Мочульский Константин Васильевич
Анна Ахматова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Anno Domini MCMXXI Книгоиздательство Петрополис. Петроград, 1922 г.

Константин Васильевич Мочульский

Анна Ахматова

Anno Domini MCMXXI Книгоиздательство Петрополис. Петроград, 1922 г.

   В прошлом году издательство "Петрополис" выпустило миниатюрную белую книжку -- "Подорожник" Ахматовой. Обложка и фронтиспис работы М. Добужинского, изящный шрифт, превосходная бумага -- все говорит о бережном и любовном отношении к делу. В этом году в том же издательстве появилась новая белая книга Ахматовой Anno Domini MCMXXI, исполненная с такою же заботливостью. Мы представляем себе в каких неимоверно тяжелых условиях приходится работать "Петрополису". Его безукоризненные с художественной и типографской точки зрения издания приветствуем, как огромные достижения современных поэтов. Будем надеяться в скором времени увидеть в такой же прекрасной форме произведения Блока, Сологуба, Мандельштама, Кузмина и др.
   Сборник "Anno Domini" состоит из трех частей: кроме перепечатки полностью уже известного нам "Подорожника", в нем помещено 14 стихотворений, объединенных заглавием "Anno Domini MCMXXI" (все они написаны в 1921 году), 15 стихотворений, названных "Голос памяти", относящихся к Разным эпохам от 1914 до 1921 года.
   Гак на страницах этой книжки запечатлены этапы восьмилетнего творческого пути; в ней перемежаются разные манеры, сплетаются не схожие мотивы, созвучат диссонирующие голоса. Трудно проводить грани, когда промежуток времени сравнительно так невелик, а эволюция техники поэта так постепенна и органична. Все же думается нам, своеобразие художественной фактуры Ахматовой эпохи "Четок" может быть довольно явственно отличена от стиля "Белой Стаи". Стихи 1921 года в свою очередь выделяются особенностями новой, "третьей" манеры.
   Стихи "Четок" -- грациозны и чуть вычурны. Они переливают нежными оттенками и капризными изломами, скользят по поверхности души. При сверкающей игре мелких волн глубины остаются не возмущенными. Легкие тонические размеры, импрессионистическая разорванность синтаксиса, неожиданная острота финалов, эффектная простота словосочетаний -- создают тонкое очарование этой женственной поэзии. Это стихи interieur'a, "прелестных мелочей", эстетических радостей и печалей. Мир вещей с его четкими линиями, яркими красками, с его пластическим и динамическим разнообразием покоряет воображение поэта. Символом этой эпохи может служить "красный тюльпан в петлице". Внешнее так переплетается с внутренним, что пейзаж нередко становится выражением душевного состояния. Мотивы неразделенной любви, тоски и ожидания еще не закреплены болью и отчаяньем. Поэт изображает жесты и позу эмоции, ее пластические атрибуты, и в таком изображении есть доля самолюбования. В "Четках" уже найдена резкая выразительность слова, но еще нет пафоса; есть манера, но нет стиля.
   В "Anno Domini" одно стихотворение 1913 года превосходно иллюстрирует эту манеру:
   
   На шее мелких четок ряд,
   В широкой муфте руки прячу,
   Глаза рассеянно глядят
   И больше никогда не плачут --
   
   знакомая нам передача эмоции через описание наружности, даже туалета. (Ср. в "Четках": "Я на правую руку надела перчатку с левой руки".) Столь же характерно внешнее воплощение основного мотива -- неразделенной любви в заключительных строках:
   
   И на груди моей дрожат
   Цветы не бывшего свиданья.
   
   Построение стихотворения в виде ребуса с разгадкой в последней строке (в данном случае, в одном эпитете "не бывший") -- основной композиционный прием в "Четках". (Ср. "И в руках его навеки нераскрытый веер мой").
   В той же манере написаны пьесы "Как страшно изменилось тело" и "Ты мог бы мне сниться и реже". По стилистическим соображениям мы решаемся отнести к той же эпохе (1913-14 г.) два недатированных стихотворения. "Я окошка не завесила" (ср. в "Четках": "Ах, дверь не закрывала я") и "Проводила друга до передней".
   Эпоха "Белой Стаи" (1915-1917 г.) знаменует собою резкий перелом Ахматовского творчества, огромный взлет к пафосу, углубление поэтических мотивов и законченное мастерство формы. Поэт оставляет далеко за собой круг интимных переживаний, уют "темно-синей комнаты", клубок разноцветного шелка изменчивых настроений, изысканных эмоций и прихотливых напевов. Он становится строже, суровее и сильнее. Он выходит под открытое небо -- и от соленого ветра и степного воздуха растет и крепнет его голос. В его поэтическом репертуаре появляются образы Родины, отдается глухой гул войны, слышится тихий шепот молитвы.
   
   Из памяти, как груз отныне лишний
   Исчезли тени песен и страстей.
   Ей -- опустевшей приказал Всевышний
   Стать страшной книгой грозовых вестей.
   
   После женственного изящества "Четок" -- строгая мужественность, скорбная торжественность и молитвенность "Белой Стаи". Раньше стихи привычно складывались в признание или беседу с милым -- теперь они принимают форму размышления или молитвы. Прежде ломанные тонические ритмы -- теперь монументальная грузность пятистопного ямба и александрийского стиха. Вместо "мелочей бездумного житья" -- цветов, птиц, вееров, духов, перчаток -- пышные речения высокого стиля. Да, стиля, ибо в "Белой Стае" из манеры "Четок" выплавляется и выковывается подлинный поэтический стиль.
   В "Anno Domini" эта эпоха представлена 23 стихотворениями, из которых большинство относится к 1917 году. Безысходность тоски, ужас одиночества, вечная разлука и напрасное ожидание -- вот душевное состояние:
   "Сводом каменным кажется небо" (стр.78).
   
   И вот одна осталась я
   Считать пустые дни.
   
   И в этой муке одно прибежище -- Господь, одно утешение и молитва. Простой бесхитростной верой полны ее стихи, религиозный пафос "Белой Стаи" не гаснет и в "Anno uomini>". Типом лирической композиции становится любовная элегия с молитвенным воззванием в финале. Так например стихотворение "Эта встреча никем не воспета" заканчивается:
   
   Ты, росой окропляющий травы,
   Вестью душу мою оживи,
   Не для страсти, не для забавы,
   Для великой земной любви.
   
   В двух последних строках найдено эпиграмматическое противопоставление двух строев души -- настоящего и прошлого.
   Мистическое претворение "великой земной любви" дано в стихотворении "Ждала его напрасно много лет". Встреча с "женихом" изображается, как мистерия:
   
   Но воссиял неугасимый свет
   Тому три года в Вербную субботу.
   
   Свидание овеяно весенним ветром, колокольным звоном, звучащим, как утешенье вещее. За окном идет народ со свечками ("О, вечер богомольный"). И рука ее, принимающая поцелуй, закапала воском. Переполненная душа невольно поет евангельские слова: "Блаженная ликуй" (ср. в "Белой Стае": "Солеею молений моих был ты, строгий, спокойный, туманный. Там впервые предстал мне жених...").
   Они расстаются: на прощание она дает ему кольцо, и ждет его "долгие годы" "напрасно". Ее жизнь -- "долгая драма", "тяжелый сон". Даже петь она разучилась.
   
   Не нашелся тайный перстень,
   Прождала я много дней,
   Нежной пленницею песня
   Умерла в груди моей.
   (1917)
   
   Там идут дни, "печали умножая"
   И сердце только скорой смерти просит,
   Кляня медлительность судьбы.
   (1917)
   
   И снова мотив смерти песен:
   Так, земле и небесам чужая,
   Я живу, и больше не пою.
   
   Слов все меньше; стихи достигают предела простоты и сжатости. Горе поэта стыдливо и скупо на слова. В этой "темнице гробовой", "в этом предчувствии неотвратимой тьмы" образ далекого возлюбленного укажется "ангелом, возмутившим воду". И личное страдание вырастает в скорбь о родине:
   
   Теперь никто не станет слушать песен,
   Предсказанные наступили дни.
   Моя последняя, мир больше не чудесен,
   Не разрывай мне сердца, не звени.
   Еще недавно, ласточкой свободной
   Свершала ты свой утренний полет,
   А ныне станешь нищенкой голодной,
   Не достучишься у чужих ворот.
   
   События 1917 года вызывают к жизни потрясающие строки:
   
   Вот для чего я пела и мечтала,
   Мне сердце разорвали пополам.
   Как после залпа сразу тихо стало.
   Смерть выслала дозорных по дворам.
   
   Технически все стихи этой эпохи отличаются устойчивой классической композицией, полновесно-медлительным ритмом (преобладание пятии- шестистопных ямбов), строгой чеканностью слов. Появляются чистые описания и рассуждения. Темы "Белой Стаи" -- далекий возлюбленный, "отступник", светлый "воин" убитый на войне и "злой" -- нелюбимый -- три таинственных образа -- разрабатываются и здесь. Но только в стихах 1921 г. это тройственное построение окончательно оформляется [К эпохе 'Белой Стаи' мы считаем возможным из недатированных стихотворений отнести следующие: 'Покинув рощи родины священной', 'Смеркается', 'Тот август, как желтое пламя' и 'По неделе ни слова ни с кем не скажу'].
   Мотив "далекого возлюбленного", отрекшегося от темной родины, покинувшего "грешную страну" для чужих "вод и цветов" ровной нитью проходит через последние стихотворения Ахматовой. В "Белой Стае" мы читаем:
   
   Высокомерьем дух твой омрачен,
   И оттого ты не познаешь света...
   Ты говоришь: мой страна грешна,
   А я скажу -- твоя страна безбожна.
   
   Но отступник томится по преданной им родине и стучится к "нищей грешнице".
   
   В "Подорожнике" мотив развивается:
   Ты, отступник, за остров зеленый
   Отдал, отдал родную страну,
   Наши песни, и наши иконы
   И над озером тихим сосну...
   И такой же финал:
   Для чего ж ты приходишь и стонешь
   Под высоким окошком моим?
   
   Теперь он может кощунствовать и чваниться, губя свою "православную душу" -- он потерял благодать:
   
   Оттого то во время молитвы
   Попросил ты тебя поминать.
   
   Но под суровым обличением таится бесконечная любовь, и в других стихотворениях поэт с мучительной нежностью говорит о нем, "тяжелом и унылом, отрекшемся от славы и мечты". В конце неожиданное горестное признание:
   
   Как за тебя мне Господа молить?
   Ты угадал: моя любовь такая,
   Что даже ты ее не мог убить.
   
   В "Anno Domini" этот мотив достигает необычайного для Ахматовой пафоса и динамизма. Прерывистые, торопливые строки -- гневны и жестоки. Любовь перешла в ненависть.
   
   А, ты думал -- я тоже такая,
   Что можно забыть меня
   И что брошусь, моля и рыдая
   Под копыта гнедого коня.
   Будь же проклят.
   Ни стоном, ни взглядом
   Окаянной души не коснусь,
   Но клянусь тебе ангельским садом,
   Чудотворной иконой клянусь
   И ночей наших пламенным чадом --
   Я к тебе никогда не вернусь.
   
   Параллельно по построению другое изумительное стихотворение. Раскаленные страстью строки внезапно резко обрываются. Ускорение ритма непосредственно передает взволнованность души:
   
   Нам встречи нет. Мы в разных станах.
   Туда ль зовешь меня, наглец,
   Где брат поник в кровавых ранах,
   Принявши ангельский венец?
   И ни молящие улыбки, Ни клятвы дикие твои,
   Ни призрак млеющий и зыбкий
   Моей счастливейшей любви
   Не обольстит...
   
   Из этого проклятого круга любви и ненависти (эпиграф к "Anno Domini": "Nec sine te, пес tecum vivere possum") выводят поэта сверхличные чувства -- любовь к родине и вера в свое призвание. В песнях дана великая свобода. От пытки земной страсти освобождает "дивный дар" песен, который "нетленной любви". Стихи о стихах, о Музе, о поэте занимают большое место в "Белой Стае". В последнем сборнике -- Муза приходит как утешительница и друг. Ахматова благословляет "изменника" на союз с другой, а сама уходит "владеть чудесным садом, где шелест трав и восклицанье муз".
   Темное земное томление переливается в песни и над смертью и отчаяньем царит "вольный дух":
   Я-то вольная. Все мне забава --
   Ночью Муза слетит утешать,
   А на утро притащится Слава
   Погремушкой над ухом трещать.
   
   По фактуре стихи 1921 г. разнообразны и разнокачественны. Строгие классические формы преодолены. Чувствуется большая легкость и гибкость техники. Анапесты и хореи вытесняют александрийский стих. Открываются новые возможности словесных построений. Творчество Ахматовой, в отличие от поэзии символистов, основано на разработке интонаций живой речи. У символистов ритм, синтаксис и оркестровка подчинены музыкальному принципу, у Ахматовой -- принципу интонационному. Их стихи -- поются, ее -- говорятся. И в этом динамика ее поэтической "дикции".

Примечания

   Впервые: "Современные записки", 1922, No 10.

--------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты / Константин Мочульский; Сост., предисл., прим. С.Р. Федякина. -- Томск: Водолей, 1999. -- 415 с.; 21 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru