Мордовцев Даниил Лукич
Державный плотник
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Мордовцев Даниил Лукич
(
yes@lib.ru
)
Год: 1895
Обновлено: 01/02/2007. 417k.
Статистика.
Роман
:
Проза
,
Историческая проза
Исторические романы и повести
Иллюстрации/приложения: 2 штук.
Скачать
FB2
Оценка:
6.23*7
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
Исторический роман
(о Петре I)
Даниил Лукич МОРДОВЦЕВ
ДЕРЖАВНЫЙ ПЛОТНИК
Исторический роман
================================================================
Копии текстов и иллюстраций для некоммерческого использования!!!
OCR & SpellCheck: Vager (vagertxt@inbox.ru), 27.05.2003
================================================================
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Часть I
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Часть II
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
================================================================
А н н о т а ц и я р е д а к ц и и: Творчество писателя и
историка Даниила Лукича Мордовцева (1830 - 1905) обширно и
разнообразно. Его многочисленные исторические сочинения, как
художественные, так и документальные, написанные, как правило, с
передовых, прогрессивных позиций, всегда с большим интересом
воспринимались современным читателем, неоднократно
переиздавались и переводились на многие языки. Из богатого
наследия писателя в сборник вошли произведения, тематически
охватывающие столетие русской истории: "Сиденне раскольников в
Соловках" (конец XVII века), "Державный плотник" (о Петре I)
"Наносная беда" и "Видение в Публичной библиотеке" (время
Екатерины II)
================================================================
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
П у ш к и н
Ч а с т ь I
1
В глубокой задумчивости царь Петр Алексеевич ходил по своему
обширному рабочему покою, представлявшему собою, в одно и то же время, то
кабинет астронома с глобусами Земли и звездного неба, с разной величины
зрительными трубами, то мастерскую столяра или плотника и
кораблестроителя, с массою топоров, долот, пил, рубанков, со всевозможными
моделями судов, речных и морских, со множеством чертежей, планов и
ландкарт, разложенных по столам.
Что-то нервное, скорее творческое, вдохновенное светилось в
выразительных глазах молодого царя.
Была глубокая ночь. Но сон бежал от взволнованной души царственного
гиганта. Он часто, подолгу, останавливался в раздумьи перед разложенными
ландкартами.
- Морей нет, - беззвучно шептал он, водя рукою по ландкартам. - Земли
не измерить, не исходить... От Днестра и Буга до Лены, Колыми и Анадыри
моя земля, вся моя!.. И у Александра Македонского, и у Цезаря, у Августа,
у всего державного Рима не было столько земли, сколь оной подклонилось под
мою пяту, а воды токмо нет, морей нет... Нечем дышать земле моей...
Воздуху ей мало, свету мало... Так я же добуду ей воздуху и свету, и воды,
воды целые океаны!
Он с силою стукнул по столу так, что юный денщик его, Павлуша
Ягужинский, приютившийся за одним из столов над какими-то бумагами,
вздрогнул и с испугом посмотрел на своего державного хозяина.
Но Петр не заметил того. Ему вспомнилось все, что он видел во время
своего первого путешествия по Европе. Это был какой-то волшебный сон...
Корабли, счету нет кораблям, которые бороздят воды всех океанов, гордые,
величественные корабли, обремененные сокровищами всего мира... А у него
только неуклюжие струги да кочи, да допотопные ушкуи...
- У махонькой Венецеи, кою всю мочно шапкой Мономаха прикрыть, и у
той целые флотилии... Голландерскую землю мочно бы пядями всю вымерить, а
на поди! Кораблям счету нет! - взволнованно шептал он, снова шагая по
своему обширному покою.
Добыть моря, добыть!.. Не задыхаться же его великой земле без
воздуху!.. На дыбу, духовно, поднять всю державу, весь свой народ, и
добыть моря, чтоб протянуть державную руку к околдовавшей его Европе...
Через Черное море, через Турскую землю - далеко, это не рука... А там, за
Новгородом и Псковом, где его пращур, Александр Ярославич, шведскому вождю
Биргеру "наложил печать на лице острым мечом своим", там, где он же на
льду Чудского озера поразил наголову ливонских рыцарей в "Ледовом
побоище", там ближе к Европе...
- Токмо б морей добыть! - повторил царь.
А корабли будут! Лесу на корабельное строение не занимать стать, всю
Европу русским лесом завалить хватит... Корабельное строение уже кипит по
всем рекам... Все корабельные "кумпанства" уж к топору поставлены, горит
работа! На рубку баркалон в шестнадцать с лихвой сажен длины и четырех
ширины ставят топор да пилу бояре да владыки казанский и вологодский... К
баркалонам чугунных пушек льется от двадцати шести до сорока четырех на
каждое судно. На барбарские суда ставят топор и пилу гостинные кумпанства.
А там еще бомбардирский да галеры... А орудий хватит...
Вдруг царь как бы очнулся от всецело поработивших его государственных
дум и взглянул на Ягужинского, которого, казалось, только теперь заметил,
и был поражен его необыкновенной бледностью и выражением в его прекрасных
черных глазах чего-то вроде немого ужаса.
- Что с тобой, Павел? - спросил он, останавливаясь перед юношей. - Ты
болен? Дрожишь? Что с тобой?
- Государь!.. Я не смею, - бормотал юный денщик бледными губами.
- Чего не смеешь? Я к тебе всегда милостив.
- Не смею, государь... но крестное целованье... моя верность великому
государю...
- Говори толком! Не вякай.
- Царь-государь!.. На твое государево здоровье содеян злой умысел...
хульные слова изрыгают...
- Знаю... не впервой я, чать... От кого? Как узнал?
- Приходила ко мне, государь, попадья Степанида, в Китай-городе у
Троицы, что на рву, попа Андрея жена, и отай сказывала, что пришед-де в
дом певчего дьяка Федора Казанца, зять его, Федора, Патриаршей площади
подьячий Афонька Алексеев с женою своей Феклою и сказали: живут-де они в
Кисловке, у книгописца Гришки Талицкого, и слышат от него про тебя,
великого государя, непристойные слова, чево и слышать невозможно.
Павлушка говорил торопливо, захлебываясь, нервно теребя пальцы левой
руки правою.
- Ну?
- Да он же, государь, Гришка, - продолжал Ягужинский, - режет
неведомо какие доски, а вырезав, хочет печатать, а напечатав, бросать в
народ.
- Ну?
- Да он же, государь, Гришка, те свои воровские письма, да доски, да
и т е т р а т и отдал товарищу своему Ивашке-иконнику.
- Ну? И?
- И та, государь, попадья Степанида сказывала мне, что оный Гришка
Талицкий составил те воровские письма для тово: будто-де настало ныне
последнее время и антихрист-де в мир пришел...
Ягужинский остановился, боясь продолжать.
- Досказывай! - мрачно проговорил царь.
- Антихристом, - запинался Павлушка, - он, государь, Гришка, в том
своем письме ругаясь, писал тебя, великого государя...
- Так уж я и в антихристы попал, - нервно улыбнулся государь, - честь
не малая.
- Да он же, государь, Гришка, также-де и иные многие статьи тебе,
государю, воровством своим в укоризну писал: и народном-де от тебя,
государя, отступиться велел-де и слушать-де тебя, государя, и всяких
податей тебе платить не велел.
- Вот как! - глухо засмеялся Петр. - С сумой меня пустить по миру
велит! Вот тебе и "корабли"... Ну?
- А велел-де, государь, тот Гришка взыскать, во место тебя, царем
князя Михайлу Алегуковича Черкасского...
- Ого! Ну, ну!
- Через того-де князя хочет быть народу нечто учинить доброе.
- Так, так... Будем теперь в ножки кланяться Михайле Алегуковичу...
Ну!
- Да он же, государь, вор Гришка, для возмущения к бунту с тех своих
воровских писем единомышленникам своим и друзьям давал-де письма руки
своей на столбцах, а иным в тетратях, и за то у них имал-де деньги.
Теперь Петр слушал молча, величаво-спокойно, и только нервные
подергивания мускулов энергичного лица, оставшиеся у него еще с того
времени, когда он совсем юношей, чуть не в одной сорочке и босой, ночью
ускакал из Преображенского в Троицкую лавру от мятежных приспешников его
властолюбивой сестрицы Софьи Алексеевны, которая давно сидела теперь в
заточении тихих келий Новодевичьего монастыря.
- Все? - спросил он.
- Нет, государь. Попадья сказывала, что он же, Гришка, о "последнем
времени" и о антихристе вырезал две доски, а на тех досках хотел-де
печатать листы и для возмущения же к бунту и на твое государево,
убийство...
- Убийство!..
- Так, государь, та попадья сказывала...
- Ну?
- Он-де, государь, Гришка, писал оное для того: которые-де стрельцы
разосланы по городам, и как-де государь пойдет с Москвы на войну, а они,
стрельцы, собрався, будут в Москве, чтоб они-де выбрали в правительство
боярина князя Михайлу Алегуковича Черкасского, для того-де, что он человек
доброй и от него-де будет народу нечто доброе.
- Так... Дай Бог, - иронически заметил Петр. - Все?
- Нету, государь! Оная попадья еще сказывала, будто-де тамбовский
епискуп Игнатий, будучи в Москве, с Гришкой-де о последнем веце, и о
исчислении лет, и о антихристе...
- Это обо мне-то?
- О тебе, государь, разговаривал и плакал, и Гришку целовал...
- Так уж и архиереи... Вон куда яд досягает!.. А сие что? - спросил
Петр, указывая на лежавшие на столе тетради.
- Попадья то ж принесла.
Царь взял тетради.
- А! "О пришествии в мир антихриста и о летех от создания мира до
скончания света", - прочитал он. - Так, так... А вот и "Врата"... Вижу,
вижу... Это "врата" в Преображенский приказ, в застенок, на дыбу, - качал
он головой. - Все?
- Все, государь.
Заметив, что его юный денщик от страху едва стоит на ногах, царь
отрывисто сказал:
- Спасибо тебе, Павлуша, за верную службу. А теперь ступай спать... Я
сам просмотрю сии тетрати... Да! Для чего твоя попадья к тебе заявилась с
своим изветом, а не в Преображенский приказ, к князю-кесарю?
- Боялась, государь.
- Ну, ступай.
2
Царь, оставшись один, стал просматривать обличительные тетради.
Долго в ночной тишине шуршала грубая бумага писаний фанатика. Петр
внимательно прочитывал и перечитывал некоторые места. Он не мог не
сознавать, что Талицкий с усердием изувера рылся в старинных книгах.
Страницы постоянно пестреют ссылками на "Ефрема Сирина об антихристе", на
"Апокалипсис", на "Маргерит". Фанатик всеми казуистическими изворотами
старается доказать, что ожидаемый антихрист и есть Петр Алексеевич.
- Что он все твердит об "осьмом" царе? - сам с собой рассуждал
Петр. - "Осьмый царь - антихрист... А Петр "осьмый": он и есть
антихрист"... По какому же исчислению я осьмой царь?.. А! От Грозного...
Царь Иван Грозный, царь Федор, царь Борис Годунов, царь Шуйский, царь
Михаил Федорович, царь Алексей Михайлович, царь Федор Алексеевич... Да, я
осьмой. Что ж из сего?
И опять зашуршала бумага, долго шуршала.
- Что за безлепица! И сему бреду пустосвята верят архиереи. О,
бородачи! А они - пастыри народа!
И он вспомнил случай с епископом Митрофаном...
Царь приехал в Воронеж для наблюдения за стройкою кораблей для
предстоящего похода под Азов.
Архиерей встретил царя с крестом. Народные толпы заняли собою всю
площадь у собора. Но внимание народа было, по-видимому, больше
сосредоточено на маленьком, худеньком, тщедушном Митрофане.
Наскоро осмотрев корабельные работы, которыми Петр очень торопил,
чтобы с полой водой двинуться в поход, он, возвратясь во дворец, послал
Павлушу Ягужинского просить к себе Митрофана для переговоров о том же
кораблестроении, так как Митрофан не только жертвовал Петру значительные
суммы на постройку кораблей, но сам соорудил, оснастил и вооружил
роскошное судно лично для царя.
Когда Ягужинский явился к Митрофану с царским приглашением, Митрофан
тотчас же пошел ко дворцу. Народ, увидав любимого святителя, который
кормил всю бедноту не только Воронежа, но и соседних селений, массами
обступил своего любимца, теснясь к нему под благословение.
Петр видел из окна, как Митрофан повернул к фасаду и к крыльцу дворца
и вдруг не то с испугом, не то с гневом остановился.
Народ тоже как бы с испугом шарахнулся назад.
И Митрофан не вошел во дворец. Он быстро, насколько позволяли ему
старческие силы и слабые ноги, повернул назад. Народ за ним.
- Что случилось? Беги, Павел, узнай, в чем дело?
- Государь! Его преосвященство сказал: "Не войду во дворец
православного царя, когда вход в оный дворец оскверняют поставленные там
еллинские идолы и притом обнаженные".
- А!.. Он осмелился ослушаться моего приказа!.. Так поди и скажи сему
попу: если он не явится ко мне, то как преступника царской воли его ждет
казнь!
Возвратился Ягужинский бледный, растерянный.
- Что? Скоро явится ослушник?
- Нет, государь... Он сказал: прийму смерть, но не оскверню сан
архиерея Божия, - с дрожью в голосе отвечал Ягужинский.
- А! Так будет же смерть!
...И там так же, как теперь здесь, в Кремле, глухо простонал соборный
колокол. Долго, долго стоит в воздухе медленно затихающий стон меди... За