Нахимов Аким Николаевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ода ("Умолкни всё! - внимай, вселенна!..")
    Элегия на потерю рожка ("Плачь, плачь, мой бедный нос! и токи лей на землю...")
    Элегия ("Восплачь, Канцелярист, Повытчик, Секретарь...")
    Живописец
    Волы и Лошадь
    Свиньи и Ягненок
    Моська и Собака на привязи
    Железо и Кузнец
    Море и Река
    Юпитер и Нетопыри
    Моль и Кафтан
    Правда и Подьячий
    Польскому королю Попилю, которого, как говорит летопись, мыши съели
    Клиту ("Клит мною огорчен, отмщеньем злобным дышит...")
    Скупяге
    К модным женщинам
    Кутейкину, который, кончивши в семинарии поэзию, посвящен в пономари
    Клиту ("Когда Державина без чувства Клит читает...")
    Подьячему
    Силу
    Гуру
    Клиту ("Я Клитом раздражен, и вот тому причина...")
    К портрету подьячего
    Глупону Клиту
    Эпитафии


   Русская стихотворная пародия (XVIII-начало XX в.)
   Библиотека Поэта. Большая серия
   Л., "Советский Писатель", 1960
   

ОДА

С<резневскому>

             Умолкни всё! -- внимай, вселенна!
             А ты, о лира вдохновенна!
             Звучи,-- бряцай, греми, воспой:
             Не тигра, кровью обагренна,
             Героев слава будь презренна,
             Что рушат наш и всех покой!
   
             Кого ж мой дух хвалить желает,
             Кого он выше поставляет,
             Чем витязи, богатыри,
             Кому он зиждет олтари?
             Не божество ль какое неба
             Ты воспоешь, питомец Феба?
   
             Да торжествует ныне свет!
             Под песнь скачите, элементы!
             Пляшите, харьковски студенты,1
             То мой приятель и сосед.
             Его, его я воспеваю --
             В числе созвездий помещаю!
   
             Хоть много ты творил чудес,
             Но ты с своею кожей львиной,
             С тяжелой, грозною дубиной --
             Пред ним ничто, мой Геркулес!
             Ничто пред ним Персей, Язон:
             Времен краса и диво он.
   
             Какой же подвиг он свершил?
             Он устрашил и борщ и кашу
             И Вакхову священну чашу
             Прехрабро с пуншем проглотил!
             А больше тем восхитил Музу,
             Что метко попадает в лузу!
   
             С<резневский>! здравствуй навсегда!
             Геройствуй с кашей без вреда,
             Да будет юный Вакх с тобою,
             Да узришь граций ты с собою!
             Се мой к тебе усердья глас,
             Ты съешь его, как ананас.
                                                               Нахимов
             1805
   1 Сочинитель был тогда при университете и разумеет здесь одного студента.
   
   Ода ("Умолкни всё! -- внимай, вселенна!.."). Впервые -- ХД, 1816, апрель, стр. 75--76. Стихотворение посвящено, вероятно, Ивану Евсеевичу Срезневскому (1770--1820), поэту, переводчику Овидия, профессору славянского языка в Харьковском университете, сотруднику ХД. Пародия на жанр оды.
   
   

ЭЛЕГИЯ НА ПОТЕРЮ РОЖКА

             Плачь, плачь, мой бедный нос! и токи лей на землю,
             Тебе элегию писать я предприемлю:
             Жестокая судьба! немилосердый рок!
             Почто ты у меня похитил мой рожок?
             Для рока красть рожки и срамно и постыдно,
             Знать, счастие мое всегда тебе завидно;
             Ты ввечеру на мне свечою сжешь колпак,
             А ныне нюхаешь ты из рожка табак,
             Хотя мне сей рожок принадлежал по праву,
             Он составлял мою утеху и забаву,
             Он здравие хранил всегда в моих ноздрях;
             Ах! никогда они с ним не были в прыщах.
             Увы! я без него стал сущий сирота,
             И носа моего увянет красота!
             О, люто о рожке моем воспоминанье!
             Я в сердце чувствую несносное страданье!
             Приятели мои! пролейте слезный ток,
             Бывало, я и вам трясу на соколок,
             И вы рожком моим блестящим любовались,
             А ныне с ним и вы навеки уж расстались.
             Рыдай и ты, рыдай, пузырь мой с табаком!
             Ах! не увидишься ты более с рожком,
             Ты друга потерял в сем русском человеке,
             Такого не найдем мы друга в нашем веке,
             В котором любят все не нас, а кошелек:
             Старинных нравов был покойный мой рожок!
             Прочь, табакерка! прочь ты, изверг, басурманка,
             Ты носа моего свирепая тиранка,
             Ты за собой влечешь и струпья и прыщи,
             Приятелей таких ты к немцам в нос тащи.
             Внемлите мне теперь, несправедливы боги!
             Коль к носу моему вы были столько строги,
             Что у него рожок насильно отняли
             И тем удар ему ужасный нанесли,
             Не думайте, чтоб я спознался с изуверкой,
             Чтоб гадил русский нос немецкой табакеркой;
             Клянется в том моя печальная ноздря,
             Что буду нюхать я всегда из пузыря,
             И нос дотоле мой рожка не позабудет,
             Доколе в мире сем табак он нюхать будет.
                                                                                   <А. Н. Нахимов (?)>
             <1816>
   
   Элегия на потерю рожка. Впервые -- ХД, 1816, май, стр. 35--36. Без подписи. Автор -- вероятно, А. Н. Нахимов.
   
   ХД -- журнал "Харьковский Демокрит".
   

-----

МНИМАЯ ПОЭЗИЯ

МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ ПОЭТИЧЕСКОЙ ПАРОДИИ XVIII и XIX вв.

ПОД РЕДАКЦИЕЙ Ю. ТЫНЯНОВА

"АСADЕMIА"

МОСКВА -- ЛЕНИНГРАД
1931

   

ЭЛЕГИЯ

             Восплачь, Канцелярист, Повытчик, Секретарь,
             Надсмотрщик, возрыдай, и вся приказна тварь!
             Ланиты в горести чернилами натрите
             И в перси перьями друг друга поразите:
             О сколь вы за грехи наказаны судьбой!
             Зрят тучу страшную палаты над собой,
             Которой молния грозит вам просвещеньем,
             И акциденций всех и ябед истребленьем.
             Как древо сокрушен, падет подъячих род;
             Увы, настал для вас теперь плачевный год!
             Какие времена! Должны вы слушать курсы,
             Судебные места все превратятся в бурсы.
             Ах! естьли бы воскрес один хоть Думный Дьяк,
             И с челобитною явясь пред царский зрак,
             Чем заслужили гнев мои, воскликнул, внуки,
             Что посылаются к ним палачи науки?
             Ты хочешь, чтоб от их немилосердных рук
             Расправился или переломился крюк.
             О, солнце! не лишай ты филинов затменья!
             Да крюк пребудет крюк по силе уваженья!
             Но что! где Дьяк и где прошение к царю?
             Беда коллежскому теперь секретарю.
             О, чин ассесорский, толико вожделенный!
             Ты убегаешь днесь, когда я восхищенный
             Мнил обнимать тебя, как друга, как алтын;
             Быть может -- навсегда прости, любезный чин,
             Сколь тяжко для меня, степенна человека,
             Учиться начинать, проживши уж полвека.
             Какие каверзы, какое зло для нас
             О просвещении гласящий нам указ!
             Друзья! пока еще не светло в нашем мире
             На счет просителей пойдем гулять в трактире;
             С отчаянья начнем как можно больше драть:
             Свет близок -- должно ли ворам теперь дремать?
   
             [А. Нахимов] (24)
   

-----

   Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
   Л., "Советский писатель", 1977
   Русская басня. XVIII--XIX веков
   

А. Н. Нахимов

   370. Живописец
   371. Волы и Лошадь
   372. Свиньи и Ягненок
   373. Моська и Собака на привязи
   375. Железо и Кузнец
   376. Море и Река
   377. Юпитер и Нетопыри
   378. Моль и Кафтан
   379. Правда и Подьячий
   

370. ЖИВОПИСЕЦ

                                           Был живописец славный,
                                 Рафаилу в искусстве равный
                                 И очень, очень не дурак;
                                 Но сердцем жалкий был простак:
                       Уж до того он совести держался,
                                 Что даже знатным льстить боялся!
                                 А кто сие почтет за грех?
                                           Спросите вы у всех.
             Сей добрый человек хотел себя прославить,
                                 И чем же? Вздумал он представить
                       Пороки все и глупости людей.
             Судя по мастерству, он сущий чародей:
             Нельстива кисть его, что ни изобразила,
                                                     Одушевила.
                                 Картину кончивши, тотчас
             Он выставил ее народу напоказ.
                                           Но лишь ее узрели --
                                           Кокетки обомлели,
                                 У плута волос дыбом стал,
                                           Лжец трепетал,
                                 Грызть ногти начал скряга,
                       Грозил указами сутяга,
             Кобенился пред живописцем франт
             И Катилиною назвал его педант.
                                           Пылая в сердце мщеньем,
             Порочные кричат художнику с презреньем:
                                           "Ты пасквиль написал,
                                           Честь нашу обругал;
             В картине сей хотел смеяться ты над нами".
                                                     -- "Бог с вами! --
                                           Художник отвечал. --
             Я глупость и порок изобразить желал,
             А вас не трогал я, да я вас и не знал;
             Уродов можно ли вам сравнивать с собою,
                                 Когда красавцы вы душою?"
             Но мастер сей себя не мог тем оправдать;
             Хоть умные его взялися защищать,
                                           Но их немного было,
             И всё витийство их глупцов не убедило.
                                 Художник отдан был под суд,
             Который сжечь велел его прекрасный труд.
             Так будет всякому, кто только дар имеет
                                 И льстить пороку не умеет.
   
             <1810>
   

371. ВОЛЫ И ЛОШАДЬ

             Спросили некогда у Лошади Волы:
             "За что боярину понравились Ослы?
             Ведь работать они нам мало помогают,
             Однако больше их и кормят и ласкают".
             -- "И вы не знаете, -- Конь отвечал Волам,--
                       За что такая честь Ослам.
                       И барская немилость к нам?
                                 Так знайте, братцы:
                       Мы -- русские, Ослы же -- иностранцы!"
   

372. СВИНЬИ И ЯГНЕНОК

             Ягненку погулять без матери случилось,
             И горе страшное бедняжке приключилось:
             Увяз в болоте он; барахтаяся там,
                                 Блеял о помощи к свиньям,
             Что в тине нежились, в серали как султан.
             Расхрюкалося вдруг эпикурейцев стадо;
             Не помогать оно -- упреки делать радо:
                       "В какую ты забрел, бесстыдник, грязь?
             Вот молодость, увы! к чему приводит нас;
             А если б пожилым скотам повиновался,
             Тогда б, молокосос, в беду ты не попался.
             Каков ты прежде был? Как свинка бел, пригож;
             Теперь же, посмотри, ну на кого ты схож!"
             Так мудрецы сии Ягненка укоряли;
             Но между тем они того не примечали,
             Что сами глубже всё в болото погрязали.
   
             Всяк скажет, кто сию -- уж какова ни есть --
                                 Изволит басенку прочесть:
             Бывают и у нас наставники такие;
             Всем проповедуют, а сами не святые.
   

373. МОСЬКА И СОБАКА НА ПРИВЯЗИ

             "Ах! сжалься надо мной, сиятельная Моська! --
             Любимцу барскому Пес старый говорил.--
             Весь век усердно я на привязи служил;
             Смотри, изранена дубиной грудь геройска;
             Я ужас был всегда для здешних всех воров,
             Я был прямой слуга, не из числа льстецов.
             Воззри, премудрый Мопс, на многие заслуги,
             На дряхлость лет моих, на слабость и недуги;
             Доставь в награду мне, почтенный мой патрон,
             Хоть каплю молока". -- "Да где такой закон! --
             С презреньем временщик речь Псову прерывает. --
             Нет! Барин милостей своих не расточает.
             Послушай! Молоко дается только нам,
                                           Придворным господам;
                                 А вы, на привязи герои,
             Довольны будьте тем, что вам дают помои".
   

375. ЖЕЛЕЗО И КУЗНЕЦ

             "Мучитель! -- к Кузнецу Железо вопияло. --
             На то ль я создано, чтоб от тебя страдало,
             Чтобы переносить ужасный, адский жар,
             Чтоб сильный молота разил меня удар?"
             -- "Терпение! -- Кузнец Железу отвечает. --
             Минет страдание, ты примешь лучший вид,
             И свет, что на тебя с холодностью взирает,
             Полезное в тебе орудие почтит".
   
                       Таков сей басни смысл, читатель:
             Наш возвышает дух чрез бедствия создатель!
   

376. МОРЕ И РЕКА

                                 Надулось Море пред Рекою;
             Ревет: "Что значите вы, реки, предо мною?
             Я с важностью теку по безднам, по скалам
             И с шумом в ярости стремлюся к облакам..."
             -- "А мы, -- Река в ответ, -- не столь шумим волнами,
                                           Но нашими водами
                                           Питается земля,
                                 Тучнеют гордые моря!"
   

377. ЮПИТЕР И НЕТОПЫРИ

             О просвещении Юпитера просили
             Нетопыри, хотя во тьме счастливо жили.
                       Смеясь Юпитер тварям сим,
                       Тотчас исполнил их прошенье:
             В жилище мрачное гнилушку бросил им,
             Сказав: "Нетопыри! вот ваше просвещенье".
   

378. МОЛЬ И КАФТАН

                                 Жил-был суконный великан,
                                 Приказныя версты Кафтан,
                                 Отличный от других Кафтанов
                                 Ужасной глубиной карманов.
             Подьячий сей кафтан от деда получил,
             А дед подьяческий подьячий также был,
                                           Верстою также слыл
                                 И также клал в карманы взятки.
             Кафтан-старик имел премногие заплатки
                                           И требовал отставки.
             Не скоро от него прошенье принял внук,
             Но наконец старик уволен был в сундук.
             Покоился Кафтан. Вдруг Моли страшна сила
                                 К его карманам приступила
                                 И их без жалости точила.
                                 Вскричал Кафтан: "Помилуй, Моль!
                                 Точить карманов не изволь!
                                           Ей-ей, они невинны,
             Не грабили они, а берегли алтыны,
             А грабили всегда приказны дед и внук".
             Почто не точишь, Моль, подьяческих ты рук?
   

379. ПРАВДА И ПОДЬЯЧИЙ

             Считал алтыны драч тайком, подобно вору,
             Вдруг Правда хищному его предстала взору.
                                 Затрясся, побледнел крючок,
                                 И дыбом стал его пучок.
                                 Алтынник правды испугался,
                       Алтыннику бес в правде показался!
                                           Но Правда не страшна,
                                           То видит всякий зрячий;
                                           Лишь зеркало она,
                                           А дьявол -- сам Подьячий.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Жизнь и литературная деятельность Акима Николаевича Нахимова (1782--1814) были тесно связаны с Украиной, с Харьковом" Хотя печататься он начал в московских журналах, еще во время учения в Университетском пансионе, его талант сатирика развернулся после того, как он ближе познакомился с нравами русской провинции. Окончив Харьковский университет в 1808 г., Нахимов был оставлен при нем в качестве преподавателя словесности чиновникам, сдававшим экзамен на чин. Эти занятия давали ему массу житейских наблюдений и оставляли достаточно досуга для творчества. Из стихотворений этих лет Нахимов почти ничего не печатал, но они широко расходились в рукописи, создав ему в Харькове репутацию мизантропа и множество личных недоброжелателей из числа людей, которых они задевали. Имена конкретных адресатов сатир Нахимова забыты. В целом же в своих стихотворениях он выступает непримиримым врагом "крапивного семени", подьячих, которых осмеивал еще А. П. Сумароков. Басни Нахимова непосредственно примыкают к традиции созданной Сумароковым резко сатирической басни. В начале XIX века такая манера прямого обличения воспринималась уже как архаичная. Но басни Нахимова оживляло присущее ему поэтическое остроумие и живой задор. Сюжеты басен он в большинстве случаев изобретал сам. Нахимов умер, едва достигнув 33 лет. В последние годы он готовил к изданию свои сочинения. Изданы же они были его другом Д. С. Борзенковым под заглавием "Сочинения Акима Нахимова в стихах и прозе, напечатанные по смерти его" (Харьков, 1815). Об их популярности у читателей свидетельствуют два повторных издания 1816 и 1822 гг., каждое с новыми дополнениями по оставшимся после Нахимова рукописям. О Нахимове см. в кн.: "Поэты-сатирики конца XVIII -- начала XIX века", "Б-ка поэта" (Б. с), 1959.
   370. "Периодическое сочинение об успехах народного просвещения", 1810, No 24, с. 94. Печ. по Соч., 1815, с. 22. Рафаил -- Рафаэль Санцио (1483--1520), великий итальянский живописец эпохи Возрождения.
   371. Соч., 1815, с. 28.
   372. Там же, с. 29.
   373. Там же, с. 30. Ср. соответствующую басню А. П. Бенитцкого (No 258).
   375. Там же, с. 30.
   376. ХД, 1816, февраль, с. 77. Печ. по Соч., 1816, с. 47.
   377. ХД, 1816, апрель, с. 78. Печ. по Соч., 1816, с. 47.
   378. PC, 1880, No 11, с. 727.
   379. Там же, с. 728; вместе с первоначальной редакцией басни (перепечатана в сб.: "Поэты-сатирики XVIII -- начала XIX века", "Б-ка поэта" (Б. с), 1959, с. 652).
   

Русская эпиграмма второй половины XVII -- начала XX в.

   

А. Н. Нахимов

   

607. ПОЛЬСКОМУ КОРОЛЮ ПОПИЛЮ, КОТОРОГО, КАК ГОВОРИТ ЛЕТОПИСЬ, МЫШИ СЪЕЛИ

             О, участь жалкая несчастных королей!
             Чего не делает над ними рок нахальный?
             Им Попиль осужден на ужин для мышей,
             Как будто бы король -- огарок свечки сальной
   

608. КЛИТУ

             Клит мною огорчен, отмщеньем злобным дышит.
             О, как я рад! Пускай сатиру он напишет.
             Я од его боюсь: то сущая хула;
             Сатира, следственно, мне будет похвала.
   

609. СКУПЯГЕ

             Что не говел сей год, скупяга, ты жалеешь.
             На что тебе говеть? Ты целый век говеешь!
   

610. К МОДНЫМ ЖЕНЩИНАМ

             О жены модные, несносен вам поэт,
             Однако и ему в вас, право, нужды нет;
             Лишь грации его и музы восхищают,
                          А куклы не прельщают.
   

611. КУТЕЙКИНУ, КОТОРЫЙ, КОНЧИВШИ В СЕМИНАРИИ ПОЭЗИЮ, ПОСВЯЩЕН В ПОНОМАРИ

             Прошед поэзию, крылатого Пегаса
                                         Кутейкин оседлал;
             Он думал залететь на верх горы Парнаса,
             Но быстрый конь его на колокольню мчал.
   

612. КЛИТУ

             Когда Державина без чувства Клит читает,
             То мне ль писать стихи? Нет! Полно, Феб, прости.
             Но скромный василек престанет ли цвести,
             Затем что грубый мул и розу попирает?
   

613. ПОДЬЯЧЕМУ

             "Я так же, как солдат, отечеству служу,
             Не правда ли?" -- меня ты, Когтин, вопрошаешь,
             Большое сходство я меж вами нахожу:
             Тот кровь свою, а ты чернила проливаешь!
   

614. СИЛУ

             В Париж приехал Сил; но с чем приедет к нам?
             Ума не вывезет -- кису оставит там!
   

615. ГУРУ

             О небо, пощади несчастного меня:
             Пусть онемеет Гур иль пусть оглохну я.
   

616. КЛИТУ

             Я Клитом раздражен, и вот тому причина:
             Исподтиха меня он больно укусил;
             Но можно ли, чтоб я ему сатирой мстил?
             Сатира для людей, а для него... дубина.
   

617. К ПОРТРЕТУ ПОДЬЯЧЕГО

                       Какая жажда в сих устах!
                       Какая хищность в сих когтях!
                             Не мнится ль, что портрет,
             Как подлинник, и выпьет, и сдерет?
   

618. ГЛУПОНУ КЛИТУ

             О Клит! Не служит то, поверь, к моей отраде,
             Что жить я принужден с тобой в едином стаде.
             Хотя от жиру шерсть лоснится и блестит,
             Хоть уши длинные вам счастье золотит,
             Но лучше целый век с фортуною не знаться,
             Чем для нее между онаграми1 скитаться.
   1 Онагр -- то же, что и осел.
   

619--624. ЭПИТАФИИ

1. К РОДОСЛОВНОМУ ДЕРЕВУ

             На древе сем висит Глупонов древний род.
             И в том числе Глупон: какой премерзкий плод!
   

2. ВЕЛЬМОЖЕ

             В подземном здесь дворце вельможа обитает,
             Своею знатностью червей он угощает.
   

3. НАДУТОВУ

             Как мало через смерть Надутов потерял!
             Он в жизни был ничто, а в гробе прахом стал.
   

4. ЗАВОЕВАТЕЛЮ

             Завоевателя натиснул камень сей.
             Без пушек, без штыков, без труб и барабана --
             Одними перьями чудесный крючкодей
             Пределы своего распространил кармана.
   

5. ИГРОКУ

             Сын счастия, кого все короли любили!
             Где слава днесь твоя? Увы, прошла, как дым.
             Холопы игроку и дамы изменили;
                       Лишь черви поползли за ним.
   

6. ВЫСОКОУЧЕНОМУ

             Гниет здесь гордая латынь.
                                Аминь.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Поэт-сатирик Аким Николаевич Нахимов основную часть жизни провел в Харьковской губернии, где у него было небольшое родовое имение. Закончив в 1808 г. словесный факультет Харьковского университета, Нахимов затем регулярно приезжал в этот молодой центр культуры читать лекции по грамматике, риторике, пиитике и эстетике. Стихи Нахимова отличаются социальной заостренностью, на что обратил еще внимание Иван Сбитнев, также воспитанник Харьковского университета. По его словам, "Нахимов писал сатиры, особливо на людей приказного состояния. Видно, что сии люди надоели ему" (BE, 1830, No 17--18, с. 46). Время написания эп-м Нахимова не установлено. О поэте см. биогр. спр. Г. В. Ермаковой-Битнер. -- В кн.: "Поэты-сатирики", с. 211--212.
   607. "Соч. Акима Нахимова в стихах и прозе, напечатанные по смерти его", Харьков, 1815, с. 39. Попиль или Попел II (ум. 830) -- польский король, известный своей жестокостью: бедняков, просивших у него хлеба, он сжег заживо, за что, согласно легенде, был загрызен бесчисленной стаей крыс. Та же самая легенда, но с перенесением места происшествия в др. страну, обработана в балладе английского поэта Роберта Саути (1774--1843); см. ее в переводе В. А. Жуковского под загл. "Суд божий над епископом".
   608--617. Там же, с. 40--49. 611. Кутейкин -- обычное для эп-м и сатир того времени прозвище семинариста и вообще лиц из духовенства. Пегас -- см. примеч. 92. 613. Ср. у А. С. Пушкина в "Исторических записях" (1820--1822): "Дельвиг однажды вызвал на дуэль Булгарина. Булгарин отказался, сказав: "Скажите барону Дельвигу, что я на своем веку видел более крови, нежели он чернил"" (Пушкин-ПСС, т. 12, с. 159). 614. Киса -- кошелек, мошна.
   618. PC, 1880, No 11, с. 733.
   619--624. 1 -- там же, с. 733, остальные -- "Соч. Акима Нахимова в стихах и прозе, напечатанные по смерти его", Харьков, 1815, с. 50, 52, 53. 5. Короли, холопы (т. е. валеты), дамы -- названия карт. Слово "черви" здесь имеет двойной смысл: это и карточная масть, и пресмыкающиеся животные. В одной из анонимных французских эп-м также обыгрывается слово "черви", но в приложении не к картежнику, а к стихотворцу ("стихи" и "черви" во французском языке -- слова-омонимы): "Rimeurs, ci-gît Damis... о disgrâce! о revers! Ci-gisent avec lui dix fois dix mille vers" ("Рифмачи, здесь почиет Дамис... о, напасть! о, горе! Здесь вместе с ним почиют десятки тысяч червей", -- последнее слово можно понять и как "стихов").
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru