Модестов Василий Иванович
Русская наука в последние двадцать пять лет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Русская наука въ послѣднія двадцать пять лѣтъ *).

*) Лекція, прочитанная въ Одессѣ 17 апрѣля по случаю приближенія дня двадцатипятилѣтія Новороссійскаго университета, открытаго 1 мая 1865 г. Она напечатана здѣсь безъ вступленія, заключавшаго въ себѣ обращеніе къ одесской публикѣ.

   Съ первыхъ же словъ моей бесѣды съ вами, милостивые государи, мнѣ хочется заявить мысль, которую вы, безъ сомнѣнія, встрѣтите съ удовольствіемъ и которая, спѣшу прибавить, будетъ господствующею мыслью моей лекціи. Вотъ эта мысль: Какъ бы мы были велики недочеты нашей жизни вообще,-- жизни матеріальной, общественной и нравственной,-- несомнѣнно то, что русская наука въ послѣднія двадцать пятъ лѣтъ сдѣлала большіе успѣхи. Успѣхи эти, насколько доступно-моему пониманію, въ той или въ другой степени сдѣланы ею во всѣхъ областяхъ знанія; но въ нѣкоторыхъ областяхъ они, въ сравненіи съ предъидущимъ временемъ, громадны. Происходившій въ послѣдніе дни прошлаго и въ первые дни нынѣшняго года въ Петербургѣ съѣздъ естествоиспытателей, на которомъ присутствовало болѣе двухъ тысячъ ученыхъ (2,200), показалъ, какъ стали многочисленны наши силы въ области естествознанія и какъ онѣ быстро увеличиваются. Ровно десять лѣтъ тому назадъ происходилъ также съѣздъ естествоиспытателей, и происходилъ онъ также въ Петербургѣ. Тогда явилось на него, какъ въ то время сообщали газеты, тысяча двѣсти членовъ (впослѣдствіи оказалось записавшихся членовъ болѣе 1,400), и эта цифра отечественныхъ спеціалистовъ намъ казалась чѣмъ-то колоссальнымъ, приводившимъ многихъ изъ насъ въ высокое патріотическое настроеніе. "Тысяча двѣсти представителей науки!-- писалъ я по этому поводу 29 декабря 1879 года въ одной газетѣ.-- Да это цѣлая армія, стоящая на стражѣ нашего національнаго могущества, это -- сила, которую можно не замѣчать развѣ только тогда, когда она дѣйствуетъ въ разсыпную, но которая въ совокупности представляется поистинѣ громадною. Чтобы создать такую умственную силу, такое количество людей, занимающихся изслѣдованіемъ природы, ея явленій и законовъ, для этого требуется упорное и продолжительное стремленіе народа къ образованію, цѣлая исторія напряженія въ странѣ умственной жизни, огромная затрата силъ общественныхъ и индивидуальныхъ, бездна труда, страданій, самоотверженія"... "Появленіе передъ лицомъ столичнаго общества болѣе тысячи спеціалистовъ по разнымъ отраслямъ естествовѣдѣнія, которые, вдобавокъ, составляютъ лишь извѣстную долю всей массы ученыхъ, преданныхъ въ нашей странѣ изученію природы, показываетъ, что условія, необходимыя для развитія у насъ науки, существуютъ, что мы достигли той степени гражданственности, когда наука не только составляетъ потребность въ государственной жизни, но и пользуется общественнымъ сочувствіемъ, когда она уже даетъ зрѣлые плоды и становится общественною силой, всѣми признаваемою, когда дальнѣйшее преуспѣяніе умственной жизни нашего отечества не можетъ быть существенно поколеблено случайными препятствіями, когда, наконецъ, мы, видимо, приближаемся къ періоду зрѣлаго національнаго самосознанія, готовые въ ближайшемъ будущемъ помѣриться во весь ростъ умственными силами съ другими народами".
   Если такъ намъ отрадно было видѣть собравшуюся въ одномъ мѣстѣ тысячу русскихъ ученыхъ, и мы исполнялись, при взглядѣ на столь значительную массу отечественныхъ дѣятелей на поприщѣ науки, радостными патріотическими чувствами, то что сказать намъ въ виду того факта, что эта масса съѣзжающихся для взаимнаго обмѣна мыслей русскихъ натуралистовъ въ теченіе десятилѣтія увеличилась почти на цѣлую тысячу? А если мы вспомнимъ, что двадцать два года назадъ на первый съѣздъ русскихъ естествоиспытателей, происходившій также въ Петербургѣ (1867 г.), явилось только 465 человѣкъ, то наше удивленіе и удовольствіе при видѣ этихъ двухъ тысячъ двухсотъ членовъ послѣдняго съѣзда натуралистовъ естественно должны быть еще больше. Передъ нами несомнѣнный фактъ, что дѣятели русской науки быстро возростаютъ въ числѣ, по крайней мѣрѣ, въ той области, которой въ нашемъ столѣтіи суждено было занять первое мѣсто въ умственномъ движеніи человѣчества. Мнѣ нѣтъ нужды пояснять вамъ, что, коль скоро увеличилось число дѣятелей, увеличилась въ въ соотвѣтственной степени и дѣятельность, и слѣдуетъ думать, что она не только увеличилась количественно, но и совершенствуется качественно. Вы сами знаете, что нѣкоторые изъ русскихъ ученыхъ успѣли за это время пріобрѣсти первостепенное значеніе среди ученыхъ всѣхъ странъ, сдѣлались общепризнанными столпами науки, другіе пріобрѣли громкую извѣстность у насъ, въ Россіи, изслѣдованіями въ области того или другаго царства природы внутри нашего отечества, третьи прославились экспедиціями въ отдаленныя страны. Всѣ мы если не видимъ, то чувствуемъ, что наука естествовѣдѣнія въ Россіи не только имѣетъ многочисленныхъ представителей, но и живетъ дѣятельною жизнью.
   Обратимся теперь къ другой научной сферѣ.
   Въ началѣ нынѣшняго года, вслѣдъ за окончаніемъ съѣзда естествоиспытателей въ Петербургѣ, происходилъ съѣздъ археологовъ въ Москвѣ. На археологическіе съѣзды у насъ ѣздятъ не только археологи въ собственномъ смыслѣ, но отчасти также филологи, историки, антропологи, такъ какъ и для тѣхъ, ни для другихъ, ни для третьихъ у насъ спеціальныхъ съѣздовъ не устроено. Несмотря на присутствіе этихъ болѣе или менѣе стороннихъ для археологическихъ съѣздовъ элементовъ, съѣзды эти не бываютъ такъ многолюдны, какъ съѣзды натуралистовъ; но и на нихъ русскіе ученые съѣзжаются, все-таки, сотнями, если только приходится ѣхать не въ такіе отдаленные города, какъ Тифлисъ и Казань. Статистика этихъ съѣздовъ не говоритъ, чтобы количество членовъ ихъ прогрессивно увеличивалось, и даже нельзя сказать, чтобъ на послѣднемъ московскомъ съѣздѣ было въ дѣйствительности больше ученыхъ, чѣмъ сколько ихъ было на одесскомъ съѣздѣ, въ 1884 году (тутъ было 372 записавшихся члена), который представлялъ большой шагъ впередъ сравнительно съ происходившимъ десятью годами раньше (1874 г.) кіевскимъ съѣздомъ (204 члена); но несомнѣнно, что и на археологическихъ съѣздахъ, хотя и потерявшихъ своего основателя и опытнаго руководителя въ лицѣ графа А. С. Уварова, есть жизнь и движеніе, и количество представляемыхъ къ обсужденію ученыхъ работъ на нихъ не уменьшается, а скорѣе увеличивается. О научной же важности работъ археологическихъ съѣздовъ ясно свидѣтельствуетъ то обстоятельство, что они обратили на себя значительное вниманіе европейскихъ ученыхъ и скоро стали привлекать къ себѣ представителей изъ разныхъ странъ Европы, людей съ извѣстными именами въ наукѣ.
   Я указалъ вамъ на два, хотя и далеко не соизмѣримыхъ, но за то одинаково наглядныхъ, рельефныхъ факта жизни русской науки. Факты эти говорятъ, что русская наука въ наше время считаетъ своихъ представителей въ области естествознанія тысячами, а въ области наукъ историческихъ сотнями, что русская наука не только существуетъ, но и проявляетъ свою жизнь видимымъ и осязательнымъ для всѣхъ образомъ, что, наконецъ, дѣятельность ея замѣтна не только въ Россіи, но и въ Европѣ, которая уже не считаетъ себя вправѣ отказывать этой дѣятельности въ своемъ признаніи.
   Такъ теперь. Но если мы взглянемъ на положеніе русской науки двадцать пять лѣтъ назадъ, то намъ представится нѣсколько иная картина. Ученыхъ съѣздовъ никакихъ; въ университетахъ, только что получившихъ новый уставъ (1863 года), множество незанятыхъ каѳедръ; ничтожное количество ученыхъ обществъ. Но уже замѣтно проявленіе начинающейся жизни: на каѳедрахъ появляются новые люди, которые вносятъ въ преподаваніе новый научный матеріалъ, новые взгляды, новые методы; тамъ и сямъ заговариваютъ о необходимости образованія новыхъ ученыхъ обществъ; въ Журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія то и дѣло появляются статьи и замѣтки о томъ, какъ наука живетъ въ другихъ странахъ, и что нужно намъ для ея поднятія въ нашемъ отечествѣ; въ ученой литературѣ стали обозначаться имена талантливыхъ дѣятелей, которые потомъ пріобрѣли громкую или почетную извѣстность въ европейскомъ ученомъ мірѣ.
   Такимъ образомъ, двадцать пять лѣтъ назадъ мы видимъ только начало того научнаго движенія, которое теперь наблюдаемъ въ значительномъ развитіи. Перенесшись мыслью въ 1865 годъ, когда открытъ былъ Новороссійскій университетъ, мы только предчувствуемъ возможность того, что теперь стало совершившимся фактомъ и что уже вошло въ общее сознаніе, какъ нѣчто необходимое, и безъ чего наука жить не можетъ.
   Если теперь мы заглянемъ еще нѣсколько назадъ, заглянемъ за предѣлы только что истекшаго двадцатипятилѣтія, посмотримъ на русскую науку пятидесятыхъ и даже начала шестидесятыхъ годовъ, то увидимъ такое ея состояніе, которое не давало и идеи о томъ, что въ наше время будутъ собираться на съѣзды естествоиспытателей двѣ тысячи членовъ и болѣе того, а на съѣзды археологовъ триста и болѣе представителей русской науки въ области историческаго знанія. Въ естественныхъ наукахъ, которыя такъ развились въ послѣднія двадцать пять лѣтъ, въ то время авторитетными дѣятелями были почти вездѣ у насъ приглашенные изъ-за границы или дерптскіе ученые: такъ было въ академіи наукъ, такъ было въ университетахъ, такъ было въ медико-хирургической академіи. Въ области классической филологіи дѣйствовали въ академіи наукъ исключительно нѣмцы, въ университетахъ большею частью тоже нѣмцы; да и въ другихъ наукахъ, если исключить русскую исторію, русскую словесность съ славянскими нарѣчіями, пожалуй еще русское право, русскіе элементы мало выдвигались. Въ главномъ педагогическомъ институтѣ, поставлявшемъ гимназическихъ учителей на всю Россію, всеобщая исторія читалась даже на нѣмецкомъ языкѣ, такъ какъ читавшій ее ученый, солидный и талантливый Лоренцъ, не владѣлъ русскимъ. Въ Западной Европѣ тогда укоренилось мнѣніе, что русскіе неспособны къ высшей наукѣ, и что вся наука, какая у насъ есть, за исключеніемъ математики, гдѣ русскія имена (Лобачевскаго, Остроградскаго, Чебышева) кое-что говорили о русскомъ умѣ, находится въ рукахъ иностранцевъ, по преимуществу нѣмцевъ. Какъ это ни странно, многіе изъ ученыхъ Германіи были даже убѣждены, что и лекціи въ нашихъ университетахъ читаются на нѣмецкомъ языкѣ. Отголоски этихъ мнѣній мнѣ привелось слышать еще въ 1867 г. отъ одного гейдельбергскаго профессора, который- меня спрашивалъ,-- на нѣмецкомъ, или на другомъ языкѣ я читаю лекціи въ Новороссійскомъ университетѣ (я былъ тогда доцентомъ этого университета). Такое представленіе, независимо отъ того, что нѣкоторые нѣмецкіе ученые, дѣйствительно, читали у насъ лекціи на нѣмецкомъ языкѣ, прямо оправдывалось, во-первыхъ, тѣмъ, что наши академики, за исключеніемъ втораго, русскаго отдѣленія, печатали свои статьи въ академическихъ изданіяхъ (какъ и теперь печатаютъ) на иностранныхъ языкахъ, т.-е. почти исключительно на нѣмецкомъ; во-вторыхъ, тѣмъ, что русскихъ ученыхъ изданій у насъ почти совсѣмъ не было, а тѣ, какія были, рѣдко доходили до западныхъ ученыхъ. Въ университетахъ нашихъ, правда, было не мало профессоровъ съ русскими фамиліями, но самые университеты, дѣйствовавшіе тогда на основаніи крайне стѣснительнаго устава 1835 г., были въ полномъ упадкѣ. Въ началѣ шестидесятыхъ годовъ этотъ упадокъ, казавшійся раньше нормальнымъ ихъ состояніемъ, былъ признанъ оффиціально. Въ числѣ причинъ этого упадка въ одной оффиціальной статьѣ Журнала Минист. Народа. Просв. 1863 года указывается, съ одной стороны, на недостатокъ хорошихъ профессоровъ, происшедшій отъ стѣсненія молодыхъ ученыхъ въ возможности довершать свое образованіе за границей и отъ излишней сложности экзаменовъ на высшія ученыя степени, что, вмѣстѣ взятое, привело къ опустѣнію каѳедръ, съ другой -- на равнодушіе профессоровъ къ интересамъ университетовъ и науки вообще. Въ объясненіе послѣдняго факта говорится въ указанной статьѣ слѣдующее:
   "Такое равнодушіе вызвано отчасти устраненіемъ ученыхъ коллегій отъ сужденія и распоряженія по дѣламъ, относящимся къ вопросамъ, связаннымъ съ жизнью университетовъ, отчасти-равнодушіемъ самого общества къ интересамъ науки, отчасти и матеріальными заботами, обременявшими профессоровъ, и, наконецъ, не всегда удовлетворительнымъ составомъ ученыхъ коллегій. Не неся,-- говорится далѣе въ статьѣ,-- никакой отвѣтственности за внутреннее управленіе университетомъ, возложенное на попечителя, правленіе и инспектора студентовъ, университетскій совѣтъ, вмѣсто нравственнаго, воздерживающаго и подвигающаго начала, являлся иногда, наоборотъ, страдающимъ научнымъ застоемъ и незрѣлымъ увлеченіемъ" (Журн. Мин. Нар. Нросв., СХІХ, стр. 345--346).
   Представленіе, какое наканунѣ періода, подлежащаго разсмотрѣнію въ нашей лекціи, существовало въ оффиціальной средѣ относительно русскихъ университетовъ, для насъ очень интересно. Поэтому я позволю себѣ сдѣлать еще выписку изъ той же статьи, чтобы для васъ была яснѣе картина, какую представляли собой главные разсадники нашей науки передъ началомъ ихъ возрожденія.
   "Недостатки нашихъ университетовъ,-- говоритъ оффиціальный авторъ,-- въ послѣднее время начали обнаруживаться особенно рѣзко. Ихъ научная дѣятельность, видимо, падала; многія каѳедры, за отсутствіемъ системы правильнаго и постояннаго приготовленія профессоровъ, оставались вакантными, другія замѣщались лицами, не имѣвшими требуемыхъ по уставу ученыхъ степеней; наконецъ, самая академическая жизнь студентовъ, невѣрно поставленная въ отношеніи къ университету, заключала въ себѣ элементы безпорядковъ, обнаружившіеся въ еще недавнее время прискорбными событіями почти во всѣхъ русскихъ университетахъ. Очевидно, что причины этихъ ненормальныхъ явленій, особенно рѣзко проявившихся въ послѣдніе годы, отчасти коренились въ тѣхъ законоположеніяхъ, подъ вліяніемъ которыхъ наши университеты развивались" (ibid., стр. 333--4).
   Строки эти, рисующія съ такою откровенностью печальное состояніе нашихъ университетовъ, главныхъ носителей науки въ нашемъ отечествѣ, были писаны во второй половинѣ 1863 года, значитъ, какъ разъ передъ началомъ того двадцатипятилѣтія, къ которому относится новый періодъ русской науки, производящій на всякаго безпристрастнаго наблюдателя совсѣмъ иное, несравненно болѣе пріятное впечатлѣніе. Спрашивается: что же породило этотъ новый періодъ русской науки, въ которомъ мы не только не видимъ застоя, но, напротивъ, замѣчаемъ прогрессивное движеніе? Откуда взялось это движеніе? Откуда взялись тѣ многочисленныя силы, какія мы видимъ на ученыхъ съѣздахъ -- естествоиспытателей, медиковъ и археологовъ?
   Этотъ новый періодъ, это движеніе, эти новыя силы породило новое время, начавшееся на Руси въ эпоху реформъ, произведшее обновленіе всей жизни въ нашемъ отечествѣ и вызвавшее движеніе во всѣхъ сферахъ государственной и національной дѣятельности. Этому обновленію русской жизни не могла оставаться чуждою и русская наука. Я считаю даже позволительнымъ сказать, что ни въ одной сферѣ нашей жизни обновленіе это не высказалось такъ ясно и такъ прочно, какъ именно въ сферѣ науки. Мы знаемъ, что въ теченіе этого послѣдняго двадцатипятилѣтія создалась русская наука, которая начинаетъ получать то въ той, то въ другой области себѣ признаніе, чего прежде не было.
   Какъ же создалась эта наука?
   Чтобы устранить напередъ всякое недоразумѣніе, я считаю нужнымъ, милостивые государи, заявить вамъ, что наука въ строгомъ смыслѣ, какъ мы ее теперь всѣ понимаемъ, по существу своему одна, и двухъ разныхъ наукъ быть не можетъ. Она -- одна въ томъ смыслѣ, что ея истины имѣютъ всемірное значеніе, и не можетъ быть особыхъ научныхъ истинъ для христіанъ, особыхъ для мусульманъ, особыхъ для евреевъ, особыхъ для нѣмцевъ и французовъ и особыхъ для русскихъ. Но обработка научныхъ положеній, пріемы изслѣдованія, точки зрѣнія, съ какихъ разсматривается научный матеріалъ, могутъ быть очень разнообразны, какъ могутъ быть разнообразны и формы изложенія добытыхъ наукою истинъ или свѣдѣній. Въ этомъ послѣднемъ смыслѣ употребляются и имѣютъ свое полное оправданіе выраженія: французская наука, англійская наука, нѣмецкая паука и т. п. Бываетъ и такъ, что въ одной странѣ больше разрабатываются однѣ области науки, въ другой -- другія: это также даетъ научному движенію страны особую окраску, которая и получаетъ какъ бы національную печать, такъ что и съ этой стороны выраженія: французская наука, нѣмецкая наука и т. п. не суть выраженія, лишенныя смысла, какъ это нѣкоторые у насъ себѣ представляютъ, а имѣютъ значеніе реальное, всѣми понимаемое. Далѣе, когда я употребляю выраженіе русская наука, то не имѣю въ виду сказать этимъ, что паука наша въ настоящемъ ея развитіи достигла уже равноправности, какую несомнѣнно имѣютъ одна по отношенію къ другой указанныя мною науки трехъ передовыхъ странъ Европы: Франціи, Англіи и Германіи. До этой равноправности нашей юной наукѣ, взятой въ совокупности, съ многовѣковою наукою французскою, нѣмецкою и англійскою еще очень далеко. Но, тѣмъ не менѣе, русская наука представляетъ собой уже реальный фактъ въ томъ смыслѣ, что въ настоящее время множество русскихъ людей принимаетъ участіе въ общемъ движеніи европейской науки, что уже не въ одной математикѣ, а во многихъ областяхъ выдвинулись на сцену чисто-русскія имена, какъ несомнѣнные вкладчики въ общую сокровищницу науки, что больше и больше выясняются, по крайней мѣрѣ, въ нѣкоторыхъ областяхъ, пріемы изслѣдованія, свойственныя ученымъ русской національности, и что во многихъ областяхъ уже образовались свои русскія школы, которыя ведутъ свое начало или отъ ученыхъ русской національности, или отъ дѣйствовавшихъ на русской почвѣ ученыхъ не-русскаго происхожденія (такъ, есть русская медицинская школа, есть русская химическая школа и т. п.), а въ нѣкоторыхъ областяхъ школы эти, видимо, образуются (въ исторіи, въ филологіи). Такимъ образомъ, безспорно существуетъ въ настоящее время явленіе, которое мы считаемъ себя вправѣ наименовать русскою наукой.
   Научное движеніе, изъ котораго стала вырабатываться и къ нашему времени мало-по-малу образовалась русская наука, было порождено двумя фактами, которыми ознаменовалась первая половина шестидесятыхъ годовъ, вообще очень знаменательная въ нашей культурной исторіи: во-первыхъ, посылкой многихъ десятковъ молодыхъ людей въ 1862 и 1863 гг. за границу для довершенія своего научнаго образованія, въ видахъ приготовленія къ профессорскому званію; во-вторыхъ, новымъ университетскимъ уставомъ, высочайше утвержденнымъ 18 іюня 1863 и вступившимъ въ силу съ 1864 года.
   Мы видѣли, что одною изъ главныхъ причинъ упадка русскихъ университетовъ въ пятидесятыхъ и въ началѣ шестидесятыхъ годовъ было опустѣніе многихъ каѳедръ. Опустѣніе это стояло въ очевидной связи съ наступившимъ послѣ французской революціи 1848 года ограниченіемъ и затѣмъ совершеннымъ прекращеніемъ командировки молодыхъ ученыхъ въ Западную Европу для довершенія ихъ научнаго образованія. Наука въ Россіи того времени была сама но себѣ еще очень слаба; преподаваніе въ университетахъ, совершавшееся по установленнымъ программамъ и обязанное придерживаться извѣстныхъ руководствъ, было лишено жизни и научной глубины; русскихъ ученыхъ журналовъ, которые бы знакомили съ научнымъ движеніемъ въ Европѣ, почти не существовало, а иностранныя книги приходили въ рѣдкіе и очень неправильные промежутки. При такихъ условіяхъ дѣлаться ученымъ на отечественной почвѣ становилось очень трудно, и возстановленіе живаго общенія съ тѣми научными центрами, гдѣ наука жила широкою жизнью, было для молодыхъ русскихъ ученыхъ дѣломъ безусловной необходимости. Это было сразу сознано вступившимъ въ 1862 г. въ управленіе министерствомъ народнаго просвѣщенія А. В. Головнинымъ, и онъ въ первые же мѣсяцы своего министерскаго управленія организовалъ на широкую ногу посылку молодыхъ ученыхъ за границу прямо съ цѣлью приготовленія къ профессорскому званію. Посылка эта началась съ мая 1862 года, и уже осеннія книжки Журнала Мин. Нар. Просв. стали наполняться отчетами, число которыхъ все возростало и возростало. Въ 1863 году мы уже видимъ отчеты, принадлежащіе 59-ти лицамъ. Ее и эта цифра далеко не исчерпывала собой количества лицъ, отправленныхъ въ 1862--1864 гг. за границу для приготовленія къ занятію профессорскихъ каѳедръ по всевозможнымъ спеціальностямъ. Отчеты, которые отправленными за границу молодыми учеными писались каждые три мѣсяца и которые посылались въ министерство изъ разныхъ странъ Европы, всего же больше изъ университетскихъ городовъ Германіи, въ настоящее время представляютъ огромный интересъ. Они являются, быть можетъ, самымъ живымъ матеріаломъ для знакомства съ вопросами, какими жила въ то время западная наука, съ ученою и преподавательскою дѣятельностью лицъ, стоявшихъ тогда во главѣ научнаго движенія, съ методами университетскаго преподаванія, съ явленіями ученой литературы, обращавшими на себя наибольшее вниманіе. Русскіе молодые люди занимались наукой у самыхъ ея источниковъ, усвоивали себѣ современныя теоріи, новѣйшіе пріемы изслѣдованія, вникали въ жгучіе вопросы, волновавшіе ученыхъ въ разныхъ областяхъ знанія. Черезъ два-три года, проведенныхъ въ живѣйшемъ общеніи съ современною наукой, молодые люди возвращались въ Россію. Составляя диссертаціи, вступая на каѳедры, они естественно вносили и въ свои ученые труды, и въ университетское преподаваніе новые взгляды и иные пріемы обращенія съ наукой, пріемы ея изслѣдованія и преподаванія. Это почувствовалось сряду и не могло не вызвать и на нашей почвѣ университетскаго обновленія и научнаго движенія. Я назову вамъ хоть нѣсколько лицъ, которыя въ 1862--1863 гг. принадлежали къ этому контигенту молодыхъ ученыхъ, вступившихъ затѣмъ на каѳедры, и вы поймете, какъ много, въ самомъ дѣлѣ, значила для русской науки организованная Головнинымъ посылка молодыхъ людей за границу,-- посылка, встрѣченная въ свое время рѣзкими нападками въ московской печати: Авенаріусъ (физикъ), Алексѣевъ (химикъ), Васильевскій (историкъ), Вериго (химикъ), Веселовскій (А. Н., спеціалистъ по романо-германской филологіи), Вольскій (экономистъ), Герье (историкъ), Головкинскій (геологъ), Имшенецкій (математикъ), Коркинъ (математикъ), Лебедевъ (финансистъ), Миллеръ (Орестъ, словесникъ), Потебня (спеціалистъ по славяно-русской филологіи), Сергѣевичъ (юристъ), Троицкій (философъ). Сколько, милостивые государи, тутъ, среди этихъ, взятыхъ мною почти на удачу, именъ, сколько именъ, привычныхъ для слуха каждаго изъ васъ, и сколько между ними такихъ, которыя ближайшимъ образомъ связаны съ процвѣтаніемъ у насъ той или другой каѳедры! Эти знакомыя вамъ имена принадлежатъ къ посылкѣ, такъ сказать, перваго періода, къ которому,-- позвольте мнѣ маленькую нескромность,-- относилось время и моего пребыванія за границей съ цѣлью довершенія своего филологическаго образованія. Впослѣдствіи и самимъ Головнинымъ, къ несчастію, такъ недолго управлявшимъ министерствомъ народнаго просвѣщенія, и затѣмъ графомъ Дм. Толстымъ было отправлено много новыхъ лицъ за границу съ тою же цѣлью, и изъ ихъ среды вышло также не мало почтенныхъ дѣятелей науки; но имена тѣхъ вышеупомянутыхъ ученыхъ, моихъ сверстниковъ, мнѣ пріятнѣе, и я радъ, что принадлежу къ ихъ поколѣнію, къ поколѣнію первыхъ піонеровъ обновленія русской науки новымъ духомъ, новыми методами, новымъ знаніемъ.
   Когда довершившіе свое научное образованіе въ разныхъ центрахъ научной дѣятельности молодые ученые стали возвращаться въ Россію, то они увидѣли, что съ университетомъ, т.-е. съ его организаціей, произошла большая перемѣна: уставъ 1835 г., подъ дѣйствіемъ котораго университетская наука пришла въ застой и упадокъ, уже не существовалъ и замѣненъ былъ уставомъ 1863 г., которымъ возвращена была университетамъ автономія, количество каѳедръ было увеличено, денежныя средства на учебныя пособія и учрежденія значительно усилены, содержаніе, получаемое профессорами, вдвое, а для провинціальныхъ университетовъ,-- гдѣ оно было меньше, чѣмъ въ столичныхъ,-- болѣе чѣмъ вдвое повышено.
   Этотъ новый уставъ есть также дѣло иниціативы Л. В. Головнина. Первоначальный проектъ его, составленный, по предложенію министра, Петербургскимъ университетомъ и подвергнутый обсужденію Московскаго университета, былъ затѣмъ разработанъ особою коммиссіей подъ предсѣдательствомъ бывшаго кіевскаго и дерптскаго попечителя фонъ-Брадке. Изъ этой коммиссіи онъ поступилъ на разсмотрѣніе ученаго комитета. Послѣ сдѣланныхъ въ комитетѣ замѣчаній, былъ составленъ новый проектъ, который былъ разсмотрѣнъ главнымъ правленіемъ училищъ и затѣмъ переданъ на разсмотрѣніе комитета изъ слѣдующихъ лицъ, назначенныхъ по высочайшему повелѣнію: графа Строганова 1-го, барона Корфа, барона Мейендорфа, князя Долгорукова и двухъ министровъ -- внутреннихъ дѣдъ, Валуева, и народнаго просвѣщенія, Головнина. По разсмотрѣніи въ этомъ комитетѣ, онъ былъ внесенъ въ государственный совѣтъ, гдѣ былъ разсмотрѣнъ и исправленъ въ соединенныхъ департаментахъ законовъ и экономіи и въ общемъ собраніи, и тогда только поступилъ на высочайшее утвержденіе, которое и состоялось въ Царскомъ Селѣ 18 іюня 1863 года. Вы видите, какую длинную дорогу разсмотрѣній и исправленій прошелъ первоначальный проектъ этого замѣчательнаго устава. Но я не упомянулъ еще объ одной инстанціи, компетентность которой также кое-что значила. Переведенный на французскій, нѣмецкій и англійскій языки, проектъ этого устава былъ подвергнутъ еще разсмотрѣнію выдающихся иностранныхъ ученыхъ. Рѣдкій законодательный актъ былъ разработанъ съ такою тщательностью и съ столь разныхъ точекъ зрѣнія, и нечего удивляться, что въ сферахъ, для которыхъ этотъ законодательный актъ, одинъ изъ важнѣйшихъ памятниковъ законодательной дѣятельности прошлаго царствованія, былъ назначенъ, онъ былъ принятъ съ самымъ живымъ и единодушнымъ одобреніемъ. Конечно, какъ и всякое дѣло рукъ человѣческихъ, онъ имѣлъ свои недостатки, но надо сказать правду, что уставъ, о которомъ идетъ рѣчь, чрезвычайно много содѣйствовалъ подъему русской науки, и та научная жизнь, какая вскорѣ проявилась въ русскихъ университетахъ и какую мы теперь имѣемъ, создалась подъ его вліяніемъ.
   Какъ наглядное выраженіе дѣятельной научной жизни, начавшейся въ университетахъ съ введеніемъ устава 1863 года, является быстрое возникновеніе и развитіе при университетахъ ученыхъ обществъ, оказавшихъ на оживленіе и поднятіе русской науки огромное вліяніе. Особенно широко воспользовались правомъ составленія ученыхъ обществъ физико-математическіе факультеты, открывая у себя общества естествоиспытателей, какъ подъ этимъ общимъ, такъ и подъ частными названіями (физическое, химическое, физико-химическое, минералогическое и т. п. общества). Смѣнившій Головнина на постѣ министра народнаго просвѣщенія графъ Дмитрій Толстой уже въ первыхъ своихъ всеподаннѣйшихъ отчетахъ особенно налегаетъ на пользу, приносимую заводимыми при университетахъ обществами естествоиспытателей. Такъ, говоря въ отчетѣ за 1869 годъ объ оживленіи ученой дѣятельности университетовъ подъ вліяніемъ новаго устава, графъ Толстой заявляетъ:
   "Оживленію ученой дѣятельности университетовъ значительно способствуютъ существующія при нихъ, на основаніи устава, разныя ученыя общества... Дѣятельность старѣйшаго изъ этихъ обществъ, существующаго при Московскомъ университетѣ, общества любителей естествознанія, антропологіи и этнографіи, обращена была въ 1869 году преимущественно на фаунистическое изученіе нѣкоторыхъ мѣстностей въ Россіи и на обогащеніе нашихъ музеевъ русскими естественно-историческими предметами. Съ этою цѣлью обществомъ снаряжены были экспедиціи въ Туркестанъ, къ морямъ Балтійскому, Черному, Бѣлому и къ Бѣлоозеру для изученія преимущественно мѣстныхъ животныхъ; плодами этихъ экспедицій было появленіе новыхъ замѣчательныхъ изслѣдованій, частью уже обнародованныхъ и частью приготовляемыхъ къ изданію, и коллекція болѣе чѣмъ въ 40 тысячъ экземпляровъ, обнимающихъ собою всѣ классы животнаго царства и собранныхъ въ мало изслѣдованныхъ и въ мало извѣстныхъ мѣстностяхъ; въ томъ числѣ до 25 тысячъ экземпляровъ доставлены изъ Туркестанской области и Самарканда".
   Переходя къ другимъ университетамъ, министръ продолжаетъ:
   "Обществомъ естествоиспытателей при С.-Петербургскомъ университетѣ также снаряжена была экспедиція къ Бѣлому морю, представившая, кромѣ собранія богатыхъ коллекцій, много новыхъ данныхъ, относящихся къ зоологіи, ботаникѣ, минералогіи и геологіи Бѣлаго моря. Съ будущаго года общество предположило издавать свои изслѣдованія въ особомъ журналѣ подъ названіемъ: Труды С.-Петербургскаго Общества Естествоиспытателей.
   Общества естествоиспытателей въ провинціальныхъ университетахъ, по отчету министра за тотъ же 1869 годъ, тоже не сидѣли сложа руки, а также снаряжали экспедиціи или организовали экскурсіи въ ближайшіе къ нимъ и важные въ томъ или другомъ естественно-историческомъ отношеніи районы. Такъ, члены харьковскаго общества дѣлали экскурсіи въ окрестности Бѣлгорода для изслѣдованія мѣстной флоры, въ окрестности Зміева и Зміевскаго лимана, а также славянскихъ озеръ "для изслѣдованія тамошнихъ водъ и изученія населяющихъ ихъ животныхъ и растеній, а также насѣкомыхъ, причиняющихъ вредъ растительности края". Были предпринимаемы членами этого общества также и геогностическія изслѣдованія въ Екатеринославской губерніи. Кіевское общество направило свои изслѣдованія въ область фауны Чернаго и Каспійскаго морей.
   Такимъ образомъ, въ одинъ годъ была сдѣлана русскими университетами не только масса изслѣдованій, но и масса пріобрѣтеній для университетскихъ музеевъ и кабинетовъ, которые съ этого времени стали быстро обогащаться коллекціями естественно-историческихъ предметовъ. Нужно замѣтить, что уставы обществъ естествоиспытателей провинціальныхъ университетовъ утверждены были только въ этомъ 1869 году (кіевскаго -- 15 февраля, казанскаго -- 25 апрѣля, харьковскаго -- 25 мая, новороссійскаго -- 31 мая).
   Дѣятельность этихъ обществъ естествоиспытателей, въ которыхъ такъ нуждалась Россія, до тѣхъ поръ очень мало изслѣдованная въ естественно-историческомъ отношеніи, получила затѣмъ огромное развитіе. Уже на слѣдующій годъ министръ въ своемъ отчетѣ указываетъ на массу экспедицій и экскурсій какъ внутрь Россіи, такъ и на ея окраины. Такъ, мы видимъ, что петербургское общество въ 1870 г. снарядило три экспедиціи, изъ которыхъ одна (зоологическая) отправилась къ Бѣлому морю и Ледовитому океану, другая (геологическая) изслѣдовала мѣстность между Бѣлымъ моремъ и Онежскимъ озеромъ, третья (ботаническая) отправилась въ сѣверовосточную часть Петербургской губерніи; московское общество любителей естествознанія, антропологіи и этнографіи, кронѣ экспедиціи (зоологической) къ Бѣлому морю, отправило экспедицію въ Туркестанъ, къ верховьямъ Зарявшана и въ Шахрисябскія владѣнія и двѣ экскурсіи въ Рязанскую, Владимірскую, Нижегородскую и Казанскую губерніи для новыхъ. развѣдокъ каменнаго угля и для антропологическихъ и этнографическихъ изысканій. Казанское общество снарядило пять экспедицій или экскурсій, главнымъ образомъ, въ области Волги и Уральскихъ горъ, харьковское -- пять экскурсій въ среднюю и южную полосу Россіи, кіевское дѣлало экскурсіи въ Кіевскую, Подольскую и Полтавскую губерніи, одесское совершило шесть экскурсій къ Черному морю и въ Крымъ для геологическихъ, ботаническихъ и химическихъ изслѣдованій.
   Я нарочно отмѣчаю всѣ эти подробности, чтобы вамъ можно было видѣть, какъ организованныя, на основаніи новаго университетскаго устава 1863 г., общества естествоиспытателей дружно и энергически двинулись на изученіе органической и неорганической природы Россіи, и какъ, вслѣдствіе того, широко и плодотворно развилась наука естествознанія въ нашемъ отечествѣ.
   Прошло какихъ-нибудь восемь лѣтъ послѣ введенія въ дѣйствіе новаго университетскаго устава, и тотъ же министръ народнаго просвѣщенія въ своемъ отчетъ за 1871 годъ такъ характеризуетъ дѣятельность нашихъ университетовъ:
   "Ученая дѣятельность профессоровъ нашихъ университетовъ, независимо отъ чтенія лекцій, выразилась въ теченіе 1871 года въ изданіи значительнаго числа ученыхъ трудовъ, въ публичныхъ лекціяхъ, которыя читались 68-ю профессорами во всѣхъ университетахъ, и премущественно въ Петербургѣ, Дерптѣ и Кіевѣ, и, наконецъ, въ томъ живомъ участіи, которое принимали университетскія корпораціи въ развитіи и распространеніи круга дѣйствій ученыхъ обществъ, состоящихъ при всѣхъ университетахъ".
   Вы видите теперь, что въ нашихъ университетахъ послѣ возвращенія изъ-за границы большаго количества молодыхъ ученыхъ и вслѣдъ за новою организаціей дѣйствительно началась научная жизнь. Жизнь эта ярко отражается и въ духѣ министерскихъ отчетовъ, которые не могли не указывать на возростающее процвѣтаніе русскихъ университетовъ, о какомъ въ прежнее время и не думали. Вмѣстѣ съ тѣмъ, вы хотя отчасти видите, теперь, какимъ образомъ созидалась русская наука. Она созидалась новыми людьми, новою жизнью въ университетахъ, учеными при нихъ обществами, наконецъ, учеными съѣздами. Въ 1871 году, относительно котораго министръ народнаго просвѣщенія констатировалъ такое развитіе ученой дѣятельности, происходилъ третій съѣздъ естествоиспытателей, въ Кіевѣ (первый происходилъ въ 1867 въ Петербургѣ, второй -- въ 1869 г. въ Москвѣ). Какимъ могущественнымъ двигателемъ научнаго движенія являются періодическіе съѣзды спеціалистовъ, это теперь знаютъ всѣ; но тогда ученые съѣзды были вновѣ и въ первое время даже внушали въ нѣкоторыхъ сферахъ опасеніе. Однако, уже послѣ перваго съѣзда естествоиспытателей министръ народнаго просвѣщенія, въ своемъ отчетѣ за 1867 годъ, долженъ былъ засвидѣтельствовать передъ Государемъ, что взаимное сближеніе ученыхъ "несомнѣнно служитъ самымъ могущественнымъ средствомъ къ зрѣлой и всесторонней обработкѣ каждой отрасли науки".
   Я остановился на университетскихъ обществахъ естествоиспытателей, организованныхъ на основаніи устава 1863 года, потому, что въ этихъ обществахъ особенно сильно и рельефно выражалась новая жизнь русской науки, равно какъ и потому, что въ шестидесятыхъ годахъ наши успѣхи въ естествознаніи дѣйствительно были самыми видными и самыми неоспоримыми научными успѣхами. Первая честь энергическаго движенія къ созданію русской науки безспорно принадлежитъ нашимъ спеціалистамъ въ области наукъ естественныхъ. Историческія, филологическія, юридическія и соціальныя науки двинулись послѣ, но почва, на которой произошло у насъ обновленіе этихъ областей знанія, была та же самая. И здѣсь, какъ и тамъ, явились на каѳедрахъ новые люди, ознакомившіеся съ современнымъ состояніемъ наукъ продолжительнымъ пребываніемъ въ главныхъ европейскихъ центрахъ научной дѣятельности; и здѣсь, какъ и тамъ, сказалось живительное дѣйствіе новаго университетскаго устава, давшаго академическому преподаванію необходимый просторъ и самостоятельность; и здѣсь, какъ и тамъ, научная дѣятельность поддерживалась учеными обществами я находила въ нихъ для себя возбужденіе. Только здѣсь научное движеніе проявилось въ первые годы дѣйствія новаго университетскаго устава, т.-е. во второй половинѣ шестидесятыхъ годовъ, далеко не такъ замѣтно, какъ то было въ отношеніи къ наукамъ физико-математическаго порядка. Это происходило, конечно, отъ разныхъ причинъ, между прочимъ, отъ ограниченнаго числа ученыхъ спеціалистовъ по юридическимъ и въ особенности по историко-филологическимъ наукамъ. Открытіе новаго суда поглотило массу юридическихъ силъ для судебной и адвокатской дѣятельности, такъ что даже замѣщеніе каѳедръ по юридическому факультету много лѣтъ сряду было дѣломъ затруднительнымъ. Что касается наукъ историко-филологическихъ, то русская молодежь никогда не чувствовала къ спеціальному занятію ими большого влеченія и потому количество юношей, посвящавшихъ себя этимъ спеціальностямъ, у насъ долгое время было совершенно ничтожно, сравнительно съ количествомъ молодыхъ людей, начавшихъ посвящать себя естественнымъ наукамъ съ конца пятидесятыхъ годовъ, когда во всей Западной Европѣ господствовало особенное движеніе въ этой области и когда влеченіе къ знакомству съ фактами и выводами естествознанія охватило огромную часть нашего образованнаго общества. На этомъ основаніи и ученыя общества по наукамъ историко-филологическимъ (какъ и юридическимъ) основывались гораздо медленнѣе, чѣмъ по наукамъ точнымъ, и въ первое время основывались больше внѣ университетовъ, чѣмъ при самихъ университетахъ. Такъ, въ 1864 году были основаны въ Москвѣ, помимо университета, два археологическихъ общества: московское археологическое общество, недавно праздновавшее свое двадцатипятилѣтіе, и общество древне-русскаго искусства при московскомъ публичномъ музеѣ. Въ Петербургѣ въ 1866 г. основалось русское историческое общество, которое затѣмъ изданіемъ важныхъ архивныхъ матеріаловъ (вышло уже болѣе 70 томовъ) по исторіи восемнадцатаго столѣтія пріобрѣло громкую извѣстность и большое значеніе. Въ томъ же году (3 декабря) получило новый уставъ Императорское русское археологическое общество въ Петербургѣ. Что же касается университетскихъ обществъ, то первымъ изъ нихъ, въ разсматриваемой нами періодъ, не въ области физико-математическихъ и медицинскихъ наукъ, было юридическое общество при Московскомъ университетѣ, уставъ котораго былъ утвержденъ 17 февраля 1865 года. Затѣмъ мы видимъ открытіе въ 1869 г. въ Петербургѣ, при университетѣ, филологическаго общества (уставъ 25 февраля).
   Оживленіе въ наукахъ историко-филологическихъ и юридическихъ стало замѣтно лишь въ семидесятыхъ годахъ. Начинаютъ пополняться университетскія каѳедры на историко-филологическомъ и юридическомъ факультетахъ, пустовавшія въ нѣсколькихъ университетахъ въ шестидесятыхъ годахъ даже по такимъ предметамъ, какъ русская исторія, не говоря о классической филологіи, и занимавшіяся доцентами, даже приватъ-доцентами, или, наконецъ, не имѣвшія вовсе никакихъ представителей; ученая литература по всѣмъ предметамъ историко-филологическихъ и юридическихъ знаній замѣтно увеличивается; появляется и распространяется стремленіе участвовать въ ученыхъ съѣздахъ, не только русскихъ, но и иностранныхъ; наконецъ, открываются новыя ученыя общества и учрежденія. Такъ, въ концѣ 1872 года учреждается въ Кіевѣ историческое общество Нестора Лѣтописца, которое вскорѣ сливается съ образовавшимся было, но не получившимъ утвержденія, университетскимъ историческимъ обществомъ и затѣмъ дѣлается замѣтнымъ въ Россіи органомъ ученой дѣятельности въ области наукъ историческихъ и филологическихъ; въ 1873 году обновляется новымъ уставомъ одесское общество исторіи и древностей; въ 1874 г. открывается въ Петербургѣ общество классической филологіи и педагогики, отдѣленія котораго открываются въ Москвѣ, Кіевѣ и Харьковѣ; въ концѣ 1876 г. учреждается историко-филологическое общество при'Харьковскомъ университетѣ; въ началѣ 1877 г. открывается юридическое общество при Петербургскомъ университетѣ; въ маѣ того же года утверждается уставъ петербургскаго общества древней письменности, обнаружившаго потомъ весьма замѣтную дѣятельность; въ 1878 г. открывается общество археологіи, исторіи и этнографіи при Казанскомъ университетѣ; въ томъ же году появляется на свѣтъ юридическое общество при означенномъ университетѣ и археологическій институтъ въ Петербургѣ, высочайшее положеніе объ открытіи котораго состоялось 23 іюля 1877 года. Ридомъ съ этимъ въ семидесятыхъ годахъ состоялись три археологическихъ съѣзда, въ которыхъ принимали участіе не только археологи въ собственномъ смыслѣ, но и историки съ филологами, какъ объ этомъ было раньше мною упомянуто, и даже юристы. Это были: съѣздъ петербургскій въ 1872 г., кіевскій въ 1874 г. и казанскій въ 1877 г. Въ 1875 г. состоялся въ Москвѣ первый и единственный покуда съѣздъ русскихъ юристовъ.
   Фактъ усиленія ученой дѣятельности въ средѣ нашихъ историковъ, филологовъ и юристовъ въ семидесятыхъ годахъ сталъ замѣтенъ и въ оффиціальной средѣ, такъ что, начиная съ отчета министра народнаго просвѣщенія за 1872 годъ, онъ отмѣчается такъ или иначе уже во всѣхъ его слѣдующихъ отчетахъ. Въ отчетѣ за 1872 годъ министръ указываетъ на значительное число ученыхъ трудовъ, "внесшихъ,-- по его словамъ,-- цѣнные вклады въ сокровищницу науки по всѣмъ ея отраслямъ", и при этомъ замѣчаетъ, что ученые труды русскихъ профессоровъ "съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе пріобрѣтаютъ, кромѣ общаго научнаго интереса, еще особое для насъ значеніе, касаясь всѣхъ сторонъ нашей внутренней и внѣшней жизни и примѣняя научныя изслѣдованія какъ къ юридическому и государственному строю нашей жизни, такъ и къ физическимъ условіямъ различныхъ мѣстностей нашего отечества". Это значитъ, что оффиціальному обозрѣвателю ученой дѣятельности нашихъ университетовъ въ началѣ семидесятыхъ годовъ русская наука казалась уже въ разныхъ ея областяхъ пріобрѣвшею общественное значеніе, тѣснымъ образомъ связанною съ жизнью народа и государства и отвѣчающею на разные запросы этой жизни. При этомъ министръ уже прямо указываетъ, какъ на одинъ изъ главныхъ двигателей "такого плодотворнаго направленія" дѣятельности нашихъ представителей науки, на ученыя общества: "Филологическія, историческія, юридическія", прибавляя къ нимъ "математическія и естествоиспытательныя".
   Новые признаки усиливающагося научнаго движенія открываются въ это время въ участіи русскихъ ученыхъ всякихъ спеціальностей на международныхъ съѣздахъ. Такъ, въ 1874 г. русскіе ученые принимаютъ участіе въ международномъ ботаническомъ съѣздѣ, происходившемъ во Флоренціи, присутствуютъ на съѣздѣ оріенталистовъ въ Лондонѣ, на съѣздѣ антропологовъ въ Стокгольмѣ, въ 1875 г. на географическомъ конгрессѣ въ Парижѣ; въ 1876 г. они принимаютъ участіе въ международномъ статистическомъ съѣздѣ въ Пештѣ, въ швейцарскомъ съѣздѣ членовъ института международнаго права, въ международномъ съѣздѣ оріенталистовъ въ Петербургѣ, отправляются на лондонскую выставку научныхъ пособій и аппаратовъ; въ 1877 г. нѣкоторые представители русской науки ѣздили въ Швецію для принятія участія въ 400-лѣтнемъ юбилеѣ Упсальскаго университета, на амстердамскій съѣздъ ботаниковъ и зоологовъ, на съѣздъ членовъ института международнаго права въ Цюрихъ и т. д.
   Вы видите, такимъ образомъ, что русская наука въ разныхъ областяхъ, а не только въ области естественныхъ наукъ, начинаетъ принимать непосредственное участіе въ общеевропейской наукѣ. Она существуетъ уже не въ идеѣ, не въ воображеніи патріотовъ, а есть нѣчто реальное, что не только существуетъ, но и даетъ себя чувствовать, не только у себя дома, но и за предѣлами нашего государства. И дѣйствительно, имена русскихъ ученыхъ въ семидесятыхъ годахъ встрѣчаются все чаще и чаще на международномъ форумѣ; съ другой стороны, начинаютъ появляться одинъ за другимъ иностранные ученые, считающіе нужнымъ знакомиться съ русскимъ языкомъ, и это стремленіе, сначала казавшееся чѣмъ-то исключительнымъ, начинаетъ серьезно распространяться во Франціи, въ Англіи, въ Германіи. Въ спеціальныхъ европейскихъ журналахъ начинаютъ появляться рецензіи на русскія книги по разнымъ наукамъ, и, между прочимъ, даже по наукамъ историческимъ и филологическимъ, и это явленіе становится уже не исключительнымъ, какъ было прежде, а довольно обыкновеннымъ, что неоспоримо указываетъ не только на признаніе въ Западной Европѣ существованія русской науки, но и на признаніе въ ней движенія, возростающей силы.
   Съ этимъ активомъ русская наука вступила въ восьмидесятые годы. Что завоеванія, сдѣланныя ею въ первыя пятнадцать лѣтъ разсматриваемаго двадцатипятилѣтія, не были въ остальныя десять лѣтъ потеряны, а были, напротивъ, расширены и упрочены, это вамъ ясно показалъ собравшійся къ началу текущаго года въ Петербургѣ блестящій съѣздъ естествоиспытателей, на который одинъ Петербургъ выставилъ не менѣе 1,200 спеціалистовъ, тогда какъ десять лѣтъ назадъ такую или немногимъ большую цифру могла поставить лишь вся Россія. Но этотъ съѣздъ естествоиспытателей совпалъ со съѣздомъ въ Петербургѣ же спеціалистовъ по вопросамъ техническаго образованія, на который явилось, по газетнымъ свѣдѣніямъ, до тысячи человѣкъ. На другой день послѣ закрытія съѣзда естествоиспытателей въ Петербургѣ открылся въ Москвѣ также упоминавшійся уже нами съѣздъ археологовъ, на который записалось до 380 членовъ, и на немъ было прочтено столько рефератовъ, сколько ихъ не было прочтено ни на одномъ предшедствовавшемъ археологическомъ съѣздѣ (136). Это -- простая статистика, но она говоритъ громко и въ своемъ родѣ краснорѣчиво. Есть факты и другаго рода, подтверждающіе мое положеніе, что успѣхи русской науки не остановились передъ восьмидесятыми годами, а продолжали обнаруживаться все больше и больше. Къ восьмидесятымъ годамъ относится наибольшій почетъ, возданный европейскими учеными корпораціями русской наукѣ въ лицѣ нѣкоторыхъ ученыхъ, особенно въ лицѣ нашего знаменитаго химика Менделѣева; къ восьмидесятымъ годамъ относится фактъ приглашенія одного русскаго ученаго (М. М. Ковалевскаго) къ чтенію лекцій въ европейскихъ ученыхъ центрахъ,-- явленіе, до того времени небывалое. Позвольте мнѣ къ несомнѣннымъ фактамъ расширенія и упроченія русской науки въ 80-хъ годахъ причислить и значительные успѣхи, сдѣланные въ моей спеціальности, въ классической филологіи. Только въ это послѣднее десятилѣтіе наука о классической древности стала у насъ нѣсколько на ноги, тогда какъ еще въ концѣ 70-хъ годовъ можно было сильно сомнѣваться въ самой скромной ея будущности. Появилось много мелкихъ монографій, не мало большихъ трудовъ, частью оригинальныхъ, частью переводныхъ, сдѣланъ цѣлый рядъ переводовъ греческихъ и латинскихъ авторовъ настоящими спеціалистами, не считая разныхъ добровольцевъ, бросающихся на чуждое ихъ образованію дѣло только "сквернаго ради прибытка". Имена нѣсколькихъ русскихъ ученыхъ по классической филологіи теперь составляютъ уже неизбѣжную часть ученой библіографіи по этому предмету; появленіе ихъ сочиненій непремѣнно отмѣчается за границей, а самыя сочиненія подвергаются разбору, встрѣчая обыкновенно благопріятную оцѣнку. Посмотримъ и на нѣкоторыя другія науки. Въ исторіи развилась и упрочилась за это время на русской почвѣ новая спеціальность, имѣющая уже нѣсколькихъ солидныхъ представителей, также получившихъ извѣстность въ Европѣ, именно изученіе Византіи въ ея исторіи, бытѣ, литературѣ и искусствѣ. Нѣсколько раньше поднялась на ноги и стала заявлять себя солидными трудами область романо-германской филологіи, имѣющая теперь въ Петербургѣ особую школу спеціалистовъ. Въ наукѣ права русскіе ученые заявили себя, кромѣ трудовъ по исторіи русскаго права и изысканій въ области обычнаго права, работами по составленію гражданскаго и уголовнаго уложенія, которыя обратили на себя вниманіе и въ средѣ европейскихъ юристовъ. Насколько доступно моему пониманію, въ 80-хъ годахъ не произошло упадка ни въ медицинѣ, начавшей быстро подниматься на ноги у насъ въ 60-хъ годахъ я въ послѣдніе годы усилившейся спеціалистами по бактеріологіи, ни въ математикѣ, какъ чистой, давно уже стоящей у насъ на высокомъ уровнѣ, такъ и прикладной, развитіе которой недавно усилено основаніемъ (1885 г.) технологическаго института въ Харьковѣ, ни въ философіи, въ которой, напротивъ, именно въ 80-хъ годахъ произошло замѣтное движеніе, увлекшее до нѣкоторой степени и часть публики, охотно покупающей философскія книги и оказавшей видимое вниманіе къ недавно основанному въ Москвѣ философскому журналу, ни, наконецъ, въ богословскихъ наукахъ, гдѣ въ послѣднее время все чаще и чаще выдвигаются ученые, не только стоящіе на уровнѣ современнаго европейскаго движенія въ разработкѣ религіозныхъ вопросовъ на исторической почвѣ, но и заявляющіе себя самостоятельными изслѣдованіями первостепеннаго качества въ области религіозной литературы, церковнаго права и археологіи.
   Обозрѣвая по отношенію къ росту русской науки весь двадцатипятилѣтній періодъ, о которомъ идетъ у насъ рѣчь, мы замѣчаемъ, что весь этотъ періодъ, обнаружившій столько колебаній въ другихъ сферахъ нашей жизни, въ научной сферѣ является постояннымъ движеніемъ впередъ, несмотря ни на какія, встрѣчавшіяся на пути, препятствія. Шестидесятые годы были временемъ, когда развитію русской науки были положены хорошія начала, и когда она, получивъ массу новыхъ дѣятелей, прошедшихъ настоящую европейскую школу, нашла себѣ широкіе пути въ положеніяхъ университетскаго устава 1863 года и усилилась открытіемъ двухъ новыхъ университетовъ, Новороссійскаго (1865 г.) и Варшавскаго (1869 г.), и петербургскаго историко-филологическаго института (1867 г.). Въ семидесятыхъ годахъ русская наука, нашедшая себѣ живительнаго двигателя въ ученыхъ обществахъ, открывавшихся, благодаря содѣйствію университетскаго устава 1863 г., во всѣхъ направленіяхъ, и въ ученыхъ съѣздахъ, сдѣлала большія усилія, подготовляя почву къ самостоятельному развитію и въ такихъ ооластяхъ, гдѣ прежде замѣчалось его очень мало или даже совсѣмъ не замѣчалось. Такимъ образомъ, восьмидесятые годы представляются до нѣкоторой степени годами жатвы, въ теченіе которыхъ прямо пожиналось то, что было посѣяно въ шестидесятыхъ и заботливо выращено въ семидесятыхъ годахъ. Сами по себѣ восьмидесятые годы создали не много новыхъ средствъ къ усиленію или къ расширенію научнаго движенія въ Россіи. На эти годы падаетъ открытіе Томскаго университета (1888 г.), но университетъ этотъ явился на свѣтъ въ лицѣ лишь одного (медицинскаго) факультета. Они создали также новый университетскій уставъ (1884 г.). По понятнымъ для моихъ слушателей причинамъ я не могу пуститься въ критику этого устава...
   Наше время, безъ сомнѣнія, имѣетъ не мало печальныхъ сторонъ, которыя такъ или иначе и отражаются на общественномъ настроеніи; но вы можете остановиться съ удовольствіемъ на успѣхахъ русской науки. Находясь въ водоворотѣ ежедневной жизни, мы обыкновенно становимся лицомъ къ лицу лишь съ единичными явленіями, къ которымъ относимся то съ равнодушіемъ, то съ личными пристрастіями, и намъ кажется мелкимъ и ничтожнымъ многое такое, что не таково въ дѣйствительности. Но когда, ставши на минуту въ сторону отъ этого водоворота, мы разсматриваемъ тѣ же явленія въ ихъ совокупности, или въ ихъ исторической послѣдовательности, то нерѣдко приходимъ къ другому взгляду на эти явленія. Посмотрите, въ самомъ дѣлѣ, безпристрастно на массу ученыхъ обществъ, образовавшихся въ послѣднее двадцатипятилѣтіе, посмотрите на груды ученыхъ изданій, коллективныхъ и единичныхъ, по разнымъ наукамъ, посмотрите на цѣлый рядъ русскихъ именъ, сдѣлавшихся за это время извѣстными въ европейской наукѣ, посмотрите на эти многолюдныя собранія на ученыхъ съѣздахъ, посмотрите на живой интересъ, съ какимъ выслушиваются сообщенія на съѣздахъ и въ засѣданіяхъ ученыхъ обществъ, и на всегда обрѣтающуюся среди присутствующихъ способность сдѣлать мѣткое и полное знакомства съ предметомъ возраженіе, посмотрите на тѣ богатыя научныя пособія, какія собраны за этотъ періодъ времени въ музеяхъ, въ кабинетахъ, въ лабораторіяхъ, какія заключаются въ массѣ печатныхъ руководствъ, недостатокъ которыхъ въ прежнее время дѣлалъ столь трудными научныя занятія для начинающихъ, посмотрите на многое другое, между прочимъ, на научную ревность множества учащихся юношей, и вы будете поражены огромными шагами, сдѣланными въ теченіе двадцати пяти лѣтъ русскою наукой. По крайней мѣрѣ, я, начавшій ученую жизнь около тридцати лѣтъ тому назадъ и всегда внимательно присматривавшійся къ русской ученой дѣятельности, стою теперь передъ вами пораженный успѣхами во всѣхъ областяхъ знанія, какіе на моихъ глазахъ въ нашей странѣ достигнуты. Выступивъ на поприще научной дѣятельности еще въ то время, когда вспомогательныя средства къ образованію въ Россіи были еще до крайности слабы, когда на русскомъ языкѣ не было никакихъ руководствъ по множеству спеціальностей, когда и элементарныя пособія, какія существовали, были большею частью переводными, когда занимающемуся юношѣ почти нечего было прочесть на отечественномъ языкѣ по своей наукѣ, я дожилъ до момента, когда, наконецъ, могу съ полнымъ сознаніемъ публично произнести, что существуетъ русская наука,-- та русская наука, о созданіи которой мы во дни нашей юности могли говорить только какъ о мечтѣ или, если хотите, какъ о далекомъ идеалѣ.
   Да, она существуетъ, еще юная, пожалуй, еще слабая, нуждающаяся постоянно въ чужой помощи, но, все-таки, существуетъ. Epur si innove! Въ странахъ, гдѣ университетская жизнь насчитываетъ пять, шесть, семь столѣтій своего существованія, въ странахъ, которыя въ XT и въ XVI вѣкахъ пережили огромный и спасительный для европейской культуры переворотъ, извѣстный подъ именемъ эпохи Возрожденія,-- въ этихъ странахъ наука, разумѣется, живетъ въ настоящее время несравненно болѣе, чѣмъ у насъ, широкою и могущественною жизнью. Мы и не сравниваемъ нашу науку съ французскою, англійскою, германскою, съ наукою странъ, стоящихъ во главѣ образованнаго міра. Во многихъ отношеніяхъ намъ далеко и до Италіи, и до Испаніи, которыя кажутся многимъ изъ насъ отсталыми, далеко и до Скандинавскихъ странъ, несмотря на ихъ географическую, а въ настоящее время и политическую незначительность. Вообще намъ еще трудно тягаться съ западно-европейскими странами въ напряженности научной жизни,-- въ напряженности, о которой у насъ немногіе имѣютъ и понятіе. Но мы уже далеки отъ того времени, когда наши университетскія каѳедры сплошь-да-рядомъ были занимаемы людьми пришлыми: въ послѣднее время мы стали наполнять и академію наукъ своими отечественными силами, что еще недавно многимъ казалось немыслимымъ. Мы еще не обнаруживаемъ большаго научнаго творчества, не проявляемъ большой иниціативы въ научномъ движеніи, мы примыкаемъ въ этомъ движеніи почти во всѣхъ случаяхъ къ Европѣ; но мы уже передъ нею не школьники, выслушивающіе только ея уроки, а сами участвуемъ въ ея научной жизни, какъ младшіе товарищи своихъ европейскихъ учителей, производя время отъ времени работы и высказывая мысли, которыми интересуются старшіе двигатели науки и оказываютъ нашей молодой наукѣ, въ лицѣ наиболѣе выдающихся ея представителей, почетъ и вниманіе. Признаніе русской науки, какъ и нѣсколько раньше и полнѣе совершившееся признаніе русской литературы, есть культурный фактъ большой важности, культурный фактъ столько же нашей жизни, сколько и жизни общеевропейской. Фактъ этотъ совершился на нашихъ глазахъ, такъ сказать, наканунѣ двадцатипятилѣтія Новороссійскаго университета.
   Будущее принадлежитъ наукѣ, которая и теперь уже производитъ чудеса, прежде неслыханныя, невоображаемыя. Вы хотите, чтобъ въ Россіи жилось шире, лучше, пріятнѣе, полнѣе: ищите путеводной звѣзды къ такой жизни въ наукѣ. Она внесетъ свѣтъ туда, гдѣ теперь тьма, она внесетъ жизнь туда, гдѣ теперь одно прозябаніе. Она указываетъ новые пути всему человѣчеству: она же укажетъ ихъ и намъ. Наше государственное и національное процвѣтаніе въ будущемъ обезпечено за нами настолько, насколько пойдетъ впередъ развитіе нашей науки. А что этому развитію трудами послѣдняго двадцатипятилѣтія открыта широкая дорога, кто изъ васъ въ этомъ сомнѣвается?

В. Модестовъ.

"Русская Мысль", кн.V, 1890

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru