Lib.ru/Классика: Мошин Алексей Николаевич. Диана

Алексей Николаевич Мошин

Диана

В длинном зале Эрмитажа с античными фресками, украшающими стены и овальный потолок, и с мраморными статуями на блестящем узорчатом паркете, -- в этом зале давно уже сидел косматый молодой человек в пиджаке самого будничного вида. Он выбрал стул как раз между двумя творениями Гудона: статуей Вольтера и Дианой. С этого места Вольтер производил особенное впечатление: его пытливо-насмешливый взгляд был устремлён прямо на зрителя, который невольно принимал на свой счёт и сардоническую улыбку мраморного старика.

Диана также отсюда казалась особенно интересной. Движение всей её классической фигуры было направлено в противоположную от зрителя сторону; казалось. она зорко высматривает добычу для своих метких стрел, не подозревая, что её прекрасной наготой любуется мужчина.

А мужчина любовался долго к немалому соблазну двух фешенебельных девиц, которые в сопровождении дамы с лорнетом старались поскорее пройти мимо нескромной скульптуры...

Косматый молодой человек приходил сюда так часто и так долго просиживал на этом самом стуле, что первое время на него подозрительно посматривали расшитые позументами ливрейные лакеи с бритыми лицами. Но вскоре они узнали, что этот молодой человек -- довольно уже известный скульптор Рябов, и что он приходил сюда изучать классические произведения своей профессии.

Рябов любовался Дианой со жгучим восторгом; взглянув на чарующие изгибы фигуры, скульптор закрывал глаза, стараясь запомнить впечатление.

Он избегал смотреть на Вольтера: невыносима была его саркастическая улыбка и неподвижный насмешливый взгляд.

Рябов давно уже понял, что хотел ему сказать этот комфортабельно расположившийся в своём кресле и саркастически улыбавшийся старик: даже во сне преследовала скульптора ядовитая улыбка, пристальный взгляд мраморного старика, который говорил:

-- Что?.. Не можешь глаз отвести от моей мраморной соседки?.. Поди-ка, поищи такую дивную красоту среди твоих "живых" подруг...

Но совсем не смотреть на Вольтера молодой человек не мог: казалось, -- мраморный взор старика гипнотизировал и заставлял пристально смотреть на себя. Рябов, наконец, начал злиться:

-- Отлично... -- шептал он, глядя прямо в мраморное лицо Вольтера, -- я понимаю тебя, старик, -- и... ненавижу... Ты издеваешься надо мной, потому что знаешь, как мало у меня денег, и как это дорого стоит, -- выбирать себе натурщиц среди особ, которые показывают своё тело за деньги...

"О, если б я был художник-жанрист или пейзажист... -- думал Рябов. -- Я мог бы беспрепятственно схватывать свои сюжеты в поле, -- наблюдать на улицах... Но кто позволит мне, хотя бы во имя искусства, смотреть не на модные тряпки, а на женское тело... Кто позволит мне выбрать достойное резца тело из массы живых женских фигур... Всякий скажет, что я с успехом могу ограничиться складками сюртуков и буфами платьев, -- и в этом проявить моё искусство...

Кто поймёт, что мне так же нужна красота для того, чтоб я мог творить, -- как нужно жаворонку солнце для того, чтобы он мог петь"...

А мраморный старик всё улыбался ехидно. Скульптор прошептал:

-- До свидания, старик, -- но не прощай... Я принимаю твой вызов... До свидания...

И, бросив полный восторга прощальный взгляд на Диану, Рябов быстро направился к выходу.

Из Эрмитажа Рябов отправился пешком на 7 линию Васильевского острова, вошёл в ворота знакомого дома, поднялся на пятый этаж и позвонил у обитой клеёнкою двери. Открыла дверь знакомая старушка с добродушным, улыбающимся лицом, и сказала:

-- Пожалуйте, Александра Петровна сейчас вернётся, -- в лавочку пошла...

И впустила Рябова.

Молодой человек снял пальто и галоши и прошёл в комнату с полочкой книг и фотографиями писателей на стенах, с чистой постелью за ширмой, с маленьким зеркальцем на комоде и с тремя стульями по бокам небольшого стола, накрытого чистой скатертью. Рябов взял с полки книгу, -- попался Добролюбов, -- хотел почитать, чтобы не скучно было ждать, -- но не читалось. Он стал думать о ней, которая должна сейчас придти...

Он встретил её на выставке, у своей восковой группы. Она стояла с подругами и делала замечания, полные восхищения с одной стороны и понимания искусства -- с другой. Их познакомил подошедший студент, который знал и его, и её. С тех пор он и она стали часто встречаться.

Она находила, что он очень талантлив, но "мало тронут в умственном отношении". И она взяла на себя миссию воспитать из него умного, полезного служителя искусства, -- того искусства, которое она понимала не как "игрушку", но как "светоч, маяк"... Она принялась за его развитие, сама не замечая, что относясь к нему критически, как к ученику, она увлекается им, как мужчиной.

Рябову очень нравились её "лекции", споры с нею и совместное чтение хороших книг.

Александра Петровна Соколовская оканчивала высшие женские курсы, но, по внешности, совсем не походила на тех своих подруг, которые щеголяли небрежностью костюма, стрижеными волосами и мужскими манерами. Она носила длинные волосы и даже у неё была чудная коса, одевалась по моде с несомненными оттенками собственного вкуса и даже носила корсет, хотя и признавала это скверной и вредной привычкой. Ах, этот её корсет, -- он приводил Рябова в большое озлобление... Разве угадаешь за этим "панцирем", хорошо ли сложена женщина, -- годится ли она для модели?.. Что пластичны её жесты, что красива она и стройна, -- разве это гарантия для скульптора... Ведь она -- в корсете!..

Вот раздались по коридору её знакомые шаги, её голос, и Александра Петровна вошла в комнату -- свежая от весеннего холода, разрумянившаяся.

С приветливой улыбкой она спросила:

-- Странный у вас какой вид!.. Что с вами?..

Он вдруг выпалил с видом отчаянной решимости:

-- У меня к вам просьба.

-- Про-о-о-сьба?.. -- протянула она, садясь, -- вот как!.. Очень рада, -- и взглянула на него с недоумением.

Он смотрел куда-то в угол...

-- Вы не можете сомневаться в моём уважении... Но мне нужна натурщица... Для искусства... согласитесь... Я знаю, -- вам это будет противно, неловко... -- Но, ведь, мой взгляд не оскорбит вас... -- Я -- художник... это же для искусства!..

Он чувствовал, что начинает путаться, что в груди не хватает воздуха, и что не может отвести взгляд от угла, он чувствовал, что она вспыхнула, что она переживает душевную муку... Он жалел, что посмел говорить ей об "этом".

Она горько усмехнулась:

-- Для искусства... как это громко сказано!.. Для ваших заблуждений, бредней, -- вот для чего это нужно...

Он вдруг подбодрился и посмотрел ей прямо в глаза:

-- Пусть для бредней... Да, я брежу наяву... Мне не достаёт только модели, чтобы вылепить из глины мою мечту... Но если я оскорбил вас, -- простите...

Он встал с намерением уйти.

-- Извольте, г-н художник, -- я готова послужить вам моделью, -- сказала вдруг она, -- когда прикажете?..

Он не верил своим ушам.

-- Вы шутите?..

-- Нисколько, -- я согласна.

-- Александра Петровна... Как мне благодарить вас?..

-- Оставьте фразы... Когда вам нужно, чтобы я...

Он боялся, что она передумает. -- Лишь бы один раз согласилась -- тогда эта неловкость пропадёт.

-- Если позволите, -- я сначала сделаю эскиз карандашом, -- это можно сейчас...

Она встала, заперла дверь на ключ и пошла за ширму. Через несколько мгновений она стояла перед ним, как натурщица. -- Но какое это было разочарование!..

Ничего классического в её формах, с детства изуродованных корсетом; -- в одну секунду его взгляд определил каждый недостаток её фигуры... Она стояла, разрумянившаяся от стыда перед мужчиной, -- а он готов был провалиться сквозь землю...

Он схватил со стены её пальто и накинул на её плечи.

-- Александра Петровна, простите... Вы не годитесь для модели... Тем лучше, может быть, для нас обоих... Но, клянусь вам, -- я никогда не забуду... Вашей жертвы...

-- Не гожусь?.. Вот видите, -- сказала она уже за ширмой, одеваясь. -- Вам нужно Фрину... Ах, вы, Пракситель!..

Ни тени горечи, обиды не заметил он в её голосе. Однако он не стал ждать, пока она оденется.

-- Александра Петровна, -- я так взволнован... -- сказал он дрожавшим от смущения голосом. -- До завтра!..

И он ушёл.

Рябов куда-то исчез из Петербурга.

* * *

Прошло три года.

К старому смотрителю Евгениевской лечебницы для психических больных приехала погостить его племянница, женщина-врач Александра Петровна Соколовская. Теперь это была довольно полная румяная девушка с густыми волосами и пытливым, часто насмешливым взглядом коричневых глаз, смотревших сквозь пенсне.

Смотритель Иван Максимыч Думнов, продолжая завтракать, только что отдал служителю необходимые распоряжения насчёт буйных больных, при чём настрого повторил приказание: "Никаких насилий!.. Не сметь!.. Будьте ласковы!.." и, отпустив служителя, поднял рюмку мадеры, чокнулся с доктором Кудриным и сказал:

-- За твоё здоровье, племянница, -- спасибо, что навестила одинокого старика -- дядю. Да не отложишь ли свой отлёт за границу?.. Авось, успеешь...

-- Нет, дядя, через недельку нужно ехать... Надеюсь, за неделю надоем вам своей болтовнёй... Вот вы покажите-ка мне вашу лечебницу...

-- Н-ну... это вот проси доктора.

Кудрин поспешил сказать:

-- Никого не нужно просить... Мы с вами, Александра Петровна, всё осмотрим. Объектов у нас много: есть мания, аменция, меланхолия, есть паранойя, гебефрения, идиотизм, кретинизм, -- с удовольствием перечислял доктор, -- есть круговое помешательство, есть нравственное помешательство. Увидите любопытные случаи периодических психозов. Есть интересные случаи психозов неврастенических... навязчивые идеи... Всё я вам покажу... А пока, -- до свидания, -- я должен обходить палаты... Иван Максимыч, а что Рябов, переведён в другую комнату? Я вас вчера просил...

-- Переведён и уже он успел на стене сделать эскиз... В восторге, что белые, чистые стены...

-- Какой это Рябов? -- спросила дядю Александра Петровна, когда ушёл доктор, -- я знала одного Рябова... скульптора...

-- Он самый, -- сказал Иван Максимыч.

-- Как он к вам попал?.. -- взволновалась Александра Петровна, -- давно?..

-- Да уж с полгода... История его вот какая. Скитался он где-то в Малороссии. Раз как-то отдыхал под кустиком на берегу реки, на окраине городка и увидел купавшихся девушек; одна из них его поразила красотой своей фигуры. Да и лицом она красавица, -- ты её можешь увидеть: она -- его жена, довольно часто его навещает с маленьким сынишкой; смотреть только на них тяжело, когда они около этого сумасшедшего... Ну так вот, -- подождал он, пока оделись купальщицы, да пошёл за ними на приличном расстоянии... Узнал, где живёт и кто такая очаровавшая его девушка, остался в этом городке... Ну, как он добился того, что понравился ей, и что поженились они, -- этого мне неизвестно. А вот знаю, что зажили они очень счастливо, но только жена долго не соглашалась служить ему моделью. Наконец, -- потому ли, что он её убедил или просто из любви к мужу, -- стала она позировать, -- понимаешь, -- безо всего, и принялся он из мрамора резать фигуру. Не знаю опять-таки, что ему мешало, -- работа шла медленно, а между тем жена его готовилась быть матерью, и фигура её стала меняться; девственная эта прелесть пропала, а супруг-художник не хотел верить своим глазам. Ему нужно было, чтобы красота форм его жены была такая же прочная, как его мрамор. А красавица мраморная была уже почти совсем готова... Как-то он сличал -- сличал свой мрамор с фигурою жены, -- да как расхохочется... Припадок с ним сделался. Вообще... свихнулся... Даём ему возможность здесь и лепить, и рисовать... Но он предпочитает делать углём эскизы прямо на стене... И всё одну и ту же фигуру женщины... Во всех поворотах. Ты думаешь, -- фигуру своей жены? Нет, -- говорят, это -- фигура "Дианы" из Эрмитажа... Как измажет все стены, -- сейчас же требует, чтобы его перевели в другую комнату, где стены белые... Его все любят, -- он такой тихий, всегда приветливый...

-- Дядя, -- пойдём к нему...

* * *

Рябов, одетый в жёлтый больничный халат, лежал на постели, когда к нему вошёл смотритель с племянницей. Было два часа дня.

Скульптор не спал. Он поднялся, сел на кровати и взглянул на вошедших безучастным и скучающим взглядом. Ему не было никакого дела до этих людей. Но он приветливо сказал:

-- Здравствуйте.

Александра Петровна смотрела на него глазами, полными слёз. Он изменился с тех пор, как она видела его в последний раз: похудел, оброс бородой, на лбу прорезалась морщинка, губы сложились в бессмысленную улыбку, а глаза стали мутные и беспокойные.

Соколовская окинула взглядом небольшую высокую комнату с одним окном; белые стены и белый потолок; два стула, стол, мольберт художника и кровать; чистое полотенце у небольшого зеркала с умывальником. На стене смелой и уверенной рукой был нарисован углём контур обнажённой женщины; это была Диана Гудона.

Гости заняли два стула, а невольный хозяин этой комнаты сидел на кровати и по-видимому старался вспомнить, что он должен сказать.

-- Как вы себя чувствуете?.. -- ласково спросил смотритель, -- нравится ли вам здесь?..

-- Да, ничего... Всё хорошо...

-- Вы не узнаёте меня?.. -- спросила Соколовская...

Этот знакомый голос, которого давно не слышал Рябов, заставил его встрепенуться и сосредоточить на гостье всё своё внимание.

-- Да... Это вы?.. Ах, как это было давно!.. Или это было недавно?.. Может быть, вчера?.. Посмотрите, -- он указал на стену с эскизом, -- вот мне нужна какая фигура... Вы понимаете, -- здесь всё совершенство, всё -- красота... Вы очень хороший человек, я всегда вас уважал и даже, может быть, любил... Но у вас несчастная, никуда не годная фигура... Я больше не могу вас видеть... Мне стыдно, что я заставил вас разочароваться в вашей фигуре... Это большое несчастье, не правда ли?.. Простите, -- я иначе не мог... Я должен был вам сказать правду... Зачем вы здесь?.. Мне больно за всё... Мне жаль моих надежд... Боже, как я страдаю!.. Где же мне найти её?.. Где же она... Диана?!.

Источник: Мошин А. Н. А. Гашиш и другие новые рассказы. -- СПб.: Издание Г. В. Малаховского, 1905. -- С. 180.

OCR, подготовка текста: Евгений Зеленко, август 2011 г.

Оригинал здесь: Викитека.

Оставить комментарий Мошин Алексей Николаевич (bmn@lib.ru) Год: 1905 Обновлено: 06/08/2011. 15k. Статистика. Рассказ: Проза Гашиш и другие новые рассказы	Скачать FB2 Ваша оценка:

Мошин Алексей Николаевич Диана

Диана

Мошин Алексей Николаевич
Диана