"... Высылаетъ дочку, высылаетъ... но вѣдь нельзя же ей, въ-самомъ-дѣлѣ, вовсе запретить входъ къ намъ въ гостиную... нельзя же всегда высылать вонъ!.. а мѣшаетъ-таки моя будущая дочка! нечего сказать, благодарить не за что.-- Но полно, будетъ ли она еще мнѣ дочерью-то?.. а что, авось, можетъ-быть... времени впереди много... да и къ чему торопиться?.. еще не такъ давно мы познакомились -- всего года полтора... не все же вдругъ!.. А видно, что я очень пришелся ей по нраву; хм! чѣмъ же я еще плохъ въ-самомъ-дѣлѣ? Вѣдь не за мѣсто же мое и въ правду полюбила моя Катерина Васильевна!.. Оно, конечно, и положеніе мое въ обществѣ, и разныя другія преимущества... такъ-что партія со мной -- я вамъ скажу, не послѣдняя!!!..." Такъ разсуждалъ, стоя у зеркала, Алексѣй Ивановичъ Поживаевъ, только обрившій свою черную съ просѣдью бороду.
Алексѣй Ивановичъ былъ, а можетъ-быть, еще и есть, мужчина малаго роста, съ замѣчательно короткими ногами; небольшая лысина виднѣлась на лбу его; безъ особеннаго выраженія простое лицо Алексѣя Ивановича, при довольно правильномъ окладѣ, сохранило еще нѣсколько румянца, не смотря на то, что ему было за пятьдесятъ лѣтъ отъ роду. Аккуратная жизнь сначала, самодовольствіе въ-послѣдствіи, неизбалованная молодость -- ибо онъ родился отъ бѣднаго священника -- безстрастіе ко всему, счастливая карьера и обезпеченность состоянія, добытаго имъ и понемножку и помногу, не допустили сжаться въ большія морщины его гладкій съ закатомъ лобъ. Сколько позволяла отдаленность мѣста жительства Алексѣя Ивановича отъ столицы, онъ подражалъ модѣ; только чистые, густо накрахмаленные, стоячіе воротнички никогда не оставлялъ Алексѣй Ивановичъ. "Я такъ къ нимъ привыкъ" говорилъ онъ всегда, поправляя жосткіе большіе воротнички: "что ныньче, повѣрите ли, ужь ни за что не могу быть безъ нихъ."
Припомадя волосы, загладя сколько можно лысину и вглянувъ на часы, продолжалъ разсуждать онъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ тщательно одѣвался къ выѣзду.
"Однако, пора къ ней" говорилъ вполголоса Алексѣй Ивановичъ: "но опять будетъ надоѣдатьтамъ ея дочка... а ныньче можно быть рѣшительнѣе! пора бы". Потомъ вдругъ онъ ударилъ себя по лбу и сказалъ довольно громко: ахъ я дуракъ, дуракъ; что я смотрю на Ѳедю! изъ ума вонъ! вотъ впрямь дуракъ-то!.. давно бы мнѣ пустить его въ дѣло... онъ же только пріѣхалъ изъ полку на четырехъ-мѣсячный отпускъ, въ мундирѣ; радъ радехонекъ будетъ повертѣться около дочери: Наташѣ 17 лѣтъ, дѣвушка бой, да и неглупая, я скажу; займется молодежь, залепечутся и запоются; а мы въ это время кой-чѣмъ можемъ заняться попріятнѣе... и потолкуемъ безпрепятственно... "Эй, пошлите Ѳедю!" вскричалъ Алексѣй Ивановичъ, заключивъ этимъ свое размышленіе.
-- Что вамъ угодно, батюшка? проговорилъ съ живостью вошедшій молодой кавалерійскій офицеръ, похожій наружностью на Алексѣя Ивановича, только съ большимъ оживленіемъ въ лицѣ.
-- А вотъ что: я тебѣ дѣлаю, Федя, удовольствіе, беру съ собой къ Катеринѣ Васильевнѣ, сказалъ съ одолжающимъ видомъ отецъ.-- Тамъ, я тебѣ скажу... знаешь?... Ну, да что тебѣ говорить, вѣдь не учить начать!.. вѣрно пріятнѣйше проведешь время.
-- Съ удовольствіемъ, батюшка! Наташа премиленькая! лавноль познакомился, а какъ онѣ меня ласкаютъ; особенно Катерина Васильевна; ну, точно родная мать -- Хм!.. Алексѣй Ивановичъ растянулъ довольную улыбку:-- знаемъ, знаемъ, думалъ онъ про себя.
-- Да, Ѳедя, Катерина Васильевна препочтеннѣйшая и преумная, я тебѣ скажу, дама; ты, Ѳедя. почитай и уважай ее, проговорилъ нѣсколько спустя громко и важно Алексѣй Ивановичъ.
-- Ну, кто тебѣ лучше всѣхъ здѣсь нравится, Ѳедя? началъ дорогою разговоръ Алексѣй Ивановичъ.
-- Должно подумать, чтобъ отвѣчать вамъ, батюшка, справедливо... Всѣ меня любятъ здѣсь, очень обласкали и мужчины и женщины; не знаю, къ кому хорошенько пріютиться.
-- А все, я тебѣ скажу, кто-нибудь да приглянулся же болѣе прочихъдругцхъ? 4?
-- Нѣтъ, батюшка, семейство прокурора кажется для меня получше во-ьхъ... Ну правду сказать, и дочь его Варенька покрасивѣе здѣсь прочихъ собою, да и выдержана лучше. Откуда, батюшка, здѣшній прокуроръ?
-- Онъ московскій, московскій, братецъ: сюда прямо изъ столицы, я тебѣ скажу, пріѣхалъ. Поживешь здѣсь,-- потомъ, года черезъ два или черезъ три, мы тебя, пожалуй, женимъ на Варинькѣ... Пожалуй, я тебѣ скажу, все можно сдѣлать, я сдѣлаю!..
-- Что за женитьба! должно послужить прежде, батюшка; я еще такъ молодъ... проживу здѣсь отпускное время, повеселюсь, да и снова на службу царскую.
-- Привыкнешь, другъ мой; а мѣстото, мѣсто, я тебѣ скажу, найдемъ;-- ужь забота наша.
-- Извольте, и если вамъ, батюшка, непремѣнно будетъ угодно перенесть меня сюда, я отдаюсь на вашу волю; только-бы все въ военной, по-моему, лучше, отвѣчалъ Ѳедоръ отцу.
-----
Ловко откланялся молодой Поживаевъ Катеринѣ Васильевнѣ и ея дочери; сѣменя короткими ногами вошелъ нѣсколько молодящійся Алексѣй Ивановичъ.
-- Здоровы ли вы, Катерина Васильевна? сказалъ онъ, кланяясь хозяйкѣ и обратился нѣсколько къ зеркалу поправить воротничекъ: "кто къ кому, а мы скорѣе къ вамъ. Въ? здоровы ли?" сказалъ онъ мелькомъ Наташѣ, но не ждалъ отъ нея отвѣта.
-- Такъ и должно, Алексѣй Ивановичъ, я такъ всегда рада вамъ, и милому вашему сыну; вы не разсердитесь, Ѳедоръ Алексѣевичъ, что я, старуха, такъ называю васъ, сказала Катерина Васильевна, обратясь послѣ отца къ сыну.
Молодой человѣкъ отвѣчалъ, что, напротивъ, ему очень-пріятно, и что въ ихъ домѣ онъ всегда проводитъ время съ удовольствіемъ. Онъ не солгалъ: это можно было видѣть изъ его позы за стуломъ Наташи, когда та играла ему что-то на фортепьяно, а Алексѣй Ивановичъ въ другой комнатѣ ближе подсѣлъ къ Катеринѣ Васильевнѣ, отпуская ей нѣжные комплименты, попортившіеся нѣсколько отъ старости.-- Пусть ихъ полюбезничаютъ.
-----
Катерина Васильевна Черновская, миніатюрная дама, имѣла смолоду красивую наружность, которую въ это время возстановляла по возможности румянами и слегка бѣлилами; по-видимому, ей казалось за 35 лѣтъ; она жила давно вдовою, послѣ мужа подполковника Черновскаго, отъ котораго наслѣдовала большія деньги. Наташа осталась единственнымъ залогомъ любви ея къ супругу. Какъ Катерина Васильевна, такъ и дочь ея не имѣли случая отъѣзжать дальше губернскаго города; онѣ вели жизнь довольно тихую, очень правильную.
Множество жениховъ являлось съ самой смерти Черновскаго къ хорошенькой и богатой вдовушкѣ, предлагая ей руку и сердце; тогда Наташа была еще очень молода. Но или эти руки и сердца лично не нравились Катеринѣ Васильевнѣ, или замѣчала она, что большая часть ихъ склонялась не столько передъ ней, сколько передъ ея богатствомъ; или не хотѣлось ей слишкомъ понизиться чиномъ; только опытная вдовушка крѣпилась при всемъ желаніи выйдти замужъ. Упорство ея продолжалось до времени нашего съ ней знакомства. На этотъ разъ, важный въ губерніи почитатель ея достоинствъ, Алексѣй Ивановичъ, одинъ согласовался съ идеаломъ втораго мужа для богатой вдовы: она находила, что съ нимъ она не только не теряетъ, но и выигрываетъ.
Наташа, очень миленькая собою, и, какъ говорится, очень не глупая дѣвушка, недавно вышла изъ пансіона, такъ-что она еще не успѣла стереть въ губернскомъ свѣтѣ сроднившейся съ нею нравственной печати и манеры пансіонерокъ; она еще радовалась своей волѣ. До Наташи не коснулось обдуманное кокетство и опытное искусство завлекать и водить за носъ обожателей; она держалась въ танцахъ какъ-будто на глазахъ бывшаго пансіоннаго учителя, не нуждалась прибѣгать ко лжи, когда ее спрашивали, кто ей больше нравится? имѣла доброе, воспріимчивое сердце; вообще же характеръ ея, при хорошихъ наклонностяхъ, зависѣлъ отъ будущихъ формъ, которыя должны были изготовляться близкими ей людьми.-- Вѣжливые женихи разныхъ чиновъ и достоинствъ встрѣтили также только-что выпорхнувшую изъ пансіона Наташу. Разумѣется, желая вѣрнѣе успѣть, болѣе обращались съ предложеніями къ матери; но Катерина Васильевна, какъ намъ извѣстно, сама была не прочь отъ замужства, и потому она рѣшительно отпугивала вившихся около Наташи нѣжныхъ пчелокъ, такъ хорошо чуявшихъ въ этомъ предметѣ, сверхъ достоинства, сущность своихъ желаній -- деньги, которыя надѣялись извлечь со временемъ изъ большаго приданаго невѣсты.
Катерина Васильевна, разрывая комерческіе замыслы страстныхъ къ золоту сердецъ, гордилась, однако, ихъ многочисленностію; и, довольная многолюдствомъ, разсказывала своимъ знакомымъ, что домъ ея очень счастливъ на жениховъ, которымъ, между-прочимъ, вела двойной реестръ, переводя временемъ нѣкоторыхъ обожателей дочери въ списокъ своихъ поклонниковъ.
-- Помилуйте! Наташа слишкомъ еще молода, говорила всегда Катерина Васильевна, когда разсказывали ей о страстной, невыносимой, ужасной любви къ Натальѣ Дмитріевнѣ, о вѣчной готовности быть покорнѣйшимъ сыномъ къ матери обожаемой дѣвушки. Нѣкоторые угрожали, на случай отказа, собственной насильственной смертію; Катерина Васильевна пугалась, но была жестокосерда и непреклонна въ отказахъ къ женихамъ, изъ которыхъ, однако, умирающихъ отъ любви къ Наташѣ, какъ тогда, такъ и понынѣ, не оказывалось.
Сверхъ-того, на бѣду обожателей дочери, занятая собою героиня наша, вдовушка, потеряла бы много изъ своихъ прелестей въ мнѣніи свѣта, еслибъ имѣла замужнюю дочь, и, чего Боже сохрани, попала тогда въ бабушки въ самое короткое время. Вотъ почему Катерина Васильевна хотѣла прежде пристроить себя.
Описывая Катерину Васильевну съ дочерью, мы надолго оставляли бесѣдующихъ съ ними гостей; послушаемъ, что толкуетъ Алексѣй Ивановичъ, что говоритъ его сынъ.
Театры, собранья, погода и книги, гулянья, катанья, и лесть и правда, будущее и прошедшее, все поднималось на ноги въ разговорахъ Наташи съ Ѳедоромъ, -- разговоръ переходилъ съ удивительной живостью. Здѣсь не было глубокихъ цѣлей; и не смотря на такой перепутанный винегретъ, ни Ѳедоръ, ни Наташа не чувствовали скуки: они оставались очень довольны веселостью и занимательностью взаимныхъ сужденій.
Не то работалъ языкъ старика Поживаева. Подъ начальствомъ ума, привыкшаго терпѣливо добиваться до цѣли по должности, Алексѣй Ивановичъ велъ аттаку робко, дальними траншеями, но неизмѣнно; онъ покрывался на всякій случай пословицею: "тише ѣдешь дальше будешь"; онъ боялся подвесть подъ обиду свою натянутую гордость, которая съ постепеннымъ повышеніемъ должностей росла въ десятеро болѣе противъ постепенности... И при всемъ этомъ, хоть и старался онъ иногда обманывать себя самонадѣянностью и удачами, какъ мы видѣли при первомъ одинокомъ его мечтаніи; однакожь все-таки не былъ рѣшителенъ, и уже около года грѣлся своею страстью, остановившеюся на градусѣ парнаго молока-страстью только обманчиво-увеличенною деньгами покойнаго Ращетова. О! еслибъ ревность существовала въ могилахъ, кости Черновскаго, я думаю, сильно тревожились бы за сбереженныя, но оставленныя имъ въ здѣшнемъ мірѣ денежки, изъ-за которыхъ сердечные глаза Катерины Васильевны разбѣгались по множеству жениховъ и разжигали чувство любви ея болѣе и болѣе.
Алексѣй Ивановичъ былъ боязливъ и очень остороженъ, чтобы совершенно открыться въ любви; но привычка къ женатой жизни еще страшно безпокоила недавно овдовѣвшаго Алексѣя Ивановича.
-- Знаете ли, Катерина Васильевна, что я вамъ скажу, отъ-чего я еще болѣе радуюсь пріѣзду моего Ѳеди? сказалъ улыбнувшись Алексѣй Ивановичъ.
-- Отъ-чего, Алексѣй Ивановичъ? скажите?
-- А вотъ отъ-чего, Катерина Васильевна; я думаю, что ныньче... я лучше всего проведу время у васъ, проговорилъ Поживаевъ, смотря на нее пристально.
-- Ваше ожиданіе віеня очень радуетъ, Алексѣй Ивановичъ; но развѣ вы скучали у меня прежде?.. покорно благодарю васъ за комплиментъ! Съ молоденькими, я увѣрена, вы не соскучились бы...
Катерина Васильевна всегда бывала до-нельзя довольна, когда ее увѣряли въ молодости, и потому на словахъ любила пристарушиваться, чтобы возбудить подобныя увѣренія; за то и часто она, бѣдная, оставалась при присвоенномъ себѣ не любимомъ въ душѣ имени старухи, что происходило или по недогадливости кавалера, или потому-что, кавалеръ метилъ на Наташу. Но не таковъ былъ Алексѣй Ивановичъ, женатый въ приказномъ званіи на 18 году отъ роду по строгой волѣ его отца, сельскаго прихода священника -- онъ, какъ вѣрный часовой, никогда не пропускалъ подобныхъ выходокъ Катерины Васильевны безъ особеннаго вниманія.
-- Ужь вы вѣчно, я вамъ скажу, Катерина Васильевна, при своей миловидности и красотѣ, стараетесь назвать себя пожилою; да еще на меня навязываете свою шутку, будто и я въ ней участвую, отвѣчалъ Алексѣй Ивановичъ, дѣлая нѣсколько обиженный видъ. Послѣ подобныхъ нѣжностей онъ обыкновенно нюхалъ табакъ и подчивалъ Катерину Васильевну.
-- Какъ неправда! это правда, Алексѣй Ивановичъ.
-- Полноте, Катерина Васильевна; вы сами знаете, я вамъ скажу, что лучше васъ для меня и въ свѣтѣ нѣтъ: только эта ручка не хочетъ быть моею, а въ ней все мое благополучіе...
На этотъ разъ, Алексѣй Ивановичъ былъ смѣлѣе, нежели при другихъ посѣщеніяхъ, и пошелъ бы, конечно, далѣе, еслибъ его не прервала необдуманно Катерина Васильевна.
-- Ну, скажите же подробнѣе, чѣмъ еще болѣе радуетъ васъ пріѣздъ Ѳедора Алексѣевича? спросила она.
-- Отъ-чего, я вамъ скажу, я болѣе радъ? хм.-- Будьте увѣрены, Катерина Васильевна, что я любилъ бы и хотя люблю вашу дочь какъ свою, но... но при ней все, знаете, какъ-то неловко говорить то, что я хотѣлъ бы сказать... то есть, то, что я чувствую...
Въ это время Алексѣй Ивановичъ подумалъ про себя: хороша! а будто ты не знаешь, будто ты не сама одинъ разъ дочку-то высылала. Презапутаннѣйшее дѣло эти женщины!!!
-- Но развѣ вы хотите отъ меня чего-нибудь предосудительнаго? и какая же связь между Ѳедоромъ Алексѣевичемъ и вашими чувствами, Алексѣй Ивановичъ?
-- Ѳ, Боже меня избави, предосудительнаго, предосудительнаго! что вы это, я вамъ скажу; но вотъ видите ли, эта молодежь другъ друга занимаетъ и намъ не мѣшаетъ...
-- Ужь вы, ахъ, Господи! не нарочно ли приказали Ѳедору Алексѣевичу отводить отсюда Наташу? ну, сохрани Богъ какія сплетни... онъ кому-нибудь по молодости скажетъ, что мы влюблены... и Богъ знаетъ что еще... Что насказали вы ему! зачѣмъ это? ахъ, Алексѣй Ивановичъ!
Такъ проговорилась испуганная Катерина Васильевна, которой вообразилось, что хотя между ими ничего не сдѣлано, однакожь про взаимную любовь ихъ уже знаетъ цѣлый городъ; этотъ городъ припишетъ ей по обыкновенію все, даже невозможное, тогда, какъ всѣ предположенія ея на замужство могутъ кончиться еще и пустяками.
Напротивъ того, не смотря на упрекъ, Алексѣй Ивановичъ этимъ обстоятельствомъ остался совершенно доволенъ.
Въ это время вошли Ѳедоръ и Наташа и завязался общій разговоръ.
Подробныя объясненія бывали и въ другія посѣщенія; успѣхи любви Катерины Васильевны и Алексѣя Ивановича походили на ровную, безконечную канитель.-- Виновною причиною въ томъ оказывался Алексѣй Ивановичъ; онъ былъ неподвиженъ, вѣроятно по 40-лѣтней привычкѣ къ медленностію особенно въ дѣлахъ ваясныхъ, гдѣ бывали въ дѣйствіи большіе капиталы.
Богъ его знаетъ, что за нерѣшительный человѣкъ онъ; кажется, въ этомъ случаѣ его же выгода! Но вотъ что я предугадываю: Алексѣй Ивановичъ, при всей простотѣ своей, въ настоящемъ положеніи чрезвычайно любилъ и цѣнилъ себя. "Пропущенное выгодное дѣло замѣняется другимъ", вѣроятно, думалъ онъ: "а промахнуи шись одинъ разъ -- не воротишь". Къ тому же, онъ предвидѣлъ, что значеніе его скоро должно еще болѣе возвыситься, что онъ сдѣлается еще "виднѣе" въ своемъ обществѣ: невольно, можетъ-быть, онъ, соображаясь съ этой видимой улыбкой Фортуны, искалъ и высматривалъ новую, лучшую невѣсту; "ужь какъ жениться" думалъ онъ: "такъ ужь взять за женою побольше. Но что жь, впрочемъ, и тогда хороша Катерина Васильевна. Такъ росли и ея достоинства въ его глазахъ вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ росло его собственное величіе: такова любовь въ его лѣта...
Алексѣю Ивановичу очень понравилось брать съ собою сына къ Катеринѣ Васильевнѣ, потому болѣе, что онъ всегда отвлекалъ дочь въ другую, сосѣднюю комнату. Вскорѣ и молодому Ѳедору открылись многія достоинства въ Наташѣ, прежде незамѣченныя: съ нею онъ уже съ большимъ удовольствіемъ противъ прежняго проводилъ время, такъ-что часто безъ отца сталъ ходить къ Черновскимъ. Алексѣй Ивановичъ поощрялъ сына въ почтительности къ Катеринѣ Васильевнѣ и повѣрялъ иногда его сердце; но Ѳедоръ стадъ уже обманывать понемножку отца, и отводилъ его вниманіе увѣреніями, что по-прежнему предпочитаетъ всѣмъ дочь прокурора. Между тѣмъ, онъ, только въ большіе праздники, и то для поддержанія зна комства, появлялся въ домѣ прокурора.
Бывая съ отцомъ часто у Ч.ерновскихъ, Ѳедоръ замѣчалъ особенную привязанность отца къ Катеринѣ Васильевнѣ и ея взаимность; но не могъ предполагать общаго ихъ желанія увѣнчать эту любовь бракомъ, и потому беззаботно продолжалъ ухаживать за Наташею, и вмѣстѣ съ нею посмѣиваясь надъ любовью стариковъ, намекалъ на свою любовь, они начинали передавать другъ другу шутками то, что чувствовали нешутя.
-- Скажите правду о чемъ я васъ спрошу, такъ отдамъ, говорилъ однажды Ѳедоръ Наташѣ, поднявъ кольцо ея, которое она уронила.
-- Ну, скажу, отдайте! отвѣчала Наташа, желая вырвать у него кольцо силою.
-- Не скажете! солжете.
-- Право, скажу.
-- Что, если я буду свататься за васъ, пойдете за меня?.. или приставите для дружбы носъ? говорилъ смѣясь Ѳедоръ, приложивъ къ своему носу руку съ растянутыми пальцами.
-- Носъ, да еще не этакой. Отдайте же, говорятъ вамъ, отвѣчала смѣясь Наташа.
-- Скажите правду?
-- А вы думаете лгу!-- носъ, носъ; перестаньте шалить, отдайте, говорю.
-- Не вѣрю, и не отдамъ кольца, покамѣстъ не доберусь до истины.
-- Ну, какъ же увѣрять васъ безтолковаго?
-- Побожитесь.
-- Не хочу; грѣхъ божиться въ шуткахъ.
-- Я ей-Богу не шучу; скажите? говорилъ серьёзнѣе Ѳедоръ.
-- Ну, полноте вы... отдайте! отвѣчала нѣсколько содрогнувшаяся въ душѣ Наташа, когда замѣтила перемѣну въ лицѣ Ѳедора и упрашивающій взоръ его.
-- Я, клянусь вамъ, не щучу, да и могу ли я шутить любовью вашей, лучшимъ благомъ моей жизни и сердца, говорилъ Ѳедоръ, держа трепещущую руку Наташи -- скажите?
-- Ахъ, Боже мой! какіе вы настойчивые; ну, развѣ вы не знаете, что я не отъ себя завишу, у меня есть маменька.
-- До вашей маменьки дойдетъ дѣло послѣ; скажите прежде ваши мысли, откройте прежде ваше сердце? говорилъ Ѳедоръ съ возрастающимъ чувствомъ и умоляющимъ видомъ.
-- Ну, вотъ, вы стали говорить серьёзно; какъ я могу располагать своимъ замужствомъ безъ маменьки: да мнѣ и въ голову не приходило никогда объ этомъ; какъ же я буду только говорить, отвѣчала почти сквозь слезы Наташа.
-- О, извольте, оставимъ темное не думанное вами замужство въ сторонѣ; извольте, покамѣстъ не въ немъ дѣло...
-- Да въ чемъ же? подхватила Наташа, улыбнувшись, скрывая волненіе; она поняла уже, къ чему шелъ разговоръ.
-- Любите ли вы меня? нравлюсь ли я вамъ хоть въ сотую долю противъ того, сколько нравитесь мнѣ вы?
-- За что васъ не любить? отвѣчала Наташа, стараясь слова свои обратить въ шутку; но на другой привязчивый вопросъ вашъ не могу отвѣчать, потому-что не знаю, какъ я вамъ нравлюсь.
-- Вы не знаете? будто вы не видите! и за то, что я люблю васъ больше всего въ мірѣ, больше самого себя, вы награждаете меня общимъ расположеніемъ, какимъ пользуются отъ васъ и Ѳедоръ, и Петровъ, и Скальдинъ, и прочіе ваши знакомые.
-- Вы все лжете, безсовѣстный! вы тоже хорошо видите, что я не равняю васъ, что васъ люблю не меньше вашего, сказала съ чувствомъ Наташа.
Ѳедоръ съ жаромъ поцаловалъ ея руку, такъ-что почтенные родители, сидѣвшіе въ другой комнатѣ, могли бы услышать звукъ поцалуя, если бы пламенная бесѣда ихъ не нарушалась иногда тоже проявлявшимися восторгами.
-- Что вы, съ ума сошли! проговорила скоро, улыбнувшись сквозь слезы, Наташа, и показывая пальчикомъ на двери въ комнату, гдѣ сидѣли Алексѣй Ивановичъ съ Катериною Васильевною.
-- Какое мнѣ дѣло до нихъ, когда вы меня любите, громко проговорилъ Ѳедоръ.
-- Тише, ради Бога, тише; что вы со мной дѣлаете; маменька на меня разсердится, если услышитъ нашъ разговоръ, и Богъ-знаетъ что мнѣ за васъ будетъ.
-- Повторите, что вы меня любите.
-- Не скажу, отвѣчала смѣясь Наташа?
-- А я буду во всеуслышаніе говорить, сказалъ громко Ѳедоръ.
-- Вы очень меня любите? спросилъ снова громче обыкновеннаго Ѳедоръ.
-- Очень? больше нежели вы любите меня, безсовѣстный.
Наташа чувствовала, что лицо ея горитъ, что глаза измѣнили обыкновенное спокойное положеніе свое; она пошла въ другія комнаты, указавъ Ѳедору рукою на гостиную.
Оставшись въ комнатѣ одинъ, молодой счастливецъ исполнилъ бы тотчасъ повелѣніе своей милой, если бы на пути въ гостиную не удержало его зеркало, отразившее встревоженное лицо влюбленнаго, только-что кончившаго удачно объясненіе. Ѳедоръ принялъ охладительныя мѣры: немного походилъ, посидѣлъ; подумалъ въ-тихомолку о прелестяхъ и красотѣ своей Наташи, помечталъ о будущемъ, и пустился къ отцу съ сдѣланною передъ зеркаломъ незамѣтною физіономіею. Онъ перервалъ, какъ должно думать, сладкій разговоръ Катерины Васильевны: ибо и ихъ лица тоже нѣсколько поразгорѣлись, такъ, что отъ лысины Алексѣя Ивановича исходилъ свѣтъ сильнѣе обыкновеннаго. Сверхъ того, въ подтвержденіе нашихъ догадокъ, отецъ взглянулъ на сына съ какимъ-то презрительнымъ упрекомъ, казалось, выражавшимъ: "плохъ ты, братецъ, я тебѣ скажу!"
Время шло. Какъ ни медленъ былъ Алексѣй Ивановичъ, однако и онъ подвелъ любовь свою къ самымъ воротамъ крѣпости, которыя были только для славы притворены; отраже нія не предвидѣлось; уже бѣлые платки согласія къ добровольной сдачѣ виднѣлись во многихъ мѣстахъ изъ ласковыхъ обѣщаній, изъ мечтательныхъ плановъ будущности, выражаемыхъ словами Катерины Васильевны съ особенной пріятностью. Оставалось только сказать рѣшительно, и назначить день свадьбы; даже приданое было извѣстно старому, окончательно необъяснившемуся жениху.
Регулярно пять разъ въ подѣлю навѣщалъ Алексѣй Ивановичъ Катерину Васильевну; болѣе половины времени этихъ посѣщеній, говорилъ онъ съ нею о стороннихъ предметахъ, вѣроятно, наслаждаясь однимъ счастіемъ свиданія.
Ѳедоръ съ Наташею успѣли гораздо болѣе: они сдѣлали съ своей стороны все возможное въ платонической любви, говорили уже другъ другу "ты", съ прибавленіемъ самыхъ нѣжныхъ прилагательныхъ; Ѳедоръ безпрепятственно и часто цаловалъ ручку Наташи, которая любовалась своимъ Ѳедоромъ; одна дверь раздѣляла двѣ пары счастливыхъ любовниковъ; дѣти были очень довольны безъотлучной бесѣдою родителей.
Катерина Васильевна и Алексѣй Ивановичъ радовались, что ихъ дѣти занимаются немѣшая имъ.
-- Какъ они любятъ другъ друга, точно братъ съ сестрой, говорила однажды Катерина Васильевна о Ѳедорѣ и Наташѣ.
-- Такъ и должно имъ, я вамъ скажу; Богъ дастъ, и звать будутъ такъ другъ друга, отвѣчалъ сладостно Алексѣй Ивановичъ.
-- А что, Алексѣй Ивановичъ, послушайте, о чемъ они говорятъ? сказала вдовушка, нѣсколько подозрѣвая и опасаясь.
-- И въ-самомъ-дѣлѣ, Катерина Васильевна, какой я думаю, они несутъ вздоръ.-- Подслушаемте?
-- Вчирась они что-то читали, когда я прошла возлѣ нихъ.
Ѳедоръ почти всегда держалъ на подобные случаи книгу, и когда кто проходилъ тою комнатою, гдѣ былъ онъ съ Наташею, онъ начиналъ читать, или разсуждать о читанномъ, и принималъ самый серьёзный видъ.
-- А вы тихонько, Алексѣй Ивановичъ! говорила шопотомъ Катерина, Васильевна, когда онъ всталъ, чтобъ идти подслушивать..
-- Пойдемъ-те вмѣстѣ! отвѣчалъ тоже шопотомъ Алексѣй Ивановичъ и взялъ за руку Катерину Васильевну.
Пальцы стараго Поживаева дрожали, обнимая руку вдовушки и пожимая ее; на его долю въ первый разъ досталось это счастіе, и то по такому только непредвидѣнному случаю дозволилась ему эта блаженная нецеремонность.
И вотъ, влюбленная чета родителей на цыпочкахъ, вывертывая и выставляя тихо впередъ ноги, грозя другъ другу въ знакъ молчанія пальцами, и дѣлая на этотъ же предметъ небольшія гримасы, чета отправилась подслушивать, что говорятъ ихъ дѣти... Вотъ Алексѣй Ивановичъ первый подвинулся къ двери... вотъ Катерина Васильевна выправила изъ-подъ чепчика уши, а изъ ушей вынула два большихъ клочка хлопчатой бумаги.-- Она оперлась на руку Алексѣя Ивановича; ея дыханіе касалось лысины Поживаева и раздувало на ней рѣдкіе и вялые остатки волосъ; между-тѣмъ онъ, приклонясь къ замкову отверстію двери, старался тутъ подслушивать біеніе сердца Катерины Васильевны. Алексѣй Ивановичъ расположился такимъ-образомъ, что одно ухо его было крѣпко приложено къ концамъ маленькой косыночки, соединеннымъ на груди Катерины Васильевны; а другое чувствовало мѣдный замокъ двери.
-- Что-то молчатъ, только въ книгѣ шивыряются, едва проговорилъ шопотомъ Алексѣй Ивановичъ.
-- Тс.. тише.. отвѣчала, грозя, Катерина Васильевна, положивъ вмѣстѣ съ этимъ руку на голову Алексѣя Ивановича.
-- По моему мнѣнію, кто любитъ другъ друга, началъ говорить за дверью Ѳедоръ, машинально ворочая листки книги, тому бояться нечего!
-- Они тоже говорятъ тамъ про любовь! прошепталъ улыбаясь Алексѣй Ивановичъ!
-- Какъ! про любовь? спросила нѣсколько громче Катерина Васильевна.
-- Тс. тс... про любовь, вѣдь про книжную; гдѣ имъ, я вамъ скажу, дѣтямъ, говорить иначе, отвѣчалъ шопотомъ на ухо Алексѣй Ивановичъ и принялъ опять прежнее положеніе.
-- Хорошо такъ судить мужчинѣ, сказала за дверью послѣ молчанія Наташа.
Алексѣй Ивановичъ шопотомъ повторилъ слова Наташи на ухо Катеринѣ Васильевнѣ;ему очень понравилось шептать ей на ухо, ибо онъ при этомъ случаѣ довольно крѣпко касался губами до вдовушки.
-- Стало-быть, ты мало любишь меня, милая Наташа? произнесъ съ жаромъ и громко Ѳедоръ.
Въ эту миниту, Алексѣй Ивановичъ и Катерина Васильевна точно окаменѣли; они оба ясно слышали слова Ѳедора.
-- И ты, Ѳедоръ, можешь такъ говорить про меня, и ты рѣшился еще повторить, что я не люблю тебя? отвѣчала съ упрекомъ такъ же громко Наташа.
Алексѣй Ивановичъ вспыхнулъ; онъ уже не пускался шопотомъ пересказывать на ухо Катеринѣ Васильевнѣ слова дѣтей, какъ было прежде; но въ первомъ порывѣ гнѣва, онъ хотѣлъ вцѣпиться въ волоса сына, и исполнилъ бы свое мудрое предпріятіе, если бы предупредительная Катерина Васильевна не утащила его на то мѣсто дивана, откуда такъ недавно съ удовольствіемъ крались они вмѣстѣ подслушивать -- Только многое множество самыхъ нѣжныхъ словъ Катерины Васильевны, неоднократное пожатіе руки Алексѣя Ивановича, умягчили сердце отцово и направили старика на путь возможнаго благоразумія.
-- Ни одинъ приказный, я вамъ скажу, не сдѣлаетъ того, что сотворилъ мой сынокъ-Ѳединька. Ахъ я дуракъ, дуракъ! онъ ударилъ себя по лбу.-- Мы свое возьмемъ!.. сказалъ онъ, стиснувъ зубы.
Но еслибъ вполнѣ покориться мѣрамъ, взятымъ Катериною Васильевною, оставалось бы подавать новые случаи продолжать объясненія Ѳедору и Наташѣ, а это было выше всѣхъ силъ старика; онъ даже не могъ говорить съ Катериной Васильевною; досада его снова разгоралась; онъ не зналъ, что дѣлать, ломалъ себѣ руки, ворочался на диванѣ.
Едва-едва могла удерживать его Катерина Васильевна; едва изъ-за умноженныхъ ласкъ и будущихъ обольстительныхъ надеждъ рѣшился онъ дать ей слово не бранить сына и даже не подавать ему вида о слышанномъ, а дѣйствовать другимъ образомъ, чтобъ отвлечь срамъ и сплетни по городу отъ любимаго имъ дома, для избѣжанія которыхъ Катерина Васильевна готова была рѣшиться на многое.
-- Такъ-то вы исполняете мою просьбу на первый разъ, сказала она съ нѣжнымъ упрекомъ.
-- О, будьте покойны-съ, отвѣчалъ онъ ей, откланиваясь.-- Что ты никогда не посидишь, братецъ, съ Катериною Васильевною; пора, я тебѣ скажу, и домой; поѣдемъ, сказалъ онъ сухо Ѳедору.
-- Что вы, батюшка, торопитесь?
-- Пора, пора.
-- Я одинъ къ вамъ пріѣду, прошепталъ Алексѣй Ивановичъ при прощаньѣ Катеринѣ Васильевнѣ.
-- Какъ хорошо ѣздить съ батюшкой, сказалъ тихо Ѳедоръ Наташѣ.
-- Пріѣзжай завтра, отвѣчала она ему также тихо.
Ѳедоръ сдѣлалъ головою знакъ согласія.-- Лекажу все, прибавилъ онъ тутъ же, и показалъ незамѣтно пальцемъ на Алексѣя Ивановича.
Наташа покачала головою въ знакъ отрицанія.
-- Весело ли ты проводишь здѣсь время, Ѳедоръ? спросилъ отецъ, садясь въ фаэтонъ, по обыкновенію, запряженный парою вороныхъ коней.
-- Очень и очень-пріятно; я нашелъ, батюшка, въ этомъ домѣ то, что можно назвать болѣе, нежели весельемъ.
-- Что это такое, я тебѣ скажу, болѣе, нежели веселье?
-- Мнѣ очень нравится Наташа.Какъ мы сошлись съ ней характерами, батюшка.
-- Да, я тебѣ скажу, она дѣвушка славная, немного уступитъ прокурорской Варѣ -- такой крючекъ загнулъ на первый разъ Алексѣй Ивановичъ.
-- О! какое, батюшка, сравненіе! я не зналъ прежде Наташи:она гораздолучше прокурорской Варвары Петровны! она здѣсь просто всѣхъ лучше.
