Навроцкий Александр Александрович
Былая Русь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Историческая драма в 4-х действиях в стихах.
    В сокращении.

Навроцкий А. А.

Былая Русь.

Историческая драма в 4-ёх действиях в стихах.

В сокращении.

   
   Действующие лица:
   Кондратий Иванович -- боярин, князь Звенигородский, 70 лет.
   Аграфена -- боярышня, его дочь, 19 лет.
   Домникия Фёдоровна Салтыкова -- боярыня, вдова, его сестра, 60 лет.
   Александр Никитич Ртищев -- денщик Петра Великого, 32 лет.
   Иван Терентьевич -- бедный дворянин, живущий на хлебах у Звенигородского, 72 лет.
   Тарасовна -- няня боярышни, 78 лет.
   Раскольничьи старцы (оба в однорядках и клобуках раскольничьего покроя, с лестовками в руках):
   Baccиaн -- высокого роста, худ, щёки впалы, нос орлиный, борода длинная, седая, движения резкие, речь порывиста, ярый фанатик, 58 лет.
   Питирим -- обыкновенного роста, дороден, лыс, маленькая бородка клином, 50 лет.
   Епифаний -- пустынножитель в олонецких лесах, 68 лет.
   Маша -- его приёмыш, 9 лет.
   Мартын Мартьянович -- дворецкий.
   Холопы боярина:
   Турка.
   Фёдор.
   Сенная девушка.

Действие происходит в 1712 г.

   Первые три действия -- в отчине князя Звенигородского, последнее -- в олонецких лесах.

Действие 1.

Горница в доме боярина. По стенам широкие лавки, покрытые персидскими коврами; в глубине сцены справа -- поставец посудою, слева -- большая изразцовая печь. Посреди сцены -- дубовый стол с яствами и питьями, за которым сидят боярин, Ртищев и Терентьевич и обедают.

   Боярин
   (указывая на блюдо)
   Попробовал? Сладка ли наша дыня?
   Возьми ещё.
   Ртищев.
                              Премного благодарен
   Тебе, боярин!
   (Берёт).
   Боярин.
                               Да бери побольше.
   Иль не по вкусу?..
   Ртищев.
                                          Вкусно! Да уж полно,
   По горло сыт!
   Терентьевич.
                                 А ты медком боярским
   Лишь глотку промочи, так и почуешь,
   Что дыне месте хватит.
   Боярин.
                                                Он, должно быть,
   Отвык от наших яств. У них ведь ныне
   Лишь мерзость иноземную едят.
   Терентьевич.
   Да дыня то же всё же плод заморский...
   С дороги иногда не естся вовсе,
   Коль долго обретаешься в пути.
   А ты сегодня ведь конец не малый
   Изволил отмахать?
   Ртищев.
                                       Да, торопился,
   Скакал всю ночь. Хотелось мне родное,
   Как говорилось кем-то, пепелище
   Да и тебя, боярин, повидать.
   Ведь сколько лет не виделись, я думал,
   Что не удастся и теперь; но ныне
   Сам государь изволил мне сказать,
   Что без ущерба службе царской может
   На месяц отпустить в родимый край.
   Боярин.
   Не удалось лишь твоему отцу, --
   А моему приятелю и другу, --
   Тебя пред смертью повидать. Скончался
   Он на моих вдруг старческих руках.
   Ртищев.
   Да, я не мог тогда к нему приехать,
   Далёко был.
   Боярин.
                            За тридевять земель?
   Ртищев.
   Почти что так. Без царского указу
   Меня бы не пустили. А от нас
   Едва лишь в месяц до царя в ту пору
   Известья доходили.
   Боярин.
                                           Да, покойник
   Тужил зело, что ты в стране далёкой
   И под началом злых еретиков
   По воле царской состоял. А впрочем,
   Господь велик! Быть может, старику
   И твой приезд не по сердцу б пришёлся.
   Ртищев.
   Да почему же?
   Боярин.
                                           Так... В такой одёже,
   Без бороды...
   Ртищев.
                                 Но с тою же любовью
   К отцу родному!
   Боярин.
                                       Да ведь для любви
   Потребно время, а для глаз одёжа
   Приметна сразу.
   Терентьевич.
                                        Чаю, ты набрался
   Премудрости по горло? Ты ведь долго
   В науке находился?
   Ртищев.
                                             Да, недаром
   Мы жили там. Лениться-то не очень
   Возможно было. Знали все, что царь,
   Как возвратимся, соизволит лично
   Нас испытать.
   Терентьевич.
                                 И ихним языкам
   Ты обучён гораздо?
   Ртищев.
                                          Понемногу.
   Терентьевич.
   А как по-ихнему назвать придётся,
   К примеру, хлеб ржаной?
   Ртищев.
                                                      Язык у них
   Ведь не один, а разный. На каком же
   Ты хочешь знать?
   Терентьевич.
                                     А ты какие знаешь?
   Ртищев.
   Германский, а отчасти и другой,
   Которым говорят у франков, то есть
   У францужан.
   Терентьевич.
                                  Так как же хоть у немцев
   Зовётся хлеб ржаной?
   Ртищев.
                                           Дас брод.
   Терентьевич.
                                                                Как?
   Ртищев.
                                                                                 Брод.
   Боярин.
   А брод, по-ихнему, должно быть, хлеб?
   Ртищев.
                                                                              Не знаю.
   Не приходилось слышать иль читать.
   Боярин.
   Не приходилось... Взять бы помело
   Да приказать бы отстегать покрепче
   Вас по спине!
   Ртищев.
                                  За что?
   Боярин.
                                                      Да хоть за то,
   Что вы умней отцов быть захотели.
   Ртищев.
   Не наша воля! Мы приказ царя,
   Его желанье исполняем. Он
   Нас приказал послать в далёкий край,
   Что б изучать науки и обычай.
   Тебе известно?..
   Боярин.
                                  Замолчи, довольно!
   Мне не с тобой, с таким молокососом,
   Деяния царёвы обсуждать.
   Ртищев.
   Нам иноземцы то же ведь немало
   Приносят пользы. Научили нас
   Они добру во многом и царю
   По правде служат. В них учителей
   И верных слуг обрёл наш государь.
   Боярин.
   Назад тому ровнёхонько сто лет,
   Когда во гневе праведном своём
   Послал Господь великую невзгоду,
   И гибла Русь... Кто спас её? Народ!
   Подъяв иконы, отслужив молебны,
   С хоругвями, с крестами, да с молитвой
   К всевышнему, к Владычице Пречистой,
   К угодникам, к российским чудотворцам
   Поднялся Нижний разом, и к нему,
   Как к матери-наседке, отовсюду
   Народ собрался. Встали русской грудью
   И выперли врага! Междоусобье
   Сумели прекратить и полюбовно
   Собором земским выбрали царя,
   Зане у нас Руси нет без владыки.
   И впредь так будет! В тяжкие года,
   Когда Господь такое ж испытанье
   Пошлёт на Русь, она, как в дни былые,
   Всегда себе спасение обрящет
   Лишь в православной вере, да в народе,
   Готовом встать стеной неодолимой
   За край родной. Того не позабудут
   Потомки наши никогда, доколе
   У них в груди хоть капля русской крови
   Да вера предков будут сохраняться!
   А с иноземцами: дружить -- дружи,
   А камень всё ж за пазухой держи!
   Терентьевич.
   Вестимо так!
   Ртищев.
                               Позволь тебе, боярин,
   Сказать, что я, хотя в другой одёже,
   Хотя без бороды, хоть в парике,
   Но так же горячо и беспредельно
   Люблю родную Русь и для неё
   Готов отдать себя без колебанья.
   Я сын её! Она мне дорога,
   Как родина, как мать, как вековая
   Хранительница праха и деяний
   Отца и предков! И её, родную,
   Вот это сердце, чем бы не прикрыли
   Его извне, любить не перестанет,
   Доколе бьётся!
   (Встаёт).
                                    Будь здоров, боярин!
   И выпьем вместе за родную Русь,
   Что бы она, как Солнце, согревала
   Любовью общей всех своих детей!
   Терентьевич.
   Всегда и ныне!
   Ртищев.
                                    Присно и во веки
   Веков!
   Боярин.
                   Аминь! Вот эта речь понятна
   И для меня. Спасибо! В ней я вижу
   Достойного родителя сынка.
   И за твоё здоровье... Нет, постой...
   По древнему обычью поднесёт
   Тебе заздравный кубок дочка, Груня.
   Эй!

Входит дворецкий.

            Прикажи позвать сюда сейчас же
   Боярышню! Пусть выйдет по обычаю
   И гостю кубок поднесёт. Живей!

Дворецкий уходит.

   Ведь ты её не позабыл?
   Ртищев.
                                                    Нельзя
   Забыть подругу юных лет. Немало
   Мы провели за детскую потехой
   Счастливых дней. Тарасьевна, бывало,
   Так осерчает, что не раз на цепь
   Сажать сбирались... Что, жива ли ныне
   Она, боярин?
   Боярин.
                               Как же?! Всё живёт
   И умирать не хочет. Не узнает
   Она тебя. Да ты и сам едва ли
   Узнаешь Груню. Ныне ведь она
   Большая стала. Как напоминает
   Покойницу-жену. Ну точно -- Маша,
   Когда её привёз из-под венца
   Я в этот дом. О, Господи, Владыко,
   Как время-то идёт! Легко сказать,
   С тех пор прошло уж 60 годов.
   Последней Груню молоком кормила
   Покойница. 6 человек детей
   Мне до неё послал Господь и всех
   К себе прибрал. Да будет Его воля!..

Входят Груня и Тарасовна.

   А, вот и Груня! Ну, не бойся гостя!..
   А подойди и попроси его
   Не обесчестить нас своим отказом.
   Тарасовна
   (сзади)
   Иди, иди!
   Груня
   (смутившись, подходит к Ртищеву и кланяется)
                         Не обессудь. Откушай.
   Ртищев
   (берёт кубок)
   Как расцвела! Дай Бог тебе, боярин,
   Здоровья телу, бодрости душе
   Да исполненья всех твоих желаний.
   (Пьёт).
   Боярин.
   За пожеланье доброе "спасибо"!
   Ну, что ж? Аль позабыл родной обычай?
   Целуй в уста! Не бойся, не укусит!
   Ртищев
   (подходит и целует Груню)
   Дай Бог тебе лишь счастья да утехи
   В грядущей жизни.
   Боярин
   (Груне)
                                           Ты его признала?
   Груня.
   Признала, батюшка.
   Боярин
   (Ртищеву)
                                           А ты?
   Ртищев.
                                                          А я,
   Когда бы встретил где, не у тебя,
   С трудом признал бы.
   Боярин.
                                              Вишь, каким шутом
   Он нарядился! Ну, а ты, старуха,
   Признала сорванца?
   Тарасовна.
                                             Да неужели
   Ты точно Саша, Александр Никитич?
   Ртищев.
   Я сам, Тарасовна!
   Тарасовна.
                                           Ах, Господи, Владыко,
   Как вырос-то!
   Ртищев.
                               А помнишь как, бывало,
   Грозила ты нас посадить на цепь?
   Тарасовна.
   Ты не взыщи! Когда был мал, грозила,
   Бывало, точно, а теперь, как вспомню,
   Так и не верю! Как тебя Господь
   Повытянул!.. А вот меня, старуху,
   К земле уж гнёт.
   Ртищев.
                                  Да ты нисколько, няня,
   Не изменилась.
   Тарасовна.
                                     Ну, уж ты не ври!
   Я человек, не пень! И тот чернеет
   От времени, так как же, грешной, мне
   Не измениться? Указал Господь
   Вам, молодым, цвести, а нам стареть...
   И, милостив Владыка наш небесный,
   Не забывает грешную, меня.
   Боярин
   (Груне)
   Ну, вы ступайте! Непригоже здесь
   Вам оставаться долго. Поклонись-ка,
   И с Богом, в терем!
   Тарасовна
   (низко кланяясь)
                                              Будь здоров, родимый!
   Ртищев.
   Прощай, боярышня!

Тарасовна и боярышня уходят.

                                          Как солнце в небе:
   Мелькнула -- и за тучи.
   Боярин.
                                                 А у вас
   Теперь обычай новый, до полночи
   Гуляете с девицами и в пляске
   Да в бесовских потехах Сатану
   По горло тешите. Ты табачище жрёшь?
   Ртищев.
   Курю, боярин.
   Боярин.
                                  Только у меня
   Не заводи подобного поганства
   Перед иконами. Ступай на двор,
   Подальше от строенья, и уж там
   Твори душе на гибель окаянство.
   Ртищев.
   Не позволяешь, так уж я не буду
   Курить в дому, найду другое место.
   А обойтись без этого не в силах,
   Привык!
   Боярин.
                         Привык? Едва лишь молоко
   Обсохло на губах, а то же речь
   Заводить о привычках. Ну, пора
   Из-за стола! Благодаренье Богу,
   Насытившему от щедрот своих
   Нас, недостойных. Сыт ли?
   Ртищев.
                                                         Сыт, боярин,
   По горло сыт!
   Боярин.
                                  Ну, сыт, так слава Богу!
   А мне пора и на покой. Прощай!
   Коль отдохнуть захочешь, так готова
   Тебе постель.
   Ртищев.
                               Благодарю, боярин!
   До ночи обожду.
   Боярин.
                                     Так оставайся
   С Терентьевичем. Да прикажи медку
   Ещё подать. Пока не осушите,
   Терентьевич не уйдёт. Уж очень любит
   На дно глядеть.
   Терентьевич.
                                    Шутить всегда изволишь
   Над стариком.
   Боярин.
                                  И пошутить не грех,
   Не захвораешь! Знаешь сам, что шутка
   Не то, что глаз: хворобы не нашлёт.
   Прощайте!
   Терентьевич.
                         С Богом!
   Ртищев.
                                                 В добрый час, боярин!
   Приятных снов!
   Боярин.
                                 Спаси, Бог! Что-то ныне
   На память ослабел. Уж не могу
   И сна припомнить...
   (Уходит).
   Ртищев.
                                           Выпьем-ка, Терентьевич!
   Ведь мёд на диво! Словно масло льётся.
   Терентьевич.
   Да, у боярина таковский мед:
   Чем больше пьешь, тем больше пить желаешь.
   Ртищев.
   А какова боярышня?
   Терентьевич.
                                           Малина!
   Ртищев.
   Что за красавица!
   Терентьевич.
                                              Дородства мало.
   Ну, да местами вспухнет.
   Ртищев.
                                                   Что за стан!
   Что за лицо! А очи!
   Терентьевич.
                                             С поволокой.
   Ртищев.
   Красавица!
   Терентьевич.
                         Да что здесь толковать:
   По всем статьям изрядная бабенка.
   Ртищев.
   И что за скромница! Бывало, прежде
   Какая резвая была; а ныне --
   Едва глядит.
   Терентьевич.
                                 Не полагайся очень
   На скромность их. Как женишься, узнаешь,
   Что часто скромность их для виду только;
   А в тереме: -- ох, ох!
   Ртищев.
                                           А что, Терентьевич,
   Твоя жена здорова?
   Терентьевич.
                                        Нет, голубчик!
   Уж сколько лет вдовею! Ну ее!
   И вспоминать не хочется.
   Ртищев.
                                                 А что?
   Терентьевич.
   Да тоже скромница была такая,
   Что хуже пса цепного.
   Ртищев.
                                             Ай да Груня!
   Как расцвела. Должны с тобою выпить
   Мы за её здоровье.
   (Наливает себе и Терентьевичу).
                                          Дай Господь
   Ей только счастья в жизни!
   (Пьёт).
   Терентьевич
   (пьёт)
                                                       Что ж, она
   Боярышня хорошая; грешно
   Пока сказать дурное. Ведь боярин
   Не даст потачки. Он в Господнем страхе,
   В повиновенье строгом возрастил
   Родную дочь. Послушай-ка, родимый,
   Не прогневись, а я тебя хочу
   Спросить... о деле... об одном.
   Ртищев.
                                                          Изволь!
   Готов послушать.
   Терентьевич.
                                     Видишь ли, желанный...
   Аз окаянный во грехах своих,
   Как пёс смердящий...
   Ртищев.
                                          Говори яснее.
   Терентьевич.
   Я, видишь ли... да только ты не выдай
   Моих речей; а то беда, беда!
   Ртищев.
   Уж я не выдам. Говори!
   Терентьевич.
                                                 Да грех
   Велик уж больно.
   Ртищев
   (наливая Терентьевичу)
                                        Всполосни, Терентьевич!
   Авось язык развяжет; а не то
   И к вечеру не кончишь.
   Терентьевич
   (пьёт)
                                                   Благодарствуй!
   Да, так оно... Позволь тебя спросить:
   Ты табачище жрешь или вдыхаешь
   Так... Носом?
   Ртищев
   (улыбаясь)
                               Жру.
   Терентьевич.
                                                 И не имеешь
   Того, другого зелья?
   Ртищев.
                                              А тебе
   Зачем оно? Иль, старый греховодник,
   Повинен ты и этому греху?
   Терентьевич.
   Ох, грешен, грешен! Знаю сам, что страшно
   Меня Господь. накажет. Не могу!
   Так сатана объехал! Как нюхнешь,
   Так веселее станет, и глаза
   Как будто чище видят.
   Ртищев.
                                             Где же ты
   Так искусился?
   Терентьевич.
                                  Видишь ли, родимый,
   У нас, в Коломне, есть один подьячий --
   Так от него. А как уж я боюсь,
   Чтобы не приметили. Поверишь, даже
   Нарочно ем чеснок, чтобы от носа
   Вдруг не пахнуло невзначай.
   Ртищев.
                                                       Постой!
   Когда я быть глазами очень болен,
   Мне царский лекарь дал совет, чтоб нюхать
   Я стал табак. И помогло.
   Терентьевич.
                                                         Вот видишь:
   Сам царский лекарь!
   Ртищев.
                                          С той поры со мной
   Его всегда запасец есть.
   Терентьевич.
                                                 Голубчик!
   Родной ты мой! Не откажи!
   Ртищев.
                                                            Изволь!
   Охотно дам. Пойду сейчас, достану
   Его из сундука.
   (Уходит).
   Терентьевич.
                                    Достань, родимый!
   Вот благодетель! А уж я не знал,
   Где и достать. У Юрьича трудненько
   Почасту брать. А этот скверный нос,
   Как мельница: что ни клади зерна,
   Всё перемелет.
   Ртищев
   (входит)
                                    На! Вот тут довольно.
   Недели на две хватит; а затем
   И из Москвы прислать не трудно будет.
   У немцев, на Кокуе, ведь его
   Купить всегда возможно.
   Терентьевич.
                                                    Вот спасибо!
   Разодолжил! Ишь, слабость человечья,
   Так ведь и тянет.
   (Нюхает).
                                       На! Бери! Бери!
   Соси, разбойник!
   (Нюхает).
                                     Важно! Ух, ух, ух!
   Как пробирает!
   (Чихает).
                               Ну!
   (Чихает).
                                                 Довольно! Будет!
   (Чихает).
   Довольно, говорят! Ох, убегу!
   А то, пожалуй, кто-нибудь войдёт,
   Да, неравно, заметит.
   (Чихает).
                                           На дорожку!
   (Наливает в стопку мёд, пьёт и убегает).
   Ртищев.
   Стыдно
   Над стариком смеяться; но невольно
   Подчас смешно становится: и грех --
   И нюхает. А Груня! Показалась --
   И снова под замок. Да я сумею
   Найти к ней путь. Как ни крепки запоры,
   Как ни верны холопы -- но за деньги
   Достанешь всё! Теперь отправлюсь в сад
   И покурю проклятый табачище.
   (Уходит).

Конец 1-ого действия.

   

Действие 2.

Боярский плодовый сад, посреди старая дуплистая груша.

Тёмная ночь. Тарасовна и боярышня осторожно пробираются по сцене.

   Боярышня.
   Ах, страшно как!
   Тарасовна.
                                       Ещё бы! Что за темень!
   В такое время и нехорошо
   Быть не под кровлей. Долго ль до беды!
   Силён лукавый.
   Боярышня.
                                       Ах!
   Тарасовна.
                                                      Что там такое?
   Боярышня.
   Нет, это камень. Вот и добрались.
   Ведь это груша старая?
   Тарасовна.
                                                 Она!
   Ну, слава Богу! Здесь и подождём.
   Сюда прийти он должен скоро.
   Боярышня.
                                                                  Няня!
   Тарасовна.
   Чего, голубка?
   Боярышня
   (прижимаясь к ней)
                                  Страшно!
   Тарасовна.
                                                          Ничего!
   Вот как придёт -- и страхи все забудешь.
   Боярышня.
   Что ж он нейдёт?
   Тарасовна.
                                              Ох, сердце молодое!
   То страшно, то нейдёт. Постой, никак
   Зашелестело.

Подходит Ртищев.

   Ртищев.
                                 Здравствуй, моя радость!
   Боярышня
   (бросаясь к нему)
   Голубчик мой! Насилу дождалась!
   Ртищев.
   Едва добрёл. Темно, ни зги не видно!
   Боялся ошибиться и напрасно
   Всю ночь по саду пробродить.
   Тарасовна.
                                                          Ничто,
   Не заблудился!
   Боярышня.
                            Няня дорогая,
   Ты здесь побудь, а мы...
   Ртищев.
                                                 А мы пойдём
   По саду побродить немного.
   Тарасовна.
                                                          Ладно!
   Ступайте, милые, да только далеко
   Не отходите очень. Плохо, коль случаем
   С пути собьетесь, вас и не найдешь;
   А голосом опасно кликать: могут
   Почуять псы, тогда нам всем беда!
   Нам нечего бояться их, не страшны
   Они для нас сегодня.
   Тарасовна.
                                                Ох, как злы!
   Всех разорвут, своих не пожалеют.
   Ртищев
   (обнимая боярышню, к Тарасовне)
   Ты оставайся.
   Боярышня.
                                 Мама, ты далёко
   Сама не отходи. Мне... Я...
   Ртищев.
                                                    Не бойся!
   Ведь ты со мной.
   Боярышня.
                                     И страшно, и отрадно!
   Как бьется сердце!
   Ртищев.
                                          Милая, о многом
   Мне нужно говорить с тобой.
   Пойдём!
   Боярышня
   (прижимаясь к нему).
                     Пойдём.

Уходят.

   Тарасовна.
                                 Ушли. Что б не было беды!
   Коли проведает о том боярин,
   Не пощадит, живой зароет в землю.
   Ведь он её беречь мне паче ока
   Наказывал всегда. Да что ж, и я
   Не зверь какой... Ведь обливалось кровью
   Сегодня сердце, слушая голубку,
   Да глядючи на скорбь её и слезы.
   С чего он взял, что Александр Никитич
   Не пара нашей красоте? Ведь оба --
   Что королевич с кралей, да и родом
   Совсем равны. Положим, что молодчик
   Живёт не так, как указал Господь
   По старине; но все же ведь крещёный,
   Да и молодке мил не по одёже
   Бывает молодец. Устроят сами;
   Уговорят, или иначе как,
   А даст Господь, и кончим это дело
   Честным пирком да свадебкой. Устала
   Болтаться день-деньской. Присяду. Нынче
   Совсем не держат ноги.
   (Садится).
                                                   А бывало
   Назад годков с полсотни так и я
   Частенько выбегала в час полночный
   К родному Сене. Статный и лихой
   Он в те поры был молодец, и много
   Я скоротала с ним тогда ночей
   Под этой грушей. Ох, грехи, грехи!
   Ишь, ветер как гудит, и вправду страшно!
   Того гляди, что леший окаянный
   Вдруг набредёт случаем, да заметит
   И лапою косматой обоймет...
   Фёдор
   (подкрадываясь сзади, обнимает Тарасовну)
   А, вот где ты!
   Тарасовна
   (вскакивая)
                                    Ох, Господи-Создатель!
   Чур, чур меня! Спасите! M-м-м...
   Фёдор.
   Чего мычишь?
   (Хохочет).
                              Сморчок ты мой сердечный!
   Карга столетняя! Беззубая красотка!
   А я тебя ведь ждал -- не дождался;
   Все очи проглядел и истомился.
   Тарасовна.
   Отстань, пострел! Ишь, напугал, юрод!
   И дух едва переведу доселе.
   Фёдор.
   А ты не разом, полегоньку. Ну-ка,
   Поведай мне, с чего тебе взбрело
   В такую пору здесь, в саду, шататься?
   Тарасовна
   (смешавшись)
   Кому?
   Фёдор.
                   Тебе!
   Тарасовна.
                                  Ах, мне...
   Фёдор.
                                                             Ну да, тебе!
   Тарасовна.
   Вот видишь ли, голубчик мой любезный,
   У нас сегодня истопник -- злодей
   Такого дыму напустил, что просто
   Хоть умирай! Едва-едва на воздух
   Я добрела, и по сию пору
   Так и стучит, так и стучит!
   (Хватается за голову).
                                                          Совсем
   Как в омуте, так голова кружится
   Фёдор.
   Ври поскладней! С чего топить пристало
   Хоромы летом? Невпопад пришлось.
   Соври получше!
   Тарасовна.
                                  Нет, не вру, любезный!
   По правде истинной.
   Фёдор.
                                              Коли не врешь,
   Так я тебе могу помочь. Пойдём-ка,
   Я до крылечка доведу тебя.
   Тарасовна.
   Спасибо, милый! Ты не беспокойся,
   Я и одна сумею добрести.
   Фёдор.
   Пойдем, пойдём! Не ночевать же будешь
   Под этой грушей?
   Тарасовна.
                                     Федя...
   Фёдор.
                                                         Что тебе?            
   Тарасовна.
   Оставь меня, голубчик!
   Фёдор.
                                              Что-то, видно,
   Тебе идти не хочется отселе?
   Тарасовна.
   Нет... Я пойду... Ох, Федя дорогой,
   Не мучь меня, уйди!
   (Смотрит по направлению к кустам).
   Фёдор.
                                           Ай-ай, старуха,
   Чем занимаешься! Постой-ка, я пошарю
   Вон там, в кустах...
   Тарасовна.
                                             Голубчик, не сгуби!
   Ведь мне твоя покойница сестра
   Сродни была. На вот, возьми алтын
   И уходи своей дорогой.
   Фёдор.
                                              Мало, тётка!
   Давай рублевик!
   Тарасовна.
                                       Что ты! Где ж мне взять
   Такие деньги? Сроду не видала
   В моей мошне таких больших гостей.
   Фёдор.
   Ну, и не надо!
   (Хочет идти к кустам).
   Тарасовна.
                                  Ох, возьми две гривны!
   Ведь всё, что есть, тебе я отдаю.
   Фёдор.
   Рублёвик, тетка! Лучше не торгуйся;
   А то, пожалуй, больше запрошу
   Тарасовна.
   Да нету, Федя. Рада бы, готова
   Хоть больше дать! Да нету же, ей-ей!
   Фёдор.
   Ты поищи -- найдешь... Под душегреей
   В мошне на шее. Ведь согнулась даже:
   Так оттянули. Доставай скорей!
   Тарасовна
   (кряхтя, достаёт деньги)
   На, на, возьми! Ох, разорил, злодей!
   ведь по годам сбирала, а теперь
   Вынь, да положь, и улетел, сердечный,
   В чужие руки! Нет в тебе стыда
   Убогих грабить.
   Фёдор.
                                     Эх, кабы убогих
   Таких побольше было! Ну спасибо!
   Пожалуй, ты и завтра приходи.
   Тарасовна
   (сердито)
   Содрал, так и проваливай! Не вырос
   Ещё ты зубы скалить на меня.
   Ступай! Пошёл!
   Фёдор.
                                       Иду. Спасибо, тетка!
   Ведь к Александра-то Никитича деньгам
   И твой рублёвик кстати как пришелся.
   Тарасовна.
   К каким деньгам?
   Фёдор.
                                     Да к нашим! Неужели
   Ты думала, что он меня минует
   В такой затее?
   Тарасовна.
   Так тебе известно?
   Фёдор.
   Ещё бы, милая! Да кто же для него
   Прибрал собак?
   Тарасовна.
                                  Так ты за что ж, злодей,
   С меня содрал рублёвик? Ах, грабитель!
   Отдай назад!
   Фёдор.
                               Ой ли?
   Тарасовна.
                                                 Отдай, поганец!
   За что ж ты взял?
   Фёдор.
                                  За что?
   Тарасовна.
                                                      Ну да, за что?
   Фёдор.
   За глупость, тетка! Нынче и за глупость
   Берут оброк. Ты здесь не прозевай;
   А я пойду, да повожу с собою
   В другом конце на привязи собак,
   А то, пожалуй, старый-то боярин,
   Как не услышит лая да не спит
   И вздумает пожаловать проверить,
   Спустил ли я собак, -- тогда беда!
   Не унести вам ноги, никому
   Из этих мест. Ты, тётка, не забыла
   Замкнуть крылечко?
   Тарасовна.
                                          Уходи скорей!
   Не яйца учат курицу. Грабитель!
   Фёдор.
   Ты не сердись! Кого же и доить,
   Как не таких коров. Да очень долго
   Не позволяй гулять. Как засвищу --
   Так убирайтесь живо!
   (Прячет рублевик в кошель).
                                           Эх, родимый,
   Не долго залежишься! Ведь недаром
   И сделан круглым.
   (К Тарасовне).
                                             Не засни, смотри.
   Тарасовна.
   Ступай, ступай!
   Фёдор.
                                     Прощай, моя ворона!
   (Уходит).
   Тарасовна.
   Разбойник! Негодяй! Грабитель подлый!
   Так ни за что и вытянул проклятый
   Рублевик целый! Скоро ль наживёшь
   Деньгу такую? Он ведь у меня
   Лежал бы долго-долго; у него же --
   Сейчас ребром. И я-то оглупела,
   Как малое дитя. На вот, возьми --
   И отдала! Ведь он бы, окаянный,
   Одним алтыном, так и тем доволен,
   Наверно, был бы. Я же: на, бери --
   И отдала. Да что ж они так долго
   Нейдут назад. Пора, давно пора!
   Эй, где вы? Время!
   (Отходит к кустам).
                                        Где вы?
   (Уходит).

Ртищев и боярышня подходят с другой стороны.

   Боярышня.
                                                          Тебе легче!
   Ты будешь занят целый день трудами
   По царскому наказу; для меня же
   Вся жизнь в тебе одном, и без тебя
   Я не найду ни в чём ни утешенья,
   Ни радости.
   Ртищев.
                         В работе и трудах,
   И днём, и ночью, всюду и всегда
   Я о тебе одной лишь буду думать,
   Тебя одну любить и вспоминать.
   Боярышня.
   Спасибо, милый!.. Там у вас не мало
   Боярышень красивых, молодых...
   Быть может, не одна из них томится
   И слезы льёт в разлуке по тебе?
   Ты не изменишь?
   Ртищев.
                                        Я? И ты могла
   Подумать обо мне, что я решусь... Да?
   Боярышня
   (перебивая)
   Ты не сердись! Не огорчить тебя
   Хотела я; но... знаешь... ноет сердце...
   Невольно думается...
   Ртищев.
                                              Не страшись!
   Молись и жди. Не позабуду я
   Ни слов твоих, ни ласкового взора,
   Ни милого лица. Передо мною
   Бессменно будут...

Слышен шум в кустах.

   Боярышня.
                                        Ах! Кто там шуршит?
   Ртищев
   (прислушивается)
   Нет никого! Вспорхнула, видно, птица
   Между кустов.
   Боярышня.
                                 Мне страшно! Неравно
   Откроют нас. Голубчик, неужели
   В последней раз я вижусь лишь тобой?
   Ртищев.
   Не бойся, Груня! Я тебе ручаюсь,
   Что все устрою! Царь ко мне теперь
   Не по заслуге милостив. Откроюсь
   Ему во всём и попрошу в награду
   Моих трудов устроить нашу свадьбу.
   А если царь быть сватом пожелает,
   Так не посмеет отказать ему
   Родитель твой. Сегодня же с рассветом
   Я выеду в Москву. Туда на днях
   И государь наш возвратится. Тотчас,
   При первой же возможности, когда
   К нему из отпуска являться буду,
   Так брошусь в ноги, расскажу как есть.
   И если соизволит государь
   Устроить свадьбу, да отцу прикажет
   С тобой в Москву приехать, так тогда
   Все и решится.
   Боярышня.
                                  Если б совершилось
   Всё так, как ты изволишь говорить...
   Ртищев.
   И совершится! Верь моим надеждам!
   Не первый раз придется государю
   Быть нашим сватом. Много он устроил
   Подобных свадеб, и никто доселе
   Из самых знатных, заслуженных лиц
   Ещё не смел отказывать царю
   На сватовстве. Поверь же мне, голубка,
   И будь покойна! Не замедлю я
   Через Терентьевича пересылать тебе
   Об этом весточки. Он предан мне
   И не изменит; он же и читать
   Тебе их будет.
   Боярышня.
                                     Милый мой! Спасибо,
   Что так придумал; легче будет мне.
   Пиши, пиши! Со мною неразлучны
   Твои посланья будут. Но зачем
   Ты так спешишь? Ещё хотя бы день
   Остался здесь, и завтра мы могли бы
   Опять увидеться.
   Ртищев.
                                     Нельзя, голубка!
   Для нашей пользы мне необходимо
   Скорее ехать.
   Боярышня.
                         Знаю! Но невольно
   Какая-то тяжелая печаль
   Тревожит сердце. Скучно, мой голубчик,
   Мне станет без тебя в разлуке; длинно
   Потянутся вослед один другому
   Лихие дни, и уж ни в чём отрады
   Я не найду. Ты дай мне что-нибудь
   На память о себе.
   Ртищев.
                                        Охотно! Только
   Что дать тебе?
   Боярышня.
                               Сорви вот эту ветку
   И поцелуй сперва, а после мне
   Ее отдай.
   Ртищев
   (срывает ветку, целует её и отдаёт боярышне, целуя и ее)
                            Изволь!
   Боярышня.
                                              Спасибо, милый!
   Мне веселее будет с ней.
   Тарасовна
   (подходит)
                                                    А я
   Вас сколько времени ищу напрасно
   Вон в тех кустах; ободралась совсем
   В крыжовнике. Уж время расставаться!
   Пора давно!
   Ртищев.
                            Ещё немного, няня.
   Тарасовна.
   Нельзя, нельзя!

Слышен свист.

                            Постой, никак свистят?!
   (Прислушивается).
   Свистят, и есть! Скорей, скорей отсюда!
   Беда, беда!
   Ртищев
   (обнимая боярышню)
                           Голубушка, прощай!
   Боярышня.
   Прощай, мой милый! Приезжай скорей!
   Не позабудь.
   Ртищев.   
                              Приеду!
   Тарасовна.
                                                   Ну, довольно!
   Пора, пора!
   
   Боярышня.
                              Прощай, мой дорогой!
   Ртищев.
   Прощай!
   (Целует её).
                      Ещё!
   (Целует).
                                  Не откажи, родная!
   На лёгкий путь!
   (Целует).
   Тарасовна.
                                     В последний раз, голубка!

Боярышня вырывается от Тарасовны и падает в объятия Ртищева; затем уходит, увлекаемая Тарасовной.

   Ртищев.
   Голубушка!.. А как темно! Дорогу
   В такой глуши с трудом теперь найду.

К нему подходит поспешно Фёдор.

   Фёдор.
   Спеши, боярин! Да держись левее
   Вон тех кустов, а там через ограду,
   И в поле! С Богом!
   Ртищев.
                                     Ну, спасибо, Федька!
   Возьми ещё!
   (Дает ему деньги и убегает).
   Фёдор.
                                  А я нарочно вздумал
   Его пугнуть, чтоб знал вперёд дорогу,
   На всякий случай. Молодец! Сегодня
   Изрядная толика перепала
   В мою мошну. Пойду, спущу собак
   Да и прилягу!
   (Развязывает мошну и кладёт деньги).
                                          Вот ведь, деньги
   К деньгам всегда пристанут. Эх, дружки,
   Из серебра любезные кружки!
   (Уходит).

Конец 2-ого действия.

   

Действие 3.

Картина 1.

Светлица боярышни. Время после обеда.

Боярышня сидит на скамье.

   Боярышня.
   Щемит мне сердце! Чуется беда
   Неведомая. Грустно все вокруг,
   И лишь о нём мне думается всюду.
   Устроит ли? Родитель мой суров,
   Не переменит слова. А помимо
   Его согласья замуж выходить
   Хоть и за милого, грешно, не будет
   Благословенья Божьего на нас.
   Печальны дни. Хотелось бы хоть раз
   Взглянуть на Сашу; снова услыхать
   Любимый голос; замереть на миг
   В его объятьях жарких. Так отрадно
   Мне было с ним тогда, в саду, вдвоем,
   И пролетело сном свиданье наше,
   Блаженным сном.

Входит Тарасовна.

   Тарасовна.
                                           Да выйди погулять!
   В саду-то рай; чего здесь пригвоздилась?
   Боярышня.
   Не хочется.
   Тарасовна.
                            А ты принудь себя.
   Ты не старуха и должна во всём
   Себя блюсти. Неровен час, голубка,
   Вдруг похудеешь, да спадешь с лица,
   И милому тогда не той уж станешь!
   Боярышня.
   Не веселит меня ничто в разлуке с ним,
   И с места не сошла бы.
   Тарасовна.
                                                   Я и молвлю:
   Нехорошо такую власть давать
   Своей тоске; она людей не красит.
   Грустить грусти, а соблюдать себя
   Не забывай. Такое наше дело.
   Пока белы да круглы, нас и любят,
   И целовать охочи; а потом
   Иные станут.
   Боярышня.
                                 Нет, ты не клепай
   Напраслины на Сашу. Не таков он!
   Не охладеет никогда ко мне.
   Тарасовна.
   Дай тебе Бог!
   Боярышня.
                               Удастся ли ему
   Устроить наше дело?
   Тарасовна.
                                                Ловок он
   И тороват; а будет ли удача,
   Известно Богу. Ты молись усердней.
   В Его руках судьба нас, грешных, всех.

За дверью слышен кашель.

   Вон уж ползёт тюремщица твоя,
   И поболтать с тобою не успеешь.

Входит Домникия.

   Ты бы, боярыня, немного отдохнула;
   После еды потребно всем заснуть.
   А я побуду с Грунюшкой.
   Домникия.
                                                      Вздремну
   Немного здесь. Нельзя мне оставлять
   Ее надолго. Клятвой обязалась
   Не разлучаться с Груней. Ты ступай
   И отдохни.
   Тарасовна.
                              Уж больно ныне жарко.
   Так и горит.
   (Уходит, зевая).
   Домникия.
                               Ты что же будешь делать?
   Займешься чем?
   Боярышня.
                                     Ничем.
   Домникия.
                                                       Поотдохни.
   А я немного подремлю. Устала,
   И парит очень; верно, быть грозе...

Стучат в дверь.

   Кто там?
   Терентьевич
   (за дверью)
                                  Терентьевич.
   Домникия.
                                                            Что тебе? Войди!
   Терентьевич
   (войдя)
   Здорова ли, боярыня?
   Домникия.
                                                Здорова.
   Господь хранит. Чего тебе, Терентьевич?
   Терентьевич.
   К боярышне пришёл; принёс ей книжку.
   Занятна очень.
   Домникия.
                                  Это хорошо.
   Прочти ее; послушаю и я.
   Терентьевич
   (боярышне)
   Поклон тебе, боярышня! Здоровьем
   Как чувствуешь себя?
   Боярышня.
                                                Спаси, Бог! Плохо.
   Всё голова болит.
   Терентьевич.
                                        Коли надуло,
   Так в уши положи купырь-траву,
   И полегчает.
   Домникия.
                               Ты какую ж книжку
   Принёс с собой?
   Терентьевич.
                                           Хорошую.
   Домникия.
                                                                Какую?
   Терентьевич.
   А именуется Сильвестров "Домострой".
   И как спасительна!
   Домникия.
                                        Прочти. Слыхала.
   Хвалил ее духовный мой отец.
   Терентьевич
   (про себя)
   Ишь, старая карга! Спровадить нужно
   Ее отсель, да только мудрено.
   Домникия.
   Ты сядь вот здесь, к боярышне поближе,
   А я к столу приткнусь, а ты читай.
   Благое дело.
   Терентьевич
   (садится возле боярышни)
                               Ладно! Только надо
   С вниманьем слушать. Книжка мудрена.
   С понятием.
   Домникия.
                            Духовная, вестимо!
   Чем мудреней, тем лучше.
   Боярышня.
                                                 Ты, Терентьевич,
   В другой бы раз зашёл. Сегодня я
   Не так охоча слушать.
   Терентьевич.
                                                 Не могу
   Откладывать, боярышня. И книжка
   Мне дадена на срок. Её послушай!
   На пользу будет...
   Домникия.
                                       Почитай, Терентьевич!
   Работать не охота на жаре.
   Я для тебя отдерну занавеску,
   Светлее будет.
   (Идёт к окну и отдёргивает занавеску).
   Терентьевич
   (к боярышне, тихо)
                                       Весточка к тебе
   Пришла сегодня.
   Боярышня
   (тихо)
                                        Да?
   Терентьевич
   (тихо, указывая на Домникию)
                                                          Не выдавай
   Меня пред ней. Садись и только слушай.
   Боярышня
   (громко)
   Если нельзя откладывать, прочти.
   Послушаю.
   Домникия
   (садясь у стола)
                              Послушаем, голубка!
   Душеспасительное хорошо всегда.
   Терентьевич.
   Вот я тебе, боярышня, прочту.
   (Читает).
   "Как детям отца и мать беречь и повиноваться им во всём".
   Домникия.
   Прочти, прочти! Об этом хорошо
   Читать почаще детям.
   (Боярышне).
                                             Ты его
   С вниманьем слушай
   Терентьевич
   (читает медленно и однообразно, растягивая слова)
   "Чада, вслушайтесь в заповеди Господни, любите отца своего и мать свою, и слушайте их, и повинуйтесь им в Боге во всем, и старость их чтите, и немощь их и всякую скорбь от всей души на себе понесите, и благо вам будет, и долго пребудете на земле"
   Боярышня
   (заметив, что Домникия дремлет, тихо).
   С тобою весточка?
   Терентьевич.
                                        Со мною. Только
   Ты не спеши.
   Боярышня.
                                  Что ж делать?
   Терентьевич.
                                                                  Погоди!
   Устрою все.
   Домникия
   (очнувшись)
                              Что ж ты замолк, Терентьевич?
   Терентьевич.
   Да в горле пересохло. Прикажи
   Подать медку иль бражки; легче станет
   Читать-то вслух.
   Домникия.
                                     Добро! Сейчас скажу,
   Что б принесли.
   (Уходит).
   Боярышня.
                                        Прочти её скорей!
   Скорей, скорей!
   Терентьевич.
                                       Прочесть я не успею.
   Ты погоди.
   Боярышня.
                              Когда ты получил?
   Терентьевич.
   Сегодня утром.
   Боярышня.
                              Он здоров? Приедет?
   Терентьевич.
   Здоров, здоров! Узнаешь. Погоди!

Входит Домникия.

   Домникия.
   Сейчас дадут, и я с тобою выпью.

Сенная девушка приносит ендову браги с ковшом, ставит на стол и уходит.

   Терентьевич
   (к Домникии)
   Испей, родная! После разносолья
   Так и зовёт к питью.
   (Подаёт ей ковш).
                                          Вкушай во здравье!
   Домникия
   (пьёт)
   Ты, Грунюшка, не хочешь ли?
   Боярышня.
                                                             Спаси, Бог!
   Я не люблю пить брагу; не вкусна.
   Терентьевич
   (пьёт)
   Холодненькая бражка! Что ж для нас
   Медку-то пожалели?
   Домникия.
                                           Брага лучше.
   Не так хмельна.
   Терентьевич.
                                       На бабий вкус оно
   Выходит так. А нам, родная, хмель
   Не враг, а друг; живём в согласье добром.
   Как мать, готов укачивать он нас.
   Домникия.
   Ну, продолжай! Хорошее писанье
   К раздумью клонит; мудры словеса.
   Терентьевич
   (пьёт)
   Ух, хорошо! Теперь полегче станет
   Читать, как глотку бражкой сполоснёшь.
   (Придвигает к себе ендову и начинает читать так же мерно и протяжно).
   "И долго пребудете на земле, за то простятся грехи ваши, и Бог вас помилует, и прославят вас люди, и род ваш благословится навеки, и наследуют сыны сынам вашим"...
   Домострой Сильвестра.
   (Заметив, что Домникия склонила голову на руки и стала всхрапывать, боярышне). Теперь, боярышня, прослушай!
   (Поспешно выпивает ковш браги, вынимает письмо, кладёт его в книжку и мерно, а частью скороговоркой продолжает читать).
   "Светику моему, дорогой голубке Грунюшке, сердечный привет и любовный поклон от её друга любезного на многие лета. Уведомляю тебя, ангела моего: жди в радости; скоро кончится благостно дело наше. Сам государь сватом быть возжелал, и не откажет ему родитель твой, и станешь ты моею дорогою женою до конца дней. Не горюй же, солнышко мое ясное; скоро свидимся и не разлучимся никогда! Целую твои уста сахарные, глазки твои ясные, ручки твои"...
   Домникия
   (поднимая голову)
   Кто, кто целует-то? Ты что читаешь?
   Какие ручки там?

Боярышня смеётся.

                                        Чего смеешься?
   Боярышня.
                                     Как же! Ты заснула
   И, верно, видела, что целовали
   Тебе во сне и ручки, и глаза.
   Терентьевич.
   Силен лукавый! Ишь ведь, наважденье,
   Какое от нечистого бывает.
   Домникия.
   Я не заснула. Так, была в раздумье.
   Глаза закрыла, чтоб внимать усердней,
   Не пропустить бы.
   Боярыня.
                                     Для чего ж храпеть
   Ты принималась?
   Домникия.
                                        Разве я храпела?
   Терентьевич.
   Был малый грех.
   (Пьёт).
   Домникия.
                           Вольно ж тебе читать,
   Как по покойнике. Небось, всю брагу выпил?
   Терентьевич.
   Пересыхает горло.
   Домникия.
                                           Знаю я
   Твою утробу. Высосешь ведро
   В один присест.
   Боярышня.
                                              Не обижай его.
   Он от жары.
   Домникия.
                                     Не обижаю я,
   А правду молвлю.
   (Встаёт).
                                             Ну, довольно! Будет
   Читать сегодня... Жарко, как в печи,
   И слушать трудно.
   Терентьевич
   (встает)
                                        Дочитаем после
   В другое время.
   (Боярышне).
                                     Дай тебе Господь
   От твоего недуга исцеленье.
   Пожалуй ручку на прощанье мне.
   (Целует руку и незаметно передает письмо).
   Боярышня.
   Прощай, Терентьевич! Ты зайди на днях
   Докончить книжку.
   Домникия.
                                          А тебе занятной
   Она пришлася?
   Боярышня.
                                  Очень.
   Домникия.
                                                    Только он
   Читает плохо.
   Терентьевич.
                                  Я зайду, зайду!
   Прощай, боярыня.
   Домникия
   (Терентьевичу)
                                  Пойдём со мною
   До лестницы в сенях, что б знали там,
   Что не один ты с Груней оставался.
   (Уходит с Терентьевичем).
   Боярышня
   (целует письмо)
   Заветное посланье! Дай-то Бог,
   Чтобы оно скорей осуществилось.
   Как жаль, что я не в силах прочитать
   Его одна; зато со мною будет
   Оно повсюду неразлучно. Милый!
   Я жду тебя! Лети ко мне скорей!
   Или твоей, или ничьей я буду,
   И без тебя мне счастья не видать.
   (Уходит).
   

Картина 2.

Комната боярина.

Входят боярин с иноками Питиримом и Вассианом.

   Боярин.
   Здесь отдохните, гости дорогие.
   Устали, чай?
   Питирим.
                            Привычная дорога.
   В трудах всегда, в опасности немалой
   Всё пребываем. Знаешь сам, боярин,
   Какие нынче времена...
   Вассиан.
                                                    В служении Господнем
   Устать нельзя.
   Питирим.
                                  Ему служить -- спасенье!
   А нам о нём ведь должно ежечасно
   Иметь заботу.
   Боярин.
                               Времена ужасны!
   Завет отцов, преданья вековые,
   Обычаи священные забыты
   И служат лишь потехою для тех,
   Кто изменил им, волею принявши
   Обычай чуждых, иноземных стран...
   Приход ваш в радость. Что за благодать
   В служении по древнему завету
   Святых отцов! Как чинно, благолепно
   Творится служба, на святой молитве
   Забудешься, склонишься пред Всевышним, --
   И так отрадно станет на душе!..
   А нынче что?.. Ты помнишь Алексашку,
   Никиты Савича покойного сынка?
   Обрился, окургузился и в силе
   Не малой там средь новых состоит.
   Питирим.
   Царю Петру такие люди нужны,
   Он с иноземцами их скоро подружит.
   Боярин.
   Придёт пора -- вернутся к старине;
   Лишь было бы не поздно. Время, время!..
   Подумаешь -- невольно согрешишь.
   Зачем Господь мне не закрыл глаза,
   Пока вся Русь по старине держалась?
   Вон Ртищев сколько лет лежит спокойно
   В сырой земле, и мне пора давно бы
   Быть вместе с ним.
   Питирим.
                                                 А что ж тогда, боярин,
   С твоею Груней сталось бы? До нас
   Молвой стоустой донеслась вдруг весть,
   Что Александра...
   Боярин
   (перебивая)
                                           Вздор! Какие вести?
   Все бабьи сплетни!
   Питирим.
                                             Хоть оно и сплетни,
   А только знаешь...
   Боярин
   (перебивая)
                                             Сплетни -- и довольно!
   Не заводи об этом больше речь.
   Мне вреден гнев, и на худые мысли
   Наводит он мой ослабевший ум.
   Вассиан.
   Не Божий гнев! А гневу человечью
   Не надо места многого давать.
   Питирим.
   Прости, боярин! Более не буду
   О неугодном спрашивать тебя.
   Боярин.
   Пусть Бог простит за это.
   Питирим.
                                                    Благодарствуй
   За ласковый приём, что у тебя
   Мы приобвыкли обретать, боярин.
   Боярин.
   Ну что, отцы? Как поживать изволят
   Киновиархи пустыни священной
   Отцы Андрий и Даниил?
   Питирим.
                                                   Тебе
   Поклоны шлют, своё благословенье,
   Рекут тебе, боярин, милость Божью
   За твой привет и к нуждам снисхожденье,
   За память к ним.
   Боярин.
                                       Велик избранник Бога
   И настоятель Даниил, его
   Меня Господь не удостоил видеть,
   Зато Андрий и мудростью, и словом
   Меня утешил. Здесь, в покое этом,
   Я с ним беседу вёл, и долго, мудро
   Он поучал меня. Хоть млад летами,
   Но разумом обилен и за веру
   Стоит зело.
   Питирим.
                            Господь его избрал
   И указал прийти на Выг далёкий,
   Что б там светильник веры водрузить.
   Боярин.
   Не вздумает ли он ещё хоть раз
   Прийти в Москву и верных чад духовных
   Возвеселить присутствием своим?
   Питирим.
   Нет, не придёт! На Выге ежечасно
   Грозит беда обители святой.
   Боярин.
   Как? И туда добрались супостаты?
   Питирим.
   Да, и до нас! Уж много пострадало
   Святых людей в окраине далёкой,
   Куда стеклись, гоненьем распалены,
   Ревнители божественных словес
   И отческих преданий неизменных.
   Мы помним их! И свято чтим, и молим
   Предстательства пред Господом за нас
   И Пимена, и Германа, Игнатья,
   И Емельяна благо ревностного то ж,
   Иосифа Ловзунского, иного
   Иосифа же Соловецкого, и с ними
   Благую рать неведомых страдальцев,
   За Господа страдание принявших
   И огненным мучением спасённых
   От лютого соблазна Сатаны.
   Боярин.
   Велик их подвиг! Страшно и помыслить
   Об их мучениях.
   Вассиан.
   Страшен тем лишь огнь вещественный,
   Кто огня любви божественной
   Не обрящет в сердце суетном,
   Падком до греха!
   Лучше есть огнём скончатися,
   В вере древней удержатися,
   Чем анафеме предатися,
   Душу погубив!
   Питирим.
   Как чада Азиирины в печи,
   Всё Бога славившие, иль святая матерь
   Соломония той седмицы братьев
   И мучеников Маккавеев, -- они
   Принявши смерть, очистились от скверны
   И тлена мира. Благо им, бо ныне
   Погибла правда на Руси!
   Боярин.
                                                    Ужасно,
   Егда помыслишь!
   Питирим.
                                       Божье испытанье!
   Его принять без страха мы должны.
   Была пора, над Русью благодатно
   Цвела, как крин во юдоли роскошной,
   Святая церковь, юже восприяша
   С равноапостольным Владимиром Святым
   От Византии древней. Благочестно
   Текли века, и прикоснуться к ней,
   И посягнуть на Божии заветы
   Ничья десница не дерзала. Ныне ж
   Зима настала, и озябло сердце,
   Мятётся церковь, нет тому конца.
   И всюду гибель, и спасенья веры
   Не ждёт уж Русь, как прежде, от царя.
   Вассиан.
   Позабыл, видно, он страшный Бога глагол,
   Что грозит всей земле за церковный раздор
   Лютый мор, острый меч и державы паденье!
   Боярин.
   Как дикий зверь, он над святою церквой,
   Над дедовским обычаем, над всем,
   Что свято нам, глумится беспощадно
   И, как врагов, лишь губит да сечёт
   Защитников Господнего завета
   И веры древней, предками хранимой.
   Питирим.
   Несть наша брань ни к плоти и ни к крови,
   А о душе соболезнУя лишь,
   Мы ополчились за святую веру
   И постоим достойно до конца.
   Пускай казнят! Пускай клюют нам очи!
   Пусть издеваются над плотью, но за то
   На страшный суд предстанем мы достойно
   И не погубим наших грешных душ!
   Вассиан.
   Сохраняюще благочестие неповредно
   И предание соблюдающе неущербно,
   И ничто же днесь в вере истинной претворяяй,
   И ничто же в храм непотребного приносяяй.
   Питирим.
   А новолюбцы -- Божье естество
   От истинного Бога испаденьем
   Навек стеряли. Беса только тешат
   Да книги портят, плевелы в них сея,
   И предаются дьявольским потехам
   Да иностранному любленью, еже есть
   Глаголы непотребные и взоры,
   Хожденье, одеяние, соблазны
   Да блудоносный образ сатанин.
   Вассиан.
   Мятётся Русь, лишь слышны в ней
   Стенанья праведных людей!
   И бряк цепей, и звон вериг,
   И свист бичей, и смертный крик,
   Да кровь страдальцев неповинная!
   Великий блуд и адский смех,
   Содом мирской, да тяжкий грех
   Творят антихриста служители.
   Проклятье им -- вот наш привет!
   Анафема -- вот наш ответ!
   Напрасно боле препираться!
   Погибло всё: и град, и весь!
   И только смерть отрада днесь,
   Во имя Божие скончаться!

Стучат.

   Боярин.
   Кто там? Войди!

Входит Мартын.

   Мартьянович.
                                     Боярин, из Москвы
   Вернулся Турка.
   Боярин.
                                          Для чего?
   Мартьянович.
                                                                   С цидулкой
   От Манукова! Говорит, что он
   Ему велел, не медля ни минуты
   И не жалеючи коней, скакать скорей
   К тебе, боярин.
   Боярин.
                                 Позови сюда!

Дворецкий уходит.

   Что это значит? Мануков напрасно
   Не потревожит.
   Питирим.
                                    Он при чём теперь?
   Боярин.
   Да с новыми порядками остался
   Так, ни при чём. А всё же у него
   Приятелей по прежнему разряду
   Дворцовому осталось ещё много.
   Должно быть, ныне что-нибудь проведал
   И извещает.

Входит Турка.

   Турка.
                            Дай, Господь, здоровья!
   Тебе, боярин, вот Иван Касьяныч
   Писанье наказал своё подать,
   Да не жалеть коней, что б непременно
   Поспеть до света.
   Боярин.
                                        Больше ничего
   Не говорил тебе?
   Турка.
                                     Нет, ничего!
   А только, мол, сказал: лети, как ветер,
   И не жалей коней. Да, как придёшь
   И если будет почивать боярин,
   Так накажи, что б разбудили тотчас
   И грамотку подали.
   Боярин.
                                           Не загнал
   Совсем одров?
   Турка.
                                  Нет, ничего! Вот чалый
   К концу немного начал припадать.
   В лугах оправится... Ну да, за ночь...
   Быть может, отойдёт.
   Боярин.
                                              Ступай! Спасибо!
   Да не болтай, кем прислан из Москвы.
   Турка.
   Спокоен будь, боярин! Не впервые!
   Хоть вытяни язык, а не болтну,
   Чего не следует.
   Боярин.
                                     Благодарю!

Турка уходит.

   Что пишет-то Касьянович в письме?
   (Питириму, подав письмо).
   Прочти, пожалуйста, отец святой!
   Меня Господь не вразумил познаньем
   Подьяческую мудрость разбирать.
   Питирим (читает). "Бьёт тебе челом и благодарит за твои великие милости подьячий Ивашка, что не забываешь меня с жёнкою и детками от щедрот твоих в долготу дней. По сём поспешаю известить тебя, благодетель, что сего числа бил челом во дворце великого государя Алексашка Ртищев и просил пожаловать его боярышней дочкой твоей свет Аграфеной Кондратьевной. И государь его тем пожаловал, соизволил его дело на себя взять и приказал тебя, боярин, с дочкою звать в Москву ласковым обычаем пред светлые очи государевы. А и будет к тебе гонец от его царского Величества на завтрашний день с позывом честным от самого царя. Аз же, милостивец, егда узнал о сём от верных людей, поспешив отыскать на Москве холопы твоего Турку и пережав ему цидулу сию, повелел: не теряя часа единого к тебе, благодетелю, моему, не жалея одров, скакать, дабы тебя вовремя предупредить, да не обретёт тебя гонец царский не готовым к сей вести. По сём, благодетель, желаю тебе всякого здравия и спасения с чадами и домочадцами твоими, а меня, раба твоего, да не забудешь ты и наперёд великою твоею милостью и милосердием. Подьячий Ивашка Мануков. Сентеврия 3-ьего дня".
   Боярин.
   Так вот оно! Проклятый Алексашка!
   Каким путём задумал породниться
   Со мной теперь. Что делать? Если я
   Не захочу добром поехать, силой
   К царю доставят, если ж и поеду
   Да откажу, так он ведь не посмотрит
   На мой отказ. Что делать? До утра
   Решить я должен! Что же вы молчите,
   Отцы честные? Помогите мне
   И вразумите старика. Не знаю,
   Что делать мне!
   Питирим.
                                     Исход один остался.
   Боярин.
   Какой, скажи?
   Питирим.
                                 Бежать!
   Боярин.
                                                    Когда?
   Питирим.
                                                                      Сейчас!
   Боярин.
   Сейчас? Куда?
   Питирим.
                                  Да к нам, на Выг, боярин.
   Уж мы укроем!
   Боярин.
                                  К вам? А дочь?
   Питирим.
                                                                  Её
   С собой возьми! У матери Анфисы
   В обители побудет, а потом,
   Что предпринять, размыслим на досуге.
   Боярин.
   На Выг! В обитель! Разом, не успевши
   И распорядка сделать!
   Питирим.
                                                    Коли он
   Тебе дороже дочки, так останься
   И поезжай в Москву.
   Боярин.
                                              Нет, не поеду!
   Питирим.
   Заставят силой! Поезд шутовской
   Устроят нарочито. Царь ведь любит
   Над вами потешаться.
   Боярин.
                                              Да нельзя ли
   Куда-нибудь на время дочь отправить
   Иль схоронить в усадьбе и сказать,
   Что убежала?
   Питирим.
                                 Слову не поверят,
   Найдут везде!
   Вассиан.
                               Смятенье одолело?
   Верблюду легче влезть в иглы ушко,
   Чем богатею часто в царство Божье.
   Боярин.
   Я думал отвезти её на днях
   В далёкий Болхов. Там живёт в поместье
   Приятель мой Собакин. Овдовел
   Он год назад и мне писал намедни,
   Что вновь жениться хочет. Он не молод,
   Да и убог: одна нога короче
   Другой намного. Он по старине
   Прикинул жить и Груню не допустит
   До новшества. К тому же он два раза
   Уж был женат и не имел детей,
   Так, верно, у него уж и от Груни
   Ребят не будет.
   Питирим.
                                    Поздно уж, боярин,
   Об этом думать! Не успеешь ныне
   Отправить дочку тайно. Обретут
   И выдадут за Ртищева! Тебя же
   Силком доставят в Питер, а затем
   На свадебном пиру окажут милость:
   Браду обрежут, табачищем скверным
   Уста намажут и с немецкой сукой
   Плясать заставят!
   Боярин.
                                           Нет! Скорей умру!
   Вассиан
   (восторженно)
   Или к нам или в ад!
   Тьмой кромешной объят,
   Будет царь над тобою глумиться.
   И погубишь ты дщерь
   И себя, так теперь
   Выбирай!
   Питирим.
                         Медлить днесь не годится!
   Боярин.
   Готов, отцы! Укройте лишь надёжно
   Меня по смерть от царского глумленья,
   А я уж больше не расстанусь с вами
   И дочь возьму. Эй!

Входит дворецкий.

                                          Позови сейчас
   Сюда Тарасовну!

Дворецкий уходит.

   Питирим.
                                        Господь тебе поможет
   Добраться к нам. А Выг не отдаёт
   Своих детей живыми.

Входит Тарасовна.

   Тарасовна.
                                             Что изволишь
   Мне приказать?
   Боярин.
                                     Буди сейчас же Груню
   И собери её в далёкий путь
   На богомолье! Положи проворней
   Ты в сундучишко невеликий, так,
   Что бы всего примерно там, что нужно,
   Хватило ей до заговенья. Живо!
   Тарасовна.
   Сейчас, боярин? В этакую пору?
   Она, голуба, только что заснула.
   Боярин.
   Сейчас буди! Что б живо собиралась!
   Как от пожара!
   Тарасовна.
                                  Слушаю! А мне
   Прикажешь с нею?
   Боярин
   (смотрит на Питирима, тот качает головой)
                                                                        Нет, тебе не нужно!
   Со мной поедет!

Тарасовна уходит.

   Питирим.
                                     Двум не хватит места,
   Да и не выдержать ей, в эти лета,
   Дороги к нам. Ты прикажи, боярин,
   Что б запрягли 6-ёрку самых лучших
   Лихих коней. Я сам управлюсь с ними!
   К утру уже мы будем далеко
   От этих мест. А далее поедем
   Таким путём, где знают нас и где
   Укроют всех от происков злодейских,
   Коль вздумают погнаться по следам.
   Боярин.
   Пойду сейчас, сам выберу коней
   И приготовлюсь к дальнему пути,
   Навек с родным простившись пепелищем.
   (Уходит).
   Вассиан.
   Велик Господь! Сподобит Он
   Спасти избранников Сиона.
   Питирим.
   Покатим живо! Далеко к утру уж
   Отсюда будем. Миновав Москву,
   В Киржаче остановимся. А там --
   Через Ростов и Углич путь знакомый,
   На Белозерье, Повенец -- и дома.
   Сыскать трудненько! Много благочестных
   И крепких в вере мы друзей имеем.
   Не предадут!
   Вассиан.
                                 Надежду возлагаю
   На Господа!

Входят Тарасовна и боярышня, одетая по-дорожному.

   Боярышня.
                               Голубушка, узнай,
   Куда мы едем?
   Тарасовна.
                                  Погоди; узнаю!
   Сказал: "На богомолье".
   Боярышня.
                                              Да зачем
   Задумал он теперь, в ночную пору,
   На богомолье ехать?
   Тарасовна.
                                                      Говорят,
   Что прискакал сейчас гонец с Москвы
   И грамотку привёз. Как прочитали --
   И всполошились; видно, что-нибудь
   Недоброе узнали!
   Боярышня.
                                     Мама, если
   Приедет Александр Никитич, ты
   Ему скажи, куда мы отъезжаем.
   Мне что-то страшно!
   Тарасовна.
                                                 Погоди, сейчас
   Спрошу у них.
   (Подходит к Питириму).
                                 Позвольте-ка спросить,
   Честные старцы, вы, должно быть, вместе
   С боярином поедете?
   Питирим
   (неохотно)
                                              Проводим
   Его немного... до Москвы, а там
   Расстанемся.
   Тарасовна.
                                  А наши-то куда же
   На богомолье собрались?
   Питирим.
                                                    Да к Савве
   Святителю, в Звенигород.
   Тарасовна
   (подходит к боярышне)
                                                   Ну, вот,
   И разузнали!
   Боярышня.
                              Ох, боюсь я, мама,
   Что не туда поедем!
   Тарасовна.
                                           Да уж я
   Узнаю правду! Только будь покойна
   И не печалься очень. Коль приедет,
   Так передам... А там уж он сумеет
   Напасть на след.

Входят боярин и Мартын.

   Боярин.         
                                     Уж ты готова, Груня?
   Скоренько! Ну, готов теперь и я...
   В дорогу, с Богом!
   Мартын.
                                                                Если бы, на случай,
   Понадобилось дать кому ответ
   На спрос о том, куда отъехать вздумал,
   Так как изволишь приказать?
   Боярин
   (подойдя к Питириму и пошептавшись с ним)
                                                             Скажи,
   Что, мол, в Звенигород отъехал, к Савве
   Святителю Сторожевскому, и оттуда
   Сбирался, к Покрову, домой вернуться.
   Пора в дорогу! Отслужите нам
   Напутственный молебен, а затем
   И в путь скорей! Идемте все в молельню!
   Помолимся!

Все, кроме Тарасовны и дворецкого, уходят.

   Тарасовна.
                               Ишь, вздумал вдруг собраться
   На богомолье ночью. Ты не знаешь
   С чего ему приспичило?
   Мартьянович.
                                                    Не знаю!
   Да и тебе советую поменьше
   Чесать язык. Не наше это дело,
   Так и болтать негоже.
   Тарасовна.
                                             Как не наше?
   А дочку-то, боярышню, зачем
   Берёт с собой?
   Мартьянович.
                                  Должно быть, захотел,
   Так и берёт.
   Тарасовна.
                              А я-то?
   Мартын.
                                                 Ты не дочка.
   Боярин
   (за сценой)
   Тарасовна, иди сюда! И ты,
   Мартьяныч, тоже!
   Тарасовна.
                                          Ох, иду, боярин!

Конец 3-ьего действия.

   
   1879 г.
   В ранних редакциях под загл.: "Последняя Русь".
   Источники текста:
   "Русская речь", 1879 г. No 2.
   Навроцкий А. А. (Вроцкий Н. А.), "Картины минувшего", СПб, "Тип. В. С. Балашова", 1881 г. С. 269 - 302.
   Навроцкий А. А., "Драматические произведения". СПб., тип. "В. С. Балашов и Ко", 1900 г. Т. 2.
   Навроцкий А. А. (Вроцкий Н. А.), "Драматическое творчество". СПб., "Тип. В. Безобразова и Ко", 1900 г. Т. 2.
   Навроцкий А. А., "Драматическое творчество". СПб., "Тип. В. Безобразова и Ко", 1909 г. Кн. 2.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru