу. Ибо счастье в том, чтобы нести крест свой с сознанием, что переживаемое нами тут даст нам жизнь вечную, если мы достойно проживём -- земную. Какие же у нас, движенцев, кресты? Крест борьбы с собой, со своими слабостями, со своей плотью. Нужно дух поставить выше тела. Тогда мы и тело своё посвятим Господу Богу. Ведь апостол сказал: "Тело-храм Духа Святого", значит и оно должно жить и жизнью своею служить Богу. Построение жизни по уставам церкви и есть истинное оцерковление жизни.
   Чем можем помочь мы России? Только молитвой. "Пока есть на Руси молитвенники -- не погибнет Русь", говорил русский подвижник. Надо молиться, надо дать Руси таких молитвенников. Надо учиться молиться.
   Движение часто обвиняют в разных неудачах. Но нет работы без ошибок. Движение учится на них. Исправляет их. Иногда случается, что люди не понимают Движения и требуют от него того, что чуждо его целям. В таком случае Движение не слушает их, ибо оно само знает, что лучше. Ведь основа у Движения тверда: мы твёрдо верим в Православную Церковь, в Главу её Иисуса Христа и знаем, что Царство Божие надо искать прежде всего. Если мы примем это за исходный пункт всей нашей жизни, то ничто не сможет нас испугать или сбить с пути. Сила Движения в исповедании Христа и в вере в Него".
   Не успел кончиться доклад, как зазвонил трапезный колокол. Сытые духовно, но проголодавшиеся физически, мы живо собрались. Во время трапезы псаломщица читала "житие дня". Читала превосходно, чеканя звучные славянские слова ровным громким голосом. Несмотря на то, что непривычная к таким чтениям публика слегка шумела, можно было слышать каждое слово.
   После трапезы все мы разбились на группы. Часть пошла осматривать пещеры, часть в город, часть на спевку. Целая толпа собралась у монастырской лавочки. Покупали открытки, книжки о монастыре, крестики, акафисты Пречистой. В течение всего съезда мы не забывали отца Алексия, часто заходили к нему за покупками. Тут и там видны были движенцы, пишущие письма. Группами, парами, в одиночку разбрелись наши и по всей Святой Горе. Пошёл туда и я. Вдруг трогает меня кто-то за плечо. Оглядываюсь -- наша движенка, Маруся П.
   -- Куда?
   -- На Святую Гору.
   -- На Поклонную?
   -- А разве она и Поклонная?
   -- А то как же! Святая -- потому что Св. Марк на ней молился и в пещерах её св. подвижники лежат, а Поклонная -- потому что Св. Марк на том вот камне поклоны по ночам клал, молился.
   -- Не знал я этого.
   -- А я уже узнала! А знаешь, почему у здешних колоколов ушки отпилены?
   -- А разве, вообще, у них есть уши?
   -- Есть! А у здешних Иван Грозный отпилить велел за то, что якобы монастырь с Курбским заговор ладил.
   -- Заговор заговором, а уши колокольные причём?
   -- А вот поди ж ты! Отпилил, значит считал, что и колокола виноваты ( ).
   Позвали её подруги, отошла. А я прислонился к оградке, что поставлена вокруг Святого дуба. Загляделся на колокола и задумался. Поднялась какая-то неведомая завеса, и открылись передо мною тёмные века прошедшего. Вздыбились на горах, что вокруг обители, леса дремучие, непроходимые, исчезли куда-то Печеры деревянные, одиноко встала средь лесов обитель. Белою стеною с зелёным навесом над нею, башнями высокими да куполами за ними пёстрыми, глянула она в небо -- строгая и весёлая. И увиделась мне лесная дорога, чуть заметная. Едет по ней царь Иоанн Васильевич, грознее тучи, а навстречу ему несётся звон-трезвон колокольный, выходит с братиею игумен, старец, седой, строгий. А в глазах -- бездна премудрости. Подъехал к нему царь, с коня не слезает. А лицо у царя злое-презлое. Заговорил царь, губы кривятся, пена на них проступает. Обвиняет царь в чём-то игумена. Строго отвечает ему игумен, на крест что-то показывает. Только не слушает его царь. Прямо на старца пускает он коня своего борзого, храпит конь, брыкается. Берётся царь тогда за саблю острую.
   Подымает игумен тяжёлый крест, словно защититься хочет им от тирана лютого. Сверкнула сабля, опустилась... не на игумена только. Заслонил его кто-то из братии. Упал, кровью обливаяся, а вслед за ним игумен упал от второго удара царского. Раздались монахи. Ужасом лица у них перекошены. Соскочил царь на землю. Наклонился к убитому. В глаза смотрит. Губы шепчут что-то. А в глазах и у мёртвого игумена -- бездна премудрости. Впился в них взгляд царя. Не может отвести царь своих глаз от игуменовых. Не ладное с ним что-то де-лается. Побледнел он, пошатнулся. Подхватил вдруг на руки тело убитого и сквозь толпу расступившихся монахов с воплем зверя раненого побежал в монастырь. А за ним след кровавый наметился...
   Толкнул меня кто-то, очнулся я. Спустилась завеса, снова всё по-прежнему. Вокруг меня суета. Наши собираются к камню Св. Марка на беседу по поводу доклада о. Льва. Пошёл туда же и я, а у самого перед глазами картина стоит -- дело давно прошедшее, кровавое, мерещится.
   Между тем, началось собрание. Разбирали вопрос: можно ли нам, движенцам, вести миссионерскую работу. Долго спорили, наконец, сошлись на таком ответе: мы должны стараться быть всегда готовыми на проповедь. Мы обязаны помогать тем, кто ищет истины и жаждет спасения, но нам необходимо избегать людей, которые желают только поговорить, сбить с толку и запутать. Таких совопросников мы должны избегать.
   После того собрались в Сретенскую церковь, чтобы выслушать информацию кружков. Давала информацию Латвия. В первых же словах рижан начинают мелькать имена руководителей: Л.А. и В.А. Зандер и В.В. Преображенского. Сразу становится ясным, что в Риге Движение расцвело и смогло успешно работать в десяти кружках именно благодаря постоянному присутствию хороших руководителей и вдохновителей. С провинцией Латвии дело обстоит иначе. Тут видно больше усилий и борьбы, тяжкого плавания без надёжного рулевого. В общем, как выяснилось из информации, движенческое дело в Латвии хорошо и правильно налажено. С большим интересом вникал в это раскрытие жизни Движения владыка Иоанн Печерский.
   После ужина собрались в Успенский храм. Вечерня и вечернее правило прошли быстро. Когда мы вышли из церкви, было уже темно. Часы пробили девять. "Спать, спать, господа", -- засуетились заведующие дортуарами "дядьки" и "няни". Частью довольные этим, частью ворчащие, разошлись мы по дортуарам, но... чуть ли не до часу то тут, то там вспыхивали лучи электрических фонариков, и слышался тихий говор. Не многие решились отказаться от лучших часов съезда -- тихой задушевной беседы где-нибудь под деревом или на ступеньках лестницы, среди темных силуэтов деревьев и чуть видных монастырских храмов. Время от времени пробьют часы, прогремит где-то телега, донесётся чуть слышно обрывок песни, и опять настает тишина. Тихая обитель дышит святостью и покоем. "Всякое житейское отложим попечение", -- вспоминаются слова Херувимской. Суетный мир спит, молитва бодрствует. Всё реже мелькают лучи фонариков. Тише разговоры. Час!.. Первый день съезда кончен.
   

6 августа.

   Следующий день был рабочим.
   После ранней обедни, за чаем мы узнали, что кружковые занятия будут на Святой Горе. Оживилась Святая Гора. То тут, то там расселись группами движенцы. Пяти минут не прошло, как стихли разговоры. Руководители начали развивать основные мысли семинаров.

*

   В час дня в Сретенской церкви состоялась лекция Л.А. Зандера на тему "Ветхий Завет в современной жизни". Народа на лекцию собралось много. Пришли горожане и крестьяне.
   Испросив благословение у владыки Иоанна (бывавшего на всех лекциях), Л.А. Зандер начал свой доклад:
   "Каждый из нас носит в своей душе боль от несоответствия нашей веры и нашей жизни. Мы называемся христианами, мы живём в христианскую эру, но не можем обойтись без насилия. Ведь право, государство, законы, внешний общественный порядок, наконец, война -- всё это разные виды насилия, не вмещающиеся в Евангелие, противные заповеди любви. И страшно при этом не то, что насилие есть факт нашей жизни, но то, что мы считаем его практически необходимым, неизбежным и, более того: спасительным и праведным -- когда оно направлено на добрые цели. Как же примирить это противоречие? Как понять необходимые формы общежития, не впадая в беспочвенный анархизм и не зачёркивая Евангелия как "непрактичной и неприменимой истины"?
   Для того, чтобы понять внутреннюю необходимость права и государства (которые и являются организованным насилием), представим себе человеческое общество в "естественном состоянии", то есть без каких бы то ни было предпосылок общежития, без законов и норм, без определённого и установленного порядка. В каком состоянии будет подобное общество? Прежние государствоведы отвечали на этот вопрос учением о "войне всех против всех" и о самоистреблении человеческого рода до момента образования государства. И хотя эти теории и были созданы теоретически, тем не менее, практика "естественного состояния" (напр., охотников и золотоискателей, живущих вне урегулированного общения) подтверждает, что человек, живущий вне государственного порядка, обязательно видит в себе подобном врага и стремится его истребить -- хотя бы для того, чтобы спасти свою собственную жизнь. Отсюда явствует невозможность анархии, то есть необходимость права, то есть неизбежного насилия. Без него существование человеческого общества невозможно. И вот Ветхий Завет и является божественной санкцией закона права и справедливости, Божьим Словом о жизни в обществе. Он носит характер приказа, закона, нормы. И в качестве таковой имеет запретительный характер. "Не убий", "не укради", "не лжесвидетельствуй" -- всё это ограничения человеческого своеволия, предел грубости и дикости человеческой природы, обуздание греха.
   Для Бога нет и не может быть ничего "внешнего", постороннего, неподвластного Его Святой Воле. Всё тварное должно быть или должно стать исполнением божественного замысла о мире; и человеческое общество с его законами также должно быть проводником добра и осуществлением воли Божьей. Ветхий Завет и есть эта воля Божья, сказанная о Своём народе, о его внутреннем устроении, о его правопорядке; и в качестве таковой он остаётся неизменным освящением всякой социальной упорядоченности, всякого социального закона, без которого, вообще, немыслимо человеческое общежитие.
   Таким образом, Ветхий Завет несёт в себе освящение натуральному факту права и государства и изрекает некое божественное "да будет" тому, чего требует наша греховная психология, наша испорченная природа: властного обуздания нашего себялюбия, организованной борьбы со злом.
   Но противоречит ли Ветхий Завет Новому? И как понять противительные частицы в Нагорной Проповеди: "Вы слышали сказано древним... а Я говорю вам?". Отменяется ли Евангелием ветхая Заповедь?
   Ответ на это явствует из того, что закон Христа, закон любви -- требует от человека неизмеримо большего, чем закон права, закон Синая. А большее никогда не отменяет меньшего, но имеет его в себе. Как возможно это?
   Ветхий Завет всегда ограничивает человеческое своеволие; даже в том случае, когда он носит положительный характер. Так, напр., правило "око за око, зуб за зуб" совсем не является приказом наносить увечья, а требованием, чтобы кровавая месть, неизбежная в психологии той эпохи, ограничивалась т. наз. материальным или формальным тальоном, то есть, чтобы наказание (месть) было соразмерно преступлению, и за выбитый зуб преступник не лишался бы целой челюсти, а выколотый глаз не влёк бы за собою его убийства; подобным же образом отпускная грамота разведённой жены означала запрещение выгонять жену на улицу (вспомним Агарь), не позаботившись о её будущем хотя бы путём защиты её доброго имени этим отпускным свидетельством. А Новый Завет сверх этого ограничения требует ещё деятельного служения, помощи ближним.
   Можно сказать, что формулой Синайского законодательства является: никому не вреди; а Новый Завет говорит: всем служи. Но последнее предполагаем первое; и Новый Завет есть дополнение и исполнение Ветхого. Это исполнение надо понимать не только в том смысле, что при господстве Нового Завета Ветхий сам собою исполняется, но гораздо глубже. Ветхий Завет есть только форма, некоторый скелет общественных отношений; Новый Завет есть само содержание добра, явленного в жизни, полнота любви, при которой невидны и незаметны те грани, в которых она живёт; для того, чтобы сохранить вино, мы должны иметь сосуд, который не даст ему растечься; но когда сосуд этот наполнен, мы уже не думаем о нём и о его стенках, но только о самом вине, о том, что его наполняет. Это сравнение объясняет, почему Новый Завет является "исполнением" (славянское "исполнение" означает наполнение, в греческом тексте "плироси" -- наполнить) Ветхого. И вместе с тем, почему "прейде сень законная, Благодати прешедши".
   Таким образом, иерархия установлена. Нам дана благодать, нам дана заповедь любви -- и по ней мы должны жить. Но когда любовь в нас иссякает (а это происходит постоянно), когда вместо богоподобного лика мы являем собою образ зверя -- нас сдерживает железная клетка закона, Синайский глас, который в наши дни гремит с такою же силою, как и в дни Моисея.
   И в этом -- смысл насилия и оправдание правопорядка, конечно, только в том случае, если целью их является осуществление добра, защита правды. Не всякий порядок хорош, не всякое государство оправдано. Есть войны праведные, но есть войны греховные. И, понимая необходимость закона, мы этим отнюдь не оправдываем всех форм человеческого общежития. Мы утверждаем только, что и в современном состоянии Ветхий Завет права и справедливости имеет свой смысл и применение -- поскольку люди бедны любовью, немощны духом и не имеют силы жить Заповедями Христа Спасителя".
   Свободное время от двух до пяти часов, между обедом и вечерним чаем почти все члены съезда посвятили осмотру монастыря. Монастырский гид, послушник о. Савватий, маленький седенький старичок, с добрыми глазами, всем говоривший: "Миленький ты мой", "дорогие мои", партиями водил нас по пещерам. Этот о. Савватий со своим ровным голосом, всегда одинаковыми до мельчайших чёрточек объяснениями, со своею добротою и ласковостью так полюбился всем, что мне приходилось за время съезда слышать, что "без о. Савватия пещеры немыслимы". О. Савватий долгое время был послушником при о. Иоанне Кронштадтском.
   Вчера я успел только мельком осмотреть монастырь и не преминул познакомиться с ним теперь детально. Для начала, конечно, отправился в пещеры.
   Удивительно хорошее чувство испытываешь, бродя со свечою по этим длинным коридорам, вырубленным в мягком податливом песчанике, среди тысяч могильных плит (4980 человек лежит в Св. Горе) и старых потемневших гробов. Страха или содрогания душевного я не чувствовал абсолютно. Было чувство покоя, святости и чистоты. "Сие место свято есть", "Пещера Богозданная" -- это чувствовалось во всём. Мир и покой, покой и мир. Чувствовалось здесь что:
   
   Спят, отдыхая от дел и труда,
   Скорбные странники грешной земли,
   Спят, ожидая иного Суда,
   Те, кто земного суда избегли...
   
   Это ожидание Суда, кокой до Последнего дня, до Второго Пришествия, как-то невольно ощущаешь и жаждешь его сам... Благодаря хорошей вентиляции в пещерах всегда свеж воздух, но и без этого не с чего было бы ему быть несвежим -- тления там нет. Условия пещерного погребения допускают только очень медленное в течение веков иссыхание погребенных там тел. У входа в пещеры лежат святые преподобные Марк, Иона и жена его св. Васса и непрославленный, но местно-чтимый иеросхимонах Лазарь. Словно охраняют святые угодники обитель мертвых от всего злого... Но злые люди никого не боятся, никого не стыдятся... В разных местах в пещерах можно видеть следы кощунств, совершенных "красными" в короткое время владычества их в здешнем крае.
   Из пещер посетители берут обыкновенно песок, глину, выдавливающуюся из одной щели в пещере. Исполнили этот обычай и мы. Приятно привезти домой, в мир, отличный от того, где мы были, вещественное воспоминание, хотя бы и в виде горсти песка. А для нас, русских, эта горсть земли имеет двойное значение: это -- не только "святая" земля, но и "родная земля", а таковую многие в ладанку зашивают и носят на груди.
   Вечером продолжалась информация кружков. Давала информацию Эстония. В общем, впечатление у меня осталось такое: в Латвии Движение больше и шире, в Эстонии оно невелико, но зато в Ревеле кружки куда связаннее, чем в Риге. После информации выступил американец П.Ф. Андерсен, представитель "YMCA-Press", сообщивший краткие сведения о работе этой очень ценной для Православия и для русских организации. Сообщение неммеской движенки о работе воскресной школы в г. Немме было принято с большим вниманием и интересом как опыт практической работы Движения.
   Когда после жаркого дня, вечером мы собрались в церковь, на горизонте клубилась громадная, как пучина, бездонно-синяя туча, и слышались раскаты грома. В течение службы они становились всё громче и громче и не раз заглушали голос священника. Когда мы вышли из храма, гроза была в полном разгаре. Молнии сверкали лиловым блеском. Гром, отражаясь в оврагах, гремел почти непрерывно. Шёл крупный тёплый дождь. Было свежо, приятно. По мокрой земле, ёжась от дождевых капель, разбежались мы по дортуарам. Коменданту и "нянькам" никого не пришлось гнать спать. К нам в дортуар пришёл о. Лев и прочитал молитвы "на сон грядущим". Заснули мы под бешеные раскаты грома. Я не знаю, когда кончилась гроза. Ночью была буря. Говорят, стихии разгулялись вовсю.
   В течение вторника прибыло на съезд ещё несколько человек. "Нас много", -- сказал мне вчера один из движенцев, и с каким отрадным чувством это было произнесено!
   

Среда, 7 августа.

   А утром мы узнали, что со Святого дуба на Горе ночною бурею сломило громадный сук. Наши поспешили нарезать себе с него целебной коры. Буря миновала, но утро было пасмурно. От ночного дождя остались лужи, и за трапезой было объявлено, что семинары из-за сырости будут в закрытых помещениях. Мой семинар был в Благовещенской церкви. Не знаю, гроза ли подействовала на всех ободряюще, или что другое, но только в этот день все проходило особенно хорошо. Хорошо прошли семинары, ещё лучше лекция. Говорил на этот раз местный историк А.И. Макаровский, познакомивший нас с историей Псково-Печерской обители. Мы, движенцы, из которых многие ещё до съезда полюбили монастырь, познакомившись с ним по роману С.Р. Минцлова "Под шум дубов", а потом на съезде полюбившие его за искренность, древность и гостеприимство (не говоря уже о святости), после доклада А.И. Макаровского полюбили его ещё сильнее за его свято-русскую историю. Тем, кто не был на съезде, этот доклад может рассказать о вековой, кровью и подвигом созданной святости, которая в лице святынь старины и людей окружала нас во все дни нашего пребывания в монастыре, поражая своей величественностью и недосягаемостью, вознося и настраивая на молитвенный лад своею сияющею громадой.
   

Конспект доклада А.И. Макаровского "Печерский монастырь и его значение для местного края"

   "В XV веке среди лучших представителей русского монашества замечается тяга от омирщвленных, часто заражённых неподобающими пороками пригородных монастырей, каковыми были до этого почти все русские монастыри, в глушь, в зеленую лесную пустыню. Первый толчок этому движению дал Св. Серий Радонежский. Его ученики содействовали тому же, и много их стараниями в глухих чащах встало монастырей. Иноки, искавшие сурового подвига, духовного и физического, выходили в это время "в пустыню" из всех обителей Руси. Как бы освящались в те дни леса русские. Где прежде лишь звери бродили, стали вырастать скромные келейки скромных отшельников. В Псковщине тоже было основано несколько таких монастырей, и одним из них был монастырь Печерский "Пречистой"... Основоположники его вышли на трудное духовное делание приблизительно в половине XV века. Кто они были, сколько их было, когда они поселились тут, неизвестно.
   Предание говорит только, что однажды изборские звероловы, охотясь в печерских лесах, слышали пение, исходившее из горы, но не видели никого. Вскоре после этого Изборск купил у Пскова землю, один участок которой, с нынешнею Св. Горою, достался земцу Дементьеву. Он начал рубить на Горе лес. Одно из деревьев упало с обрыва и увлекло за собою целую лавину. Земля осыпалась, и открылось устье пещеры с надписью на песчанике "Богом зданная пещера". Надпись высечена была, вероятно, первыми отшельниками, жившими в пещере. Никаких более точных данных о начале монастыря не сохранилось. Нет никаких сведений и об единственном известном основоположнике монастыря, преподобном Марке, первом старце печерском. Имя его вписал в помянник безымянный игумен, второй в порядке преемства. Преп. Корнилий сомневался даже в нём и велел вычеркнуть имя Марка из помянника, как исторически-недостоверное, но заплатил за это болезнью и велел восстановить почитание святого.
   Эта скудость сведений о начале обители естественна, так как вначале обители ведь еще и не было, а был долгое время только маленький скит, который обратился в небольшую пустыньку с приходом в него преп. Ионы. В миру Иоанн, он был священником в Юрьеве Ливонском, но ушёл оттуда в Псков, не вынеся притеснений латинян и оставив в Юрьеве Исидора Нового. В Пскове он вскоре услышал, что пресвитер Исидор был схвачен латинянами, был заключен в темницу, а затем со своими 72 прихожанами утоплен в реке Аморже. Увидел, наверное, в этом событии о. Иоанн особую Божию милость к себе, и зажглось у него сердце жаждой иноческого подвига. Услышал он однажды о маленькой пустыньке, приютившейся на берегу ручья Каменца в Богом зданной пещере, в дремучих лесах, у самого немецкого рубежа, и решил стать там на подвиг. Забрал с собою Иоанн жену и двух сыновей и поселился в пещере. А там по времени заболела жена, приняла монашеский чин с именем Вассы и вскоре почила. Около неё решил окончить свою жизнь священник Иоанн. Сходил он во Псков, постригся там в монахи с именем Ионы и вернулся к себе в пещеру. Ревностней стал труд, крепче молитва, строже подвиг.
   Вскоре сготовилась пещерная церковь, а против неё выросли две келейки на столбах. Побоялись псковские священники освятить церковь "необычного ради места" её. Сходил тогда Иона к архиепископу Феофану, и не отказал ему святитель. В 1473 году священники псковского собора Св. Троицы в день Успения освятили церковь во имя Успения Богоматери. Было это в правление Русью государя Иоанна III. Нуждам пустыни поболезновал земец Дементьев и одарил её довольным наделом земли по ручью Каменцу. Сотрудники Ионы о жилье позаботились и повели своё нехитрое хозяйство.
   Прошли года, а потом первые иноки осиротели. Отошёл к Богу крепкий духом Иона. Кольчатый железный панцирь, который нашли на его теле, безмолвно свидетельствовал, каким сильным воином духовным и телесным был его носитель. Дух борьбы, можно думать, был главной чертой его характера, и он как бы завещал своему монастырю борьбу с самым сильным врагом православия -- западным христианством, тогда ещё единым католичеством. Вскоре же после кончины Ионы малой обители пришлось познать всю невыгоду своего расположения у рубежа, и "беда вражеского набега" пришла на монастырь. К этому времени трудами преемников Ионы монастырёк уже расстроился на горе, и там же срублена была деревянная церковь во имя Антония и Феодосия Киево-Печерских. Всё это было разграблено и сожжено, монастырское хозяйство разорено во время внезапного нападения немцев.
   Зажжённая свеча русского иночества готова была погаснуть, если бы не поддержал её сперва дьяк Михаил Григорьевич Мунехин-Мисюрь, а затем славный игумен Корнилий. Их деятельность неразрывно связана и хронологически. Мунехин умер в 1528 году, а в 1529 вступил в управление обителью 28-летний игумен Корнилий. 50 лет, в течение которых эти два лица отдавали обители -- первый свои заботы и казну, а второй все свои силы и даже жизнь, -- составляют период напряжённого и окончательного устроения обители, обращения её в главный монастырь Псковской области. Псковская летопись под 1519 годом даёт исчерпывающую характеристику деятельности Мунехина на пользу Печерской обители. "И начаша Мисюрь Дьяк, да его подъячий Артюша Псковитин назирати убогое место, незнаемо некем же, под Немецким рубежом, 40 верст от Пскова, в Стайлове погосте, 7 верст от Новогородка Немецкого, Печерский монастырь, Вифляндскую пещеру, и начаша на праздники Пречистыя Богородицы ездити со многими людьми, и монастырь кормити, а монастырец был на версе горы: и нача Пречистая недужные исцеляти, и слыша вся земля Русская, яко не токмо крестьян, но и Латынов исцеляет: и нача Мисюрь волостьма, своею казною, по обе стороны ручья, горы копати и церковь большую созидати и в гору копатися дале и глыбже и начаша монастырь строити в подоле, меж гор, а ручей сквозь монастырь, и воду возведоша сверх, и св. Антония и Феодосия (церковь) снесоша с горы в пещеру, в новую церковь, и начаша с просфурою и со святою водою к Государю ездити, и нача быти славен монастырь до моря Варяжского".
   Монастырская летопись дополняет этот рассказ ценными подробностями. Так, при коренном переустройстве монастыря поставили новую церковь во имя 40 мучеников Севастийских. Кроме того, выясняется, что дьяк привлёк к оказанию помощи монастырю и других псковских людей. Двое из них, посадские торговые люди Василий и Федор, согласились между собою и на общие средства наняли иконописца Алексея Малого, который по их заказу и написал образ Успения Божией Матери "в житии", т.е. с изображением по сторонам главного лика важнейших событий из жизни Богоматери. Обитель получила этот образ в 1521 году.
   Сподручник дьяка Мунехина, игумен Герасим ввёл ежедневную службу в монастыре и учредил общий устав церковной службы, применительно к уставу Киево-Печерского монастыря. Создан был по тому же образцу и монастырский устав. Этот устав в присутствии всей братии подписал игумен Герасим, а затем он был подписан и дьяком Мунехиным. Отсюда опять-таки видно, какую большую роль играл Мунехин в жизни монастыря. Чем это можно объяснить? Мунехин был ставленником Москвы в Псковщине, и поэтому вполне допустимо, что, примиряя своею деятельностью псковичей с московской властью, дальновидный Мунехин показывал особое уважение к псковским святыням и внимание к населению, прозорливо подготовляя псковичей к повторению неудавшейся при Иоанне III попытки завоевания Ливонии. Как будто эту мысль московского государственного человека внешне осуществил игумен Корнилий, соорудив вокруг монастыря каменные стены с высокими башнями "обороны ради" во время Ливонской войны, продолжавшейся 24 года (1558-1582 г.).
   Страшны и тяжелы были для псковской, да и для всей русской земли эти годы. Но богатырь духом, светел умом и крепок волею был игумен печерский Корнилий. Ведомо ему было сознание общности русской земли, и, обводя крепким кольцом каменных стен монастырь, смотрел он на защиту обители, как на защиту православной веры и порубежного клочка русской земли. Был он во всём управитель "изрядный". Заканчивая дело устроения монастыря, перенёс игумен церковь Сорокамученическую из монастыря на двор приезжий, монастырский, а на её месте воздвиг церковь во имя Благовещения. С верным сотрудником своим и зодчим, жертвователем Павлом, в иночестве Пафнутием Заболотским, построил игумен в 1564 году церковь каменную со звонницею "На воротех" монастырских во имя святого Николая Чудотворца. Видимо, тогда же вознеслась ввысь и главная звонница монастырская. С неё до сих пор гудит нам и корнилиевский колокол. Надпись на нём гласит, что "слит бысть колокол сей в области Святыя Троицы во обитель Пречистыя Богородицы и Приснодевы Марии, честного и славного Ея Успения в Печерский монастырь, при державе царствия благоверного и христолюбивого царя и государя, великого князя Ивана Васильевича всея Руси, при митрополите великого Новгорода и Пскова Пимене, по велениям игумена Корнилия о Христе с братиею, а делаша мастеры Псковичи... да Логин Семенов сын. Слава Совершителю Богу аминь". Эту фразу, по тогдашнему обычаю русскому завершавшую всякое серьёзное дело, приходилось часто говаривать игумену Корнилию. Ведь неустанно он что-либо созидал, устраивал, упорядочивал, следуя все увеличивавшимся влиянию и известности Печерской обители в Псковщине. В Пскове соорудил он в 1538 г. во имя Пречистыя Богородицы Одигитрии каменную церковь и при ней отстроил подворье. Шёл печерский игумен и на дело миссии к своим соседям, эстам и сетам. Для новообращенных он построил три церкви: Троицкую в Агиреве, Рождества Христова в Точине и в Новогородке (Нейгаузен), причём учредил там священнослужение, снабдил церкви утварью, давал содержание причту. Не было непривычным для игумена Корнилия и писательство: "Кормовую книгу" вел он с 1558 г., написал первоначальную летопись монастыря и завел церковный синодик -- поминание усопших. Историк Карамзин отмечает еще, что Корнилий был летописцем и в общегосударственном масштабе, написал историю своего времени; однако, до сих пор это предположение ничем не подтвердилось.
   А между тем, действительно о многом мог бы рассказать игумен Корнилий. Псковская летопись дает осязательно почувствовать, что Корнилий был близок к Иоанну Грозному и стоял в ряду участников тогдашних событий. В самом начале Ливонской войны в 1558 г. погорел на немецкой стороне город Ругодив (Нарва), а сказывали, оттого, что некий "чудин" (эстонец) варил пиво и вместо дров подложил под котёл икону Св. Николы. Погоревший город попал в руки русских, и царь Иоанн послал туда игумена Корнилия с несколькими другими духовными лицами, чтобы они навели в Ругодиве церковный порядок и доставили в Москву обретенные там иконы "Образ Пречистые Богородицы Одигитрии" и "Николин образ" "в пепеле целы". Через два года, в 1560 г. "месяца августа в 21 день, Божиею милостью и Пречистыя Богородицы молитвами" взят был русскими город Вельян (Феллин) "и Монстра Фюрстенберга взяли и к Москве к Государю привели. А прилучися Божьим изволением взятие тако: прислал игумен Печерский Корнилий священника Феоктиста к воеводам о празднике Пречистыя Богородицы Честнаго Ея Успения с просвирами и со святой водою, и пришел старец Феоктист в неделю (воскресенье) в вечере, и того вечера град Вельян загорелся от огненных ядер и выгорел весь, и они, немцы, учали бити челом Государю и город здали, а их выпустили. И воеводы Пречистой Богородице в монастырь прислали колокол Вельянский серебряный... а всех с Вельяном пять городков взято того лета".
   Игумен Корнилий, как видно из этого, стоял в центре тогдашних событий. Немудрено, что такой мнительный, разгорячённый постоянными казнями царь, как Иоанн Грозный, видя деятельное участие Корнилия в жизни государства, и, может быть, разгневанный чем-нибудь Корнилием, заподозрил его в заговоре с князем Курбским.
   Эго подозрение и обусловило, вероятно, убийство царём престарелого игумена. Точных указаний о том, как оно произошло, у нас нет. Одна версия об убийстве передаёт, что царь сам "ссек" Корнилию голову при встрече с ним у монастыря. Карамзин же доверяет князю Андрею Курбскому, который записал слух, что Корнилий, "муж святый и во преподобии и славен", и его ученик Вассиан Муромцев, "муж учен и искусный и во священных писаниях последователь", были "вкупе во един день орудием мучительским некиим раздавлены"... Таким образом, несомненным остаётся лишь самый факт мученической кончины преп. Корнилия, датируемой летописцем 20 февраля 1570 г. и определяемой так, что игумен Корнилий "от тленного сего жития земным царем предпослан к небесному Царю в вечное жилище".
   Прошёл недолгий десятилетний период со времени кончины игумена Корнилия, как не только его родной монастырь и милая его сердцу Псковская земля, но и сам Иоанн Грозный должны были с благодарностью вспомнить прозорливую его осторожность и государственную мудрость, сказавшиеся в крепком устройстве монастыря в целях лучшей обороны от всякого врага. Как раз вскоре после смерти Корнилия начинается свыше чем столетний период не только религиозно-церковной, но и исключительной государственной службы Печерского монастыря в то время, когда Московская Русь, среди внешних и внутренних потрясений XVII века, упорно боролась за свои самобытно-национальные начала жизни, подготовляясь в то же время к рождению новой России. В это бурливое и смутное время крепко стоял, точно врос в родную землю, Печерский монастырь, самая надежная религиозная и государственная твердыня в Псковской земле.
   Историческим примером важной и своевременной помощи монастыря Москве является участие Пскова и Печерского монастыря в длительной Ливонской войне. Тяжела и неудачна была эта война для Иоанна Грозного, и лишь вначале порадовали его успехи. Особенно безнадёжным стало положение в конце войны, когда решать её взялся избранный польским королём Стефан Баторий, талантливейший полководец тогдашней Европы. Два похода совершил он по Ливонии и в русские земли -- и пожарами занялась разоряемая и опустошаемая Псковщина. Наконец, наняв разноплеменное стотысячное войско, Баторий двинулся третьим походом на Псков... На военном совете у Батория решили покончить со Псковом, хорошо понимая, что падение этой крепости решит судьбу Ливонии и войны из-за неё. Иоанн Грозный угадал осаду Пскова Баторием, и город хорошо приготовился к обороне, получив, согласно показаниям неприятеля, около 7.000 конницы и до 50.000 пехоты, считая в этом числе и призванных к оружию обывателей города. Однако, увеличивая материальные средства обороны, царь и воеводы хорошо понимали, что надо позаботиться и о главном факторе победы: об укреплении нравственной энергии у бойцов и пробуждении несокрушимой воли к победе. Эту волю бойцов закаляли на чувстве нравственного долга, переживаемого душою как непреложная заповедь Божья. В целях сгущения религиозно-нравственной силы псковских бойцов "взбранные и непобедимые Воеводы Пречистыя Богородицы образ той чудотворный Успения в житии повелением царя был принесен из обители Печерския в град Псков на заступление граду. Обители же тоя игумен Тихон со старцы со иконою Пречистыя Богородицы пребывали во граде Пскове, молебное совершающе со всем освященным собором во святой соборней и апостольской церкви Живоначальные Троицы". Пришествие Пречистой из Печер подняло веру и надежду в душах псковичей. От единичных молитвенных озарений всё ярче загорался пламень общей веры в небесную помощь. И от веры родилось и к вере приводило чудесное видение кузнеца Дорофея. Ему явилась Пречистая Дева со святыми, среди которых был и преп. Корнилий, умолявшими Ее пощадить Псков. Пречистая вняла мольбам, сжалилась и возвестила кузнецу, что псковичи победят.
   Вера в помощь Божию укрепила псковичей, и они доказали себя богатырями в день Рождества Богородицы, 8 сентября, когда король повёл свои войска на штурм московской твердыни. Вот венгры заняли Покровскую башню, вот польские и литовские дружины ворвались в пролом стены и в Свинускую башню, полуразрушенную предварительным двухдневным обстрелом. Бой закипел на всех стенах, "гул такой стоял, как будто налетела непогода". Псковичи "встретили напор со всех раскатов, с костров, со стен, с быков, с обломов, с башен посыпались на неприятеля кувшины зелья, каменья, бревна и горящий лен". Но был упорен враг, и знамя польское всё развевалось над Свинуской башней. Тогда взорвали башню русские, и вместе с ляхами взлетела она на воздух. Враг отхлынул, но ненадолго. Свежие дружины его вновь пошли на приступ. Дрогнули защитники. Тогда князь И.П. Шуйский стал со слезами уговаривать их не отступать и послал за духовенством. Из собора Св. Троицы пришёл крестный ход с мощами князя Всеволода-Гавриила и со всеми псковскими и печерскими святынями. У пролома крестный ход остановился, и игумен печерский Тихон с псковским духовенством воспел молебный канон "в нашествие супостата": "Многомилостиве Господи, сокруши враги под ноги наша". Молитва укрепила псковичей, и дружным натиском сломили они ляхов, прогнали их и многих взяли в плен. Штурм был отбит. Баторий потерял 5.000 человек, псковичи -- свыше 2.500. Не взяли враги Пскова, хотя целых пять месяцев простояли под его стенами и неоднократно повторяли приступы.
   За эту долгую псковскую осаду не мог не привлечь к себе врагов и Печерский монастырь. Мирские люди Печерского монастыря партизанили, уничтожая мелкие отряды неприятеля, мародерствовавшие по всей Псковщине. Когда удачи печерских партизан оказались чересчур опасными для поляков, Баторий послал разведочный отряд в составе немецкой конницы Фаренсбека, конницы Кетлера и отрядов двух польских ротмистров, придав коннице артиллерию. Установив пушки, немцы продолжительным обстрелом пробили в одном месте монастырскую стену. Туда устремились защитники монастыря. Хотя Псков и послал для обороны монастыря 200 ратников под начальством молодого Юрия Нечаева, но обитатели монастыря несомненную опору видели лишь в небесной помощи. Как и во Пскове, взяли монахи старую икону Успения, принесли к пробитому месту стены, сгрудились у своей святыни и, поя молебны, без страха ожидали врага: "Горы окрест их, Господь же окрест людей своих", как говорит об этом словами Писания монастырский летописец. И вновь религиозное мужество дало людям победу: 6 ноября упорный приступ немцев был отбит, Кетлер попал в плен, а Фаренсбек был ранен. Узнав о неудаче Фаренсбека, Баторий послал под монастырь венгров под начальством Барнемиссы. После долгого обстрела, пробив в двух местах стены, Барнемисса 14 ноября повёл войска на приступ, но был отбит с великим уроном.
   "Не везет в Печерах Барнемиссе с венгерцами, Фаренсбеку с немцами" -- стоить запись в "Польском дневнике похода Стефана Батория на Россию" под 16 ноября. "Пробьют брешь в стене, подойдут к ней да и остановятся, далее идти не могут. Все удивляются, отчего это происходит. Одни говорят, что это колдовство со стороны русских, другие, что место свято. Уже второй приступ не удается. Эти монахи творят чудеса храбрости".
   Полным подтверждением тяжёлого положения осаждающих является грамота канцлера Замойского, которую он прислал печерским монахам. Дипломатично и осторожно канцлер требовал сдачи монастыря. Собрались на совет "сидельцы печерские" и постановили единодушно отказаться от королевской ласки и милостей. Облекся старец Патермуфий во все схимнические одежды иноческого чина великого образа и, выставив голову из стенного окна, известил врагов, что все сидельцы, как один, готовы умереть "в дому Пречистыя Богородицы" "за Государя, за святые церкви и за закон нашей православной христианской веры, а монастыря королю не отдадут". Врагам ничего не оставалось, как плотно обложить монастырь. А "зело притужно" было монастырским сидельцам: от большого скопления народа и от голода много умирало людей. Но не отворил ворот Печерский монастырь, и ушёл враг, не взяв ничего после трехмесячной осады.
   Невольная боевая служба Печерского монастыря Московскому государству в Ливонскую войну утвердила за монастырём известность, хотя и маленькой, но стойкой пограничной крепости. Отсюда естественно, что все военные действия, имевшие своим плацдармом Псковские земли и Ливонию, всегда затрагивали и Печерский монастырь. Трудно живёт в это время обитель. Особенно тяжело приходилось ей в первой половине XVII столетия, когда враг почти каждый год нападал на неё. Годы 1592, 1611, 1615, 1630 и 1655 вписаны в монастырскую летопись кровавыми письменами.
   Только Великой Северной войной окончилась боевая страда монастыря. Этим для постороннего окончилась и вся история Печерского монастыря. Однако, историческое знание в наше время как раз не удовлетворяется изучением только того, что было видно всем, что как бы само кричит о своей исторической ценности. Для историка гораздо важнее расплетать корни запутанных исторических событий, "вселяться" в прошлые эпохи, подслушивать интимные разговоры, стараться понять комплекс движущих людскую жизнь идей.
   В этом смысле Печерский монастырь не весь в прошлом, и в этом легко убеждается внимательный наблюдатель, рассматривая следы неведомой и непонятной жизни. Монастырь живёт и в настоящем и будет жить, доколе будут в нём члены монашеской общины, покорные идеалу иночества и именно русского иночества. Самым своим существованием в наши дни Печерский монастырь свидетельствует, что "свеча ещё не погасла", не потух еще для нас, русских, свет родной нам православной русской культуры. Мы не можем забыть, что в русском прошлом православие наложило особый колорит на русскую культуру, придав ей самобытный характер. Своеобразная национальность русской культуры зависела от того, что её создал не просто русский народ, но именно народ православный. Русское православие сложилось естественно, как неизбежное индивидуальное восприятие христианства русским народом.
   Среди частных форм этого восприятия особенно четким и резким силуэтом целостной и законченной фигуры встаёт русский инок. Нельзя не помнить, что русский инок в своё служение Богу включил служение ближнему. Заповедь любви к ближнему раскрылась для него как оказание ему возможно широкой помощи. Сначала инок шёл в пустынный лес для личного спасения души, но "мирянин цеплялся за него" и тоже шёл за ним в лес и там "заводил новый русский мир". Инок не отталкивал приходящих на совместную с ним жизнь, и так возникали монастырские общины труда и молитвы -- общежительные монастыри, которыми колонизировалась вся северная Русь. Эта связь монастыря с миром имела своим результатом христианизацию русского народа, пронизывание религиозными мотивами всех продуктов творчества народной души. Вот почему глубоко верны слова Ключевского о том, что "русское монашество было отречением от мира во имя идеалов, непосильных миру, а не отрицанием мира во имя начал, миру враждебных".
   Кто станет отрицать обоснованность идеалов русского иночества? Можно не следовать им, можно считать, что его формы в условиях современности являются слишком суровыми, нежизненными и далёкими, но полностью отрицать их можно лишь при условии отрыва от православия и от христианства.
   Так, инстинктивно, не рассуждая, решает вопрос и местный русский крестьянин. Центром православия, притом, где хранятся местные святыни, местом, где привычней и ярче всего горит огонь религиозных переживаний, является для местного православного населения Печерский монастырь. Незыблемо до сих пор стоит он как памятник верности прошлому и всегда вызывает у каждого одну и ту же неотвязную думу о вере. Нельзя ни войти, ни выйти из него, не всколыхнув в душе мысли о религии. Пусть современный материалист презрительно считает религиозных людей невеждами, но, может быть, рядом с этим эпитетом он не откажет им в справедливости и признает, что религиозные люди -- всё же цельные и ценные для людского общежития люди. В самом деле, какая техника жизни, какая партия, какое государство возьмёт на себя задачу дать человеческой душе и счастье, и радость? Вот жалоба Н.А. Некрасова, сказанная как будто вчера: "Нам всё и всегда некогда. Некогда думать, некогда чувствовать, некогда любить, некогда жить душою и для души, некогда думать не только о счастье, но даже об отдыхе, и только умирать есть время". Все мы расточаем свои дни, каждый по-своему, в поисках содержательной, полной смысла жизни. Что же может дать нам, наш "самонадеянный, бесконечно критиканствующий крикливый век" со своим стремлением к духовному уравнению людей, к "сокращению оригинальной личной жизни"? Не пора ли, в самом деле, в поисках внутренней духовной силы обратиться за помощью к нашей родной православной старине? И она даст нам ответ, по-учёному звучащий так: "Человек далеко не всё постигает логическим мышлением и даже, может быть, постигает им наименьшую долю постижимого" (Ключевский)...
   Увлекательный доклад А.И. Макаровского был выслушан с большим вниманием. Оживлённо обмениваясь мнениями, шли после него движенцы в трапезную. Там их ожидали сюрпризы: во-первых, вместо гречневой каши на второе подали чудную пшенную кашу; во-вторых, Л.А. объявил, что после доклада он снимет группу участников съезда на лестнице перед Успенским собором, и в-третьих, нам объявили, что сегодня для осмотра будет открыта ризница, объяснения в которой будет давать сам владыка Иоанн. Так как ризница вмещает только 25-30 человек зараз, то владыка тут же познакомил нас с тем, что мы там увидим.
   После обеда снялись -- а затем у железной решетки ризницы появилась очередь "чающих лицезрения". Я попал в одну из первых партий.
   Много сокровищ таится в ризнице, хотя далеко не всё уцелело из прежнего богатства монастыря. Отмечу здесь только наиболее меня заинтересовавшее.
   Дверь ризницы запирается замком, сделанным во времена Иоанна Грозного "мастером Левушею". Замок крайне своеобразен. Внутри за дверью посетителей встречают два маленьких крепостных орудия, остатки когда-то грозных батарей монастыря, далее в стеклянных витринах висят подарки царей и благодетелей -- шитые жемчугом и золотом ризы, начиная от древних замечательной работы, почти сплошь ушитых жемчугом риз стольника Вихорева и кончая комплектом кроваво-красных, тоже с жемчугом риз, подаренных имп. Николаем II. Из других витрин смотрят старые книги, иконы в золотых и серебряных окладах, старая церковная утварь, нередко совсем отличная от ныне употребляемой, жалованные кубки и чаши, старинные деньги и пр. Замечательной красотой поражают старинные Плащаницы, из которых одна вышита собственноручно царицею Анастасией Романовной. Около её Плащаницы висят обыкновенные вязанные чётки... трёх саженей длины, в вершок толщины, которые служили для наказания провинившихся монахов. А против чёток за стеклом лежит целая серия вещей царя и государя всея Руси Иоанна Васильевича Грозного. Эти вещи -- цена крови, те 30 серебреников, которыми пытался расплатиться царь за убитого им игумена Корнилия. Тотчас же после убийства в порыве раскаяния отдал он всё бывшее с ним. Это-то походное снаряжение царя и покоится теперь за стеклом в монастырской ризнице: серебряный с чернью ножик и вилка (в кожаном футляре), киса серебряная с бисером, полная деньгами, пороховница и дробница серебряные, труба медная воинская, серебряный царский перстень с самоцветным камнем. А рядом лежат царицыны серьги, пожертвованные на отмоление мужнина греха.
   Даль времён глядит из витрин. Тёмная и святая, кровавая и подвижническая, злая и добрая смотрит Русь. Boвремя прочёл свой доклад Ал. Ив., на каждом шагу вспоминали мы его в ризнице. Осмотревши ризницу, разошлись кто куда. Многие шли ловить мороженницу, един-ственную в Печерах, у тележки которой каждый день образовывался целый клуб. Некоторые просто бродили по городу, присматриваясь к его житью-бытью.
   А посмотреть в Печерах изгнанникам, эмигрантами на чужбине живущим, есть что. Русь! Совсем как у Гоголя в "Мёртвых душах" -- без конца и края лежит она со всем своим добром и злом. Такая она и тут... Русские избы, заваленки со старухами в тёмных платках, парни с гармонями и гитарами да девушки с семечками. Бабы и ребята -- с ног до головы русские, обилие чайных и, увы, питейных заведений. Русь со всеми своими качествами и пороками. А вокруг поля да леса с деревеньками; а в деревеньках этих ещё чище, ещё глубже живёт Русь, исконная, крестьянская. И идёт так до самой грани-рубежа, где стонет Русь под пятой Змея Горыныча, страшного дракона красного, посягнувшего на православную веру. А тут, слава Богу, стоит ещё уголок её со своими звонами колокольными, со своими силами непочатыми, со своими мужиками неиспорченными. Русь! Ты нас окружила, ты нас благословила своими святынями, ты завещала нам бороться за веру православную, ты вдохнула в нас силы животворящие!.
   Незадолго до вечернего чаю один из священников о. Геннадий Комаровский познакомил нас в Успенском соборе с монастырскими святынями. Шесть икон Божией Матери чудотворных и чтимых находятся в церквах монастыря; образ Николая Чудотворца, мощи преподобномученика Корнилия; да в пещерах -- четыре угодника. Много Божией Благодати почиет на обители Пречистой.
   В этот же день объявлена была запись на поездку в Изборск. Записалось до 200 человек. А на съезде в этот день было уже более 250 человек. Первый раз собрался съезд с таким огромным количеством участников.
   На вечернем собрании закончена была информация кружков. После этого было разобрано несколько организационных вопросов. С кратким сообщением о религиозно-педагогической работе выступил И.А. Лаговский:
   "В наше время всё более и более остро ставится вопрос о молодёжи. В борьбе за молодёжь сталкиваются сейчас на мировой арене самые противоположный течения, и от того, кто возьмёт в свои руки воспитание этой нашей будущности -- добро или зло, -- зависит решительно всё будущее. Поэтому вопрос этот является сейчас самым важным, самым трагическим из всех мировых вопросов. Современная культура не признает Бога и всё строит на безбожии. И вот эта культура, которой с трудом противостоят люди возмужалые, может действовать, да и действует разрушительным образом на молодёжь, ищущую путей, беспомощную и неопытную. Мимо этого факта нельзя спокойно пройти. Мы ужасаемся тому, что творится в сов. России, но ведь такое же разрушение душ и особенно детских, только более скрыто происходит сейчас у нас. Результаты этого разрушения бывают страшны, ибо рождают стойкий атеизм и полное оскудение всех религиозных представлений и чувств. Это невежество бывает подчас трагично и анекдотично. Ведь ужасно, когда считающая себя православною молодёжь на вопрос, сколько Евангелий, отвечает после долгого совещания -- Двенадцать. Это ужас! Молодёжь гнётся под гибельным ветром и часто ломается. Мы не можем допустить этой гибели молодого поколения и должны как-то спасти его. Надо для этого как-то переродить детей, дать им что-то могучее и целебное, что сможет спасти их. Наша молодёжь, как евангельские расслабленные, ищет Христа и тянется за Ним. Надо нам всеми средствами помочь ей прийти к Нему. Это наш долг"...
   Вслед за этим с сообщением о социальной и благотворительной работе выступил Л.А. Зандер:
   "До сих пор социальные проблемы почти совсем ускользали от внимания Движения. А на них надо обратить особое внимание. Христианин не может быть равнодушным к тому, что является наиболее болезненной раной современности. Социальный вопрос должен быть введён в среду церковной мысли и жизни; ибо, веря в то, что только в Церкви мы находим правильный путь для решения всех жизненных вопросов, мы твёрдо знаем, что в этой спорной области только церковная совесть сможет сказать справедливое и непредвзятое слово. Однако, дело здесь не ограничивается изучением (хотя кружки, изучающие социальные проблемы с православной точки зрения и являются крайне необходимыми): социальная область есть сфера, главным образом, практической деятельности, активного служения ближним. Как к этому приступить? что делать? В Риге прошлой зимой образовалось "содружество Св. Николая Чудотворца", опыт которого показал, какие методы должны лечь в основу христианской благотворительной работы. Помощь должна быть трудовой, то есть неверно дать деньги бедному (откупиться); надо пойти, посмотреть, как он живёт, в чём нуждается; проявить заботу к мелочам его жизни и самому удовлетворить их своим личным трудом -- хотя бы и при помощи чужих, пожертвованных на это денег и вещей (самому пойти на рынок и купить необходимое, заплатить за квартиру, пойти в аптеку и т.п.). Этим создаётся возможность личного общения с нуждающимся (слово участия часто важнее механики поданной монеты), создаётся возможность начать работу без средств и капиталов (ибо, как только такой кружок образуется, многие будут отдавать ему свои жертвы в уверенности, что они пойдут по правильному назначению: Рижский кружок распределил таким образом за несколько месяцев 2 автомобиля вещей); проверяется действительная бедность тех, кому помогают. Следуя этим правилам, в Риге никому не помогали деньгами, а только натурой; никому не оказывали немедленной помощи, а только брали адреса и потом посещали; очень часто служили только справочным бюро для тех, кто хотел оказать помощь или просто отдать лишние вещи и не знал, как это целесообразнее сделать. При таком методе начали с ничего и очень быстро развили довольно большую деятельность. Хотели ещё собираться периодически не для деловых собраний (деятельность в подобном содружестве вся индивидуализирована), а для того, чтобы обсуждать общие проблемы, делиться впечатлениями и т.д., но это за недостатком времени исполнить не удалось".
   После вечерни движенцы разбрелись по всем уголкам монастыря. "Блюстители общественного порядка", комендант и его присные, сбились с ног, "сортируя" по дортуарам непокорных. Я ушёл в свой дортуар всего только в полночь, охота была ещё в самом разгаре, и поэтому не знаю, когда она кончилась. Думаю, что на рассвете. Это, конечно, факт, неподобающий съезду, но право, если бы вы видели, что за ночь была тогда, вы оправдали бы нас!.. и думается, сами показали бы себя "непослушными", "себе вредящими", "себе же хуже делающими", "детьми"... Все вышеперечисленные словечки слышал я от наших "нянек" и "дядек". Как и вчера, последним звуком сквозь сон слышал я бой монастырских часов.
   Милая Русь! Спи спокойно! Бог с тобою! Он сохранит тебя от всякого зла!
   Кончен день съезда -- третий.
   

Изборск.

   8 августа. Встали поздно. В половине восьмого утра пили чай. За чаем узнали, что в Изборск поедем двумя партиями.
   Четверть девятого на двух грузовиках и одном автобусе выехала первая партиями. Ехали весело. Тряслись на ухабах и поворотах. Пели песни... Радовались всем встречным. Дорога вилась по холмам, мимо озера по лесам и полям края русского. Мелькал позади порой мона-стырь белоснежным храмом Михаила Архангела. В небе облачки беловатые в перегонку неслись на встречу с другими, спешили на восток... туда... за рубеж. Незаметно пролетели минуты. Замелькали серые избы. По кривой улочке покатил автомобиль. Наклонился на повороте, рванул... и вынесся к детинцу Изборскому. Как груши-яблоки спелые, посыпались мы на землю. Приехал вместе с нами и Ал. Ив. Макаровский. Он повёл нас вокруг стен старой русской крепостцы и по дороге рассказал, когда их построили.
   В 1333 году на горе Жеравии псковский посадник заложил острог. Было это в годы напряжённой борьбы псковичей с латинянами-немцами ливонскими. Крепость Изборск была построена в качестве форпоста на немецком неспокойном рубеже. Были стены её укреплены семью башнями (ныне шесть остались, одна рухнула). Но было у крепости слабое место: не было в ней воды. Пришли раз под Изборск немцы. Три дня стояли, потом ушли. "И не знали вороги, -- говорит летопись, -- что не было воды в крепости"... После такого урока воевода Изборский велел прокопать тайник до ближайшего ручья-родника. Ныне от него одни следы остались -- сам он обрушился. На стенах в разных местах благочестивые строители выложили каменные кресты. Стены были покрыты встарь тесовым навесом. Изборск на горе своей Жеравии слыл крепостью неприступной.
   В ожидании второй партии А.И. Макаровский дал нам два часа свободного времени. Собралась нас тогда небольшая компания, я да Эрик (оба ревельцы), да из Валка один, да рижанки две и пошли знакомиться со стенами; обошли их по гребню, замкнули полный круг. Сыпались у нас из-под ног камни, два-три раза чуть не сорвались с изрядной вышины, но лезли упорно вперёд и добились-таки своего. Потом сходили на Городищенское озеро, попили водицы из Славянских ключей, что в восемь струй бьют из подножия горы и в озеро вливаются, попробовали пряников местных и увидали вдруг бабу с огурцами:
   -- Тётка, почем огурцы?
   -- Марка штука.
   Но в это время наши вынырнули толпой из-за угла.
   -- Ай, нет, не по марке, а по три марки штука, -- закричала сразу баба.
   Посмеялись, поторговались, да что ж поделаешь, туристы ведь на то и существуют, чтобы с них пять шкур сдирать...
   В одиннадцать часов приехали остальные. Все вместе осматривали старинные местные церкви: Рождества Богородицы (бывший девичий монастырь) и Николая Мир Ликийских Чудотворца. Много в них старины, сами они старинные -- пахнуло на нас Русью былою, древнею, благочестивою... а в церкви Рождества Богородицы растрогал всех нас священник этой церкви о. Иоанн Коведеяв. Вышел он с крестом в епитрахили на лужок перед церковью, и провозгласил Движению "Многая лета".
   Вокруг церквей -- старые погосты, остатки древности, когда каждый сад при церкви был кладбищем. В стенах церквей имеются древние склепы-муровки. Сами церкви построения старинного, простого, не вычурного. Они одноглавые, двупредельные, с большими притворами, высокими иконостасами, грубо сложенными неровными стенами.
   После осмотра церквей мы пошли на Городище. Высоким мысом вздымается между двух сливающихся долин ровное, как стол, взгорье. Небольшой треугольник его на конце мыса отгорожен высоким земляным валом. Это -- Городище. В дни седой старины огораживал это место ещё и деревянный частокол (горотьба), построенный из стоймя поставленных брёвен. Давным-давно тут была первобытная крепость деревянно-земляная -- городище славянского племени. Ныне на этом месте большой погост с церковкой псковского стиля, типичного, старинного; а во дни оны был тут древний Изборск, куда по преданию пришёл на княжение варяжский витязь Трувор. Тут показывают могилу его под каменным крестом. Но А.И. Макаровский объяснил нам, что хоть и мог быть Трувор христианином, но не его это крест, ибо типичен он для Москвы времён Ивана Грозного и поставлен, вероятно, царём Иваном Васильевичем в дни Ливонской войны.
   А рядом есть могила и на ней плита с таинственным знаком: три квадрата один в другой вписаны; но ученые говорят, что и не под нею лежит Трувор, если был он, вообще, когда-либо и лежит здесь на Городище. Труворова могила ещё не найдена.
   Много интересного на Городище (хотя и тут многое уничтожили большевики), но больше всего привлекала к себе движенцев старая, ничем не заметная каменная изгородь, что перегибается на вершине вала и спускается по обе его стороны. Этот перегиб -- самое высокое место Городища, и отсюда в хорошую погоду бывает виден псковский собор Пресвятыя Троицы.
   Долго толпились мы на изгороди. Два бинокля и подзорная труба переходили из рук в руки. Но не повезло нам. Чуть заметная белёсая мгла стояла у горизонта, и ничего не увидели мы, хотя многие говорили, что видят собор; так и ушли разочарованные. Только маленькая группа осталась -- упорная и надеющаяся... И внял Бог их безмолвной мольбе. Ничего как будто не изменилось, но только в одном месте встало вдруг белое, нежное, воз-душное облачко... Десятки глаз впились в него. Яснее стало облачко. Вырвалось из чьих-то уст:
   "Святая Троица! Псков виден!".
   Многие закрестились. Да, это был собор града Пскова -- Пресвятыя Троицы. Русь гонимая, угнетаемая показалась нам в виде призрачного белого храма. "Храм в душе вашей постройте", вспомнилось почему-то. В бинокль было заметно мерцание креста. Не символ ли этот храм, говорящий зарубежным русским о России:
   "Жива Святая Русь! Ещё не всё погибло!..".
   А рядом со Святой Троицей увидели мы белую стрелу колокольню Снетогорского монастыря, бывшей резиденции псковских архиепископов. П.Ф. Андерсон, американец, представитель "YMCA-Press" тоже был в числе "упорных". Впился он биноклем в белое облачко-храм, долго внимательно рассматривал его, потом... опустил бинокль, перекрестился православным крестом и сказал: "Сподобил Бог!". А о. Лев рассказывал потом, что в Изборске подбежал к нему один движенец, бледный, взволнованный и заявил: "О. Лев! Я сейчас пойду в Псков!". Он высказал это вслух, другие не высказали; но у многих горела в душе эта мысль.
   Возвращаясь в Изборск, осмотрели строящуюся у одной из башен часовню, на месте явления иконы Божией Матери. Икона явилась в трудный для Изборска год одной крестьянке. Икона плакала. Ныне она стоит в Николаевском храме.
   В Изборске пили молоко с бубликами, ели огурцы, попробовали квасу, погуляли, побродили ещё по крепости, а в половине пятого выехали уже назад в Печеры. Оставшиеся ходили ещё в соседнюю деревню Малы (славится древнею колокольней) и вернулись в монастырь только в десятом часу вечера.
   Часов в десять подали нам вечернюю трапезу. После неё мало кто пошел спать. Ночь была дивная -- тучи затянули небо, чуть ли не каждые полминуты сверкали зарницы, при их вспышках от всего бежали причудливые тени. Долго не ложились движенцы. Очаровывала и отгоняла сон волшебная, ночная и грёзовая красота монастыря. Далеко за полночь слышались ещё то тут, то там тихие речи. Всю ночь сверкали зарницы.
   Засыпая, я видел белый призрак Святой Руси -- собор Святыя Троицы, что стоит на горе во Пскове. И слышался мне его звон-набат призывной и его звон-плач слёзно скорбный. Громовыми ударами звал собор русских витязей и тихо стонал и плакал, что так мало их защищает Святую Православную Веру. Острой болью и неземною радостью пронизал меня этот зов Родины.
   С этого дня, с видения Святой Руси начался "праздник съезда" -- великий взлёт веры и любви, который, начиная с четверга, рос и ширился до самого конца съезда, он сломил лёд самых холодных душ, сделав верующими неверующих, указал смысл жизни искавшим его и явил нам в своей высшей точке ослепительную истину торжества православия.
   3 часа ночи. Четвёртый день съезда кончен.
   

Пятница, 9 августа.

   Встали бодро и весело. Утро было прекрасное. Ночью шёл дождь. И теперь омытая им зелень прямо-таки смеялась под лучами солнца. Семинары прошли чудесно. В перерыве я узнал, что на съезде собралось уже до 300 человек. В Сретенскую церковь на лекцию И.А. Лаговского собралось столько народа, что многие должны были стоять. Уже перед докладом почувствовалось сильное возбуждение. Животрепещущая тема вызвала повышенный интерес, аудитория заметно волновалась. Испросив благословение владыки Иоанна, Иван Аркадьевич сказал несколько слов о кресте, несомом Россией, а затем перешёл к обрисовке того похода против религии, который сейчас ведётся там.
   "10.000.000 безбожников числится сейчас на Руси, но если пересмотреть их состав, то легко убедиться, что активных, одержимых богоборчеством всего лишь несколько тысяч. Эти активные назвали себя "воинствующими безбожниками" и поистине воинствуют. Это их стараниями растёт безбожная литература, закрываются церкви (в 1928 г. -- 365), устраиваются антирелигиозные безобразия перед большими праздниками. Но сильно противодействие Церкви. Нередко на месте разрушенных храмов или вблизи закрытых вырастают новые. Церковь борется всеми силами, и свидетельством этому служит тот праздник, те победные клики, которые изредка раздаются в лагере безбожников, когда кто-либо из священников, не найдя в себе сил для одоления тяжести окружающей атмосферы, снимает с себя сан. Но случаи эти редки, хотя, поистине, атмосфера там ужасна.
   Духовное удушье, как серая скука, висит теперь над Русью. И в ней безысходно бьются те, кто не находят пути к Церкви. Несмотря на то, что комсомол и прочие организации советской общественности живут очень напряжённо и силятся захватить и уничтожить русскую тоску и скуку и вывести весь "дурман", их внутреннее бессилие чувствуется всё сильнее и сильнее; и у тех комсомольцев, которые это чувствуют, возникает смертельная тоска. Поэтому среди них часты случаи самоубийств: в одном Воронеже за три месяца покончили с собою семь комсомольцев. Эти самоубийства кричат, кричат всем о выжигании там человеческого духа. Даже те, кто имеет возможность спокойного существования, живут в смертельной тоске. Вот случай: девушка-работница добилась материальной независимости, некоторой обеспеченности, три дня "жила" -- ходила по кино и танцулькам, -- а на четвертый смерть.
   В душах большинства людей растет какое-то озлобление, да и как не озлобиться. Десять лет что-то обещают. А действительность? Все десять лет -- серое тоскливое прозябание.
   Тоска одинакова для всех; одинаково для всех и озлобление. И под их влиянием происходят какие-то сдвиги. Чувствуется, что люди начинают выпрямляться, начинают прислушиваться к велениям своего сердца. Года два назад казались невозможными такие явления, какие происходят теперь, когда профессора заявляют студентам, что принадлежность к компартии -- минус, а не плюс, когда во дни революционных праздников в деревнях устраиваются шествия, во главе которых нередко под красным флагом несут дохлую собаку. Не свидетельствуют ли эти факты о том, что мишура начинает спадать? Гниёт, по-видимому, и сердцевина комсомола: в идеалы уже не верят. Недаром в среде комсомольцев вместо "после дождичка в четверг" говорят "когда настанет коммунизм". Подобных фактов можно привести много.
   И вот среди таких настроений и явлений растёт новая Россия. Чем она себя проявляет? Прежде всего великим религиозным подъёмом. Новые православные организации (Федоровцы на Украине, Братства в Великороссии) уже не только проповедуют, но и всю жизнь строят на основах христианства -- проводят открыто, безбоязненно полное оцерковление жизни. Не смешным, а важным и отрадным является факт, что школьники-мальчишки в ответ на антирелигиозную речь учителя тихонько напевают: "А мы в церковь пойдём. А мы в церковь пойдём"... Поднимается религиозность детей. Отовсюду пишут, что дети добиваются преподавания Закона Божия, бегают к батюшкам, учатся сами по книжкам и т.д. Но есть факты и ещё более значительные: одна курсистка пишет, что ребенок её сестры, будучи пионером, организовал целую религиозную ячейку. И это не единичный случай. "Христовы зёрнышки", "дети Христа", "дети Девы Марии" -- под такими названиями организуют дети свои кружки. Эти животворящие родники поистине орошают выжженную почву.
   "Если мы не победим на религиозном фронте, -- пишет сов. газета, -- то всё пропало". Велик ли этот фронт? По последним сведениям, в московском района в "семилетках" верующими объявили себя 75% детей, а в самой Москве - 51%.
   Однако, не одни дети тянутся к церкви. Семейные драмы и разводы ещё часты, но всё больше и больше ощущается стремление к правильной семье, к семейному очагу.
   К обучении детей Закону Божию стремится и население и духовенство. Сов. газеты сообщают, что в Оренбургской области существует целый "поповский наркомпрос", который обучает Закону Божию 10.000 школьников, и во главе которого стоят: "три попа, дьякон и два кулака". На основании сведений, сообщаемых сов. газетами, можно утверждать, что число верующих растёт. Наибольший процент верующих среди юношества дают старшие классы "семилеток" и первые курсы ВУЗов. Среди профессоров и студентов встречаются глубоко-религиозные люди. "Студенты -- естественники, физики и медики -- окутаны религиозным туманом: женятся в церквах, отстаивают церкви, создали новый храм", -- пишут сов. газеты. Мистицизм просачивается во все ВУЗы. Везде вырастают религиозные кружки. В одном ВУЗе открыли молебном новую лабораторию. Опыт борьбы с религиозностью путём "чистки" не удался -- некому заместить вычищенных. Профессора и студенты специально изучают богословские науки, чтобы быть во всеоружии для оппозиции безбожникам. Нередки случая, когда профессора тайно посвящаются в священники или в дьяконы. Участвуют также защитники веры и в церковной печати. Церковная литература в советской России, несмотря на своё подневольное существование, расходится лучше безбожной. Но верующие люди даже и из безбожной литературы извлекают себе пользу. Один протоиерей пишет: "Нужно читать безбожную литературу, потому что, видя себя грязненьким, скорее очистишься".
   Среди рабочих церковь пользуется большим уважением. Нередко рабочие возле заводов на свои средства воздвигают храмы; случается, что фабричные работницы постригаются в монахини, но не уходят из мира. Монахини и монахи всюду организуют колхозы, их разгоняют, но они собираются снова и снова.
   Вот характерный эпизод: в одном месте крестьянин пошёл искать убежавшую в лес лошадь и встретил схимника. Схимник повёл его вглубь леса, где крестьянин увидел землянку, возле которой работали ещё несколько старцев-схимников. Всех их было восемь. Схимник отдал крестьянину пойманную ими лошадь и отпустил его, взяв клятву молчать о виденном. Крестьянин не сдержал клятвы. В лес началось паломничество. Власти, узнав о старцах, хотели их арестовать, но побоялись населения и велели схимникам уйти. И они ушли вглубь леса, чтобы где-нибудь в новой зелёной глуши продолжать свой подвиг молитвы за родину.
   Сколько есть на Руси таких неизвестных молитвенников!..
   Подобных фактов возрождения Святой Руси много, но есть и ещё более поразительные. Сельское учительство, во дни оны относившееся к религии равнодушно (или даже враждебно), ныне на 70% стало явно или скрыто верующим. Часто учителя, несмотря на опасность, в классах говорят о Христе. На учительском съезде у одной сельской учительницы выпал крестик. Коллеги, увидя его, заметили ей: "Глупая, надо к рубашке пришивать, тогда не упадёт"... Некоторые учителя днём по программе говорят о безбожии, а по вечерам ходят в церковь.
   Выводом из всего сказанного могут послужить слова митрополита Литовского, владыки Елевферия: "Силы безбожия никогда не одолеют России и Православной Церкви. Сердцевина уже нашла себя и поможет Церкви вынести гнёт"...
   Хочется закончить так: во тьме, в пустыне стоит храм. С тоненькой, мигающей свечечкой, борясь с бурей, всползает на колокольню звонарь. Уже близки колокола. Скоро ударит тяжёлый язык о медь колокола, и начнётся благовест, и осветится церковь огнями, и оживёт, и, торжественно вещая о победе православия, понесутся в небо песни колоколов и хора.
   Но готовы ли мы, чтобы принять участие в этом торжестве? Будем же молиться об этом Господу"...
   Доклад Ивана Аркадьевича произвел на всех глубокое впечатление, и когда о. Лев тотчас же после лекции вступил на амвон, все замерли в ожидании чего-то решительного и важного. Слово о. Льва было как бы продолжением доклада, применением его к нашей жизни:
   "А что мы должны делать? Как можем мы помочь России? И есть ли ещё Россия? Этого мы не знаем. Но Святая Русь есть.
   Святая Русь -- это огромное дерево, раскинувшее свои ветви по всему миру. Мы все -- только листочки на его ветвях. И в этом -- наше единство с теми, которые остались там.
   Эта Святая Русь явилась нам вчера в Изборске в виде белого храма Святой Троицы в Пскове. Как приняли мы это видение? Многие из нас плакали. Но была в нём и великая радость, ибо мы увидели, что крест сияет над Русью.
   И невольно вспомнились слова митрополита Елевферия, которые он мне сказал: "Церковь русская никогда не была ещё так сильна, как ныне, ибо на месте каждого разрушенного рукотворенного храма возрождаются и строятся сейчас тысячи, десятки тысяч нерукотворенных храмов. И, может быть, их сила скоро уже будет так велика, что встанет Русь, и нерукотворенное снова вольется в рукотворенное".
   Но что же все-таки делать нам, живущим вне России, непричастным той страшной и удивительной жизни? Нам надо тоже строить в себе опору Святой Руси -- нерукотворенные храмы Божии душ и сердец. С твёрдой верой нужно воспитывать себя и духовно и телесно, учась, поскольку это только возможно. Духом и телом должны мы каждый миг служить Господу. Это -- юношам.
   А девушкам? Их ведь больше в Движении. Что им делать? Не перст ли Божий в том, что именно девушек ныне больше в Движении. Ведь, может быть, долго ещё будет страдать Россия, долго будут гнать Церковь. И чтобы не погибла Святая Русь, надо будет воспитать во Христе новое поколение русских людей. А кто воспитывает дитя? А та, кто дает ему жизнь -- Мать.
   В советском журнале я видел анекдот.
   Рабочий жене: "Марфуша, я иду на заседание безбожников, а ты, смотри, пошли Мишку к попу, а то с безбожием-то он хулиганом станет".
   А если не сможет помочь батюшка (не позволят ему), тогда поставит мать этого Мишку на колени и научит его первым правилам веры и нравственности, заложит фундамент юной души.
   Движенкам надо стать христианскими матерями, женами, сестрами, воспитательницами. Много может сделать любящая женщина-христианка. Велик женский путь. Ведь и у креста Христова стояли женщины, ведь женщины первыми узнали о Христовом Воскресении.
   Русские матери могут и должны помочь спасение России.
   Последним заветом и указанием всем да будут три стиха Откровения Святого Иоанна Богослова:
   "Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся".
   "Се, стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною".
   "Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил, и сел со Отцем Моим на престоле Его" (III глава 19-21).
   Вот что нам надо делать".
   
   Трудно передать то впечатление, которое произвела на всех речь о. Льва. Многие говорили мне потом, что они в этот миг поняли "смысл жизни", нашли "цель".
   Когда мы выходили из церкви, в разговорах, в выражениях лиц, в движениях почувствовался вдруг такой подъём, такая бодрость, уверенность и вера, что трудно было уяснить себе всё происшедшее.
   После трапезы владыка Иоанн показывал нам старинные книги, хранящиеся в монастырской ризнице. В свободное время я обошёл вокруг стен монастыря и по глубоким, красивым оврагам прошёл до пещер, вырытых неизвестно кем в их обрывистых стенах. Дивные места лежат вокруг монастыря, но лучшим украшением всему служить он сам.
   Сегодня -- канун праздника иконы Божией Матери "Одигитрии", и потому вместо вечернего собрания все пошли ко всенощной в Михайловский собор.
   Поздним вечером мы приложились к Иконе и видели, как её переносили в Успенскую церковь.
   Когда мы покинули храм, на небе сверкали зарницы. Снова была волшебная ночь, полная земной тишины, небесного огня и Божьей святости. Мы гуляли по монастырю долго, долго. Над вратами горел электрический крест; в небе сверкали зарницы, и светились звёзды, но в аллеях и переходах обители было темно. Тихо и мирно...
   Не помню, сколько били часы, когда я лёг спать. Мне было легко и радостно. Засыпая, я сказал себе по обычаю: "День пятый съезда кончен", потом добавил: "Он был еще лучше, чем четвёртый".
   

10-VIII-29. День исповеди.

   Сегодня в Успенском храме архиерейское служение с молебном перед иконою Божией Матери "Одигитрии". Служба идёт в высшей степени торжественно. Извне её сопровождают громовые раскаты. Там, за стенами храма льёт дождь, и сотрясает окрестности гроза. К концу службы ливень стихает, и тучи расходятся.
   В половине двенадцатого начинается доклад о. Сергия - "Таинство Евхаристии как средоточие жизни христианина". Церковь переполнена, собралось более трёхсот человек. Доклад о. Серия дышит глубокою мудростью и в то же время так ясен, что легко понятен каждому.
   "Русская молодёжь всегда увлекалась отвлечёнными идеями. Разыскивая смысл жизни, пытаясь его познать, ища путей и испытывая их, она жила исключительно умственным напряжением. Но эта умственная работа, как бы напряжённа и глубока она ни была, не охватывает полностью человеческой души и её запросов, если она далека от Церковного понимания жизни, которое глубже и шире всех иных построений.
   Поэтому и интеллигенция наша должна прийти к Церкви, должна усвоить Церковное понимание жизни. И это приближение и усвоение Церковности и является главной и основной задачей нашего Движения.
   В чём же состоит это церковное понимание? Чем оно характеризуется? Оно глубже и шире всякой философии. Но что даёт ему эту глубину и широту? Это -- живая вера и любовь, которые лежат в основе его, и Евангелие, из которого оно рождается. Евангелие есть благая весть человеку о Боге. Его нельзя понять и принять одним рассудком, а наша интеллигенция пыталась это сделать и потому не могла принять Евангелия, не вмещала в себя Его полноты.
   Напротив, наши родные подвижники и святые -- душою и сердцем внимали Св. Писанию, и для них оно было живою, понятною и ясною книгою, и Иисус Христос был -- Божественным примером жизни, а не отвлечённой проповедью мировоззрения.
   Интеллигенция же не сливала волновавших её идей со своею жизнью и жила вследствие этого двойственно, тогда как у христианских подвижников их обращённость ко Христу и принятие Евангелия означали полную перемену самого образа жизни. Так и должно быть у всякого приходящего ко Христу. Но для этого надо перестать жить одним умом и вспомнить о душе, обратить на неё своё внимание.
   Говорят, что Евангелие слишком высоко, а потому не жизненно; говорят, что между греховным миром и Евангелием не может быть мира... Но вспомним бесчисленные примеры святых, и тогда станет ясно, что Евангелие способно преобразить нашу жизнь, серую и греховную в светлую и радостную. Подойдём к Евангелию без предвзятой мысли, благоговейно и молитвенно, начнём духом вникать в Его строки, и мы узрим силу Евангельских слов, их жизненность и правдивость. Но главное в Евангелии -- Сам Христос. Не проповедь Его, не заветы, но Он Сам... Сам Господь указал нам на это:
   "Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим;
   "Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко" (Матф. II: 29, 30).
   Нам должно научиться у Самого Христа тому, что является самым трудным в пути христианина: любви к Богу, к людям, к врагам... В этом и личном отношении ко Христу состоит Евангельский путь спасения. Он не невозможен, только труден, требует от нас напряжения и веры. Господь пришёл ради нашего спасения, и разве мог Он указать людям пути, недоступные им?..
   Путь спасения -- жизнь во Христе. "Будьте во Мне, и Я буду в вас"... А будучи в нас, Христос и поможет нам идти по заповеданному Им пути.
   К нему-то и стремится ныне русская интеллигенция, русская молодёжь.
   Но как встать на этот путь? Как подойти ко Христу, от Которого нас столь многое отделяет?
   Для этого у нас есть живая связь с Господом, и связь эта--Церковь.
   Ап. Павел назвал Церковь "союзом любви", главой которого является Сам Господь.
   Церковь не есть простое человеческое общество; Церковь, это -- живое, целокупное тело, в котором действует Господь Иисус Христос, которое одухотворяется и движется Святым Духом. В настоящее время у многих пропало чувство живой церковности. Люди начинают утверждать, что Церковь противна Христу и закрывает Его своими обрядами. Для опровержения этого вспомним только слова Самого Спасителя: "Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее", и Церковь неизменно творит своё великое дело: всем своим укладом, всем строем воспитывает людей к жизни во Христе.
   Церковь исполнена Благодати Божьей... Эту Благодать изливает она на своих членов, и поэтому-то и бывает, что то, что людьми нецерковными достигается путём надрывов и болезненных кризисов, людям, живущим под покровом Церкви, даётся радостно и легко.
   Своими молитвами Церковь сближает нас со святыми; соединяет с ними и с Самим Господом. Молитва, без которой не может жить душа человека, должна быть как личной, интимной, так и соборной; ибо в соборности выражаем мы наше единство во Христе и нашу любовь к Богу и к людям.
   Само обращение к Богу Отцу:
   "Отче наш" -- свидетельствует нам о соборности нашей молитвы.
   Господь является нам в Таинстве Евхаристии. Евхаристия, Таинство Причащения есть вечно-продолжающаяся голгофская жертва, есть непрерывное действие в мире искупляющей любви Господа.
   В Таинстве св. Евхаристии незримо объединяются земные и небесные силы. Уже на проскомидии, а затем в течение всей литургии это единство верующих растёт и укрепляется, и собранная воедино Церковь становится целым и неделимым телом Христовым.
   Для того, чтобы понять этот абсолютный смысл литургии, достаточно вникнуть в ее святые слова. Многие молитвы читаются священником тайно; но они не составляют тайны, не должны быть скрыты от верующих. Содержание литургии, всей литургии в совокупности, всех её частей должно быть известно каждому христианину: только тогда он сможет сознательно участвовать в ней. Поэтому естественным и необходимым является для нас вникание в святые слова, изучение священного текста. Только поняв его, мы будем знать, при каком таинстве мы присутствуем во время литургии, что такое Святая Евхаристия. А это имеет для нас неизмеримое, можно сказать, решающее значение. Ибо Евхаристия есть средоточие всей жизни христианина, и степень его стремления к Таинству Причащения указывает на степень его веры, есть мера его духовной жизни. Верующий должен иметь жажду Плоти и Крови Господней: в первые века Христианства, когда вера была горячее, и жизнь чище, -- христиане приступали к Святой Чаше за каждой литургией. Ныне уже не то: мы потеряли ту степень духовной напряжённости, которая сделала бы для нас безопасным частое Причащение; ибо, идя к нему неподготовленными, мы подпадаем страшному осуждению недостойного принятия Господа; а подготовиться достойно не имеем силы... Но это не значит, чтобы частое Причащение было для нас невозможным. Это только указывает, каким путём мы должны к нему идти: через очищение нашей жизни, через духовный подвиг, через молитву и пост. И тогда участие в Таинстве Евхаристии будет для нас спасительным, и мы будем всегда ощущать в себе присутствие Господа, Который Сам обещал нам эту радость.
   Здесь, в Движении, на съездах, собираясь и трудясь во имя Христово, мы заканчиваем наш общий труд общим Причащением Св. Таин. Подобно первым христианам, мы все подходим к Чаше. Сделаем же это достойно, со страхом Божиим и верою, дабы наше общение с Господом и друг с другом дало бы нам плод вечной жизни и неиссякаемой радости" ( ).
   Доклад отца Сергия Четверикова, говоривший нам о жизни во Христе и Таинстве Евхаристии, был как бы переходом от рабочих дней съезда к его благодатному концу: исповеди и Причащению Св. Таин.
   Программа съезда этим докладом закончилась. После трапезы, в "свободные часы" производилась запись на исповедь.
   В 4 часа началась малая вечерня, после которой читались Правила. В церкви стояла мёртвая тишина, которую нарушал только голос чтеца. Все готовились к таинству.
   Исповедь началась непосредственно после чтения Правила, длилась всю всенощную и продолжалась до поздней ночи -- до двух часов. Исповедывали все священники, бывшие на съезде, схимонах Симеон и отец Иоанн Богоявленский, который к великой радости своих духовных детей приехал в этот самый вечер в Печеры. О. Сергий Четвериков служил всенощную, а по окончании её также исповедывал до поздней ночи.
   Потрясающей была эта служба, во время которой шло всеобщее очищение. Всюду -- у чудотворной иконы, около раки Преп. Корнилия, в тёмных переходах храма -- стояли аналои, и к ним стремились умиленные члены съезда. Не было ни спешки, ни суетливости. Каждый мог молиться, сколько хотел, и когда чувствовал себя готовым сложить своё духовное бремя к ногам Христа -- шёл и очищался от своих грехов. Исповедь как бы сливалась со службой, и мы видели, как молились вместе с нами наши духовные отцы, -- в те минуты, когда наступал перерыв в исповедниках.
   В этот вечер мы познали, что тёмный пещерный храм может сиять ослепительнее полуденного солнца, опытно поняли, зачем уходили от света дня в свои пещеры первонасельники святой обители. И если бы огонь молитвы мог быть зримым чувственными очами, то зрелище того, что ощущалось душой, -- ослепило бы наши глаза и пронзило сердце своей потрясающей святой красотой.
   Тихо, поодиночке выходили мы из храма, в котором слышался только голос чтецов, всё время, сменяя друг друга, читавших каноны и акафисты.
   В этот вечер не хотелось ни разговаривать, ни гулять.
   "Слова, произнесенные между двумя таинствами, могут быть только словами молитвы". Это, по-видимому, чувствовали все.
   

11-VIII-29. Исторический день съезда.

   В 6 часов утра в переполненном храме состоялось присоединение к православию двух членов съезда. Со свечами и цветами в руках стояли присоединенные до самого Причащения. Пять часов продолжалась служба, пять часов неслись к Богу молитвы, и непрерывно рос и ширился могучий заключительный подъём съезда, освящённый в конце пятого часа Таинством Евхаристии и сделавший из последнего дня съездам лучший день жизни большинства его участников. Причащение продолжалось свыше часа. Радостно поздравляя друг друга, шли мы из церкви в трапезную, и там - не успела окончиться молитва, как загремело могучее "Многая лета" в честь новых членов Вселенской и Апостольской Православной Церкви. После этого присоединенную рабу Божию Веру о. Иоанн Янсон благословил иконою Божией Матери Скоропослушницы, а новоприсоединенного раба Божия Георгия отец Иоанн Богоявленский благословил от Александро-Невского ревельского кружка иконою Св. Великомученика и Победоносца Георгия.
   Чаепитие шумное и радостное прошло в какой-то "невероятно"-уютной и дружной атмосфере. В конце его объявлена была программа дня: прогулка в Тайлово, обед, свободное время, заключительное собрание, молебен и в 8 час. вечера вынос чемоданов к воротам монастыря -- отъезд... Напоминание о чемоданах прорезывает сознание острой болью. Но пока её надо забыть... Ещё много времени -- целых семь часов.
   Молитва.
   Чай кончен.
   Через десять минут мы отправляемся в Тайлово. Руководит прогулкой А.П. Мельников.
   В Тайлово шли полями, растянувшись лентой по просёлку. По прибытии на место расположились под горою, возле деревни. На выгоне затеяли "горелки". По пригоркам рассеялись группы беседующих. Пролетел незаметно дивный час наслаждения природой, окружающей нас красотой, и потянулись обратно. Шли опять полями, опять растянулись чуть ли не на версту по дороге. Беседовали.
   А в монастыре ждала нас последняя трапеза. Прошла она весело, но с оттенком какой-то радостной, не угнетающей, а успокаивающей грусти.
   В свободное время, упаковав чемоданы (ах, как трудно и грустно было это сделать!), движенцы прощались с монастырём.
   Незаметно подошло время заключительного собрания. Дружною семьёю собрались мы в последний раз под сенью дубов Св. Марка, у камня, на котором молился он по ночам много сотен лет тому назад.
   Л.А. Зандер, открыв наше последнее собрание, сказал, что одному человеку совершенно невозможно одному человеку подвести итог всей той полноте и богатству пережитого, которые дал нам съезд. А поэтому -- для того, чтобы бросить ещё раз общий взгляд на пройденный в течение этих дней путь, он предложил всем желающим свободно высказаться о съезде. Это одна из традиций Движения -- посвящать последнее собрание тем чувствам и впечатлениям, с которыми мы покидаем съезд. И чем проще и задушевнее сказанные здесь слова, тем сильнее звучат они в ушах, тем ярче запечатлеваются в памяти...
   Невозможно передать всё, что говорилось на этом собрании: отрывочно, часто бессвязно, но искренно и глубоко. Осталось в памяти одно общее впечатление; съезд потряс души, силой молитвы растопил сердца, огнём умиления спаял нас -- одиноких и потерянных в мирской суете людей -- в одну дружную братскую семью. И об этом говорили все. Чувствовалось, что великая благодать, посланная нам Господом, всеми воспринимается как милость, данная нам в залог труда, как сила, долженствующая переродить нашу жизнь и направить её по правильному православному пути.
   О. Лев Липеровский указал на то, что после минут духовной радости часто приходят искушения. Приходят они обычно в простой и внешне-неотвратимой форме. Будни, серость повседневной жизни, однообразие труда -- вот что может смутить нас, уже привыкших к духовному ликованию, к той небесной радости, которая заповедуется нам Церковью, но только Ею и даётся. Об этом надо помнить и не бояться искушений. Смело должны мы идти по тому пути, который узрели на съезде и, если нападёт уныние, и иссякнут силы, помнить, что держимся мы не своею силою, а молитвою Божьей Матери и Святых Угодников, недоступных слабости и утомлению. И это ободрит нас и напомнит о том, что все мы делаем одно дело, все призваны к неустанному творчеству, к труду над оцерковлением мира, над освящением всей жизни -- своей и других во славу Божию, в исполнение Церкви.
   Ив. Арк. Лаговский указал на то, как сильно влиял на нас монастырь, веявший в наши души своею живою святостью. В мире человек тускнеет и блекнет, образ его мельчает, а здесь, в монастыре, все мы ощущали великую ясность и великую благодать. И долг наш -- пронести эту ясность сквозь шум мира, сквозь всю пятнающую грязь и передать её детям земли. Незабвенным для членов съезда будет видение Святой Руси -- Псковского собора Святой Троицы. Затрепетали тогда у нас сердца, и почувствовали мы великую грусть. Но в этой грусти был залог счастья -- виденное должно стать осязаемым; идеал Святой Руси должен быть воплощён на земле. И мы все призваны к этому подвигу... Когда у праведной Иулиании Лазаревской не хватило хлеба, чтобы кормить голодный люд, она стала печь его из лебеды. Но в её руках он был лучше пшеничного, ибо в сердце её была любовь. Будем же и мы раздавать наши плохие, негодные хлебцы, будем стараться зажигать души других тем огнём, которым горим сами, понесём во все концы ту светлую благодать, которую Господь даровал нам здесь, на съезде.
   Последнее слово принадлежало Л.А. Зандеру.
   -- Каждый съезд, -- сказал он, -- подводит итог предшествующей работе и открывает перед его участниками новые пути. Мы начали наш труд словом "ответственность", которое звучало нам из опыта прошлого года, из сознания тех необъятных задач, которые с неотвратимостью ставит перед нами жизнь. И под тяжестью этой ответственности, в сознании несоизмеримости наших ничтожных сил и этих вселенских задач мы готовы были упасть и изнемочь: отказаться от неизбежного труда и уйти в мечтательную романтику, в радость личных переживаний. Но съезд, который был для нас вначале труден, всею полнотой своего духовного содержания, всем богатством пережитого и продуманного окрылил наши души, вдохновил нас на подвиг, и как радостно, как светло звучит теперь для нас это суровое слово "ответственность"! Ибо мы знаем теперь, опытно знаем, что труд во имя Христово есть радость, что скорбь и туча церковного подвига посылаются нам как испытание, как путь, в конце которого нам сияет божественное веселие благодати Св. Духа. И уходя отсюда на новый путь и на новый труд, мы уносим с собой бесценное сокровище: непреложное свидетельство нашей души о том, что воистину наше Движение дано нам Богом, что воистину мы призваны к святому труду, что этот вольно принятый на себя Крест есть радость и благословение, дарованные нам Христом -- дабы мы прославляли в мире сем Его Святую Церковь.
   Много трудностей ожидает нас в будущем; много оврагов, пропастей, гор встретим мы на этом пути, на который вступим сегодня, уходя из святой обители! Но будем в эти минуты помнить, как легко и радостно взошли мы здесь на высоту этой святой горы, как легко и свободно было нам пребывание на ней. И если наш Крест будет давить наши плечи и гнуть наши колени, то пусть эти золотые кресты, куполы -- сияющие здесь, на Святой горе совсем рядом с нами, совсем около нас -- вечно напоминают нам о той радости, которую Господь послал нам здесь -- в залог всей нашей будущей жизни, в прообраз вечного веселия в Его небесных чертогах.
   Съезд закрыт. Остаётся благодарственный молебен. Пустеет Святая гора.
   Движенцы снова собираются в Успенский собор -- к чудотворной иконе Божьей Матери. Церковь переполнена. Настроение у всех напряжённое, серьёзное, почти все печальны.
   В сверкающих ризах выходит из алтаря Владыка Иоанн, сопровождаемый всем нашим клиром. Сейчас начнется служение -- последняя песня хвалы и благодарения за великую Божию милость...
   Владыка подымается на ступеньки перед чудотворной иконой. "Добро нам здесь бытии", -- начинает он своё слово восклицанием Апостола Петра, созерцающего неизреченную славу Божию. Добро нам здесь быть вместе -- в молитве и богомыслии, -- и не хочется нам расходиться. За эти дни мы сроднились, полюбили друг друга. Узнали в святой обители свой дом, а она узнала в нас своих детей. Рассеялись опасения. Ибо был страх и у братии и у других, что это необычное дело, это множество молодёжи -- нарушит мир обители, возмутит её покой... Но нет! Съезд не внёс разлада в жизнь монастыря. Наоборот, он напомнил ему о тех временах, когда святые обители были очагами всей творческой жизни русских людей, когда в их тишине они почерпали не только молитвенное умиление и духовную радость, но и силы и вдохновение для строительства всей своей жизни, для земного творчества -- во образ небесной Красоты. И сейчас, увидев Движение на съезде, Обитель знает, что это дело святое, дело православное, и снова ждёт вас в свои стены, под свой кров на будущий год.
   Начинается молебен. Уже не хор, а вся масса съезда, объединённая одним могучим порывом, стройно поёт молитвы. Глубоко и задушевно и вместе мощно и сильно звучат святые слова. С каждой минутой всё растёт и растёт подъём, кажется, уже достигший вершины...
   Молебен кончен. С крестом в руке вступает Владыка на ступени к Чудотворной Иконе. Громовыми раскатами гремит под сводами храма могучее "Многая лета". Из толпы движенцев выступает взволнованный Л.А. Зандер и, обращаясь к Владыке, произносит "от лица каждого и от лица всех" краткую знаменательную речь. Он говорит о тех трудностях и сомнениях, которые охватывают руководителей Движения в их пути и надеждах; о том чувстве благоговейного страха, с которым задумывался и устраивался этот съезд -- первый в стенах древней, политой мученическою кровью обители. Но обитель нас приняла и благословила! И поруќкой этому не ласка её настоятеля, не трогательная заботлиќвость её братии, а то незримое благословение её святых, без заступничества которых не явилась бы эта благодать, эта помощь Божья в деле, превосходящем человеческие силы. Молитва Преп. Корнилия была с нами, память о ней каждый унесёт в своем сердце -- благодарным воспоминанием к святой обители и к Тому, Кто пребывает в ней духом и благословляет нас своей святой десницей.
   В заключение он благодарить Владыку за то, что своей любовью и заботой он сумел стать родным и близким для всех членов съезда; что своей простотой и лаской он заставил их увидеть в правящем епископе и настоятеле монастыря -- близкого друга молодёжи и этим воскресил древнюю традицию русских подвижников, живших с народом и близких его скорбям и радостям.
   Л.А. Зандер говорит взволнованно и от всего сердца, и слова его находят всеобщий отклик. Видно волнение и на лице Владыки. Когда он заканчивает свою речь земным поклоном, Владыка благословляет его и съезд. С небывалым вдохновением и радостью раздаются слова дивной песни "Царице моя Преблагая, Надеждо моя Богородице".
   В тёмных углах храма многие плачут. Все прикладываются к Чудотворной иконе, каждого Владыка благословляет просфорой. Приложившись к иконам, поклонившись мощам Преподобного -- радостные и грустные, заплаканные и счастливые покидают движенцы храм.
   Съезд окончен. В трапезной движенцы выпивают перед отъездом по кружке чая. А на дворе в это время уже грузится автомобиль. В два приёма отвозятся на вокзал вещи.
   Последнее "прости" монастырю. Толпа в триста слишком человек отъезжающих и провожающих выходит за монастырские ворота.
   Лентой тянется дорога. Лентой идут движенцы. С одного из холмов сверкнул им в последний раз крест над вратами обители. На станции заполняют всю платформу. Бегают и хлопочут руководители партий. Шум и говор стоят над толпой. Отъезжающие прощаются с печерянами. Сверкая фонарями, подходит моторный поезд. Звучат последние торопливые слова прощания.
   Гудок... Поезд отходит.
   Прощай, родная земля! Полные сил едут твои дети к своим домам.
   

ПРИМЕЧАНИЯ:

   (1) Адрес редакции: A. Smirnoff 10 B-d Montparnasse. Paris XV, представитель в Ревеле: S. Polosensky. Baltipuuvilla vabrik, 4--5. Tallinna. Eesti.
   (2) Отчет о нем помещен в No 1-2 "Вестника" за 1929 год.
   (3) Колокол с отпиленными ушами теряет силу звука; удары его глухие и нераскатистые.
   В Печерском монастыре звон такого "наказанного" колокола ясно отличен от всех остальных. Ред.
   (4) Доклад о. Сергия будет полностью напечатан в журнале "Путь". Здесь мы даём только краткий его конспект, опуская тексты Евхаристического канона, которые о. Сергий читал по служебнику, и комментариями к которым была большая часть его доклада.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru