Мюллер Макс
Наука о мысли. Макса Мюллера. Перевод В. В. Чуйко. Спб

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Наука о мысли. Макса Мюллера. Переводъ В. В. Чуйко. Спб. Книга знаменитаго оксфордскаго профессора М. Мюллера написана, какъ онъ самъ сообщаетъ читателю, для него самого и для его друзей. Она представляетъ плодъ его переписки и разговоровъ съ нѣкоторыми изъ этихъ друзей, и одна часть ея состоитъ изъ передѣлки лекцій, прочитанныхъ профессоромъ еще въ 1873 году, а другія части заимствованы изъ статей: О происхожденіи разума; подобное происхожденіе, разумѣется, не могло не отразиться на свойствахъ работы Мюллера и придалъ ей извѣстный характеръ безсистемности, часто безсвязности и, во всякомъ случаѣ, нѣкоторой дисгармоничности частей. Откровенное признаніе самимъ авторомъ этихъ недостатковъ его сочиненія совершенно обезоруживало бы критику, такъ что о книгѣ М. Мюллера можно бы было и совсѣмъ не говорить, признавъ ее просто неудачною попыткой великаго ученаго связать въ одно цѣлое то, что плохо снязывается по существу, если бы не было другихъ соображеній, по которымъ говорить о книгѣ Мюллера и стоитъ, и даже должно. Авторъ самъ признаетъ, что "взгляды, которые защищаются въ его книгѣ, идутъ въ разрѣзъ съ пассатнымъ вѣтромъ общественнаго мнѣнія". И это дѣйствительно такъ; но при этомъ онъ довольно смѣло заявляетъ, что истина, все-таки, на сторонѣ этихъ взглядовъ, что "нѣкоторые изъ нихъ признаются современенъ за хорошо обоснованные, а другіе, во всякомъ случаѣ, могутъ требовать своего мѣста" въ діалектическомъ процессѣ пріобрѣтенія человѣчествомъ истины. Подобныя смѣлыя заявленія всегда дѣйствуютъ, особенно когда они дѣлаются человѣкомъ съ такимъ крупнымъ именемъ въ наукѣ, какое пріобрѣлъ М. Мюллеръ. Поневолѣ приходится отнестись къ защищаемымъ имъ "истинамъ" съ нѣкоторымъ вниманіемъ. Что же это за истины? Эпиграфомъ своего сочиненія М. Мюллеръ избралъ два изреченія: 1) нѣтъ разума безъ языка и 2) нѣтъ языка безъ разума. Если второе изъ этихъ положеній и представляетъ совершенно научнымъ путемъ установленный фактъ, то за то первое -- или просто діалектическій фокусъ, или сразу вводить читателя въ заоблачную сферу метафизическихъ сущностей. Подумайте, въ самомъ дѣлѣ, что оно означаетъ. Оно, прежде всего, представляетъ отрицаніе существованія разума у животныхъ и генетической связи между животными и человѣкомъ, а также и вообще основныхъ принциповъ эволюціи. Такъ и понимаетъ это дѣло самъ М. Мюллеръ. Онъ признаетъ свою систему номинализмомъ или, вѣрнѣе сказать, номинизмомъ, т.-е. такою философскою системой, слѣдствіе которой состоитъ въ томъ, что "не существуетъ такихъ вещей, какъ интеллектъ, пониманіе, умъ и разумъ". Это бы еще ничего. по послушайте далѣе: "все это суть различные виды языка". Чѣмъ этотъ языкъ, этотъ корень и основа всѣхъ психическихъ явленій отличается отъ любой метафизической сущности? М. Мюллеръ утверждаетъ, что онъ былъ дарвинистомъ до появленія сочиненія Дарвина, такъ какъ "ни одинъ, изучающій языкознаніе, не можетъ не быть эволюціонистомъ". Но онъ, во всякомъ случаѣ, странный, чтобы не сказать болѣе, эволюціонистъ,-- странный по своему представленію о самомъ основномъ понятіи эволюціонистскихъ теорій, о естественномъ подборѣ. "Что такое естественный подборъ?-- спрашиваетъ ученый профессоръ.-- Если мы снимемъ съ него метафорическую маску, то найдемъ, что подборъ предполагаетъ сужденіе и различеніе (почему предполагаетъ?), и поэтому если не все есть случай (т.-е. для М. Мюллера всякій законъ, при которомъ не предполагается абсолютнаго разума или абсолютной воли, есть просто случай; безъ ихъ присутствія М. Мюллеръ закона не понимаетъ), то естественный подборъ предполагаетъ нѣкоторый родъ разума". Уже одна эта цитата достаточно ясно говоритъ о пониманіи М. Мюллеромъ тѣхъ вопросовъ, о которыхъ онъ берется писать. Можетъ быть, еще яснѣе говоритъ о непониманіи имъ характера истинно-научныхъ методовъ его требованіе, чтобы въ лабораторіи "было составлено органическое живое тѣло изъ мертвой и неорганической матеріи", что будто бы необходимо для доказательства перехода отъ неорганическаго вещества къ органическому. Вѣдь, это все равно, что потребовать, чтобы химикъ создалъ... ну, хоть какое-нибудь изъ Protogenes Haeckelii. Вообще всѣ возраженія М. Мюллера противъ дарвинизма и противъ эволюціонистовъ похожи скорѣе на старческое брюзжанье, чѣмъ на серьезныя научныя возраженія. Онъ отлично понимаетъ, что "если эволюція будетъ учить, что все можетъ сдѣлаться всѣмъ, то она будетъ отбирать одною рукой то, что дало другой, и уничтожитъ научный характеръ всѣхъ нашихъ (чьихъ?) изслѣдованій какъ въ царствѣ природы, такъ и въ царствѣ ума", т.-е., говоря иными словами, уничтожить всѣ тѣ метафизическія сущности, которыя такъ дороги М. Мюллеру и его учителямъ въ философіи... Inde ira...М. Мюллеръ готовъ признать все, что угодно, даже эволюцію человѣка изъ монёры; но ему крайне нужно, абсолютно необходимо для его душевнаго спокойствія, чтобы эта монёра была совсѣмъ особенная, спеціально человѣческая; онъ никакъ не можетъ помириться съ мыслью о происхожденіи человѣка и другихъ приматовъ отъ одногообщаго имъ предка. Потому, и только потому, онъ придерживается ученія объ отдѣльныхъ типахъ созданія или, какъ онъ выражается, о широкихъ линіяхъ т.-е. ученія объ опредѣленныхъ стадіяхъ въ эволюціи какъ природы, такъ и ума. Это, несомнѣнно, мало похоже на эволюціонизмъ, такъ какъ признаніе подобныхъ "широкихъ линій" находится въ прямомъ противорѣчіи съ основнымъ принципомъ процесса эволюціи. Для М. Мюллера человѣкъ -- существо совершенно обособленное въ этомъ процессѣ, совершенно отдѣльное отъ всѣхъ другихъ живыхъ существъ и отличающееся отъ нихъ разумомъ,-- не извѣстною степенью развитія умственныхъ силъ, а разумомъ, совсѣмъ особымъ и по качеству отличнымъ отъ разума животныхъ.
   Эта обособленность человѣка отъ всѣхъ другихъ животныхъ обусловливается, по мнѣнію М. Мюллера, его членораздѣльною рѣчью (напомнимъ кстати, что М. Мюллеръ ярый врагъ теоріи о происхожденіи человѣческихъ языковъ отъ звукоподражательныхъ корней,-- теоріи, правда, и другими учеными не признаваемой въ полномъ ея объемѣ, и которую онъ презрительно называетъ "этимологіей Bow-wow и Poch-poch", хотя въ другомъ мѣстѣ своей книги онъ признаетъ возможность образованія изъ подражанія звукамъ нѣкотораго класса словъ). Онъ выкапываетъ изъ архивовъ старой философіи изреченіе Гоббса: Homo animal rationale, quia orationale. Для того времени, когда писалъ Гоббсъ, это изреченіе несомнѣнно имѣло извѣстную научную цѣнность, какъ имѣютъ ее всѣ классификаціи, построенныя на какомъ-либо одномъ выдающемся или, вѣрнѣе сказать, бросающемся въ глаза признакѣ. Но что бы вы сказали о современномъ философѣ, который вздумалъ бы строить свои положенія на такомъ, напримѣръ, фактѣ: извѣстно, что обезьяны очень любятъ по ночамъ грѣться у случайно оставленнаго дикарями костра, но при этомъ не обладаютъ разумомъ или соображеніемъ настолько, чтобы поддерживать огонь, хотя валежнику много и онѣ обладаютъ физическими органами, необходимыми для его собиранія и подбрасыванія въ костеръ? А, вѣдь, этотъ философъ могъ бы, пожалуй, признать такое положеніе: Homo animal rationale, quia онъ умѣетъ подбрасывать въ костеръ дрова. И правда, подобное положеніе съ точки зрѣнія научной методологіи и съ точки зрѣнія просто здраваго смысла столь же оправдываемо, какъ и положеніе Гоббса. Подобныхъ положеній можно построить очень много, но что же это за философская система, которая строится на такихъ основаніяхъ? Именно подобную философію и предлагаетъ своему читателю М. Мюллеръ, утверждая, что "наука о мысли относится къ наукѣ о языкѣ такъ же, какъ біологія относится къ анатоміи. Она показываетъ намъ цѣлъ органа, его функцій, его жизнь. Въ дѣйствительности какъ та, такъ и другая составляютъ одно".
   М. Мюллеръ значительную часть своей книги посвятилъ полемикѣ противъ дарвинизма, а другую, не менѣе значительную, посвящаетъ изложенію ученія Канта объ основныхъ формахъ чувственной интуиціи и о категоріяхъ пониманія. Трудно понять, зачѣмъ ему понадобилось говорить о томъ, что извѣстно всѣмъ изъ учебниковъ философіи. Вѣроятно, онъ просто припомнилъ то счастливое время, когда онъ былъ студентомъ,-- старики всегда любятъ припоминать такое время,-- слушалъ лекціи Вейса и Шеллинга и бесѣдовалъ съ Шопенгауеромъ. Иначе, право, и объяснить этого нечѣмъ, потому что замѣчанія самого Мюллера о возраженіяхъ Милля, съ одной стороны, и Спенсера, съ другой, отличаются общеизвѣстностью и, если позволительно такъ выразиться о замѣчательномъ ученомъ, избитостью и поверхностностью.
   Такимъ образомъ, большая часть обширнаго трактата М. Мюллера посвящена обсужденію давно сданныхъ въ философскій архивъ вопросовъ и только незначительная ея часть той области изслѣдованія, нѣкоторой онъ, такъ сказать, дома, т.-е. изслѣдованіямъ филологическимъ, эволюціи самого языка. Въ эту область мы не послѣдуемъ за почтеннымъ ученымъ, такъ какъ въ этой части своего сочиненія онъ не говоритъ ничего, что не было бы извѣстно изъ его прежнихъ изслѣдованій. Исчерпать содержаніе толстаго тома, да притомъ еще имѣющаго отчасти полемическій характеръ, въ небольшой замѣткѣ дѣло невозможное и потому мы въ заключеніе только скажемъ, что въ сочиненіи М. Мюллера, которое онъ такъ смѣло назвалъ Наукой о мысли, мы не видимъ никакой науки о мысли, да и вообще въ немъ очень мало научнаго, но за то очень много полемическаго задора, совсѣмъ, казалось бы, неподобающаго для серьезнаго изслѣдователя истины, и ещебольше чисто-старческаго ворчанья на новыя и здоровыя теченія мысли. Намъ кажется, что переводчикъ совершенно напрасно затратилъ такъ много времени и труда на свою работу, тѣмъ болѣе, что въ европейской философской литературѣ найдется не мало сочиненій, ознакомленіе съ которыми было бы совсѣмъ не лишнимъ для русскихъ читателей. Нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, переводить любое изъ сочиненій знаменитаго писателя только потому, что онъ знаменитъ. М. Мюллеръ замѣчательный ученый въ области филологіи и миѳологіи -- хотя слѣдуетъ при этомъ припомнить, что и въ этихъ двухъ научныхъ дисциплинахъ его общіе взгляды теперь подвергаются серьезной критикѣ -- но это, понятно, не означаетъ, чтобы его философскія работы заслуживали перевода.
   Переводъ г. Чуйко можно было бы признать удовлетворительнымъ, если бы онъ болѣе внимательно отнесся къ своей работѣ. Очень ужъ. много встрѣчается въ его переводѣ такихъ словечекъ, какъ "каркасъ лошади" или такихъ неудобочитаемыхъ фразъ, какъ, наприм.: "ни одну старую рукопись не такъ трудно детешифрировать" (?), или: "точка, съ которой мы узнаемъ во всѣхъ самосознающихъ Мона, великаго Оно, сознающаго всѣхъ Мона".

"Русская Мысль", кн.III, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru