Модзалевский Б. Л. Пушкин и его современники. Избранные труды (1898--1928).
СПб., 1999.
Настоящий историко-биографический очерк, посвященный рассказу о жизни, трудах и злоключениях одного из малоизвестных писателей наших, был начат мною по указанию Л. Н. Майкова, который советовал мне заняться собиранием и разработкой сведений о лицах, имевших то или иное отношение к Пушкину. Одобрительно отнесшись к составленному мною, по его же указанию, биографическому очерку Я. Н. Толстого {Русская старина. 1899. No 9 и 10; и отдельно.}, Леонид Николаевич вверил моим попечениям другого знакомца Пушкина -- Ивана Ермолаевича Великопольского, которому наш гениальный поэт в 1826 г. написал послание. Об этом писателе в нашей литературе не оказалось никаких сведений, если не считать одного небольшого некролога, написанного, по всей вероятности, его приятелем В. Р. Зотовым и помещенного в "Иллюстрированной газете" 1868 г. {Т. 21. No 9. С. 143; извлечение из него -- в "Иллюстрированном календаре" на 1869 г. С. 311.}, двух известий о смерти в газетах {Московские ведомости. 1868. No 40. С. 3; и перепечатана в "С.-Петербургских ведомостях" (1868. No 54).} да составленных по ним кратких заметок в "Словаре" Г. Н. Геннади и в "Источниках словаря русских писателей" С. А. Венгерова. Но счастливый случай дал мне возможность познакомиться с дочерью Ивана Ермолаевича -- Надеждою Ивановной Чаплиной, которая с редкою любезностью прислала ко мне из с. Чукавина, Старицкого уезда Тверской губернии, все сохранившиеся бумаги своего отца {Большая часть их не сохранилась; кое-что из полученных материалов было обнародовано мною в "Русской старине" (1901. No 6, 7 и 8) под заглавием "Из архива И. Е. Великопольского"; там же был помещен и портрет Ивана Ермолаевича.}, а также сообщила мне свои о нем воспоминания, которыми я и буду пользоваться как материалом.
Считаю своим приятным долгом выразить при этом случае глубокоуважаемой Надежде Ивановне мою искреннюю благодарность за ее просвещенное содействие.
Иван Ермолаевич Великопольский был потомком старинного и богатого дворянского рода, еще с начала XVI столетия поселившегося в нынешней Псковской губернии и верстанного за разные службы поместьями в Луках Великих {Архив Департамента Герольдии Сената: гербовое дело Великопольских 1794 г., с продолж. 1814 и 1817 г. (ныне -- РГИА. -- Ред.).}. Одному из членов этого рода -- Николаю Великопольскому -- были пожалованы в теперешнем Великолукском уезде, по реке Кунии, обширные имения, часть которых и в настоящее время состоит во владении одного из его потомков -- Н. И. Великопольского {Сообщение Н. И. Великопольского.}.
Отец нашего писателя -- Ермолай Иванович, последние годы своей жизни проживавший в Казани, с 1760 г. находился в военной службе и в 1774 г. в чине артиллерии капитана служил в Канцелярии конфискации в Москве, затем был членом в 1-м Департаменте Вотчинной коллегии, но вскоре снова надел военный мундир, был в Ширванском пехотном полку полковником (1789 г.), командовал некоторое время Пермским полком (1793 г.) и, наконец, дослужившись до чина генерал-майора (28 июля 1796 г.), вскоре вышел в отставку {Месяцесловы 1773--1779 гг.; "Пестрый альбом" И. Е. Великопольского (рукоп.).}.
Еще в молодых годах овдовев после кратковременного и бесплодного брака с Устиньей Никитичной Радиловой (умерла 3 июля 1779 г. {Путеводитель к древностям и достопамятностям Московским. М., 1793. Ч. 4. С. 127 (здесь она названа Елизаветой); и семейные бумаги Е. И. Великопольского.}), Ермолай Иванович женился вторично, на богатой казанской помещице княжне Надежде Сергеевне Волховской {Род. 3 июня 1770 г., ум. 9 апреля 1823 г. в Казани.}, от которой имел, кроме сына Ивана, еще четырех дочерей {Из них Любовь Ермолаевна (род. 21 декабря 1791 г.) -- за Александром Андреевичем Ростовским; Прасковья Ермолаевна (род. 24 декабря 1792 г., ум. 1 октября 1842 г.) была за Гавр. Ив. Осокиным; Надежда Ермолаевна (род. 17 июня 1794 г.) -- за Николаем Васильевичем Колбецким и Фавста Ермолаевна (род. 16 мая 1801 г.) -- за Иваном Александровичем Нератовым.}. О нем нам известно только то, что он "был стародавним приятелем М. Я. Мудрова и принадлежал к одной с ним масонской ложе" {Воспоминания Д. К. Тарасова -- в Рук. отдел. Императорской Публичной библиотеки. Сообщением этого сведения я обязан В. В. Майкову.}.
Иван Ермолаевич родился в Казани 27 декабря 1797 г. в доме кн. Волховских на Проломной улице {Булич H. H. Из первых лет Казанского университета. Казань, 1887. Т. 1. С. 277--279.}. Детство его прошло в кругу богатой помещичьей семьи, жившей на широкую ногу. Так, у Ермолая Ивановича, получившего за женою большие поместья и жившего то в Казани, то в 30 верстах от нее -- в селе Черемышеве, дважды в неделю были приемные дни с пышными обедами, за которыми одних слуг было до тридцати человек. Несомненно поэтому, что наш писатель еще с раннего возраста приобрел те широкие замашки, которые он проявлял, когда у него бывала к тому возможность и отказаться от которых его принудила только сила стесненных обстоятельств.
Ивану Ермолаевичу едва исполнилось семь лет, как он лишился отца; а мать его, овдовев, вскоре (в 1805 или 1806 г.) вышла замуж вторично -- за казанского же помещика надворного советника Алексея Федоровича Моисеева {Род. 20 мая 1755 г., ум. в конце 1833 г.}, от брака с которым имела еще троих детей {Василий Алексеевич (род. 4 декабря 1809 г., ум. 1 октября 1834 г.), бывший драгоманом при посольстве в Персии; Николай Алексеевич (род. 8 октября 1808 г.); о них см. мою заметку в "Русской старине" (1901. No 6. С. 634--637); и дочь Варвара Алексеевна (род. 27 декабря 1812 г.), бывшая замужем за известным математиком, ректором Казанского университета Николаем Ивановичем Лобачевским.}. По-видимому, вся семья жила дружно и весело, вполне обеспеченная теми 2000 душ крестьян, которые принадлежали ей в Казанской, Тверской и Псковской губерниях и которыми руководила сама Надежда Сергеевна, женщина умная и чрезвычайно энергичная. В конце января 1812 г. она подала в Казанский университет прошение о принятии сына ее Ивана "в число студентов для слушания профессорских и адъюнкторских лекций на своекоштное дворянское содержание" {Архив Казанского университета: дело о студенте Великопольском 1812--1814 гг.; копии с документов получены мною от А. И. Михайловского при любезном содействии В. И. Срезневского.}. При прошении была приложена записка с перечнем предметов, которые проходил Великопольский в доме родителей. Из записки этой явствует, что он, на первом месте, изучал "французский и немецкий языки по правилам", затем -- "всеобщую историю, географию и статистику, арифметику, алгебру, геометрию и тригонометрию, начало физики, грамматику и правила слога российского языка".
С таким-то запасом сведений и знаний наш писатель предстал 6 февраля 1812 г. перед профессором Иваном Томасом и адъюнктами Петром Кондыревым и Григорием Никольским, которые произвели ему экзамен и на другой же день подали в совет университета следующее представление: "По препоручению Совета испытывали мы просящегося в студенты Университета Ивана Великопольского в предметах, нужных для слушания академических преподаваний и нашли его весьма хорошо успевшим и достойным быть помещенным в число студентов младшего отделения". Перечислив затем подробно все предметы, по которым произведено было испытание, экзаменаторы пришли к вполне благоприятному выводу о результатах домашнего образования, полученного богатым баричем.
В университете Великопольский пробыл всего неполных три года. Пройдя в это время "положенный студентскому учению курс", он в октябре 1814 г. подал в правление университета прошение об увольнении его для поступления на службу. Из отзывов профессоров И. Ф. Яковкина, Йог. Бартельса, К. Ф. Ренца, бар. Е. В. Врангеля, В. М. Перевощикова, П. С. Кондырева, Г. Н. Городчанинова, И. Г. Томаса, И. М. Симонова, А. С. Лубкина, К. Ф. Фукса, А. В. Кайсарова, H. M. Алехина и С. С. Петровского видно, что Великопольский с отменными успехами прослушал курсы: истории, географии, статистики, алгебры, тригонометрии, дифференциального исчисления, аналитики, геометрии, российского и уголовного права, истории прав российских, прав естественного и римского, политической экономии, российской словесности, психологии, логики, естественной истории, опытной физики, практической геометрии и даже оснований военной и гражданской архитектуры.
19 октября 1814 г. Иван Ермолаевич получил аттестат, простился с университетом и отправился искать счастья в Петербург, где уже 2 мая 1815 г. поступил на службу -- подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. С молодым барином был отправлен из Казани старый его дядька Николай Малышев, который с этого времени уже не расставался с ним, разделяя его горе и радость, будучи ему и другом, и слугою, и советником.
Со времени переселения в Петербург Великопольский начинает предаваться литературным занятиям и входит мало-помалу в петербургские литературные кружки.
Страсть к писательству появилась у Великопольского очень рано; так, из собственноручных его пометок видно, что уже в 1810 г. он писал стихи; первым его произведением была песня "К голубку" -- весьма слабое подражание Дмитриеву {См.: Рукописный сборник "Мои досуги", с. 40--41.}. В 1811 г., то есть четырнадцати лет от роду, как значится в рукописи, им переведена была в прозе, с французского языка, "драма в одном действии" -- "Филемон и Бавкида" {Там же. С. 5--38; "Опыты в словесности", тетр. I (рукоп.).}. Этими двумя произведениями открывается длинный, можно сказать, бесконечный ряд опытов Великопольского "во всех родах": среди его стихотворений мы находим элегии, послания, эпиграммы, мадригалы, триолеты, bouts-rimés, песни в русском духе, басни, эпитафии, надписи и т. д., до шарад и загадок в стихах включительно.
Все свои досуги (а их, конечно, было немало у гвардейского офицера) Великопольский посвящал литературным занятиям, и видно по его тетрадям, что занятия эти с годами становятся для него более и более дорогими. Он с редким усердием работает над своими стихотворениями (среди которых есть немало удачных), часто перечитывает их, и на многих пиесах молодых лет, написанных красивым и мелким как бисер почерком, видны поправки, сделанные уже старческой рукой, а это свидетельствует нам об одном из отличительных свойств Ивана Ермолаевича -- изумительной энергии, подвижности и вечной юности духа.
Дальше мы ближе познакомим читателя с музой Великопольского, сделав несколько выписок из дошедших до нас его многочисленных рукописей, а пока остановимся на жизни нашего писателя в Петербурге до 1820 г.
Приехав в столицу, молодой подпрапорщик повел веселую жизнь светского богатого гвардейца. Мать высылала ему по 1500 рублей в год, что по тем временам являлось суммою весьма приличною; он не отказывал себе в развлечениях, завязывал знакомства в высшем свете, чему, между прочим, способствовало прекрасное знание им французского языка, остроумие и живой и веселый характер. Поселился он со своим однополчанином -- Николаем Николаевичем Анненковым {Впоследствии генерал-адъютант, член Государственного совета (1800--1865).}, так же как и он сам не чуждым занятий словесностью {Стихи его, между прочим, помещались в "Благонамеренном"; он так же, как и Великопольский, был членом Общества любителей словесности, наук и художеств.}, и мало-помалу познакомился со многими представителями тогдашней литературы, через которых вошел и в литературные общества. Так, в первой половине 1819 г. он был избран {Сообщено мне из архива общества И. А. Кубасовым.}, по представлении басни "Розы и рожа" {Напечатана в "Благонамеренном" (1819. Ч. VI. No 10. С. 213--214).} в действительные члены Общества любителей словесности, наук и художеств. Иван Ермолаевич, как видно из протоколов, усердно посещал эти заседания, представляя на суд сочленов свои стихотворения и прозаические опыты. В первый же год своего членства он был на шести собраниях и представил "Отрывок из комедии "Стихокрапов"" {Эта комедия была им написана гораздо раньше. Вот что писал Иван Ермолаевич к редактору какого-то журнала в Москве, уже в октябре 1817 г.: "М. Г.! Читая Державина или Дмитриева, кто не позавидует их гению, кто не пожелает быть на их месте и наслаждаться их славою? Но, к несчастию, судьба слишком дорожит такими дарами, а те, которые хотят насильно их у нее похитить и приступом взобраться на Парнасе, --
Оступаются и вниз летят
Не с венцами и не с лаврами,
Но с ушами (ах!) ослиными!
Я также был восхищен при чтении сих бессмертных творений и также воспламенился желанием писать, если не надеясь сравниться с сими великими поэтами, то, по крайней мере, ревнуя чести подражать им. Итак, свободное время, остающееся мне от занятий военной службы, посвятил я на служение Музам. Не знаю, приятны ли им мои жертвы, но молю их подать мне руку, -- если не для того, чтобы взвести выше на священную гору, то хотя поддержать и не дать упасть с первого шага, который я осмелился сделать.
Между прочими сочинениями начал я комедию "Стихокрапов", написал первое явление и, по некоторым причинам, раздумал продолжать. Многие из моих приятелей, которым этот отрывок понравился, советовали мне его напечатать. Я сперва отговаривался, но наконец согласился. Черт дернул -- так и быть!
Общее уважение, которое имеют к издаваемому Вами журналу, возродило во мне желание поместить в нем и мой отрывок. Смею надеяться, что Вы не откажете мне в этой чести.
Признаюсь, я не без страха пускаюсь в первый раз на поприще литературы: мне кажется, что зверовидная критика уже точит лезвие косы своей, готовясь погубить несчастное дитя моего воображения при самом появлении его на свет. С глубочайшим почтением и пр.".
Письмо это, должно быть, осталось не отправленным, а отрывок из "Стихокрапова" был помещен в 1819 г. в No 19 "Благонамеренного" (с. 16--20).}, читанный 19 сентября; стихотворение "Сила воображения" {Благонамеренный. 1819. Ч. VIII. No20. С 65--67.}; далее -- "Счастливая минута" (читаны 25 сентября), "Решительная минута (после небольшого проигрыша)" {Благонамеренный. 1820. Ч. XI. No 16. С. 261--263.}, "В альбом А. Ф. Ш." (акростих) {Там же. 1819. Ч. VIII. No 22. С. 209.}, "Ода к безбожнику во время сильной грозы" {Там же. 1820. Ч. XI. No 14. С. 107--108.} и "Внезапная перемена" {Там же. No 15. С. 188. Кроме того, в том же журнале за 1819 г. были напечатаны еще следующие произведения Великопольского: "Восторг" (Ч. VI. No 10. С. 213--214) и "Аполлон на чердаке поэта" -- подражание басне Измайлова "Стихотворец и черт" (Ч. VIII. No 22. С. 205--206).}. В 1820 г. на торжественном собрании общества 15 июля один из членов его -- В. М. Княжевич -- прочел стихотворение Ивана Ермолаевича "Срубленная роща (подражание Мильвуа)" {Там же. No 14. С. 111--113.}, а сам автор в одном из заседаний представил написанную им в прозе "Мадагаскарскую повесть" -- "Король Заунно", которую он напечатал в журнале "Соревнователь просвещения и благотворения" за 1820 г. (ч. XI, No 8, с. 178--189), а затем, в 1823 г., переложив в стихи, две последние песни ее поместил в "Благонамеренном" (1824, ч, XXVI, No 11).
Следующие годы, как мы увидим ниже, Великопольский проводил уже не в Петербурге, но, несмотря на это, он продолжал присылать в Общество плоды своей музы {Так, он представил в 1821 г. стихотворения (см. ниже, примеч. 2 на с. 346): "Прогулка" (писано в лагере), "К печальной красавице", "Философия счастливого", "Надпись к портрету Кутузова", "Эпиграмма", "К H. H. Анненкову при подарении ему книги для вписывания его сочинений", "Послание" и "Элегическая песнь". В 1822 г. он представил стихотворения: "Чувства при виде Бородинского поля" (читано 12 января; напечатано в "Благонамеренном", 1822. Ч. XVII. No 3. С. 119--122), в "Собрании новых русских стихотворений, вышедших в свет с 1821 по 1823 г." (СПб., 1824. Ч. 1. С. 271--273) и в "Славянине" (1827. Ч. I. С. 52--54), "Тоска в разлуке" и "Непонятная грусть"; в 1824 г. был представлен 1-й акт из переведенной им трагедии Вольтера "Заира".}, которая навещала его очень часто.
Почти одновременно со вступлением в общество Измайлова, Иван Ермолаевич был также принят в члены-сотрудники Вольного общества любителей российской словесности (23 августа 1818 г.) {См.: Соревнователь просвещения и благотворения. 1823. Ч. 24. No 12. С. 315.}; но здесь его участие выразилось лишь в том, что он напечатал в органе общества -- "Соревнователь просвещения и благотворения" повесть "Король Заунно" да маленькую, в четыре строки, эпиграмму:
Клитандр! Я слышал, ты намерен
Писать комедию на смех твоим врагам:
Смеяться станут, -- будь уверен,
Да не заплачь ты сам!1
1 Соревнователь просвещения и благотворения. 1820. Ч. XI. No 8. С. 213.
Чтобы покончить с обзором литературной деятельности Великопольского за этот период времени, следует только сказать, что произведения его печатались, главным образом, в том же "Благонамеренном", который, как известно, с охотой помещал на своих страницах стихотворения начинающих авторов, а особенно тех, которые состояли членами общества, во главе коего стоял издатель этого журнала Измайлов {В "Благонамеренном" напечатаны следующие произведения Великопольского, кроме названных уже выше: в 1820 г.: "Романсы" (Ч. IX. No 1. С. 44--46); "Роза" (Ч. XI. No 15. С. 192) и "Федулова находка" (С. 196--197); в 1821 г.: "Надпись к портрету Кутузова" (Ч. XIII. No 3. С. 143), "H. H. А[нненкову] при подарении ему книги для вписывания его сочинений" (С. 146), "К А.......ву (при получении повеления о походе во время беспокойств в Италии)" (No 4), "Философия счастливого" (No 5. С. 270--271), "Прогулка; писано в лагере 1820 г." (No 6. С. 310--312) и "К печальной красавице" (Ч. XVI. No 19, 20. С. 11--12); в 1822 г.: "Тоска в разлуке" (Ч. XVIII. С. 513--514); "Непонятная грусть" (С. 514--515); "К вероломной Темире" (Ч. XVII. No 8. С. 325--326), "Триолет (в альбом Е. А. Т.....вой)" (No 9); "В альбом И. Н. А." (No 9) и "Мальчишка и осел", басня (No 10. С. 397--398). Наконец, в 1825 г. -- "Лошадь с возом", сказка (Ч. XXIX. No 2).}. Кроме того, в "Сыне отечества" 1820 г. (ч. 61, No 19, с. 316--320) было напечатано "Письмо" Великопольского к издателю, заключающее в себе описание торжественных проводов, устроенных 22-го апреля 1820 г. офицерами лейб-гвардии Семеновского полка своему полковому командиру генерал-адъютанту Я. А. Потемкину, пользовавшемуся особенною любовью своих подчиненных и сослуживцев, по случаю ухода его из полка; здесь же приведены были и стихи, сочиненные на этот случай одним из офицеров полка и петые во время прощального обеда, а также "Песня", сочиненная товарищем Великопольского -- H. H. Анненковым для солдатского хора. Сам Иван Ермолаевич также написал по этому случаю элегию "Воины, разлучившиеся с вождем", которая была напечатана в "Благонамеренном" (1820, ч. X, No 8, с. 189--191).
1820 г. имел особенное значение в жизни Великопольского и навсегда остался для него памятным: в этом году блестящий гвардеец попал в глухую провинцию и, вследствие несчастного проигрыша, сильно расстроил свое состояние.
Отправившись в трехмесячный отпуск в конце 1819 г. {С 9 февраля этого года он имел уже чин подпоручика, см. Формулярный список за 1826 г. в Московском отделении Общего архива Главного штаба (ныне -- РГВИА. -- Ред.).}, он в Москве пустился в крупную игру и, сделав большой долг своему счастливому партнеру {По сообщению Н. И. Чаплиной, это был его товарищ по Семеновскому полку Иван Степанович Зворыкин, выигравший у Ивана Ермолаевича 30 000 рублей.}, явился к матери в Казань. Надежда Сергеевна Моисеева с большою строгостью отнеслась к этому известию, привезенному сыном, и наотрез отказалась уплатить его долг; а Иван Ермолаевич, приехав в Петербург и пытаясь отыграться, проигрывал все больше и больше.
К этому несчастью вскоре присоединилось и другое: в октябре 1820 г. весь Семеновский полк, как известно, взбунтовался против своего жестокого командира полковника Шварца, отличавшегося бесчеловечным обхождением с солдатами. И хотя Иван Ермолаевич (как сообщает Н. И. Чаплина) был в это время в отпуску, однако и он разделил участь остальных своих товарищей, которые, при раскассировке Семеновского полка, были разосланы, без права отставок и отпусков, по разным армейским полкам, квартировавшим по провинциальным городкам и местечкам: высочайшим приказом от 2 ноября 1820 г. он был переведен в Пехотный фельдмаршала князя Кутузова-Смоленского (Псковский) полк, однако, с повышением в чин штабс-капитана, он уже 12 января 1821 г., вероятно еще не явившись к месту нового своего служения, перевелся в Староингерманландский пехотный полк, стоявший во Пскове и его окрестностях. По счастью, здесь он встретился со своим сослуживцем по Семеновскому полку и приятелем Иваном Андреевичем Михайловым {Воспоминания Н. И. Чаплиной. Ср.: Дирин П. П. История лейб-гвардии Семеновского полка. СПб., 1883. Т. 1. С. 52, приложения; он из подпоручиков Семеновского полка также был переведен в 1820 г. штабс-капитаном в Староингерманландский полк.}, с которым с этого времени и делил все свои невзгоды.
Вспоминая десять лет спустя об этой грустной эпохе своей жизни, вот что, между прочим, писал в откровенную минуту Иван Ермолаевич к своей старой знакомой -- Анне Михайловне Еремеевой {Письмо из Петербурга от 1 октября 1831 г. Анна Михайловна Еремеева (р. 28 января 1795 г., ум. 18 марта 1865 г.), дочь Мих. Ант. Прокоповича-Антонского, была замужем за гвардии поручиком Львом Ивановичем Еремеевым (ум. 1853); ее брат, Дмитрий Михайлович Прокопович-Антонский (ум. 1870), впоследствии действительный тайный советник, был также в дружеских отношениях с И. Е. Великопольским.}, которая в это время играла роль его свахи: "Жизнь моя представляет много колебаний; но каков бы ни был пловец, он должен, наконец, бросить якорь, или он -- сумасшедший! Кто не безумствовал, но кто же и не переставал безумствовать? Впрочем, в моей жизни нет черного пятна, нет поступков безнравственности, а были только порывы необдуманной молодости: таков был московский мой проигрыш в 1820 году, который все отравил! Несчастный переворот с Семеновским полком лишил меня возможности заниматься имением в течение целых семи лет! Вот что сделал мой долг. Вы знаете, что я никогда не был игроком, но был заведен людьми черными; мне было двадцать лет -- вот мое оправдание".
Итак, Иван Ермолаевич попал в глухую провинцию. Полк его был в постоянном движении: он стоял то во Пскове, то в Великих Луках, то по разным деревням губернии, как то можно видеть из пометок под стихотворениями нашего автора, для которого литературные занятия теперь являлись чуть ли не единственным якорем спасения среди окружавшей его серой кочевой жизни армейского офицера; недавний долг также, вероятно, напоминал о себе... Прибавим к этому, что "полковое начальство его не жаловало" {Воспоминания Н. И. Чаплиной.}, да и новые товарищи также относились не совсем дружелюбно к бывшему гвардейцу, который сразу и по чину, и по должности (он был ротным командиром) стал выше многих старых полковых служак.
Нам ничего не известно о знакомствах, приобретенных Иваном Ермолаевичем в новом месте своего пребывания, которое к тому же, как мы сказали, часто менялось. По словам Н. И. Чаплиной, во Пскове отцу ее, вместе с товарищем его И. А. Михайловым, "единственной отрадой служило семейство Бибиковых" {Это было семейство статского советника Михаила Ивановича Бибикова (ум. в феврале 1827 г.), бывшего с 1800 по 1812 г. псковским вице-губернатором; в 1812 г. по именному указу Александра I он был освобожден от следствия (под коим находился долгое время), во внимание к заслугам зятя его А. С. Фигнера, и с тех пор жил то во Пскове, то в одном из своих имений, которые у него были в Псковском, Холмском и Опочецком уездах Псковской губ. (в последнем уезде ему принадлежали: село Клишковичи и дер. Бараново и Шитиково). Семья его состояла из жены -- Маргариты Ивановны, рожд. Назимовой, и дочерей: Софьи Михайловны (род. 17 апреля 1795 г., ум. 27 августа 1864 г.), вышедшей впоследствии за полковника Джонсона; Елизаветы Михайловны, умершей в девичестве, и Настасьи Михайловны, бывшей впоследствии за Григорием Васильевичем Томилиным. Старшая дочь Михаила Ивановича -- Ольга Михайловна (ум. в Санкт-Петербурге 15 февраля 1858 г.) также жила с родителями, потеряв в 1813 г. своего мужа, известного партизана А. С. Фигнера.}: там было три дочери, взрослые девицы; и отец мой, и Михайлов были в этом доме завсегдатаями" и ухаживали за барышнями; следы дружеских отношений Ивана Ермолаевича к Настасье и Софье Михайловнам Бибиковым сохранились в тетрадях его стихотворений. Читатель найдет их ниже.
Литературная деятельность Ивана Ермолаевича, как мы уже сказали, шла не только не ослабевая, но, под влиянием вышеуказанных причин, развивалась все более и более и в качественном, и в количественном отношении: по его словам (в послании к А. П. Великопольской, 1826 г.) он
...часто весь службы
Досуг посвящал
Богиням Парнасса...
Он не переставал посылать плоды своей музы в редакцию "Благонамеренного", на страницах коего они и появлялись в 1821--1825 гг. {См. выше.}, по прекращении же его в 1826 г. стихотворения Великопольского помещались в альманахах "Северные цветы" на 1826 и 1827 гг. {"К подаренному локону" (Северные цветы на 1826 г. С. 116--117) и "Воспоминание (Из Ламартина)" (Северные цветы на 1827 г. С. 307--309).} и в "Календаре Муз" на 1827 г. {"Нереида". Элегия (из сочинений Мильвуа), с. 74--78.}
Я позволю себе привести, как образчик, несколько большею частью неизданных произведений музы нашего писателя, из которых выяснится как настроение Ивана Ермолаевича во время жизни в провинции, так равно получится возможность каждому судить о качествах его стихотворений. Вот некоторые из них {Пользуемся рукописным сборником под заглавием "Мои новые стихотворения", из коих сохранились тетради с 1 по 16; в них вошли стихотворения с 1821 до 1829 г. включительно.}.
I
КУРНАЯ ИЗБА
(во время зимней военной стоянки)
Один, в уме с тяжелой думой,
В душе с обманутой мечтой,
Во мраке темноты угрюмой
Избы холодной и курной,
Без наслаждений, без надежды
К премене будущего дня, --
Сижу, задумчиво склоня
К земле поникнувшие вежды.
Ничто не борется с тоской,
Ничто душе не улыбнется,
Лишь птица, снег браздя крылом,
Порою вскрикнет под окном;
Лишь искра светлая сорвется
Со дров, трещащих над огнем,
И в дымном облаке провьется
Под закоптелым потолком.
Не скрипнет дверь, впуская друга;
Не улыбнется мне подруга,
Сквозь мрак подкравшися тайком...
Отрада сердцу изменила,
Как будто смерть своим жезлом
В могилу все преобразила...
Сижу с стесненною душой
И, молча, вслушиваюсь в бой
Часов, лежащих предо мной,
И на глазах моих блистает
Невольно ряд тяжелых слез...
Какую мысль в уме рождает
Цепь эта звуков, сих колес
Однообразное движенье?
Напрасно слух спешит им в след
Нет настоящего мгновенья:
Едва ударит, -- и уж нет,
И новый звук, и снова стихнет,
И вслед другой уже идет.
И жизнь не так же ли? Вдруг вспыхнет
И чрез мгновение замрет!
К чему ж безумное стремленье
За всей толпой мирских сует?
Всегда благое Провиденье
Нас к благу создало на свет
И цель одна в нем -- наслажденье!
Мы умираем каждый час,
Минута каждая для нас
Есть к гробу тихое сближенье...
Чего же медлить? Час пробьет, --
Никто былого не вернет!
Спешите ж склонностей любимых
Желаньям чистым угодить
И дни младые угостить
Как уж гостей невозвратимых!
Но я?.. Злой рок уже сгубил
Мою развенчанную младость
И жизни ветреную радость
Слезой тяжелой заточил!
В печали сердца, без привета,
Младые дни рассорены!
Еще не зрев моей весны,
Уж я стою в средине лета!
Не дремлет время, миг летит,
За часом час во след спешит
И год за годом так промчится. --
Былое в память возвратится,
Но наслажденье не придет!
С летами тихо отпадет
За листом лист от жизни цвета, --
И я угасну без рассвета!
1 марта 1824 г.
Дер. Сидорово, близ Пскова1
1 Напечатано в сборнике произведений Великопольского "Раскрытый портфель" (СПб., 1859. С. 221--223).
II
ПОСЛАНИЕ ВОЛЬТЕРА К БЕРНАРДУ
В честь Музам и Эроту
Вольтеру велено Бернарда известить,
Что, юным грациям в угоду,
Науку милую любить
Искусство нравиться ждет ужинать в субботу.
Псков, 25 марта 1824 г.
III
В АЛЬБОМ НАСТ. МИХ. БИБИКОВОЙ
Я не пророк, не чародей:
Волхвов не ведая ученья,
Я не могу судьбы людей
Читать в безмолвии путей
Светил полунощных теченья.
Но я Вас знаю -- я поэт:
Чего же больше? Вдохновенный,
Моей души пролью я свет
Во мрак судьбины отдаленной.
Завеса тайны, прочь с очей!
Но что я вижу? Средь лучей,
Цветами радуги блестящих,
Средь юных гениев, парящих
В кипящих светом облаках,
Я слышу жалобы, вздыханья,
Я вижу темные страданья,
С слезой тяжелой на очах,
И мрачной скорби покрывало
На их накинуто главы.
Кто ж всех несчастий сих начало?
Хотите ль знать? -- То сами Вы.
Вы ужаснулись? Но судите,
От Вас сокрыть могу ли зло?
Пред Вами зеркало: взгляните, --
И то же скажет Вам стекло.
С такою милой красотою,
С такой прелестною душою
Нельзя не быть виною бед:
Так боги мир установили,
Так тернием они покрыли
Веселия земного след.
Но успокойтесь! Без сомненья
Не вечно будет время слез:
К Вам гений спустится с небес, --
И улыбнется утешенье,
И счастье в радостных лучах
Опять появится в очах,
Освобожденное от плена.
Кто ж вестник счастия сего?
Вглядитесь пристально в него, --
И Вы узнаете Гимена.
Псков, 6 апреля 1824 г.
Другой сестре, Софье Михайловне Бибиковой, Иван Ермолаевич написал 8 апреля 1824 г., во Пскове, следующее не лишенное остроумия четверостишие:
IV
В АЛЬБОМ
Пусть скептики добра, в бреду своем речистом,
Любовь к изящному софизмом назовут
И мрак души своей на свет природы льют:
Я знаю Софию -- и буду век софистом!
V
ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА К ИВ. ИВ. ПУЩИНУ
Давно неверная забыла
Гвардейца милого любовь!
Волнуясь новой страстью, кровь
Мечты дней прежних изменила...
Средь молчаливых спальни стен,
Рукой супруга торопливой,
Уже совлек с нее Гимен
Покров невинности стыдливой.
Она краснеет и молчит,
Но бледность роз и томны очи, --
Все тихо взору говорит
О наслажденье тайном ночи.
. . . . . . . . . . . . . . .
Но ты ль, в столице красоты,
Припомнишь прежние забавы?
Оставя поле суеты,
Трудясь для блага и для славы,
Быть может с важностью судьи,
Наперсник, жрец и друг Фемиды1,
Давно ты вымолвил "прости"
Любимцу резвому Киприды?
Или, отбросивши усы,
Но так же пламенный душою,
Ведешь волшебные часы,
Но уж с волшебницей другою,
И в нежной радости сердец
Вам настоящее лишь мило, --
А я твержу тут, как глупец,
О том, что год назад уж было!
Динабург, 28 июля 1824 г.
1 Как раз в это время И. И. Пущин, по собственным словам, "сбросил конно-артиллерийский мундир и преобразился в судьи Уголовного Департамента Московского Надворного Суда" (Майков Л. Н. Пушкин. СПб., 1899. С. 76).