Повести Наживина -- фантазии на тему отдаленного будущего. В первой из них "Искушение в пустыне", автор рисует картину европейских событий в начале 1931 года. Коммунисты всех стран за прочными решетками английской тюрьмы и международная комиссия по борьбе с коммунизмом предлагает им, для осуществления планетарного опыта отдаленный остров. Коммунисты с радостью принимают предложение. Но на первых же порах борьба честолюбий и мнений приводит вместо чаемого земного рая к чрезвычайке. Мечта об осуществлении опыта рушится, к великому удовольствию члена международной комиссии, большого скептика и материалиста, профессора Богданова. Благоразумные коммунисты возвращаются в лоно буржуазной государственности. Финал, поистине, трогательный. Вставший на путь истины коммунист любовно мечтает построить на "Горе великого разума" -- ресторан. Вечер тих. Музыка играет "God save the King". God save the King -- вообще постоянный лейтмотив повестей г. Наживина. В следующем своем произведении "Круги времен", во имя торжества своей идеи, он в прихотливой фантазии своей рушит весь мир, отдавая на поток и разграбление диким ордам азиатов всю Европу. На развалинах когда-то цветущих стран начинается полу-ди-кая, полу-кочевая жизнь впавших в детство народов. Судьба истории, все же, сохранила несколько культурных людей, которые в полуразрушенной Таврии выбирают царя. Царь Борис принимает из рук царевича венец, и едва ли не повторяет знакомое: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Придите княжити и володети нами". От Гостомысла и к Гостомыслу -- такова мораль "Кругов времен". И недаром новый гимн Таврии, как его называет г. Наживин, звучит по-старому:
"Славься ты, славься, желанный наш царь!
Господом данный нам царь-государь!"
Таково идеологическое содержание этих повестей. О художественности выполнения говорить не приходится. Искусство вряд ли когда-нибудь может мириться с политической пропагандой. Герои Наживина плохо прячут лица современников под фантастическим маскарадным костюмом. Воин Таврии, существо полудикое, что-то вроде дружинника Трувора, выражается языком строевого, знающего "Устав полевой службы" офицера:
"Я отдал приказ по сторожевой линии.
Пропуск -- Россия".
Может быть, это мелочь, но она характерна и дает представление о стиле этой единственной в своем роде книги.
-------------------------------------------------
Новая русская книга (Берлин). 1922. No 3, март. С. 12.