Холмогоров М.
Дедушка Тимофей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ДѢДУШКА ТИМОѲЕЙ.

(Разсказъ).

   Жаркій іюльскій день приближался къ вечеру.
   Заходящее солнце обливало послѣдними жгучими лучами и раскинувшееся на косогорѣ село съ пирамидальною колокольней, и золотистую рожь, разстилавшуюся по обѣимъ сторонамъ пыльной проселочной дороги. Широкій коверъ задумчиво поникнувшей ржи, постепенно понижаясь, упирался въ небольшую рѣку, протекавшую подъ самымъ селомъ. Прихотливыми извилинами вилась она, то скрываясь въ ольховыхъ кустахъ, то снова выбѣгая наружу и сверкая на солнцѣ своими прозрачными струями.
   Подойдя поближе къ рѣкѣ, наблюдатель могъ бы замѣтить и притаившагося за корягу громаднаго окуня, такого чернаго, какъ и самая коряга, и разбойницу щуку, неподвижно стоящую вѣкакомъ-то очарованіи среди мелкой рыбешки; увидалъ бы также стадо крупныхъ головлей, спокойно разгуливающихъ по самой поверхности воды и при малѣйшемъ шумѣ исчезающихъ въ подмытый берегъ. Раздолье для рыболова! Радостно забилось бы его охотничье сердце, и не напрасно: въ этой неважной на видъ рѣчкѣ была пропасть рыбы, и ловилась она прекрасно.
   Неподалеку отъ села находилась мельница, кругомъ обросшая массивными, дуплистыми ветлами. Вверху старой плотины образовался значительный прудъ, на которомъ плавали многочисленныя семьи домашнихъ гусей и утокъ.
   Село называлось "Новоселки". Свѣдѣніе это желающимъ передавалъ и поставленный, недалеко отъ плотины, столбъ съ прибитою дощечкой, на которой въ одну строку было написано: "Сѣло навос", а на другой добавлено: "елки", дворовъ столько-то и пр.
   Новоселки были не хуже и не лучше многихъ другихъ селъ средней величины. Около сотни домовъ, очень похожихъ другъ на друга: тѣ же почернѣлыя стѣны и темно-сѣрыя соломенныя крыши какъ у одного дома, такъ и у другого. Впрочемъ, среди этого однообразія мелькали изрѣдка дома съ желѣзными или деревянными крышами и вычурною рѣзьбой на окнахъ, принадлежащіе болѣе зажиточнымъ хозяевамъ. По серединѣ села возвышалась каменная невысокая церковь. Напротивъ ея, въ просторномъ домѣ, помѣщались волостное правленіе и народное училище. На ближайшемъ, при въѣздѣ въ село, домѣ красовалась засохшая елка, подъ которой пріютилась вывѣска: "Продажа горячива чаю на правахъ скрепкими напитками". Въ этомъ же домѣ находилась и лавочка, въ которой, кромѣ необходимыхъ вещей въ крестьянскомъ хозяйствѣ, можно было встрѣтить и предметы гастрономическіе: баранки, крѣпостью похожіе на камень, селедки со ржавчиной и высохшую, вродѣ муміи, копченую колбасу.
   Мы съ товарищемъ возвращались съ охоты. Проведя цѣлый день въ окрестностяхъ Новоселокъ въ поискахъ за тетеревиными выводками, мы теперь шли домой, и путь намъ лежалъ черезъ это село. Ходьба съ ранняго утра и удушливая жара чрезвычайно утомительно подѣйствовали, и мы еле плелись по проселку. Собаки наши испытывали то же ощущеніе усталости. Флегматично бѣжали онѣ за нами по пыльной дорогѣ, нисколько не интересуясь жаворонками и перепелами, во множествѣ находящимися во ржи, а равно и многочисленными галками и грачами, сидѣвшими на дорогѣ съ разинутыми ртами.
   Подойдя въ мельницѣ, мы въ изнеможеніи остановились около плотины. Невольно какъ-то снялись ружья и ягдташи съ дичью. Вслѣдъ за ними полѣзла съ плечъ и лишняя одежда. Черезъ минуту все, что можно было сбросить съ себя, не нарушая правилъ общественнаго приличія, было снято и разостлано подъ старою, громадною ветлой, раскинувшею длинныя, корявыя вѣтви около плотины. Съ удовольствіемъ разлеглись мы подъ старымъ, гостепріимнымъ деревомъ. Наши спутники гораздо ранѣе насъ успѣли залѣзть по уши въ воду, распугавъ предварительно пернатыхъ хозяевъ пруда, которые съ страшнымъ крикомъ благоразумно удалились на другой берегъ и подозрительно поглядывали оттуда на непрошенныхъ гостей. Псы, впрочемъ, мало обращали вниманія на переполохъ, произведенный ими. Съ неподражаемымъ комфортомъ развалились они у берега въ тинѣ, забывъ въ данный моментъ все окружающее и всецѣло отдаваясь кейфу.
   До дома оставалось еще около трехъ верстъ. Но это незначительное разстояніе было для насъ при теперешнемъ положеніи "дистанціей огромнаго размѣра". Ноги ныли и положительно отказывались отъ дальнѣйшей ходьбы. Мы не безъ трепета думали объ этихъ оставшихся трехъ верстахъ.
   -- Не отправиться ли намъ ночевать къ дѣдушкѣ Тимоѳею,-- предложилъ я своему спутнику.-- Старикъ будетъ радъ нашему приходу. Попьемъ у него чайку, закусимъ, а спать отправимся на сѣно. Завтра же, можетъ быть, еще поохотимся въ здѣшнихъ мѣстахъ.
   -- Отлично. Лучше ты и придумать не могъ,-- отвѣтилъ мой товарищъ.-- Положимъ, дома насъ будутъ ждать,-- ну, да это не бѣда.
   Мы стали собираться, къ великому огорченію нашихъ псовъ, не понимавшихъ причины такой поспѣшности.
   По дорогѣ, на всякій случай, завернули въ лавку, въ которой пріобрѣли кое-что изъ гастрономическихъ рѣдкостей. Равнымъ образомъ, не забыли зайти "подъ елочку".
   Толстый, лунообразный цѣловальникъ, съ пуговицей, вмѣсто носа, вытащилъ изъ-за стойки бутылку, всю покрытую пылью, увѣряя, что такой хорошей водки и въ Москвѣ не сыщешь. На ярлыкѣ, сильно засиженномъ мухами, съ трудомъ можно было разобрать фамилію неизвѣстнаго лица и множество кружковъ, очевидно, предполагаемыхъ медалей, о которыхъ мечталъ неизвѣстный авторъ напитка, что его труды, во славу россійской промышленности, будутъ когда-нибудь достойно оцѣнены.

-----

   Дѣдушка Тимоѳей жилъ въ Новоселкахъ. Изба его находилась почти на краю села.
   Когда я еще былъ мальчикомъ, помню, изба эта была или казалась новою. Все было крѣпко. На окнахъ пестрѣли издали нарисованные пѣтухи и всякія фантастическія птицы, -- плодъ искусства самого дѣдушки Тимоѳея. Соломенная крыша всегда была лучше другихъ. Хозяинъ былъ мастеръ крыть "подъ гребенку" и въ этомъ отношеніи не имѣлъ равнаго въ селѣ. Односельцы частотывало, надоѣдали ему просьбами.
   -- Дѣдушка Тимоѳей, ужь ты, сдѣлай милость, покрой мнѣ крышу, какъ у себя,-- проситъ его иной разъ крестьянинъ.-- Послѣ Покрова сына женить собираюсь; хочется, чтобъ изба-то была понаряднѣй.
   -- Ладно, -- говоритъ дѣдушка.-- Апослѣ завтра безпремѣнно приду. Мотри, заготовь соломы.
   Въ назначенный день дѣйствительно можно было встрѣтить дѣдушку на "конькѣ" дома. Энергично покрикивалъ онъ сверху, приказывая подать то пукъ соломы, то другой какой нужный предметъ.
   Дворъ дѣдушки Тимоѳея отличался опрятностью. Здѣсь можно было встрѣтить одну, иногда и двѣ коровы, десятка полтора овецъ. Изъ хлѣва высовывалась лопоухая голова здоровеннаго борова. Въ конюшнѣ стояла крѣпкая, сытая, приземистая лошадка, которую дѣдушка звалъ "Шкаликомъ". "Шкаликъ" отлично зналъ своего хозяина, понималъ его голосъ и всегда привѣтствовалъ дѣдушку веселымъ ржаніемъ, когда тотъ приходилъ провѣдать его. "Озорной", какъ говорили крестьяне, съ посторонними, "Шкаликъ" былъ послушенъ въ рукахъ хозяина и не разъ благополучно доставлялъ домой дѣдушку Тимоѳея, грѣшнымъ дѣломъ подвыпившаго на сторонѣ и спавшаго въ телѣгѣ сномъ праведника.
   За дворомъ находился у него садъ, длинною полосой спускавшійся къ рѣкѣ. Въ саду росло десятка два яблонь въ перемежку съ кустами крыжовника и смородины. Близъ амшанника стояли колодки съ пчелами, до которыхъ дѣдушка былъ охотникъ. Наблюдалъ онъ за ними самъ и рѣдко надѣвалъ въ предосторожность отъ укушенія сѣтку. Пчелы знали его и не трогали. Случалось, когда жалила его пчела, дѣдушка былъ въ большомъ недоумѣніи: "ишь, глупая, не узнала меня",-- соболѣзновалъ онъ о безвременно погибшей.
   Но самое главное достоинство дѣдушки Тимоѳея, на мой взглядъ, въ то время заключалось въ томъ, что онъ былъ завзятымъ охотникомъ и рыболовомъ.
   Трудно сказать, какая изъ этихъ двухъ страстей была преобладающею въ немъ. Кажется, рыбную ловлю онъ предпочиталъ. Но подобное заключеніе можно было вывести развѣ изъ того только, что его легче можно было увидать на рѣкѣ съ удочками, чѣмъ въ лѣсу съ ружьемъ.
   Живо припоминается его широкая, немного сгорбленная фигура, когда онъ, бывало, идетъ на рыбную ловлю или разставляетъ жерлицы. Дѣдушка Тимоѳей былъ невысокаго роста, по плотнаго тѣлосложенія. Нѣсколько полное, съ крупными чертами лицо обрамлялось окладистою бородой, сильно заиндевѣвшей къ вискамъ. На головѣ сквозь русые, когда-то кудрявые и густые, а теперь порѣдѣвшіе волосы свѣтились тоже серебристыя нити. Ото лба шла лысина, доходившая до затылка. Мнѣ очень нравилось, когда дѣдушка Тимоѳей смѣялся тихимъ, безобиднымъ смѣхомъ. Въ эти минуты его широкій съ полными губами ротъ складывался въ такую пріятную и добродушную улыбку, что какъ-то веселѣе становилось на душѣ. Невольно думалось: какой, однако, дѣдушка Тимоѳей славный.
   Одѣвался дѣдушка такъ же, какъ и его односельцы, но платье его было чище и опрятнѣе.
   Въ праздничные дни дѣдушка Тимоѳей ходилъ неупустительно въ церковь. Въ этихъ случаяхъ туалетъ его особенно отличался опрятностью. Волосы и борода тщательно бывали разсчесаны. Очень чистенькая синяя поддевка казалась совершенно новою, хотя и давненько была сшита. На ногахъ красовались сапоги съ калошами. Въ церкви дѣдушка становился около клироса и любилъ подтягивать поющимъ тихимъ, нерѣшительнымъ голоскомъ. Нерѣшительность эта проистекала, кажется, изъ опасенія затянуть врозь, а не зависѣла отъ голоса, который былъ у него довольно сильный и пріятный.
   По окончаніи службы, дѣдушка Тимоѳей обыкновенно заходилъ къ мѣстному священнику, съ которымъ былъ въ хорошихъ отношеніяхъ. Рѣдко онъ приходилъ къ батюшкѣ съ пустыми руками, все что-нибудь, да принесетъ: крупныхъ моченыхъ яблокъ, меду или какого-нибудь соленья. Чаще онъ приносилъ плоды своей охоты: дичь и рыбу.
   Съ своими приношеніями, однако, дѣдушка конфузился. Войдетъ потихоньку въ кухню и сунетъ прислугѣ съ строгимъ наказомъ спрятать и не говорить, или же самъ незамѣтно положитъ приношеніе въ укромный уголокъ.
   Дѣдушку Тимоѳея приглашали къ чайному столу. Здѣсь онъ выпивалъ предварительно рюмку, двѣ водки, закусывалъ пирогомъ и потомъ принимался за чай.
   Во время праздничнаго чаепитія дѣдушка любилъ поговорить о предметахъ божественныхъ и духовныхъ и даже затрогивалъ научные и отвлеченные вопросы. Бѣда, бывало, заговорить съ нимъ въ это время о житейскихъ мелочахъ,-- дѣдушка насупливался и молчалъ. Посидѣвъ немного, ради приличія, старикъ быстро поднимался и уходилъ домой, немного обиженный. Всѣ знали эту слабость дѣдушки и, не желая огорчать его, вели бесѣду о "божественномъ".
   Но, увы, разныя мудрости не укладывались въ практической головѣ дѣдушки Тимоѳея. Его умъ, занятый всецѣло близкими обыденными вещами, не могъ переваривать духовныхъ и абстрактныхъ тонкостей. Впрочемъ, дѣдушка внутренно и самъ сознавалъ свое безсиліе въ этомъ дѣлѣ. Если же и говорилъ о непонятныхъ для себя предметахъ, то, вѣроятно, потому, что считалъ неприличнымъ тотчасъ послѣ обѣдни говорить о житейскихъ дѣлахъ. Въ духовной бесѣдѣ дѣдушка только начиналъ, а собственно вести разговоръ позволялъ собесѣднику. На свою долю онъ бралъ только подтвержденіе и одобреніе бесѣды, выражая свою мысль въ разныхъ неопредѣленныхъ словахъ и восклицаніяхъ, вродѣ: тэкъ-съ, вотъ оно что, премудрость Божія и проч. Чѣмъ мудренѣе для его пониманія была бесѣда, тѣмъ длиннѣе и безнадежнѣе звучало дѣдушкино "тэээксъ".
   Отъ непривычнаго разговора дѣдушка краснѣлъ и покрывался потомъ. Наконецъ, когда становилось ему уже не втерпежь, старикъ быстро вынималъ платокъ, вытиралъ вспотѣвшую лысину и прерывалъ бесѣду:
   -- Одначе, я заговорился съ вами. Пора и домой. Благодарствуйте за угощеніе.
   Поднимался и бралъ шапку. Этимъ обыкновенно и заканчивалась духовная бесѣда. Послѣ подобнаго разговора дѣдушка считалъ свои обязанности по отношенію къ празднику исполненными и свои духовныя потребности удовлетворенными.
   Несмотря, однако, на свое безсиліе въ духовномъ дѣлѣ, дѣдушка мало поддавался вліянію собесѣдника и въ нѣкоторыхъ случаяхъ былъ положительно упрямъ. Еще въ вопросахъ неособенной важности, вродѣ: кто такое былъ Богоглаголивый Аввакумъ,-- дѣдушка принималъ къ свѣдѣнію сообщенія. Но разъ бесѣда касалась предмета, о которомъ онъ получилъ то или иное представленіе, можетъ быть, перешедшее по наслѣдству, его трудно было поколебать. Вмѣстѣ съ односельцами, наприм., онъ былъ убѣжденъ, что земля благополучно покоится на трехъ китахъ. На всѣ доводы противъ этого мнѣнія дѣдушка молчалъ или ограничивался незначущими междометіями, изъ которыхъ можно было заключить, что онъ какъ будто понимаетъ и соглашается съ собесѣдникомъ. Но когда послѣдній былъ увѣренъ, что онъ разубѣдилъ старика, дѣдушка вдругъ выпаливалъ:
   -- Да, такъ вотъ оно что: къ примѣру сказать, эдакая махина и вдругъ на трехъ китахъ. Премудрость Божія!
   Равнымъ образомъ, дѣдушка ежегодно праздновалъ, вмѣстѣ съ прочими односельцами, обновленіе Царяграда, бывающее въ маѣ мѣсяцѣ. Дѣлалъ онъ это въ виду огражденія своихъ посѣвовъ отъ градобитія.
   Обыкновенно, наканунѣ этого дня, у крестьянъ бывала сходка. На ней постановляли: по примѣру прошлыхъ лѣтъ, во-первыхъ, не работать на другой день, съ ослушниковъ же полведра;во-вторыхъ, отслужить молебенъ Царюграду съ водосвятіемъ.
   Выборный отъ схода, всего чаще самъ дѣдушка Тимоѳей, являлся къ священнику.
   -- Батюшка, православные порѣшили опять завтра праздновать; молебенъ тоже Царюграду.
   -- Да ты знаешь, какой завтра праздникъ?
   -- Какже не знать! Колько годовъ справляемъ; обновленье Царяграда.
   -- А что такое Царьградъ?
   Дѣдушка молчитъ.
   -- Сказывалъ ты какъ-то, городъ, што ли,-- рѣшается, наконецъ, отвѣтить онъ.
   -- Да, Царьградъ, это городъ въ Турціи,-- вразумляетъ батюшка,-- столица, вродѣ нашего Петербурга... Какъ же вы собираетесь служить молебенъ городу? Развѣ можетъ онъ защитить ваши поля отъ града? Господу Вседержителю подобаетъ молиться. Онъ -- Владыка надъ всею землей. Въ Его власти послать намъ благораствореніе воздуховъ и дождь, и градъ, если мы прогнѣваемъ Его своими грѣхами.
   -- Вѣстимо, Онъ, Царь Небесный -- всему голова,-- соглашается дѣдушка.-- Ему и служи. Тебѣ лучше знать, какъ молебенъ пѣть, а мы этихъ дѣловъ не знаемъ.
   -- Такъ. Если хотите помолиться, молебенъ я отслужу вамъ, когда угодно. А завтра праздника никакого нѣтъ,-- работайте съ Богомъ!
   -- Ну, нѣтъ, батюшка, это не модель. Споковъ вѣку справляемъ. Вотъ ты, гришь, не нужно, а вдругъ градъ?Какъ тогда быть? Годовъ десять назадъ мы послушались -- не справляли; анъ, глядь, апосля эфтого градъ, да крупный, во какой! Опять, къ примѣру сказать, отецъ мой... печникъ онъ былъ а-атличный... одно слово, мастеръ своему дѣлу. Супротивъ его я и въ подметки не гожусь. Теперича печи какія онъ въ церкви сдѣлалъ; на славу сложилъ, самъ знаешь. Ну, вотъ, и онъ завсегды справлялъ. Когда помиралъ, говорилъ: мотри, не забывай абновленья. Ужь ты, батюшка, какъ хошь, а намъ безпримѣнно завтра отслужи. Потому міръ порѣшилъ, да опять и боязно тоже.
   Духовныя потребности, кромѣ бесѣдъ со священникомъ, дѣдушка Тимоѳей удовлетворялъ и дома, особенно если ему почему-либо не удавалось побывать у батюшки послѣ обѣдни. Подъ образами у него лежала старинная, на синей бумагѣ, славянская книга, въ кожаномъ переплетѣ, кажется, твореніе одного изъ учителей церкви. Въ праздничные дни дѣдушка съ подобающею важностью надѣвалъ очки и читалъ съ полчаса изъ этой книги. Чтеніе шло вслухъ, гнусаво и монотонно, какъ у раскольниковъ.
   Понималъ ли старикъ прочитанное -- трудно сказать. По крайней мѣрѣ, онъ никогда не говорилъ о содержаніи своей книги, и прерывалъ чтеніе иногда на полусловѣ, отмѣчая ногтемъ указательнаго пальца мѣсто, до котораго дошелъ.
   Когда дѣдушка Тимоѳей, послѣ празничнаго чаепитія у батюшки, собирался домой, его можно было безбоязненно спрашивать о разныхъ житейскихъ вещахъ.
   Утомленный духовною бесѣдой, онъ тѣмъ охотнѣе переходилъ на знакомые предметы. Какъ въ первомъ случаѣ онъ былъ неестественъ, натянутъ, такъ во второмъ -- привѣтливъ и простъ. Въ духовной бесѣдѣ онъ словно цѣдилъ сквозь зубы слова, говорилъ медленно, глухо, съ напускною важностью; наоборотъ, о предметахъ, касающихся домашняго хозяйства, говорилъ безъискуственно и довольно толково. Рѣчь его, если и не отличалась правильностью, но за то касалась сущности предмета. Онъ ставилъ прямо вопросъ и разрѣшалъ его на основаніи многолѣтняго опыта.
   Манеры его въ разговорѣ были естественны и нравились слушателямъ. Онъ умѣренно жестикулировалъ, говорилъ плавно, немного тянулъ слова, но не жевалъ ихъ. Сѣрые глаза, далеко еще не потухшіе, свѣтились умомъ и ласкою. По временамъ лицо его озаряла та особенная хорошая улыбка, которая исключительно принадлежала одному дѣдушкѣ.
   Старикъ отлично зналъ сельское хозяйство и давалъ практическіе совѣты относительно посѣва, уборки хлѣба, пчеловодства, огородничества и проч. Довольно хорошо былъ знакомъ со многими мастерствами и понималъ ихъ практическое примѣненіе. Онъ былъ слесарь и кузнецъ, печникъ и плотникъ. Отличительною чертой характера, которая рѣзко выдѣляла дѣдушку, была его безпрерывная и неугомонная дѣятельность. Чего только онъ ни зналъ и ни дѣлалъ. Чинилъ мужикамъ бороны и сохи, зимой валялъ теплые сапоги, вытачивалъ бабамъ гребни, мальчишкамъ кубари, лечилъ крестьянскій скотъ и т. п.
   Заболѣетъ ли кто изъ односельцевъ, онъ и тутъ оказывался полезнымъ. Присовѣтуетъ больному лѣкарство, а иногда и самъ составитъ его. Хотя рецепты дѣдушки Тимоѳея и сводились, главнымъ образомъ, къ настойкамъ, вродѣ перцовки, къ малинѣ, къ рѣдечному и морковному соку, но онъ зналъ кое-какія и медицинскія травы, которыя собиралъ во время своихъ охотничьихъ экскурсій.
   Бѣжитъ, бывало, къ нему молодуха, изнуренная и блѣдная
   -- Охъ, смертушка моя, замучила меня лихоманка окаянная! Три дня покою нѣту! Дѣдушка, касатикъ, помоги!
   -- Матрена, это ты? Я тебя и не узналъ. Какая ты всегда полная да румяная, а теперь вишь, какъ почернѣла,-- говоритъ дѣдушкамъ участіемъ вглядываясь въ похудѣвшее лицо молодухи.-- Гляди, простудилась?
   -- Не знаю, родимый. А думатца мнѣ, что съ глазу. Ужь безпримѣнно это меня Аленка, иродова душа, сглазила. Прибѣгла намедни и все-то юлитъ: какая ты, гритъ, Матреша сдобная да пышная, только бы за купцомъ тебѣ быть.
   -- Ну, это ты зря. Полй, небось, босикомъ ныла, распотѣла, а потомъ, гляди, на улицу вышла.
   -- Какже, касатикъ, не мыть? Праздникъ на дворѣ. А это ты правильно. Умаялась я съ полами-то; добре ужь жарко стало. Я чуточку и вышла на крыльцо. На дворѣ таково сиверко было. А тутъ сосѣдка Прасковья подошла...
   -- И пошли у васъ съ ней тары да бары. Вотъ ты лихоманку и схватила, а что на счетъ Алены -- это ты напрасно. Ну, не горюнься, молодуха, все какъ рукой снимемъ. Только ты будь поопасливѣй. Домой придешь, выпей разсольцу съ медомъ... медъ-то есть у васъ? Нѣту, небось, ну, я тебѣ дамъ... малинки на ночь попей, перцовкой вытрись, а, главное, не студись.
   Дня черезъ два, смотришь -- и разцвѣла молодуха; болѣзни какъ не бывало.
   Словомъ сказать, не было такого обиходнаго предмета, въ которомъ бы дѣдушка не смыслилъ и не могъ оказать помощи дѣломъ, совѣтомъ или участіемъ. Въ этомъ отношеніи дѣдушка былъ незамѣнимъ. Всѣ къ нему обращались, начиная съ батюшки, и всѣхъ онъ, по силѣ-возможности, удовлетворялъ.
   Несмотря на большое разнообразіе дѣятельности, дѣдушка Тимоѳей всюду поспѣвалъ и не оставлялъ неоконченнымъ начатаго дѣла. Въ его мускулистыхъ рукахъ всякая работа кипѣла и выходила прочною, основательною, "на два вѣка", какъ говорили повосельцы. Можетъ быть, произведенія дѣдушки и не отличались изящностью, тонкостью отдѣлки,-- ну, да крестьяне и не гнались за этою стороной дѣла.
   Мелкія подѣлки въ крестьянскомъ хозяйствѣ дѣдушка производилъ большею частью даромъ.
   -- Колько тебѣ слѣдуетъ, дѣдушка, за работу?-- спрашиваетъ его бывало мужичокъ, у котораго онъ вмазалъ въ печь два выпавшихъ кирпича.
   -- Да ничаво. Вить, не цѣлый день просидѣлъ у тебя.
   Старикъ, какъ практическій человѣкъ, дорого цѣнилъ время и въ оцѣнкѣ работы сообразовался съ послѣднимъ.
   Деньги онъ бралъ при значительныхъ работахъ, на которыя тратилось болѣе или менѣе продолжительное время. Но въ этихъ случаяхъ дѣдушка не торговался и предоставлялъ оцѣнку работы закащику. Не обижался, если плата оказывалась ничтожной или закащикъ оправдывался неимѣніемъ денегъ, просилъ подождать.
   -- Ладно, ладно, не сумлѣвайся. Подожду,-- говорилъ онъ въ этихъ случаяхъ. Равнымъ образомъ, дѣдушка довольствовался, подчасъ, вмѣсто денегъ, уплатой хлѣбомъ, холстомъ, домашнею скотиной и проч.
   Обладая большимъ, по деревнѣ, запасомъ свѣдѣній, дѣдушка Тимоѳей, однако, не кичился своими знаніями и не ставилъ въ особую заслугу помощь, которую онъ оказывалъ своимъ односельцамъ. Повидимому, онъ считалъ это дѣломъ вполнѣ естественнымъ: по его понятіямъ иначе и быть не могло.
   Безъ сомнѣнія, онъ пользовался большимъ авторитетомъ въ глазахъ своихъ односельцевъ, какъ умственный, дѣятельный, дотошный и, притомъ, вопче душа человѣкъ, какъ выражались о немъ крестьяне.
   Замѣчательно, что послѣдніе, относящіеся вообще недоброжелательно къ охотѣ и уженью, какъ къ баловству, не ставили этихъ качествъ въ упрекъ дѣдушкѣ.
   Особеннымъ расположеніемъ пользовался онъ среди ребятъ, которыхъ очень любилъ и подчасъ баловалъ. Устраивалъ для нихъ игры, лилъ свинчатки, разсказывалъ сказки и свои охотничьи похожденія. Дѣти платили ему въ свою очередь тоже любовью. Съ какимъ восторгомъ бѣжали они къ нему съ извѣстіемъ, что попалась щука! Дѣдушка Тимоѳей обыкновенно разставлялъ жерлицы по рѣкѣ, а затѣмъ уходилъ къ своимъ повседневнымъ занятіямъ. По цѣлымъ днямъ иногда оставлялъ ихъ безъ осмотра, и не было случая, чтобы кто изъ ребятъ сшалилъ, или, Боже упаси, утащилъ удочки. Напротивъ, если дѣти замѣчали размотанную рогульку жерлицы, и, по ея движенію, можно было предположить, что добыча на крючкѣ,-- взапуски летѣли къ дѣдушкѣ съ этимъ важнымъ извѣстіемъ.
   -- Дѣдушка, а дѣдушка!-- кричали ребята еще издали старику, спѣша перегнать другъ друга.-- Щука, щука попалась! Истинный Господь -- щука... Здо-о-о-о-ровая!
   -- И гдѣ? На омутѣ?
   -- Нѣ... Супротивъ Блохина сарая. Гляжу это я... рогулька спущена...
   -- Дѣдушка, касатикъ, онъ вре, это я впервой увидалъ!
   -- Анъ нѣтъ!
   -- Ну, ладно. Тише. Сейчасъ мы пойдемъ, ее, разбойницу, и вытащимъ.
   Ребята толпой, во главѣ съ дѣдушкой, шли къ рѣкѣ и, возвращаясь обратно, съ торжествомъ несли пойманную "разбойницу", иногда и въ самомъ дѣлѣ "здоровую".
   Своими безконечными разспросами, баловствомъ ребята, конечно, надоѣдали старику. Однако, онъ снисходительно относился къ ребячьимъ шалостямъ. Развѣ ужь серьезною работой какой занятъ дѣдушка,-- ну, прогонитъ надоѣдливыхъ шалуновъ. Обыкновенно же вникалъ въ ихъ споры, жалобы и творилъ судъ и расправу. При случаѣ и за "вихры" дралъ, но рѣдко.
   Бывало, какой-нибудь черномазый Петька раскваситъ носъ бѣлобрысому Филькѣ. Послѣдній, чтобъ отомстить своему противнику, оретъ:
   -- Вотъ погоди, ужо про тебя дѣдушкѣ скажу! Пра слово, скажу!
   -- Скажи!-- кричитъ озорникъ.-- Такъ я твово дѣдушку и испужался.
   -- Испужаешься! Онъ те задастъ, онъ вихры-то нарветъ. Узнаешь, какъ драться.
   -- Ладно.
   Вечеромъ обиженный докладываетъ дѣдушкѣ, что вотъ, молъ, Петька тебя не боится. Дѣдушка хмурится и, стараясь по возможности быть суровымъ, подзываетъ озорника.
   -- Петька, подъ сюда!-- повелительно говоритъ онъ.
   -- Дѣдушка, да я ничаво,-- нерѣшительно подходя, отвѣчаетъ струсившій мальчуганъ.
   -- Эфто ты што же озорничаешь-то, а?
   -- Не боюсь!
   Дѣдушка въ упоръ смотритъ на ребенка и, немного подумавъ, съ подавляющимъ авторитетомъ произноситъ:
   -- Што-жь ты апосля эфтого за человѣкъ? Уходи отъ меня, больше съ тобой и знаться не хочу!
   Дѣдушка рѣшительно и, повидимому, безповоротно отворачивается отъ виновнаго.
   Петька хнычетъ и раскаявается въ своемъ поступкѣ.
   Обступившіе кругомъ ребята съ захватывающимъ интересомъ слѣдятъ за дѣдушкой и глубоко убѣждены, что, въ самомъ дѣлѣ, можетъ ли путное выдти изъ Петьки, разъ онъ не боится самого дѣдушки Тимоѳея?
   По окончаніи нравоученія сконфуженный ребенокъ молчитъ или же проситъ прощенія у дѣдушки.
   -- Что, ловко отдѣлалъ тебя дѣдушка?-- трунятъ надъ Петькой ребята.
   Недавній озорникъ не рѣшается уже сказать "не боюсь" и ограничивается только тѣмъ, что высовываетъ въ утѣшеніе языкъ.
   Семья у дѣдушки была небольшая; состояла она изъ старухи жены, ворчливой и прижимистой женщины, и придурковатаго парня -- племянника дѣдушки. Изъ оставшихся въ живыхъ дѣтей у дѣдушки была только одна дочь, выданная замужъ въ сосѣднюю деревню за крестьянина.
   Бабушка Татьяна,-- такъ звали дѣдушкину жену,-- была домовитая старуха, по-своему любила своего сожителя и побаивалась его. Къ охотничьимъ страстямъ своего мужа она относилась не совсѣмъ доброжелательно; частенько пилила за это дѣдушку и въ особенности за его нелюбостяжательность. Однако, протесты ея не заходили далеко и ограничивались однимъ ворчаньемъ. Бабушка Татьяна не трогала рыболовныхъ и охотничьихъ вещей своего мужа, оберегала ихъ въ его отсутствіе и прибирала къ мѣсту. Равнымъ образомъ, многочисленные инструменты дѣдушки, занимавшіе добрую половину избы, всегда находились подъ бдительнымъ надзоромъ старухи, которая не позволяла не только брать, но и дотрогиваться до нихъ. Ворчанье бабушки Татьяны обрушивалось, главнымъ образомъ, на дѣдушкина племянника, на котораго воркотня эта, однако, не производила большого вліянія. Въ отвѣтъ на нее онъ только сопѣлъ да похлебывалъ носомъ. Однако, придурковатый парень подъ руководствомъ дѣвушки былъ сноснымъ работникомъ и, главное, усерднымъ. Съ его помощью дѣдушка аккуратно выполнялъ всѣ полевыя сельскія работы.
   Случалось, иногда, старикъ увлекался какою-либо изъ своихъ страстей въ ущербъ хозяйству. Въ этихъ случаяхъ онъ шелъ къ сосѣду, у котораго была большая семья и нѣсколько сыновей работниковъ.
   -- Ну, Вавила, выручай меня,-- говорилъ онъ,-- я, братъ, покосъ-то прострѣлялъ. Пошли кого изъ мальцовъ подсобить мнѣ.
   -- Съ нашимъ удовольствіемъ, дѣдушка Тимоѳей. Для кого другого, а для тебя завсегды. Бери любого: хоть Ваську, аль Серегу.
   -- Дѣдушка, а дѣдушка, я пойду!-- кричитъ Васька, здоровенный парень, встряхивая русую копну волосъ.-- Меня возьми, я дюже ловокъ косить-то!
   -- Ну, имъ ладно. Приходи ужо ко мнѣ. Мы съ тобою въ одинъ секундъ и смахнемъ.
   Въ дѣдушкѣ Тимоѳею было выгодно и пріятно идти "на помочь". Работай онъ не завалитъ, а больше самъ сдѣлаетъ. По окончаніи чайкомъ попоитъ, да не пустымъ, а съ медомъ и баранками. Кто выпиваетъ, водочки поднесетъ. Кромѣ того, заплатитъ, да, глядишь, еще конецъ холста на портянки подаритъ.
   Дѣтство мнѣ пришлось случайно провести въ Новоселкахъ. Безъ сомнѣнія, я коротко знакомъ былъ съ дѣдушкой Тимоѳеемъ, часто бѣгалъ къ нему и пользовался его расположеніемъ. Страсть къ охотѣ и рыбной ловлѣ, вѣроятно, отъ дѣдушки перешла и ко мнѣ. Дѣдушка Тимоѳей былъ моимъ первымъ наставникомъ и руководителемъ сначала въ рыбной ловлѣ, а затѣмъ и въ охотѣ.
   Какъ рыболовъ, дѣдушка Тимоѳей былъ истиннымъ любителемъ уженья и только одного уженья. Сѣтями и бреднемъ онъ не любилъ ловить и считалъ это грѣхомъ.
   -- Отчего ты, дѣдушка, не ловишь бреднемъ?-- иногда спрашивалъ я.-- На-дняхъ мужики подъ Лабынинымъ бреднемъ-то цѣлый ушатъ рыбы поймали.
   -- Грѣхъ это, Миша. Сколько тебѣ нужно, столько и лови, а лишняго незачѣмъ. Рыба, небось, тоже Божіе созданіе, и ей жить хочется,-- говорилъ дѣдушка, погружаясь въ раздумье.-- А то цѣлый ушатъ!-- продолжалъ онъ послѣ нѣкотораго размышленія,-- да на кой мнѣ таку прорву рыбы?
   -- Какъ зачѣмъ? Посолилъ бы къ посту или отнесъ бы въ Сотниково, господамъ продалъ.
   -- Сталъ бы ловить, и другіе бы почали,-- говорилъ дѣдушка, развивая свои мысли.-- Всю рыбу и переловили бы. И поудить намъ съ тобой негдѣ бы было. Вотъ ты, гришь, продалъ бы,-- оборачивается дѣдушка ко мнѣ,-- ну, продамъ, деньги получу, а што съ деньгами?-- лишнее баловство. Лѣниться учнешь, водки этой, къ примѣру сказать, напьешься, анъ дѣло-то и плохо.
   Былъ ли въ этомъ случаѣ искрененъ старикъ, или только давалъ наставленіе, не могу сказать навѣрное. Случалось, къ дѣдушкѣ Тимоѳею обращались за рыбой, запасъ которой у него всегда бывалъ, и онъ продавалъ понемногу. Но промысла изъ этого не дѣлалъ и ловилъ вообще немного рыбы, которую подчасъ отдавалъ даромъ.
   Изъ снастей дѣдушка употреблялъ весной верши и наметку. но какъ только прояснялась вода, онъ переходилъ къ своимъ любимымъ удочкамъ. И славныя же удочки были у дѣдушки Тимоѳея! Длинныя, прямыя и сухія удилища были всѣ какъ на подборъ. Срѣзывалъ онъ ихъ осенью и высушивалъ въ сараѣ, привязавъ предварительно въ перекладинѣ. Волосяныя лесы отличались тонкостью, прочностью и необыкновенною бѣлизной: дѣдушка вначалѣ вымачивалъ волосы. Осокоревые раскрашенные поплавки высоко торчали изъ воды, блестя своими разноцвѣтными красками.
   Брючки дѣдушка покупалъ, но иногда, особенно крупные, самъ дѣлалъ. За садомъ у него, на рѣкѣ, была устроена сажалка, въ которой хранились живцы и наловленная рыба.
   Въ охотничьихъ предпріятіяхъ дѣдушки Тимоѳея мнѣ лично мало приходилось участвовать. Онъ рѣдко бралъ меня съ собою и вполнѣ резонно: въ лѣсу я могъ устать и связать дѣдушку.
   Съ охотничьей стороной его жизни я знакомъ, главнымъ образомъ, по его собственнымъ разсказамъ.
   Но объ этомъ послѣ. Теперь мы возвратимся въ прерванному разсказу.
   Около двадцати лѣтъ прошло со времени моего пребыванія въ Новоселкахъ.
   Проходя теперь по селу, я съ понятнымъ любопытствомъ всматривался въ знакомыя мѣста. Воспоминанія далекаго дѣтства, иногда мелкія и пустыя, но дорогія и пріятныя, постепенно воскресали въ головѣ. Вотъ рѣчка, въ которой я такъ любилъ удить и разъ чуть было не утонулъ; церковь, въ которой я бывалъ по праздничнымъ днямъ,-- она та же самая, только мѣстами штукатурка на ней пообвалилась. Вотъ домъ, гдѣ я жилъ;теперь онъ не тотъ уже,-- перестроенъ, и живутъ въ немъ чужіе и незнакомые мнѣ люди.
   Припомнились лица, которыя меня окружали... Между ними первое мѣсто занялъ дѣдушка Тимоѳей. Его симпатичная фигура ярко и живо воскресла въ моей памяти, и я невольно поддался дорогимъ воспоминаніямъ.
   Показалась дѣдушкина изба, но я не узналъ ее съ перваго взгляда. Теперь замѣчалась большая разница между прежней, которую я такъ хорошо зналъ, и теперешней, къ которой я приближался.
   Краски на окнахъ потускнѣли или исчезли. Отъ прежнихъ пѣтуховъ, рисованныхъ когда-то самимъ дѣдушкою, остались одни бурыя пятна. Ставень на одномъ изъ оконъ свѣсился и держался только на нижнемъ крючкѣ. На крышѣ мѣстами виднѣлись пуки соломы, набросанные кое-какъ и прикрытые кривыми жердями. Вся вообще изба казалась ветхою и, словно усталая старушка, привалившись на одинъ бокъ, уперлась на двѣ дубовыхъ подставки.
   На крыльцѣ стояла молодая и довольно видная баба съ подоткнутымъ подоломъ платья. Голова у ней была повязана платкомъ на подобіе покойника, а въ рукахъ, съ засученными рукавами, виднѣлось корыто. Баба пристально смотрѣла на насъ съ тѣмъ особеннымъ напряженнымъ вниманіемъ, съ какимъ деревенскій людъ смотритъ на незнакомое лицо въ костюмѣ "барина".
   -- Дѣдушка Тимоѳей здѣсь живетъ?-- обратились мы къ стоявшей бабѣ.
   -- Чаво?
   -- Дѣдушка Тимоѳей...
   -- Здѣся.
   Мы вошли на крыльцо.
   -- А вамъ яво нужно?
   -- Да, хотѣлось бы повидать.
   -- Вы что же по дѣлу къ нему, аль такъ?
   Удовлетворивъ по возможности любопытство нашей собесѣдницы, мы попросили ее провести насъ въ избу.
   Баба, не обращавшая вниманія до этого момента на свой туалетъ, теперь вдругъ спохватилась,-- ахнула, швырнула корыто и опрометью бросилась въ сѣни, одергивая на бѣгу платье.
   Послѣднихъ ей словъ нельзя было разслышать: въ сѣняхъ раздавалось отчаянное кудахтанье куръ. Сквозь отворенную дверь въ сѣни виднѣлся мѣшокъ съ овсомъ, на которомъ сидѣла желтая съ бакенами курица и громко раздѣлывала свое нескончаемое "такъ, такъ, такъ". Гдѣ-то по угламъ тоже голосили куры.
   Снова появившаяся баба выхватила изъ угла какое-то веретье и махнула имъ на раскричавшихся куръ.
   -- Ш-ш... вы, проваленныя!
   Куры съ трескомъ пронеслись надъ нашими головами и смолкли.
   -- Войдите, касатики, въ избу. Дѣдушка-атъ всталъ. Притомился отъ жары,-- ну, и легъ. Знамо, старый человѣкъ,-- говорила молодуха, идя вслѣдъ за нами.
   Въ дверяхъ послышалось кряхтѣнье и старческій глухой кашель. Переступивъ порогъ, мы чуть не столкнулись съ дѣдушкой Тимоѳеемъ.
   Сильно измѣнился дѣдушка. Минуту я его разсматривалъ. Вся фигура дѣдушки какъ-то осунулась и похудѣла. Оставшіеся на вискахъ и бородѣ волосы были совершенно бѣлы, какъ снѣгъ. Когда-то полное лицо теперь страшно сморщилось и образовало отвислыя складки. Несмотря на жару, одѣть онъ былъ въ полушубокъ и валенки.
   -- Здорово, дѣдушка! Узнаешь меня?
   Старикъ поднесъ къ глазамъ руку, загораживая ихъ отъ косыхъ лучей солнца, и всматривался въ меня.
   -- Здорово, родимый... Нѣтъ, гдѣ-жъ узнать, не вижу, касатикъ.
   -- А помнишь Мишу, съ которымъ рыбу ловилъ?
   -- Мишу... Какова Мишу?
   Я напомнилъ дѣдушкѣ свое дѣтство и назвалъ два, три знакомыхъ намъ лица изъ далекаго прошлаго.
   Дѣдушка вспомнилъ.
   -- Миша... касатикъ! Да какъ не помнить-то! Вотъ какимъ тебя помню,-- говорилъ дѣдушка, оживляясь и показывая рукою на аршинъ отъ пола.-- Какъ же ты, соколикъ мой, выросъ-то! Ну, гдѣ-жь узнать было... кабы не сказалъ -- ни въ жисть...
   Дѣдушка преобразился. Изъ вялаго и соннаго, какимъ онъ показался мнѣ на первый взглядъ, онъ вдругъ превратился въ бодраго и помолодѣвшаго. Неподдѣльная радость и ласка звучали въ его словахъ, прерываемыхъ удушливымъ кашлемъ. Въ потухшихъ и почти слѣпыхъ глазахъ засвѣтился огонекъ. Сморщенное лицо озарила улыбка. Да, это была его, дѣдушки Тимоѳея, улыбка. Я узналъ ее. Она также измѣнилась, постарѣла и показывала, вмѣсто зубовъ, синеватыя десны, но душа въ ней сохранилась; отъ нея опять, какъ бывало, понеслись прямо къ сердцу какіе-то особенные, добрые и радостные лучи. Я невольно разцѣловалъ дѣдушку.
   Дѣдушка задрожалъ, на глазахъ у него навернулись слезы.
   -- Миша, касатикъ, колько годовъ... Помнишь, какъ бѣгалъ ко мнѣ?
   -- Еще бы не помнить, дѣдушка!
   И мы оба погрузились въ прошлое, забывъ въ данную минуту обо всемъ остальномъ. Одинъ вспоминалъ далекое дѣтство, всегда почти пріятное, а другой -- время, когда былъ здоровъ, силенъ, а, слѣдовательно, и счастливъ. Мы, словно дѣти, перебивали другъ друга, спѣша высказать нахлынувшія мысли и чувства.
   Вспомнили про знакомыя лица. Оказалось, что многихъ изъ тѣхъ, которыхъ мы съ дѣдушкой знали, уже нѣтъ въ живыхъ. Бабушка Татьяна давно померла, племянникъ дѣдушкинъ ушелъ къ отцу, "Шкаликъ" околѣлъ.
   Дѣдушка пригласилъ насъ съ товарищемъ садиться.
   -- Вотъ спасибо, родимый, что навѣстилъ меня, вспомнилъ про свово дѣдушку Тимоѳея,-- говорилъ онъ, усаживаясь на лавку.
   -- Я къ тебѣ, дѣдушка, собирался, но только не сегодня. Нынѣшній же день случайно попалъ сюда. Вотъ съ товарищемъ охотились, поустали; домой идти не хотѣлось, мы и надумали идти къ тебѣ ночевать. Въ сараѣ у тебя, вѣроятно, есть сѣно; мы туда и отправимся.
   -- Какъ сѣну не быть -- сѣна много... Вѣстимо, родные, переночуйте. Что за охота домой идти, на ночь глядя. Ахъ, Миша, Миша, колько годовъ ты не былъ у насъ! А теперь-то къ кому пріѣхалъ?
   -- Да вотъ къ нему,-- указалъ я на товарища,-- недѣли на двѣ, поохотиться.
   -- Что-жь ты ранѣ не пріѣзжалъ къ намъ?
   -- Некогда было. Да и куда же я поѣду? Никого здѣсь у меня не осталось. Съ Василіемъ Константинычемъ,-- указалъ я на товарища,-- недавно знакомъ, да и въ вашихъ краяхъ онъ живетъ неособенно давно.
   -- А ко мнѣ-то забылъ? Пріѣхалъ бы, да и жилъ хушь всеё лѣто. И денегъ съ тебя не спросилъ бы.
   -- Ну, дѣдушка, извини. Къ сожалѣнію, и на умъ не пришло.
   -- Ахъ, я старый,-- вдругъ спохватился дѣдушка,-- тары да бары развожу съ вами, а не спрошу: небось вамъ и попить хочется, и поѣсть; гляди, проголодались.
   -- Да, есть грѣхъ.
   -- Машуня, ну-ко, касатка, запусти поскорѣй самоварчикъ,-- обратился дѣдушка къ стоявшей въ избѣ молодухѣ.
   Послѣдняя успѣла принарядиться. На ней красовалось новое ситцевое платье съ мудреными разводами яркаго цвѣта. На головѣ былъ повязанъ шерстяной легонькій платокъ. Молодуха умылась и смотрѣла миловидною бабенкой. Каріе глаза съ длинными рѣсницами и вздернутый носикъ придавали ея лицу интересное и немного лукавое выраженіе.
   -- Сейчасъ, дѣдушка,-- откликнулась молодуха на послѣднія слова дѣдушки и, слегка застыдившись, выбѣжала за дверь.
   -- Кто это у тебя молодуха?-- спросилъ я дѣдушку.
   -- Супружница моего внука. Небось, знаешь мою дочь, што замужъ-то была выдана. Ну, вотъ, къ примѣру сказать, она померла, остался послѣ нея сынокъ, а мнѣ внучекъ. Его я послѣ смерти своей старухи взялъ къ себѣ и женилъ вотъ на Марьѣ-то. Ничего, баба важная.
   -- Хорошо внучата къ тебѣ относятся, не обижаютъ твою старость?
   -- Ничаво, ласковы ко мнѣ. Конешно, народъ молодой -- не безъ малодушія. Внукъ атъ не сурьезенъ, полѣнивается, водки этой испить любитъ. Вонъ, вишь, гармонія,-- указалъ дѣдушка на валявшуюся въ углу гармонію.-- Хозяйство, къ примѣру сказать, не ведетъ, какъ слѣдствуетъ... Ну, да ихъ дѣло,-- махнулъ рукой дѣдушка,-- мнѣ што же?-- одна могила нужна. Жалѣючи ихъ говорю. А, впрочемъ,-- снова добавилъ дѣдушка,-- они ласковы ко мнѣ. Нѣтъ, нѣтъ, касатикъ, не обижаютъ, и грѣха на душу неча брать.
   Я оглянулъ избу. Судя по нѣкоторымъ даннымъ, можно было предположить, что хозяйство дѣдушкина внука отличается довольствомъ и достаткомъ. Очень можетъ быть, что трудолюбивая жизнь дѣдушки и аккуратность бабушки Татьяны не прошли даромъ, и совмѣстные труды обезпечили существованіе внучатъ.
   Внутренность избы представляла теперь значительную разницу съ тѣмъ временемъ, когда хозяйствовали сами старики. Прежде было чрезвычайно просто,-- ничего лишняго. Одни только инструменты да токарный станокъ наполняли избу. Теперь было много вещей, не существовавшихъ ранѣе. Окна имѣли занавѣски. На стѣнахъ развѣшаны были олеографіи.
   Въ простѣнкѣ висѣло зеркало, небольшое, но сносное, изъ-за котораго выглядывали гребенки и разныя принадлежности туалета. Кромѣ лавокъ, въ избѣ стояло нѣсколько простыхъ стульевъ. Въ одномъ углу, вмѣсто дѣдушкинаго токарнаго станка, находился большой кованый желѣзомъ сундукъ, въ другомъ -- стояла кровать подъ ситцевымъ пологомъ. На вѣшалкахъ виднѣлась разнообразная мужская и женская одежда.
   Но рядомъ съ этимъ достаткомъ замѣчалась и неряшливость. Многія вещи были раскиданы и валялись безъ толку. На столѣ виднѣлись остатки завтрака или обѣда; стояла пустая крынка, солоница, валялись крошки хлѣба. По столу расползлись полувысохшія лужи молока, вокругъ котораго сидѣли рои мухъ. На полу, недалеко отъ стола, валялся смазной съ бураками сапогъ, а другой, подвернувшійся намъ подъ ноги, Марья успѣла схватить и куда-то сунуть. На лавкѣ комкомъ лежала суконная поддевка. Всюду вообще замѣчались слѣды пыли и даже грязи.
   -- Вотъ самъ я браню ихъ,-- продолжалъ дѣдушка начатый разговоръ,-- особливо за то, что не убираютъ къ мѣсту. Иной разъ, черезъ силу, подберешь; уложишь, глядь -- опять раскидали. Винъ вишь поддевка-то новая, а зря кинута.
   Вошедшая Марья прервала дѣдушку. Старикъ замолчалъ, вѣроятно, жалѣя пристыдить внучку въ присутствіи постороннихъ лицъ.
   Молча и быстро стала молодуха собирать со стола, немного конфузясь за безпорядокъ. Затѣмъ внесла подносъ, разостлала пеньковую скатерть и поставила чашки.
   -- Внучка, ты, касатка, свари въ смяточку яичекъ, да ветчины принеси,-- обратился къ ней дѣдушка,-- водочки тоже.
   -- Не хлопочи много, дѣдушка,-- отозвались мы.-- Яйца въ смятку -- это хорошо. Больше ничего не нужно. А водка у насъ есть. Вотъ посмотри,-- говорилъ я, вытаскивая изъ ягдташа бутылку,-- какимъ напиткомъ наградилъ насъ вашъ кабатчикъ.
   -- Это Тихонъ, что ли?
   -- Не знаю. Полный изъ себя.
   -- Онъ и есть. Большая шельма,-- немного подумавъ, проговорилъ дѣдушка,-- дюже задавилъ народъ. И старъ, и младъ всѣ въ кабакѣ,-- всѣхъ споилъ.
   -- Какъ же онъ ухитрился это сдѣлать?-- спросилъ дѣдушку мой товарищъ.-- Я думаю, что сами православные виноваты; никто, вѣдь, не гонитъ ихъ къ кабаку.
   -- Оно знамо такъ,-- насильно никому не вольешь. Да дѣло онъ обставилъ хитро. Теперича въ долгъ отпущаетъ, въ закладъ что хошь приметъ; топоръ, валенки,-- показывалъ дѣдушка на лежавшій въ углу топоръ и на свои валенки,-- тащи къ нему,-- возьметъ. А про одежу и говорить нечего; самы худы-расхуды штаны, и тѣ беретъ, ничѣмъ не брезговаетъ. А допрежь у насъ не такъ было. Прежде кабатчикъ не моги отпустить въ долгъ, а чтобы подъ закладъ -- ни-и Боже мой, а то штрафъ. Ну, вотъ пьянства такого и не было.
   -- Да, хорошее условіе было у васъ съ кабатчикомъ,-- подтвердилъ я дѣдушкины слова.-- Кто же тогда предложилъ его? Вѣроятно, ты, дѣдушка, орудовалъ?
   -- Не одинъ я, всѣ міромъ порѣшили. Прохоръ пыталъ меня ругать. Тогда это онъ кабакъ-то держалъ. Все, гритъ, это старый хрычъ Тимошка надѣлалъ, кабы не онъ, такого контрахту не сдѣлали бы. Ну, а мнѣ что -- пущай ругается, Богъ съ нимъ. А пьянства большого, неча сказать, не было.
   -- По закону, кажется, запрещено кабатчикамъ отпускать въ долгъ водку и брать подъ закладъ вещи?-- замѣтилъ мой товарищъ.
   -- Може, оно и запрещено, да кто объ этомъ знаетъ? Писарь -- другъ пріятель Тихона -- не скажетъ. Остальные, кто и знаетъ, къ примѣру сказать, такъ разсуждаютъ: моя, молъ, изба съ краю, что мнѣ за дѣло,-- ну, и молчатъ. Нѣтъ, касатикъ, ежели сообча всѣ не уставили, толковъ мало, и законъ не поможетъ.
   -- Почему же крестьяне съ теперешнимъ кабатчикомъ не сдѣлали условія?
   -- Почему?... Нонѣ народъ другой сталъ. Супротивъ прежняго ничего не стоитъ. Малодушія этого очень много. Допрежь какой народъ-то былъ,-- столпы, крѣпкій, сурьезный, богобоязненный. Вавилу хушь взять покойника,-- царство ему небесное!-- каковъ мужикъ-то былъ? Ты, Миша, небось помнишь его. Одно слово -- кремень, и хозяинъ обстоятельный. Въ семьѣ у него было безъ мала двадцать человѣкъ. За столъ сядутъ, что твоя фабрика. Богачество какое было у нихъ. Скота этого цѣлая прорва... А вотъ старикъ-то померъ, межъ сыновьями и пошли препоны, брань да ссора. Раздѣлились,-- ну, а тамъ что -- вѣстимо захудали и пошли чуть не по міру. Семена Блохина, теперича, взять, аль Микиту Иванова -- какіе тоже люди были. Нонѣ и не сыщешь такихъ. Да мало ли еще кто былъ, теперича не припомнишь... А нонѣ куда ни глянь, вездѣ одна срамота. Нонѣ сынъ-то норовитъ какъ бы стянуть что со двора, да въ кабакъ. А то и хуже бываетъ. Воротится сынъ, въ примѣру сказать, съ фабрики домой и думаетъ о себѣ, что онъ и Богъ знаетъ какая умница. Ты, гритъ, деревня,-- эфто отцу-то,-- необразованность, всѣ вы на селѣ-то ошметкомъ щи хлебаете. Каково! А спросить его: самъ-то онъ что знаетъ? Самъ-то, вишь, образованіе получилъ, по трактирамъ шляючись, да вонъ изъ пѣсенниковъ вычиталъ, -- дѣдушка показалъ на какую-то книжку, лежавшую на притолкѣ,-- тамъ изъ какого-то "стрѣлочка".
   Дѣдушка закашлялся. Нѣкоторое время онъ не могъ говорить. Переведя, наконецъ, духъ, онъ продолжалъ:
   -- Раздѣлы, къ примѣру сказать, теперича пошли. Остались два брата. Жить да жить бы вмѣстѣ. Нѣтъ, они словно два медвѣдя въ берлогѣ,-- сичась врозь, давай дѣлить. А и дѣлить иной разъ нечего: коровенка да лошадь. Вмѣстѣ, може, понемножку и прожили бы, а стали жить особнякомъ -- оба нищими и сдѣлались. Вотъ отъ этихъ и зло пуще всего. Како же почтеніе можетъ имѣть сынъ къ отцу, ежели у отца-то ничаво нѣту? Сынъ на фабрикѣ получитъ, примѣрно, красненькую, другую и думаетъ, что онъ богатъ. Ты, гритъ отцу, ничего не понимаешь, много ты достаешь здѣся въ деревнѣ? У тебя, гритъ, въ карманѣ-то ни рожна нѣтъ, а у меня вишь во -- деньги. Значитъ, я тебя умнѣе, и ты мнѣ не перечь.
   Дѣдушка нагнулся и задумался. Потомъ, приподнявъ голову, онъ провелъ рукой по бородѣ.
   -- Такъ-то-ея,-- продолжалъ онъ,-- вотъ какъ пошла эта розь, кабатчики и забрали силу. Всѣ у нихъ теперича въ кабалѣ. Съ кабатчикомъ нонѣ и тягаться нечего: онъ -- сила, что твой старшина. Да куда, больше!-- проговорилъ дѣдушка и махнулъ рукой.
   -- Вотъ ты, дѣдушка, не одобряешь раздѣлы,-- обратился къ нему мой товарищъ,-- А какъ же иной разъ быть? Невѣстки начинаютъ ссориться. Выходитъ дѣло, по большей части, изъ-за пустяковъ, изъ-за горшка, изъ-за тряпокъ и доходитъ до такихъ размѣровъ, до такого ада, что совмѣстная жизнь становится совершенно невозможна. Поневолѣ приходится раздѣлиться.
   -- А въ мое-то время рази бабы не ругались? Касатикъ ты мой, вѣдь, вотъ не даромъ пословица-то говоритъ: у бабы волосъ дологъ, да умъ коротокъ. Начнутъ изъ-за горшка, а потомъ въ сурьезъ. Да мужики-то что смотрятъ, у большака-то гдѣ глаза? Все-таки, дѣлиться не слѣдъ. Не резонъ изъ огня да въ полымя кидаться.
   -- А если большакъ-то почему-либо плохъ, не имѣетъ авторитета, значенія въ глазахъ семьи?-- возразилъ мой товарищъ.
   -- Ахъ, родимый мой, всяко бываетъ, и большакъ ину пору прихрамываетъ. Старшбму все же должно повиноваться. Хушь и плохъ, а все порядокъ. Рази лучше, если каждый начнетъ свое? Да, къ примѣру сказать, большакъ ежели совсѣмъ плохъ, можно, съ согласія семьи, и смѣнить его. У насъ допрежь бывало. Соберется сходъ, вызовутъ семейныхъ и присудятъ другому брату большакомъ состоять, а прежняго отставятъ.
   Марья принесла самоваръ, который она, кажется, немного почистила. На двухъ тарелкахъ разложила яйца и домашнюю ветчину, нарѣзала хлѣба, поставила рюмки и сѣла за столъ.
   Глядя теперь на прифрантившуюся молодуху, на ея довольно ловкую манеру разливать чай, трудно было допустить, чтобы она въ обыкновенное время ходила замарашкой и безучастно относилась къ хозяйству. Скатерть, тарелки оказались чистыми и вообще все на столѣ было опрятно.
   -- Дѣдушка, выпьешь съ нами рюмочку?
   -- Нѣтъ, касатики, спасибо. Кушайте на здоровье. Я и допрежь мало пилъ, а таперича и совсѣмъ бросилъ.
   -- А ты, молодуха, хочешь?
   -- Благодарствуйте. Я тоже не пью,-- промолвила Марья, слегка зарумянившись.
   -- Вотъ мужъ ейный,-- указалъ дѣдушка на молодуху,-- ежели бы былъ, выпилъ бы съ вами. Таперича узнаетъ -- жалѣть будетъ.
   Замѣчаніе это, повидимому, не понравилось Марьѣ: она недовольно сморщилась и опустила голову.
   -- Гдѣ же мужъ твой, красавица?-- обратился мой товарищъ къ Марьѣ, желая перенести разговоръ на нейтральную почву.
   -- Съ мужиками коситъ: нонѣ ложокъ подѣлили,-- отвѣтила молодуха.-- Теперя должонъ скоро придти,-- добавила она, помолчавъ немного.
   -- Дѣдушка, рыбу-то ловишь?-- обратился я къ старику, хотя внутренно и сознавалъ, что вопросъ мой одно празднословіе.
   -- Ну, куда мнѣ, касатикъ, ловить! Насилу ноги волочу. Совсѣмъ плохъ. Поясница это страсть какъ болитъ, одышка, притомъ,-- говорилъ дѣдушка, раскалывая сахаръ на мелкіе кусочки.-- Думатца мнѣ, немного наживу на бѣломъ свѣтѣ,-- прибавилъ онъ и понурился.
   Мы замолчали.
   Въ это время дверь тихо скрипнула и на порогѣ показался въ ситцевой рубашонкѣ мальчуганъ лѣтъ трехъ-четырехъ. Переступивъ одною ногой порогъ, ребенокъ остановился въ нерѣшительности,-- очевидно, наше присутствіе его смутило.
   Дѣдушка замѣтилъ мальчика и улыбнулся.
   -- Петюнька, глупый, чаво-жь ты пужаешься? Бѣги скорѣй къ дѣдушкѣ,-- говорилъ старикъ, ласково приглашая его къ себѣ.
   -- Иди, сынокъ, слышь, дѣдушка зоветъ,-- отозвалась Марья.
   Каріе хорошенькіе глаза ребенка очень были похожи на материны.
   Петюнька, однако, колебался. Запустивъ въ ротъ указательный палецъ, юнъ раздумывалъ, опасно или неопасно будетъ пробѣжать разстояніе, отдѣлявшее его отъ дѣдушки.
   Наконецъ, собравшись съ духомъ, онъ быстро подбѣжалъ къ дѣдушкѣ и ткнулся въ его колѣни. Повернувъ оттуда голову, Петюнька однимъ глазкомъ посматривалъ на гостей.
   Дѣдушка любовно разгладилъ своими сморщенными пальцами спутавшіеся волосы мальчика и, нагнувшись, поцѣловалъ его.
   -- Правнучекъ мой,-- обратился онъ къ намъ.-- Вотъ, Богъ привелъ дожить.
   Дѣдушка досталъ изъ сахарницы конфекту.
   -- Накось тебѣ,-- проговорилъ онъ Петюнькѣ..
   -- Балуешь ты его очень, дѣдушка,-- улыбаясь, замѣтила Марья.
   -- Ну, не замай... Може, недолго набалую-то. Поди-ко, касатикъ, посмотри, пригнали скотину, аль нѣтъ?
   Петюнька на этотъ разъ не заставилъ себя просить и тѣмъ же галопомъ юркнулъ за дверь.
   Осматривая внутренность избы, я невольно переносился въ то далекое прошлое, когда мальчикомъ бѣгалъ къ дѣдушкѣ Тимоѳею.
   -- Измѣнилось, однако, у васъ въ избѣ,-- замѣтилъ я молодухѣ.-- Прежде иначе было. Вотъ здѣсь,-- указалъ я на сундукъ,-- стоялъ токарный станокъ, а здѣсь, на полкахъ, находились инструменты. Куда же все это исчезло?-- обратился я съ послѣдними словами въ дѣдушкѣ.
   -- Эхъ, касатикъ, пересталъ займаться, все прахомъ пошло. Сосѣди много растаскали: дай, да дай, дѣдушка, а назадъ не приносятъ; много поломано... ну, остатки вонъ тамъ, въ чуланѣ, валяются,-- и дѣдушка показалъ рукой въ пространство.-- Пріучалъ это я внука къ мастерствамъ,-- куда тебѣ! Не хочу и шабашъ,-- такъ и не сталъ. А вотъ на гармоніи мастеръ играть, колѣно это, къ примѣру сказать, въ хороводѣ выкинуть -- супротивъ его и не сыщешь.
   -- Будя тебѣ, дѣдушка. Не конфузь Амельяна при гостяхъ,-- замѣтила Марья, немного обидѣвшись за мужа.
   -- А ты, касатка, не сердись. Не всяко лыко въ строку. Я, вить, не съ серцовъ говорю, а такъ, къ слову молвилось. А што, къ примѣру сказать, правда, то правда.
   Пригнали скотину, и Марья вышла подоить корову.
   Я прошелся по избѣ. Въ углу, около печки, въ прежнее время была каморка бабушки Татьяны. Теперь ея мѣсто занималъ самъ дѣдушка. Дверь была полуотворена, и я заглянулъ въ каморку.
   -- Дѣдушка, ты здѣсь спишь?-- крикнулъ я ему, указывая на комнатку.
   -- Тамъ, касатикъ. Со смерти своей старухи перебрался,-- отвѣтилъ дѣдушка, отрываясь отъ какого-то разговора съ моимъ товарищемъ.
   -- Можно войти?
   -- Вѣстимо, войди.
   Маленькая комнатка съ однимъ окномъ занимала нѣсколько квадратныхъ аршинъ. У стѣны стояла кровать, по всѣмъ соображеніямъ, сдѣланная самимъ дѣдушкой. Около кровати -- столикъ, его же работы. Постель была накрыта стеганымъ одѣяломъ. Все было просто и скромно у дѣдушки; никакихъ вещей не замѣчалось, только на окнѣ виднѣлась кружка съ квасомъ.
   Но, повернувшись обратно, я замѣтилъ висѣвшее около двери ружье. Оно было чрезвычайно старое и заржавленное. Я узналъ это ружье.
   -- Вотъ не ожидалъ, дѣдушка, встрѣтить у тебя этого инвалида,-- проговорилъ я, разсматривая ружье.-- Я думалъ, отъ твоей старушки-фузеи и слѣда не осталось.
   -- Это ты про ружье толкуешь?-- отозвался дѣдушка.-- Берегу его, касатикъ, берегу. Апосля отца досталось; охотиться съ этимъ ружьемъ началъ. Лежишь ину пору на постелѣ, взглянешь на него,-- ну, и припомнятся молодые годы. По-смерть буду беречь; умирать стану, внуку закажу, чтобы берегъ, да вспоминалъ дѣдушку.
   Я опять возвратился въ дѣдушкину комнату и вновь сталъ разсматривать ружье. Предо мной висѣлъ предметъ, интересный развѣ для археолога. Стрѣлять изъ этого инвалида было уже опасно. Слѣды многочисленныхъ изъяновъ и поправокъ виднѣлись на ружьѣ.
   Но оно, очевидно, было дорого старику. Съ нимъ соединялись у него лучшія и, можетъ быть, дорогія воспоминанія. Это былъ старый товарищъ дѣдушки, такой же старый, какъ и онъ самъ, и единственный. Больше у него, кажется, никого и ничего не осталось отъ прошлаго. Родные и друзья -- ровесники дѣдушки -- давно умерли; домашнихъ животныхъ, которыхъ любилъ дѣдушка, тоже давно не было въ живыхъ, изъ вещей у дѣдушки осталось немного, да и, повидимому, ни одинъ предметъ, употреблявшійся имъ въ мастерствѣ, не былъ для него особенно интересенъ. Другое дѣло -- ружье. Оно видѣло и знало лучшіе годы дѣдушки, дѣлило съ нимъ радость и горе, труды и опасности охотничьей жизни.
   Еслибъ оно могло говорить, много интереснаго разсказало бы о себѣ и о дѣдушкѣ. И немудрено: оно видѣло на своемъ вѣку куда больше самого хозяина... Оно разсказало бы, что сдѣлано не здѣсь, не въ этой странѣ лютыхъ морозовъ и удушливыхъ жаровъ, а далеко-далеко на Западѣ, гдѣ климатъ и мягче, и ровнѣе, гдѣ люди, нравы и языкъ совсѣмъ иные, чѣмъ здѣсь. Изъ мастерской оно вышло очень красивымъ и имѣло на дулѣ широкій и блестящій штыкъ. Первый хозяинъ ружья былъ не дѣдушка Тимоѳей, а бравый усачъ гренадеръ, ходившій въ громадной медвѣжьей шапкѣ. Какъ же онъ чистилъ и холилъ ружье! Ни одинъ винтикъ не оставался забытымъ и невычищеннымъ. Для ружья это было время славы и почестей.
   Сколько странъ, городовъ, столицъ видѣло ружье съ своимъ хозяиномъ. При звукахъ побѣднаго марша входилъ бравый гренадеръ, какъ побѣдитель, въ тотъ или иной городъ. Торжественно онъ несъ свое ружье, не обращая вниманія на злобные взгляды безсильныхъ враговъ. Ружье видѣло знойные пески, царственныя пирамиды, посылало мѣткія пули въ смуглыхъ всадниковъ, носившихся въ бѣлыхъ тюрбанахъ на быстрыхъ, какъ вѣтеръ, коняхъ.
   Далѣе, ружье увидало широкія, необозримыя степи. Вмѣстѣ съ хозяиномъ они стремились къ древнему, большому, потонувшему въ садахъ, бѣлокаменному городу, находившемуся среди этихъ степей. Да и какъ было не стремиться? Самъ императоръ сказалъ, что въ этомъ городѣ его войско ожидаетъ слава, завершеніе трудностей похода и награда побѣдителямъ.
   Вотъ и давно желанный городъ. Съ высокаго холма, окруженный блестящею свитой, смотритъ императоръ на разстилающійся передъ нимъ городъ. Протекающая внизу рѣка лентой опоясываетъ его; масса зданій: дворцы, сады, причудливыя башни, бѣлокаменные дома, многочисленныя церкви съ золочеными главами и крестами, на которыхъ ярко отражаются лучи осенняго солнца. Чудная панорама!
   Но императоръ недоволенъ; онъ хмурится; онъ ждетъ депутацію и ключей отъ побѣжденнаго города. Почему ихъ такъ долго не несутъ? Недоумѣніе отражается и на свитѣ императора, и на бравомъ гренадерѣ, стоящемъ въ конвоѣ.
   Приходится, однако, обойтись безъ этой церемоніи: горожане оказываются невѣжливыми и не выходятъ на встрѣчу. Съ развернутыми знаменами, музыкой и пальбой вступаютъ войска въ городъ, но торжество носитъ въ себѣ мрачный отпечатокъ. Уныло смотрятъ опустѣлые дома, не видно народа и не слыхать привѣтственныхъ кликовъ побѣдителямъ. Лишь немногіе оставшіеся украдкой выглядываютъ кое-откуда.
   Вступленіе въ городъ далеко не оправдало надеждъ браваго гренадера. Ружье замѣтило, что хозяинъ его сталъ болѣе и болѣе хмуриться и ворчать, жалуясь на недостатокъ продовольствія.
   Приходилось отправляться на фуражировку. Окрестности города были опустошены и, чтобы достать съѣстныхъ припасовъ, нужно было далеко удаляться отъ лагеря.
   Въ одну изъ такихъ фуражировокъ,-- ахъ, какъ помнить ружье этотъ моментъ!-- отрядъ, въ которомъ находился и бравый гренадеръ, возвращался обратно съ запасомъ хлѣба. Все шло благополучно.
   Но, выйдя на небольшую равнину, отрядъ вдругъ замѣтилъ на опушкѣ лѣса значительное количество всадниковъ, вооруженныхъ длинными пиками. Быстро построились послѣдніе къ аттакѣ и съ гикомъ понеслись на встрѣчу отряда, сперва медленно, на рысяхъ, а затѣмъ все шибче и шибчэ. "Стройся!" -- раздалась команда въ отрядѣ. Всадники ближе и ближе. Можно уже замѣтить ихъ бараньи съ краснымъ верхомъ шапки, наклоненныя пики, злобныя и рѣшительныя лица. "Пли!"--раздалась вновь команда. Залпъ въ самую середину враговъ. Всадники заколебались; послышались стоны... минута замѣшательства... Но вотъ одинъ выскочилъ впередъ, за нимъ другой, третій, и опять вся масса, объѣзжая павшихъ товарищей, понеслась безумнымъ галопомъ; еще громче и пронзительнѣе раздалось гиканье, злобнѣе и рѣшительнѣе сжались въ рукахъ длинныя пики.
   Заряжать ружья было уже некогда. "Стройся въ каррэ!" -- прозвучала команда въ послѣдній разъ. Моментъ -- и вся масса кавалеріи съ страшнаго налета врѣзалась въ отрядъ. Послышались раздирающіе душу крики, безобразныя проклятія, лязгъ оружія, ржаніе лошадей.
   Ловкимъ ударомъ штыка отбилъ бравый гренадеръ направленную въ него пику и свалилъ самого всадника. Но, увы, почти въ тотъ же моментъ другой подскакавшій со всего размаху нанесъ шашкой страшный ударъ по головѣ, размозжившій ему черепъ. Грохнулся ветеранъ на подмерзшую отъ осенняго морозца землю и судорожно зажалъ въ предсмертной агоніи своего товарища -- ружье.
   Въ нѣсколько минутъ отрядъ былъ почти весь перебитъ; немногіе уцѣлѣвшіе взяты въ плѣнъ.
   Вслѣдъ за всадниками появились новыя лица въ армякахъ и полушубкахъ, подпоясанныхъ кушаками, съ топорами и видами. Во время стычки они находились въ лѣсу и оттуда наблюдали за происходившимъ. Теперь наравнѣ со всадниками они спѣшили воспользоваться доставшеюся добычей.
   Одинъ изъ вновь прибывшихъ, высокій, съ рыжею бородой, человѣкъ съ топоромъ за поясомъ, подошелъ къ убитому гренадеру.
   -- Ишь, какой здоровенный хранцузъ-то,-- проговорилъ онъ, разсматривая трупъ убитаго,-- усищи какіе... А и ловко же, дуй въ горой, звизданули его... Ружье-то како важное,-- надо взять; ишь ты, не отдаетъ,-- знать, и мертвому жалко разстаться.
   Говорившій вырвалъ ружье изъ окоченѣлыхъ рукъ трупа и вскинулъ добычу на плечо. Это былъ новосельскій крестьянинъ, дядя Прохоръ, отецъ нашего знакомца, дѣдушки Тимоѳея.
   У новаго хозяина ружье было въ забросѣ. Онъ началъ съ того, что отвинтилъ штыкъ, надѣлъ его на палку и получилось нѣчто вродѣ пешни. Этимъ инструментомъ онъ сваливалъ съ крыльца ледъ и въ воровникѣ навозъ. Не вынесъ такого позора геройскій штыкъ и сломался.
   Дядя Прохоръ былъ печникъ и къ охотѣ не чувствовалъ влеченія. Ружье висѣло у него на стѣнѣ и ржавѣло. Онъ не стрѣлялъ изъ него, развѣ только изрѣдка попугаетъ воронъ на огородѣ.
   Дѣдушка Тимоѳей еще мальчишкой засматривался на это ружье. Любилъ онъ слушать отъ отца разсказы про "хранцуза", о стычкѣ Козаковъ съ французами, бывшей неподалу отъ села, и подробности о ружьѣ, какимъ образомъ досталось оно его отцу.
   Подросъ Тимоѳей. Сначала украдкой бѣгалъ онъ съ ружьемъ въ лѣсъ, а потомъ съ согласія отца, который и отдалъ ему ружье въ полное распоряженіе.
   Тимоѳей вычистилъ ружье, смазалъ его и сталъ обращаться съ нимъ бережно и осторожно, какъ съ дорогимъ и любимымъ подаркомъ. Давно ружье не видало такой холи. Оно примирилось съ своею участью и, взамѣнъ бережнаго обращенія съ нимъ, стало служить вѣрой и правдой Тимоѳею.
   Много онъ билъ изъ него всевозможной дичи, начиная съ утокъ и кончая крупнымъ звѣремъ.
   Состарился Тимоѳей и началъ величаться дѣдушкой, но ружье, попрежнему, раскатисто громыхало на охотѣ, подобно пушечному выстрѣлу. Мальчишки, прислушиваясь, бывало, дѣлали замѣчаніе: слышь, дѣдушка Тимоѳей въ пушку палитъ.
   Правда, у дѣдушки впослѣдствіи появилось новое ружье, немного полегче перваго, но онъ не былъ такъ привязанъ къ нему и не дорожилъ имъ, какъ первымъ.
   Его любимецъ отличался прочностью, тяжеловѣсностью и требовалъ для заряда добрую пригоршню пороха. Въ силу такихъ качествъ своего ружья, дѣдушка Тимоѳей не стрѣлялъ въ мтъ птицу, а билъ только по сидячей. Равнымъ образомъ, мелкихъ птицъ, вродѣ чирятъ, бекасовъ, дупелей и т. п., дѣдушка совсѣмъ не трогалъ, въ какомъ бы положеніи ни засталъ ихъ. Да и нельзя было поставить ему въ упрекъ это игнорированіе лучшей дичи. Что осталось бы отъ какого-нибудь несчастнаго бекаса, если бы дѣдушкѣ пришла фантазія громыхнуть въ него изъ своего француза? Но за то по крупной дичи ружье было незамѣнимо: оно наповалъ клало и сохатаго, и нашего сѣвернаго богатыря Михаила Потапыча.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Я засмотрѣлся на ружье. Дѣдушкины былые разсказы воскреся въ памяти. Я увлекся воспоминаніями и не замѣтилъ, какъ дѣдушка, окончивъ разговоръ съ моимъ товарищемъ, подошелъ ко мнѣ. Положивъ на плечо руку, старикъ, улыбаясь, промолвилъ:
   -- Ты чаво это уставился на ружье?
   -- Такъ, дѣдушка, задумался.
   -- Ну, думай, не думай, а на дворѣ ночь: пора и на покой. Ты, Миша, прости меня -- я лягу. Что-то пріутомился.
   -- Ложись, дѣдушка, и мы сейчасъ пойдемъ.
   Вошла Марья и предложила намъ парного молока. Выпивъ по стакану, мы отправились въ сарай. Въ сѣняхъ мы столкнулись съ высокимъ мужикомъ, который вѣшалъ на перекладину косу и брусочнымъ. Мы догадались, что это дѣдушкинъ внукъ.
   -- Здорово, Емельянъ. А мы у тебя незваные гости.
   -- Милости просимъ,-- проговорилъ онъ.-- Жена сказывала. Дѣдушку пришли навѣстить -- доброе дѣло.
   Мы вышли на крыльцо.
   Тихая, теплая ночь спустилась на землю. Въ воздухѣ пахло гречихой и медомъ. На небѣ кое-гдѣ мигали одинокія звѣзды. Повсюду была тишина, лишь изрѣдка доносились съ рѣки какіе-то неясные звуки.
   По узенькой тропинкѣ добрались мы до сарая. Предупредительная молодуха постлала намъ простыню на сѣнѣ и положила подушки.
   Несмотря на усталость, я долго не могъ заснуть. Воспоминанія цѣлою вереницей, противъ воли, толпились въ головѣ. Мысль усиленно работала. Разнообразныя картины прошлаго сами собой возникали въ головѣ и исчезали, уступая мѣсто другимъ. Долго не могли успокоиться возбужденные нервы. Наконецъ, мало-по-малу мысли стали окутываться какимъ-то фантастическимъ покровомъ и переходить въ область сновидѣній. Утомленіе брало свое, и я, наконецъ, заснулъ.
   Утромъ, когда мы проснулись, солнце стояло уже довольно высоко. Первое, что мнѣ бросилось въ глаза, былъ дѣдушка. Онъ стоялъ возлѣ насъ въ полушубкѣ и съ палкой въ рукахъ.
   -- Проснулись, касатики?-- проговорилъ онъ, улыбаясь.-- А я давно стою здѣсь. Хотѣлъ будить васъ, да жалко стало: ужь больно вы сладко спали. Ну, вставайте, да пойдемъ чай пить. Самоваръ давно кипитъ.
   Вставать, дѣйствительно, было уже пора. Мы незамѣтно проспали на свѣжемъ сѣнѣ. Надо было поторапливаться, чтобы поспѣть къ утренней охотѣ.
   Отдохнувшіе псы, повидимому, давно уже бодрствовали. Забравшись къ намъ на сѣно, они шумнымъ лаемъ выражали свой восторгъ по поводу нашего пробужденія и изъявляли непреодолимое желаніе лизнуть въ лицо.
   -- Эхъ, десятокъ, другой годковъ сбросить бы съ плечъ,-- проговорилъ дѣдушка, разсматривая наше оружіе,-- и я ушелъ бы охотиться съ вами. Вишь во какія нынѣ мудреныя ружья пошли; не то что прежде. А гляди, не больше убьешь ими; легковѣсны, кажись... Дичины-то маловато у васъ,-- добавилъ дѣдушка, дѣлая обзоръ нашимъ ягдташамъ.
   -- Да, немного,-- отвѣтилъ мой товарищъ.-- Не прежнее время; теперь годъ отъ году становится меньше дичи.
   -- Оно, знамо, въ былые годы не въ примѣръ больше было. Тетеревей етихъ, бывало, страсть: туча-тучей, особливо подъ осень,-- говорилъ дѣдушка, направляясь съ нами въ избу.
   -- Ну, да и теперь можно найти. Вишь вонъ лѣсокъ-то, Киша,-- обратился ко мнѣ дѣдушка, указывая палкой на симѣвшій вдали лѣсъ.-- Туда сходите. На опушкѣ безпремѣнно найдете выводки. Допрежь много тамъ было этой самой тетери...
   Дѣдушка съ трудомъ поднялся на крыльцо, не переставая, однако, разсказывать про свои охоты и совѣтуя, гдѣ лучше найти дичь.
   Въ избѣ вся семья дѣдушки была въ сборѣ и сидѣла вокругъ самовара, дожидаясь нашего прибытія, чтобы приступить къ чаю.
   Дѣдушка словоохотливо продолжалъ поучать насъ относительно предстоящей охоты. Несмотря на всесокрушающее время, охотничій огонекъ еще не угасъ въ немъ. Страстному когда-то охотнику пріятно было поговорить объ охотѣ. Онъ искренно желалъ отправиться съ нами. Но недуги и слабость крѣпко приковали его теперь къ одному мѣсту. Мало того, что не позволяли ему снять со стѣны свою старинную фузею и осуществить на дѣлѣ свое намѣреніе, но и невольно порождали въ душѣ каждаго смутныя опасенія за будущность охотника.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Сердечно простились мы съ радушными хозяевами.
   -- Мотри, Миша, еще заходи,-- говорилъ дѣдушка, провожая насъ до крыльца и опираясь на свою палку.
   -- Непремѣнно, дѣдушка. При первомъ же случаѣ заверну,-- отвѣчалъ я, обнимая его въ послѣдній разъ на прощанье.
   Дѣдушка снова, какъ и при встрѣчѣ, казался разстроганнымъ.
   -- Не забывай старика, може... тово... вишь, слабъ сталъ...-- дѣдушка не договорилъ и махнулъ рукой. Сѣдая голова его тихо поникла.-- Ну, прощай... А лѣсокъ-то, лѣсокъ-то не забудьте,-- снова оживляясь, повторилъ онъ, когда мы спустились съ крыльца и вышли на улицу.-- Безпремѣнно есть выводки!
   Утро давно наступило, но въ селѣ было тихо и незамѣтно дневной суеты. Рабочая пора сказывалась въ полномъ почти отсутствіи сельскаго люда. Лишь неугомонные стрижи рѣяли вокругъ колокольни и своимъ чирканьемъ, похожимъ на свистъ, нарушали обычную въ это время тишину.
   Близъ околицы мы оглянулись.
   Дѣдушка еще стоялъ на крыльцѣ. Его сгорбленная фигура, опиравшаяся на палку, удачно гармонировала со старушкой-избой и какъ будто представляла съ ней издали одно нераздѣльное цѣлое. Дѣдушка замѣтилъ наши фуражки, надѣтыя на ружья,-- послѣдній нашъ привѣтъ старику, поднялъ палку и показалъ опять на синѣющій лѣсъ, который извилистою лентой тянулся на горизонтѣ. Затѣмъ онъ не спѣша опустилъ свой посохъ и, опираясь на него, тихо скрылся за дверь.
   Солнце выше и выше поднималось по небосклону. День опять обѣщалъ быть жаркимъ, но легкій вѣтерокъ пока умѣрялъ начинавшійся зной. Мы вышли на проселочную дорогу и прибавили шагу.

М. Холмогоровъ.

"Русская Мысль", кн.VIII, 1893

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru