Пріѣхавъ два дня тому назадъ въ Ялту, я только что перебрался изъ гостиницы въ очень симпатичный пансіонъ и сидѣлъ утромъ въ полномъ блаженствѣ на балконѣ, какъ вдругъ ко мнѣ влетаетъ моя сосѣдка по комнатѣ и взволнованнымъ шопотомъ говоритъ:
-- Вы сидите и вѣрно ничего не знаете: турецкій флотъ обстрѣливалъ Ѳеодосію и теперь направился въ Ялту...
-- Что такое, откуда вы знаете?-- какъ будто просыпаясь отъ чуднаго сна, спросилъ я.
-- Да я потомъ... подробностей не знаю...-- И съ этими словами она исчезла.
"Время военное,-- подумалъ я,-- шутить нечего".
Я взялъ шляпу и отправился къ знакомому доктору. Утро было прямо удивительное. Послѣ мрачнаго, холоднаго Петрограда казалось, что попалъ въ рай. Все кругомъ залито солнцемъ, море едва колышется и переливается ослѣпительными струйками, горы разукрашены пятнами желтаго, краснаго и вяло-бураго кустарника; спокойно стоятъ зеленые, величавые кипарисы.
Докторъ жилъ рядомъ, и тамъ я засталъ уже цѣлое общество. Всѣ были встревожены, хотя опредѣленнаго никто ничего сказать не могъ. Самъ хозяинъ относился ко всему спокойно, даже съ оттѣнкомъ ироніи, и при взглядѣ на его насмѣшливое лицо какъ-то сразу отлегло отъ сердца.
-- Ну, вотъ и вы,-- встрѣтилъ онъ меня.-- Что жъ, на автомобилѣ ѣдете или на можарѣ?
-- Да я ничего не понимаю и хотѣлъ у васъ узнать, въ чемъ дѣло.
Двѣ дамы и очень взволнованный пожилой докторъ заговорили почти разомъ:
-- Получено извѣстіе, что турецкій флотъ обстрѣливалъ Ѳеодосію въ 10 час. утра и теперь пошелъ по направленію къ Ялтѣ.
-- Да, дѣло не шуточное, придетъ, начнетъ палить, куда дѣваться? Говорятъ, черезъ два часа будетъ.
-- Интересно знать, есть ли тамъ "Гебенъ"?-- спросилъ взволнованный пожилой докторъ.
-- А вамъ не все ли равно, съ какого крейсера васъ убьютъ: съ "Гебена" или съ другого, -- спокойно покуривая, вставилъ хозяинъ.
-- Вотъ вы все шутите, а какъ начнутъ палить, сами спрячетесь.
-- Обязательно; у насъ подвалъ отличный; вотъ только не знаю, куплены ли свѣчи.
-- Ну, какъ хотите, а по-моему нужно бы хоть дѣтей отправить да цѣнныя вещи...
-- Да, у кого есть, не мѣшаетъ,-- спокойно отвѣтилъ съ оттѣнкомъ все той же насмѣшки хозяинъ;-- мое вотъ богатство, къ сожалѣнію, ни въ одинъ сундукъ не уложишь.-- Онъ указалъ рукой на двухъ своихъ сыновей и дочь.-- А отправить ихъ съ вами на можарѣ -- это я могу.
-- Мы безъ тебя и безъ мамы никуда не поѣдемъ, -- вскочили дѣти.
-- Ну, вотъ, поневолѣ останешься, а ѣхать всѣмъ тоже неудобно: послѣзавтра за квартиру платить, да по лавкамъ долженъ, а сейчасъ платить нечѣмъ, сами знаете, какія теперь дѣла.
-- Ну, знаете,-- возмутился пожилой докторъ,-- шутить можно въ мирное время, а теперь, когда черезъ часъ, можетъ быть, раздастся грохотъ, это не совсѣмъ умѣстно. Мы къ вамъ пришли за совѣтомъ, а вы...
-- Да ужъ мы, какъ вы,-- въ одинъ голосъ заговорили дамы:-- если вы уѣдете -- и мы уѣдемъ, если вы останетесь -- и мы останемся.
-- Да, я остаюсь; сегодня, по крайней мѣрѣ, я думаю, что и завтра, ну, а тамъ не загадаешь.
Спокойный тонъ хозяина подѣйствовалъ и на пожилого доктора. Онъ какъ-то сразу повеселѣлъ и успокоился.
-- Меня отъѣздъ тоже не очень то устраиваетъ, -- отвѣтилъ онъ,-- и я бы и не очень волновался, если бы только кто-нибудь опредѣленно могъ мнѣ сказать, гдѣ "Гебенъ".
Всѣ расхохотались, и общее волненіе значительно улеглось. Шутили надъ пожилымъ докторомъ и такъ со смѣхомъ и шутками, въ нѣсколько взвинченномъ настроеніи вышли на улицу. То и дѣло попадались автомобили, линейки, экипажи. Пріѣзжіе удирали изъ Ялты, убѣгали отъ яркаго солнца, отъ несравненнаго, живительнаго воздуха.
У автомобильной конторы испуганная дама взволнованно спрашивала шоффера, важно возсѣдающаго на автомобилѣ, нагруженномъ людьми и вещами:
-- А къ шести вы вернетесь и заберете насъ? А на поѣздъ мы успѣемъ?
-- Ну, не успѣете, такъ въ Симферополѣ посидите, все-таки спокойнѣе.
Мнѣ потомъ говорили, что автомобили въ этотъ день брали до Симферополя 200 и даже 250 рублей.
Я рѣшилъ остаться и ждать дальнѣйшихъ событій.
Благоразумные и спокойные люди говорили, что въ Ялту турецкій флотъ не придетъ, потому что дѣлать ему тамъ нечего. Въ Ѳеодосіи онъ мѣтилъ въ хлѣбные склады и надѣялся захватить находящіеся тамъ запасы, а стрѣлять по Ялтѣ такъ, здорово живешь -- нѣмцы слишкомъ экономны для этого.
Вечеромъ набережная имѣла своеобразный видъ. Огней зажигать не позволили, и въ 6 часовъ, когда только стемнѣло, магазины закрылись. Въ кондитерской, куда я зашелъ купить пирожковъ, продавщица освѣтила ихъ для меня маленькимъ электрическимъ фонарикомъ, опасливо оглядываясь на дверь.
Всѣ нервно настроены, молодежь шутитъ, смѣется, въ полутьмѣ такъ заманчивъ милый, безпечный флиртъ, но нѣтъ-нѣтъ, да и посмотрятъ пристальнымъ взоромъ на горизонтъ. Но море спокойно и волшебно. Надъ нимъ робко и неувѣренно стоитъ еще блѣдный молодой мѣсяцъ и серебритъ спокойную гладь необъятнаго и капризнаго великана.
У воротъ своего пансіона встрѣчаю дворника.
-- Что, Иванъ, боитесь турокъ?
-- А чего бояться?
-- А стрѣлять будутъ.
-- Ну и пусть...
А. Сэдъ
16 октября 1914 г.
"Женскій сборникъ в пользу ялтинского попечительства о пріѣзжихъ больныхъ...", М., 1915