Во вчерашнем вечернем издании "Одесского листка" у нас сообщалось уже о приезде в Одессу известного скульптора Н. Л. Аронсона, проведшего у знаменитого писателя в Ясной Поляне две недели.
-- Меня давно занимала мысль, -- говорил нам вчера г. Аронсон, -- вылепить бюст знаменитого русского писателя Л. Н. Толстого, и я решил отправиться в Ясную Поляну, несмотря на то что у меня не было к Льву Николаевичу никакой рекомендации. В Ясную Поляну я прибыл в первых числах июня. Л. Н. Толстой, графиня Софья Андреевна и все члены семьи оказали мне самый радушный прием. Мысль об изготовлении бюста Л. Н-ча в натуральную величину была встречена членами семьи очень сочувственно. Но трудно было сказать, как отнесется к этой мысли сам Л. Н-ч. Когда ему было об этом передано, он заметил, что ничего против лепки бюста не имеет, но позировать для этой цели не соглашается. Будучи представлен знаменитому писателю, я выразил мнение, что позирование необходимо. Без этого трудно достигнуть цельности впечатления, и работа вообще представляется чрезвычайно трудной.
-- Все, что я могу сделать для вас, -- сказал мне по этому поводу Л. Н -- это предоставить вам возможность работать в моем кабинете в часы моих занятий. Когда я буду работать, тогда работайте и вы.
Он попросил меня показать ему фотографические снимки произведений моей скульптуры. Многие из них он видел раньше: мои работы ему понравились.
Я заранее знал, что из нынешней моей работы ничего не выйдет, так как при таких условиях могло бы получиться только одно общее впечатление. Я не имел возможности видеть всей фигуры "кругом". Это служило большим препятствием. Заметив мое смущение, Л. Н-ч сказал:
-- Работайте себе таким образом. Я не буду вам мешать и не буду обращать на вас внимание.
Прежде всего я принялся лепить бюст супруги Л. Н-ча. Он был готов в три сеанса. Бюст всем очень понравился. Его признали весьма удачным. Л. Н. часто приходил в мою временную мастерскую и наблюдал за работой. Иногда по два раза в день.
Я часто слышал возгласы знаменитого писателя: "Очень хорошо. Великолепно!" Как-то раз я заметил, что тень мешает мне в мастерской. Оборачиваюсь, вижу у окна фигуру Л. Н-ча, наблюдающего за работой. Когда бюст графини оказался столь удачным, семья Л. Н-ча стала советоваться, как бы воздействовать на него, чтобы он дал согласие на позирование. Несмотря на все упрашивания графини, он все-таки отказывался.
-- Я позировать не буду, -- повторял Л. Н-ч, -- а согласен только, как сказал. Приходите ко мне в кабинет во время моих занятий и работайте.
Я волей-неволей согласился. Так я и начал свою работу. Л. Н-ч сидел за письменным столом и писал. Он оканчивал рассказ из кавказской жизни (*1*). Я сделал набросок. Л. Н-ч посмотрел и говорит: "Да, хорошо. Меня еще так никто не делал. Вы действительно дали мне движение. Шопенгауэр говорит: "Когда человек мыслит, тогда у него бывает такое движение". Бюсты Л. Н-ча лепили князь Трубецкой (*2*), Гинцбург (*3*), а портреты писали Репин и Ге. У них он выходил иначе -- с другим "движением". На следующий день предстоял еще один сеанс. В тот день ничего не вышло. Я не мог видеть всей фигуры сразу. Чтобы набраться впечатлений, я много гулял с Л. Н-чем в саду и других местах. Я собирал в памяти мельчайшие подробности всей фигуры и движений Л. Н-ча. Видя, что без позирования дело подвигается очень медленно, я решил взять бюст в мастерскую, чтобы там закончить его на память. С этой целью прогулки наши участились. Гуляли мы по 2 -- 2 1/2 часа. Я часто уставал. В этих случаях Л. Н-ч, обнаруживая необыкновенную для его лет бодрость, улыбался, глядя на меня, и говорил: "Эх вы, молодежь. Я готов еще столько же с вами гулять".
Благодаря этим прогулкам у меня накопилось много ценных впечатлений. Я сделал бюст на память таким, каким задумал. Я собирался уже отлить фигуру, но графиня предложила еще подождать. "Может быть, он еще согласится позировать", -- заметила она. Старшая дочь, Татьяна Львовна, говорила мне: "Vous avez gagne les coeurs des mes parants" {Вы покорили сердца родителей (фр.).}. Я действительно чувствовал себя в семье Л. Н-ча, как у себя дома. Раз, вечером, Л. Н. приходит в мою мастерскую с зятем Сухотиным (мужем Татьяны Львовны) и принимается рассматривать свой бюст и бюст супруги. Работа понравилась. Легко себе представить мою радость, когда Л. Н-ч вдруг говорит:
-- Ну, буду перед вами позировать минут пятнадцать.
Я быстро принялся за работу. Это был первый сеанс, в течение которого я успел много поправить и переделать. Когда Л. Н. вышел из мастерской, я был весь мокрый от усталости. Я работал с необычайным напряжением. Когда он затем увидел "переделку", то сам сказал: "Однако какая перемена в работе". Мне не хотелось делать бюст Л. Н. по обыкновенным его портретам, как мы его привыкли видеть, например, в образе крестьянина. Я хотел представить его, как он мыслит. Толстого -- автора "Воскресения", а не автора романа "Анна Каренина", хотя это произведение является также шедевром. В этом произведении Толстой представляется мне более светским художником-психологом; в "Воскресении" же -- проповедником. Выразить его мыслящим -- и было моей главной задачей. По бюсту его лицо представляется уже необыкновенным. Во время моей работы я искал его лоб, глаза и рот. Я старался изобразить голову в состоянии умственной работы, а выражение глаз имеющим непосредственную связь с умом. Мне приходилось думать над каждой мелочью. Я искал колорита в нем. Л. Н., по-видимому, сам заинтересовался работой и пришел на следующий день после первого сеанса для второго сеанса. На этот раз он позировал десять минут. День спустя он, по собственному желанию, пришел в третий раз. Я не смел просить его являться на сеансы, не желая злоупотребить его добрым отношением ко мне. Во время моей работы я изучил фигуру Л. Н. Она замечательно оригинальна. У меня явилось желание сделать "фигурку" Л. Н., и я передал об этом супруге его. Графиня советовала мне приняться за работу, но я спешил в Петербург. Из Одессы я отправлюсь по делам в Петербург, а оттуда опять в Ясную Поляну и примусь за "фигурку" Л. Н-ча.
О Л. Н. Толстом, как человеке, и о том удивительном образе жизни, который ведет краса и гордость русской литературы, г. Аронсон отзывается с чувством благоговения. Несмотря на свой преклонный возраст, Л. Н-ч интересуется положительно всем, что происходит на всем земном шаре. Ничто ему не чуждо, ничто более или менее важное не оставляется им без внимания. Л. Н. Толстой встает в 9 час. утра и идет в свой кабинет, где принимается за работу. Работает он без устали до 3 часов. В этот час завтракает. Завтрак самый легкий, состоящий исключительно из зелени, кофе и т. п. После завтрака он прочитывает письма и газеты. Л. Н. получает массу писем со всех концов мира. Он лично отвечает на многие письма.
-- При мне, -- говорил г. Аронсон, -- получены были письма от группы студентов, просивших у Л. Н-ча его автограф. Он удовлетворил их просьбу. Говорят, что будто бы Л. Н-ч позволяет себе дома некоторую роскошь. Так, например, письма ему будто бы подаются на серебряном подносе. Это безусловная ложь: образ жизни Л. Н-ча и всей семьи удивительно простой. Во всем доме вы не найдете даже мягкого стула. Вся мебель деревянная. Сам Л. Н-ч относится ко всему окружающему с необыкновенной предупредительностью и незлобивостью. Несколько тверже характер у графини. И это является необходимостью. В противном случае, смею вас уверить, весь дом Л. Н. Толстого разобрали бы, кажется, в несколько дней. Вот вам пример. При Ясной Поляне есть большой лес, принадлежащий Л. Н. Толстому. Крестьяне свободно рубят лес, отлично зная, что Л. Н-ч никогда с них взыскивать не будет. Но зато крестьяне, надо отдать им справедливость, благоговеют перед Л. Н-чем и называют его "дедом". Каждое спорное дело разрешается только Л. Н. Чуть что: "Пойдем ко Льву Николаевичу, он рассудит". Недавно некоторые из окрестных крестьян получили наследство. "Делить наследство будет Лев Николаевич", -- решили крестьяне. Он и разделил. Остались довольны. Недавно пожар истребил многочисленное имущество деревенских жителей. Погорельцы отправились к графу Толстому. Л. Н. принял самое близкое участие в бедственном положении пострадавших и оказал всем посильную помощь. Крестьяне не знали, как и благодарить. Вся семья Л. Н. пользуется большой любовью крестьян.
-- Я сам, -- рассказывает Аронсон, -- был свидетелем такой сцены. К веранде, на которой вся семья и я пили чай, подошел нищий, больной, с ужасными ранами на ногах. На Л. Н-ча вид больного произвел удручающее впечатление. Супруга младшего сына Л. Н-ча (*4*) лично промыла раны больному и сделала ему перевязку. Нищего снабдили всем необходимым и отправили в больницу.
В доме графа Толстого всегда большое общество. Наезжают друзья, знакомые. В 6 ч. обед -- вегетарианский. За столом никогда нет вина, водки и вообще крепких напитков. Пьют, в том числе и гости, исключительно квас, изготовляемый дома и особенно вкусный. После прогулки Л. Н в 9 час. вечера, принимает ванну, пьет чай и играет в шахматы.
Во время пребывания г. Аронсона в Ясной Поляне Л. Н. не занимался физическим трудом. У него в то время немного болела нога. Тем не менее он поражает своей бодростью и ловкостью. Как-то он вошел в мастерскую скульптора и хотел снять с высокой полки книгу. Неподалеку находились козлы (параллели). Л. Н. быстро взобрался к полке. Когда он хотел соскочить, г. Аронсон подал ему руку, чтобы поддержать его. Л. Н. отказался и заметил:
-- Если бы нога теперь не болела, то я перескочил бы через эти козлы.
-- Вы, конечно, помните, -- сказал снова г. Аронсон, -- содержание рассказа Л. Н. Толстого "Охота на медведя"? (*5*) Я встретил крестьянина, которому теперь за семьдесят лет и который мне рассказывал, что этот случай произошел с ним и с Л. Н-чем. Этот крестьянин и другие передавали мне, что Л. Н. был всегда крепкого здоровья. Он пользовался известностью силача. Еще два года тому назад Л. Н. отправлялся пешком из Ясной Поляны в Тулу и обратно (тридцать верст). Теперь Л. Н. такие расстояния делает верхом, провожая своих детей к поезду и т. п. На лошади он держится превосходно. В последнее время только Л. Н. держит голову несколько наклоненной вниз. Об его силе и в то же время о добре, которое он творит, крестьяне рассказывают много фактов.
Г. Аронсону передавали, между прочим, такой факт. Проезжая по степи с ямщиком, Л. Н. встретил мужика с телегой, наполненной дровами. Телега свалилась на сторону, и бедный мужик не в состоянии был ее поднять. "Надо подсобить мужику", -- сказал Л. Н. и один поставил телегу на колеса. Мужик подивился на барина и его силу.
Крестьяне приходили в дом Л. Н. смотреть сделанный г. Аронсоном бюст. Он находился в кабинете, где на полках были размещены всевозможные книги.
-- То все голова Льва Николаевича написала, -- говорили крестьяне, указывая, между прочим, и на французские книги.
Л. Н. между прочим, интересовался жизнью знакомых ему русских журналистов, живущих в Париже. Л. Н. расспрашивал о парижском сотруднике "России" г. Яковлеве (*6*), о котором прекрасно отозвался и которому просил передать поклон. Н. Л. Аронсон вынес из своего пребывания в Ясной Поляне самое отрадное впечатление и никогда неизгладимые воспоминания о Л. Н. Толстом и его семье.
Комментарии
Г. Мль. Граф Л. Н. Толстой в Ясной Поляне. -- Одесский листок, 1901, 3 (16) июля, No 169.
Автор статьи -- Григорий Исидорович Модель (1871-?), публицист, хроникер одесских газет.
Наум Львович Аронсон (1872-1943), известный скульптор, уроженец Витебской губернии, живший постоянно в Париже. Участник многих европейских художественных выставок. Был у Толстого в середине июня 1901 г. Его пребывание в Ясной Поляне в дневнике С. А. Толстой отмечено дважды: 14 и 20 июня 1901 г. "Живет сейчас скульптор Aronson, бедняк-еврей, выбившийся в Париже в восемь лет в хорошего, талантливого скульптора. Лепит бюст Льва Николаевича и мой; bas-relief -- Тани, и все недурно" (Дневники, т. 2, с. 20). Кроме бюста Толстого в бронзе Аронсоном было сделано два портрета Толстого карандашом и около восьмидесяти набросков.
1* Толстой продолжал в это время работу над повестью "Хаджи-Мурат".
2* Князь Павел (Паоло) Петрович Трубецкой (1866-1938), скульптор.
4* Ольга Константиновна Толстая, урожд. Дитерихс (1872-1951), первая жена Андрея Львовича Толстого.
5* Имеется в виду рассказ "Охота пуще неволи" из "Четвертой русской книги для чтения" (т. 21).
6* Исаак Яковлевич Павловский (1862-1924), пользовавшийся псевдонимом И. Яковлев, был корреспондентом "Нового времени" и других русских изданий в Париже.