-- Ба, ба, ба! да у тебя, я тебѣ скажу, на недѣли семь пятницъ; это, Ѳедоръ, не по-нащенски; этакъ ты, пожалуй, и меня введешь передъ добрыми людьми въ слово!
-- Развѣ вамъ, батюшка, не нравится, что я люблю Наташу; моя любовь...
-- Часъ-отъ-часу не легче! еще и любовь!
-- Батюшка! взаимная.
-- Еще и взаимная! что ты, Ѳедоръ! да я тебѣ скажу, ты съ ума рехнулся.
-- Нѣтъ, батюшка, я хочу просить вашего позволенія жениться на ней; Наташа согласна...
-- И жениться! Ахъ, мой Боже! ужь и жениться! ужь и согласна!
Алексѣй Ивановичъ не на шутку испугался.
-- Что жь, батюшка, тутъ, кажется, дурнаго нѣтъ; вы сами изволили всегда хвалить это семейство.
-- Ну, да и хорошаго мало! очень-мало, я тебѣ скажу; ты такъ молодъ, говорилъ Алексѣй Ивановичъ, вышедши изъ фаэтона и проходя въ свой кабинетъ:-- ты еще такъ молодъ, я тебѣ скажу -- сядемъ-ка -- что успѣешь жениться гораздо послуживъ, а то лишь удалось надѣть ватрушки на плечи, я тебѣ скажу, ужь и жениться! Хе, хе, хе! ужь и жениться! ай, молодецъ!!
-- Напрасно, батюшка, смѣетесь надо мной, я не бѣгу службы, -- я буду служить; вы сами хотѣли для меня здѣсьсъискать мѣсто-чего же лучше? я соглашаюсь совершенно въ этомъ случаѣ съ вашимъ же мнѣніемъ.
-- Видишь ты какой, я тебѣ скажу; ну, такъ, ныньче я хорошъ съ губернаторомъ, а завтра Богъ-вѣсть! Вѣдь онъ у насъ дитятко! его не переупрямишь, а главное-то, я тебѣ скажу, что ты вѣдь меня обманулъ, Ѳедя. Ну, статочное ли дѣло, сперва сказалъ, что нравится тебѣ прокурорская, а теперь, гляди что! Ахъ, ты, Господи!
-- Что жь такое, батюшка? я незналъ прежде Натальи Дмитріевны; но ныньче понравились мы другъ другу и пустите, батюшка, скорѣе насъ подъ вѣнецъ; а Варѣ будетъ женихъ другой -- я не одинъ въ городѣ.
-- Какъ, что, братецъ! подъ вѣнецъ!! да я вѣдь за тебя хлопоталъ, другъ мой, и прокуроръ, я тебѣ скажу, подалъ лестнѣйшія надежды; а тутъ ко всему этому, при разговорѣ нашемъ было, я тебѣ скажу, много свидѣтелей, людей высокопочтеннѣйшихъ, въ томъ числѣ и самъ губернаторъ, да и выпили всѣ" шампанскаго за ваше счастіе -- всѣ поздравляли насъ. А теперь, что ты, я тебѣ скажу, словно бѣлены объѣлся, какъ на-смѣхъ поднялъ: это было очень-недавно, не пройдетъ и мѣсяца, какъ всѣ узнаютъ, что ты влюбился въ другую; во что ты меня старика ставишь? А? Такъ, братецъ, я тебѣ скажу, этого дѣлать но годится.
-- Чтобъ не остаться вамъ виновными, батюшка, чтобъ не сердилось на васъ все прокурорство, а, извольте, беру все на себя, я увезу Наташу и тайно обвѣнчаюсь...
-- Что-о!.. тебя просто въ желтый домъ,Ѳедоръ!!! чего ты не вздумаешь, я тебѣ скажу, увезти!!!! да тебя за это засудятъ! Ахъ, ты, Боже мой! да и сошлютъ къ чорту на кулички. У нея есть мать, я тебѣ Скажу, -- шутить не станетъ; вѣдь это, братецъ, не водевиль театральный; просто сошлютъ!
-- Что мнѣ за дѣло, батюшка; за вину сошлютъ, лишь бы вмѣстѣ съ ней, а то куда угодно.
-- Увезти!!! Что ты, Ѳедя, я тебѣ скажу, откуда, братецъ, забрела такая кляузная мысль въ твою горячую голову? увезти!!!
-- Ахъ, батюшка, да подобные примѣры случались: изъ родныхъ никому не скажутъ, чтобъ не вводить ихъ въ сомнѣніе и хлопоты-да и въ церковь.
-- Нѣтъ, Ѳедоръ, ты этого, я тебѣ скажу, не смѣй ни думать, ни пуще того дѣлать; и сохрани тебя Богъ! говорилъ Алексѣй Ивановичъ, крупно мигая и потирая отъ лысины все лицо рукою.-- Тебя пропустятъ, братецъ, черезъ огонь и воду! прибавилъ оцъ.
-- Конечно лучше, если бы вы позволили, батюшка; пренебрегите, батюшка, для нашего счастія мнѣніемъ прокурора. Пригласите-ка лучше его дочку потанцовать къ намъ на свадьбу безъ всякихъ околичностей. Вѣдь не контрактомъ же въ самомъ-дѣлѣ обязался я жениться на Варинькѣ; не велика бѣда, что похвалилъ, когда бранить было не зачто, а что вы кушали уже шампанское, то его можно выпить двадцать разъ еще за здоровье кого угодно
Алексѣй Ивановичъ молчалъ; онъ съ дурной стороны видѣлъ свои обстоятельства, долго и тщательно лелѣенныя; онъ въ первый разъ бранилъ себя за медленность; въ первый разъ увидѣлъ теперь отъ нея явные убытки и для сердца, и для кармана; ему пришлось обдумывать, какъ исправить испорченное дѣло. Ненадежною мѣрой являлся всякій строгій запретъ Ѳедору, слова котораго: "ни кому не скажутъ изъ родныхъ, чтобы не вводить въ сомнѣніе и хлопоты, да и въ церковь", мелькали въ памяти Алексѣя Ивановича, повертывали его сердце.
"Вотъ тебѣ нынѣшніе сынки", думалъ онъ: "какъ бы прежде: привязалъ бы его къ стулу, да за власы, да за власы, да линейкой, да линейкой, смѣлъ бы онъ сказать увезти!-- увезти! Ахъ, ты, Господи! проворчалъ онъ; а увезетъ -- взятки гладки, вѣдь не повѣсишь же его, продолжалъ онъ еще едва бормоча и устремясь на какую-то бумагу, будто въ ней что-то читалъ; потомъ обратился къ Ѳедору.
-- Ты въ-самомъ-дѣлѣ, я тебѣ скажу, не вздумай исполнить глупости эту, въ подражаніе твоимъ буянамъ-товарищамъ; я разсержусь на тебя, Ѳедя, не пущу никогда и на глаза къ себѣ; ну, такъ я тебѣ скажу, что вѣкъ не забуду.-- А? говорилъ Алексѣй Ивановичъ, желая попробовать намѣренія сына, ожидая отъ него въ отвѣтъ отговорку или раскаяніе.-- Увезти!!! прибавилъ онъ.
Ѳедоръ молчалъ.
-- Слышишь, что я тебѣ говорю? спросилъ строго отецъ.
-- Я не глухъ, батюшка, отвѣчалъ съ нѣкоторою грубостію Ѳедоръ.
"Нѣтъ, съ этой стороны его неподдѣнешь" подумалъ Алексѣй Ивановичъ. "Каково! и не воображаетъ даже отнѣкиваться отъ продѣлки увозить невѣстъ; прощу покорно, толкуй съ нимъ, когда у нихъ это молодечество и похвала... Алексѣй Ивановичъ задумался еще болѣе; нѣсколько разъ нюхалъ онъ табакъ, захватывая его въ щецоть также болѣе обыкновеннаго; потомъ постепенно лицо его дѣлалось веселымъ; ему, вѣроятно, пришла счастливая мысль, онъ едва внятно пробормоталъ опять надъ бумагаю: "хорошо, мы сами не будемъ промахи и...
-- Ты смотри, Ѳедя, сказалъ онъ громко и ласковѣе:-- не взбѣсись, я тебѣ скажу, не осрами на старости меня; не сдѣлайся ослушникомъ. Чего добраго, и увезешь; на самовольство мудрости нѣтъ. Дай-ка маѣ время,-- что съ тобой, шалуномъ, дѣлать: дай хоть какъ-нибудь перевернуться, знаешь, справиться тебѣ скажу, свѣдаться съ прокуроромъ; а то, братецъ, намъ ссориться съ нимъ не приходится; а чѣмъ жениться на взбалмошь, лучше съиграть свадебку на славу, какъ слѣдуетъ, въ-самомъ-дѣлѣ хорошенькую, понимаешь? а?
-- Чего бы лучше, добрый батюшка, покорно васъ благодарю, сказалъ Ѳедоръ, поцаловавъ руку отца, и довольный своей участью всталъ, чтобъ идти.
-- Куда жь ты, Ѳедя?
-- Пойду скорѣе подѣлиться радостью съ Наташей, батюшка; мы съ х ней будемъ вмѣстѣ просить Катерину Васильевну о согласіи.
-- Постой! постой, братецъ, то-то вотъ и есть, я тебѣ скажу, нельзя для васъ ничего сдѣлать; дай, Ѳедя, я тебѣ скажу, мнѣ время переговорить прежде съ прокуроромъ, поуладить, да поумаслить твою-то неосторожность, хотя это для меня и себя сдѣлай, я тебѣ скажу. Смотри же, ни гугу до-тѣхъ-поръ, пока я самъ тебя разрѣшу; а то пройдетъ, я тебѣ скажу, слухъ, и все-таки не миную ссоры и огорченія...
-- Отъ кого-съ? Я возьму, батюшка, слово съ Наташи молчать, до назначеннаго вами времени, отвѣчалъ нетерпѣливый сынъ.
-- Да сдѣлай милость, я тебѣ скажу, хоть это исполни, уважь отца-то, Федя!
-- Извольте, батюшка, только поскорѣе свидайтесь съ прокуроромъ.
-- Ахъ вы, молодо-зелено! не такъ мы живали, я тебѣ скажу; сейчасъ и бѣжитъ для пересказу? Сейчасъ увезти? Все вы торопитесь, а куда -- и сами того не знаете; ну, да Богъ съ тобой! А признайся? Эхъ вы, военщина, я тебѣ скажу; вѣдь не вытерпѣлъ, увезъ бы Наталью-то Дмитріевну, еслибъ явилось препятствіе, а? признайся?.. ну!
-- Признаюсь, батюшка, конечно, я надѣялся, что вы позволите и безъ этого, но если бы...
-- Что если бы? ге?
-- Увезъ бы, батюшка, виноватъ, отвѣчалъ шутливо Ѳедоръ: -- но и вы простили бы меня, батюшка? Не правда ли? Не-уже ли на повинную голову поднялось бы ваше доброе сердце?
-- Ты подожди, я тебѣ скажу; завтра, смотри, не ходить къ нимъ!
-- Отъ-чего же не ходить-то, батюшка? Повѣрьте, я не скажу про ваше согласіе, но, исполняя волю вашу, буду терпѣть...
-- Нѣтъ, не ходи, никакъ не ходи, я тебѣ скажу, я самъ тоже не поѣду; а завтра буду я у прокурора, и все обдѣлаю и отдѣлаюсь.
-----
Время было не рано. Огни рѣдѣли по домамъ. Отецъ и сынъ разошлись по своимъ комнатамъ. Безпечно, предавшись сладкимъ мечтаніямъ о будущемъ, съ намѣреніемъ посѣтить завтра свою Наташу, Ѳедоръ заснулъ; подумавъ, пороптавъ на судьбу и людей. не менѣе на свою медленность, заснулъ отецъ его.
На другой день, нарушивъ ежедневное, теченіе своихъ обязанностей, Алексѣй Ивановичъ пѣшкомъ пробрался къ Катеринѣ Васильевнѣ. Встрѣтившіяся препятствія удесятерили любовь старика; ему также казалось теперь, что онъ не можетъ жить безъ возлюбленной Катерины Васильевны, и умъ ея и красота въ его глазахъ возросли до невѣроятности. Самая походка Алексѣя Ивановича въ этомъ случаѣ выражала крѣпкую рѣшительность: идя противъ обыкновенія гораздо скорѣе, онъ что-то говорилъ и, разсуждая самъ съ собою, декламировалъ руками.
Удивилась хозяйка милому, неожиданному гостю, и съ особенной пріятностью его встрѣтила.
-- Вотъ ужь ныньче вы мнѣ сдѣлали сюрпризъ, котораго я точно никогда не получала и не забуду; милости просимъ садиться, Алексѣй Ивановичъ.
-- Здоровы ли вы? спросилъ онъ по обыкновенію:-- веселы ли?
-- Слава Богу. А если будете такъ посѣщать чаще, я буду еще веселѣе.
-- Я къ вамъ, Катерина Васильевна, пришелъ съ важнымъ дѣломъ, сказалъ онъ озабоченно.
-- Съ какимъ это, Алексѣй Ивановичъ.
-- А гдѣ Наталья Дмитріевка?
-- Въ своей горницѣ; она, я думаю, еще не одѣта, а на что вамъ она?
-- Дѣло секретное и сердечное, Катерина Васильевна, чтобъ она, я вамъ скажу, не услыхала.
-- Нѣтъ, нѣтъ, не безпокойтесь; пойдемте въ залу, эту дверь затворите и никто ничего, повѣрьте, не услышитъ; говорите какъ угодно, только съ условіемъ, скажите что-нибудь пріятное?
-- Намъ не по-ребячески объясняться съ вами, началъ серьёзно Алексѣй Ивановичъ:-- тѣмъ болѣе, что мы знаемъ многое. Я люблю васъ, Катерина Васильевна, и объ этомъ вы извѣстны уже; въ расположеніи вашемъ я не сомнѣваюсь, оба вдовцы; вы полюбите моего сына, я уже люблю вашу Наталью Дмитріевну и, ей-Богу, я вамъ скажу, мы заживемъ счастливо и весело, припѣваючи; я васъ буду успокоивать и отгадывать ваши желанія.
-- Не по моимъ лѣтамъ, Алексѣй Ивановичъ, мнѣ бы пора дочь отдавать замужъ, заговорятъ всѣ...
-- Что намъ до всѣхъ, Катерина Васильевна, лишь бы мы были счастливы; дайте-ка вашу ручку въ знакъ вашего согласія, а моего благополучія, а я поцалую...
-- Только вы одни, дорогой Алексѣй Ивановичъ, заставляете забыть моего покойнаго мужа, говорила, подавая руку, Катерина Васильевна;-- для однихъ васъ я измѣняю избранную мною дорогу и цѣль быть вѣчно вдовой; будьте же ко мнѣ неизмѣнно хороши, какъ я буду жить отнынѣ для васъ... у ней показались слезы. Катерина Васильевна отерла ихъ платкомъ, и продолжала:-- не оставьте же мою Наташу... я согласна.
-- Ахъ, Катерина Васильевна, какъ я не умру отъ такого счастія! Богъ мнѣ, я вамъ скажу, посылаетъ васъ, и при послѣднихъ дняхъ умирать-то буду покойнѣе...
-- Что это вы, Алексѣй Ивановичъ, какія у васъ прореканія; вѣдь мы, дастъ Богъ, будемъ молодые; надо думать о жизни.
-- Я съ радости мелю и самъ, я вамъ скажу, не знаю что; но когда же съиграть намъ свадьбу? Надо поскорѣе какъ можно.
-- Что такъ вамъ хочется?
-- Въ этомъ-то все дѣло; видите ли, я вамъ скажу, вы знаете моего сына?
-- Ну, какъ же, АлексѣйИвановичь.
-- То-то и есть, я вамъ скажу, вы его знаете, какъ поклонника и прислужника, но не знаете военную его удаль; вѣдь онъ влюбился въ вашу Наташу не путемъ;-- вотъ каковъ, я вамъ скажу, молодецъ! Да что, вы думаете, загадываетъ? Ахъ, ты. Боже мой!
-- Что такое, Алексѣй Ивановичъ?.
-- Страшно выговориться вамъ скажу.
-- Что жь такое? Ужь не застрѣлиться ли?
-- Что это ужь вы какую страсть сказали, Катерина Васильевна! не объ немъ будь помянуто. Ахъ, Боже мой, увезти!!
Увезти? Да кто ему позволитъ? Да смѣетъ ли моя дочь!.. Что вы боитесь, Алексѣй Ивановичъ?
-- Сдѣлайте милость, не спорьте и не говорите! онъ все сотворитъ, я вамъ скажу; только кой-какъ смогъ я отклонить сынка на нѣсколько дней...
Сохрани Господи! да какъ это возможно? спросила снова, нѣсколько Испугавшись, Катерина Васильевна.
-- Можно; вотъ что мы съ нимъ говорили.-- Алексѣй Ивановичъ до подробности разсказалъ всѣ слова и свои и Ѳедора. Вотъ каково! прибавилъ онъ.
-- Ахъ, Алексѣй Ивановичъ! что жь намъ дѣлать? И въ-самомъ-дѣлѣ украдетъ! Знаете ли, вѣдь и меня, меня-то вдовой позывались увезти; каково это, Алексѣй Ивановичъ! что же дѣлать?
-- Тайно и скорѣе обвѣнчаться, отвѣчалъ Алексѣй Ивановичъ. На лицѣ его былъ замѣтенъ страхъ.
-- Что вы? развѣ мы воры какіе?
-- Воры не воры, а дѣлать нечего, явамъ скажу; какъ только что мы явно затѣемъ, онъ увезетъ!!.
-- Ахъ, Господи! точно увезётъ!.. да, да, увезетъ!!
-- Увезетъ, непремѣнно увезетъ!!!
-- Какъ же быть, Алексѣй Ивановичъ?
-- Такъ и быть, какъ гоборю я; на его голову не идутъ никакія слова мои, только больше будетъ сраму, я вамъ скажу.
-- Что про насъ будутъ говорить въ городѣ? сколько сплетенъ! Ахъ, Алексѣй Ивановичъ, это ужасно! и все только для васъ я это дѣлаю, дорогой другъ мой.
-- Ничего нѣтъ ужаснаго, я отговорюсь; я Скажу всѣмъ, что это сдѣлано мной, что скрытность моя примѣта для будущаго счастія; а тамъ зададимъ, я вамъ скажу, хорошій обѣдъ, да балъ; повѣрьте, все пройдетъ; мало ли что говорятъ, а сами послѣ кланяются.
-- Когда же это сдѣлаемъ?
-- Завтра вечеромъ ровно въ семь часовъ.
-- Ужь вы и завтра, Алексѣй Ивановичъ! вы всѣ женихи такіе торопливые, я но успѣю ничего приготовить. Правда, хоть приданое у меня и готово, но надо же исполнить нѣкоторые обряды.
-- Полноте, я вамъ скажу, Катерина Васильевна, все сдѣлаемъ послѣ; а теперь намъ отложить свадьбу нельзя, хуже тогда будетъ, если взбѣсится Ѳедоръ, и прійдется наше благополучіе отложить навсегда; да я, мнѣ кажется, и не переживу...
-- Будто и не переживете? О, охъ, вы мужчины мнѣ!
-- Ахъ, Катерина Васильевна, вѣдь это вы, я вамъ скажу, мало меня любите, а я и не знаю какъ.
-- Нѣтъ, Алексѣй Ивановичъ, отъ того-то и сомнѣваюсь, что люблю васъ, какъ-то и попривыкла... Ну вотъ все бы васъ около себя видѣла.
-- Такъ какъ же, Катерина Васильевна? соглашаетесь, Катерина Васильевна, когда любите; что-нибудь надо же дѣлать.
-- На все, на все для васъ согласна, милый другъ Алексѣй Ивановичъ, отвѣчала съ нѣжнымъ самоотверженіемъ Катерина Васильевна.
Съ особеннымъ чувствомъ поцаловалъ ея руку Алексѣй Ивановичъ во изъявленіе своей благодарности.
-- И такъ, сказалъ онъ -- въ семь часовъ завтра намъ должно съѣхаться въ магазинѣ Норкова, чтобъ оттуда ѣхать вмѣстѣ въ приходъ священнику, я вамъ скажу, тамошнему, дамъ знать завтра же поутру подъ глубокимъ секретомъ. Фу! слава Богу, какъ гора съ плечь; теперь, кажется, все кончено въ-разсужденіи согласія; наше счастіе должно вѣрно прійдти къ концу, и скоро. Увезти!! вотъ я его научу увозить; больно молодъ обманывать стариковъ. Позвольте поцаловать васъ, Катерина Васильевна; я думаю, теперь, я вамъ скажу, можно-съ, прибавилъ онъ, улыбаясь страстно.
-- Ахъ, что это вы, Алексѣй Ивановичъ, еще будетъ вамъ время, отвѣчала она, поцаловавъ его въ губы.
Дверь скрипнула въ передней; скрипъ ея и звукъ поцалуя раздались въ одно время.
Растворилась дверь въ залу, и съ веселымъ видомъ влетѣлъ молодой Поживаевъ, но неожиданно увидавъ отца, нѣсколько смутился.
-- А я узналъ, батюшка, что вы завернули сюда, сказалъ онъ отцу послѣ привѣтствія, сдѣланнаго имъ Катеринѣ Васильевнѣ: -- зашелъ, чтобъ съ вами вмѣстѣ идти домой. Здорова ли Наталья Дмитріевна? спросилъ онъ у хозяйки.
-- Не совсѣмъ.
-- Что она чувствуетъ?
-- Головную боль, отвѣчала сухо Катерина Васильевна.
Въ это время, Катерина Васильевна и Алексѣй Ивановичъ подумали: "ни ты, любезный другъ Ѳедоръ, ни Наташа ничего не чувствуете".
-- Спасибо, Ѳединька, пойдемъ же, я и самъ невзначай попалъ сюда; прокурора, что дѣлать, не нашелъ дома; а какъ-то совѣстно, знаешь, было пройдти мимо Катерины Васильевны. Прощайте, Катерина Васильевна, произнесъ растянуто и съ особенною пріятностью Алексѣй Ивановичъ:-- помните ваши слова.