Антология. Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1998
В Петербурге -- заседание Религиозно-философского о<бщест>ва о "Вехах".
У нас -- в исторической комиссии учебного отдела -- беседа по поводу "Вех".
В женском клубе -- реферат г. Штамма "Вехи".
В "Речи", "Слове" и покойной "Нашей газете" -- полемика на почве "Вех"1.
В "Новом времени" дифирамб А. Столыпина "Вехам": "Беспощадное и суровое зеркало интеллигентской сущности осталось налицо. Оно отшлифовано терпеливыми мастерскими руками людей правдивых и бесстрашных, а в такое зеркало всегда тянет заглянуть, хотя бы тайком и у рывком. Бедная интеллигенция -- у ней нет способов изъять "вредную" книгу из обращения!"
"Правдивые и бесстрашные" -- это Струве, Бердяев, Булгаков, Гершензон, Франк, Кистяковский и Изгоев, сделавший, впрочем, совершенно определенную оговорку: "Я всецело принимаю изложенный там основной тезис, но расхожусь с остальными авторами в его принципиальной мотивировке".
После такого аттестата совершенно очевидно, что все остальное от интеллигенции, за вычетом этих 7, -- "лживо и трусливо".
За похвалой следует рекомендация: "Сборник ревизионных материалов под заглавием "Вехи" обязательно прочитать для каждого интересующегося судьбами России".
Я даже настаивал бы на немедленном проведении законопроекта "О принудительном прочтении книги, "Вехами" именуемой".
И лично таскал бы каждого заупрямившегося интеллигента к ответу:
-- Почто, раб худый, от исполнения нравственного долга уклоняешься?
Нисколько не шучу.
И отстаиваю свое положение со всей серьезностью. Нечего сектантствовать!
И, заткнувши на манер Фамусова уши, неукоснительно твердить:
-- Не слушаю, под суд!
Пришел не какой-нибудь там Скалозуб.
А группа лиц, одаренных критически мыслящим умом.
Глубоким знанием.
И, что самое главное, не фальсифицированной, а подлинной любовью к родине.
Я ни на мгновение не сомневаюсь, что вы с негодованием отвергнете ироническую скорбь о том, что у нашей интеллигенции:
-- Нет способов изъять "вредную" книгу из обращения! Эта улыбка, это остроумие -- это:
-- Поклеп!
Каков бы символ общественно-политической веры нашей интеллигенции ни был, тоски по "способам изъятия" даже самого неприятного для нее слова -- такой тоски в нем никогда не значилось.
Не значится.
И не будет значиться.
Ибо это противоречит всей ее сущности.
Всему внутреннему содержанию подлинной интеллигенции.
Не той, которая драпируется в ее облачение, не имея на то никакого права.
И уважает неприкосновенность речения тогда, когда оно выходит из ее уст или из-под ее пера.
И только...
Можно сказать так:
-- Назови мне, кто тебя одобряет, и я определю тебя, кто ты.
Это -- безусловная истина.
Но сделайте над собой героическое усилие.
Отбросьте руководство его.
И не считайтесь с тем, что произведение встречено рукоплесканиями в газете А. С. Суворина2.
И, бесспорно, встретит такой же прием в "Русском знамени"3.
В "Почаевских известиях".
И других органах правее здравого смысла.
Не считайтесь!
И примите эту книгу, как если бы вокруг вас никого и ничего не было.
Представьте себе на миг, что вы живете на дне Тихого океана, в том месте его у Курильских островов, где глубина достигает 14 верст.
Что на поверхности прошел русский пароход "Достоевский".
Что некий пассажир нечаянно обронил "Вехи" за борт.
И они опустились к вам.
Такое "самовнушение" произвел над собой ваш покорный слуга.
Каково же оставшееся у него от внимательного прочтения сборника впечатление?
А вот какое.
В нем -- очень много правды.
Не скажу -- жестокой.
По той простой причине, что правда -- не ковер, не стекло и не баранка.
И, следовательно, не может быть ни шершавой, ни гладкой, ни с изюмом, ни на горчичном масле.
Земная правда -- на Марсе я не был, не знаю -- это такое свойство суждения, которое по своей непреложности обязательно для всех.
Человек дышит.
Это -- правда.
Если угодно, опровергайте чрез "Осведомительное бюро".
Такой правды, повторяю, в книге очень много.
Объективной.
Но наряду с ней благодаря определенного цвета пенсне, которые издавна вросли в переносицу авторов -- за исключением лично мне дорогого А. С. Изгоева, -- выставлена другая, уже субъективная.
И -- ровно с таким же апломбом ее непогрешимости, осуждение которого, но у своих противников, они поставили своей задачей.
То же сектантство, но... от другой "печки".
Одни напевают:
-- A мы просо сеяли, сеяли... Сначала -- бытие. А потом -- сознание.
Другие отвечают:
-- А мы просо вытопчем, вытопчем... Сначала -- сознание. А потом бытие!
Милостивые государи старшего возраста обоих станов!
Пощадите!
Пожертвуйте свои "Задушевные слова" наряду с другим, что совсем не нужно.
Выбросьте в корзину оба "сначала" и оба "потом".
И, став посреди столь огромного и светлого зала, как мир Божий, без кавычек, оставьте протертую, как старая калоша, пляску:
-- От печки!
Душно в вашем танцклассе!..
(Раннее утро. М., 1909. No94: суббота, 25 апреля (8 мая). С. 2)
ПРИМЕЧАНИЯ
Musca -- псевдоним Федора Генриховича Мускатблита, журналиста, составителя и автора предисловия к сборнику "По вехам" (М., 1909).
1 До 25 апреля 1909 г. в "Речи" были опубликованы статьи А. Изгоева ("Еще о сборнике "Вехи"", 26 марта; "Ответ Д. А. Левину", 29 марта), Д. А. Левина ("Наброски", 25 и 29 марта), Н. Огнева ("О русской интеллигенции", 23 апреля); в "Слове" -- "Вехи новых путей, или предельная веха" (23 апреля), статьи С. Любоша ("Дуэль Мережковского и Струве", 23 апреля), П. Б. Струве ("Слабонервность или игра на слабых нервах", 29 марта), С. Л. Франка (""Вехи" и их критики", 1 апреля); в "Нашей газете" была опубликована статья Д. Философова "О любви к отечеству и народной гордости" (26 марта).
2 Алексей Сергеевич Суворин (1834--1912) -- публицист, редактор-издатель газеты "Новое время". Подробнее о нем см.: Розанов В. В. Из припоминаний и мыслей об А. С. Суворине. М., 1992. 28 апреля в "Новом времени" была опубликована статья А. Столыпина "Интеллигенты об интеллигентах".
3 В "Русском знамени" (газета "Союза русского народа") были опубликованы резко отрицательные статьи Д. Булатовича о "Вехах" (см. "библиографию "Вех"").