Неизвестные Авторы
Ночь ужасов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ЧЕРНАЯ КНИГА
Таинственные люди и необыкновенные приключения

   

Ночь ужасов

Глава I. Красное домино

   "Если доктор Леблан желает оказать огромную услугу даме, за которой он, во время карнавала, неоднократно следовал в гондоле, то пусть он будет сегодня в полночь на мосту Риальто.
   Награда будет соответствовать услуге.

Красное домино".

   
   Доктор Леблан с изумлением читал эту записку, не понимая, каким образом она очутилась в его кабинете, да еще где! -- в ящике с медицинскими инструментами.
   Доктор жил совершенно одиноко в маленьком домике в Лидо, в Венеции. По утрам к нему приходила глухая старуха и, убрав комнаты, уходила домой. Кроме нее, его уединенное жилище посещал еще молодой гондольер Франческо.
   Но ни сегодня, ни вчера его не было, так как шел дождь, и доктор не собирался ехать на прогулку.
   Значит, Франческо не мог подбросить записки. О старухе и говорить нечего! Она была глухая, и эта глухота отрезала ее от всего мира, и никому не могло прийти в голову передать через нее любовную записку.
   -- Ах, так вот что! -- воскликнул доктор, подходя к окну, выходившему на канал. -- Теперь я понял.
   Окно находилось невысоко от воды, и по веревочной лестнице нетрудно было проникнуть из гондолы в кабинет.
   -- Как бы то ни было, но я отправлюсь на свидание! Наконец-то я узнаю, кто эта незнакомка в черной маске, которая меня так заинтересовала.
   В сущности, доктор был весьма доволен полученным приглашением.
   Он уже около двух месяцев жил в Венеции, но практикой не занимался, и знакомых у него почти не было.
   Он часто совершал прогулки по каналам и лагунам Венеции в обществе только одного гондольера.
   Ему нравился дворец дожей, и библиотека, и музей, и картинные галереи, в которых он, никому не известный, проводил долгие часы в немом созерцании великих памятников искусства.
   Однако, когда наступил карнавал, во время которого вся Венеция превращается в громадный сумасшедший дом; во время которого все, без различия возраста и звания, танцуют, пьют и веселятся с утра до вечера и с вечера до утра, доктор Леблан не выдержал своего одиночества и заразился общим весельем.
   Нарядившись в зеленое домино, скрывавшее его высокую, стройную фигуру, закрыв маской лицо, он вмешался в толпу ряженых.
   На площади св. Марка, в обычное время тихой и пустынной, теперь играли три оркестра, и толпы ряженых кружились в диком, вакхическом танце.
   Двери в церковь св. Марка были отворены, и доктор видел, как некоторые маски прямо от танцев шли в церковь и подходили к исповедальням, где сидели патеры, и, получив отпущение грехов, возвращались назад, в толпу, чтобы начать грешить снова.
   Доктор вошел в церковь.
   Он несколько раз уже был в ней и успел ее хорошо осмотреть, но ему было интересно наблюдать людей, в которых так удивительно сочетались распущенность и религиозное чувство.
   У одной исповедальни доктор обратил внимание на коленопреклоненную фигуру женщины в красном домино.
   Его опытный глаз тотчас же заметил, что женщина в домино, должно быть, необыкновенно красива, и он решил познакомиться с нею.
   Пользуясь свободой карнавала, Леблан подошел к незнакомке, направлявшейся в эту минуту к выходу из церкви.
   -- Прекрасная маска, на одно слово! -- проговорил он, бросая восхищенный взгляд на стройную фигуру незнакомки и ее прекрасные глаза, горевшие из-под маски каким-то странным огнем.
   Красное домино отрицательно покачало головой и быстро скрылось в толпе ряженых.
   Но Леблан был не из числа тех, кого охлаждает первая неудача.
   На следующий день он снова был у церкви св. Марка. Он снова увидал красное домино у той же самой исповедальни, и, буквально, повторилась вчерашняя сцена.
   Но на этот раз доктор решил во что бы то ни стало добиться знакомства с упорной красавицей.
   Едва она вышла из церкви, как он схватил ее за руку и прошептал:
   -- Сеньора, вы прекрасны...
   Красавица с силой вырвала свою руку из его руки и быстро направилась к пристани, где ее ждала гондола.
   Леблан последовал за ней и прыгнул в свою гондолу.
   -- Франческо, видишь эту гондолу? Ты не знаешь, чья она?
   -- Нет, сеньор.
   -- Следуй за ней! не теряй ее из виду! Я должен непременно узнать, где живет эта дама.
   Франческо в ответ улыбнулся и с силой налег на весла.
   Некоторое время плыли они по Каналу Гранде по направлению к Лидо.
   Вдруг гондола с красным домино свернула в маленький боковой канал..
   -- Скорее, скорее!.. -- крикнул доктор.
   Но было уже поздно... когда они достигли канала, передней гондолы уже не было.
   -- Она, значит, живет здесь, -- произнес доктор.
   -- Вовсе нет, сеньор, -- сказал Франческо, -- на этом канале три дома сквозные, -- раз гондола проплыла на ту сторону одного из них, нам уже не поймать ее...
   Таким образом на этот раз доктор ничего не добился.
   На следующий вечер повторилась та же история, с той только разницей, что конец преследованию положила ночная темнота.
   Доктор обещал Франческо десять лир, если ему удастся на следующий день выследить незнакомку.
   Но на этот раз, выйдя из церкви, она села в поджидавшие ее носилки и быстро исчезла в темноте.
   Больше Леблан не встречал ее. Однако, образ красавицы не выходил у него из головы.
   -- Кто она? Почему не принимала участия в общем веселье карнавала? Почему она появлялась только в церкви? -- эти вопросы мучили его.
   И вдруг -- записка! Она сама назначает ему свидание.
   Доктор едва мог дождаться назначенного часа.
   Еще не было двенадцати, как он уже стоял на мосту Риальто.
   Дождь перестал, но густой туман окутывал город. В двух шагах нельзя было ничего различить.
   На церкви св. Марка пробило полночь.
   -- Однако, красное домино недостаточно аккуратно! -- сказал доктор. -- Быть может, это только шутка, и она совсем и не явится на свиданье?
   Но в это мгновение из тумана вынырнула высокая фигура в красном домино.
   -- Доктор Леблан?
   -- Да, это я.
   -- Вы одни, доктор?
   -- Как видите, сеньора.
   -- Благодарю вас. Признаться, я сомневалась, исполните ли вы мою просьбу, чужой и неизвестной вам женщины.
   -- О, нет, далеко не неизвестной, -- горячо запротестовал доктор, -- напротив, долгожданной... Ваш образ все время живет в моей душе... я хотел бы еще увидеть ваше лицо для того, чтобы он стал полнее и глубже...
   Но красавица при этих словах еще плотнее прижала маску к лицу.
   -- Я писала вам, -- прошептала она, сжимая руку доктора, -- я писала вам, что награда будет соответствовать услуге.
   -- Я обещаюсь вам.
   -- Не обещайте ничего заранее. Выслушайте меня и тогда решите... Гондола ждет нас внизу. Идемте! Я расскажу вам все по пути, -- проговорила красавица и быстро увлекла Леблана за собой.
   

Глава II. Потрясающая повесть

   -- Я хочу рассказать вам всю печальную историю моей жизни, -- так начала красавица слегка дрожащим от внутреннего волнения голосом. -- Я происхожу из княжеского рода. Мои родители умерли, оставив нам с сестрой громадное состояние.
   Мы с Лючией родились близнецами и выросли в нашем родовом замке, вблизи Палермо. По смерти родителей мы жили уединенно, не ведя ни с кем знакомства, и не скучали, так как сильно любили друг друга и даже поклялись не расставаться всю жизнь.
   Однажды мы с Лючией гуляли в лесу, далеко от замка, как вдруг услышали вдали звуки охотничьего рога.
   -- Идем отсюда, Елена! -- воскликнула сестра. -- Я не люблю охотников, -- люди, убивающие животных, внушают мне отвращение.
   Я вполне разделяла мнение моей сестры и тоже была рада избежать встречи с охотниками.
   Но не успели мы сделать нескольких шагов, как из чащи, прямо на нас, выбежал дикий кабан.
   Я с криком ужаса загородила собою Лючию.
   -- Пусть лучше я погибну, -- подумала я.
   Но сестра оттолкнула меня, чтобы принять на себя смертный удар разъяренного зверя.
   В эту минуту грянул выстрел, и кабан с ревом свалился на землю.
   Из леса выскочил молодой охотник.
   Кабан собрал последние силы и бросился на охотника, чтобы поразить его своими клыками.
   Удар ножа положил кабана на месте, но и сам охотник упал, обливаясь кровью.
   Мы с Лючией подбежали к нему и, как умели, перевязали его рану.
   -- Останься здесь, Лючия, -- сказала я, -- а я сбегаю в замок и пришлю людей с носилками. Раненого надо перенести в замок. Тем временем, наш старый кастелян, Бернардо, съездит за доктором...
   О, если бы я знала, чем это окончится, я бы не оставила сестру с охотником! Пусть бы лучше я погибла, а не Лючия!..
   Красное домино замолчало, и доктор не решился прервать молчания вопросом. Ему показалось, что спутница его всхлипнула...
   -- Да, этот час, проведенный Лючией наедине с охотником, решил ее судьбу, -- начала маска снова, -- с первого взгляда она полюбила его...
   Раненого перенесли в замок, доктор перевязал его рану и сказал, что он скоро поправится.
   Действительно: через две недели он уже был здоров, но и не думал покидать замка.
   Во время его болезни за ним ухаживала преимущественно Лючия, так как я была занята по хозяйству.
   -- Ну что же, -- думала я, заметив симпатию сестры к нему, -- раз судьба посылает ей такого жениха, я не буду мешать ее счастью. Он молод, красив, из хорошей семьи, богат -- чего же еще надо?
   Раненый рассказал нам, что он принадлежит к знаменитому венецианскому роду Черваторе. В окрестности Палермо он приехал поохотиться на кабанов.
   Я навела о нем справки и, когда узнала, что он большой поклонник женщин, то это меня несколько обеспокоило, но я подумала: женится -- переменится. Поэтому, когда Лючия призналась мне в том, что Луиджи, -- так звали его, -- сделал ей предложение, я от души пожелала ей счастья.
   -- Только одна просьба к тебе, Елена, -- сказала она, -- ты должна ехать с нами в Венецию. Без тебя мое счастье будет неполно.
   Я на это не согласилась. Я знала, что во время медового месяца даже любимая сестра может быть в тягость новобрачным. Да и замок нельзя же было бросить.
   -- В таком случае, обещай, что по первому моему зову ты приедешь к нам, -- просила сестра.
   Это я обещала ей охотно.
   Через несколько недель мы скромно отпраздновали свадьбу Лючии.
   -- Луиджи, -- сказала я, провожая молодых до коляски, которая должна была увезти их в Венецию, -- обещайте мне, что Лючия будет с вами счастлива!
   Он клялся всеми святыми, что будет любить и лелеять жену до гроба.
   Лючия, рыдая, упала мне на грудь, и ее насилу удалось оторвать от меня и усадить в коляску.
   Больше я не видала своей сестры живой...
   Первое письмо Лючии, которое я получила вскоре после ее отъезда, дышало счастьем.
   -- Слава Богу, он сдержал слово, -- думала я.
   Но я поспешила радоваться. В следующих письмах Лючия писала о красоте Венеции, о художественных сокровищах этого города, но о Луиджи -- ни слова...
   -- Сестра несчастна, -- поняла я и страдала невыносимо.
   Не раз собиралась я поехать в Венецию, увидаться с Лючией, узнать все -- и... не могла., я боялась убедиться в справедливости своих предположений. Я боялась, что в порыве гнева убью Луиджи, сделавшего мою сестру несчастной.
   И вот, восемь дней тому назад, я получила от Лючии письмо. Я выучила его наизусть...
   Лючия писала мне, что уже через месяц после свадьбы Луиджи стал покидать ее ради продажных женщин... писала, что она разочаровалась в муже, что он оказался пустым, лживым и злым человеком...
   "-- О, если бы я осталась с тобой в нашем старом замке, если бы все, пережитое мной, оказалось сном! -- писала она. -- Но поздно! Прошлого не вернешь, и я не из тех, кто, раз потерпевши кораблекрушение в жизни, ищет убежища в родном углу..
   И тебя, Елена, я умоляю -- не приезжай ко мне, даже твое участие было бы мне тяжело, а изменить мою судьбу ты не в силах... я выпью до дна свою чашу и умру безропотно.
   Об одном только прошу тебя, Елена, когда я умру, я бы хотела лежать в нашем фамильном склепе... но это невозможно: Луиджи не захочет нарушить традиции своего рода: меня похоронят в склепе Черваторе... Но, умоляю тебя, сестра, выйми мое сердце и поставь его в серебряной урне на алтарь нашей замковой капеллы..."
   Красное домино закрыло рука ми лицо и поникло головой...
   Леблан был потрясен.
   -- Я в тот же день отправилась в Венецию, -- заговорила снова красавица, немного успокоившись. -- На дворце Черваторе я увидела черный флаг. На подъезде меня встретил швейцар, весь в черном.
   -- Кто умер у Черваторе? -- спросила я, чувствуя, что сердце мое перестает биться.
   -- Сегодня скончалась сеньора Лючия, супруга Луиджи Черваторе...
   Мне сделалось дурно.
   Открыв глаза, я увидела перед собой испуганное лицо швейцара.
   -- Сеньора -- родственница Лючии? -- спросил он участливо.
   -- Сестра.
   С низкими поклонами проводил он меня вверх по лестнице и велел слуге доложить Луиджи о моем приезде.
   Не знаю, как я сдержалась, увидев Луиджи, и как я не бросила ему в лицо: "Негодяй! убийца моей сестры!"
   Я едва устояла на ногах, взглянув в его ненавистное лицо. Но я вспомнила, что пришла к нему с просьбой и, если оскорблю его, то не добьюсь ничего.
   Когда я передала ему последнюю волю Лючии, он наотрез отказался исполнить ее.
   -- Если она и писала вам это, то, очевидно, в бреду. Осквернять труп я не позволю! -- резко отвечал он.
   Все мои мольбы были тщетными.
   -- Вы простите меня, Елена, но я не могу оказать вам гостеприимства, -- дворец и так переполнен родственниками... Мне это весьма неприятно, но...
   Я не дала ему окончить.
   -- Проведите меня к покойнице! надеюсь, в этом вы мне не откажете!
   -- Теперь оставьте меня, я хочу помолиться наедине, -- сказала я, подойдя к кровати, где лежала Лючия.
   Однако, оставшись одна, я не молилась. Быстрым взглядом окинула я комнату.
   "-- Хорошо, -- подумала я, -- окно низко над водой!"
   Подбежав к двери, я быстро сделала воском оттиск замка...
   -- К чему это? -- удивленно спросил Леблан.
   -- Сейчас узнаете.
   Поцеловав сестру, я быстро, никем не замеченная, удалилась из дворца. Я не желала встречаться с Луиджи... А теперь, Леблан, когда вы знаете все -- исполните ли вы мою просьбу? Вы обещали мне... Вы должны... достать мне сердце Лючии.
   Доктор, пораженный, взглянул на красавицу.
   -- Да, да! Сегодня ночью мы влезем через окно в комнату покойницы, и вы вырежете из ее груди сердце... Я знаю, за осквернение трупа закон карает тяжело. Но ведь это воля Лючии, моей дорогой сестры... Да и Луиджи не станет поднимать из за этого дела, -- вскрытие покойницы было бы ему невыгодно... Итак, не отказывайтесь!.. Ради Бога, не отказывайте!..
   Красавица вдруг сбросила свою маску, и доктор остановился, ослепленный ее красотой.
   -- Помните, -- награда будет соответствовать услуге... Согласны вы исполнить мою просьбу?
   Доктор колебался.
   Если преступление откроется, то его доброе имя погибло навек... А может быть, его за это ждет казнь...
   -- Леблан! Неужели я в вас ошиблась? Неужели вы для меня не сделаете этого? Слушайте. Сегодня же мы уедем с вами в Палермо, где вас никто не знает!.. Да, да? Вы согласны? -- шептала красавица.
   И вдруг горячий поцелуй обжег губы Леблана...
   -- Согласен? Говори же!
   -- Согласен, -- невольно прошептал доктор.
   -- Идем же скорее, гондола ждет нас!
   -- К дворцу Черваторе, -- обратилась Елена к гребцу, впрыгнув вместе с Лебланом в гондолу.
   

Глава III. Похищение сердца

   Гондола быстро неслась по Каналу Гранде.
   Леблан сидел, глубоко задумавшись, размышляя обо всем происшедшем.
   Да, Елене нужно было пустить в ход все свои чары, чтобы он в последнюю минуту не отказался от своего обещания. Опасность была слишком велика. Правда, в какие-нибудь четверть часа он покончит операцию... Но... если в это время в комнату кто-нибудь войдет?!
   Леблан вздрогнул при этой мысли.
   Елена словно угадала, что происходит в его душе.
   -- Не бойся, Арман, -- прошептала она, -- комната, где лежит покойница, находится в первом этаже, в парадных апартаментах. Жилые же комнаты все в верхнем этаже. Нас никто не увидит.
   -- Уверены ли вы в гондольере, Елена? -- спросил доктор, взглянув на старика, лицо которого не внушало ему особенного доверия.
   -- О, вполне! Случай свел меня с ним в Венеции. Он когда-то служил у наших родителей и помнит меня и Лючию еще детьми. Он очень нас любил и рад случаю помочь мне и насолить Луиджи.
   -- Знаете ли вы, что я, повинуясь вам, ставлю на карту свою докторскую честь? Если откроется это преступление, врачи всего света предадут меня анафеме.
   -- Никто не узнает о нем. А впрочем, я ведь знаю, что вы не дорожите практикой, -- ваше богатство делает вас вполне независимым.
   Из последних слов Елены Леблан понял, что она хорошо осведомлена о нем.
   Но как, откуда? Каким путем? Ведь она сама всего несколько дней в Венеции!
   Голос Елены прервал его размышления.
   -- Мы у цели, -- сказала она.
   Гондола подплывала к дворцу Черваторе.
   Восемь больших полукруглых окон выходили на канал.
   -- Вон к тому окну, Джузеппе, -- прошептала Елена гондольеру.
   Гондольер причалил к указанному окну.
   Елена достала из-под домино небольшой сверток, нажала какую-то пружину, и веревочная лестница змеей взвилась вверх. Миг -- и крюк ее прочно зацепился за карниз окна.
   -- Скорее, Джузеппе! теперь твой черед, -- скомандовала она старику.
   В одну минуту Джузеппе был наверху.
   Быстро очертил он алмазом небольшой квадрат на стекле и прижал к нему намазанную смолой бумагу. Едва слышный треск -- и в окне образовалось отверстие, в которое легко можно было просунуть руку.
   Бросив стекло в воду, Джузеппе осторожно отодвинул задвижку, открыл окно и опустился в гондолу.
   -- Арман, за мной! -- прошептала Елена, быстро взбираясь по лестнице.
   Перешагнув вслед за Еленой через подоконник, доктор очутился в сводчатом старинном покое, освещенном красной лампадой.
   Большую часть комнаты занимала огромная кровать под роскошным балдахином.
   В комнате царила глубокая тишина. Ведь здесь лежала покойница.
   -- Скорее, доктор, каждая минута нам дорога! -- проговорила Елена, нежно прижимаясь к нему. -- И помните, какая награда ждет вас... За дело!
   Красавица раздвинула осторожно занавес балдахина, и Леблан едва не вскрикнул от изумления и восхищения.
   На постели лежала молодая женщина поразительной красоты. Она, правда, была не так величественна, как Елена, но красоты такой доктор не встречал.
   Невиннейшее в мире лицо обрамляли каштановые локоны. Длинные ресницы бросали легкую тень на ее нежные щеки.
   Желтое шелковое одеяло покрывало тело только до половины. Сквозь кружева рубахи просвечивало белое, как мрамор, тело.
   Но не только красота покойницы приковала взоры доктора.
   Его поразило еще то обстоятельство, что на щеках Лючии играл нежный румянец, губы не были синеваты, как у мертвецов, они напоминали только что распустившуюся розу...
   -- Ах, да! ведь она умерла от разрыва сердца, -- проговорила Елена. -- Тогда понятно...
   Доктор знал, что при разрыве сердца лицо покойника может долго сохранять обычный румянец.
   -- Вам довольно света лампады? -- спросила Елена. -- Зажигать лампу опасно, свет может привлечь кого-нибудь из обитателей дворца.
   -- Довольно. Я ведь знаю, где сердце и сумею вскрыть труп даже на ощупь, -- отвечал Леблан, доставая из кармана ящик с полным набором хирургических инструментов, с которым он никогда не расставался.
   -- Только я попрошу вас отойти в сторону, чтобы не видеть вскрытия, -- это вас слишком потрясет.
   Елена покорно отошла к двери.
   До какой степени, однако, чары восхитительной маски вскружили голову Леблана! Он, опытный врач, совершенно позабыл азбучные истины своей профессии. Он и не вспомнил о том, что прежде, чем удостоверить смерть, врач обязан убедиться, что пред ним действительно покойник.
   А как часты случаи мнимой смерти, когда даже опытный глаз не может открыть никаких признаков жизни: и сердце, по-видимому, не бьется, и дыхание незаметно... Только одно может навести на сомнения, -- труп не разлагается.
   Он совершенно забыл теперь о тех многочисленных случаях, когда такой мнимый покойник просыпался в могиле... если успевали вовремя раскопать ее -- он был спасен, а если нет... Леблан сам видел однажды, как могильщики, копая новую могилу, вырыли гроб, в котором скелет лежал ничком, скорчившись, с руками у рта...
   Все это забыл теперь доктор, приступая к исполнению обещанного.
   Твердою рукою провел он скальпелем по груди Лючии, стараясь резать поглубже, чтобы не терять времени.
   И вдруг... доктор в ужасе отшатнулся, -- из-под скальпеля брызнула кровь....
   "Покойница" широко открыла глаза....
   -- Господи! она жива! -- вырвался у него безумный крик.
   Громкий, сатанинский смех Елены был ему ответом.
   Ужасная догадка мелькнула в голове Леблана.
   -- Проклятая! ты сделала меня орудием преступления! Ты поплатишься за это! -- вскричал он, бросаясь к Елене.
   Снова раздался сатанинский, торжествующий смех красавицы, и в то же мгновение она исчезла за дверью, у которой стояла.
   Не помня себя, Леблан ринулся за нею и... со всего размаху ударился головой о захлопнувшуюся дверь.
   Он со всей силы налег на нее плечом... но разве один человек может выломать дубовую, окованную железом дверь?
   Слабый стон, донесшийся с постели Лючии, заставил доктора опомниться.
   -- Может быть, ее можно еще спасти? может быть, рана не смертельна?
   Леблан бросился к кровати и хотел осмотреть нанесенную им рану.
   Взгляд его встретился со взглядом Лючии... Смертельный ужас выражался в глазах несчастной. Леблан не выдержал. Закрыв лицо руками, шатаясь, он бросился к окну.
   -- Скорее, скорее вон отсюда! -- точно молотком стучало в его мозгу.
   -- Лючия! Что случилось? Отвори скорее! -- раздался за дверью громкий мужской голос.
   -- Кто вынул ключ из двери? Пеппо! Пьетро! Сюда! Ломайте дверь! Может быть, удастся схватить вора, -- гремел голос Луиджи, и доктор слышал, как под сильными ударами слуг затрещала дубовая дверь.
   В один миг он был на подоконнике и взглянул вниз.
   Гондолы нигде не было.
   -- Злодейка... Она знает все выходы во дворце и успела скрыться, -- подумал он.
   Что делать? Если его схватят, он погиб.
   Раздумывать было некогда: дверь сейчас разлетится и всему конец... Лучше утонуть, чем быть схваченным -- и Леблан бросился в воду.
   Волны канала сомкнулись над его головой.
   Но доктор был отличный пловец и, проплыв как можно больше под водой, вынырнул, оставив дворец Черваторе далеко позади.
   Вплавь добрался он до пристани, к счастью, в этот поздний час совершенно безлюдной, и быстро направился домой.
   Кое-где попадались ему ряженые, расходящиеся по домам, -- карнавал в полночь окончился, -- мокрое платье доктора возбуждало в них смех: они думали, что это какой-нибудь гуляка нечаянно попал в воду.
   Но доктор ничего не видел и не слышал. Ужас гнал его вперед.
   -- Скорее домой и завтра, чуть свет, прочь из этого города!..
   Дрожащими руками отпер он дверь своей квартиры и, только захлопнув ее за собой, почувствовал себя в безопасности.
   С трудом переменив мокрое платье на сухое, Леблан без сил повалился на диван и заснул тяжелым кошмарным сном.

* * *

   -- Именем закона -- отворите! -- услышал он сквозь сон и, прежде чем он успел вполне очнуться, дверь в комнату распахнулась и вошел полицейский офицер и около полудюжины полицейских.
   -- Вы доктор Леблан? -- спросил офицер.
   -- Я. Что вам от меня нужно?
   -- Я должен арестовать вас, как убийцу.
   Леблан вскрикнул и схватился за голову.
   -- Вы проникли во дворец Черваторе, желая убить невестку губернатора Венеции. Не вздумайте отпираться, -- в комнате ее найден ваш ящичек; готовальня и все инструменты в нем помечены вашими инициалами.
   Леблан молчал, совершенно убитый.
   Ему надели на руки кандалы и отвели в тюрьму.
   

Глава IV. Миллионный залог

   -- Ваше дело плохо, сеньор; не могу скрыть от вас, что со страхом ожидаю суда над вами, -- говорил доктору адвокат, войдя в его камеру.
   Четыре недели прошли уже с той ужасной ночи, а Леблан постарел на целые двадцать лет. Если он не сошел с ума. то только благодаря своей силе воли и сознанию своей невинности.
   Ведь он был обманут. Его искусством хотели воспользоваться для преступления.
   Неужели страшная кара постигнет его, как преступника?
   Леблан знал, что вся Венеция возмущена дерзким покушением -- покушением, так как, к счастью, он не сделался убийцей: Лючия была только ранена и теперь лежала, борясь со смертью.
   Это доктор узнал от следователя, которому было поручено его дело.
   -- Что заставило вас покуситься на жизнь супруги Луиджи, потомка дожей, члена старейшего патрицианского рода Венеции? -- спросил следователь.
   Леблан откровенно рассказал, как все произошло.
   -- Гм... красное домино -- виновница вашего покушения... Мы постараемся разыскать ее... Но, по-моему, вам следовало бы придумать более правдоподобную историю, -- сказал следователь, выслушав обвиняемого, и приказал страже отвести его обратно в темницу.
   Это не была современная тюрьма, какие существуют теперь и в Венеции, -- темница эта -- наследие мрачного средневековья -- находилась под землей и состояла из ряда одиночных камер, выходящих в общий коридор.
   Свет и воздух проникали в эти каменные мешки через маленькие оконца, пробитые в толстых стенах. Перед каждой камерой находился большой плоский камень-плаха.
   В средние века осужденным на этих камнях отрубали голову, а труп сбрасывался в канал.
   В такой-то клетке сидел теперь доктор.
   Камера была так мала, что в ней с трудом можно было повернуться, и так низка, что выпрямиться во весь рост было невозможно.
   К довершению своих мучений, Леблан ни на одно мгновение не чувствовал себя в одиночестве.
   Глазок в двери почти поминутно открывался, и в него заглядывал часовой.
   -- Боятся, как бы я не бежал, -- думал Леблан. -- Как будто можно бежать из этого каменного гроба!
   -- Да, сеньор, -- сказал адвокат, пришедший навестить его в темнице, глядя на него с состраданьем. -- Ваше дело так плохо, что я даже сожалею, что согласился защищать его.
   -- Я пригласил вас, как лучшего адвоката в Венеции, известного заступника невинных!
   -- Невинных... -- пробормотал адвокат смущенно. -- Но здесь дело идет...
   -- Ради Бога! -- перебил его Леблан в отчаянии. -- Неужели и вы не верите в мою невинность?! Неужели и вы покинете меня?
   Адвокат был тронут.
   -- Я не покину вас, я дал себе слово защищать вас до последней возможности и не нарушу его... Но я сомневаюсь в успехе защиты. Полиция добросовестно принялась за розыски красного домино, но до сих пор все ее усилия были напрасны... К тому же, в целом мире едва ли найдется человек, ненавидящий прекрасную Лючию Черваторе и желающий ее смерти...
   -- Но ведь и я, сеньор Томбони, не мог желать ее смерти! я ведь не подозревал даже о ее существовали!..
   -- Да, да... но обстоятельства против вас. Все возмущены нападением на "жемчужину Венеции". Вся Венеция боготворила молодую невестку губернатора... весь город с тревогой следил за бюллетенями о ее здоровье... Губернатор жаждет мести, о Луиджи и говорить нечего.
   -- Скажите мне, сеньор Томбони, неужели нет надежды на ее выздоровление? Неужели я, хотя и невольно, стану убийцей?
   -- Непосредственная опасность миновала, Лючия останется в живых...
   Доктор облегченно вздохнул.
   -- Но неизвестно еще, может быть, последствия раны заставят ее страдать всю жизнь, -- прибавил адвокат.
   -- Какой приговор ждет меня?
   -- Увы -- смертная казнь. Но зачем вам ждать приговора, когда вы можете избежать суда...
   -- Каким образом?
   -- Мне писали из Парижа, -- отвечал адвокат, -- будто вы очень богаты...
   -- Это правда.
   -- Сколько времени вам нужно, чтобы перевести сюда миллион лир?
   -- Двадцать четыре часа.
   -- Превосходно. Я хочу дать вам хороший совет. Предложите сенату миллион лир в залог того, что вы не уклонитесь от суда и не скроетесь из Венеции, если вас выпустят до суда из тюрьмы.
   -- И вы думаете, что меня выпустят под залог?
   -- Конечно. Я хорошо знаю венецианских сенаторов. Им и в голову не придет, что человек может добровольно лишиться такой суммы... Ну, а если вы предпочтете оставить в их распоряжении миллион и скрыться от суда... тоже беда не велика. Миллион лир на нужды города, пожалуй, даже дороже скрывшегося преступника, преступление которого, к тому же, еще и не доказано...
   Леблан с чувством пожал руку адвоката.
   -- Благодарю вас, благодарю за совет. Я вас понял. Прошу вас, идите сейчас же в сенат и предложите ему залог.
   -- Завтра вы получите ответ, и я уверен, что завтра же будете на воле, -- сказал Томбони, подавая руку узнику.
   Едва дверь камеры захлопнулась за адвокатом, Леблан упал на колени, благодаря Бога за внезапное избавление от угрожавшей ему опасности.

* * *

   -- Поздравляю вас, друг мой, -- весело говорил Томбони, входя на другой день вечером в камеру доктора и показывая ему бумагу с двумя большими печатями. -- Сенат соглашается освободить вас под залог. Вы должны только дать письменное обещание явиться в назначенный день на суд. Если вы не исполните обещания, вы лишитесь залога: он останется в пользу города. Вам разрешено отправиться со мной, в сопровождении двух судейских чиновников, к себе на квартиру, чтобы достать требуемые деньги. Идемте.
   Через полчаса Леблан был уже у себя дома, на Лидо.
   Вручив судейским чиновникам миллион лир и получив от них квитанцию, он подписал требуемое обещание.
   Когда дверь за чиновниками закрылась, Леблан еще раз поблагодарил адвоката и предложил ему 100 тысяч лир за труды.
   Адвокат отказался, говоря, что еще ничего не сделал для него.
   -- Я присягал исполнять законы и имею право получать вознаграждение только после защиты обвиняемого на суде... Итак, после суда... Если только, -- добавил Томбони с многозначительной улыбкой, -- вы не предпочтете лишиться миллиона и не явиться на суд. Прощайте!
   В дверях адвокат обернулся и прошептал:
   -- В Париже вы в безопасности, -- Париж не выдает преступников.
   И прежде, чем Леблан успел что-нибудь ответить, он захлопнул дверь.
   Леблан быстро принялся укладываться. Он возьмет только самое необходимое. Остальное пусть достается кому угодно. Скорее прочь из этого ужасного города!
   Через каких-нибудь полчаса все было уложено, и Леблан хотел уже запереть сундук, как вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку. Он оглянулся и... с криком опустился на сундук.
   Перед ним стояло красное домино.
   -- Дьявол в образе женщины! -- крикнул Леблан, немного придя в себя. -- Ты осмеливаешься еще явиться ко мне! Ты, похитившая мою честь, приведшая меня в тюрьму! Или, может быть, ты хочешь возвратить мне мое доброе имя, засвидетельствовав мою невинность?!
   Красное домино, до сих пор не произнесшее ни слова, отвечало громким, твердым голосом:
   -- Ты хочешь бежать, Леблан. Я это знаю...
   С диким криком схватил доктор револьвер.
   -- А, ты хочешь помешать моему бегству! Умри же, проклятая!..
   Доктор спустил курок.
   Когда рассеялся дым, Леблан был один в комнате.
   Красное домино исчезло.
   

Глава V. Уличная певица в Париже

   Бегство Леблана взволновало всю Венецию. Одни нападали на сенат за то, что он отпустил такого важного преступника под залог; другие находили, что городу важнее получить огромную сумму в свое распоряжение, чем казнить человека, может быть, и в самом деле, невинного. Большинство признавало, что у доктора не было никаких причин убивать Лючию. Что он, чужестранец, мог иметь против нее? О грабеже не могло быть и речи, -- доктор был богат!..
   К тому же? Лючия теперь настолько поправилась, что уже встала с постели.
   И даже Луиджи и отец его склонны были теперь отнестись к случившемуся мягче.
   Таким образом, месяца через три после преступления волнение мало-помалу улеглось, и о преступнике начали уже забывать.
   Доктор Леблан уже давно был в Париже.
   Здесь, в маленьком домике в Елисейских полях, он медленно поправлялся от пережитых потрясений.
   Еще и теперь, в бессонные ночи, пред ним вставал образ Лючии, и он весь дрожал, вспоминая ужасное мгновение, когда мнимая покойница открыла вдруг глаза.
   Чтобы не оставаться по ночам наедине с этими воспоминаниями, доктор начал вести странный образ жизни. Днем он почти не выходил из своей квартиры и спал весь день; с наступлением же вечера он отправлялся гулять по Парижу, заходил в рестораны, играл в карты, посещал всевозможные увеселения -- только бы рассеяться, забыться, не думать о пережитом, не ломать голову над вопросом, кому и зачем понадобилась смерть Лючии? Кто эта таинственная женщина, толкнувшая его на преступление?
   Однажды вечером Леблан, по обыкновению, бродил по улицам и, незаметно для себя, очутился в одном из бедных кварталов Парижа.
   Было уже довольно поздно, и на улицах только изредка попадались прилично одетые прохожие, спешившие по домам.
   Зато на каждом шагу попадались накрашенные женщины, сутенеры и тому подобная публика.
   Вид этих людей внушал Леблану отвращение, и он поспешил уйти из этого квартала.
   Дойдя до моста, перекинутого через Сену, он вдруг остановился.
   Чудный женский голос пел арию Миньоны:
   "Ты знаешь ли тот край?.."
   Вокруг уличной певицы собралась порядочная толпа слушателей. Грубые сердца проституток и сутенеров были, видимо, тронуты нежной арией, а еще более голосом и выражением, с каким арфистка исполняла ее.
   -- Полиция! -- крикнул вдруг кто-то из толпы, и в один миг на мосту остались только доктор и певица.
   Ей, очевидно, нечего было бояться полиции.
   С усталым видом опустила она арфу на землю и прислонилась к фонарному столбу.
   -- Как вы смеете петь ночью на мосту? -- загремел голос полисмена. -- Идем в участок!..
   -- Ради Бога, г-н полицейский... Я только пела... мой ребенок голоден... -- в отчаянии молила певица.
   -- Знаем мы "ребенок голоден", -- грубо оборвал ее полисмен, хватая ее за руку. -- Идем!
   -- Руки прочь! -- крикнул Леблан, отталкивая полицейского. -- По какому праву тащите вы ее в участок? Она даже ведь не просила милостыни...
   -- Ого! Вы осмеливаетесь, сударь, вмешиваться в распоряжения полиции! Вам это так не пройдет! Вы пойдете вместе с ней...
   Полицейский не окончил.
   Сильным ударом кулака Леблан повалил его на землю.
   -- Вашу руку, сударыня, -- обратился доктор к певице. -- Идемте скорее, пока полицейский не опомнился и не позвал на помощь других.
   Не обменявшись ни единым словом, доктор со своей спутницей быстро шли по улицам и переулкам, стараясь запутать следы на случай, если бы полицейский стал их преследовать.
   Так дошли они до лучших улиц, где почувствовали себя в безопасности.
   -- Благодарю вас! -- проговорила певица, останавливаясь и протягивая доктору руку. -- Вы оказали мне громадную услугу.
   -- О, не за что, сударыня! Всякий, на моем месте, сделал бы то же, -- возразил доктор, -- ведь петь на улицах закон не запрещает!.. А милостыни вы не просили. Вы мне позволите, сударыня, вознаградить вас за доставленное вашим пением наслаждение...
   Доктор протянул нищенке двадцать франков.
   Гордым, чисто королевским жестом отстранила она его руку.
   -- Нет, сударь, это слишком много. Уличной певице столько не платят.
   -- Я вас прошу...
   -- Нет... нет... я ведь не...
   -- О, ради Бога, сударыня! У меня и в мыслях это не было!.. Но вы сказали, что у вас есть ребенок...
   При упоминании о ребенке у певицы на глазах блеснули слезы.
   С тяжелым вздохом взяла она деньги.
   -- О, как тяжело принимать милостыню в то время, когда прежде...
   Она не договорила.
   Но Леблан и раньше догадался, что певица видала некогда и лучшие дни. Весь вид ее говорил о том, что она не родилась нищенкой.
   -- Позвольте вас проводить, сударыня, -- начал Леблан. -- О, только до дверей! -- поспешно прибавил он, видя, как смутилась женщина.
   -- Благодарю вас. Позвольте мне лучше идти одной. К чему вам знать, где я живу? Мы ведь с вами больше не встретимся...
   -- Отчего же, сударыня? Я был бы очень рад помочь вам... Скажите мне, кто вы?.. Ради ребенка вы не должны отказываться...
   Ради ребенка... эти слова опять заставили певицу согласиться, и она покорно пошла рядом с Лебланом.
   -- Вы не хотите сказать мне, кто вы, скажите мне, по крайней мере, свое имя, -- начал снова Леблан.
   -- К чему? У дверей моего жилища мы расстанемся навсегда.
   -- Но позвольте хоть взглянуть на вас, ведь я вас в полутьме не разглядел даже.
   Леблан подвел певицу к ярко освещенному подъезду ресторана, мимо которого они проходили, и взглянул ей в лицо.
   -- Что с вами? зачем вы вырываетесь? -- вскричал он, стараясь удержать рванувшуюся вдруг певицу. -- Ваше лицо знакомо мне!.. Где я мог вас видеть?..
   -- Вы не узнали меня, доктор Леблан? -- прошептала побледневшими губами певица, только теперь, при свете фонаря, разглядев своего спутника. -- Вы забыли Венецию? Теперь я уличная парижская певица, а там вы знали меня, как -- "Красное домино"!
   

Глава VI. В большой опере в Париже

   Доктор вскрикнул и выпустил руку певицы.
   Когда он через несколько минут опомнился, она исчезла.
   Скрылась ли она в ресторан или бросилась в переулок за углом его -- этого доктор не заметил, но он должен найти ее во что бы то ни стало!
   Леблан быстро вошел в ресторан и окинул взглядом блестящую залу.
   Незнакомки здесь не было.
   На расспросы доктора слуги отвечали, что не видали никакой уличной певицы, да такая певица и не осмелилась бы войти в ресторан.
   Страшно взволнованный, возвратился Леблан домой.
   -- Снова я встретил ее, ее, из-за которой я пережил такие ужасы, -- думал он, шагая взад и вперед по комнате. -- Но что означает ее нищенский костюм? Снова маскарад, как тогда?...
   Но Леблан и сам не поверил этой мысли.
   Разве она могла знать, что встретит его на том мосту? А если бы знала, то не лучше ли было ей избежать этой встречи?..
   На другой день доктор, рано утром, обратился к опытному сыщику. Он хотел разыскать таинственную незнакомку, узнать, наконец, кто она и что побудило ее к преступлению.
   Но и помимо этого, -- доктор должен был сознаться себе в том, -- его неодолимо влекло к этой красавице.
   Однако, через несколько дней сыщик пришел к Леблану и заявил, что его поиски не увенчались успехом.
   -- Я побывал везде. Переодевшись нищим, я пробрался на сборный пункт, где каждый день сходятся профессиональные нищие: там главари их распределяют между ними роли...
   -- Как это? -- спросил доктор.
   -- Да так. Ведь не могут же в один прекрасный день все нищие оказаться слепыми или калеками, или у всех женщин оказаться на руках ребята. Вот главари и назначают, кому быть слепым и т. д. Я побывал на этом сборном пункте, но описанной вами женщины там не нашел. Пробовал расспрашивать нищих -- никто не знает ее. Я думаю, что она, должно быть, из "стыдящихся" нищих.
   -- Из "стыдящихся" нищих? -- переспросил Леблан. -- Что это значит?
   -- Вы знаете ведь, что здесь, в Париже, профессиональные нищие сравнительно, хорошо живут. Они собирают по несколько франков в лень, и им этого вполне достаточно для существования. Но существуют несчастные, которым живется гораздо хуже. Умирает, например, какой-нибудь мелкий чиновник или отставной военный. Пенсия, оставляемая им семейству, ничтожна. А между тем, вдова и дочери покойного не могут идти в прислуги, чтобы не унизить своего имени, другого заработка найти не могут: уроки оплачиваются слишком скудно и требуют, все-таки, знаний, а эти несчастные, обыкновенно, ничему не учились. Шитье? -- но ведь и профессиональные мастерицы едва-едва перебиваются... И вот они вечером выходят просить милостыню где-нибудь в дальних кварталах, где не рискуют встретить знакомых. Таким образом им удается не только прокормиться, но даже нанимать приличную квартиру и держать слуг... Очевидно, и эта девица принадлежит к числу таких несчастных.
   -- Значит, у вас нет никакой надежды отыскать ее?
   -- Никакой. Разве только я случайно встречу ее на улице. Впрочем, я всегда готов вам служить...
   Прошло три недели.
   Леблан похудел, побледнел, -- его томила тоска, он жаждал снова увидеть красавицу Елену.
   Каждый вечер бродил он по глухим кварталам Парижа в надежде встретить певицу. Тщетно.
   Нигде ее не было.
   Однажды вечером Леблан сидел в кафе за чашкой кофе, погруженный в свои мысли.
   Вдруг разговор за соседним столиком привлек его внимание.
   -- Вы будете сегодня в Большой Опере?
   -- Конечно. Ведь сегодня дебют Елены Иньоты.
   -- Говорят, у нее удивительный голос.
   -- Я не очень-то верю газетам, но послушать ее пойду.
   -- В какой опере она выступает?
   -- В "Миньон". Однако, что вы скажете о нашем несравненном Томасе, открывшем этот клад?
   -- Так это правда, что Томас открыл ее?
   -- Случайно. Он встретил ее на улице и был очарован ее голосом. Да разве вы не читали "Фигаро"?
   Леблан тотчас же потребовал "Фигаро" и быстро нашел нужную заметку.
   
   -- "Сегодня Большая Опера будет, наверное, полна народа, -- гласила заметка. -- Хотя "Миньон" идет уже в 237-ой раз, но певица, исполняющая роль Миньоны, заслуживает особенного внимания..."
   Дальше шел рассказ о том, как композитор случайно встретил на улице бедно одетую певицу с арфой в руках и, пораженный ее голосом и искусством, с каким она пела арию Миньоны, начал уговаривать ее поступить на сцену. Она долго не соглашалась.
   -- К чему искушать судьбу? К чему снова начинать погоню за счастьем?.. -- отвечала она.
   Однако композитору удалось уговорить ее, и сегодня она выступает в первый раз -- "Мы слышали пенье Елены Иньоты на генеральной репетиции и уверены, что лучшей Миньоны Париж не видел".
   
   Так оканчивалась заметка.
   Леблан быстро взглянул на часы.
   -- Половина седьмого. Спектакль начинается в восемь.
   Приказав комиссионеру взять ему ложу, доктор поспешил к себе переодеться, и за четверть часа до поднятия занавеса сидел уже в ложе у самой сцены.
   -- Сейчас я увижу ее, эту знаменитую певицу. Узнаю -- она ли та, которая свела меня с ума, -- думал он, дрожа от нетерпения.
   Когда на сцене появилась Миньона, доктор увидел, что он не ошибся, -- это была его таинственная незнакомка.
   Елена Иньота своим пением произвела фурор.
   Бурные аплодисменты и крики "браво!" потрясли театр, когда она окончила петь.
   Настоящий дождь цветов обрушился на сцену к ногам прекрасной певицы.
   

Глава VII. Пред Высшим Судией

   Леблан, незадолго до окончания оперы, оставил ложу и стал у выхода со сцены.
   Он расспросил предварительно капельдинера и узнал, что другого выхода со сцены нет.
   -- Значит, она пройдет здесь. Теперь уж я ее не упущу, -- думал он, смотря на дверь.
   К подъезду подъехала карета.
   Леблан спросил кучера, кого он ждет.
   -- Мадам Иньоту, -- отвечал тот.
   Здесь, в переулке позади Большой Оперы, царил полумрак, и доктор потихоньку забрался в карету так, что задремавший кучер и не заметил.
   Немного спустя дверца кареты отворилась, и закутанная в плащ фигура вскочила в карету, приказав кучеру ехать домой.
   Кучер ударил лошадей.
   Карета тронулась.
   В это мгновение в карете раздался крик ужаса: доктор обнял Елену и прижал ее к себе, повторяя, как безумный:
   -- Теперь, "Красное домино", ты не уйдешь от меня!.. Наконец-то я поймал тебя!.. Теперь ты моя!..
   -- Леблан!.. -- через силу прошептала певица. -- О, Боже! это судьба!
   -- Елена, умоляю вас, выслушайте меня, -- говорил Леблан. -- Зачем вы вырываетесь? Вы боитесь, что я вас ненавижу за то, что было в Венеции?.. Но, клянусь вам...
   -- Не клянитесь, доктор! Ваша невинность будет доказана, даю вам слово... Вы должны теперь узнать, что заставило меня сделать вас орудием мести. Я расскажу вам все.
   И пока карета ехала по улицам Парижа, Елена, обняв доктора, рассказала ему свою историю.
   Леблан видел, как тяжело ей рассказывать, -- губы ее дрожали и все тело вздрагивало, как от мучительной боли.
   Несколько раз пытался он прервать ее, но она хотела непременно рассказать все.
   -- История моя очень обыкновенна, -- говорила она. -- У меня был хороший голос, я была молода, хороша собой, и мне нетрудно было попасть на сцену.
   Через несколько лет я уже была знаменитой певицей, и с большим успехом выступала в "Скале".
   В это время я познакомилась с одним молодым человеком.
   Он клялся мне в любви, на коленях умолял меня стать его женой.
   И я, до тех пор не глядевшая на мужчин, не могла отказать ему... я любила его.
   Прошло несколько месяцев; Луиджи (это был он), все откладывал свадьбу и, когда у меня родился ребенок, он совсем покинул меня.
   Я узнала, что он уехал в Венецию и обручился с тамошней патрицианкой.
   Я поспешила в Венецию.
   С ребенком на руках я бросилась на колени перед Лючией и умоляла ее отказаться от брака с Луиджи. Я говорила ей, что он клялся жениться на мне, а теперь покинул меня с малюткой-сыном.
   Ничто не тронуло холодной, гордой патрицианки.
   -- Потаскушка! -- крикнула она мне в ответ на мои мольбы. -- Уступить тебе Луиджи?! Только вместе с сердцем можешь ты вырвать из груди моей мою любовь к нему!..
   И она... -- Елена закрыла лицо руками при одном воспоминании о пережитом унижении, -- она велела слугам вытолкать меня на улицу...
   Я долго проболела после этого и думала, что навсегда потеряла голос.
   По выздоровлении, я должна была продать свои драгоценности, потом платья, чтобы прокормить себя и ребенка.
   Если бы не сын, я не знаю, что бы я сделала... но для него я должна была жить. Страшная жажда мщения жгла мою душу.
   -- Отомстить Луиджи, обманувшему меня и обрекшему на позор! Отомстить гордой красавице, оскорбившей меня так бессердечно! эта мысль не давала мне покою.
   "Только вместе с сердцем можешь ты вырвать мою любовь", -- сказала она мне, глумясь надо мной... И я решилась вырвать это сердце... Остальное вы, доктор, знаете.
   Я случайно узнала, что вы в Венеции, и, как иностранец, вы показались мне гораздо более подходящим для выполнения моего плана, нежели здешние доктора...
   О, если бы вы знали, как я страдала, когда вас арестовали!.. И не только потому, что вы страдали невинно... теперь я могу признаться... я полюбила вас с первого взгляда, с первой встречи на площади св. Марка...
   -- Ты будешь моей, Елена! -- воскликнул Леблан, прижимая ее к своему сердцу. -- Тайна наша умрет вместе с нами, и мы еще будем счастливы.
   -- Я не могу принадлежать вам, -- отвечала Елена. -- Я отняла у вас честь и должна возвратить ее вам. Но вы должны обещать мне позаботиться о моем сыне.
   -- Я позабочусь о нем, сделавшись его отцом. Пусть венецианцы считают меня убийцей, твоя любовь для меня дороже всего на свете!...
   Карета остановилась.
   Войдя в комнату, Елена подвела Леблана к кровати сына и показала ему прелестного двухлетнего малютку.
   -- Поклянись, Елена, что будешь моей, -- умолял Леблан.
   -- Не проси меня сегодня ни о чем; насладимся счастьем... а там...

* * *

   Когда Леблан наутро проснулся, Елены с ребенком не было уже в комнате.
   На расспросы доктора привратник отвечал, что она на рассвете уехала неизвестно куда.

* * *

   Через восемь дней Леблан получил из Венеции телеграмму.
   Дрожащими руками распечатал он ее, пробежал глазами и упал без чувств на пол.
   Содержание телеграммы было следующее:
   
   "Доктору Леблану. Париж.
   С радостью сообщаю вам, что ваша невинность открылась. Сегодня в суд добровольно явилась виновница преступления -- Елена Виадуччи, знаменитая некогда в Италии певица, оставившая внезапно сцену и бесследно исчезнувшая.
   Она рассказала все подробно следователю и собственноручно подписала протокол.
   Затем, прежде чем следователь успел ей помешать, приняла яд и умерла на месте.
   Обвинение с вас снято, и сегодня же сенат высылает вам ваш залог.

Адвокат Томбони".

   

Примечания

   Красная ферма. Ночь ужасов. Человек-обезьяна из Нового Орлеана. Марино Фалиери, дож венецианский.
   Впервые: Киев: "Гонг", б. г. [1910-1911]. Все выпуски публикуются по указанному изданию с исправлением очевидных опечаток и ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru