Мякотин Венедикт Александрович
Очерки социальной истории Малороссии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    2. Формы землевладения в левобережной Малороссии XVII - XVIII вв.


  

Очерки соціальной исторіи Малороссіи.

2. Формы землевладѣнія въ лѣвобережной Малороссіи XVII -- XVIII вв.

(Окончаніе).

IV.

   Свободныя земли лѣвобережной Малороссіи съ момента отдѣленія ея отъ Польши перешли, какъ мы уже видѣли въ предъидущемъ изложеніи, въ собственность вновь образовавшагося государства -- "Войска Запорожскаго". Осѣдая на такихъ земляхъ, та или иная отдѣльная община занимала ихъ въ свое пользованіе, но этимъ еще не выводила ихъ окончательно изъ категоріи "вольныхъ войсковыхъ земель", не уничтожала верховнаго права собственности на нихъ всего "Войска". Послѣднее сохраняло за собою это верховное право собственности, удерживая въ извѣстныхъ предѣлахъ право распоряженія и тѣми землями, которыя были уже заняты тою или иною общиной., И соотвѣтственно этому власти, являвшіяся представителями, Войска" и сосредоточивавшія въ своихъ рукахъ его права,-- сотникъ въ предѣлахъ своей сотни, полковникъ въ предѣлахъ полка, гетманъ на территоріи всей гетманщины -- могли раздавать и раздавали, дѣйствительно, общинныя земли въ пользованіе и въ собственность отдѣльнымъ лицамъ изъ среды "знатнаго товариства", равно какъ монастырямъ и духовенству, содѣйствуя такимъ путемъ образованію на мѣстѣ общиннаго владѣнія частной земельной собственности.
   Случаи такой раздачи мнѣ опять-таки приходилось уже приводить въ предъидущемъ изложеніи. Но вотъ еще нѣсколько примѣровъ, способныхъ показать, какъ совершалась эта раздача въ первое время существованія гетманщины. "Респектуючи мы -- писалъ въ 1681 г. гетманъ Самойловичъ въ универсалѣ, обращенномъ къ населенію Полтавскаго полка,-- на поднятіе у войску Запорожскомъ услуги пана Кости Кублицкого, судѣ на сей часъ полку вашего, подалисмо ему третюю часть байраку войскового, называемою Соколѣ.... в завѣдоване, позволивши ему третюю часть, жебы не пустошено, мѣти дозоръ" {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго, п. з.: "Протоколы Полтавскаго суда XVII -- XVIII вв.", кн. I, л. 41 об. "Особливе -- прибавлялъ гетманъ -- тутже и тое варуемъ, абы не тилко тоей части, которуюсмо полецили пану Кублицкому, але то и болшая еще Часть зостается, и тое самоволне нѣхто пустошити не важился, подъ виною до скарбу войскового ста таляровъ".}. Въ 1689 г. тому же Костѣ (Константину) Кублицкому, бывшему тогда полковымъ обознымъ, полтавскій полковникъ Федоръ Жученко, "за увагою (по совѣту) старинихъ значнихъ товариствъ полтавскихъ", далъ клинъ лѣсу, "волний и нѣкому нѣ и чомъ непений", а "панъ Костя Кублицкий -- писалъ полковникъ въ выданномъ имъ по этому случаю "листѣ" -- на отмѣну вручилъ свой лѣсъ поблизу млиновъ монастира Полтавскою, чернцѣ мѣютъ владѣти тимъ лѣсомъ пана Кублицкого тожъ за увагою и за позволенемъ нашимъ" {Тамже, кн. I, л. 197.}. Позднѣе гетманъ Мазепа, а за нимъ и Скоропадскій утвердили своими универсалами зятю Кублицкаго, полтавскому полковому судьѣ Петру Кованьку, "часть Сокольего байрака, трудами и денгами умершого тестя его Костѣ Кублицкого окопаную". Помимо того, Скоропадскій подтвердилъ Кованьку и данный ему полковникомъ Иваномъ Искрой универсалъ "на боръ подъ с. Свинковкою подле своего власною лѣе, волній занятій и окопаній", а затѣмъ сыновья Кованька выхлопо тали себѣ, на основаніи гетманскихъ универсаловъ, и царскую грамоту на эти земли, тѣмъ самымъ окончательно укрѣпивъ ихъ въ своемъ владѣніи {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго, безъ заглавія и нумераціи, заключающая въ себѣ.различные документы Полтавскаго полка,-- жалованная грамота ц. Петра Алексѣевича отъ 7 іюля 1718 г. Кованькамъ.}.
   Въ приведенномъ эпизодѣ вольная войсковая земля была передана гетманскими и полковничьими универсалами въ исключитель мое пользованіе, а затѣмъ и въ полную собственность отдѣльная, лица. Въ другихъ случаяхъ подобными же распоряженіями войсковыхъ властей отдѣльнымъ лицамъ изъ среды козацкой старшины и духовенства, равно какъ.монастырямъ, давалось право участія въ пользованіи общинными землями и угодьями. Такъ, въ 1703 году гетманъ Мазепа, подтверждая Катедральному Черниговскому монастырю откупленную имъ мельницу на р. Бѣлоусѣ, добавлялъ въ своемъ универсалѣ: "а тутже позволяемъ на поправу тоей катедралной греблѣ и лозахъ и хащникахъ волныхъ, около реки Белоуса поблызу тоей греблѣ найдуючихъся, рубати хмызу (хворосту) з потребу, не займаючи однакъ старинныхъ и купленыхъ людскихъ займыщъ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2810.}. Подобнымъ же образомъ гетманъ Скоропадскій подтверждая въ 1713 г. войсковому товарищу Федору Марковичу данный ему полковникомъ переяславскимъ Томарой хуторъ Пасковскій, вмѣстѣ съ тѣмъ прибавлялъ въ своемъ универсалѣ, "дабы свободно ему было скотину свою c того хутора на паству в степъ волній Переводскій выпускать" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Переяславскаго полка, документы, No 12,-- Московскій Румянцевскій Музей, рукописное отдѣленіе, No 1159.}. Но, получивъ такое право участія въ пользованіи общинными землями, и монастыри, и члены козацкой старшины въ дальнѣйшемъ стремились обыкновенно окончательно завладѣть хотя бы частью доставшейся въ ихъ пользованіе земли, выведя, ее изъ общиннаго владѣнія, и такое стремленіе нерѣдко увѣнчивалось успѣхомъ.
   Особенно часто имѣло это мѣсто въ тѣхъ случаяхъ, когда участникомъ общиннаго владѣнія становился владѣлецъ имѣнія или, говоря языкомъ той эпохи, о которой у насъ идетъ рѣчь, "державца маетности". Такой державца обычно стремился вывести земли своего имѣнія изъ общиннаго союза и войсковыя власти, съ своей стороны, уже довольно рано начали идти на встрѣчу такого рода домогательствамъ, стѣсняя остававшихся внѣ частной зависимости общинниковъ въ пользованіи тѣми изъ общинныхъ земель, которыя отходили къ державцѣ маетности. "Васъ, атамана івоцкого и шатрицкого з товариствомъ,-- писалъ въ 1700 г. стародубовскій полковникъ Миклашевскій въ "листѣ", обращенномъ къ козакамъ сс. Ивоти и Шатрищъ,-- напоминаемъ, абысте вы отнюдь з пущы Катедралной его пастырской милости не важилися деревнѣ (дерева) на сторону продавати, досыть (довольно) и того, же и теперешный часъ, на дрова оскудный, и на свою потребу можете выгоду мѣти" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/3130.}. Но воспрещеніе рубить лѣсъ на продажу явилось лишь первымъ шагомъ въ ряду стѣсненій, постигавшихъ общинниковъ съ той поры, какъ бывшіе "вольные" или общинные лѣса переходили подъ власть державцевъ маетностей. За этимъ первымъ шагомъ обычно слѣдовали и дальнѣйшіе. Такъ, въ 1706 г. Кіево-Печерская Лавра жаловалась гетману Мазепѣ, что "многіе люде, войсковыи и посполитыи, а именно подданые и козаки оболонскищпсяровцы, городищане, розлетяне и крисковци, не контентуючися (не довольствуясь) данными своими ограниченными угодіями, втручаются неналежне и пущи монастырскіе Печерскіе, и радичевскихъ добрахъ зостаючіе, где без жадного респекту самовольно з пніовъ дерево валячи, великое и оныхъ чинятъ спустошене". Лавра просила "оборонною универсалу" на лѣсъ при с. Радичевѣ и, исполняя ея желаніе, гетманъ выдалъ ей универсалъ, въ которомъ "рейментарско" приказывалъ, чтобы жители названныхъ селъ въ радичевской пущѣ "жадною мѣрою не важилися з пнювъ дерева рубати и найменшого тамъ спустошеня чинити, опрочъ лежачихъ дровъ, которые волно будетъ за позволенемъ городничихъ радичевскихъ кождому на опалъ домашнни брати и возити". "А еслибы -- прибавлялъ гетманъ -- хто, надуказ сей нашъ упорчиве поступуючи, дерзнулъ и тыхъ помянутихъ пущахъ самоволне стоячое дерево рубати, теды такового позволяемъ грабити и забирати" {Тамже, No 1616/1337.} Гетманъ Скоропадскій въ 1710 г., по жалобѣ архимандрита черниговскаго Троицкаго монастыря, что "многые люде веждчаючи пустошатъ пущу до села Перелюба (наданнаго монастырю въ 1709 г.) прилеглую", выдалъ универсалъ, въ которомъ писалъ: "приказуемъ, абы нѣхто, а барзѣй (особенно) далные духовніе, войсковые и свѣцкіе особы и тую до Перелюба прилеглую пущу без вѣдома чи то висоце и Богу превелебного отца архимандрити, чили дозорци перелюбского не веждчали и оное не пустошили, толко тое варуемъ, жебы близкимъ около Перелюба мешкаючимъ людямъ не боронено по давному обыкновенію дровъ з лежачого дерева на потребу свою вивозити" {Тамже, No 1616/1953.}. Но уже въ 1715 г., въ результатѣ новой жалобы архимандрита, гетманъ безусловной безъ всякихъ ограниченій воспретилъ сосѣдямъ перелюбцевъ въѣздъ въ названную пущу, "поневажъ (такъ какъ) и здавна, за антецессоровъ нашихъ, когда была помянутая пуща до двору гетманскою наложная, нѣхто въ оную не мѣлъ волною уезду" {Тамже, No 1616/1955.}.
   То же самое нерѣдко повторялось и съ другими общинными угодіями. Гетманъ Мазепа далъ монахамъ лубенскаго монастыря рыбныя тони на р. Сулѣ. Вслѣдъ затѣмъ "убогій люде рибалки" г. Лубенъ обратились въ 1691 г. къ гетману съ жалобой, что монахи "имъ не тилко иншими посудками, але и удкою и реце Суле риби ловити не допускаютъ", "часто ихъ громять и из реки зганяють", а "они, убогіе люде, тимъ рыбалчимъ промисломъ и корм. лятся, и повинность мѣскую отбувають". Гетманъ, принявъ во вниманіе, что, "здавна въ рецѣ Сулѣ волно было узкою дорожкою и вятерми на стрижнѣ и на плесахъ рибу ловити", предписалъ, чтобы и на будущее время "нихто такъ з старшихъ войсковыхъ и мѣскихъ, яко и с преречонихъ законниковъ имъ, рибалкамъ, того збороняти не важился", съ тѣмъ однако, что "в тіи тонѣ, якіе именно на монастиръ от насъ унѣверсаломъ виразнимъ наданни, не маютъ они, рибалки, вступовати и монастиреви чинити шкоди" {Рум. Опись, въ б-къ кіевскаго уи-та, Документы Дубенскаго полка, No 4. }.
   Выдѣлъ земли изъ общиннаго владѣнія и отдача ея отдѣльнымъ лицамъ изъ среды слагавшагося класса державцевъ маетностей производились войсковыми властями и позже, на протяженіи всего почти XVIII вѣка. Въ 1729 г., напримѣръ, гетманъ Апостолъ далъ своему внуку, бунчуковому товарищу Ивану Кулябкѣ, къ его хутору въ яготинской сотнѣ Переяславскаго полка часть вольной степи на р. Супойцемъ; "а прежде -- показывали впослѣдствіи мѣстный сотникъ и городовой атаманъ -- той степъ яготинскне обивателя употребляли на свои нужди и користи". Въ томъ же году Апостолъ далъ "иноземцу" генералъ-квартеры астру фонъ-Штофелю въ кропивянской сотнѣ Переяславскаго полка участокъ вольной степи при р. Ирклѣѣ и вольной дубровы въ урочищѣ Згари; "а оний степъ и дуброва -- показывалъ позже мѣстный сотникъ -- прежде были во владѣніи общомъ всей сотнѣ кропивяпской обивателей". Въ золотоношской сотнѣ того же полка Штофель въ 1730 г. получилъ отъ Апостола свободнаго поля на 4 версты, свободной степи въ урочищѣ Чепелчеѣ на 6 верстъ и участокъ вольнаго луга на 15 скирдъ. "А прежде того -- показывалъ опять-таки мѣстный сотникъ -- помянутое поле, такожъ степъ и лугъ не били нѣ в чиемъ владѣніи, но всѣ обще сотнѣ золотоноской такъ козаки, яко и посполитие свободно употребляли". Въ той же сотнѣ гетманъ Апостолъ позволилъ въ 1732 г. полковому есаулу Лукѣ Васильевичу осадить слободку на купленной землѣ и надалъ ему къ этой слободкѣ участокъ вольной степи {Московскій Румянцевскій Музей, Архивъ Маркевича, No 3688.}. Такая раздача общинныхъ земель, практиковавшаяся къ тому же не только гетманами, но и полковниками, совершалась и въ другихъ полкахъ и путемъ ея немалое количество земель выводилось изъ общиннаго владѣнія и переходило въ руки отдѣльныхъ владѣльцевъ.

-----

   Но еще болѣе видную роль, чѣмъ раздача земель войсковыми, властями, игралъ въ этомъ переходѣ прямой захватъ общинной земли. Захватное землепользованіе, практиковавшееся малорусской общиной, при наличности на первыхъ порахъ большого запаса свободныхъ земель создавало удобную почву для такого захвата и выше мы уже видѣли, что захватное пользованіе общинною землею на практикѣ нерѣдко переходило въ захватъ этой земли въ частную собственность. Когда такой захватъ совершался рядовымъ членомъ общины, послѣдней, если она имѣла основанія дорожить захваченными землями, было не особенно трудно справиться съ захватчикомъ и добиться уничтоженія сдѣланной безъ ея согласія заимки. Но иначе складывалось дѣло, когда захватчикомъ общинной земли являлся державца маетности, въ особенности державца, занимавшій сколько-нибудь вліятельное положеніе въ.рядахъ старшины. Такой захватчикъ могъ вести упорную борьбу съ общиной и нерѣдко оставался въ этой борьбѣ полнымъ побѣдителемъ, не смотря даже на то, что права общины находили себѣ признаніе и защиту со стороны высшихъ властей страны. Выше мнѣ приходилось упоминать о томъ, какъ жители с. Чарторіи въ Нѣжинскомъ полку втеченіе ряда десятилѣтій болѣе или менѣе безуспѣшно боролись съ захватами ихъ общинной земли богатымъ мѣщаниномъ Лазаремъ Матвѣевичемъ и его потомками, вышедшими, подъ именемъ Лазаревичей, въ козацкую старшину {См. "Р. Богатство", 1913, No 10, с. 258.}. И исторія чарторійской общины въ этомъ отношеніи вовсе не представляла собою какого-либо рѣзкаго исключенія. Въ параллель ей можно было бы привести цѣлый рядъ подобныхъ же исторій, разыгрывавшихся въ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи.
   Въ 1691 г. сосницкій сотникъ Андрей Дорошенко и козаки, мѣщане и "тяглые люди" мѣстечекъ Сосницы и Мены и селъ, тянувшихъ къ этимъ мѣстечкамъ, обратились къ гетману Мазепѣ съ жалобой на державцу с. Савинокъ въ сосницкой сотнѣ Черниговскаго полка, Леонтія Полуботка, который захватилъ въ свое исключительное владѣніе "пущу, за рѣкою Убедью, за Хрибетною и Бречью будучую, здавна до Сосницѣ и Мени и до селъ, к тимъ городамъ прилеглихъ, належачую". Гетманъ выслалъ для разбора этого дѣла на мѣсто спора генеральнаго судью Савву Прокоповича, знатныхъ войсковыхъ товарищей Захарію Шійкевича и Якова Жураковскаго и черниговскаго полковника Якова Лизогуба. Передъ этими судьями истцы вновь повторили свою жалобу на Полуботка "о тое, же (что) онъ до помененное водное пущи жалобливыхъ сосничанъ, менянъ и селянъ, к тимъ городамъ прилеглихъ, не допускаетъ по дерево, такъ на будовлю (строеніе), якъ и на опалъ и на иніе потреби домовіе згожое, якожъ чрез двѣ лѣтъ многіе грабежѣ, побои и шкоди сосничанамъ, менянамъ и селянамъ от старости савянского и от иной челяди пана Полуботковой дѣялось". Попутно однако на судѣ выяснилось, что и Андрей Дорошевко захватилъ и окопалъ себѣ часть пущи. Но въ результатѣ убѣжденій судей "обѣдвѣ сторони, такъ панъ Леонтій Полуботко, яко и панъ Андрѣй Дорошенко, склонилися на тое, щоби всѣмъ сосняцкимъ, мепскимъ и сѣлскимъ обивателемъ, козакомъ, мещаномъ и тяглимъ людемъ, и Сосницѣ, и Менѣ и и селахъ, до тихъ двохъ городовъ прилеглихъ, мешкаючимъ, волній былъ вѣчне вступъ и въиздъ по всякое дерево именованную пущу". "Якожъ -- писали гетманскіе "высланные" въ составленномъ по этому случаю актѣ -- отдати сего писма нашего самимъ скуткомъ (самымъ дѣломъ) панъ Полуботко и панъ Дорошенко позволяютъ сосничапомъ, меняномъ, соляномъ теперъ и на потомъ и помепенную пущу... волніи вступъ по всякое дерево мѣти такъ, яко и перед ткмъ было, без жаднихъ докладовъ, грабежовъ, побоевъ, а окопи, от папа Дорошенка и предреченной пущѣ закопанніе, тіе абы знесенни и засипанни были, наказуемъ, жебы отнюдь водная ведлугъ стародавнею звичаю тая пуща была". Казалось бы, съ захватами этой пущи дѣло было покончено. Но прошло около сорока лѣтъ и въ 1727 гетману Апостолу была подана жалоба атаманами и товариствомъ различныхъ селъ волинской сотни, заявлявшими что Анна Павлова Полуботокъ вновь закрыла имъ "доброволній вступъ" въ эту пущу. "Мы прето,-- писалъ гетманъ Аннѣ Полуботокъ -- засилаючи васъ симъ нашимъ листомъ, приказуемъ, абысь вашмость, з помянутыми жалобливими козаками не заходячи и трудность и и судовое разсмотреніе, оной волной нущи имъ не боронила и, то у онихъ козаковъ заборовъ хлѣбомъ и другими вещми починили, тіе возвратили б все отъ мала и до велика, ибо если впредь о семъ до насъ жалоба дойдетъ, то за такіе людскіе обѣди будешь вашмость судима, а по суду если тое самоволство на васъ доведется (будетъ доказано), то жебы и маетности тоей, до якой тую привлащаете (присвонваете) пущу, не пришло позбути" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг. отд., No 13.488.}. Еще черезъ два года, въ 1729 г., къ гетману обратились съ жалобой сосницкіе сотняне, указывая, что прежде названная пуща была вольной и "невозбраненной до рубання и оной деревнѣ" и для нихъ, и для волинскихъ сотпяпъ, "когда же стала была забороненна, то якъ сосницкой, такъ и волинской сотнѣ обивателемъ несвободно было и тую пущу, за Савинками найдуючуюся, ездить рубати деревнѣ", а теперь волинскимъ сотнянамъ гетманомъ вновь открыть свободный въѣздъ въ пущу, сосничанъ же въ нее не пускаютъ и грабятъ. Гетманъ поручилъ черниговскому полковнику разобрать эту жалобу {Тамже, No 20.878.}. Чѣмъ кончился этотъ разборъ, изъ архивныхъ бумагъ не видно, но уже въ 1751 г. волинскіе сотняне жаловались гетману Оазумовскому на новые захваты пущи, съ одной стороны, державцами с. Савинокъ, Василіемъ и Семеномъ Полуботками, съ другой -- державцей с. Козляничъ, Василіемъ Дорошенкомъ. Послѣдній, по сливамъ жалобщиковъ, "завелъ въ вѣчную продажу" майору Холодовскому не только свое село Козляничи, но и "оную свободную всѣмъ околич. ипмъ обивателемъ пущу" и "утвердилъ купчимъ записомъ, покрявая свою неправую продажу, не на томъ уряде, где оное село и пуща свободная положеніе свое имѣетъ, якъ по правамъ должно, но и отмѣнность онихъ правъ малороссійскихъ и отдаленномъ и посторонномъ урядѣ сотенной глуховскоя ратуши, где неизвѣстно об оной не собственной его Дорошенка пущи, но общей войсковой, ту купчую ствердилъ, почему оной Холодовской, не допущая и ту пущу всѣхъ обивателей, которіе и оную изстари имѣли свободной уездъ и нужди своя исправляли, началъ чинить препятствія и до оной не допущать" {Тамже, No 13.488.}. Каковы были результаты этой новой жалобы, изъ архивнаго дѣла опять-таки не видно, но уже самая длительность жалобъ, повторявшихся на протяженіи шестидесяти лѣтъ, показываетъ, какъ упорно домогались державцы завладѣть общинной землею и какъ трудно было общинѣ бороться съ такими домогательствами.
   Полуботки и Дорошенки въ этомъ случаѣ опять-таки не представляли собою исключенія. Тѣмъ же путемъ, какъ они, шли и другіе державцы и та исторія захватовъ общинной земли, которая происходила въ Савинкахъ и Козляничахъ, повторялась съ нѣкоторыми варіаціями и во многихъ другихъ селахъ лѣвобережной Малороссіи. Въ 1726 г. козаки с. Куликовки, расположеннаго въ Черниговскомъ полку, жаловались въ генеральную войсковую канцелярію, что бунчуковый товарищъ. Андрей Борковскій воспрещаетъ имъ въѣздъ въ лежащую подъ с. Буровкой пущу, "которая от данныхъ временъ за дѣдовъ и отцовъ ихъ тому селу Куляковцѣ свободна была на всякое употребленне". Генеральная канцелярія назначила по этой жалобѣ розыскъ и слѣдователи прежде всего спросили куликовцевъ, есть ли у нихъ крѣпости на спорную пущу. Крѣпости на "бортное ухожье" оказались у трехъ Козаковъ, "а болтъ -- писали слѣдователи -- нихто з Козаковъ куликовскихъ и той пущи и бортномъ дереви участництва не имѣетъ и жадныхъ крѣпостей на свободный и оную пущу уездъ намъ не показали", но заявляли, что пуща эта имъ "была прежде волна на дрова и на всякую потребную деревню", и ссылались на свидѣтельство Козаковъ сс. Ивашковки и Выхвостова. Дѣйствительно, "села Ивашковки престарѣлне козаки, сказуючне себѣ от роду близко ста лѣтъ, а именно Пархомъ Панченко, про. званномъ Кѣтко, да Іосифъ Пирогъ... и допросѣ сказали, что пуща нод село Буровку и под Лиственъ, котрой Борковскій до села Листвена боронитъ, з продковъ ихъ не тилко куликовцямъ и имъ, нвашковцямъ, но и протчипмъ околичнымъ селянамъ и из-за Десны прнежджаючимъ людемъ была свободна ездить по дрова, по дрань и по всякую надобную на хоромное строеніе деревню, тплко отчичи, которые займаное и той пущи мѣли бортное дерево и угляди, охороняли оного, щобъ не рубано, а якъ овладѣли силные папы, Скоропадскій селомъ Буровкою и другимъ Дроздовицею, а Борцовский небожчикъ (покойникъ) Лиственомъ и Тупиковомъ, стали с першихъ лѣтъ по малу, а потимъ то далей, то болей грознѣй боронити оной пущи, и хто з чимъ, з дровами ль или з инымъ, надобемъ едетъ, начали грабить, а послѣ ихъ сими уже годами такъ тими грабежами утровилися (sic), то еслибы хто где и нущи викопалъ на лучину сосновою пенька, то тамже збуде конька". Такого же рода показанія дали и жители другихъ окрестныхъ селъ. Съ своей стороны Борковскій ссылался на гетманскіе универсалы и царскія грамоты, отдавшіе ему с. Лиственъ "съ принадлежитостьми", и, въ частности, на универсалъ гетмана Скоропадскаго отъ 1715 г., воспретившій окрестнымъ селянамъ въѣздъ въ пущу. Въ концѣ концовъ и генеральная канцелярія постановила отказать куликовскимъ козакамъ отъ пущи, оставивъ только за владѣльцами бортнаго ухожья ихъ борти и право драть лыко и брать дерева, сколько они смогутъ унести на себѣ {"Во время ихъ за тѣми бортами уходу и той пущи волно на лѣзива ликъ надрать, лубя на дѣжки приспособить и на другые потребы бортные то могутъ на себѣ винести дерева, употребити без воспрещенія". Тамже, No 10.608}.
   Подобная же исторія имѣла, мѣсто въ началѣ XVIII вѣка въ погарской сотнѣ Стародубовскаго полка. Въ 1733 г. полковому стародубовскому суду пришлось разбирать споръ изъ-за пущи между козаками и посполитыми селъ Сопычъ, Случевска, Чаусъ и Гремяча, съ одной стороны, и полковымъ сотникомъ Галецкимъ и посполитыми принадлежавшей ему деревни Витемли, съ другой. Во время производившагося по этому спору слѣдствія свидѣтели, жители окрестныхъ селъ и деревень, согласно показали, что "пуща, и которую витемлене не допускаютъ въездить гримяцкимъ, случевскимъ, сопицкимъ и чаусовскимъ жителемъ, изстарѣ была умѣстная (совмѣстная) и свободній показанняхъ селъ обиватели и оную для рубаня дерева, для кошеня сѣна на ростеребахъ и углядахъ бортнихъ ухожей мѣли въездъ", а съ переходомъ Витемли во владѣніе Галецкаго онъ самъ и "подданные" его "помянутихъ селъ жителемъ свободною уезду стали боронить". Сами витемляпе показали, что "пуща и лугъ на семъ боку Деснни за Десною околицѣ жителемъ случаномъ, сопичаномъ, чаусовцямъ, муравяпомъ, горичаномъ и гримячапомъ для рубаня всякого дерева и дровъ была водная и бортною отчиною показаннихъ селъ всякъ своею владѣлъ, когда же Витемле отойшло с под вѣдомства ратуши погарской во владѣніе "покойному сотнику погарскому Захарію Искрѣ, тои тое время онъ, Искра, помянутихъ селъ обивателемъ тоей пущи боронить, а чаусовцовъ и бортной отчини приказалъ не допускать, потому что данѣ медовой, которую совокупно отдавали и ратушу погарскую 8 витемлянами, ему, Искрѣ, не схотѣли давать, а и 1701 году онъ, Искра, и гримячанамц учинилъ розмежоване, того для, что гримячане з витемлянами за ростеребы сѣнокосніе... одни з другими споръ мѣвали". Во время владѣнія Витемлей Искры -- показывали дальше витемляне -- это размежеваніе сохраняло свою силу, "а якъ знову оная деревня отойшла под вѣдомство ратуши погарской, то гримячане и ростеребѣ отмежованніе стали вступать и в захватъ одни пред другими сѣно забирали, когда же тая и деревня до сталась во владѣніе сотниковѣ полковому Семену Галецкому, то по оному розмежованному писму или по другимъ крѣпостямъ онъ, Галецкнй, велѣлъ имъ, витемляномъ, гримячанъ въ сѣнокосніе ростеребы, и пущу и и лугъ для рубаня дровъ, такожъ случапъ и сопичанъ не допускать и грабить, они неизвѣстни". Разбираясь въ этихъ показаніяхъ, полковой судъ призналъ ихъ устанавливающими тотъ фактъ, что спорная пуща "была свободная и всѣмъ помянутой околицѣ седаномъ общая" и что, если владѣльцы Витемли и "боронили" эту пущу отъ окрестныхъ селянъ, "толко и не по знакамъ явнимъ грапичнимъ и другимъ доказателствамъ, но ноеднимъ своимъ прихотямъ", такъ какъ и самое размежеваніе, устроенное Искрой, было произведено "не полюбовно" и "толко нота и держано было, поки держалъ Витемле Искра". Съ своей стороны Галецкій на допросѣ показалъ, что спорная пуща "издавна, може быть, была свободная, толко, когда надано ему село Витемле покойнимъ гетманомъ Скоропадскимъ со всѣми до того принадлежитостями, тогда означенная пуща стала быть не свободная, но надлежащая до села Витемля, и обрубѣ грунтовъ витемлянскихъ найдуючаясь", такъ какъ Витемля дана ему универсаломъ Скоропадскаго, а затѣмъ утверждена и царской грамотой "со всѣми принадлежитостями". Судъ однако нашелъ, что "сіе его сознате ему, сотнику Гадецкому, не и оправданіе": во-первыхъ, еслибы пуща и принадлежала ему, онъ долженъ былъ вѣдаться съ другими претендентами на нее судомъ, не устраняя ихъ самовольно отъ владѣнія, а, во-вторыхъ, но справкѣ съ представленными крѣпостями, универсаломъ 1720 г., которымъ гетманъ Скоропадскій подтвердилъ Галецкому владѣніе Витемлей по листу стародубовскаго полковника Жоравки, и царской грамотой 1724 г., оказалось, что "принадлежностей никакихъ якъ и унѣверсалѣ гетманскомъ, такъ и и грамотѣ монаршой не упомянуто". Въ виду всего этого полковой судъ рѣшилъ оставить спорную пущу "свободной" и призналъ, что Галецкій долженъ вознаградить "пограбленныхъ" имъ людей. Но, не смотря на то, что и управлявшій тогда Малороссіей кн. Шаховской съ.генеральной войсковой канцеляріей предписывалъ привести въ исполненіе это судебное рѣшеніе, Галецкій категорически отказался подчиниться ему {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг. отд., No 16.812.}.
   Временами такіе захваты общинной земли вызывали довольно суровыя мѣры со стороны высшей администраціи страны. Такъ было, напримѣръ, въ 1720 г. съ генеральнымъ судьею Чарнышемъ. Козаки и посполитые с. Гайворона въ Прилуцкомъ полку жаловались гетману Скоропадскому, что Чарнышъ захватываетъ ихъ земли. Гетманъ дважды назначалъ слѣдствіе до этимъ жалобамъ и, какъ писалъ онъ затѣмъ въ своемъ универсалѣ, "обома разами показалося, же панъ судія енералний, мало щось тамъ купивши грунту, болшъ насиліемъ людскіе поля, сѣнокоси и степъ, здавна до Гайворона належнпй, самъ велѣлъ, а старости его позаездили, чрез то немалое тамошнимъ гайворопскимъ людямъ сталося утѣсненіе". Поэтому, "приказавши пану судіи енералному оттоль з Гайворона новоустроеній внести футоръ и насѣку и, то колвекъ (что бы ни было) у кого з гайворонцовъ насилно отнято, все бы тое непремѣнно каждому воспять возвратилъ, впредь не имѣючи туда жадною вступу", гетманъ "для крѣпчайшею гайворонцовъ приверненними ихъ грунтами и стопомъ по прежнему владѣнія" велѣлъ выдать имъ изъ войсковой канцеляріи универсалъ, которымъ утвердилъ "якъ кождому зособна, такъ и всѣмъ обще гайворонскимъ жителемъ пахатніе и сѣнокосніе ихъ грунта власніе, издавна ими заживаемни, стенъ и лѣсъ тамже давний мирский, и безперепонное користованне". При этомъ гетманъ позволялъ, "еслиби от кого-нибудь имъ гайворонцамъ яковая и мененнихъ ихъ здавна владѣннихъ грунтахъ била затp3;янна кривда, теди всячески онихъ тихъ своихъ угодий и степу боронити и нѣкого до него не допускати" {Рум. Опись, Прилуцкій полкъ, Корнбутовская сотня, документы с. Гайворонаэ-- Архивъ Кіевской Коммиссіи для разбора древнихъ актовъ, No 492. См. также А. М. Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, т. III, сс. 280-285.}.
   Но случаи такой рѣшительной расправы съ захватчиками общинной земли, занимавшими сколько-нибудь видное положеніе въ рядахъ старшины, были крайне рѣдки. А между тѣмъ для старшины, являвшейся представителями тѣхъ мѣстныхъ общинъ, изъ которыхъ слагалось "Войско Запорожское", и сосредоточивавшей въ своихъ рукахъ права этихъ общинъ, по самому существу ея положенія была открыта возможность широкаго произвола въ распоряженіи общинными землями. И эта возможность тѣмъ рѣже оставалась неиспользованной на практикѣ, чѣмъ дальше подвигался впередъ процессъ обособленія старшины отъ массъ населенія, ослабленія контроля послѣднихъ надъ ея дѣятельностью и расширенія ея власти. Къ XVIII вѣку этотъ процессъ сдѣлалъ большіе успѣхи и уже въ первыя десятилѣтія этого вѣка однимъ изъ наиболѣе обычныхъ обвиненій, возбуждавшихся противъ лицъ, занимавшихъ полковничьи и сотничьи уряды, являлось обвиненіе въ захватѣ общинныхъ земель или въ потворствѣ такому захвату;
   Въ 1719 г. въ Прилуцкомъ полку разбиралось дѣло по жалобамъ мѣстныхъ полчанъ на назначеннаго къ нимъ полковникомъ Игната Балагана. Указывая на разнообразныя обиды и притѣсненія, какія имъ приходилось выноситъ отъ Галагана, прилуцкіе полчане, между прочимъ, жаловались и на то, что онъ, построивъ себѣ хуторъ на вольномъ полковомъ степу, занялъ этотъ степъ въ свою пользу и не пускаетъ на него полчанъ косить сѣно. Галаганъ въ своемъ отвѣтѣ на жалобы не счелъ нужнымъ даже опровергать это обвиненіе въ полномъ его объемѣ и ограничился лишь утвержденіемъ, что онъ занялъ только "якоби на верству кругомъ того волного степу", тогда какъ весь этотъ степъ простирается на 4 мили {Архивъ Мин. Юстиціи, Дѣла упраздненныхъ присутственныхъ мѣстъ, дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гражд., оп. 2, св. 1, No 1.}. Обладая правомъ разрѣшать заимки общинныхъ земель, полковникъ считалъ себя въ правѣ совершать такія заимки и въ свою пользу, а съ той поры, какъ исчезалъ или серьезно ослаблялся контроль полчанъ надъ его дѣйствіями, все труднѣе становилось провести границу между нормальнымъ пользованіемъ обычнымъ правомъ и злоупотребленіемъ этимъ правомъ со стороны полковника.
   То же самое повторялось и въ сотняхъ. Такъ, въ 1722 г. Жители старо-санжаровской сотни Полтавскаго полка, жалуясь на своего сотника Ивана Тарнавскаго, въ числѣ другихъ обидъ отъ него указывали и на захватъ имъ общинной земли. По словамъ жалобщиковъ, сотникъ заоралъ "мірскую дубину" и завладѣлъ такимъ ея участкомъ, "якъ бы на десять господаровъ (хозяевъ) користой, а на убогихъ людей и на сколко (нѣсколько) десятковъ пожитокъ бы мѣли себѣ". Кромѣ того, сотникъ "випустъ мирский насилно на свою користь загородилъ, а от Борскла огорожи не поставилъ, который то випустъ з давнихъ давенъ билъ воленъ, и того ради, что от Ворскла огорожи нѣсть, гуси мирскне з води уходятъ", а сотникъ ихъ "велѣлъ бити и по плотахъ на згарду людскую вѣшати, наругаючися всѣмъ людемъ". Наконецъ, сотникъ "дворища людскіе пустне самовластно собою за гроши людемъ попродалъ" и деньги "на свои потреби домовие завладѣлъ". Тарнавскій однакоже не призналъ себя виновнымъ. "Дубину мирскую волную -- объяснялъ онъ -- когда зачали многне з жителей нашихъ къ своимъ грунтамъ прпймати и оборонити, теди и я, смотрячи на онихъ, заоралъ билъ часть тоей волной дубини и себѣ и, когда мене турбовали въ року 711, хотячи мене от сотництва отдалити, то и тои часъ и о той дубинѣ прекладали и; жалобливомъ своемъ пунктѣ, за которую то дубину от покойнихъ ясневелможного и пана полковника нашего не имѣлъ я жадного слова, однакъ, хотячи з ними жити, от тихъ часъ оную дубину не свою и не бороню и хто сколко хочетъ рубаетъ". "Випустъ мирский, зовемий лукою, -- продолжалъ свои объясненія Тарнавскій,-- от шведской рупни, взявши себѣ самоволство, хто хочетъ, на токи, на огороди и на поселення, оставлявши свои давнне мѣстца у городѣ, позаймали; и я кплко. разий (нѣсколько разъ) огороди ламалъ и и греблю вкидалъ и грозно онимъ запрещалъ, даби такого самоволства не мѣли, и они, мене не слухаючи, жадного року (каждый годъ) к тимъ поселеняямъ, сколко хотятъ, прибавляютъ. Тогда я, призвавши всѣхъ тихъ, которые близъ тоей луки живутъ, и тихъ, которые позаймали, просилъ онихъ, мовлячи: поневажъ (такъ какъ) ни много луки позаймали, прошу, будто вы ласкови, благословѣте и мнѣ частку на пастовникъ заняти. А же (такъ какъ) они на прошеніе мое позволили и листъ от себе за подписанномъ именъ своихъ и крестовъ руками своими дали", то онъ и занялъ себѣ часть выпуска. Фактъ продажи въ свою пользу пустыхъ дворищъ Тарнавскій также рѣшительно отрицалъ, утверждая, что новые поселенцы селились не на пустыхъ усадебныхъ мѣстахъ, а на вольномъ мірскомъ выпускѣ, и ему, сотнику, при этомъ ничего не платили {}. Въ концѣ концовъ Тарyавскій покончилъ дѣло съ сотнянами миромъ, согласившись покинуть сотенный урядъ, но захваты общинной земли продолжались и при другихъ сотинкахъ. Въ 1750 г. старо-санжаровскіе козаки, жалуясь на различныя обиды со стороны сотника Ивана Згуркова, въ числѣ ихъ упоминали и о "завладѣніи общихъ наiихъ лѣсовъ, степовъ, сѣнокосовъ и вппустовъ, с коихъ бедніе старосанжаровскіе обывателѣ, козаки и посполство, грунтовъ не имеющіе, свое снабдѣніе имели". Разборъ дѣла затянулся и въ 1754 г. козаки просили, чтобы до окончательнаго рѣшенія его "из общой нашой землѣ, гдѣ онъ, сотникъ, футоръ и подварокъ вистроилъ и обиду нашу, повелено б было строеніе его прочь снесть и тѣ землѣ и лѣсъ, самоволно имъ завладѣнній, в наше общое владѣніе возвратить" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Полъ отд., I, св. 1, No 28. Тамже, св. 8, No 770.}. Порядки другихъ сотенъ и другихъ полковъ въ этомъ отношеніи мало отличались отъ порядковъ старо-санжаровской сотни. Жители с. Остановки, лежавшаго въ варвипской сотнѣ Прилуцкаго полка, разсказывали въ 1744 г., что прежде къ ихъ селу "надлежало степу якоби скиртъ на чтири", а "когда де билъ сотникомъ варвинскимъ умерший Михайло Тарнавский, то и умершого атамана Данила Кузменка остановскою з ласки едпого лѣта випросилъ себѣ тотъ степъ викосить, а другого лѣта и безъ спросу косилъ, потомъ же и загономъ оборалъ, а какъ онъ Тарнавский умре, то того села обиватели по части себѣ оное разобрали и владѣли лѣтъ с пять, вѣдая, что тое надлежитъ къ оному селу, когда же сипъ его, Тарнавского, бунчуковий товарищъ Данило Тарнавский, пришолъ в совершенній возрастъ, то оное поле лѣтъ тому з десять насилно отнялъ, сказувая, что то отца моего, ибо на ономъ кошувавъ сѣпо, и потому владѣетъ, не допуская оного къ тому селу" {Тамже, Черниг. отд., No 175, л. 155.}. Въ 1729 году генеральному войсковому суду пришлось разбирать дѣло золотоношскаго сотника Антона Черушинскаго, обвинявшагося въ томъ, что, засѣвая въ свою пользу "отбѣзскія" поля, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ собиралъ съ подчиненныхъ ему сотнянъ деньги на сѣмена для такого засѣва {Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упраздн. присутств. мѣра, Дѣла бывшей Черниг. Палаты. Уг. и Гр. Суда, оп. 17.св. 5, кн.23, д.51, лл. 124об.-- 126}. "Отбѣзскія земли", какъ и пустыя дворища, составляли собственность общины. Но Черушинскій, пользуясь своею сотничьей властью, обратилъ эти земли въ подспорье для своего хозяйства, подобно тому, какъ старосанжаровскій сотникъ Тарнавскій обратилъ пустыя дворища въ источникъ дохода на свои "домовыя потребы".
   " По слѣдамъ полковой и сотенной старшины шли въ дѣлѣ захвата общинныхъ земель и другіе державцы. Особенно выдѣлялись въ этомъ отношеніи монастыри, которые, пользуясь порядками захватнаго землепользованія, нерѣдко занимали громадныя пространства общинной земли, устраивая на ней свои хутора и слободы и тѣмъ самымъ сильно стѣсняя первоначальныхъ поселенцевъ, являвшихся коренными членами общины. Въ 1730 г. козаки и посполитые яготинской сотни Переяславскаго полка жаловались гетману на монаховъ Каѳедральнаго Переяславскаго монастыря. "Где зпрежде бывало -- писали жалобщики -- отци, дѣди и прадѣди наши в степу, нашой же сотни яготинской найдуючомся, войсковомъ водномъ сѣна кошуваля, быдло пасли, полями владѣли и за оній его императорскому величеству служили и всякія повинности и дани отбували, а по нихъ и мы, потомки ихъ, тожъ ея императорскому величеству вѣрне служили и войсковіе повинности отбуваемъ и з того степу доволствовалися, не узнаваючи ни от кого жаднихъ обидъ и утѣсненій ажъ по сюю пору; а теперь и сихъ недавнихъ годахъ оніе законники вишшепомянутимъ степомъ нашимъ яготинскимъ безъ жадного указу, крѣпостей и старшинъ вѣдомства насиліемъ сами собою, футорами новопостроенними осѣвши, завладѣли" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Переяславскаго полка, документы, No 6 -- рукописное отдѣленіе Московскаго Румянцевскаго Музея, No 1159.}. Первоначально,-- разсказывали въ 1740 г. старожилы-козаки -- хотя въ яготинскомъ степу и были хутора, но самый степъ былъ "отъ вѣку волний" и "всякимъ чинамъ, рядовимъ козакамъ и посполитимъ людямъ, въ кошеню сѣна, въ ораню на хлѣбъ, поля нѣкимъ забороннванъ не бивалъ: где кто похощетъ, бивало, оретъ и, где кто похощетъ, сѣпо коситъ". Но затѣмъ вдова полкового судьи Пацкевича завѣщала свой хуторъ Годоповку Переяславскому монастырю. И "отъ тихъ временъ оніе черици, годъ по году, часъ отъ часу умножаючись и розживаючись, построили себѣ и другой футоръ, прозиваемий Лозовий Яръ, да накликали жъ себѣ Михайловскіе Переясловскіе черици и слободу, прозиваемую Журавку, людей на колкопадцять дворовъ; и умножили въ тихъ футорахъ и въ слободѣ людей такъ, что въ Годоповскомъ, а потомъ въ Лозовоярскомъ хуторахъ и церкви построили; и что степъ отъ вѣку волной косить и орать всѣмъ футорамъ билъ свободипй, начали черици годъ отъ году, часъ отъ часу всѣмъ футорамъ орать и косить запрещать, и не допускать, и боронить; но сами собою и съ своими людми по подъ протчими въ самой близости футорами пришедъ, скотомъ землю орутъ и сѣно косятъ и до своихъ футоровъ, далними проорами своими степъ забирая, напрасно и ненадежно граничатъ" {Мотыжинскій Архивъ, К. 1890, сс. 41-2.}. Жалуясь въ 1730 г. на эти захваты, яготинскіе козаки и посполитые просили гетмана "повелѣть тіе новопостроенніе чернечіе футорѣ з степу нашего очистить, дабы намъ по прежнему водно было оинмъ користоватися", но просьба эта не повела ни къ какимъ результатамъ и захваченная земля осталась за монастыремъ.
   Сами по себѣ порядки общиннаго пользованія не допускали такихъ захватовъ земли, но монастыри, стремясь увеличить свои земельныя владѣнія, часто были не особенно разборчивы въ выборѣ средствъ, ведшихъ къ такому увеличенію. Тотъ же Каѳедральный Переяславскій монастырь въ 1740 г. захватилъ въ чигриндубровской сотнѣ Дубенскаго полка къ своему Лялинскому хутору Криворудскую степь и сталъ требовать съ окрестныхъ козаковъ десятины за пользованіе этой степью. Козаки обратились въ полковой судъ, обвиняя монастырь въ захватѣ принадлежащей имъ общинной земли. Тогда монастырь заявилъ, что названная степь вмѣстѣ съ хуторомъ досталась ему въ 1714 г. по духовному завѣщанію нѣкоей Евдокіи Саливоновны и представилъ универсалъ лубенскаго полковника Андрея Марковича и царскую грамоту, подтверждавшіе это завѣщаніе. Однако дочь Евдокіи Саливоновны, вызванная въ качествѣ свидѣтельницы козаками, заявила передъ судомъ, что мать ея не отдавала монастырю спорной степи и хутора и не могла отдать, такъ какъ сама ими не владѣла. Это показаніе было подтверждено и представленнымъ въ судъ завѣщаніемъ перваго владѣльца хутора, дяди Евдокіи Саливоновны, Рубана, завѣщаніемъ, по которому онъ всѣ свои хутора отдавалъ зятю своему Василію Пиковцу, а племянницѣ Евдокіи Саливоновнѣ завѣщалъ только часть мельницы и нѣсколько коровъ. Въ дальнѣйшемъ изъ свидѣтельскихъ показаній выяснилось, что самому Рубану въ свое время хуторъ "отъ всего общества уступленъ былъ", причемъ Рубану лишь "при гребелкѣ позволили хуторцемъ сѣсти, степу же ему нимало не уступали", и онъ, дѣйствительно, владѣя хуторомъ, "мирскому стаду и чередѣ и степу ходить и и томъ стану водопой имѣть не зборонялъ и границѣ по смерть свою не чинилъ". Выяснилось изъ свидѣтельскихъ показаній также и то, что и послѣ смерти Рубана вплоть до 1740 года окрестные жители свободно пользовались Криворудскою степью, не встрѣчая никакихъ препятствій, и только съ 1740 г. монахи стали присваивать эту землю себѣ и требовать за пользованіе ею десятины. Въ результатѣ полковой судъ рѣшилъ оставить спорный степъ "по волности оного издревле уживаемого и роспаханного" за козаками и такимъ образомъ на этотъ разъ монастырю не удалось выиграть смѣлую игру, затѣянную имъ съ общинною землею {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло 1742 г. о Криворудскомъ степѣ.}. Такая же неудача постигла въ другой разъ Харлампіевскій Гамалѣевскій монастырь, попытавшійся въ 1752 г. захватить общинные сѣнокосы и лѣса Козаковъ и посполитыхъ с. Макова въ Нѣжинскомъ полку. Дѣло объ этомъ захватѣ дошло до генеральнаго войскового суда и было рѣшено имъ въ 1758 г. противъ монастыря, такъ какъ оказалось, что захваченныя монастыремъ земли были раньше подтверждены маковскимъ козакамъ и посполитымъ гетманскими универсалами {Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упраздненныхъ присутственныхъ мѣстъ. Дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гр. Суда, оп. 17, св. 19, кн. 67, д. 65, лл. 609--649.}. Но если такимъ образомъ въ нѣкоторыхъ отдѣльныхъ случаяхъ монастыри и терпѣли пораженіе въ своихъ черезчуръ ужь смѣлыхъ и откровенныхъ посягательствахъ на общинныя земли, то, съ другой стороны, не было недостатка и въ такихъ случаяхъ, когда подобныя посягательства, въ виду ли слабости общины, противъ которой они были направлены, или въ виду поддержки властей, какую умѣлъ найти для себя монастырь, увѣнчивались полнымъ успѣхомъ. И такой же успѣхъ нерѣдко сопровождалъ и аналогичныя посягательства многочисленныхъ свѣтскихъ державцевъ.
   Въ тридцатыхъ годахъ XVIII вѣка все разроставшіеся захваты общинныхъ земель привлекли къ себѣ вниманіе высшей администраціи страны и въ 1735 г. стоявшій во главѣ управленія Малороссіей кн. Шаховской, обратился по этому поводу съ особымъ предложеніемъ къ совѣщанію генеральной старшины, полковниковъ, полковой старшины и другихъ чиновъ. Изъ разныхъ доношеній и слѣдствій кн. Шаховскому -- говорилось въ этомъ предложеніи, датированномъ 8 января 1735 г.,-- "извѣстно учинилось, что и полку Переяславскомъ разного званыя люде, купивши гребелку или шматъ земли, а другіе, давши на церковь рублей два или тры, построили хуторы и, заведши коло тихъ хуторовъ кошары и другые заводы, всякъ къ своему хутору немалое число войскового свободною степу самоволно завладѣлъ, а нѣкоторые на тѣхъ же свободныхъ степахъ и немалые слободы осадили и, на то выправивъ отъ гетмана и кавалера Апостола унѣверсалы, а другіе без жадныхъ крѣпостей, оними владѣютъ. А генералпая малороссійская старшина и другіе чиновники, такожъ нѣкоторые козаки, служа ея императорскому величеству, такого общого войскового свободною степу во владѣныи ничего надѣятся не имѣютъ. Того ради енералная старшина, полковники, полковая старшина и протчіе малороссійскихъ полковъ чиновники о показанномъ войсковомъ степу какое по общому своему согласному совѣту заблагоразсудятъ приложить мнѣные, объ ономъ генералу-лейтенанту сенатору и кавалеру князю Алексѣю Ивановичу Шаховскому представить". Предложеніе это однако не имѣло большого успѣха. "Сне его сіятелства князя Алексѣя Ивановича Шаховского предложеніе -- помѣчено было на немъ генеральнымъ писаремъ -- генералной старшинѣ, полковникамъ и протчимъ малороссійской полковой старшинѣ и текущемъ генварѣ мѣсяцѣ 18, 20, 21, 22, 23 чиселъ преставливано, токмо отъ нихъ, генералной старшини, полковниковъ и прочей малороссійской полковой старшина, на сіе предложеніе мнѣнія никакова не состоялось" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ.}. Иныхъ результатовъ попытка кн. Шаховского, конечно, и не могла дать. Старшина въ своей массѣ была слишкомъ сильно заинтересована въ увеличеніи своихъ земельныхъ богатствъ за счетъ общинныхъ земель, чтобы серьезна обсуждать и предлагать какія-либо мѣры къ прекращенію захватовъ этихъ земель.
   Эта заинтересованность старшины, естественно, давала себя чувствовать не только при обсужденіи общаго вопроса о захватахъ общинныхъ земель, но и при разборѣ отдѣльныхъ случаевъ такого захвата. Разслѣдовать подобные случаи и принимать по поводу ихъ тѣ или иныя рѣшенія нерѣдко приходилось лицамъ, въ собственной дѣятельности которыхъ были вполнѣ аналогичные случаи, и это, конечно, не могло не отражаться до извѣстной степени на самомъ характерѣ принимаемыхъ рѣшеній. Когда въ 1740 г. производилось разграниченіе описныхъ Батуринской и Кантакузинской волостей особой коммиссіей подъ предсѣдательствомъ генерала фонъ-Вейзбаха, послѣдній, жалуясь на своихъ товарищей по коммиссіи, сотниковъ Леонтовича и Гулака, писалъ, что рѣшать дѣла справедливо ихъ "собственны приватній ихъ интересъ не допускаетъ, ибо вирозумѣть с того можно, якъ сотникъ Леонтовичъ вначале за прибитіемъ своимъ и ту комисию часто хвалился, что онъ у некотораго козака купилъ грунта за шестнадцать рублевъ толко, а принялъ до того с обоихъ сторонъ волного степу, какъ ему уподобалось (понравилось), на несколко верстъ, сотникъ же Иванъ Гулакъ изобличенъ, что досталъ онъ отъ полозовскаго козака шматъ грунту, и ограниченіе ея императорскаго величества (т. е. въ границахъ описнаго имѣнія) лежачего, за то, что ево от походу уволнилъ и не вислалъ". Особенно сильно сказывался, пб словамъ фонъ-Вейзбаха, "приватный интересъ" Леонтовича и Гулака въ томъ, что они мѣшали коммиссіи рѣшать дѣла по жалобамъ на переяславскаго полкового судью Лисеневича. Жалобъ же на послѣдняго было много и въ числѣ ихъ были и жалобы на захватъ общинныхъ земель. Такъ, атаманъ и товариство с. Жорноклевъ жаловались, что Лисеневичъ самовольно захватилъ себѣ въ ихъ селѣ греблю, выстроилъ на ней мельницы, затопивъ другую греблю и земли многихъ обывателей, и завладѣлъ общимъ степомъ, которымъ передъ тѣмъ владѣли жорноклевцы, частью одни, частью съ жителями с. Нехаекъ. Подобныя же жалобы были поданы на Лисеневича и нехайковскими козаками, но всѣ эти жалобы, по словамъ фонъ-Вейзбаха, не могли быть справедливо разобраны коммиссіей, благо харя тому, что Леонтовичъ и Гулакъ рѣшительно мирволили Лисеневичу {Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. уи-та, Переяславскій полкъ. Документы Золотоношской сотни, т. III, No 6, лл. 108, 123--4, 124--6.}.
   То настроеніе, наличность котораго фонъ-Вейзбахъ заподозривалъ у своихъ сотоварищей по коммиссіи, несомнѣнно, уже въ первой половинѣ XVIII вѣка было сильно распространено среди старшины и "державцевъ" лѣвобережной Малороссіи. Едва-ли даже оно было вполнѣ чуждо и самому фонъ-Вейзбаху, который, получивъ въ свое владѣніе с. Ряски, немедленно, какъ "сильная рука", захватилъ въ его исключительное пользованіе общинную землю, какой оно до того пользовалось совмѣстно съ другими селами {См. "Р. Богатство", 1913, No 11, с. 208, примѣчаніе.}. И благодаря существованію и широкой распространенности такого настроенія даже очень рѣшительные приказы высшей власти страны не могли подчасъ остановить захватовъ общинныхъ земель. Въ 1730 году козаки березанской сотни Переяславскаго полка жаловались гетману Апостолу, что паны Думитрашки и Корбы захватываютъ вольный степъ, принадлежащій березанской сотнѣ, "сѣно косить козакамъ забороняютъ, ограничуючи себе килко хотя оного", и, "занятой травы скоситы анѣ сами, анѣ подданные ихъ не могучи, постороннимъ людямъ оную запродуютъ". Въ отвѣтъ на эту жалобу гетманъ особымъ универсаломъ предписалъ, чтобы Думитрашки и Корбы "на степу водномъ козакамъ сѣно косить не заборояялни того степу, ежели онъ подлѣнно волній и имъ по крѣпостямъ не надлежитъ, себѣ не ограничовали". Но гетманское предписаніе не произвело большого дѣйствія на названныхъ державцевъ. Прошло еще нѣсколько лѣтъ, и въ 1735 г. новыя жалобы березанцевъ повели къ назначенію спеціальной судебной коммиссіи, которая, разсмотрѣвъ дѣло на мѣстѣ и убѣдившись, что Думитрашки не имѣютъ никакихъ правъ и крѣпостей на захваченную ими степь, позволила "козакамъ сотнѣ березанской волний и войсковой свободний степъ уступъ имѣть и сѣно косить на ономъ по прежнему, якъ и прежде кошували" {И. В. Лучинскій. Сборникъ матеріаловъ для исторіи общины и общественныхъ земель въ лѣвобережной Украйнѣ XVIII в., сс. 10--11, 17--27.}. Не менѣе характерна другая исторія, разыгравшаяся въ эти годы въ той же мѣстности. Переяславскій полковой хорунжій Климентій Искра, получивъ въ началѣ XVIII вѣка въ свое владѣніе с. Городище, захватилъ въ свое исключительное пользованіе и принадлежавшій къ этому селу общинный лугъ, которымъ раньше совмѣстно пользовались и посполитые, и козаки даннаго села. По жалобѣ послѣднихъ, общинное владѣніе лугомъ въ 1715 г. было возстановлено, но вслѣдъ затѣмъ сынъ Климентія Искры, Яковъ, унаслѣдовавшій отъ отца с. Городище, вновь захватилъ этотъ лугъ и успѣлъ удержать.его въ своемъ владѣніи {Тамже, сс. 65--91.}.
   Жалобы на такіе захваты державцевъ раздавались въ половинѣ XVIII столѣтія въ самыхъ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи. Въ 1747 г. козаки с. Римаровки, лежавшаго во второй полковой сотнѣ Гадяцкаго полка, жаловались въ войсковой генеральный судъ, что мѣстные державцы захватываютъ принадлежащую къ Римаровкѣ вольную степь, окапываютъ ее и распредѣляютъ своимъ подданнымъ {) Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упразд. присутсти. мѣстъ. Дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гр. Суда, оп. 17, св. 10, кн. 43, д. 20, л. 58.}. Въ 1749 г. тому же войсковому генеральному суду пришлось разбирать возникшее въ Прилуцкомъ полку дѣло о "ненадежной продажи бывшимъ сотникомъ Иваницкимъ Стороженномъ свободного иваницкого степу бывшему генералъ-фелтмаршалу Миниху" {Тамже, оп. 17, св. 11, кн. 47, д. 172, л. 596.}. Въ 1754 г. куренные атаманы съ товариствомъ селъ нрклѣевской сотни Переяславскаго полка подали жалобу на вдову сотника Требинскаго, которая попыталась завладѣть ихъ общиннымъ лугомъ. Этимъ лугомъ -- поясняли жалобщики -- "обще всей сотни козаки користовались и владѣли". "Во время недорода и степахъ сѣна и въ прошеніе сотника ирклѣевского покойною Требинского -- продолжали они -- и томъ лузѣ бивало по общому козачому согласію до несколко десять скирдовъ сѣна било отложенно, гдѣ онъ купно с нами, всей сотни козаками, кошивалъ по смерть свою. По смерти же его, сотника, его жена, безъ всякого нашего общого вѣдома, сама с согласникомъ ея Бакаемъ и с косарями болѣе 100 человѣкъ на тотъ нашъ общій козачій лугъ наехала и намѣревала била... молодую и к костбѣ крайне негодящуюся подкосить траву", чему однако козаки воспрепятствовали {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ.}.
   Но, хотя въ данный моментъ козаки и противопоставляли Требинскую ея мужу, въ дѣйствительности она въ своемъ покушеніи на общинныя земли, повидимому, продолжала, быть можетъ, лишь въ нѣсколько болѣе широкомъ масштабѣ, то, что начато было самимъ сотникомъ. По крайней мѣрѣ, въ составленной сотеннымъ ирклѣевскимъ правленіемъ въ 1767 г. вѣдомости о козачьихъ земляхъ, перешедшихъ къ разнымъ владѣльцамъ, упомянуто, что сотникъ Алексѣй Требинскіи въ 1750 г. купилъ пасѣку въ с. Кавраѣ за 3 р. и завладѣлъ тамже общимъ козачьнмъ полемъ на версту, а въ 1752 г. завладѣлъ общей толокой Козаковъ Стараго Села, на которой скашивалось 700 копенъ сѣна {Рум. Опись, въ б-къ кіевск. уи-та, Переяславскій полкъ, Документы Ирклѣевской сотни, т. III, No III.}. Другой ирклѣевскій сотникъ, Павелъ Завойко, по даннымъ той же вѣдомости, завладѣлъ общественной толокой въ с. Пищикахъ пространствомъ на квадратную версту {Тамже.}. Этимъ, впрочемъ, захваты Завойка не ограничились. Въ 1761 г. козаки ирклѣевской сотни жаловались на него, что онъ "въ степу, прозиваемомъ Каврай, скупивши козачихъ три луки объ одной толко долинѣ при свободномъ козачомъ степу, на коемъ издревле козаки свободно сѣно кошивали и хлѣбъ пахали, устроилъ хуторъ и до нѣсколко верстъ и окружность хутора того свободною степу усилно, за едну сотничую свою власть, спасивая засѣянніе и пожатіе пашнѣ и заборомъ на ономъ степу въ Козаковъ сѣновъ, пашенъ и соломы, отъ Козаковъ до оного своего хутора отнялъ". Кромѣ того, "при селѣ Москаленкахъ завладѣлъ онъ, сотникъ, немалою частію свободною козачого луга", да, "тамъ же въ дуги купивши и козака Семена Педѣлки луку, еще самъ занялъ свободною козачого лугу немало" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ. Подробнѣе о дѣлѣ Завойка см. въ моей статьѣ: "Дѣла по исторіи крестьянства лѣвобережной Малороссіи въ Кіевскомъ Центральномъ Архивѣ", -- К. Старина, 1891, No 2, сс. 308--11.}. Посполитые м. Потока въ Миргородскомъ полку въ 1748 г. Жаловались на сотника Сахатова, что онъ въ одномъ мѣстѣ къ своему хутору "принялъ на низъ ко Днѣпру плавель сѣнокоснихъ общенароднихъ ради пасби скота своего", а въ другомъ "на общенародномъ степѣ хуторъ поставилъ и к оному хутору доволное число принялъ поля пахатного и сѣнокосу". Въ 1768 г. козаки той же Потоцкой сотни въ свою очередь жаловались, что сотникъ Шутенко захватилъ ихъ общественное поле, благодаря чему они "принужденни и другихъ сего миргородского и полтавского полковъ сотняхъ поле з десятой долѣ к посѣянію хлѣба орать" {Харьк. Истор. Архивъ, ДѣлаМалорос. Коллегіи, Черниг. отд., No13.156; Кіевскій Центр. Архивъ, Дѣла о позем. спорахъ, дѣло Козаковъ Потоцкой сотни съ сотникомъ Ильей Шутенкомъ.}.
   Если не для всѣхъ такихъ захватовъ, то, по крайней мѣрѣ, для нѣкоторыхъ изъ нихъ съ теченіемъ времени была найдена и болѣе или менѣе прочная правовая почва. Когда тотъ или ивой державца получалъ въ свое владѣніе село, при которомъ имѣлась общинная земля, находившаяся въ общемъ пользованіи и посполитыхъ, и козаковъ, онъ, какъ мы видѣли, обычно старался захватить такую землю въ свое исключительное владѣніе, ссылаясь на то, что она составляетъ "принадлежитость" данной ему маетности. Еще въ началѣ XVIII вѣка эта аргументація не находила себѣ полнаго признанія въ судѣ. Но во второй половинѣ XVIII столѣтія суды, успѣвшіе далеко отойти отъ массы населенія и пропитаться классовыми тенденціями старшины, окончательно усвоили эту точку зрѣнія, и съ этой поры общинному владѣнію во многихъ мѣстностяхъ наносился новый и весьма тяжелый ударъ, такъ какъ общинныя земли въ силу судебныхъ рѣшеній поступали въ полную собственность владѣльца имѣнія, а козаки лишались права участія въ нихъ. Такъ было, напр., въ упомянутомъ мною дѣлѣ бунчуковаго товарища Якова Искры съ козаками с. Городища изъ-за луга при этомъ селѣ. Козаки свидѣтельскими показаніями доказывали, что этимъ лугомъ раньше владѣли совмѣстно и посполитые, и державцы села, и козаки и, хотя одно время отецъ Искры захватилъ его въ свою собственность, но затѣмъ на немъ было возстановлено общинное владѣніе. Тѣмъ не менѣе, генеральный судъ въ 1752 г. призналъ спорный лугъ принадлежащимъ Искрѣ "по силѣ имѣющеюся и него унѣверсала, которымъ всѣ до оного с. Городища належитости умершему отцевѣ его Климентію Искрѣ купно з онимъ селомъ от гетмана Сіюропадского утвержденни", и оставилъ за козаками только ихъ займы и купли, предоставивъ притомъ Искрѣ право особо искать объ нихъ, если онѣ окажутся "внутрь ограниченія городиского" {Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упраздненныхъ присутственныхъ Мѣстъ, Дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гр. Суда, оп. 17, св. 14, кн. 54, д. 617, лл. 902--929; ср. также И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ сс. 65--91.}. И дѣло Искры съ городищенскими казаками было лишь однимъ изъ ряда дѣлъ, рѣшенныхъ подобнымъ же образомъ. Тотъ же принципъ разрѣшенія споровъ между козаками и державцами за общинныя земли усвоили себѣ въ эту эпоху и полковые суды. Такъ, напримѣръ, когда въ.1755 г. возникъ споръ между переяславскимъ Катедральнымъ монастыремъ и козаками е. Козинецъ изъ-за вольнаго острова на Днѣпрѣ, переяславскій полковой судъ призналъ за монастыремъ исключительное право на этотъ островъ, такъ какъ онъ лежалъ въ границахъ данныхъ монастырю маетностей, а у козаковъ не было спеціальныхъ крѣпостей на него {И. В. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ, сс. 104--118.}. И этотъ взглядъ настолько вошелъ въ практику жизни, что при самой отдачѣ имѣній въ частное владѣніе отдатчики во второй половинѣ XVIII вѣка, случалось, передавали въ полную собственность владѣльца имѣвшіяся при маетности общинныя земли и угодья, нимало не считаясь съ правами другихъ ихъ участниковъ. Когда въ 1760 г. гетманомъ Разумовскимъ отдано было гр. Воронцову м. Кобелякъ въ Полтавскомъ полку, отдатчики -- жаловался кобеляцкій городовой атаманъ -- "къ единому утѣсненію козаковъ и другихъ чиновъ" отвели Воронцову и "издревле мирской выгонъ", необходимый всѣмъ обывателямъ "по самонужнѣйшей въ выгонѣ скотины и птицъ надобности" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, I Іолъ отд., Рум. Опись, св. No 61.}. Подобныя жалобы на захватъ общинныхъ земель при отдачѣ имѣній въ частное владѣніе далеко не составляли рѣдкости.

-----

   Не всегда, конечно, эти и подобные имъ захваты обходились болѣе или менѣе мирно, вызывая только жалобы со стороны населенія. Временами послѣднее, больно задѣтое въ кровныхъ своихъ интересахъ, прибѣгало и къ болѣе рѣшительнымъ способамъ протеста. Въ 1756 г. надворному совѣтнику Барсукову даны были гетманомъ Разумовскимъ свободные посполитскіе дворы въ м. Домонтовѣ Переяславскаго полка. Отводъ Барсукову этихъ дворовъ и принадлежавшихъ къ нимъ земель былъ произведенъ баришовскимъ сотникомъ Афеидикомъ и войсковымъ канцеляристомъ Славятинскимъ, которые при этомъ отвели во владѣніе Барсукова и лугъ при м. Домонтовѣ, передъ тѣмъ находившійся въ общемъ пользованіи козаковъ и посполитыхъ всей домонтовской сотни. Противъ такого отвода протестовали и нѣкоторые изъ мѣстныхъ державцевъ, но особенно возстали противъ него козаки, интересы которыхъ были наиболѣе затронуты имъ. Всею сотенной старшиной и козаками съ сотникомъ Платковскимъ во главѣ подана была жалоба въ генеральный судъ и послѣдній приговорилъ возвратить лугъ по прежнему въ общее владѣніе, предоставивъ Барсукову искать, если онъ пожелаетъ, своихъ правъ судебнымъ порядкомъ. Барсуковъ успѣлъ однако выхлопотать у Разумовскаго приказъ допустить его къ участію въ пользованіи лугомъ или же до окончанія слѣдствія раздѣлить лугъ между нимъ и другими владѣльцами "въ пропорціи дворовъ". Но исполнить этотъ приказъ оказалось не такъ легко. Козаки, не отрицая правъ посполитыхъ Барсукова на участіе въ пользованіи лугомъ, не хотѣли однако допустить выдѣла имъ части его и, когда гетманскій приказъ былъ объявленъ домонтовскому городовому атаману, послѣдній вмѣсто исполненія приказа созвалъ до тысячи Козаковъ и выкосилъ лугъ. Напрасны были и попытки отнять у Козаковъ часть скошеннаго сѣна. Даже присланная изъ другихъ сотенъ команда должна была отступить передъ ихъ дружнымъ сопротивленіемъ и освободить забранныхъ было "возмутителей" изъ числа домонтовской городовой старшины. При этомъ самъ сотникъ Платковскій бросался съ саблей на сотниковъ, пріѣхавшихъ въ Домонтовъ въ качествѣ усмирителей, грозилъ отправить ихъ въ колодкахъ въ Глуховъ и открыто объявлялъ, что указовъ полковой канцеляріи онъ не слушаетъ и слушать не станетъ. При такихъ обстоятельствахъ полковая канцелярія нашла себя вынужденной отозвать обратно посланную было въ Домонтовъ для усмиренія команду и обратилась къ гетману съ вопросомъ, что ей дѣлать дальше въ виду столь упорнаго сопротивленія домонтовскихъ козаковъ {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло козаковъ домонтовской сотни съ надв. сов. Барсуковымъ,}.
   Въ только что разсказанномъ эпизодѣ заинтересованными въ сохраненіи общиннаго владѣнія лицами являлись и мѣстные державцы, и вся сотенная старшина и этимъ, быть можетъ, объяснялась сравнительная мягкость дѣйствій властей. Иной характеръ носили эти дѣйствія, когда властямъ приходилось сталкиваться съ протестомъ исключительно рядовыхъ Козаковъ. Въ 1762 г. лубенскій полковой обозный Василій Кулябка, захвативъ часть общественной земли, принадлежавшей козакамъ селъ Новаковъ, Тарандинецъ и Высшаго Булатца, сталъ строить на ней шинокъ и клуню. Козаки названныхъ селъ обратились къ лубенскому полковнику Ивану Кулябкѣ и, указывая на то, что обозный "шинка еще не достроилъ, а началъ немаліе грабителства дѣлать", между прочимъ, "на випустѣ мирскомъ устроилъ клуню и тамже близъ шинку леваду закопалъ", просили позволенія "шинокъ роскидать, законъ засипать, клуню разбросать". Полковникъ не далъ имъ однако этого позволенія, а велѣлъ обратиться къ суду полковой канцеляріи; въ свою очередь, и послѣдняя приказала козакамъ не прибѣгать къ самоуправству, а ожидать судебнаго рѣшенія. Но, очевидно, эта перспектива не особенно прельщала Козаковъ. Атаманы названныхъ селъ послали сказать обозному, что, если онъ добровольно не отступится отъ захваченной земли, возведенныя на ней строенія будутъ разрушены козаками. Обозный ограничился тѣмъ, что сообщилъ это къ свѣдѣнію полковой канцеляріи и просилъ у нея защиты. Та приказала мѣстному сотенному правленію воспретить козакамъ прибѣгать къ насилію, но приказъ этотъ не имѣлъ никакихъ результатовъ. "Нарочито собравшися -- по словамъ обознаго -- и многолюдствѣ, коихъ всѣхъ било до тисячи человѣкъ, з женами и дѣтми купно и с предводителемъ ихъ, давнимъ читателемъ на здорове мое и домъ, находящимся въ запрещеніи попомъ, подозрителнимъ и многихъ немаловажнихъ винахъ, какъ то и зажигателствѣ, смертноубійствѣ, волшебствѣ и в протчемъ, Андреемъ Бабичемъ, учиня немалое смущеніе, з разними орудіями, разбойнически", козаки трехъ названныхъ селъ напали на его шинокъ и клуню и грозились убить его самого. По жалобѣ обознаго полковая канцелярія арестовала многихъ изъ участниковъ этого нападенія и подвергла ихъ суровому наказанію. Тогда козаки пожаловались въ генеральную войсковую канцелярію, которая затребовала объясненій отъ лубенскаго полковника. Полковникъ не замедлилъ дать такія объясненія, и въ нихъ звучали любопытныя ноты. Разсказавъ самое дѣло, причемъ онъ особенно напиралъ на "мнимость" жалобъ Козаковъ и на ихъ упорство въ нежеланіи дать подписку впредь не повторять подобныхъ дѣйствій, полковникъ указывалъ, что всѣ принятыя полковой старшиной мѣры вплоть до публичнаго наказанія Козаковъ были безусловно необходимы "для отвращенія таковихъ своеволствъ и смущеній и гвалтовного самонравія, какъ то уже того и въ Чорнухахъ и въ Оржицѣ образци показались, въ Чорнухахъ козаки, собравшись, на людей еговысокородія господина подскарбія генералного напали, бой, гвалти и грабителства въ явную противность указамъ и правамъ приключили, а въ Оржицѣ, такожъ собравшись въ многолюдствѣ, на слободку удов.твующей сотниковои ирклѣевской Требинской напавъ, знатние грабителства приключили и людей одинадцять семей гвалтовно забрали и, где дѣвали, еще неизвѣстно". Въ виду угрозъ Козаковъ по адресу обознаго послѣдній,-- продолжалъ полковникъ -- "оставя свой жилой и селѣ Новакахъ домъ, совсѣмъ вибрался и нинѣ живетъ с немалимъ утѣсненіемъ своимъ и Лубняхъ, а между тѣмъ по часто упоминаемимъ похвалкамъ и той маетности его Новакахъ мелница его, зажжена, сгорѣла совсѣмъ. А такова зла ежели срогостню указовъ и правъ, не запущая и продолженне, заблаговременно не отвратить, то всякому владѣлци и маетностяхъ и в домахъ своихъ и побувать будетъ за таковими самоволствами весма опасно, а подлой народъ еще горше развратится". Въ виду этихъ соображеній и самое наказаніе, наложенное на Козаковъ въ количествѣ не болѣе 60 ударовъ "ординарними плѣтми", представлялось полковнику нимало не переходящимъ границъ, и онъ испрашивалъ у генеральной канцеляріи разрѣшенія наказать и тѣхъ виновныхъ, которые еще не подверглись выскапію. Сами же козаки увѣряли, что ихъ били не плетьми, а кіями, причемъ "никому менше ста ударовъ не доставалось, от коего бою инцихъ, а паче престарѣлихъ, почти неживихъ и облившихся кровю с места, на коемъ бито, на сторону отволикано, а инніе от того жъ бою и приключившихся чрезъ оной несноснихъ ранъ... посля того и недолгомъ времени и померли". Генеральная канцелярія, получивъ эти донесенія, предписала выслать дѣло въ генеральный судъ, а Козаковъ держать подъ карауломъ, пока они не дадутъ подписки въ томъ, что "впредь такихъ самоволствъ чинить не будутъ". Но послѣ разбора дѣла въ генеральномъ судѣ полковая старшина была признана виновною въ истязаніи козаковъ и послѣднимъ была присуждена съ провинившихся старшинъ "навязка" въ размѣрѣ 14.864 р. на 135 арестованныхъ и избитыхъ Козаковъ. Впрочемъ, рѣшеніе это постановленное въ маѣ 1764 года, небыло приведено въ пополненіе еще годъ спустя, не смотря на то, что оставшаяся недовольною имъ старшина не обжаловала его въ установленномъ для такихъ случаевъ судебномъ порядкѣ {Тамже, дѣло о задержаніи подъ карауломъ козаковъ селъ Новаковъ, Карандинецъ и Булатца полковникомъ Кулябкой.}. Судя по этому, врядъ-ли оно было исполнено и позже.
   Аналогичное дѣло пришлось разбирать въ 1769 г. лубенскому гродскому суду по жалобѣ отставного гусарскаго поручика Богдана Новаковскаго на Козаковъ с. Бѣлоусовки яблоновской сотни. По словамъ Новаковскаго, названные козаки, явившись въ многолюдствѣ на его землю, зарыли выкопанный на ней ровъ, а затѣмъ, придя въ другой разъ, били смертнымъ боемъ его, Новаковскаго, такъ что онъ едва спасъ свою жизнь бѣ.гствомъ, избили его слугъ, повырывали вербы, насаженныя на греблѣ, и поломали двери въ Домѣ. Вызванные въ гродскій судъ атаманъ и семь козаковъ с. Бѣлоусовки показали, что она, дѣйствительно, "з другими, почитай, всѣми жителями бѣлоусовскими, всѣхъ числомъ до ста человѣкъ, обществомъ" на указанную Новаковскимъ землю "приходили и ровъ на ней зарили, потому что истецъ Новаковскій тѣмъ ровомъ свободную всего общества бѣлоусовского землю к своей землѣ закопалъ и тѣмъ причинилъ всѣмъ бѣлоусовскимъ жителямъ немалую обиду и утѣсненне, такъ что уже, закопавши тую свободную общую землю, и мирокой череды къ имѣючойся тамъ же свободной общой бѣлоусовской водѣ началъ было не допускать". Когда же послѣ того -- продолжали козаки -- пришли въ село пастухи и сообщили, что Новаковскій все-таки не допускаетъ мірское стадо къ водопою, то "они, отвѣтчики, собравшись въ другими бѣлоусовскими жителми, человѣкъ въ 50 и болѣе, заразъ туда на свободную бѣлоусовскую землю до мирской череди пошли, съ тѣмъ, чтобъ тую недопускаемую Новаковскимъ къ свободной водѣ череду можно было к той водѣ пригнать". Новаковскій, увидя ихъ, выѣхалъ имъ на встрѣчу верхомъ на лошади "въ немаломъ азартѣ" и сталъ стрѣлять изъ пистолетовъ, "однакъ они, отвѣтчики, таковой его стрелбы не опасаясь, вдругъ обступивъ его тамъ же на свободной бѣлоусовской землѣ съ лошадью и съ опой сваливши его на землю", отобрали отъ него лошадь, "шляпу съ пузументомъ" и оружіе, "а его, Новаковского, не чиня ему и малѣйше никакова бою, пустили пеша". "А служанка истцева Ирина, и тѣ поры стоявшая на оной гребелцѣ, когда стала разнообразно имъ, отвѣтчикамъ и всѣмъ другимъ бившимъ тамо многимъ людямъ за истца, Новаковского, бранить, то они, отвѣтчики, вскричавъ тую служанку ловить и поймавши ее, бросившуюсь и воду, взяли и село Бѣлоусовку и тамо ей посредѣ села, по общему всѣхъ тамо бывшихъ многихъ жителей бѣлоусовскихъ согласію, положивши на землю, асаулецъ бѣлоусовскій Остапъ Левченко да житель бѣлоусовскій жь по имени Сергѣй и двѣ маленкне палицы били, якимъ боемъ дано ей ударовъ не болше, якъ з десятокъ, чрезъ что и истецъ Новаковскій, можетъ быть, устрашившись, такъ, какъ показуетъ, от нихъ, отвѣтчиковъ, утѣкалъ и по разнимъ мѣстамъ скривался". Насилій же и побоевъ самому Новаковскому -- утверждали козаки -- они никакихъ не причиняли. Однако произведенное вознымъ освидѣтельствованіе обнаружило на тѣлѣ Новаковскаго много ранъ и слѣдовъ тяжелыхъ побоевъ, такъ что въ дѣйствительности козаки едва-ли были особенно учтивы и. съ самимъ Новаковскимъ. Бродскій судъ во всякомъ случаѣ призналъ ихъ виновными въ самоуправствѣ и отправилъ подъ карауломъ въ Малороссійскую Коллегію "для поступленія съ ними по законамъ" {Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ. По свидѣтельству вознаго, у Новаковскаго оказались такіе "боевые знаки", "ниже потилицѣ синіокривовой болшой знакъ, отчего и опухлость до верху потилицѣ имѣется, на левой руки вишше лопатки знакъ синіокривавой болшой, на левой же руки вишше локтя к плечу болшой же кривавой знакъ, на левой ноги въ голенѣ рана до кости пробита болшая опасна, на тоей же ноги до кривѣ содраннихъ знаковъ, взявши от палцовъ до самого колѣна ивише колѣна, немалое число, от чего вся нога синіокриваво опухлая, правая нога от палцовъ даже до више колѣна криваво немалими знаками содрана и вся синіо опухлая".}.
   Такихъ и подобныхъ имъ попытокъ со стороны козаковъ силою воспрепятствовать захвату общинныхъ земель было не мало въ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи, но во второй половинѣ XVIII вѣка эти попытки по большей части наталкивались на суровый отпоръ старшины и, за рѣдкими исключеніями, такъ же мало останавливали процессъ расхищенія общинныхъ земель, какъ и попытки обращенія съ этой цѣлью къ суду, А между тѣмъ благодаря этому процессу количество общинныхъ земель годъ отъ году сокращалось и такое сокращеніе шло впередъ очень быстрыми шагами. Въ 1761 г. гетманъ Разумовскій далъ переяславскому полковому судьѣ Якиму Каневскому "и свободномъ войсковомъ степу, лежачомъ полку Переясловского и сотнѣ золотоноской между рѣчками Кропивною и Золотоношею, въ урочищы Сухой Згарѣ свободной земли для хутора и длину и вширь по двѣ версты, во вѣчное его, Каневского, владѣйте", поручивъ ему при этомъ наблюдать, чтобы "другие никто самоволно того степу до владѣние свое не захвачивали" {Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Золотоношской сотни, т. VII, No 62-в.}. Вслѣдъ за тѣмъ Каневскій послалъ гетману доношеніе, въ которомъ писалъ, что изъ свободнаго степа, простиравшагося нѣкогда въ данной мѣстности на 100 верстъ въ окружность, въ общемъ владѣніи козаковъ и посполитыхъ осталась только площадь на 12 верстъ въ окружности, все же остальное расхищено владѣльцами {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ,}. Столь же быстро шло расхищеніе общинныхъ земель и въ другихъ мѣстахъ и по мѣрѣ того, какъ оно подвигалось впередъ, все болѣе упорной и напряженной становилась борьба изъ-за остававшейся еще въ общинномъ владѣніи земли.
   Съ одной стороны, наличность этой борьбы, обострявшей обычныя неудобства захватнаго землепользованія, съ другой -- неувѣренность въ прочности владѣнія захваченными уже землями приводили къ тому, что во владѣльческихъ кругахъ пріобрѣтала.все большую популярность мысль о полной ликвидаціи общинныхъ земель. Время отъ времени отдѣльные владѣльцы выступали съ ходатайствами въ этомъ смыслѣ и передъ властями. Въ моментъ составленія въ Малороссіи въ 1768 г. "генеральной ревизіи" двое изъ владѣльцевъ золотоношской сотни Переяславскаго полка, полковникъ Мейеръ и коллежскій ассессоръ Евфевенъ, подали въ коммиссію составленія ревизіи въ этомъ полку особое доношеніе, въ которомъ заявляли, что имъ при существующихъ условіяхъ трудно выполнить требованіе сенатскаго указа 1767 г., обязывавшаго помѣщиковъ заботиться о размноженіи и запасѣ хлѣба во избѣжаніе голодовокъ крестьянъ. "При нашихъ деревняхъ, по реке Золотоноши, а болше при речки Кропивной,-- писали они -- сверхъ владелцовъ, козачихъ хуторовъ вокругъ немалое число, которые оставя свои отчизние земли и двори и разныхъ селахъ, и техъ футорахъ обитаютъ, и при каждомъ селенни футоровъ и деревень и пахатнихъ и випускнихъ поляхъ противо своихъ селений одинъ от другого настоящими знаками не ограничуются и от своихъ селений до другихъ селений удобреннне распаханне нивя и целини захвативаютъ одинъ предъ другимъ орать, такъ же и трави недоспелне скошиваютъ не во время с немалими спорами, а иногда и драками, такъ же и на випуски для скота толокъ несогласно и почти каждой себе погодно и между хлебовъ оставляетъ и такихъ разнихъ толокъ випускомъ хлебу и сепожатемъ от скота биваетъ вибите и порчь, от чего мы, помещики, и люде наши, равно жъ и они, козаки, от такого безпорядочества и неограничення смежностей и размноженни хлебопашества и всей обществу полезной экономни успеху иметь и обзавестись и запасъ не можемъ, но претерпевать принужденни от собственного смежного небреження всегдашнне убитки". И хотя дозволено добровольное размежеваніе,-- продолжали просители -- но "с такими при онихъ нашихъ селенпяхъ живущими козаками и другими жителми, яко простолюдинами, не сведущими порядка, ничего помещикамъ собою учинить нелзя, понеже не толь жителствующие при онихъ речкахъ футорами козаки, но и живущне и разныхъ селахъ и околичностяхъ тѣхъ речокъ козакы и разние обиватели от своихъ и не близкихъ селъ и оние поля, и не принадлежащие к ихъ селениямъ, по оному безпорядочеству и неотграничению орать и трави недоспелие схвативать упадають и пасбою скота вредятъ". Въ виду этого авторы доношенія просили коммиссію, "не соблаговоленно ль будетъ при онихъ нашихъ селенияхъ противо всякого владѣния принадлежащее земли, также и к онимъ примерние, и присудствни от оной комисии все смежности ограничить по дуктамъ владеемое, а примерную противъ селений по числу хатъ или душъ, и всякому обиталищу при онихъ местахъ предели означить и сходство узаконенихъ постановлении". На случай же, еслибъ коммиссія не признала возможнымъ сама исполнить это, они просили довести ихъ ходатайство до свѣдѣнія генералъ-губернатора Малороссіи гр. П. А. Румянцева {Рум. Опись, въ б-къ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Золотоношской сотни, т. IX, No162.} Подобнымъ же образомъ въ 1782 г. компанейскій полковникъ Товбичевъ, донося казенной палатѣ кіевскаго намѣстничества о многочисленныхъ незаконныхъ захватахъ общинныхъ земель въ той же золотоношской сотнѣ, писалъ, что эта земля "подлежитъ и общій подѣлъ, дабы яко всѣ, кои всероссійскому ея императорского величества престолу служили и служатъ, высокомонаршею милостью обойденине были подѣломъ той земли, и тѣ, кои по неимѣнію собственной земли к хлебопашеству и травъ на сѣно кошенію таковими захватчиками самовластно свободного войскового степу, гдѣ было безпрепятственно вся околичность уѣзда золотоношского на таковомъ степу свободно ползуясь доволствуется, нинѣ такъ угнетенны, что почти дневного пропитанія лишаются". Или же -- предлагалъ Товбичевъ -- "по примѣру, какъ и Новороссійской губерніи таковій же свободній войсковій степъ десятинами е платежомъ положенного числа денегъ и казну разобранъ, такъ и здесь вишеписанный степъ тѣмъ же порядкомъ к разобранію десятинами, кто сколко оныхъ пожелаетъ взять с платежомъ и казну ассигнованною числа денегъ, присуждение учинить, по которому суждению я во первыхъ до нѣсколка сотъ десятинъ с платежомъ и казну положенного числа денегъ е крайнею моею охотою принять имѣю". "И посему -- обѣщалъ Товбичевъ -- не толко всѣмъ при своей ползѣ оставаться будетъ и въ государственной казнѣ приращеніе послѣдуетъ, (но) зазрѣніе и вражда на тѣхъ захватчиковъ, что самоволно степъ завладѣли были, прекратится и послѣдуетъ въ обществѣ покой и тишина" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ.}.
   Временами и высшая администрація страны какъ будто готова была усвоить эту мысль о полной ликвидаціи общиннаго владѣнія и вступить, по крайней мѣрѣ, въ нѣкоторыхъ конкретныхъ случаяхъ, на путь такой ликвидаціи, указывавшійся державцами. По словамъ Товбичева, назначенная въ результатѣ его доносовъ въ 1763 г. для разслѣдованія захватовъ свободнаго войскового степа въ золотоношской и кропивенской сотняхъ коммисія "приговорила тотъ степъ раздѣлить", выдѣливъ сперва "довольную къ хлѣбопашеству и травъ кошенію на всякаго часть" свободнымъ посполитымъ и.распредѣливъ затѣмъ остальную землю между козаками и владѣльцами. Но -- прибавлялъ Товбичевъ, разсказывая въ 1782 г. объ этомъ рѣшеніи,-- "по тому и малѣйшого отъ захватчиковъ выполненія нѣтъ и, сколько хто захватилъ беззаконно войсковой земли, тѣмъ и понынѣ владѣетъ, а другого никого пользоваться не допускаетъ" {Тамже.}. Не большій успѣхъ имѣли на практикѣ попытки поднять вопросъ объ общинныхъ земляхъ въ общей его формѣ и въ нѣкоторыхъ другихъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи. И, кажется, высшая администрація страны въ сравнительно широкихъ размѣрахъ занялась отборомъ захваченныхъ въ частное владѣніе общинныхъ земель только въ одномъ случаѣ,-- когда гетманъ Разумовскій получилъ въ свое владѣніе Яготинскую волость и заинтересовался возвратомъ отхваченной отъ нея разными владѣльцами "вольной" земли {См. Мотыжинскій Архивъ F 1890, No 85.}. Но въ данномъ случаѣ забота гетмана о возвратѣ этой земли была всецѣло продиктована его частными интересами, какъ державцы имѣнія, и самая его дѣятельность въ этомъ направленіи только своимъ размахомъ отличалась отъ подобной же дѣятельности всякаго другого державцы.
   Никакихъ общихъ мѣръ по отношенію къ общиннымъ землямъ и не было принято за ХУТИ вѣкъ въ лѣвобережной Малороссіи. Но чѣмъ дальше шло время, тѣмъ больше проникались ея администрація и судъ тенденціями владѣльческаго класса и тѣмъ тяжелѣе становилось положеніе еще сохранявшихся въ странѣ общинъ при столкновеніяхъ съ представителями этого класса. Нѣсколько конкретныхъ эпизодовъ всего лучше помогутъ намъ наглядно представить себѣ это положеніе и вытекавшіе изъ него результаты.
   Въ 1774 г. Екатерина и Тимофей Скоропадскіе подали въ черниговскій гродскій судъ жалобу на жителей д. Турьи, козаковъ, стрѣльцовъ и подданныхъ Троицкаго монастыря, за насиліе, якобы совершенное ими на земляхъ жалобщиковъ. По словамъ Скоропадской, названные жители д. Турьи, "нашедши гвалтовие и самоправие на отданніе уже отцу ей грунта, сѣнокоси, зарослѣ и лѣса, сами собою много с оного лѣса и землѣ подданической... к владѣнию своему заняли и вновь границу зделали и знаки на деревахъ и тіоси положили с похвалками такими, ежелибъ кто впредь от сторони ей Скоропадсковли моглъ бы туда уходить, имѣютъ въ смерть убить". Вызванные гродскимъ судомъ къ отвѣту обвиняемые въ допросахъ своихъ показали, что земель Скоропадскихъ и ихъ посполитыхъ они вовсе не захватывали, а положили граничные знаки, будучи созваны для этого мѣстнымъ козацкимъ атаманомъ и войтомъ монастырскихъ посполитыхъ, "и своихъ единственно общественнихъ деревнѣ Тури земляхъ" и "тѣ знаки и тіоси ими з общественною согласня вновь положени для того, что чрезъ заборъ и нихъ, стрелцовъ и Козаковъ и монастирскихъ Троецкихъ подданнихъ, и общественнихъ ихъ земляхъ и лѣсахъ сокѣръ и протчого от сторони Скоропадского причиняеми били неоднократніе обиди". Для гродскаго суда этого оказалось вполнѣ достаточно, чтобы признать турейскаго атамана Семена Усика зачинщикомъ "гвалта" и "нарушенія общей тишины и спокойствія" и, въ качествѣ такого зачинщика, отправить его подъ карауломъ въ Малороссійскую Коллегію "къ поступленію съ нимъ тамо по законамъ". Коллегіи пришлось разъяснять гродскому суду, что до разрѣшенія вопроса о томъ, кому принадлежитъ земля, на которой были положены знаки, не можетъ быть рѣчи о "гвалтѣ", а "потому оной атаманъ Усикъ и не подлежитъ еще, никакому обвиненію". И, постановивъ освободить Усика, Коллегія вмѣстѣ съ тѣмъ рѣшила предписать черниговскому гродскому суду, чтобы впредь онъ точнѣе соблюдалъ свои обязанности, "не дѣлая напрасними переписками Коллегіи затруднѣній и заборомъ неосмотрительно людей под караулъ отягощения" {Архивъ Черниговскаго Окружнаго Суда, Дѣла Гражданскія, No 154.}.
   Рѣшенія гродскихъ и земскихъ судовъ, замѣнившихъ съ 60-хъ годовъ XVIII вѣка прежніе полковые суды лѣвобережной Малороссіи, ставили подчасъ высшую администрацію края и въ болѣе трудное положеніе. Въ 1767 г. козаки селъ Демьянецъ, Харьковецъ, Вонтовецъ, Сконецъ, Ковалина и Юрковецъ обратились въ переяславскую полковую канцелярію съ "нижайшимъ доношеніемъ". Въ этомъ доношепіи они указывали, что они были привлечены въ переяславскій земскій судъ по иску кіевскаго Пустынно-Никольскаго монастыря за порубку якобы принадлежащей ему рощи Проходы при с. Ковалинѣ и выбитіе тѣмъ монастыря изъ спокойнаго владѣнія. Козаки съ своей стороны увѣряли, что эта роща "вольная козачая". Но въ земскомъ судѣ -- разсказывали они -- "не учинивъ о той рощѣ, яко издревле волной козачей, надлежащого и силу указовъ внизслѣдованія, но согласись къ искамъ законниковъ по прихотѣ ихъ, какъ бы о какомъ партикулярномъ добрѣ, поведено дѣла за одянъ порубъ, порядкомъ о вибитѣ з спокойною владѣнія, и без принятія от насъ никакихъ документовъ по учиненнимъ рѣшеніямъ насъ невинно обвинено и на всякого е насъ, хотя кто оттоль по одному толко возу дровъ вивезли, наложено ко уплатки законникамъ денегъ по 47 р. и по 50 к., кто жъ ездилъ з синами либо з другими свопственними, и з тѣхъ такожде порознь на каждою оная сумма наложена, такъ что на инного виходитъ близко двохъ сотъ рублей, на которую сумму не толко и насъ бедного нашего имѣнія, но и жилихъ грунтовъ и другихъ недвижимостей стать не можетъ, и къ доставленію совершенною за то удоволства онихъ законниковъ не что болшъ намъ слѣдуетъ, какъ толко со всѣмъ имѣніемъ, грунтами и другими недвижимостми отдаться и подданство онимъ законникамъ". "Якожъ -- продолжали козаки -- мы по простотѣ нашей и е понужденія насъ к тому от суда земскою инного способу не сискуемъ, для чего полковой Переяславской канцеляріи о томъ нижайше представляемъ и отдаться ли намъ е нашими грунтами и имѣніемъ и подданство законниковъ монастира или какъ и полковой канцеляріи благоразсуждено будетъ, просимъ и оной полковой канцеляріи разсмотренія и резолюціи". Полковая канцелярія, получивъ это "доношеніе", въ свою очередь представила его "на разсмотрѣніе и резолюцію" въ Малороссійскую Коллегію. Тѣмъ временемъ козаки подали жалобу на рѣшеніе земскаго суда и генералъ-губернатору Малороссіи, гр. Румянцеву, настаивая на томъ, что порубленная ими роща "издревле общая водная, а законниками ненадлежаще присвоена", и вмѣстѣ съ тѣмъ указывая, что эта роща едва ли-стоила и 500 р., а земскій судъ приговорилъ взыскать съ нихъ въ пользу Пустынно-Никольскаго монастыря около 11.000 р., "якой суммы не толко та роща, но и вся оного монастыря въ селахъ Дѣвичкахъ и Ковалинѣ имѣющаясь маетность со всѣми грунтами и угодіями не стоитъ". Румянцева въ этомъ дѣлѣ заинтересовала, повидимому, главнымъ образомъ фискальная его сторона и онъ обратился по этому поводу къ Малороссійской Коллегіи съ особымъ ордеромъ, въ которомъ писалъ: "яко козаки всѣ свои имѣнія имѣютъ только единственно для отправленія изъ оныхъ службы, которыхъ лишая приговоромъ въ судахъ подъ образомъ навязки и заруки, скоро можно пользу ущербить государственныхъ интересовъ, требующихъ охранять ихъ при цѣлости своихъ имѣній, сего резона ради въ оной Коллегіи, соображая къ сей матеріи касающіеся обстоятельства и законы, постановить, какимъ образомъ судамъ нижнимъ поступать при случаѣ, когда приговоръ изданъ будетъ по чьему пеку на обвиненіе козака, и простираться ль оному на персону только иди и на имѣніе его". Съ своей стороны Малороссійская Коллегія постановила передать какъ самую жалобу Козаковъ, такъ и возбужденный Румянцевымъ общій вопросъ на разсмотрѣніе генеральнаго суда и впредь до его рѣшенія пріостановить приведеніе въ исполненіе приговора переяславскаго земскаго суда {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло козаковъ с. Юрковецъ съ Кіево-Пустынно-Никольскимъ монастыремъ.}.
   Какъ въ концѣ концовъ рѣшилось только что разсказанное дѣло, изъ бывшихъ у меня въ рукахъ архивныхъ бумагъ не видно. Но среди этихъ бумагъ имѣется рядъ другихъ рѣшеній, показывающихъ, какъ широко склонны были суды подъ конецъ XVIII вѣка толковать владѣльческія права на общинныя угодья, находившіяся въ совмѣстномъ пользованіи державцевъ и козаковъ. Вотъ для примѣра одно изъ такихъ рѣшеній, относящееся къ моменту, непосредственно слѣдовавшему за преобразованіемъ административныхъ и судебныхъ учрежденій лѣвобережной Малороссіи по общерусскому образцу.
   Въ 1781 г. между козаками с. Коренецкой и батуринскимъ Крупицкимъ монастыремъ, владѣвшимъ посполитыми этого села, возникъ споръ изъ-за сѣнокоснаго болота при р. Ромнѣ. Козаки и представленные ими свидѣтели согласно показывали, что это болото всегда было "обще козачее, принадлежащее всѣмъ села Коренецкой жителямъ", и что имъ "издревле села Коренецкой все общество, то есть козаки, ихъ подсосѣдки и посполитые всѣ, такъ 1 и нынѣ владѣютъ и ползуются по древнему постановленпю, кто где успѣетъ захватить, тамо и сѣно искошиваетъ". Тѣмъ не менѣе борзенская нижняя расправа, разбиравшая этотъ споръ, въ 1783 г. присудила спорное болото въ исключительное владѣніе Крупицкаго монастыря, воспользовавшись въ качествѣ основаній для такого приговора и приведенными показаніями. "Какъ по высочайшей грамотѣ -- говорилось въ "увязчемъ листѣ", обращенномъ нижней расправой къ коренецкимъ козакамъ, -- село Коренецкое всемилостивѣйше пожалованно монастиру Батуринскому со всѣми принадлежащими угодіи, кромѣ козаковъ и ихъ козацкихъ собственныхъ грунтовъ, вы же, какъ и въ протчихъ мѣстахъ обыкновенно, имѣете удѣлно особливые свои земли, сѣнокосы, гаи и другіе угодіи, ни е кимъ не совмѣстніе, въ разсужденіи коихъ сіе болото за собственное ваше почесться всячески не можетъ, потому что свидѣтели всѣ согласно засвидѣтельствовали и сами вы тому не прекословите, яко онимъ совмѣстно съ вами владѣютъ и всѣ тамошніе мужики, подданные монастырскіе, совсѣмъ въ собственныхъ вашихъ имѣніяхъ не участвующіе, а е того и явственно, что к тому (вы) допущенны, по самому вашему признатью, небреженіемъ тамошныхъ монастырскихъ прикащиковъ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1458. '}. Такъ владѣльческое право почти совершенно вытѣснило собою въ практикѣ судовъ прежнее общинное право и самая наличность общиннаго владѣнія землею державцами и козаками обращалась въ аргументъ для признанія исключительнаго права собственности на эту землю за державцами. Не трудно представить себѣ, насколько должна была облегчить эта практика судовъ захваты сохранявшихся еще общинныхъ земель и угодій.

-----

   Таковы были въ наиболѣе существенныхъ своихъ очертаніяхъ судьбы общиннаго землевладѣнія въ лѣвобережной Малороссіи на протяженіи XVII--XVIII вѣковъ. Въ половинѣ XVII столѣтія общинное землевладѣніе было здѣсь рѣшительно господствующимъ фактомъ въ области земельныхъ отношеній и личная собственность на землю, хотя и существовавшая въ эту пору въ странѣ, отходила передъ нимъ далеко на задній планъ. Наиболѣе обычною формой общины на территоріи лѣвобережной Малороссіи являлся въ эту эпоху широкій общинный союзъ, который можно было бы назвать, употребляя обычную терминологію, волостной общиной,-- союзъ, объединявшій въ себѣ населеніе нѣсколькихъ селъ и деревень, сообща владѣвшее занятою имъ землей и расположенными на ней угодіями и пользовавшееся этой землей и угодьями на началахъ захватнаго порядка. При этомъ на территоріи, занятой такимъ союзомъ, обычно практиковались въ тѣхъ или иныхъ размѣрахъ, съ его ли разрѣшенія или съ разрѣшенія стоявшихъ надъ нимъ властей, заимки земли въ частную собственность. Въ частную собственность постепенно переходили и тѣ земельные участки, которые болѣе или менѣе долго оставались въ непрерывномъ пользованіи однихъ и тѣхъ же хозяевъ. Такъ рядомъ съ общинными землями понемногу складывалась частная земельная собственность, все возроставшая въ своихъ размѣрахъ.
   Съ теченіемъ времени эти большіе общинные союзы естественно распадались на болѣе мелкія сельскія общины. Но этотъ естественный процессъ былъ значительно ускоренъ и осложненъ условіями, лежавшими внѣ сферы собственно земельныхъ отношеній. Внутри общиннаго союза, первоначально болѣе или менѣе однороднаго по своему соціальному составу, довольно скоро уже образовались различныя соціальныя группы, постепенно все болѣе обособлявшіяся одна отъ другой и по мѣрѣ этого обособленія все дальше расходившіяся въ своихъ интересахъ. И борьба за землю, возникавшая на почвѣ противоположныхъ интересовъ между этими группами,-- между козаками и посполитыми, съ одной стороны, между свободными селянами, какими являлись и козаки, и свободные посполитые, и владѣльцами имѣній, съ другой, -- не только ускорила распаденіе крупныхъ общинныхъ союзовъ, но во многихъ случаяхъ повела и къ распаденію сельскихъ общинъ и содѣйствовала образованію на мѣстѣ общиннаго владѣнія частной земельной собственности. Благодаря практиковавшейся въ широкихъ размѣрахъ раздачѣ имѣній въ частное владѣніе число свободныхъ посполитыхъ скоро дошло до ничтожной цифры. Съ этой поры борьба за общинныя земли приняла по преимуществу характеръ борьбы между рядовымъ козачествомъ и быстро разроставшимся и увеличивавшимъ свое могущество классомъ державцевъ, въ составъ котораго входили козацкая старшина, часть духовенства и монастыри. При этомъ то положеніе, которое занимала старшина, являвшаяся представительницей мѣстныхъ общинъ и сосредоточивавшая въ своихъ рукахъ ихъ права, открывало ея членамъ широкую возможность присвоенія общинныхъ земель. И частью путемъ пожалованій отъ властей, частью путемъ прямыхъ захватовъ, становившихся все болѣе легкими по мѣрѣ того, какъ судъ и администрація страны освобождались отъ контроля народныхъ массъ и пропитывались владѣльческими тенденціями, державцы успѣли завладѣть значительною долей общинныхъ земель, обративъ ихъ въ свою частную собственность. Все это нанесло рядъ тяжелыхъ ударовъ общинному землевладѣнію. Въ сѣверныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи уже въ половинѣ XVIII вѣка частная земельная собственность получила безусловное преобладаніе надъ общинной, а свободныхъ общинныхъ земель, которыя являлись бы своего рода запаснымъ фондомъ для общинъ, почти уже не было {См., напр., въ одномъ документѣ 1740 г. заявленія нѣсколькихъ козаковъ и посполитыхъ, перешедшихъ въ Переяславскій полкъ изъ полковъ Кіевскаго и Нѣжинскаго, потому что "тамъ волного степу нѣтъ, жить было нѣ на чомъ",-- Мотыжинскій Архивъ, К. 1890, л. 43--45. Аналогичныя указанія имѣются въ другихъ документахъ этой эпохи.}. Въ менѣе заселенныхъ южныхъ полкахъ такія земли въ эту пору еще были, была сильно представлена и община, но рядомъ съ нею и здѣсь была уже очень широко распространена частная земельная собственность.
   Въ соотвѣтствіи съ этимъ шла и внутренняя эволюція общины. Первоначальный чисто-захватный порядокъ пользованія землею, практиковавшійся въ условіяхъ неограниченнаго земельнаго простора, по мѣрѣ того, какъ подвигалось впередъ заселеніе страны, постепенно измѣнялъ свой видъ подъ вліяніемъ усилій отдѣльныхъ общинъ нѣсколько урегулировать это захватное землепользованіе. Во многихъ мѣстностяхъ установленъ былъ срокъ, съ котораго можно было начинать сѣнокосъ на общинныхъ лугахъ. Нѣкоторый отдѣльныя общины точно опредѣляли періодъ, дольше котораго земельный участокъ не могъ находиться непрерывно въ рукахъ одного и того же хозяина. Другія общины вступали на иной путь, производя отрѣзки отъ черезчуръ большихъ заимокъ отдѣльныхъ своихъ членовъ и передавая эти отрѣзки наиболѣе.обдѣленнымъ общинникамъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ общинами, повидимому, практиковались и передѣлы, если не всѣхъ общинныхъ земель, то, по крайней мѣрѣ, сѣнокосовъ. Помимо довольно частыхъ въ актахъ XVIII вѣка упоминаній о "паяхъ" и "десяткахъ" въ общинныхъ лугахъ, сохранившіеся документы даютъ и болѣе ясныя указанія на существованіе подобныхъ передѣловъ. Вотъ одно изъ наиболѣе опредѣленныхъ указаній такого рода. Въ 1787 г. дѣвичій Пятницкій монастырь и козаки с. Юрьевки жаловались на коллежскаго ассесора Товстолѣса, что онъ завладѣлъ общественнымъ сѣнокоснымъ болотомъ с. Юрьевки. "Онымъ же сѣнокоснымъ болотомъ -- утверждали жалобщики -- издревле подданные монастырскіе и козаки с. Юрьевки совмѣстно владѣли, скашивая на немъ траву безъ всякого отъ кого-либо препятствія по роздѣлу, сколько кому и гдѣ скосить въ часть доведется, онъ же, Товстолѣсъ, никакого въ томъ участія никогда не имѣлъ" {Архивъ Черниг. Каз. Палаты, No 1750. Въ другомъ мѣстѣ тѣ же жалобщики опредѣляли это болото такимъ образомъ: "болото сѣнокосное, которое не противъ нивъ своихъ обыватели юрьевскіе косять, ко въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ кому съ согласія общества, въ томъ участвующаго, (и) по дѣлу въ часть что косить доведется".}. Но если передѣлы и практиковались въ нѣкоторыхъ общинахъ, то число такихъ общинъ, по всей видимости, было крайне не велико. Раньше, чѣмъ передѣлъ, пая форма общины успѣла сколько-нибудь широко развиться въ лѣвобережной Малороссіи, здѣшняя община частью совершенно разрушилась, частью пошатнулась подъ напоромъ восторжествовавшихъ благодаря общему ходу исторіи страны иидивидуалистическихъ тенденцій. И къ концу XVIII столѣтія отъ широко распространеннаго за сто лѣтъ передъ тѣмъ общиннаго землевладѣнія сохранились лишь небольшіе сравнительно остатки, сосредоточенные главнымъ образомъ въ южной части страны.

В. Мякотинъ.

"Русское Богатство", No 12, 1913

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru