М.
Нянька

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Нянька.

(Этюдъ.)

   Мнѣ ее привела кухарка. Въ то время, какъ бойкая баба тараторила, расхваливая всѣ достоинства приведенной дѣвушки, послѣдняя какъ вошла, остановилась, такъ и стояла молча у двери.
   -- Да ужъ вы будьте покойны, барыня! Такой дѣвушки во всемъ Питерѣ не найти, -- звенѣло у меня въ ушахъ; -- и скромная и работящая и честная, чужой капли не возьметъ, а ужъ дѣтей до чего любитъ, такъ и сказать не могу! А личность-то, личность, взгляните!-- закончила кухарка свой панегирикъ.
   Но я безъ этого совѣта не могла отвести глазъ отъ милаго лица дѣвушки.
   При послѣднихъ словахъ кухарки она чуть-чуть улыбнулась, глядя куда-то въ сторону прелестными темными глазами, но ничего не сказала, какъ будто рѣчь шла не о ней.
   -- Ну, что же ты молчишь? Все за тебя Варвара говоритъ,-- сказала я.
   -- Она, барыня, лучше знаетъ!-- отвѣтила, мило улыбаясь, дѣвушка.
   Дуняша, такъ звали дѣвушку, согласилась на всѣ мои условія и на другой же день утромъ поступила ко мнѣ. Она ласково поздоровалась съ двумя моими мальчиками, къ которымъ я собственно и брала ее, заставила ихъ показать игрушки и часъ спустя сидѣла уже въ дѣтской на сундукѣ, что-то дѣтямъ разсказывала, отъ чего они весело смѣялись, построила имъ изъ кубиковъ необыкновенно высокую башню, а къ вечеру оба мальчика висѣли у нея на шеѣ и все прибѣгали разсказывать мнѣ о своей новой нянѣ. Когда она, уложивъ дѣтей, постелила себѣ бѣлоснѣжную постель, причесалась на ночь, мнѣ трудно было повѣрить, что она только годъ тому назадъ пріѣхала въ столицу изъ деревни, что дома, въ деревнѣ, ея родные живутъ очень бѣдно, что отецъ воръ и пьяница, а мать больная отъ побоевъ мужа. Она все это охотно разсказывала мнѣ, но даже послѣ того, какъ она полгода прожила у меня и я видѣла ея мать, которая пріѣхала къ ней за деньгами, и отца, грязнаго, свирѣпаго мужика, въ моемъ умѣ все еще не укладывалось представленіе, что Дуняша -- ихъ дочь. По тонкости чертъ, по прелестнымъ чернымъ, блестящимъ волосамъ, нѣжной, чрезвычайно бѣлой, съ легкимъ румянцемъ кожѣ, ее можно было бы принять за итальянку или гречанку. Ко всему этому стройная фигура, удивительная мягкость движеній и что-то неуловимо милое въ жестахъ и рѣчахъ. Къ дѣтямъ она относилась ровно, мягко и снисходительно. Она съ увлеченіемъ разсказывала имъ сказки, затѣвала игры и все это какъ-то незамѣтно, безъ излишней горячности, безъ суеты и шума. По ночамъ она, безъ всякаго зова съ моей стороны, вставала, поправляла то одѣяло, то неловко свѣсившуюся ручку, не подозрѣвая, что я изъ другой комнаты любуюсь ею: въ русской бѣлой рубашкѣ съ широкими рукавами, въ бѣлоснѣжной юбкѣ, съ небольшой косой на спинѣ она при слабомъ свѣтѣ ночника казалась какой-то чудесной картинкой, на которую хочется смотрѣть, не отрываясь.
   Ко всѣмъ въ домѣ она относилась сдержанно и учтиво; и со всѣми жила въ ладу.
   Она была умна, насмѣшлива, и было какъ-то странно думать, что когда-нибудь она выйдетъ замужъ за мужика, что она съ подоткнутымъ подоломъ будетъ ходить въ коровникъ, исполнять всю трудную и грязную деревенскую работу въ "страду". А она мечтала объ этомъ, мечтала о своемъ домѣ, о своемъ хозяйствѣ, мечтала упорно, настойчиво.
   Какъ-то вечеромъ, когда дѣти уже спали, Дуняша, вся красная, взволнованная, прибѣжала изъ кухни просить тридцать копеекъ.
   -- Что это ты такъ взволнована?-- спросила я.
   -- Да, знаете, барыня, отецъ изъ деревни пріѣхалъ, да еще и жениха мнѣ на показъ привезъ, думаетъ, я замужъ пойду, -- засмѣялась она.
   -- Отчего и не пойти?
   -- За этого-то? Вотъ такъ пара! Я бѣдна, а онъ втрое этого.
   -- Такъ чего жъ ты такъ хлопочешь?
   -- Нельзя, барыня, у насъ уже положеніе такое, вотъ сейчасъ водки куплю, булокъ...
   На другой день отецъ съ женихомъ уѣхалъ.
   Дуняша смѣялась надъ женихомъ, описывала его наружность, издѣвалась надъ его бѣдностью и надъ тѣмъ, что онъ къ ней посватался, но въ тонѣ звучала чуть замѣтная грусть.
   -- Обвѣнчайтесь,-- сказала я,-- онъ къ намъ въ кучера поступитъ, а ты няней такъ и останешься.
   Она съ недоумѣніемъ посмотрѣла на меня.
   -- А зачѣмъ же тогда и замужъ идти? Чтобы вмѣстѣ по чужимъ людямъ жить? То ли дѣло въ своемъ какомъ ни на есть домишкѣ?! Своя корова, своя лошадь. Хоть работаешь, да зато и работа видна. Хорошо въ деревнѣ!
   -- А что хорошо?
   -- Да все хорошо! Люблю пѣть въ деревнѣ; за мной за десять верстъ батюшка присылалъ.
   -- Ты что же никогда не поешь?
   -- Да вѣдь я, барыня, только божественное пою.
   -- Ну божественное спой!
   Но она всегда чѣмъ-нибудь отговаривалась и никогда не пѣла.
   -- А весело у васъ въ деревнѣ?-- какъ-то въ другой разъ спросила я.
   -- Еще бы не весело?! Особенно послѣ праздника: мужики храпятъ, а бабы голосятъ: кому голову мужъ прошибъ, а кому синяки понаставилъ.
   Какъ-то разъ я совершенно случайно услышала ея пѣніе. Подойдя къ двери кухни, я остановилась, пораженная: звонкій, чистый голосъ пѣлъ что-то однообразное и простое. Я быстро открыла дверь, и глазамъ моимъ представилась слѣдующая картина: на плитѣ, свѣсивши ноги, сидѣла Дуняша и пѣла; въ сторонѣ, за столомъ, сидѣлъ, подперевъ голову руками, кучеръ; у печи, скрестивши на груди руки, стояла кухарка. При моемъ появленіи все сразу оборвалось: Дуняша соскочила съ плиты, кучеръ вытянулся въ струнку, и только кухарка, жившая у меня лѣтъ пять, не измѣнила позы.
   -- Какъ поетъ-то, барыня!
   Она вытерла концомъ головного платка слезу, катившуюся по ея щекамъ, и добавила:
   -- Такъ за душу и хватаетъ! И все божественное, не то, что другія дѣвки поютъ: "я тебя полюбила, да ты меня разлюбилъ". У нея, барыня, и книжки все божественныя.
   -- Одно слово: складная дѣвка,-- вымолвилъ, улыбаясь, кучеръ.
   Дуняши уже давно не было; она тихо скользнула мимо меня и исчезла.
   -- Что же она убѣжала?
   -- Да конфузливая, вишь, такая!
   Когда я вернулась, Дуняша сидѣла у стола и что-то шила.
   -- Дуняша! Ты и сама не знаешь, какой у тебя чудный голосъ! Ты бы научилась пѣть что-нибудь и кромѣ божественнаго! Божественное только въ церкви хорошо.
   -- Я, барыня, пѣсенъ не люблю,-- отвѣтила она.
   Вскорѣ послѣ этого разговора я стала замѣчать, что Дуняша груститъ; особенно весною и лѣтомъ, когда въ деревнѣ начинались полевыя работы, она нѣтъ, нѣтъ, да и скажетъ: "а у насъ теперь сѣнокосъ, весело!" и глубоко вздохнетъ, и какая-то тѣнь пройдетъ по лицу.
   Иногда съ утра встанетъ блѣдная, грустная, съ синими кругами подъ глазами; улыбается, шутитъ, играетъ съ дѣтьми, но какъ будто черезъ силу; то остановится у окна, да такъ и стоитъ, пока не окликнешь. Иногда я заставала ее въ слезахъ, но она сейчасъ же вытирала ихъ и торопливо принималась за какую-нибудь работу. Я не хотѣла ни о чемъ ее разспрашивать и спросила кухарку.
   -- Тоскуетъ!-- коротко отвѣтила она, вытирая фартукомъ свое лоснящее лицо, поправляя волосы и туже завязавъ подъ подбородкомъ свой сѣрый головной платокъ.
   -- Отчего тоскуетъ?
   -- Да не знаю, барыня, не мое это дѣло, а только, что ни спроси, все одинъ отвѣтъ: скучно мнѣ! По деревнѣ скучаетъ, да вотъ и жениховъ мало, потому денегъ у нея нѣтъ.
   -- Такая красивая, да еще деньги?!
   -- А то какъ же? Что же съ красотой? Вотъ Николай, что пріѣзжалъ, безъ разговоровъ бы женился, да у него ничего нѣтъ: ни избушки, ни коровки, какъ есть ничего, погорѣли, а у нея тоже не больше; у отца-то, окромя ея, еще три дочки, куда съ ними дѣнешься?-- Она долго еще что-то разсказывала, но я уже не слушала ее, направляясь въ комнаты. Дѣти играли въ залѣ, Дуня что-то напѣвала и тихо плакала.
   -- Дуняша, что съ тобой? Скажи, ради Бога!
   -- Скучно мнѣ, барыня, такая тоска на меня находитъ, что хоть въ воду.
   -- Въ деревню хочется?
   -- Отпустите, барыня, сдѣлайте милость, мнѣ совѣстно вамъ было говорить: знаю, что не легко вамъ однимъ остаться, а только я вернусь, мѣсяца два поживу и вернусь.
   -- Что жъ, поѣзжай! Силой держать тебя не могу.
   Я повернулась и вышла.
   "Въ болото потянуло", такъ и вертѣлось у меня въ головѣ. Живетъ въ прекрасной комнатѣ, получаетъ хорошій столъ, ее всячески балуютъ, а она соскучилась по коровникѣ, по тѣснотѣ и грязи.
   Она вскорѣ уѣхала и больше не вернулась. Съ тѣхъ поръ прошло много лѣтъ, но я всегда вспоминала ея прелестное лицо, женственныя движенія, ту нѣжность и ласку, которыя она разливала вокругъ себя.
   Я поняла, что она скучала по свободѣ, по лѣсу, по лугу ароматному, по той работѣ, которая была близка и дорога ей.

М.

"Женскій сборникъ в пользу ялтинского попечительства о пріѣзжихъ больныхъ...", М., 1915

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru