Полянский Ю. И.
На Волге

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

На Волгѣ.

Жегулевскія горы.

Ю. И. ПОЛЯНСКАГО.

0x01 graphic

   Есть горы, которыя прежде всего замѣчательны какъ горы, о нихъ вы можете встрѣтить нѣсколько страницъ въ любой географіи, гдѣ будутъ перечислены ледники, горныя вершины, проходы и рѣки берущія начало въ этихъ горахъ. Совсѣмъ не то возвышенности средней Россіи -- вотъ хоть бы Жегулевскія горы. "Что такое за Жегулевскія горы?" можетъ спросить кто-нибудь изъ читателей и потянется пожалуй за Семеновскимъ или другимъ словаремъ, если таковой окажется близко "Я что-то не помню въ географіи никакихъ Жегулевскихъ горъ" скажетъ тотъ же читатель и рѣшитъ, что онѣ не представляютъ должно быть ничего замѣчательнаго, что это какія нибудь незначительныя горы, потому что ихъ съ трудомъ отыщешь даже въ географическомъ словарѣ. Вотъ Валдайскія, Общій Сыртъ -- тѣ извѣстны изъ учебниковъ, а Жегулевскія... На первый разъ скажу вамъ только одно, что Жегулевскія горы находятся въ Симбирской губерніи, въ Сызранскомъ уѣздѣ, и на картахъ средней величины окрашиваютъ въ темный цвѣтъ сѣверную сторону такъ-называемой Самарской луки. Затѣмъ я вынужденъ согласиться съ читателемъ, что Жегули, какъ горы, занимаютъ одно изъ послѣднихъ мѣстъ даже въ Европейской Россіи: это дало имъ право не попасть на страницы учебниковъ и не выпустить изъ себя ни одной рѣки. На взглядъ горнаго жителя, Жегули -- не болѣе какъ холмы, покрытые лѣсомъ, и только Палласу, которому страхъ надоѣлъ переѣздъ по однообразной русской равнинѣ, онѣ могли показаться превысокими горами, да развѣ еще Симбирскимъ старожиламъ. Зато на Волгѣ выше этихъ горъ вы не найдете мѣста живописнѣе -- тоже; но вѣдь извѣстно, по какой скучной плоскости тихо подвигается наша кормная рѣка. "Тогда не стоитъ и говорить о нихъ!" восклинетъ иной нетерпѣливый читатель и можетъ быть даже недовольный читатель. Я попрошу его меня выслушать. Пусть Жегулевскія горы не заслуживаютъ названія горъ -- точно такъ же какъ и многія провинціальныя Швейцаріи съ десяткомъ сосенъ и двумя оврагами не заслуживаютъ такого громкаго прозвища; не за Жегулями остается старая слава, память о смутномъ прошломъ, цѣлая страница въ исторіи русскаго простолюдина.
   "Ужъ этому будетъ, какъ тебѣ сказать, лѣтъ тридцать, ведетъ свою рѣчь жегулевскій бывалецъ, старикъ Максимъ, сидя около караулки и наковыривая лапоть.-- Жилъ знакомый мнѣ человѣкъ на купецкомъ заводѣ, въ Жегулевыхъ горахъ, возлѣ Отварнаго -- шадрикъ гналъ, у самой Волги двѣ избенки стояли: въ одной столярная была, рыбакъ еще въ ней съ женой жилъ, а въ другой онъ съ хозяиномъ Иваномъ Митричемъ, за прикащика при немъ состоялъ, Финогеномъ звали; такъ вотъ онъ мнѣ разсказывалъ, что съ нимъ было отъ этихъ отъ разбойниковъ. "Вышелъ говоритъ, это я разъ зачѣмъ-то изъ избы, дѣло было къ вечеру; кругомъ, извѣстное дѣло, все лѣсъ; вышелъ -- глядь: встрѣчь незнаемый человѣкъ идетъ, бравый такой, рубаха красная и ножъ за поясомъ большущій.
   -- Финогенъ! это ты? спрашиваетъ.
   -- Я, говорю.
   -- Гдѣ вашъ старшій прикащикъ?
   -- Онъ, говорю, въ Ставрополь уѣхалъ.
   -- А Иванъ Митричъ дома будетъ?
   -- Дома.
   -- Что, къ вамъ въ гости можно? Поди спроси. Скажи, что одинъ человѣкъ мало повидать его хочетъ.
   Иду къ хозяину, дѣлать нечего; говорю: такъ и такъ, человѣкъ изъ лѣсу вышелъ, въ гости просится и ножикъ при немъ, говорю.
   -- Великъ ли? спрашиваетъ.
   -- Да по-грудь, говорю, будетъ.
   -- Зови! дѣлать нечего.
   А гость ужъ на крыльцѣ стоитъ, вошелъ въ горницу.
   -- Здравствуй, Иванъ Митричъ, говоритъ. Что не радостно гостя встрѣчаешь?
   -- Прошу милости, садись.
   -- Чай погостишь чѣмъ нибудь?
   -- Радъ бы да нечѣмъ.
   -- Ну, когда у купца нечѣмъ! Водка есть?
   -- Этого-то есть.
   -- Хлѣбъ есть?
   -- Есть.
   -- Чего же, говоритъ, намъ больше и надо?
   Сѣлъ. Хозяинъ меня къ сторонѣѣ отозвалъ: "Финогенъ, говоритъ, сходи принеси". Принесъ я графинчикъ. Гость налилъ, сперва хозяину поднесъ: "Пейте, Иванъ Митричъ".
   -- Помилуйте, говоритъ, вы гость.
   -- Этого заводу нѣтъ, чтобы гость прежде хозяина пилъ.
   Ну Иванъ Митричъ стаканъ выпилъ, другой ему налилъ; колыхнули по три стаканчика -- графинъ пустой
   "Чтоже, Иванъ Митричъ, распорядись еще принести!-- тотъ опять: "Финогенъ! принеси еще!" Я еще сбѣгалъ, и этотъ выпили. Третій спросилъ. Пошелъ разговоръ; захмѣлѣли, знаешь, маленько. На грѣхъ закуски и не хватило: пшеничный хлѣбъ весь вышелъ. Будь закуска хорошая -- гляди, больше бы выпили.
   Иванъ Митричъ хмѣленъ, а должно что смекнулъ дѣлами: улучилъ время да къ Волгѣ, сѣлъ въ лодку -- айда! Остался я одинъ: рыбакъ на ватагѣ былъ. Ну да думаю: съ меня взять нечего -- весь тутъ. Малость времени прошла -- гостенёкъ спрашиваетъ: "Финогенъ! гдѣ хозяинъ то?" Не знаю, говорю. "Что его долго нѣтъ. Поди посмотри, нешто такъ гостей однихъ оставляютъ? Пригласилъ да и бросилъ!"
   Вышелъ это я, будто ищу, смотрю. Прихожу въ избу. "Уѣхалъ, говорю, на ту сторону; хлѣба нѣтъ, такъ видно за хлѣбомъ поѣхалъ."
   "Ахъ, говоритъ, дуракъ! велика надобность! нешто я бы сталъ его держать дурака?" Посидѣлъ еще малость, графинчикъ допилъ.
   "Не умѣете, говоритъ, вы гостя занять такъ спать укладывайте -- чай ужъ поздно. Гдѣ ты меня, Финогенъ, положишь?"
   "Гдѣ, говорю, угодно милости твоей будетъ."
   Прошла ночь. Пришелъ я, навѣдался: сидитъ нашъ гость -- меня кличетъ: "Финогенъ!" -- Что, говорю, угодно? "Поди сюда -- подай одѣться, рази не видишь, гость проснулся?" Подалъ я ему одѣться.
   -- Гдѣ мое орудіе? спрашиваетъ.-- Вотъ, говорю.-- А имѣнье мое цѣло?-- Подалъ ему поясъ. "Спасибо тебѣ, Финогенъ!"
   Умылся, все какъ надо.-- Опохмѣлиться есть?
   -- Не знаю, говорю, вотъ схожу посмотрю. Принесъ водки. Выпилъ онъ.
   "Ну теперь, Финогенъ, пойдемъ на Волгу -- разгуляться: може не увидимъ ли кого, не проѣдетъ ли кто".
   Вышли на берегъ -- смотримъ. Только и плыветъ расшива съ народомъ. Крикнулъ гость что-то по своему, съ расшивы лодку подали, на лодкѣ голову сахару привезли и золотой. "Финогенъ! принимай, выноси на берегъ". Я было замялся. "Полно, говоритъ, рази они тебя купца за грабителя сочтутъ: они чай видятъ, кто съ тобой." -- Мелко было, такъ лодка къ берегу не могла вплоть подойти -- вошелъ гость въ воду самъ и принялъ все. Другая расшива прошла -- и та лодку прислала -- и на лодкѣ опять стало-быть голова сахару и золотой. Постояли еще малость -- на завознѣ рабочаго люду съ полсотни плыветъ -- онъ и крикнулъ: "эй, ребята! Посадите меня-молодца съ собой, свезите до Самары, возьмите сколь хотите!" Тѣ причалили -- онъ: "Прощай Финогенъ!' Ивану Митричу кланяйся!" Отгрянулъ отъ берега да какъ гаркнетъ: "Пріударь, ребята! бродяга сѣлъ!" -- Только его и видѣлъ я. Послѣ, дня видно черезъ три, опять въ лѣсу троихъ встрѣтилъ, спрашивали гдѣ товарищъ, убить грозили, говорили что онъ денегъ съ собой много увезъ, поклепъ взводили на насъ, что будто мы его ограбили, а послѣ крѣпко нашего гостя ругали: зачѣмъ уплылъ. Спросили рыбы да калача; огонь развели, щербу я имъ сварилъ. Взяли они всю жижу наземь вылили, калачъ съ рыбой въ платокъ завязали и ушли.
   Такъ посля того, сказывалъ Финогенъ, скоро слухъ прошелъ, что перваго-то разбойника въ Самарѣ изловили; онъ барина вишь ограбилъ -- приглушилъ его чѣмъ то, взялъ деньги-то, а картузъ свой и позабылъ. По картузу и дознались. Поймали въ кабакѣ на пристани: кутилъ все.
   "А вотъ въ старые годы, баринъ, разбойникамъ, слышно, во все страху не было" заканчиваетъ Максимъ, старательно подхватывая качедыкомъ, лапотное лычко.
   "Въ Жегулевскихъ горахъ мы остановимся"... вдругъ припоминается вамъ, читатель, изъ одной разбойничьей-удалой пѣсни -- и подвиги волжской вольницы со всѣми романическими и варварскими подробностями встаютъ передъ вашими глазами. Для васъ теперь ясно значеніе Жегулевскихъ горъ. Вспомните, что начиная съ XVI столѣтія, рядомъ съ проникновеніемъ на востокъ русской колонизаціи, шли непрерывные разбои на торговой Волгѣ. Разбои эти, не смотря на строгости закона, не прекращались вплоть до половины нынѣшняго столѣтія. Узломъ были Жегули. Сюда стали бѣгать съ XVIII столѣтія раскольники. Всѣ недовольные шли сюда на Волгу, въ Жегулевскія горы, какъ мѣсто самое удобное для укрывательства. Русская удаль съ Ямка и Дона не разъ являлась сюда порадѣть своимъ зипунамъ вмѣстѣ съ волжскими казаками. Порядки удѣльной Руси становились въ перерѣзъ новымъ порядкамъ Руси Московской, и Жегули давали убѣжище своимъ протестантамъ. Послѣдніе, въ лицѣ вольницы, всячески старались поживиться насчетъ государства, складывавшійся строй котораго стѣснялъ понемногу ихъ права. Олеарій, проѣзжавшій Волгой въ первой половинѣ XVII столѣтія, говорить, что разбойникамъ было удобно наблюдать за приближеніемъ торговыхъ судовъ -- съ вершинъ Жегулевскихъ горъ. Въ этихъ опасныхъ для торговли мѣстахъ, еще при Михаилѣ Ѳедоровичѣ, велѣно ставить охранные острожки присыльнымъ воеводамъ, съ цѣлью оберегать рыбныхъ ловцовъ и прочихъ людей. Законъ предписывалъ рѣзать языки, истязать всячески за разбой -- но мѣры такого рода не помогали. Государство было почти безсильно, когда разразился Стенькинъ бунтъ живописныя Жегулевскія горы полны славой имени этого разбойника. Здѣсь нисколько бугровъ и изрядное количество пещеръ носить названіе Стенькиныхъ. По народному преданію, которое варьируется на все лады. Стенька живъ и сидитъ въ своихъ любимыхъ горахъ -- гдѣ его каждую ночь за тяжкіе грѣхи мучитъ прилетная нечистая сила. И долго будетъ мучаться Сгенька, пока не исполнятся положеные года, пока не отроется богатый кладъ положенный имъ въ лѣсу, и не изрекутъ Стенькѣ вѣчную память. При Петрѣ и его наслѣдникахъ преслѣдованія за разбой продолжались, въ Жегули посылались сыщики, по лѣсамъ устраивались облавы; позже завели особыя лодки для охраненія мѣстныхъ жителей отъ разбоевъ; на лодки сажалась команда, ставились пушки. Черезъ сто лѣтъ послѣ Разина, народныя массы опять всколыхнулъ страшный Пугачевскій бунтъ. Жегули приняли въ себя разсѣянныя шайки пугачевцевъ, точно такъ же какъ столѣтіе назадъ пріютили бѣжавшихъ изъ подъ Симбирска разинцевъ съ Ѳедькой Шелудякомъ. Жегулевскіе разбои прекратились только въ сороковыхъ годахъ нынѣшняго столѣтія, съ учрежденіемъ пароходства по Волгѣ. Шалить, по мѣстному выраженію, перестали. И такъ, Жегулевскія горы, очень незначительныя въ географіи, играли видную роль въ исторіи русской жизни; онѣ, благодаря своимъ мѣстнымъ условіямъ, своему положенію, затянули, если можно такъ выразиться, смутное время на два лишнихъ столѣтія, надѣлали хлопотъ правительству. Онѣ же помогали осуществленію своеобразныхъ народныхъ идеаловъ: старца-труженика и удальца-разбойпика. Кромѣ разбойниковъ и старцевъ, на-роду памятны еще жегулевскіе клады. Горы хранятъ ихъ въ себѣ въ несмѣтномъ количествѣ. "Чего только на свѣтѣ нѣтъ -- того и въ Жегуляхъ нѣтъ", говорятъ мѣстные крестьяне и продолжаютъ довольствоваться воздѣлываньемъ клочка земли, пилкой дровъ и ломкой бѣлаго камня, отъ котораго Жегули получили названіе Бѣлыхъ горъ. Но не всѣ довольствуются обыденными доходами, есть любители кладовъ -- кладоискатели. По ихъ рукамъ ходятъ кладныя записи, съ подробностями о томъ, гдѣ что положено и какъ взять. "Приступаю я рабъ Божій къ поклажѣ сей. читаетъ гдѣ нибудь въ лѣсной трущобѣ, съ заступомъ въ рукахъ, безстрашный кладоискатель, окружаю въ ширину и глубину Божьимъ словомъ, пошли мнѣ, Господи, помощника Архангела Уріила отогнать демонскую силу..." Страшное дѣло рыть кладъ: онъ зарывался душегубцами при разныхъ заклятіяхъ. Однако искатели находятся -- не такъ давно славился въ Жегуляхъ Блохинъ.
   Ѣдущему изъ Симбирска въ Самару -- пріятно увидать рѣзкую перемѣну праваго берега, въ какой нибудь сотнѣ верстъ отъ послѣдняго города. Невысокіе холмы, покрытые лѣсками, вдругъ поднимаются выше и выше, громоздятся другъ на друга, рѣка съуживается и надъ бѣгущимъ пароходомъ висятъ крутые склоны лѣсистыхъ горъ. Проѣзжему бросаются мѣстами въ глаза и голый камень гдѣ-то высоко надъ головой -- и широкая пещерообразная разсѣлина, и темное заросшее лѣсомъ ущелье. За круглыми зелеными возвышенностями идутъ, расходясь не далеко вглубь и давая мѣсто долинамъ, опять такія же лѣсистыя возвышенности. Раза два три мелькнетъ людское жилье, а дальше опять узкая полоса песчанаго берега и крутые зеленые склоны. "Вотъ они Жегули-то, мимо идемъ" замѣтитъ вамъ кто нибудь изъ пассажировъ 3-го класса, если вы позаботитесь рано утромъ выйти на палубу. Поразговоритесь съ нимъ -- и вы навѣрное услышите немало страшныхъ разсказовъ про эти зеленыя горы. До сихъ поръ ни пароходы, ни горсть заброшенныхъ сюда людей,-- не могутъ оживить здѣшней пустынной дикой мѣстности. Жегули однообразно тянутся на протяженіи чуть не сотни верстъ. Это известковая огромная плотина, заставившая Волгу повернуть вправо и описать Самарскую луку въ 200 верстъ. Это огромный крюкъ. Горный рельефъ Жегулей, какъ я уже сказалъ, имѣетъ закругленныя волнообразныя формы: отвѣсовъ почти нѣть, того что мы разумѣемъ подъ словомъ скала -- тоже; все шишки, шиганы, бугры, курганы и лбищи. Камень рыхлъ и легко поддается времени. Нѣтъ ни одной вершины въ 809 футовъ. На западѣ, около Усинскаго устья, можно указать на Молодецкій курганъ (109 саж), названный такъ потому, что молодежь села старыхъ Жегулей сходилась сюда въ праздники веселиться,-- а на востокѣ высшая точка всего хребта -- Сѣрная гора (110 с.), около которой въ прошломъ столѣтіи добывали сѣру. Между этими крайними пунктами тянутся расходясь въ глубь материка невысокими холмами -- настоящіе Жегули, въ отличіе отъ Усоевскихъ горъ, лежащихъ по другую сторону рѣчки Усы. Когда волжская вольница хотѣла неожиданно напасть на торговое судно, она выбирала кратчайшей путь -- рѣчку, Усу и съ южной части луки отъ Переволоки, гдѣ перетаскивала лодки, въ нѣсколько часовъ попадала -- къ Молодецкому кургану, на сѣверную сторону. Страшное: "Сарынь на кичку!" пускалось успѣшно въ ходъ. Въ двухъ верстахъ отъ устья Усы, въ глубинѣ долины лежитъ село Жегулиха, -- прежде оно стояло у самой воды, но живописные разливы часто забирающіеся въ Жегулевскія ущелья (бараки) -- вынудили жителей переселиться выше, въ безводную мѣстность. Промыслы здѣшнихъ крестьянъ: земледѣліе, ломка и пережиганіе извести. Кромѣ послѣдней въ горахъ есть сѣра, гагатъ и колчеданъ, нерѣдко вводящій мѣстныхъ жителей въ заблужденіе, благодаря своему золотому блеску. Около Морквашь, лежащихъ восточнѣе между Лысой горой и Могутовскимъ кряжемъ -- очень большія каменоломни. Много рабочихъ рукъ занимается также пилкой дровъ на пароходы. Лѣсъ въ Жегуляхъ преимущественно дровяной: дубъ, осина, осокорь, вязъ и изрѣдка по гребнямъ горъ -- сосна. Моркваши -- самое живописное селенье въ Жегулевскихъ горахъ.-- Здѣсь, на вершинѣ крутой Лысой горы (80 с.), сохранился единственный историческій памятникъ прошлаго -- какая-то надпись 1720 года; надпись Петра стерлась.
   Несмотря на свое однообразіе, на эти курганы, перерѣзанные неширокими бараками, куда въ разливы далеко забирается Волга, на отсутствіе страшныхъ по неприступности скалъ -- Жегули все таки самое красивое мѣсто на Волгѣ -- и въ историческомъ отношеніи, какъ видите, одно изъ замѣчательныхъ. Безлюдье придаетъ ихъ ландшафту своеобразную дикую окраску. Когда будете на Волгѣ, читатель, стоитъ взглянуть на Жегули, дать на нихъ отдохнуть глазамъ. Бояться ихъ теперь нечего: про разбои нѣтъ и помину; старцы-труженики кто говоритъ перевелись совсѣмъ, кто -- обратились въ шатуновъ, т. е. такихъ людей которымъ нѣтъ особой охоты встрѣчаться съ людьми незнакомыми; медвѣди еще попадаются,-- но далеко, въ восточномъ углу, за Бахиловкой, гдѣ ихъ пожалуй скоро переколотитъ Мордва. Кстати о національностяхъ, Жегули и ихъ окрестности населены сброднымъ народомъ, всѣ здѣшнія мѣста заняли переселенцы изъ разныхъ губерній и инородцы. Такъ, въ Бахиловкѣ Мордва. Въ Старомъ Отварномъ, по другую сторону Могутовскаго кряжа, версты 2 отъ Морквашъ поселились хохлы. Заселеніе Самарской луки началось въ XVI столѣтіи съ Надѣинскаго Усолья (теперешнее имѣнье Орловыхъ Давыдовыхъ). Въ него, къ солянымъ ключамъ, прибыли промышленники съ Камы, поставили здѣсь первую крѣпостцу и основали немудреный заводъ. Около Усолья же данъ былъ первый счастливый отпоръ кочевникамъ; здѣсь сложилось даже объ этомъ цѣлое преданіе:
   
   "По старымъ разсказамъ, въ Усольи жила
   Одна богатырка въ то время --
   Она отъ Усолья на степь угнала
   Ногайское хищное племя".
   
   Скажу я словами стихотворенія, тема котораго не такъ давно была взята изъ преданія объ Усолкѣ.
   Если вы останетесь недовольны скромными красотами Жегулевскихъ горъ -- переѣзжайте на другой берегъ Волги и посмотрите Соколовы горы: тамъ больше живописныхъ мѣстъ, говорятъ мѣстные художники, -- нѣтъ жегулевскаго однообразія и больше пещеръ. Вѣдь, какъ хотите, въ горахъ это главное.

"Нива", No 45, 1874

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru