"НОВАЯ МОСКВА" И "СОЮЗ КРЕСТЬЯНСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ" 1924
НА СМЕНУ СТАРЫМ МОЛОДЫЕ. (ПАМЯТИ ДРУГА)
С Ефимом Лаврентьевичем Афониным я познакомился в Москве в 1917 году. Он сразу произвел на меня впечатление человека суетливого, торопливого, с крестьянским оборотом речи. Вид у него был какой-то крестьянский, или вернее мастерового. После Октябрьского переворота он, помнится мне, имел близкое отношение к финансам. совета районных дум и в здании бывшей городской думы постоянно аттаковывался громадными толпами солдаток, приходящих и требующих пайки свирепыми выкриками солдатских жен. Чуть ли не каждый день звонил он мне по телефону, прося помощи прислать воинскую охрану для сопровождения денежных сумм и охраны кассы.
В те времена "доблестные анархисты" разных наименований: "Буря", "Хмара", "Вьюга" и прочих страшных стихий днем и ночью нападали и грабили различные кассы и склады. Среди этого, разного рода "Туч" было мало идейного анархизма, а под этим флагом скрывались обыкновенные уголовные преступники, проститутки, разного рода проходимцы и чистопородные белогвардейцы, постоянно терроризировавшие бедного Ефима Лаврентьевича.
Порой дело доходило до того, что Ефим Лаврентьевич, не надеясь на стойкость караула в тревожные московские ночи, забрав с собой в автомобиль денежный ящик, мчался на ночевку ко мне в Штаб округа. Я в те времена часто проводил круглые сутки к Штабе и ночевал в комнатке рядом с кабинетом, в этой комнатке мы пили чай, ели солдатские щи и кашу; в комнате стояла широчайшая кровать, покрытая шолковой занавеской. На этой-то кровати мы вместе с Ефимом Лаврентьевичем ложились спать, положив около себя заряженные маузера и запрятав ящик с деньгами под кровать.
В начале 1919 года я уехал на Восточный фронт, а месяца через два по наряду Ц.К.Р.К.Л. явился к нам. в армию для укрепления ее мощи и пользы революции тов. Афонин. Там он был комиссаром управления начальника инженеров. Инженерное дело в армии у нас хромало, нужен был слой коммунистический глаз и энергия. Тов. Афонин. имевший когда-то практику по строительному делу, горячо принялся за работу. Кроме работы в строевых частях предстояла большая работа по укреплению тыла армии на случай отхода последней. Нужно были отроить скрепленный район, на это дело тов. Афонин потратил много сил и энергии.
Когда разбили Колчака и я уехал на Юго-Западный фронт, я потерял тов. Афонина из виду и увидел его уже в Москве в 1920 году осенью. Он пришел ко мне вскоре по приезде из Ростова-на-Дону просить совета на предмет организации издания сельско-хозяйственного журнала М.О.З.О. Тут мы часто начали видаться с ним, ибо он забегая ко мне чуть ли не каждый день, требуя от меня статей по сельскому хозяйству. На этом поприще я увидел тов. Афонина такого же торопливого, энергичного, не жалеющего своих сил для нового, очень важного деда. Благодаря общительному характеру и умению подходить к людям, ему удалось раскачать и заинтересовать специалисток-писателей по различным вопросам сельского хозяйства. Он стал издавать довольно недурной сельско-хозяйственный журнал и популярные брошюры но тем же вопросам, никогда не забывал Красную армию и охотно исполнял мои просьбы по организации библиотек в войсковых частях, московского гарнизона, часто выступал среди красноармейцев, и популярно, по крестьянски излагал им самые сложные вопросы аграрной политики и техники.
На этом фронте труда Ефим Лаврентьевич завоевал симпатии среди масс также, как он завоевал их на фронте вооруженной борьбы.
Его смерть явилась для меня полнейшей неожиданностью, так как мне казалось, что это человек неистощимой энергии и неизносимый. Тем более, тем труднее было примириться с мыслью о том, что тов. Афонина уже не существует. Горько и печально думать и сейчас о потере тов. Афонина. Но будем утешаться мыслью, что труды его не пропали даром, и наше общее служение революции и наша работа будут служить продолжением работы тов. Афонина. А молодое поколение, видевшее работу тов. Афонина, будет продолжать эту работу и честно чтить его память, служа искренне и всеми силами на пользу революции, как служил ей тов. Афонин.