Наумов Николай Иванович
В тихом омуте. Рассказы из быта сибирских крестьян. Н. И. Наумова.

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Въ тихомъ омутѣ. Разсказы изъ быта сибирскихъ крестьянъ: 1. Умалишенный.-- 2. Кающійся.-- 3. Куда ни кинь -- все клинъ.-- 4. Яшкинъ.-- 5. Паутина.-- 6. Какъ аукнется, такъ и откликнется.-- 7. Погорѣльцы. Н. И. Наумова. С.-Петербургъ. 1881 года.

   Отдѣлъ беллетристики въ нашей литературѣ, какъ извѣстно, до крайности бѣденъ. Старые корифеи изъ ея представителей больше молчатъ; молодые не имѣютъ ни времени, ни "душевнаго спокою", чтобъ обдумать и выхолить свои произведенія, какъ ростили ихъ и выхоливали, напримѣръ, гг. Тургеневы, Гончаровы... Теперь нѣтъ угла, гдѣ бы спокойно могъ воспитаться писатель, гдѣ бы не захлестывала его жизнь и не душила своею петлей. Помѣщичья среда, дававшая прежде эту возможность, рухнула съ уничтоженіемъ крѣпостнаго права, и теперь ей самой приходится трудиться ради насущнаго. Новая, занявшая ея мѣсто, буржуазія, пока думаетъ только объ единомъ хлѣбѣ, о наживѣ, внѣ которыхъ у нея въ большинствѣ случаевъ нѣтъ ни цѣлей, ни идеаловъ; разумѣется, не въ этой средѣ, занятой своими мелкими и крупными разсчетами, зарождаться и воспитываться талантамъ. Уцѣлѣвшая отъ послѣднихъ реформъ аристократія слишкомъ взволнована и обезпокоена за свое будущее, слишкомъ занята борьбой за свое право на существованіе. При такой тревогѣ, я въ этой средѣ не воспитаться писателю. Остается одна, пока менѣе другимъ всколыхнутая событіями близкаго прошлаго, среда чиновничья, да духовенства, гдѣ погоня за хлѣбомъ обратилась въ привычку: она не только не смущаетъ, а подъ-часъ даже служитъ однимъ изъ двигающихъ рычаговъ. Но и отсюда, разумѣется, не выйти писателю-художнику съ спокойнымъ созерцаніемъ жизни, не создать ему картинъ спокойнаго счастья: окружающая его жизнь -- бѣдность, нужда, горе -- вызываетъ не на спокойное міросозерцаніе, а на борьбу. И много надо пѣть современному писателю нравственной и творческой силы, чтобы при всей разъѣдающей его дѣйствительности создать художественные образы, а не положиться только на силу разъѣдающей правды. Нѣкоторые изъ современныхъ писателей потому только и сдѣлались писателями, что стали фотографировать бьющія въ глаза невзгоды. За неимѣніемъ художественныхъ картинъ мы удовлетворяемся и фотографическими изображеніями. Но и въ фотографія можетъ быть замѣтна рука фотографа-художника...
   Къ числу фотографическихъ изображеній, гдѣ не видно художественнаго штриха, относятся и вышеназванные разсказы Н. И. Наумова изъ быта сибирскихъ крестьянъ. Всѣ они положены на одинъ изъ самыхъ распространенныхъ въ послѣднее время мотивовъ: тяжело живется нашему бѣдному крестьянину, сильно давитъ его разбогатѣвшій кулакъ и нѣтъ выхода ему изъ его положенія. Мотивы, какъ видитъ читатель, почтенные, но они страшно утомляютъ, когда разъигрываются безъ разнообразія варіацій. Однообразіе мотивовъ и отсутствіе занимательности разсказа дѣлаютъ повѣсти и сцены г. Наумова блѣдными и томительными. Легко сказать, тянуть одну и ту же ноту на 429 страницахъ!
   Но названная книга содержитъ разсказы изъ быта сибирскихъ крестьянъ, слѣдовательно въ ней читатель долженъ открыть для себя интересъ помимо беллетристическаго -- мѣстный колоритъ, мѣстныя краски. Такъ намъ казалось, когда мы раскрыли книгу г. Наумова. Но изъ всѣхъ семи разсказовъ названной книги (за исключеніемъ еще 3-го: "Куда ни кинь -- все клинъ") только "Паутина" вполнѣ переноситъ читателя на далекій сѣверъ, представляетъ ему мѣстныя картины, которыя заставляютъ забыть о беллетристическихъ требованіяхъ и удовлетвориться совершенно для него новыми и незнакомыми картинами и положеніями. Въ этнографическомъ отношеніи "Паутина" даетъ много читателю, незнакомому съ порядками сибирской жизни, а въ особенности съ жизнью и положеніемъ пріисковаго рабочаго, или, какъ они тамъ называются, "таежниковъ", и съ самымъ типомъ этого рабочаго.
   "Пріисковый рабочій, какъ говоритъ авторъ, въ большинствѣ случаевъ олицетворяетъ собою, выражаясь народнымъ языкомъ, человѣка "отпѣтаго", которому нечего терять въ жизни и для котораго сама жизнь потеряла свою притягательную силу...... Онъ сжился со всякимъ горемъ, привыкъ къ нему, какъ привыкаетъ человѣкъ къ смертельной болѣзни, подтачивающей организмъ его...... Его не запугаешь никакими наказаніями, и это опять-таки потому, что съ большинствомъ ихъ онъ знакомъ весьма основательно. "Бѣлое тѣло и плети ѣло!" -- это любимая поговорка таежника. Таежникъ живетъ только настоящей минутой, не помышляя о будущемъ, не сожалѣя о прошломъ. Сегодид у него сотни рублей въ карманѣ -- и онъ беззаботно щеголяетъ въ плисѣ и шелковыхъ рубахахъ, поитъ всякаго встрѣчнаго "ямацкимъ ромомъ" и другими винами, что почуднѣй и позабористѣй, одѣнетъ въ плисъ съ ногъ до головы перваго попавшагося ему на глаза человѣка, отдастъ послѣднюю ассигнацію бѣдному крестьянину на взносъ податей, на покупку коровы или лошади, нисколько не кичась при этомъ своею тароватостью, а завтра самъ надѣваетъ на плечи какую-нибудь рвань, всласть грызетъ поданную ему Христа-ради корку и идетъ на ту же золотую каторгу, съ которой только-что воротился, нисколько не соболѣзнуя о брошенномъ на вѣтеръ заработкѣ" (197--199 стр.). Этотъ самый таежникъ въ минуту азарта можетъ и избу по бревнышку разнести, и на деревню краснаго пѣтуха пустить, и человѣка убить,-- ему все это ни почемъ; но этотъ же самый таежникъ имѣетъ и свою нравственность, и свою честь. "Разъ мнѣ,-- говоритъ авторъ,-- довелось слышать отъ лица, служившаго на пріискахъ, разсказъ про таежника, который два раза въ своей жизни судился за убійство, не разъ былъ нещадно битъ плетьми и кнутомъ, вынесъ на своихъ плечахъ 20 лѣтъ каториной работы,-- какъ этотъ нищій, всѣми отвергаемый за позорныя клейма на лицѣ, разъѣзжая съ нимъ одинъ-на-одинъ по глухимъ мѣстамъ и дебрямъ, свято сохранялъ врученную ему на сбереженіе сумку съ десятками тысячъ рублей" (стр. 200).
   Большинство пріисковыхъ рабочихъ -- ссыльные поселенцы, не разъ бывавшіе въ острогѣ; попадаются между ними и обѣднѣвшіе, раззорившіеся крестьяне, которые идутъ на пріисковыя работы ради того, чтобы положить заплаты на своей безъисходной бѣдности. Несмотря на всю тяжесть работы на пріискахъ, гдѣ нерѣдко рабочему приходится спускаться въ шахты и работать иногда на глубинѣ ста саженъ, несмотря на непомѣрные штрафы, какіе берутъ съ нихъ управляющіе на пріискахъ (штрафъ за прогулъ равняется 5 р.),-- все же таежникамъ удается вернуться изъ каторги и иногда вынести съ пріисковыхъ работъ порядочныя суммы, въ особенности если посчастливится въ праздникъ найти самородокъ. Работа на пріискахъ происходитъ и по праздникамъ, но за то она уже не входитъ въ условія найма: она оплачивается по количеству добытаго золота. Поэтому если какому рабочему посчастливится въ будни найти слитокъ золота, онъ непремѣнно припрятываетъ его до праздника, т. е. снова зарываетъ въ землю, и въ праздникъ объявляетъ его управляющему. Такой рабочій много денегъ вынесетъ съ пріисковъ; за это ему обычно отдается почетъ между товарищами и его величаютъ "княземъ".
   Когда кончается срокъ найма, то таежники цѣлыми партіями возвращаются съ заработанными деньгами къ себѣ домой; но рѣдко, очень рѣдко имъ удается донести деньги до дому. Обычно на ихъ пути въ первомъ же попавшемся селѣ или деревнѣ по ихъ прибытіи устраивается ярмарка, раскрываются лавки съ красными товарами, палатки съ пряниками, орѣхами, постилами, и -- кабаки. Здѣсь кулаки-торговцы всѣми силами заманиваютъ ихъ и соблазняютъ. Соблазнить человѣка, намаявшагося на каторжной работѣ,-- соблазнить водкой, которая на пріискахъ совсѣмъ не продается, весьма нетрудно. А какъ только таежникъ подопьетъ, то заставить его раскошелиться и спустить все легко,-- для этого есть наготовѣ у кулаковъ десятки способовъ, "умѣнье задѣть струну,-- ну, и бабы", которыхъ нарочно для этого случая держатъ для таежниковъ. И у бѣднаго рабочаго высасывается такимъ способомъ въ первомъ же селѣ весь карманъ, подобно тому, какъ высасываетъ паукъ попавшую муху въ прихотливо сотканную имъ паутину. Вотъ откуда и названіе этому разсказу. Онъ представляетъ собственно рядъ отдѣльныхъ сценъ, какъ мы сказали, интересныхъ съ этнографической стороны,-- сценъ, изображающихъ этихъ пауковъ-кулаковъ, пьющихъ крестьянскую кровь.
   Для обращика мы приведемъ два-три отрывка, рисующихъ пауковъ и обреченныхъ на гибель мухъ.
   Въ лавку къ одному изъ кулаковъ, Ивану Матвѣевичу, зашелъ мужичокъ, по имени Евсей Макаровичъ, чтобы купить новенькій азямъ. Иванъ Матвѣевичъ сейчасъ съ нимъ тары-бары, чтобы побольше мужичокъ раскошелился.
   -- "Многосемейный, что-ль?-- спрашиваетъ онъ.
   -- Есть, кому жевать-то, только припасай!-- отвѣчаетъ мужичокъ, Евсей Макаровичъ.
   -- Своедѣльшинка?-- спрашиваетъ Иванъ Матвѣевичъ, подмигнувъ рабочему, молча слушавшему ихъ разговоръ.
   -- Хе, надоть бы полагать, что своего завода. Баба у меня, другъ, къ слову сказать, тихая и на этотъ обиходъ, если взять, степенная. Стоющая баба! Рази одно вотъ: языкъ, почитай-что, длиннѣе волоса, а касательно иного прочаго -- избави Господи!
   -- Экую бабу цѣнить, братъ, надо, особливо при энтихъ качествахъ!-- внушительно замѣтилъ Иванъ Матвѣевичъ.
   -- Цѣню, цѣню, сердечный!... Я руки-то за лѣто вонъ какъ мозолями окуталъ!-- произнесъ онъ, показывая ему свои мозолистые пальцы.-- Замѣсто рукавицъ теперича пойдутъ на зиму. Да и она, вѣдь, милый, не цвѣла... Тоже горбъ-то поди такъ нагнула, что и за зиму не выправишь,-- да-а-а!
   -- Ну, ты сразу выправишь: мужикъ, чего еще, въ порѣ, особливо какъ ситчику-то прихватишь ей... Такъ чего же, мѣрить, что-ль, ситецъ-то? Къ экой-то бабѣ и ты съ пустыми руками придешь?..." (стр. 220) и т. д. и т. д.
   Если такія сладкія рѣчи кулака не заставляли мужичка раскрыть мошну, тогда дѣйствовалось угощеніемъ и охмѣлѣвшій мужикъ, какъ ни горевалъ, что его достатки малы и ему нельзя тратить денегъ на пустяки, а раскошеливалъ свою казну, покупалъ и ситчику, и шаль. Только не доводилось таежникамъ доносить такіе подарки домой къ своимъ вѣрнымъ жепанъ: ихъ поджидали здѣсь же дѣвки, которыя успѣвали своими ласками такъ воздѣйствовать на пьянаго мужичка, что не только шаль и ситецъ оставались у нихъ въ рукахъ, а и всѣ рубли, добытые на каторжныхъ работахъ.
   Когда протрезвится таежникъ, видитъ, что весь обобранъ, что не съ чѣмъ ему идти къ женѣ домой, нечѣмъ дома оброкъ заплатить, то пойдетъ продавать вчера купленный азямъ, сохранившійся на плечахъ, чтобы хоть вырученныя за него деньги донести до дому,-- пойдетъ опять къ тому же Ивану Матвѣевичу.
   Но тотъ встрѣчаетъ его далеко уже не такъ ласково: вмѣсто угощенія, теперь онъ читаетъ бѣдному таежнику мораль, а за азямъ, за который вчера вмѣстѣ съ шалью и ситцемъ получилъ 27 руб. съ копѣйками, теперь больше 4 руб. не даетъ, и "то по добротѣ своего сердца".
   -- "Сердечный... Куда-жь я съ ними? Чего они мнѣ?
   -- Ужь это твое дѣло: куда хошь, туда и дѣвай ихъ.
   -- Охъ, Господи, Господи!..."
   Евсея Макаровича какъ будто пошатывало,"когда онъ вышелъ изъ магазина Ивана Матвѣевича... Сумерки не дозволяли видѣть выраженія лица Евсея Макаровича. Пройдя улицу, онъ свернулъ направо въ переулокъ и, подойдя въ дому, въ которомъ стоялъ на квартирѣ, присѣлъ, охвативъ голову руками, на бревно, лежавшее у забора. Сумерки давно смѣнились темною, непроглядною, осеннею ночью, а Евсей Макаровичъ продолжалъ сидѣть на бревнѣ, не чувствуя, повидимому, ни усталости, ни рѣзкаго (точнаго холода" (стр. 354). На другой день его нашли повѣсившимся.
   Но не всѣ таежники такъ кончаютъ, какъ Евсей Макаровичъ. Онъ -- семейный, онъ пришелъ на пріиски, чтобы поправить себя и семью; большинство же изъ пріисковыхъ рабочихъ -- бобыли, которые деньгой не дорожатъ и гуляютъ въ ближайшемъ селѣ до тѣхъ поръ, пока пропьютъ дo-чиста и деньги, и одежду, и останутся на квартирѣ у кулака въ долгъ [о пріѣзда довѣреннаго изъ пріисковъ для найма рабочихъ. Прокутившіея и задолжавшіе работники такимъ образомъ опять закабаляютъ себя на гаторгу, берутъ впередъ задатокъ, изъ котораго расплачиваются съ холиномъ квартиры, а остальныя деньги пропиваютъ и пьяные ѣдутъ снова на пріиски.
   Много интересныхъ мѣстъ можно бы было привести изъ "Паутины", о мы и такъ достаточно оттуда цитировали, потому предлагаемъ читателю самому познакомиться съ этимъ рядомъ сценъ, въ высшей степени итересныхъ въ этнографическомъ отношеніи.

К.

"Русская Мысль", No 1, 1882

  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru