НАГРОДСКАЯ Евдокия Аполлоновна (урожд. Головачёва, в первом браке Тангиева, 1866, Петербург -- 19.5.1930, Париж, похоронена на кладбище Тие, близ Парижа), прозаик, поэтесса. Дочь А. Я. Панаевой и А. Ф. Головачева. Н. училась в школе Страннолюбских и частной г-зии (пансионе) М. П. Спешневой и М. Д. Дурново в Петербурге (с нояб. 1876 -- бесплатно), в к-рой был достаточно высокий, приближенный к курсу мужских г-зий уровень образования (среди преподавателей: В. И. Водовозов, А. Я. Гера, математик А. Н. Страннолюбский, Л. С. Таганцев и др.). Определяющее влияние на формирование характера и круг интересов Н. оказала лит. и жизненная позиция матери. В молодости Н., испытывая материальную нужду, пыталась стать актрисой, работала в Малом т-ре. В 1882 вышла замуж за кн. Бек-Мелик-Тангиева, прапорщика Кавк. милиции, впоследствии ранние свои произведения подписывала "Е. Тангиева", "Е. Т.", "Е. Т-а". Оставшись вдовой с двумя детьми (сын Александр, р. 7 авг. 1883, и дочь Валентина, р. 13 дек. 1885), в янв. 1888 возвратилась в Петербург, жила с матерью, бедствовала.
Именно в эти годы Н. предпринимает попытки заработать на жизнь лит. трудом: ее первое произв. "Рождественский подарок" ("Звезда", 1889. янв.) написано в жанре "святочного" рассказа. Зависимость от лит. заработков предопределила выбор жанров и изданий, с к-рыми Н. сотрудничала. Интрига уголовных романов "Черное дело" ("Свет", 1889, 21--30 июня) и его продолжения "Мертвая петля" (там же, 1889, 16 сент. -- 7 окт.) связана с борьбой за княжеское наследство, на к-рое претендует католич. церковь, действуя через коварного иезуита и его любовницу. В 1890 в той же газете печатался ее второй детектив "Петербургские тайны" (14 июня -- 10 июля), сюжет к-рого, позволяющий показать все слон статичного общества -- от нищих до аристократов, ассоциируется с романом В. В. Крестовского "Петербургские трущобы". Более традиционные для жен. лит-ры тех лет произв. -- миниатюрные "поэмы в прозе" "Потерянное счастье" (ЖО, 1892, No 16), "Розы", "Под ивами" ("Север", 1892, No 19, 32) -- поднимали тему человеческого одиночества, но для Н. трагедия не в "непонимании" как таковом, а в разрушении иллюзорного мира, в к-ром только и может быть счастлива душа (в дальнейшем этот мотив станет одним из ключевых в новеллистике Н.). Мистификации и загадочные происшествия продолжаются на всем протяжении ее ром. "Дочь дьявола" (СО, еженед. прил., 1894, No 1--10): в размеренную жизнь рус. аристократа врывается загадочная женщина, к-рая кажется ему порой "дочерью дьявола", пока к концу не выясняется, что героиня -- сама добродетель, всю жизнь посвятившая тайной благотворительности. Сходный мотив Н. разовьет в позднем произв. "Правда о семье моей жены", показав, как самые близкие люди могут принимать непохожесть другого за проявление чуть ли не "сатанизма". Противопоставление "отцов и детей" новейшего времени ("народников" и "прагматиков") -- тема ее рассказа 1899 "Два поколения" (ЖО, No 19).
22 янв. 1896 Н. венчалась вторым браком с Вл. Адольфовичем Нагродским (9.6.1872 -- не ранее 1930). Сын поляка и итальянки, лютеранин, женившийся на православной, Нагродский был в то время еще студентом петерб. Ин-та инженеров путей сообщения, после окончания в 1897 служил на Владикавказ. ж. д., а с 1911 преподавал в этом ин-те. Не завися теперь от гонораров, Н. не спешила печататься. Ее ром. "Гнев Диониса" (СПб., 1910; 10-е изд., П., 1916; общий тираж ок. 25 тыс. экз.), подписанный новым лит. именем -- Е. Нагродская. -- в сознании читателей никак не связывался с забытыми уже к тому времени газетными детективами, и поэтому современникам оставалось только удивляться необычной яркости "дебюта". Книга имела исключительный успех у читателей. Однако критика была большей частью недоброжелательной.
Имя Н. ставилось, с одной стороны, рядом с А. Вербицкой -- хотя и с оговорками, что стиль Н. выгодно отличается от бульварных "женских романов" (см.: Левицкий В., По стопам Вербицкой. -- "Неделя "Вест. знания"", 1912, No 18: Доротин С., Роман, о к-ром творят. -- "Изв. кн. маг. ... М. Вольфа...", 1910, No 10: его же. Госпожа Н. и ее роман. -- "Вест. лит-ры", 1911, No 11); с др. стороны, его ставили рядом с М. Кузминым, и тогда это сравнение было не в пользу Н.: "Те банщики, которые "на крыльях" <"Крылья" -- название романа Кузмина> поднимают Кузмина, не подняли героя Н." (В. <П.> Кр<анихфельд> -- СМ, 1910, No 11, с. 164). М. Морозов писая: "... бывают чудеса -- посредственная книга выходит на рынок и сразу завоевывает его. никем не поддерживаемая, не рекламируемая", не отказывая Н. в "чувстве меры" и отмстив, что она "выше обыденной банальщины", он назвал роман в целом "болтовней олюбви естественной, неестественной и противоестественной" ("Всеобщий ежемесячник", 1911, No 5, с. 116, 115).
Читателя привлекали не только рискованная интерпретация темы, но и острый сюжет с неожиданными ходами. Герои классич. любовного треугольника (талантливая художница, от лица к-рой ведется исповедальный рассказ, преданный ей муж. олицетворяющий гармоничное аполлоническое начало, и любовник, женственный красавец, с к-рого художница пишет фигуру Диониса) связаны настолько запутанными нитями, что для их "распутывания" в роман введен герой-резонер, к-рый дает "анализ женской физики и психики" (Б. Г<линский> -- ИВ, 1911, No 9, с. 1161), ориентируясь на популярную в те годы в России книгу О. Вейнингера "Пол и характер", -- т. е., как писал критик, автор пытается "все сложные... переживания своих героев свести к страничке из учебника частной патологии" (В. Кр<анихфельд> -- СМ, 1910, No 11, с. 164). Эмансипированная героиня романа, чей характер необычен для женщины, но вполне обычен для мужчины (по определению героя-резонера), должна переступить последнюю грань: принять любовь к двоим как естеств. путь соединения "аполлонического" и "диописийского" начал. Конец романа, как бы возвращающий героиню в рамки общепризнанной морали, вызвал возмущение А. М. Коллонтай: "... в покорившейся обстоятельствам Тане... мы не узнаем былой смелой, цельной личности, Тани -- человека. Жалко, что автор так оклеветал свою Таню" (СМ, 1913, No 9, с. 163). Положит. отклики на роман появились в среде эстетически близких Н. писателей: хвалебный отзыв С. А. Ауслендера ("Речь", 1910, 26 июля); Кузмин отмечал родственную и ему самому "манеру французского романа" ("Аполлон", 1910, No 9, с. 34); то же наблюдение в рецензиях непредвзятых критиков, к-рым была чужда проповедь сексуального раскрепощения женщины, но импонировало "тонкое, почти нерусское искусство рисунка" (Кранихфельд, ук. рец., с. 163); см. также восторженную оценку В. Пяста: "Какое редкое чутье правды ... к-рую дает автор в ситуациях, в великолепно задуманной завязке, в непогрешимом развитии ее, в блестящих очерках всех без исключения действующих лиц. Каждая деталь на месте, ничего лишнего, ничего невыясненного, ничего неоконченного" ("Счастливая женщина" -- "Студенч. жизнь", 1910, No 33, с. 10).
Символич. план романа, заявленный уже в его заглавии, зависимость от мифологем Ницше и от их рус. адаптации Вяч. И. Ивановым критика не заметила, заведомо подходя к произв. как к "бульварному" и отказывая ему в каких-либо претензиях на философичность. Напряженная эмоц. исповедальность ("повышенно истерический стиль" -- В. Левицкий -- "Неделя "Вест. знания"", 1912, No 18, с. 276), безусловная психол. убедительность и достоверность характеров (при всей их необычности для рус. прозы) во многом объяснялись тем, что гл. герои имели конкретные прототипы. Если художница Таня, без сомнения,-- автопортрет, то подробно выписанная внешность Старка -- один из лучших портретов в словесной иконографии Кузмина, отразивший, вероятно, впечатления Н. от мимолетных встреч с писателем в богемной среде и от его прозы (прежде всего образ Штрупа в пов. "Крылья"). Кузмин читал "Гнев Диониса" явно до знакомства с его автором (запись в дневнике от 9 июля 1910: "Чтение романа "Гнев Диониса" и рассказы о сомовских последних картинах чем-то мне напомнили весну после "Крыльев"" -- сообщено Н. А. Богомоловым). Поэтому историю страсти героев можно воспринимать лишь как утверждение гипотетической возможности любви между женственным мужчиной и одаренной необычным характером женщиной; в жизни же Н. с Кузминым связывали дружеские отношения. С июля 1913 по окт. 1914 Кузмин после ухода с "башни" Вяч. Иванова и перемены неск. адресов занял комнату в большой квартире Н. на Мойке (сама квартира описана в "Плавающих-путешествующих", повести Кузмина, к-рая там и создавалась). Своеобразный лит. салон П. посещали Ауслендер, Ю. И. Юркун, Г. В. Адамович, Г. В. Иванов, Т. Г. Шенфельд, Матвей Ив. Семёнов (издатель всех книг Н. в России, опекавший ее; в изд-ве Семёнова выходило также Собр. соч. Кузмина). Собрания эти пользовались в Петербурге дурной славой. О своем знакомстве с Кузминым в квартире Н. в 1914 вспоминал Р. Ивнев (в его кн.: Избранное. М., 1988, с. 536). "Метафизическая квартира" была известна своими спиритам, сеансами. Кузмин в "Плавающих-путешествующих" придал облику хозяйки квартиры -- Ираиды Львовны (внешнее описание не оставляет сомнений в портретном сходстве с Н.) черты нарочито добродетельные ("все пристают ко мне. что я Ираида, я этого не отрицаю..." -- письмо Кузмину -- РНБ, ф. 2571, оп. 1, д. 255). Кузмин посвятил Н. ром. "Тихий страж" (1916) и неск. стихотворений, в т. ч. посвящение к "Глиняным голубкам". Н. посвятила ему ключевой для ее творчества рассказ "Сны" ("Весна", 1914, No 2), а рассказ "Похороны" (о похоронах собачки) -- другу Кузмина Юркуну. Явно желая пропить дружбу, Н. приглашала Кузмина "заходить": "Ведь сами знаете, что нам обоим беседовать полезно, но полезно исключительно о наших писаниях -- так мы и сделаем" (письмо 1915 -- РНБ. ф. 2571, оп. 1, No 255), в поздних записях в дневнике Кузмнн отзывался о Н. насмешливо-неприязненно. В 1911 в Петербурге вышел оставшийся незамеченным сб. "Стихи" -- живые наблюдения совр. жизни, вкрапленные в достаточно банальную поэтич. ткань. Сб. рассказов "Аня. Чистая любовь. Он. За самоваром" (СПб., 1911; 5-е изд., П., 1915) продолжал тему поиска путей женского самопознания и самовыражения.
Отзывы были отрицательными: "Недавно вышедший сб. рассказов по достоинству ниже романа, зато в них нет философии ... Что-то бальное, патологическое притаилось в этих рассказах. Поражает эта настойчивость, с к-рой автор возвращается вое к одному и тому же -- к аномалиям любви" (М. Морозов -- "Всеобщий ежемесячник", 1911, No 5, с. 116). Анонимный автор ж. "Современник" (1912, No 1) находил содержание рассказов "нелепым", писал о неспособности автора "изображать трепетное, неуловимое, к-рое необходимо для сотворения рассказов ... хоть притворяющихся, будто они -- с "той стороны"" (с. 371: имеется в виду, прежде всего, рассказ "Он", где героиня сходит с ума от любви к таинств. незнакомцу, обладателю сатанинской силы).
Ром. "Бронзовая дверь", задуманный как первая часть трилогии о сексуальных извращениях -- "Усталый мир", в 1911 был запрещен цензурой, по приговору Петерб. окружного суда от 27 апр. 1912 был конфискован весь тираж в тип. "Обществ. польза" (мат-лы Петерб. к-та по делам печати -- РГИА, ф. 777, оп. 17, д. 134, 1911 г.; справка В. М. Лупановой). Бурное возмущение Н" выражавшееся как в личных письмах (см. РНБ, письма Кузмину), так и в публичных скандалах в кабинетах чиновников, только прибавило ей популярности и привлекло обществ, внимание. Под назв. "У бронзовой двери" (СПб.) в отрывках и со значит, купюрами это произв. о молодом музыканте, к-рый "греховной" любовью приводит своего свинств. друга к самоубийству, увидело свет в 1913. В заключит, словах персонажа слышен голос самого автора: "Порок наказан, добродетель торжествует: история кончилась торжеством людской морали. Все в своих стойлах и люди должны быть довольны. Будь они прокляты!". В том же 1913 появился ром. "Борьба микробов" (СПб.; 5 переизданий; рец.: А. Ожигов <Н. П. Ашешов> -- "Совр. слово", 1913, 17 июля), в основе сюжета -- соперничество охотников за богатой вдовой; по мысли Н., вложенной в уста одного из персонажей, законы биологии распространяются и на социальную жизнь: побеждает самый жестокий и молодой, поскольку новое поколение циничнее и расчетливее прежнего. Наличие отточий (пропусков текста) Н. объясняла в письме от 10 июня 1913 к О. Г. Базанкур-Штейнфельд: "Я этой книгой сама недовольна, потому что пришлось много выбросить из нее -- для цензуры, не хотелось, чтобы опять конфисковали" (ИРЛИ, ф. 15, No 520). Герои сб-ка рассказов "День и ночь. Смешная история. Волшебный сад. Кошмар" (СПб., 1913) -- старая дева, провинц. учитель словесности, юная девушка -- живут в .мире собств. грез, не совпадающих с реальностью. В 1914 (П.) выходит мистич. роман "Белая колоннада". Видение красоты, иной реальности -- белой колоннады, не существующей в действительности, -- приводит к обновлению души героини и тех люден, которые поверили в возможность чуда. Увлечение Н. спиритизмом, впервые сказавшееся в рассказе "Он", получило дальнейшее развитие в ром. "Злые духи". (П., 1915).
Критика усмотрела в романе "мотивы эротики и садизма, возвеличивание войны как очищающего начала" (ЖЖ, 1915, No 5; см. также рец.: А. Добрый -- НЖдВ, 1915, No 7, с. 61), вызвал скептическую усмешку рецензентов и его герой -- "сверхчеловек", неспособный к любви, от скуки манипулирующий людьми, "неотразимый красавец, с змеиной улыбкой, с необыкновенными глазами": "Тянется, тянется на сотнях страниц скука, пошлость, убожество духовное..." (С. Ас<тр>ов -- "Летопись", 1915, дек., с. 392; также рец.: Не-Буква <И. М. Василевский> -- ЖЖ, 1915, No 10).
В 1912--16 в разных изданиях ("Летучая мышь", 1912, No 2; "Синий журн.", 1914, No 1, 35, 40; "Журн. для женщин", 1915, No 24; БВед, 1916, 19--23 марта; альм. "Полон", П., 1916) печатаются рассказы Н., многие из к-рых составили впоследствии сб. "Сны. Сандрильона. Мальчик из цирка. Романтическое приключение. Невеста Анатоля. Клуб настоящих" (П., [1917]). Первый рассказ сб-ка выражает кредо самой писательницы. История нежной романтич. дружбы молодой женщины, томящейся в мещанской семье, и наивного подростка, рассказывающих друг другу придуманные "сны", чтобы избавиться от скуки существования, оканчивается трагически, столкнувшись с грязью и людской пошлостью. Едва ли не единств. раз прорвались глубоко личная боль и обида писательницы, своими произв. призывавшей к терпимому отношению к чужой индивидуальности -- в т. ч. и в сексуальном плане, отстаивавшей право женщины на духовное раскрепощение -- через раскрепощение ее в любви и страсти, и встречавшей в ответ ханжескую отповедь критики. "Я проповедую откровенность всегда и во всем", -- писала она А. Л. Волынскому (ГЛМ, ф. 1387).
Н. фактически была издателем ж. "Петерб. вечера" (с 1914 -- "Петроградские вечера"), печатала в нем рассказы, выступала как рецензент. В 1914 в ж. "Петрогр. вечера", кн. 3, печатался роман Т. Краснопольской (Т. Г. Шенфельд) "Над любовью", где под именем "Несветской" изображена Н., завсегдатай кафе "Заблудшая овца" (в реальности -- "Бродячая собака"; см.: Парни с А. Е., Тименчик Р. Д., Программы "Бродячей собаки". -- В кн.: Памятники культуры, 1983, Л., 1985, с. 225).
До революции популярность Н. удерживалась на высоком уровне (ее книги -- одни из самых ходовых в библиотеках), но для читающей публики она была прежде всего "автором романа "Гнев Диониса"" (так называют ее, напр., предваряя публикацию в "Летучей мыши", 1912, No 2), а для критики -- "бульварной беллетристкой". Острая любовная интрига, яркие типы талантливых, красивых и "роковых" любовников привлекли внимание первых рус. киносценаристов, появились инсценировки романа (""Гнев Диониса" в семи картинах" -- авторы Е. Ю. Геркен и А. С. Смирнов, СПб., 1911; Нагродская Е., Гнев Диониса. Пьеса в 5 д. и 6 картинах). Переделка Ю. Грубина. Орел, 1913. Примечателен и интерес самой Н. к кино: см. заметку "Кинематографические горести и радости" ("Кинематограф", 1915, No 1), стих. "Синематограф" (в ее поэтич. сб-ке; перепечатка -- "Кинематограф", 1915, No 2) -- одно из немногих в рус. лит-ре нач. века на эту тему. Предпринимались попытки экранизировать также ром. "Белая колоннада" (см.: "Театр, газ.", 1915, No 48) и рассказ "Он" ("Театр, газ.", 1915, No 49). Н. принадлежит также "худож. кинодрама в 5 частях" "Ведьма" (см.: Ук. заглавий произв. худож. лит-ры. 1801 -- 1975, т. 1.М., 1985, No 9859).
Революция заставила Нагродских в окт. 1918 бежать из Петербурга, где у издателя остались первые три части начатого романа "Житие Олимпиады девы" (ч. 1, кн. 1, 2, [б. м., б. г.]; рукопись -- ч. 2 (1914--1916) -- РГАЛИ. ф. 1118, оп. 1, No 2). Вовремя дальнейшего бегства из Киева в Одессу, ограбленная петлюровскими солдатами, Н. лишилась всех рукописей (две драмы, книга стихов, последняя часть романа). В эмиграции Н. поначалу "работает на ферме во Франции... Готовит труд по герметич. философии" ("Рус. книга", Б., 1921, No 3, с. 32). Семья не бедствовала, т. к. муж служил инженером на восстановлении железных дорог на севере Франции. Это, как и их связи через масонские ложи, давало возможность Н. помогать нуждающимся эмигрантам. Н. была "мастером стула" в основанной в 1926 ложе "Аврора", а также активным членом француз, ложи "Le droit humain". В Париже, где они жили, Н. -- хозяйка популярных "сред". В эмигрантской прессе Н. не участвовала, но ее новые произв. по-прежнему имели читательский успех. О ром. "Правда о семье моей жены" (Б., 1922) критик писал: "Н. из тех писательниц, к-рых не любят критики, но признает, стыдясь, из-под полы, так называемая большая публика ... Для чтения в вагонах трамвая -- это незаменимая книга" (И. <Ф. Иванов> -- "Новая рус. книга", Б., 1922, No 3, с. 12--13). В эмиграции Н. опубл. ром. "Записки Романа Васильева" (ч. 1, Париж, [1922]). ист. роман-трил. "Река времен" (кн. 1-- 3. Б., 1924--26), герои к-рого связаны между собой не только сложными родств. узами, но и принадлежностью к масонскому обществу, общей идеей совершенствования мира и человеческой природы, причастностью к тайне ухода и похорон Александра I, кн. "Тайна сонетов" (Париж, 1927; имеются в виду сонеты У. Шекспира). Беллетристику Н. считала отдыхом, а гл. делом -- труд по герметич. философии (неизвестен). Посмертно была издана драма, написанная по-французски, "La dame et le Diable" (P., 1932). H. умерла от рака печени.
Др. произв.: "Как мы работаем? И мой ответ" (ЖЖ, 1915, No 2). "Клуб настоящих, Петрогр. рассказ" (БВел, веч. в., 1916, 19--28 марта), "Воспоминания" ("Огонек", 1917, No 32),
Изд: Белая колоннада. Рига, 1930 (предмет В. А. Нагродского); Гнев Диониса, 2-е изд., Рига, 1930; М., 1994 (послесл. М. В. Михайловой); Гнев Диониса. Сб., СПб., 1994 (вступ. ст. С. Савицкого: состав: романы "Гнев Диониса", "Белая колоннада", рассказы); (стих.) -- В кн.: Сто поэтесс справка Т. Л. Никольской).
Лит.: Колтоновская Б., Голод читателя.-- "Речь", 1910, 6 дек.: Кто бы ни был. На красном яичке. (Дружеские надписи).-- ЖЖ, 1916, No 15; Грачева А., Рус. ницшеанство и жен. роман нач. XX в. -- In: Slavica Tamperensia II -- Tampere, 1994, с. 77--87; Силард Д., Аполлон и Дионис (к вопросу о рус. судьбе одной иифологемы). -- "Umjetnostnie". Zagreb, God XXV, 1981, с. 155--72; Берберова Н., Люди и ложи. Рус. масоны XX столетия, Н.-Й. 1986 (ук.); Письмо М. Горького Ф. И. Шаляпину -- НМ, 1986, No 1, с. 192; Иванов Г. Собр. соч. т. 3. М., 1994, с. 102--03, 660: Чуковский К. И., Дневники, 1930--1969, М., 1994, с. 436--37: Ивнев Р., Дневник [25 нояб. 1930]. -- В кн.: Река времен. Книга истории и культуры, кн. 2, М., 1995, с. 208: Богомолов Н. А., Малмстад Дж. Э., М. Кузмин: иск-во, жизнь, эпоха. М., 1996, с. 181--83; Dallon M., A Russie best-seller in the early twentieth century: E. A. Nagrodskaya's. The Wraih of Dionysus. -- В кн.: Sludies in Russian Literature. In honor of Vsevolod Setchkarev, Columbus (Ohio)), 1986. * Некрологи, 1930: "Театр и жизнь". Б., No 28 (С. Рогов): ПН, 21 и 23 мая (П. Н. Милюков): "Руль", Б., 22 мая; "Возрождение", 21 мая (н. р.),"Сегодня", 21 мая (П. М. Пильский); "Илл. Россия", No 26 (Г. В. Адамович). Брокгауз: ЛЭ; КЛЭ; Муратова (2): Абызов; Алексеев; Dictionary of Russian women writers.
Архивы: РГАДИ, ср. 1118, оп. 1, No 3 (статья М. И. Семенова о Н., датиров. 10 авг. 1937); ф. 5, оп. I, No 89 (письмо В. И. Анненскому-Кривичу); ф. 95, оп. 1, No 658 (письмо А. Д. Волынскому); ф. 232, оп. 1, No 304 (письмо М. А. Кузмину); ф.2567, оп. 2, No 263 (письмо Н. С. Гумилева); ИРЛИ, ф. 155 (о назначении пенсии в 1876 А. Я. Панаевой на воспитание дочери), 1894, VI, 12, VII, 5 (прошение А. К. Михайлова-Шеллера и Н. в Лит. фонд об оказании помощи Н. с указанием периодич. изданий, в к-рых она сотрудничала до 1894). ф. 540, 1895, No 360 (прошение Н. 1895 в АН о помощи с указанием своих лит. публикаций в 1889--90) (справка А. Г. Носовой); ф. 15, No 88 (письмо к О. Г. Базанкур); ф. 123, оп. 1, No 632 (письмо Кузмину); No 747 (письмо Б. А. Садовского от 19 нояб. 1914 с рекомендацией для сб. "Петрогр. вечера" В. Ф. Ходасевича); ф. 123, оп. 1. No 898 (письмо А. А. Чеботаревской); РНБ, ф. 2970 [автограф стих. Н.; письма Ю. П. Анненкову, Кузмину (5), Э. П. Юргенсону (6)]; ф. 774, No 31 (письма А. И. Тинякову); РГИА, ф. 229, оп. 19, д. 1187, 1897--1914 гг. (ф. с. В. А. Нагродского) (справка В. М. Лупановой).
О. Б. Кушлина при участии А. В.Кохановой.
Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 4. М., "Большая Российская энциклопедия", 1999