Мускаблит Федор Генрихович
Предисловие к сборнику "По вехам..."

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Национализм. Полемика 1909--1917
   М.: Модест Колеров, 2015. (Исследования по истории русской мысли. Том 18.)
   

Предисловие

У "разбитого корыта". "Покаяние и самообличение". Примат "психических изменений". Первый шаг. Бином Струве и Владимира Ж. "Газетные шпаги" и журнальные катапульты. От листьев к корням и обратно. "Творимая легенда" Поссе. От чего шелест? Согласный ответ Мережковского и Хама. Ломоносовы и Академия. "Не хоцца" и "хоцца".

   Некая часть отечественной интеллигенции, очутившись у "разбитого корыта", пришла к тому безусловно правильному выводу, что "в данный час истории интеллигенция в массе нуждается не в самовосхвалении, а в самокритике. К новому сознанию мы можем перейти через покаяние и самообличение" {Н. А. Бердяев. Философская истина и интеллигентская правда. "Вехи". Москва. 1909, стр. 7.}.
   Рекомендованная "самокритика" не замедлила вступить в силу. И обнаружилось, что "в целом интеллигентский быт ужасен, подлинная мерзость запустения, ни малейшей дисциплины, ни малейшей последовательности даже во внешнем; день уходит неизвестно на что, сегодня так, а завтра, -- по вдохновению, все вверх ногами; праздность, неряшливость, гомерическая неаккуратность в личной жизни, грязь и хаос в брачных и вообще половых отношениях, наивная недобросовестность в работе, в общественных делах -- необузданная склонность к деспотизму и совершенное отсутствие уважения к чужой личности".
   Выражаясь проще, интеллигенция -- это олицетворенное свинство с гноящейся душой, положительно обязанное "благословить эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной" {М. О. Гершензон. Творческое самосознание. Ibidem, стр. 80--81 и 88.}.
   Конечно, под таким видом дальше жить нельзя. Необходимо внутренне облагообразоваться. Сначала -- "новое сознание", а потом -- путное бытие. Такова формула олеандрового идеализма, отливающая цветом основоположения другого идеализма -- крапивного: сначала -- успокоение, а потом -- реформы. Пустяки. На всякое тождество не наздравствуешься. Это раньше можно было помышлять о таких благоглупостях, как всеобщее и т. д. в сектантской грезе о том, что в условиях хотя бы и одной лишь реформы учреждений -- надежнейший залог приобщения нации к сознательной жизни со всеми вытекающими отсюда этическими следствиями индивидуального и социального свойств. Не то -- ныне. Теперь уж, как день Божий, ясно, что "реформа учреждений, реформа, изменяющая, так сказать, политическую технику человеческих общежитий, сама по себе совершенно недостаточна... Силой вещей перед этим обществом ставится великая проблема национального оздоровления. И первым шагом к нему может быть лишь то психическое изменение, которое легче почувствовать, чем выразить в определенных словах, -- пробуждение воли народа к жизни полной и напряженной" {С. А. Котляревский. Успокоение и оздоровление. "Московский Еженедельник", No 13, стр. 5.}.
   И я щедро воскликнул этим "покаянию и самообличению" из идеалистической кондитерской "С. Н. Булгаков и Кo" с погромным печением во вкусе г. Гершензона:
   -- Что ж, a bonne heure! Вперед, друзья! Поживем. И, пожалуй, увидим...
   Хотя в общем темп российской жизни -- довольно медленный, но в этом случае он изменил самому себе. Ждать пришлось крайне мало. Даже совсем не пришлось. Практика предупредила теорию. Прошел "в состоянии запальчивости и раздражения" неуспехом последнего этапа своего творчества г. Чириков, который незадолго до того выступил с публичным одобрением своей же "Белой вороны". И слегка задел нерв, известный в общественной медицине под названием "Judaicus".
   Несмотря на то, что из него и кустарным способом, и на канатных фабриках всего мира неоднократно вили веревку, точнее -- именно благодаря этому -- он стал чрезвычайно чувствительным. И, если хотите, пожалуй, даже сверх меры. Пора было бы привыкнуть... Гиперестезия. Так что на прикосновение к нему ничтожной пылинки дает сильнейший разряд.
   В яркой искре последнего и осветилась одна из частиц того -- на основании очередного распоряжения примат- ствующего над "так сказать, политической техникой человеческих общений" -- "психического изменения", о котором приведено выше.
   Это было "национальное лицо" г. Струве с его "отталкиванием" от семитского полюса и "притяжением" -- вопреки всем законам природы -- к одноименному антисемитскому полюсу в образе кое-каких любвеобильных органов нашей печати. Можно, как это было заявлено по адресу г. Милюкова, осудить "старую манеру дискредитировать и идею, которую не разделяешь, и личность, ее провозглашающую, скверным намеком, что это-де встретит полное сочувствие в "Новом Времени" и в "Русском Знамени" {"Слово", No 739.}.
   Но когда приставка "де" отметается самим фактом -- его же не перейдешь -- иначе: когда "скверный намек", -- а это-то и произошло -- превращается в действительность {"Новое Время" No 11853 и "Русское Знамя" No 51.}, то тут уж ничего не возразишь. Приходится признать ее, не преувеличивая и не преуменьшая. В натуральную величину. И на сей раз -- отменно скверной...
   Мне, поэтому, вполне понятна антипатия г. Струве к "звону скрещиваемых газетных шпаг, к фехтованию, где часто существо дела приносится в жертву эффектному сближению или рассчитанному на слабые нервы полуистерическому выкрику, или же, наконец, любезному некоторой части публики забавному подхихикиванью с примесью ловко пущенной инсинуации" {"Слово", No 734.}. Однако вряд ли "читатель-друг" станет настаивать на отводе меня, хоть и "газетной шпаги", если я, отрекшись от какого бы то ни было профессионального лицеприятия, замечу, что в таких случаях, как анализируемый, "существо дела" лучше всего обнажается как раз в ежедневной прессе. В ней, а не в "толстом журнале", где суждения застегиваются на все пуговицы публицистического сюртука и отрекомендовываются затем не иначе, как в тщательнейшей отделке (невольно вспоминаю афоризм: "язык дан человеку для того, чтобы скрывать его мысли"), -- в ней, повторяю, дается на определенное явление непосредственная реакция, т. е. то, что в таких по основе эмоциональных вопросах, как именуемый еврейским, наиболее ценно.
   "Национальное лицо" г. Струве оказалось -- в пылу полемического турнира -- растянутым у г. Голубева в "державную народность", -- терминология, по моему крайнему разумению, значительно утратившая свой колорит при дальнейшем изложении даже при той предусмотрительной поправке, что "русскую национальность, как державную", еще нужно до этой степени "поднять" {Ibidem.}. Действительно, "державная народность", которая почти ничего не держит, но которую в то же время почти целиком держат в объятиях всевозможных "положений", "временных правил" и "обязательных постановлений" вплоть до употребления лишь административно-угодных анестезирующих препаратов (Толмачев), -- подобное сочетание представляет собой чистейший non sens. Оставляю "опытное" освещение этого рода жития в стороне, потому что это повело бы к такой его земной "проекции", которой мыслящий "поверх текущего момента" г. Струве вообще не любит {Ibidem.}.
   Само собой разумеется, его выступление оказалось вполне в тональности еврейского националиста Владимира Ж.
   Незыблемо стоя "На пути в Сион", он и в недавней работе г. Чуковского об "Евреях в русской литературе" {"Современные мысли", No 41.} узрел излюбленный "асемитизм". И блеснул тогда столь вдохновенной статьей, что гуманист Дубровин мог "с ручательством за верность хода" одним постскриптумом, -- "а посему бей!" и приложением печати с<оюза> р<усского> н<арода>, блестяще использовать это произведение для нужд "народного негодования". Судите об этом национализме "дезабилье" сами.
   "Наша окаменелая, сгущенная, холодно-бешеная решимость: удержаться на посту, откуда сбежали другие, и служить еврейскому делу, чем удастся, -- головой, и руками, и зубами, правдой и неправдой, честью и местью, во что бы то ни стало. Мы стиснем зубы и крикнем всему миру в лицо из глубины нашего сердца, что один малыш, болтающий по-древнееврейски, нам дороже всего того, чем живут ваши хозяева от Ахена до Москвы. Мы преувеличим свою ненависть, чтобы она помогла нашей любви" {"Современные мысли", No 46.}.
   Пусть скульптор отольет эту формулу в маску. И она поразит вас своей чудовищностью, которая может найти себе некоторое объяснение, но ни в коем случае не оправдание в том, что в ней отсвечивают Одесса, Седлец, Белосток, Кишинев и Киев...
   Эпизод с г. Чириковым подвинул его на другой, более хладнокровный шаг, но и в нем звенел тот же, подтвержденный г. Струве, рефрен: я всегда утверждал, что по отношению к нам имеется "отталкивание", а потому оттолкнулся в Палестину, -- решение, к слову сказать, значащееся в символе веры крайней реакции: скажи мне, кто тебя одобряет, и я скажу тебе, кто ты.
   Так с поворотного пункта, установленного "Письмом" г. Чирикова {См. Прибавление.} и на почве "предисловий" гг. Струве, Голубева и Владимира Ж., взошла начавшаяся несколько ранее полемика о государственности и национальности.
   От листьев ккорням. И отчасти... откорней клисть- ям. Один из них, поколебленный г. Поссе, зашелестел, но не обратил на себя, как я ни наблюдал, ничьего внимания в смысле отклика. Восполняю этот пробел. И -- с тем большей охотой, что сыгранная почтенным публицистом "Fantaisie" принадлежит к разряду тех опусов, которые, покоясь на особенно непростительном для него незнании, звучат в одном ключе с тисса-эсларскими.
   Знать, -- вот что прежде всего необходимо! -- гремел, в свое время трактуя о вопросе, именуемом еврейским, Салтыков-Щедрин.
   Приведя обвинение евреев-журналистов в том, что они "тянут" друг друга, а русских "отстраняют", г. Поссе скрепляет:
   -- В этом есть доля правды.
   Отметив упрек в их слишком легком приспособлении к требованиям "хозяев печати" и покладистом "применении к подлости", а также в "высокомерии", принимающем форму "наглости" и "нахальства", г. Поссе отзывается:
   -- И здесь есть небольшая доля правды.
   Наконец, сославшись на указание о порче ими русского языка привнесением в него "жаргонного стиля", г. Поссе устанавливает:
   -- Обвинение кажется правдоподобным.
   Доля правды... Небольшая доля правды... Кажется правдоподобным...
   В итоге, -- не слишком ли много правды? Не думаю. В крайнем случае -- ровно столько же, сколько ее оказалось бы в аналогичных резолюциях о таких же деятелях и вообще людях, которым "ничто человеческое не чуждо", любой национальности.
   Но если тут г. Поссе подписывается под всяческим воздержанием, то одно положение принимается им целиком. Атак как оно -- основное, то с его провалом должна сорваться и вся, как на крюке подвешенная на нем, цепь только что упомянутых.
   Указав на отзыв, по которому "процентное отношение издателей и писателей еврейского происхождения к таковым же происхождения русского неизмеримо выше процентного отношения еврейского населения к русскому", г. Поссе констатирует:
   -- Это факт, которого не могут оспаривать ни русские, ни евреи.
   Ая утверждаю, что г. Поссе "взял кусок жизни и сотворил из него легенду". Нечто вроде "навьих чар", почему-то названных им еврейским засильем в кавычках, между тем как это заимствованное им у Меньшикова заглавие следовало, как видите, использовать в его девственном виде, без стеснения в "лапках".
   Пусть мне г. Поссе ответит на такого рода опросный лист:
   -- Сколько в "Новом Времени" евреев, кроме Меньшикова, А. Ст-ина, Буренина, Беляева, Попова, Прокофьева, Глазенапа, Павловского, Горячковской, Новиковой и Смирновой?
   -- В "Петербургских Ведомостях" без кн. Ухтомского, Рославлева, Хряпина и Вакуловского?
   -- В "Свете", "Русском Знамени" и "Гражданине" помимо Дубровина, Булатовича и кн. Мещерского?
   -- В "Новой Руси", не считая Порошина, Боцяновского, Рокотова, Кривцова и Емельянченко?
   -- В "Речи" из 139 поименнованных сотрудников?
   -- В "Нашей Газете" из 85?
   -- Наконец, в "Слове" из 82?
   
   О Москве скажу лично.
   
   "Вече" 0
   "Московские Ведомости" 0
   "Голос Москвы" 0
   "Русское Слово" 0
   "Московский Листок" 1
   "Русские ведомости" 4
   "Раннее Утро" 9
   
   Рекомендую нашему эксперту объехать все Поволжье, начиная с Саратова с его "Вестником" (Лопуховский, Архангельский) и "Листком" (Лебедев, Горизонтов, Патрашкин).
   Заглянуть в Харьков сего "Утром" (Риттер, Жмудский, Фатеев, Моисеенко, Вольский, Смолянов, Герасимов, Епифанский) и "Южным Краем" (Воронецкий).
   Наведаться в Киев с "Киевлянином" (Пихно), "Киевскими Вестями" (Саликовский) и "Киевской Мыслью" (Лубковский).
   Спуститься в Одессу с "Резиной" (Глобачев), "Русской Речью" (Пеликан), "За Царя и Родину" (гр. Коновницын) и "Одесским Листком" (Навроцкий, Попандопуло, Лупинский, Александровский, Солодов).
   Обозреть Елисаветград с "Голосом Юга" (Горшков) и "Новороссийским Краем" (Теплов, Пржевальский).
   И, проследовав через Екатеринослав с "Приднепровским Краем" (Копылов, Буякович) на Ростов с "Приазовским Краем" (Арутюнов), вернуться восвояси, чтобы дать показание о том:
   -- Кто такие стоящие во главе "Русской Мысли", "Вестника Европы", "Русского Богатства", "Современного Мира" и "Образования" господа Струве и Кизеветтер; Арсеньев, Ковалевский и Кузьмин-Караваев; Короленко, Пешехонов, Мякотин, Южаков, Иванчин-Писарев, Мокиевский, Петрищев и Елпатьевский; Батюшков, Ник. Иорданский, Неведомский и М. и А. Куприны; Карышев, Василевич, Игнатьев, Кудрин, Морозов и Новорусский?
   -- И какой национальности Суворин, Сытин, Саблин, Сойкин, Зелинский, Парамонов ("Донская Речь"), Снегов ("Буревестник"), Палиев ("Молот"), Мягков ("Колокол"), Распопов ("Молодая Россия"), Мария Малых, Риккер, Вольф, Девриен и покойные Попова, Павленков и Маркс?
   Тогда станет ясно, в какой мере "факт, который не могут оспаривать ни русские, ни евреи", есть факт, а не "Осведомительное бюро".
   И -- искренне жаль, что об еврейском засилии можно толковать лишь в кавычках. Ибо что может быть вменено любому народу в большую честь, чем его интенсивное участие в литературе?
   Конечно, г. Меньшиков не оставит у чинить ввиду сего закономерно-целесообразный вывод. Но... "волков бояться -- в лес не ходить".
   Суть в том, что уже одно появление в течение какого-нибудь полумесяца -- и то только в столичной прессе -- до 30 откликов различных оттенков свидетельствует о приподнятости интереса к теме, поставленной теперь на очередь и на Западе.
   Ввиду этого, смею думать, предлагаемый сборник, из которого мной исключено все побочное, представляющий собой комплекс всего, что вышло -- исключительно с прогрессивной стороны -- существенного, -- что он, давая аудитории
   возможность выслушать всех спорщиков, отвечает, как пишут трафаретные журналисты, "назревшей потребности".
   Должен оговориться: упомянув -- в применении к происшедшему -- о "психологическом изменении" в некоей части отечественной интеллигенции, я, конечно, имел в виду не его, как таковое, а наличность его прежде не обнаруживавшегося проявления. Как душевный плод того многоветвистого дерева, кора которого срослась из мало осознанных капризов расового темперамента, легенды, предрассудков, иррационального воспитания и среды {Салтыков-Щедрин. Недоконченные беседы. Двадцативековая трагедия.}, -- "асемитизм" существовал в лучшем слое у нас (и везде) всегда. Но если свет разума пока не смог его попрать ("опустите ум на глубину познания и вы подымите сердце до небес" -- Гюго), то по крайней мере соблюдалось известное приличие молчания в доме повешенного о веревке... Ныне же и этот декорум растаял. Почему? Отчего? Как? Недоумение находит себе естественную разгадку в поразительно -- до буквального совпадения выражений -- согласном ответе такого просвещенца, как г. Мережковский, и его антагониста Хама.
   Один сказал:
   -- Только что начинаем пятиться, каяться, отдаваться реакции -- находим себя, становимся "истинно-русскими людьми", не на голове ходим, а на резвых ножках бегаем. Мы -- "Ванька-встанька": как бы ни завалила нас революция, реакция выпрямит {Д. С. Мережковский. Головка виснет. "Речь", No 79.}.
   Другой:
   -- Спасибо все-таки реакции: не будь ее, никогда бы не началась грызня в левом стане. Реакция, как ни бранят ее, -- чудеса творит, обращая помаленьку Струве и Чирикова в русских... {"Русское Знамя", No 58.}
   Хам, естественно, ликует. А у г. Мережковского, по его собственному признанию, как и у других -- подобно больному Васюте в "Черном по белому" З. Н. Гиппиус -- "головка так и виснет, так и виснет".
   -- Молочка бы ты мне, мамка, -- да не хоцца...
   В какой мере искренно -- дело литературных соглядатаев, но Андрей Белый протягивает это, лишенное веры в творческую силу народа, расслабленное "не хоцца" до пожелания:
   
   Туда, где смертей и болезней
   Лихая прошла колея, --
   Исчезни в пространство, исчезни,
   Россия, Россия моя!
   
   Наглядный пример mania grandiosa с головокружением от отсутствия, притупления или утраты исторического чувства.
   Господа, мережи кующие, могут "с душевным прискорбием известить родных, друзей и знакомых", что Россия без кавычек, вопреки их воплям, в отставку не подаст. Они по ошибке приняли ее за Академию, а себя -- за Ломоносовых.
   Что же до глубочайше убежденных в непреложность поступательного -- под всеми широтами -- хода исторического процесса, то они остаются подобной прострации совершенно чуждыми.
   Им "хоцца" и России, даже в ее настоящем состоянии, "чтобы мыслить и страдать" по России грядущего, культурно-правовой России.
   "Хоцца" и усовершенствованных "психических изменений" личности, которые шли бы рука об руку с созвучными изменениями, "так сказать, политической техники человеческих общежитий".
   "Хоцца", наконец, и "молочка" в форме такого разрешения государственной и национальной проблемы, которое отвечало бы категорическому императиву:
   -- Не делай другому того, чего не желаешь себе!
   Веление, совместимое со всяческим волевым напряжением как нации, так и индивидуума в сторону самоопределения.
   Пока -- ничего подобного нет. И мы -- хочется воскликнуть вместе с г. Мережковским {Когда воскреснет? "Речь", No 86.} -- мы "еще смеем говорить о "Великой России", о нашем "честном и добром национальном лице", смеем спрашивать, куда оно делось, почему его не видно. К плахе пригнул палач -- вот почему не видно"...

Ф. Мускатблит

   
   Р. S.
   Считая юридическое право перепечатки произведений размером не свыше 1 печатного листа недостаточным вообще, а в сборнике -- тем более, я обратился к их авторам с мотивированной просьбой об ее разрешении. Приношу им всемерную признательность за последовавшее на мое обращение полное согласие и даже более -- сочувствие.
   Так, П. Н. Милюков высказался в том смысле, что "чем шире распространятся его статьи, тем лучше".
   Н. Минский по своей инициативе любезно предоставил мне для восстановления несколько выпавших из первоначального текста мест, что в меру "независящих от редакции обстоятельств" и сделано.
   В. С. Голубев выразил желание приобщить к его изложению представляющую для него большое значение "Интеллигентскую обособленность".
   В. А. Поссе -- "Национализм и социализм" -- просьбы с готовностью исполненные.
   А. Васильев пожелал внести в свой эскиз некоторые исправления и дополнения, но затем отказался от этой мысли во избежание задержки в выходе книги.
   А. Л. Погодин и А. А. Стахович были столь предупредительны, что предложили мне воспользоваться: А. Л. Вместо воспроизведенного наброска -- скорее более обстоятельным очерком "Петербург и Вена" {"Московский Еженедельник", No 10.}, А. А. -- тогда еще не вышедшим в свет этюдом о Молодой Турции.
   При всей содержательности этих монографий и представляемом ими поэтому интересе я не счел, однако, возможным привести их, как материал, несколько выходящий за рамки этого сборника, во главу угла которого положено отношение интеллигенции к семитизму.
   В противном случае книга непомерно разрослась бы и, будучи сама выбитой из намеченной колеи, помешала бы другому предположенному изданию: о национальной проблеме в более тесной связи с событиями внешнего порядка.

Ф. М-т

ПРИМЕЧАНИЯ

   Федор Генрихович Мускатблит (псевд.: Musca, 1878--?) -- составитель сборника "По вехам...". Приобрел известность как составитель сборника отликов периодической печати на сборник "Вехи" -- "В защиту интеллигенции" (М., 1909). К сборнику Мускатблитом приложен указатель источников "воспроизведенных" публикаций (здесь эти указания отнесены в примечаниях к каждому тексту) и указатель полемической литературы, не вошедшей в сборник. Приводим его здесь:
   К. Арабажин. Письмо в редакцию // Новая Русь. No 64.
   Евгений Чириков. Письмо к товарищам-литераторам // Новая Русь. No 65.
   Шолом-Аш, Осип Дымов, К. Арабажин. Письмо в редакцию // Новая Русь. No 66.
   Евгений Чириков. О национальном самоопределении // Новая Русь. No74.
   И. Жилкин. Капелька национализма // Слово. No 741.
   Передовая статья // Наша Газета. No 60.
   Передовая статья // Слово. No739.
   Передовая статья // Россия. No 1024
   Передовая статья // Россия. No 1028.
   Обзор печати // Слово. No 753.
   Обзор печати // Слово. No 739.
   Ф. Маловер // Правда Жизни. No 17.
   Обзор печати. Реплика. Ф. Маловеру // Слово. No736.
   Д. Философов // Наша Газета. No 68.
   Обзор печати // Слово. No 749.
   Среди газет и журналов // Новое Время. No 11846,
   Среди газет и журналов // Новое Время. No 11854.
   А. Ст-ин // Новое Время. No 11853.
   Среди газет и журналов // Новое Время. No 11853.
   Д. Мережковский. Головка виснет // Речь. No 79
   А. Вергежский. Оплевание // Слово. No 746.
   М. Чириковский инцидент // Современное Слово. No465.
   Musca. Пела, пела пташечка // Раннее Утро. No 49.
   Громовой. Творцы антисемитизма // Голос Москвы. No 60.
   А. Булатович. Проклятый Иуда // Русское Знамя. No 59. Седой. "Национальное лицо" г. Струве // Одесские новости. No7765.
   Передовая статья // Киевская Мысль. No 61.
   Петр Струве. Русская Мысль. No 1.
   Петр Струве. Русская Мысль. No2.
   Петр Струве. Русская Мысль. No 3.
   Петр Струве. Русская Мысль. No4.
   Г. К. Градовский. Рецидив славянофильства // Образование. No3.
   Ник. Иорданский. Политическое обозрение. Новые Минины-Пожарские // Современный Мир. No4.
   А. Погодин // Московский Еженедельник. No 1--15.
   Е. Н. Трубецкой //Московский Еженедельник. No 1--15. Ю. Бруцкус. Назойливая ассимиляция // Рассвет. No 13--14.
   С. Вермель. Национальное лицо г. Струве, отталкиваемое национальным лицом Шолом-Аша // Еврейский Мир. No4. Р. Шпрингер. Национальная проблема. СПб., 1909.
   Отто Бауэр. Национальный вопрос и социал-демократия. СПб., 1909.
   М. Б. Ратнер. О национализме и территориальной автономии. СПб., 1909.
   X. Житловский. Социализм и национальный вопрос. СПб. 1909.
   Серп. Сборник II. СПб., 1909.
   Н. Минский. На общественные темы. СПб. 1909
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru