Аннотация: 2. Формы землевладения в левобережной Малороссии XVII-XVIII вв.
Очерки соціальной исторіи Малороссіи.
2. Формы землевладѣнія въ лѣвобережной Малороссіи XVII -- XVIII вв.
(Продолженіе).
II.
Семнадцатое, а въ значительной мѣрѣ и восемнадцатое столѣтія были временемъ энергичнаго заселенія лѣвобережной Малороссіи, сопровождавшагося заимкой свободныхъ земель. Немало такихъ свободныхъ земель было въ моментъ возстанія Богдана Хмельницкаго и на сѣверѣ лѣвобережной Малороссіи, въ нынѣшней Черниговщинѣ, но еще больше было ихъ въ южной части страны, въ нынѣшней Полтавщинѣ, еще въ первой половинѣ XVII вѣка остававшейся очень слабо заселенной. И заимка или, какъ говорили тогда, займанщина этихъ свободныхъ земель населеніемъ, двигавшимся съ запада на востокъ и съ сѣвера на югъ, сыграла чрезвычайно важную роль въ исторіи малорусскаго землевладѣнія. "Сталися всѣ добра малороссіянамъ быть власними чрезъ займы",-- разсказывали, какъ мы видѣли, въ 1773 г. козаки с. Покошицъ. И вплоть до самаго конца XVIII вѣка, когда въ лѣвобережной Малороссіи заходила рѣчь о правахъ на землю, на одно изъ первыхъ мѣстъ въ ряду этихъ правъ ставилось право заимки или "займы". Въ 1772 г. Домницкій монастырь, ведя споръ съ однимъ козакомъ за землю, доказывалъ, что у этого козака нѣтъ никакихъ правъ на владѣніе спорной землей: "ни надачи, ни купли, ни займи, ни замѣни, ни дару, и ни долговою землею, ни посягомъ (приданымъ) за женою одержанною" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниговской Казенной Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2209, л. 5.}. А сами козаки, перечисляя по какому-либо поводу въ XVIII вѣкѣ свои земли, то и дѣло называли среди нихъ "нивы своихъ трудовъ", "нивы працовитыя", "нивы, съ цѣлины распаханныя" и "поля, съ вольной цѣлины занятыя" {См., напр., Румянцевскую опись, хранящуюся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. I, No 78; Документы Второполковой сотни, т. I, No 207; Р. Опись, Прилуцкій полкъ, Корнбутовская сотня, д. Гайворонъ -- архивъ Кіевской Коммиссіи, No 492.}.
Ссылки на занмку, какъ на основаніе владѣнія землею, дѣлались въ XVIII столѣтіи въ самыхъ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи, дѣлались и козаками, и посполитыми, и сельскимъ духовенствомъ, и владѣльцами имѣній или "державцами". Въ 1741 г. въ с. Брусиловѣ слабинской сотни Черниговскаго полка производилось слѣдствіе о земляхъ священника Ставчанскаго. Мѣстные старожилы показали, что земли эти его предковъ Козаковъ, "займаніе по згону ляховъ" {Румянцевская Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 5.}. Въ 1765 году нѣсколько Козаковъ с. Выбель въ томъ же полку продали свои земли, опредѣливъ ихъ въ купчей такими словами: "имѣючи мы по старовѣчнимъ займамъ предковъ нашихъ Козаковъ выбельскихъ при с. Выбляхъ и пайкахъ на Павловцѣ неболшіе огородники" {Тамже, т. 4.}. Въ 1734 г. въ томъ же Черниговскомъ полку шелъ споръ изъ-за луга, на который претендовали д. Киселевка и с. Брусилово. На допросѣ въ полковой канцеляріи жители первой изъ этихъ деревень, атаманъ Петро Акуленко съ товариствомъ, показали: "они де, Киселевцы, на томъ лузѣ сѣно покосили для того, что де тотъ лугъ издавна, когда еще лугамъ былъ захватъ, надлежитъ до деревнѣ Киселевки" {Тамже, т. 5.}. Въ 1756 году священники селъ Волынки и Олыпанаго въ Черниговскомъ полку вмѣстѣ съ атаманами и козаками этихъ селъ писали въ своемъ доношеніи гетману Разумовскому: "имѣются при тѣхъ селахъ Волинки и Олшаной лани (пахатныя поля) и сѣнокоси, какъ мы отъ предковъ своихъ совершенно слихали и сами дѣйствително, сколко память наша засягнетъ, вѣдаемъ... такие, что когда по давнѣмъ стариннимъ у Малой Россіи бившимъ водностямъ села Волинка и Олшаное населялись, тогда козаки какъ во всей Малой Россіи займи и земляхъ для себя чинили, тогда по той же водности тогдашнне волинскне и олшанские старшина, козаки, миряне заняли для снабдѣння церквей и Волинки лани, а и Олшаной сѣнокоси и оние при своихъ парахняхъ от той займи досель во владѣніи церквей ни от кого безпрепятственно находятся" безъ всякихъ письменныхъ документовъ {Харьковскій Историческій Архивъ, Дѣла Малороссійской Коллегіи Черниговскій отдѣлъ, No 3.316.}. Въ 1760 году гетманъ Разумовскій утвердилъ въ вѣчное владѣніе Антону Сахатову, сыну умершаго сотника Потоцкой сотни Миргородскаго полка, "свободное поле", занятое его отцомъ къ купленному имъ отъ козака хутору. За семь лѣтъ до того объ этой заимкѣ производилось слѣдствіе и тогда мѣстные козаки показали, что "изъ оныхъ таковаго свободнаго поля и займахъ всякъ за собою имеетъ" {Румянцевская Опись, Миргородскій полкъ, Потоцкая сотня -- Харьковскій Историческій Архивъ, св. No 39 по Полт. оп., лл. 70-71.}. Подобнымъ же образомъ урядъ и громада с. Бучковъ Стародубовскаго полка, утверждая въ 1718 г. за "паномъ" Василіемъ Мовчапомъ купленныя имъ земли и занятое "вольное мѣсто", свидѣтельствовали, что "нѣхто вѣчними часи не отнесетъ себѣ з того найменшаго и грунтахъ нашихъ лѣсовѣхъ утеменжения (отягощенія) и кривди, поневажъ (такъ какъ) и безъ того мистця мнемъ мы всякъ себя волного грунту і лѣсу доволно" {Харьк. Историч. Архивъ, Архивъ Малороссійской Коллегіи, Черниг. отд., No 2.757.}. "Уже тому лѣтъ назадъ будетъ болѣе сорока,-- писали въ 1750 г. въ полковую Стародубовскую канцелярію бунчуковый товарищъ Ф. И. Губчицъ и значковый товарищъ П. В. Губчицъ -- какъ малороссійскаго Стародубовскаго полку сотнѣ почеповской и околичности издревле и свободномъ дикомъ лѣсу оной сотнѣ почеповской разныхъ деревень, а іменно Близницъ... Беловска... да Завалипутъ... подданніе по дѣду и отцамъ наслѣдніе наши, такожъ козаки і посполитіе волости почеповской, тихъ же и другихъ деревень жителѣ, порощищали були себѣ пашенніе і сѣнокосніе, кто сколко змогъ, ляда... і оними лядами, яко собственними і ни к чиему другому... принадлежащими владѣнію, такъ они, подданніе наши, яко многіе козаки и посполитіе, еденъ з другимъ сумежно, яко свободное рощистивъ.... всѣ владѣли спокойно чрезъ многіе года" {Московскій Архивъ Министерства Юстиціи, Дѣла бывшаго мглинскаго уѣзднаго суда, оп. 11, и, 3, No 40.}. Въ 1728 г. одинъ изъ "державцевъ" Переяславскаго долка, Ф. Корбъ, жаловался, что кезаки с. Круполя пустошатъ его "займаную дуброву". Въ отвѣтъ на эту жалобу переяславскій полковникъ Василій Тайскій выдалъ Корбу свой универсалъ, которымъ воспрещалъ козакамъ вступаться въ эту дуброву, "яко всякому державцѣ и належнихъ до его села волнихъ свободно часть займища имѣты" {Харьк. Историч. Архивъ, Дѣло Малороссійской Коллегіи, Черниг. отд., No 3471, л. 12 об.}.
Какъ можно видѣть даже изъ этихъ немногихъ примѣровъ, право заимки являлось въ XVIII вѣкѣ общепризинанымъ правомъ въ лѣвобережной Малороссіи и заимка земли лежала въ основѣ землевладѣнія самыхъ различныхъ группъ населенія страны. Въ XVIII столѣтіи такая заимка нерѣдко носила индивидуальный характеръ, совершалась отдѣльными лицами. Но въ болѣе раннее время, въ эпоху первоначальнаго заселенія лѣвобережной Малороссіи преобладалъ другой характеръ заимки. Земля занималась тогда въ громадномъ большинствѣ случаевъ не отдѣльными лицами, а цѣлыми союзами. При этомъ наряду съ союзами сябринными, сохранившимися и получившими широкое распространеніе главнымъ образомъ на сѣверѣ лѣвобережной Малороссіи, въ послѣдней существовали въ эту пору и союзы чисто общиннаго типа. Занятая такимъ союзомъ земля поступала въ пользованіе всѣхъ его членовъ и составляла общее владѣніе цѣлаго поселенія или даже цѣлой группы поселеній, образовывавшихъ собою данную общину. Возстаніе Богдана Хмельницкаго, сломивъ тяготѣвшее надъ этими общинами помѣщичье право на землю, дало имъ возможность свободнаго развитія и вмѣстѣ съ тѣмъ открыло передъ ними широкій Земельный просторъ. Бывшія "панскія" земли уничтоженныхъ возстаніемъ имѣній, равно какъ и земли, никѣмъ ранѣе не занятыя, стали теперь собственностью всего "Войска Запорожскаго" и въ большинствѣ своемъ, подъ именемъ земель "свободныхъ", "вольныхъ", "общественныхъ", "общеобывательскихъ", "общекозачьихъ", "Громадскихъ" и "мірскихъ", поступили въ пользованіе осѣдавшихъ на нихъ общинъ или "громадъ". На сѣверѣ страны, гдѣ была больше развита личная земельная собственность, а вмѣстѣ съ тѣмъ широко распространены были сябринные союзы съ ихъ долевымъ землевладѣніемъ, такихъ "вольныхъ" земель было меньше, на югѣ -- несравненно больше. Правда, точно опредѣлить площадь, занятую въ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи послѣ возстанія Богдана Хмельницкаго такими "вольными" землями сравнительно съ землями другихъ категорій, мы не имѣемъ возможности. Съ одной стороны, въ архивахъ сохранилось не такъ ужь много документовъ XVII вѣка, а, съ другой -- и въ сохранившихся доку, ментахъ "вольныя" земли упоминаются по большей части липтъ тогда, когда онѣ почему-либо переходили въ личную собственность или когда изъ-за пользованія ими возникалъ какой-либо споръ. До той же поры, пока "вольныя" земли сохраняли свой первоначальный характеръ и владѣніе ими не вызывало никакого спора, ихъ владѣльцы обычно пользовались ими безъ всякихъ письменныхъ документовъ. Такъ, напримѣръ, въ дѣлѣ, ведшемся въ 1755 г. между козаками с. Козинецъ Переяславскаго полка и Катедральнымъ Переяславскимъ монастыремъ изъ-за острова на Днѣпрѣ, козаки, выступавшіе въ роли отвѣтчиковъ, показывали: "на тотъ островъ въ нихъ, отвѣтчиковъ, писменнихъ документовъ нѣкакихъ не имѣется, да и чтобъ на волніе, свободніе, общіе какіе грунта или принадлежности какіе писменіе крѣпости были, ненадежно, и той новій какійсь образецъ билъ" {И. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ для исторіи общины и общественныхъ земель въ лѣвобережной Украинѣ XVIII в. Кіевъ. 1884, сс. 108--9; ср. тамже, сс. 142, 159.}. При такихъ условіяхъ свѣдѣнія о "вольныхъ" земляхъ, даваемыя архивными документами, конечно, далеко не могутъ быть полными. Но даже и эти неполныя свѣдѣнія, нерѣдко къ тому же отрывочныя и въ значительной своей части являющіяся лишь болѣе или менѣе случайными упоминаніями о "вольныхъ" земляхъ, все же позволяютъ видѣть, что эти послѣднія играли чрезвычайно важную роль въ землевладѣніи лѣвобережной Малороссіи въ моментъ, непосредственно слѣдовавшій за отдѣленіемъ ея отъ Польши.
Немало "вольныхъ" и "общихъ" земель сохранилось еще въ XVIII вѣкѣ и въ сѣверныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи. Перечислять всѣ встрѣчающіяся въ источникахъ упоминанія о такихъ земляхъ нѣтъ конечно, возможности, да нѣтъ и надобности. Но вотъ для примѣра нѣсколько подобныхъ упоминаній. На территоріи Стародубовскаго полка у с. Ущерпя еще въ эпоху Румянцевской Описи, въ 60-хъ годахъ XVIII вѣка, упоминается "обивателская общая пуща", которая "жиючимъ въ с. Ущерпѣ посполитимъ крѣпка" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 5.}. При с. Суражичахъ того же полка въ 1725 г. упоминается "свободная сѣножать" и "дуброва, къ розробѣ свободная" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2104.}. Въ Черниговскомъ полку при с. Куликовкѣ существовала пуща, о которой старожилы окрестныхъ селъ въ 1726 г. разсказывали, что еще въ концѣ XVII столѣтія "и тую пущу волно было околичнымъ селянамъ и имъ, куликовцямъ, свободный уездъ для всякой своей потребы имѣти и сѣна косити, кромѣ что неволно было бортного дерева и углядовъ отчицкихъ рубати" {Харьковск. Историч. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг, отд., No 10.608.}. При нѣкоторыхъ другихъ селахъ Черниговскаго полка общіе лѣса сохранялись еще во второй половинѣ XVIII вѣка. Такъ, при с. Бѣгачѣ въ Румянцевской Описи упоминается лѣсъ, общій для посполитыхъ сс. Вѣгача и Бѣлобережья, и "болото общое з жителями с. Сахновки пополамъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 17.}, при с. Лиственѣ -- "къ тому селу Листвену принадлежащій свободнымъ козакамъ и владѣлцамъ лѣсъ... и окружности на 20 верстъ" {Тамже, т. 14.}. При с. Оболоньи въ 1754 г. упоминается "свободная якъ Козаковъ, такъ и посполитихъ Оболонскихъ земля" у рѣки Быстрицы, при с. Онисовѣ въ 1746 г.-- "громадская обивателей онисовскихъ сѣножать" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, NoNo 1616/1631 и 1616/788.}.
Въ южнѣе лежавшихъ полкахъ Кіевскомъ и Нѣжинскомъ упоминанія о "вольныхъ", "общихъ" и "Громадскихъ" земляхъ встрѣчаются въ XVIII вѣкѣ еще чаще. Ограничусь опять-таки нѣсколькими примѣрами. Въ первомъ изъ только что названныхъ полковъ въ концѣ XVII-го и началѣ XVIII-го вѣка во владѣніи г. Остра и тянувшихъ къ нему селъ Выползова, Лутавы и Карпиловки находились "вольныя пущи" на правомъ берегу р. Десны {См. И. В. Лучицкій. Гетманъ Мазепа и остерскія общія земли. "Кіевская Старина", 1892, No 1, сс. 110--118.}. Около г. Остра въ 1725 г. упоминается "лугъ цеху теселского", въ 1744 г.-- "лугъ общій курѣнной", около с. Карпиловки въ 1764 г.-- "лугъ общій карпиловского куреня" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. I 134, 201, 4.}. При г. Козельцѣ въ 1744 г. упоминается "болото свободное", при с. Браницѣ въ 50-хъ и 60-хъ годахъ XVIII вѣка -- "свободное болото" и "водная дубина", при с. Даневкѣ въ 1763 г.-- "водное болото дантевское", при с. Коптевѣ въ 1725 г.-- "громадцка нива" {Тамже, Документы Козелецкой сотни, т. I, ч. 1, No 244; Документы Бобровицкой сотни, т. III, NoNo 113, 142, 205; 257; тамже, No 211; Документы Остерской сотни, т. III, No 71.} при с. Ошиткахъ въ 1753 г.-- островъ Широкій на Днѣпрѣ "ошитковскихъ подданнихъ общого вѣдомства" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1170.}. Въ Нѣжинскомъ полку при "подваркѣ" г. Нѣжина -- Овдѣевкѣ въ началѣ XVIII вѣка упоминается "вольный грунтъ" Моцарщина. Какъ выяснило слѣдствіе, производившееся въ гетманство Апостола, грунтъ этотъ принадлежалъ жителямъ Овдѣевки и еще въ полковничество Гуляницкаго, т. е. въ 1656--59 гг., былъ обращенъ ими въ общій выпускъ, затѣмъ одно время "тіе люде оное поле, чіе и предъ тимъ бывало, себѣ подѣлили, каждому по части", но потомъ снова обратили въ общій выпускъ {Румянцевскій Музей, Архивъ Марковича, No 2586.}. Въ бахмацкой сотнѣ того же Нѣжинскаго полка упоминается вольная степь, на которой еще въ началѣ XVIII столѣтія "кто было займетъ на свою потребу, тотъ и коситъ" {А. М. Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи. T. II. Полкъ Нѣжинскій. Кіевъ. 1893, с. 179.}. При м. Салтыковой Дѣвицѣ въ концѣ XVII вѣка упоминается лѣсъ, отданный жителями мѣстечка взамѣнъ за другую землю Красноостровскому монастырю подъ условіемъ "волного всѣмъ людемъ рубаня лозъ", при с. Чарторіи въ концѣ XVII-го и началѣ XVIII-го вѣка -- "вольная пуща", при с. Мутинѣ въ 1739 г.-- общій грунтъ козаковъ и посполитыхъ {См. мою книгу "Къ исторіи Нѣжинскаго полка", СПБ. 1896, сс. 56, 54--56 и приложенія, NoNo 1 и 2.}, при м. Олишевкѣ въ 1727 г.-- "мирская сѣножать", въ конотонской сотнѣ въ 1766 г.-- "водное болото" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т.36, л. 570; тамже, т. 45.}. Такія же упоминанія о "вольныхъ" земляхъ, но только въ еще большемъ количествѣ, встрѣчаются въ XVIII вѣкѣ и въ южныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи, охватывавшихъ собою нынѣшнюю Полтавскую губернію. Особенно много упоминаній о такихъ "вольныхъ" земляхъ имѣется по отношенію къ территоріи Переяславскаго полка, для котораго сохранилась Румянцевская Опись съ ея обиліемъ разнообразныхъ документовъ, посвященныхъ земельнымъ отношеніямъ. Въ этихъ документахъ, обнимающихъ собою время съ конца XVII вѣка по шестидесятые годы XVIII столѣтія, то и дѣло мелькаютъ свидѣтельства о существованіи при различныхъ мѣстечкахъ, селахъ и деревняхъ Переяславскаго полка "вольныхъ" земель -- "вольныхъ плецовъ" (усадебныхъ мѣстъ) и "вольныхъ выпусковъ", "вольныхъ степовъ", вольныхъ нивъ и сѣнокосовъ, вольныхъ боровъ, дубровъ, "чагарниковъ" (кустарниковъ) и лозъ, "мірскихъ гаевъ", вольныхъ болотъ, бугровъ, солонцовъ и песковъ. "Лежащая при селе Подсѣнномъ -- показывали, напримѣръ, въ 1766 г. при составленіи Румянцевской Описи въ своей "сказкѣ" козаки названнаго села -- водная обивателская дуброва, состоящая и смежносты таковихъ же свободнихъ дубровъ, е одной ячницкой, з другой от Дѣвичокъ, з третей от Андрушовъ, а з четвертой сторонъ от реки Днепра.... из давнихъ годовъ принадлежитъ к тому селу Подсѣнному и какъ предки ихъ, такъ по ихъ уже и оны распахиваютъ и за сто лѣтъ оною дубровою владѣютъ и понинѣ спокойно, и коей дубровѣ и другіе всѣ обивателѣ, и томъ же селѣ Подсѣнномъ жиючие, участые имѣютъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-къ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. II, No 97.}. Такія вольныя, "общеобывательскія" земли существовали въ XVIII вѣкѣ при цѣломъ рядѣ селъ Переяславскаго полка и еще въ эпоху составленія Румянцевской Описи въ немъ были села, жители которыхъ пахали и косили лишь на вольныхъ, общинныхъ земляхъ, не имѣя собственныхъ земельныхъ участковъ. Въ иныхъ же случаяхъ и нѣсколько селъ еще въ половинѣ XVIII столѣтія сообща владѣли нераздѣльной землей. Такъ, при пожалованіи домонтовскому сотнику Платковскому въ 1739 г. с. Дмитровки и д. Матвѣевки при нихъ оказалось "поле волное, зовемое новини, на которомъ водно обивателемъ дмитровскимъ, какъ козакамъ, такъ и мужикамъ, домонтовскимъ, коробовцамъ, матвѣевцамъ, орать и сѣно косить, да лугъ ко Днепру (съ) озерами, и которомъ водно такожь из вишеписаннихъ обивателей сѣно косить" {Изъ жалованной грамоты имп. Елизаветы 1742 г., подтвердившей Платковскому пожалованныя ему въ 1739 г. с. Дмитровку и д. Матвѣевку,-- тамже, Документы Домонтовской сотни, ч. I, No 120.}. И такіе случаи еще во второй половинѣ XVIII вѣка вовсе не представляли собою рѣдкаго исключенія. Въ различныхъ сотняхъ Переяславскаго полка въ это время существовали еще общіе сотенные луга и стени, на которыхъ сѣяли хлѣбъ и косили сѣно жители разныхъ селъ и хуторовъ, входившихъ въ составъ данной сотни. Таковъ былъ въ яготинской сотнѣ "вольный" или "общекозачій Яготинскій степъ", въ золотоношской сотнѣ -- "общественный Золотоношскій степъ" или "общественное сотенное козачее хлѣбопахатное поле", въ ирклѣевской сотнѣ -- "сотенный Ирклѣевскій лугъ", въ кропивянской -- "вольный степъ", въ воронковской -- "общественний козачий з другими посполитими людми" лугъ, которымъ пользовались козаки, посполитые и разночинцы м. Воронкова и селъ Глубокаго и Рогозова {См., напр., Рум. Опись, хранящующаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та. Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. 1, No 36; тамже, Документы Золотоношской сотни, т. VI, No 29 и т. I, No 129а; тамже, Документы Ирклѣевской сотни, т. II, No 150; тамже, Документы Кропивянской сотни, т. I, No 79; рукопись библіотеки В. П. Науменка п. з: "Журналъ бившаго суда земского повѣту Переясловского 1779 г.", лл. 61 об,-- 62 об. и 81--81 об.}. Такія же "вольныя" или "общественныя" сотенныя земли, находившіяся въ нераздѣльномъ владѣніи нѣсколькихъ поселеній, существовали еще во второй половинѣ XVIII вѣка и въ нѣкоторыхъ другихъ сотняхъ Переяславскаго полка. И тѣ сравнительно немногочисленныя свѣдѣнія, какія мы имѣемъ о земельныхъ отношеніяхъ въ другихъ южныхъ полкахъ, показываютъ, что и здѣсь эти отношенія имѣли тотъ же самый характеръ и значительная часть земли еще въ XVIII столѣтіи была землей "вольной", находившейся въ нераздѣльномъ владѣніи отдѣльныхъ ли поселеній или цѣлыхъ группъ такихъ поселеній.
Ко всему этому надо еще прибавить, что даже въ тѣхъ поселеніяхъ, въ которыхъ уже въ началѣ второй половины XVIII вѣка наблюдается рѣшительное преобладаніе личной земельной собственности, нерѣдко можно установить сравнительно недавнее происхожденіе этой собственности изъ общиннаго владѣнія. Въ иныхъ случаяхъ такое происхожденіе личной собственности на землю опредѣленно устанавливаютъ сами владѣльцы земель, показывая, что послѣднія такъ или иначе достались имъ изъ земли "общественной". Въ другихъ же случаяхъ, когда такія показанія отсутствуютъ, о томъ же самомъ говоритъ терминологія, примѣняемая къ находящимся въ личной собственности землямъ,-- именованіе отдѣльныхъ земельныхъ участковъ, кусковъ пахати, сѣнокоса или лѣса, "дѣльницами", "помѣрками" и "подѣлками" {Термины "подѣлки" и "помѣрки" употребляются въ актахъ, какъ вполнѣ равносильные, и иногда оба они безразлично примѣняются къ однимъ и тѣмъ же землямъ,-- см., напр., два акта 1707 и 1714 гг. въ документахъ монастырей, переданныхъ изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск ун-та, NoNo 1616/3298 и 1616/3303. Значеніе этихъ терминовъ понятно и само собою. Но вотъ два указанія документовъ, не оставляющія мѣста никакимъ сомн123;ніямъ на счетъ этого значенія. Въ одной купчей 1763 г., выданной жителемъ с. Каневцовъ, упоминается "поле водное мирское каневецкое, которое именуетъ помѣрки" (Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Каневской сотни, т. II, No 113). Въ другомъ случаѣ козаки смѣлянской сотни Дубенскаго полка жаловались въ 1748 г. на "городничаго" Кіево-Печерской Лавры, который захватилъ часть ихъ "общей козацкой толоки" и "подѣлилъ слобожанамъ своимъ помѣрки, по кои мѣста которому владѣть" (Архивъ Черниговской Казенной Палаты, по описи No 70, л. 1--2).}. Эти термины въ земельныхъ актахъ XVII и XVIII столѣтій встрѣчаются какъ нельзя болѣе часто и ихъ постоянное примѣненіе къ землямъ, которыми ихъ владѣльцы распоряжались на правахъ полной собственности, заключаетъ въ себѣ чрезвычайно выразительное свидѣтельство о сравнительно недавнемъ возникновеніи личной земельной собственности и о способѣ такого возникновенія.
Исходя изъ указанныхъ фактовъ, нетрудно представить себѣ истинный характеръ той заимки земель, какой сопровождалось заселеніе лѣвобережной Малороссіи. Такая заимка производилась главнымъ образомъ общинами и соотвѣтственно этому первоначальной формой землевладѣнія, устанавливавшейся въ результатѣ заселенія страны, являлось по преимуществу общинное землевладѣніе. Занимая, "захватывая" землю, поселенія, возникавшія въ XVII и XVIII вѣкахъ, оставляли ее "вольной" и "общей" для всѣхъ своихъ членовъ, иначе говоря, занимали ее въ общинное владѣніе. На сѣверѣ страны это общинное землевладѣніе слагалось рядомъ съ существовавшими здѣсь болѣе древними формами землевладѣнія сябриннаго, на югѣ -- оно на первыхъ порахъ господствовало почти безраздѣльно. Но для того, чтобы точнѣе установить сущность этого общиннаго землевладѣнія, намъ необходимо ближе подойти къ его порядкамъ и внимательнѣе приглядѣться къ отдѣльнымъ сторонамъ жизни малорусской общины въ тотъ періодъ времени, о которомъ у насъ идетъ сейчасъ рѣчь.
----
Основною ячейкой малорусскаго общиннаго строя являлась сельская община, обычно состоявшая изъ двухъ частей -- козацкаго "товариства" и посполитской "громады", -- иногда объединявшихся подъ однимъ общимъ именемъ "громады" и во всякомъ случаѣ на первыхъ порахъ бывшихъ вполнѣ равноправными между собою въ общинныхъ дѣлахъ. Посполитые и козаки, притомъ одинаково какъ рядовые козаки, такъ и "значные товарищи", входившіе въ составъ данной общины, сообща, общимъ совѣтомъ рѣшали всѣ дѣла общины, въ томъ числѣ и дѣла земельныя. Своего рода центромъ общины служила при этомъ ея церковь. Община сама строила себѣ церковь, сама выбирала въ нее священника, нерѣдко останавливая свой выборъ на одномъ изъ своихъ же сочленовъ, который только послѣ совершившагося уже выбора принималъ посвященіе, сама, наконецъ, давала средства на поддержаніе церкви и на существованіе ея причта, по большей части прибѣгая для этого къ надѣленію послѣдняго землею, которая либо приписывалась къ церкви, либо -- что бывало гораздо рѣже -- отдавалась въ собственность отдѣльныхъ членовъ причта. Священники селъ Волынки и Ольшаной въ Черниговскомъ полку показывали, какъ мы видѣли, въ 1756 г., что жители этихъ селъ при самомъ ихъ основаніи "заняли" земли во владѣніе церквей. Аналогичное показаніе далъ въ 1751 г. священникъ с. Знобы Стародубовскаго полка. "Отъ давнихъ годовъ -- писалъ онъ -- "начала еще осѣдлости означенною села Знобы, егда вновь созданна приходская церковь, до оной рукоположенному священнику, а по немъ и другимъ бывшимъ священникамъ, по общему согласию тамошнихъ прихожанъ, козаковъ и мужиковъ, опредѣленно дворъ жилый, огородовъ два, сѣнокосу возовъ до двадцати, а во мѣсто роковщини и пахотного поля во всякой измѣнѣ четвертей на пять" {Архивъ Черниг. Окружнаго Суда, Дѣла Гражданскія, No 40.}. Въ Переяславскомъ полку въ 1712 г. "громада села Козлова, Студеникова и Поляковъ, какъ товариство, такожде і все поспольство", заключивъ договоръ со священникомъ, между.прочимъ отвели ему "гай для отопленія" и сѣнокосную "луку" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Третьполковой сотни, т. I, No 5.}. Въ 1739 г. козаки и посполитые с. Котова и д. Пархимова въ Кіевскомъ полку дали "запись" своему приходскому священнику Ивану Неводовскому "на владенне грунту надлежащаго на священника, яко то поля, а именно Савъковщину половинную часть, а с другой половини, кто будетъ пахать, на церковь десятина, такожъ огородъ на построенне ему и паіокъ Кошековсие по жизнь его Иоана Неводовскаго, такъ, какъ и прежде священники владели". "И мы, громада, -- прибавляли въ своемъ "записѣ" прихожане -- якъ онихъ священниковъ заводили... такожъ и нынѣшнему Ноану Неводовскому оное жъ поле велѣли завести ФедоруМироненку" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. III, No 129.}. Въ с. Лехновцахъ Переяславскаго полка владѣлецъ села Яковъ Марковичъ и мѣстные козаки, атаманъ съ товариствомъ, "за общимъ согласіемъ" отвели землю церкви {Тамже, Переяславскій полкъ, Документы Березанской сотни, неразобранная связка.}. Подобнымъ же образомъ атаманъ и козаки с. Ковтуновъ того же полка въ 1767 г. отвели землю священнику своего села Герасиму Падалкѣ. "Прежніе священници, -- писали они при этомъ въ актѣ отвода -- на приходъ нашъ ковтуновскій пришедши, имѣли пахание хлѣба и кошеніе сѣна, сколко имъ надобно било, при селѣ Ковтунахъ с поля нашего, обще всѣми владѣемого и свободного, безпрепятствено". Падалка же "противъ прежнихъ священниковъ бивихъ въ удоволство препитанію его от насъ поля на хлѣбъ и сѣно уступу не имѣетъ, но и понинѣ ему от насъ и единого ступеня поля не дано". Въ виду этого, по его просьбѣ, "имѣя отчасти при с. Ковтунахъ свободного и общого нашего поля", атаманъ съ товариствомъ отвели священнику часть земли въ своей толокѣ и, обведя "заорой" эту землю, завели ее въ вѣчное владѣніе, "его, отца Герасима, наслѣдного священства и причета церковного ковтуновского" {И. В. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ, сс. 266--7; см. также статью И. В. Лучицкаго, Малороссійская сельская община и сельское духовенство XVIII в., въ газетѣ "Земскій Обзоръ", 1883 г., No 16, стр. 72--77.}.
Всѣ эти случаи, въ параллель которымъ можно было бы привести длинный рядъ другихъ, вполнѣ имъ аналогичныхъ, являются не болѣе, какъ частными отраженіями общаго порядка, дѣйствовавшаго въ лѣвобережной Малороссіи на протяженіи XVII -- XVIII вѣковъ,-- порядка, при которомъ сельская община, состоявшая изъ Козаковъ и посполитыхъ, отводила земли въ пользованіе церквей и священниковъ. Съ теченіемъ времени, по мѣрѣ измѣненія положенія посполитыхъ благодаря переходу ихъ подъ владѣльческую власть и росту послѣдней, и роль ихъ въ такихъ отводахъ земли перенималась владѣльцами или же казацкое "товариство" начинало дѣйствовать въ этихъ случаяхъ совершенно независимо и самостоятельно. Но на первыхъ порахъ, пока посполитые оставались свободными людьми, они являлись равноправными и непремѣнными членами сельской общины и совмѣстно съ козаками, по общему совѣту, надѣляли "мірской" или "вольной" землей свои приходскія церкви и ихъ причтъ. И, когда въ XVIII вѣкѣ приходскому духовенству доводилось давать свѣдѣнія о приписанныхъ къ церквамъ земляхъ, оно по большей части сообщало, что эти земли даны церковному причту громадой, козацкимъ "товариствомъ" и посполитыми "мужами".
Надѣляя свою приходскую церковь "мірской" или "вольной" землей, громада, съ другой стороны, удерживала въ своихъ рукахъ распоряженіе тѣми землями, которыя поступали во владѣніе церкви помимо Громадскаго рѣшенія, путемъ дара или завѣщанія со стороны отдѣльныхъ лицъ. Если ради удовлетворенія какой-либо изъ церковныхъ нуждъ являлась необходимость продать такую землю, эта продажа совершалась по общему рѣшенію общины, ею самой или ея выборными представителями. "Мы всѣ едностайне громада будиская, такъ козаки, яко и мужеве,-- говорится въ одномъ актѣ 1672 г.-- продалисмо грунта, лежачіе въ селѣ Будищу, позосталые и отказанные тестаментомъ отъ небожчика Івана Бринзы и жоны его на церковь божую будискую", за 30 копъ Пустынно-Рыхловскому монастырю "с доброй волѣ нашой и здоровой всѣхъ насъ порады" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1593.}. Въ другомъ случаѣ, относящемся къ 1675 г., "весь урадъ мѣста его царского пресвѣтлого величества глуховскый", сотникъ, городовой атаманъ и войтъ съ бурмистрами, продали завѣщанный глуховской Троицкой церкви "пляцъ з будинкомъ" мѣстному Петропавловскому монастырю за 20 копъ; "которые гроши -- прибавляется въ документѣ -- принявши от отца ігумена, на росходы церковние розине обернулисмо" {Тамже, No 1616/972.}. Въ м. Мринѣ того же Нѣжинскаго полка въ 1682 г. состоялась "по указу самого его милости нана полковника нѣжинского" продажа завѣщаннаго на мринскую церковь "млина" вдовѣ завѣщателя. Продажу эту, какъ указано въ купчей, совершили мринскій сотникъ, "дозорца добръ его архипастирской милости и Мринщизнѣ", городовой атаманъ, ктиторы мринской церкви и "все посполство, такъ мужеве, якъ и козаки, жители мринскіе" {Тамже, No 1616/2962.}. Въ с. Калитѣ козелецкой сотни Кіевскаго полка въ 1698 г. "едностайне всѣ козаки, такъ и громада вся калитяиская", чтобы добыть средства на отстройку своей церкви послѣ случившагося въ ней пожара, продали доставшуюся ей по завѣщанію одного изъ мѣстныхъ обывателей землю {Рум. Опись, хранящаяся въ б-къ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Козелецкой сотни, т. V, No 95.}. Въ м. Кобыжчѣ того же полка ктиторы мѣстной церкви въ 1703 г. продали сотнику церковный лѣсокъ и сѣнокосъ "з обради товариства войскового, яко и посполитихъ людей" {Тамже, Документы Кобыжской сотни, т..1, No 29.}. Точно также "по совѣту обще всѣхъ пановъ парафиянъ" ктиторъ одной изъ остерскихъ церквей продалъ въ 1714 г. "плацовъ два маленкихъ церковнихъ" {Тамже, Документы Остерской сотни, т. I, No 19.}. Въ 1716 г. атаманъ съ товариствомъ и войтъ съ громадой с. Красиловки въ остерской сотнѣ, "мѣючи нужду потребную денегъ на работу церковную снѣцарскую и малярскую", "з общой поради" продали своему священнику землю, еще въ 1699 г. завѣщанную церкви одной изъ мѣстныхъ обывательницъ {Тамже, т. V, No 173.}. Священникъ, если и принималъ участіе въ подобныхъ продажахъ, то лишь въ качествѣ одного изъ лицъ, мнѣніе которыхъ принималось въ разсчетъ общиной. Рѣшающій же голосъ, во всякомъ случаѣ принадлежалъ этой послѣдней и соотвѣтственно этому она и купчія на продаваемую землю выдавала отъ своего имени, лишь иногда упоминая въ нихъ о томъ участіи, какое принималъ въ продажѣ священникъ. "Мы, якъ товариство старшее і меншое куреня хрещатинского, такъ люде посполитіе того жъ села Хрещатого з порадою отца Тихоння, священника нашего парахіялного.... продалисмо грунтъ церковній",-- говорится, напр., въ одной купчей 1707 г. {Тамже, Документы Козелецкой сотни, т. II, No 49.}. Подобнымъ же образомъ въ с. Локоткахъ воронежской сотни Нѣжинскаго полка въ 1746 г. принадлежавшій церкви сѣнокосъ продали черниговскому Каѳедральному монастырю мѣстный священникъ, значковый товарищъ и атаманъ "съ товариствомъ и со всѣми того села обывателями" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты ку кіевск. ун-та, No 1616/3126.}. Въ с. Кирѣевкѣ уступленное мѣстной церкви значковымъ товарищемъ Базилевичемъ поле было затѣмъ въ 1763 г. "з согласия общого священниковъ и прихожанъ Кирѣевскихъ" отдано Макошинскому монастырю, "за которое поле принято отъ монастира Макрщинсцого книгъ Миней Мѣсячникъ дванадцять въ церковь кирѣевскую" {Тамже, No 11616/162.}. Козаки с. Помоклой въ Переяславскомъ полку отдали въ 1722 г. освятившему ихъ церковь и давшему въ нее воздухъ на плащаницу переяславскому Михайловскому монастырю, сѣнокосъ и поле, пожертвованные церкви однимъ изъ мѣстныхъ жителей {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 5--6.}. Въ томъ же году атаманъ, войтъ, ктиторъ и вся громада с. Вьюнищъ въ томъ же полку, "мѣючи грунтъ церковний, на церковь наданий, именно Татарковщина" продали его своему священнику {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, т. I, No 54. Рядъ аналогичныхъ случаевъ см. въ "Сборникѣ матеріаловъ" И. В. Лучицкаго, сс. 1, 92--3, 101, 118--19, 249, 250, 251, 252, 262, 264, 265.}.
Приведенныхъ примѣровъ, думается, вполнѣ достаточно, чтобы видѣ;ть, какъ велики были права громады по отношенію къ землямъ, поступавшимъ въ собственность приходскихъ церквей отъ отдѣльныхъ лицъ. Распоряженіе такими землями принадлежало въ сущности всецѣло громадѣ и только она одна могла съ общаго совѣта отчуждать ихъ по своему усмотрѣнію на сторону, добывая ли такимъ путемъ деньги, нужныя въ данное время для церковной кассы, или прямо оплачивая землей тѣ или иныя услуги, оказанныя церкви. И въ этомъ распоряженіи церковными землями, происходившемъ "съ общей порады", "по общему согласію", опять-таки участвовали, либо непосредственно, либо чрезъ посредство выборнаго уряда, всѣ члены мѣстной общины, какъ козацкое "товариство", "старшее и меньшее", такъ и посполитская "громада".
Наряду съ этими правами по отношенію къ церковнымъ землямъ громада обладала и другими, болѣе широкими правами. На занятой ею территоріи она могла, какъ мнѣ уже приходилось упоминать объ этомъ въ другомъ мѣстѣ {"Р. Богатство", 1912, No 11, сс. 190--191.}, выдавать разрѣшенія отдѣльнымъ лицамъ на устройство плотинъ, постройку мельницъ, добываніе руды и т. п. Вотъ нѣсколько конкретныхъ эпизодовъ, достаточно рельефно обрисовывающихъ тѣ права, какія имѣла громада въ этой области.
Въ 1691 г. гетманомъ Мазепой и черниговскимъ полковникомъ Яковомъ Лизогубомъ отправлены были особые коммиссары ("висланые особы") для ограниченія земель Андрониковскаго монастыря и, въ частности, для разрѣшенія его спора ("завода") съ паномъ Товстолѣсомъ изъ-за займища подъ мельницу около с. Турьи. "Туряне -- записали, между прочимъ, эти коммиссары въ составленный ими актъ -- предъ нами сказали, Василь Петручонокъ, Лукашъ Петручонокъ и Лаврѣнъ, старинные отчичы и мужеве: поневажъ, мовитъ, панъ Товстолѣсъ безъ вѣдома нашего на нашомъ березѣ хочетъ млинъ будовати, мы ему всѣ не позволяемъ, а если на монастиръ святый, то позволяемъ вѣчно. А еслибы п. Товстолѣсъ чинилъ намъ въ томъ насилне, то будемо супликовати (жаловаться) до его милости пана полковника. Тое мы чуючи,-- прибавляли коммиссары -- до волѣ панское казалисмо записати" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты ВЪ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/2135.}. Полковникъ и, тѣмъ болѣе, гетманъ на практикѣ могли, конечно, не обратить вниманія на волю мѣстныхъ "старинныхъ мужей", но до той поры, пока эти носители урядовъ оставались вѣрными идеѣ, лежавшей въ основѣ ихъ власти, они въ сущности были обязаны слѣдовать указаніямъ такой воли. И сообразно этому еще и въ XVIII вѣкѣ разрѣшенія на устройство плотинъ и постройку водяныхъ мельницъ, выдаваемыя громадами, имѣли вполнѣ реальное значеніе, облегчая полученіе окончательныхъ разрѣшеній такого рода отъ полковника или гетмана, и лица, собиравшіяся строить мельницу, старались заручиться дозволеніемъ мѣстной общины. Въ Стародубовскомъ полку, напримѣръ, въ 1724 г. "всѣ обще, такъ козаки, яко и посполитіе, жители села Косичъ, сотнѣ мглинской", выдали "доброволное и согласное писанне" Благовѣщенскому Волосовицкому монастырю, свидѣтельствуя о томъ, что "з общого совѣту" позволили "и водномъ и сумѣжъномъ грунтѣ на рѣчцѣ Кобилянци" монастырю "своимъ монастирскимъ коштомъ заняти млинокъ вешнякъ, для тихъ власне певнихъ причинъ, что преречоніе законники (названные монахи) по куплѣ своей грунтовой с нами и тотъ грунтъ уступни" {Тамже, No 1616/2101.}. Въ 1727 г. Жители другого стародубовскаго села, Влазовы или Улазовичъ, "атаманъ с товариствомъ и посполитими людми", подтверждая сдѣланную ими еще раньше "для отпущенія грѣховъ своихъ" уступку "млина" Суражицкому Благовѣщенскому монастырю, вмѣстѣ съ тѣмъ рѣшительно воспрещали стародубовскому полковнику занимать "рудню" на ихъ землѣ. "Вси едностайне -- писали они -- бемъ чоломъ пану полковнику стародубовскому, абы жадною мѣрою (никакимъ способомъ) не мѣлъ дѣла до нашего власного (собственнаго) отческого грунту, на которомъ мы узнали, же (что) насилно и гвалтовно вашимъ повеленіемъ имѣется займати рудня, до якой недопускаючи", влазовцы налагали на полковника, еслибы онъ не внялъ ихъ запрещенію, "заруку" въ 8.000 р. {Тамже, No 1616/2106.}.
Даваемое громадой разрѣшеніе на устройство плотины являлось вдобавокъ своего рода свидѣтельствомъ, о томъ, что такое устройство не повлечетъ за собою подтопленія земель членовъ данной громады или, по крайней мѣрѣ, не вызоветъ съ ихъ стороны никакихъ претензій по этому поводу. "Мы, жителѣ лавскне,-- говорится въ одномъ изъ такихъ разрѣшеній, выданномъ въ 1700 г. громадой с. Лавъ въ Черниговскомъ полку,-- атаманъ Максимъ Кирѣенко с товариствомъ, войтъ Якимъ Безнощенко з мужами, позволили отцу Филиппу Марковичу, священнику своему, займати гребелку и конци его и огорода и пастовника, именно на болотѣ, на млинокъ: его грунта, его и и шкода, а то иншому нѣкому нѣ машъ зачепки, то мы на томъ и руки своѣ подписуемъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 26, владѣльческія вѣдомости м. Сосницы, л. 662.}. Атаманъ съ товариствомъ с. Паришковъ въ Переяславскомъ полку выдали въ 1730 г. "карту" Андрею Думитрашку-Райчѣ, заявляя, что ихъ "лесамъ и сѣножатямъ жадныхъ (никакихъ) стоковъ от его займанья греблѣ не імѣется" {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 9--10.}. Подобнымъ же образомъ атаманъ съ козаками и обывателями с. Драбовецъ выдали въ 1746 г. золотоношскому сотнику Леонтовичу позволительное "письмо" на засыпку гребли и постройку мельницы; "при селѣ нашомъ -- поясняла при этомъ драбовецкая громада -- инихъ близко мелницъ ничнихъ не имѣется", а "отъ занятая греблѣ таковой отъ оного сотника... обиди никаковой послѣдовать не надеемся, ибо на купленнихъ его грунтахъ расходъ водѣ можетъ быть доволній" {Тамже, сс. 255--6.}. Съ своей стороны лица, желавшія строить мельницу, заранѣе вступали въ соглашеніе съ громадой на счетъ вознагражденія за возможные убытки, а самое разрѣшеніе громады иногда оплачивали пожертвованіями въ ея церковь и обѣщаніемъ нѣкоторыхъ льготъ на будущей мельницѣ. Такъ, въ 1736 г. державца с. Панфилъ въ Переяславскомъ полку, протопопъ Берло, и священникъ Кокленскій, задумавъ построить въ этомъ селѣ водяную мельницу, выдали мѣстной громадѣ особую росписку. "Ежели -- говорилось въ этой роспискѣ -- отъ нашой гребло будетъ якая обида и подтопленіе грунтовъ вишеписаной громадѣ, такожъ и хтобъ иного села за подтопленіе оную жъ громаду турбовати мѣлъ, то мы въ томъ должни отстоевать, а обивателемъ панфилскимъ за ихъ обиду такожъ должни уплатить, ежели якая будетъ обида; ризы на церковь панфилскую даемо или трафолой, церковь освятить стоимъ коштомъ, въ млинѣ молоть безчережно (внѣ очереди) и безъ тринкаля подъ нужду, рибу ловить въ стану волно, якъ и прежде ловливалась" {Мотыжинскій Архивъ. Кіевъ. 1890, No 80, с. 148.}. Самовольная постройка мельницы на земляхъ громады могла повлечь за собою для виновника потерю самой мельницы. Такъ, въ 1723 г. "товариство, мѣщане и поспольство" г. Великихъ Будищъ въ Полтавскомъ полку, заканчивая мировою тяжбу съ своимъ сотникомъ Дм. Колачипскимъ, однимъ изъ условій этой мировой поставили, "жеби панъ Колачинский гребелку, на мирскомъ мѣсцу занятую, и на ономъ мирскими жъ людми млинъ построенный уступилъ, которий мы за души всего общества нашего отдаемъ на церковъ Пресвятой Богородицы Покровскую" {Харьк. Истор. Архивъ, Полъ отд., I, св. 1, No 98.}.
Но права громады по отношенію къ вольнымъ землямъ и угодьямъ шли и дальше выдачи разрѣшеній на постройку плотинъ и мельницъ. Занявъ ту или иную площадь земли и обративъ ее вмѣстѣ со всѣми расположенными на ней угодіями въ "вольную", "общую" или "мірскую" землю, громада въ дальнѣйшемъ могла съ общаго совѣта и рѣшенія отчуждать по своему усмотрѣнію любыя части этой земли въ собственность какъ отдѣльныхъ своихъ членовъ, такъ и постороннихъ лицъ. И любопытно отмѣтить, что въ тѣхъ случаяхъ, когда такое отчужденіе производилось за плату, послѣдняя нерѣдко взималась громадой въ пользу церкви, являвшейся и при этомъ какъ бы олицетвореніемъ и средоточіемъ общаго Громадскаго интереса. "Громадѣ заплатилемъ на церковь полталяра за часточку гайка",-- заявлялъ въ 1694 г. одинъ изъ Козаковъ с. Стовпягъ въ Переяславскомъ полку {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. I, No 17.}. Другой козакъ того же се^авъ 1699 г. упоминалъ про "гаіокъ, то купилемъ у громады" {Тамже, No 20.}. "Я, Юско Савенко, кладу на церковь божню рублей три", писалъ въ 1731 г. одинъ изъ Козаковъ с. Вьюнищъ., пріобрѣтя отъ мѣстной громады кусокъ лѣса, который и былъ ему "заведенъ" нѣсколькими членами громады {Тамже, No 60.}. Въ с. Тулиголовахъ Нѣжинскаго полка въ 1700 г. "всѣ сполне жители тулиголовскне, атаманъ зо всѣмъ товариствомъ і войтъ з громадою, ктиторъ з братствомъ.... забравшися урадомъ всѣ тулиголовские жителѣ і порадившися единогласно край церкви, продали сѣножать с хмизникомъ, прозиваемую Борщеговку.... священнику своему тулиголовскому за суму певную копъ десять і перепутъ горѣлки, которая то сѣножать била волная мирская" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Казенной Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/3306.}. Въ с. Вовчкахъ Переяславскаго полка за "плецъ пустовскій" (пустое усадебное мѣсто) "панъ асаулъ далъ на церковь вовчковскую ладану фунтъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Третьеполковой сотни, т. I, No 8.}. Въ м. Лѣплявомъ козакъ Иванъ Лисакъ получилъ въ 1748 г. въ собственность кусокъ лѣса, какъ объяснялъ позднѣе самъ Лисакъ, "з общого всѣхъ Козаковъ лѣплявскихъ согласія за то, что я за тотъ кутъ, прозиваемій Глинище, яко волній въ тѣ пори былъ, положилъ на церковь лѣплявскую... денегъ шестьдесятъ копѣекъ" {Тамже, Документы Лѣплявской сотни, т. II, No 35.}.
Иногда громада и дарила вольныя земли и угодья отдѣльнымъ лицамъ, не требуя за это съ нихъ никакой платы. Въ началѣ XVIII вѣка, напримѣръ, священнику с. Мойсинецъ въ Переяславскомъ полку, Василію Данилевскому, "люде із общаго согласня и доброхотной воли своей въ вечние часи даровали" озеро Плоское {Тамже, Документы Ирклѣевской сотни, т. 1, No 22.}. По большей части такіе подарки дѣлались членамъ старшины, имѣвшимъ случай оказать данной громадѣ ту или иную услугу, и размѣръ подарковъ бывалъ очень различенъ. Въ 1728 г. козаки с. Налѣсней подарили городовому атаману Журбѣ кусокъ сѣнокосной "луки". Козаки с. Козлова въ 1760 г. подарили своему атаману "за его труды" ниву на одинъ день. Березанскій сотникъ Лялька, помогшій козакамъ с. Леляковъ отсудить отъ бунчуковою товарища Иваненка половину захваченной имъ вольной рощи, въ благодарность за это получилъ отъ нихъ въ подарокъ треть отсуженной земли {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 8, 263, 130--1. День (мѣра пахатной земли) = 3 упругамъ = 3/4 десятины.}. Когда лубенскій полковникъ Свѣчка въ 1689 г. возвратилъ пирятинской сотнѣ часть ея земель, отошедшую было въ Переяславскій полкъ, пирятинскіе сотняне предложили ему "взять себѣ какую хочетъ степь для сѣнокошенія и онъ, полковникъ, не желая ничего брать даромъ, далъ 200 таляровъ за Сухую Оржицу" пріобрѣтя такимъ путемъ побережье этой рѣчки на десятки верстъ {А. М. Лазаревскій, Историческіе очерки полтавской лубенщины XVII -- XVIII вв. Чтенія въ Историч. Обществѣ Нестора лѣтописца, кн. XII, отд. II, с. 48.}. Наряду съ этимъ практиковалась и продажа громадою земель отдѣльнымъ членамъ старшины. Въ 1715 г., напримѣръ, въ м. Не.щапомъ Переяславскаго полка сотникъ, атаманъ, войтъ и "весь урядь мѣскій" съ криторами лѣсныхъ церквей, "а особливо соединившися купно въ мирянами нашимы пѣщанскими", продали "шматъ гайку (кусокъ лѣса) стоячого волною, якій пустовалъ през килка лѣтъ и хто хотѣлъ, то рубалъ", переяславскому полковнику Стефану Томарѣ, "якіе гроши -- прибавлено въ купчей -- на церкви божіе наши пѣщанскые положилисмо" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ кіевскаго университета, Переяславскій полкъ, Документы Бубновской сотни, No 13, стр. 32.}. Въ 1720 г. "товариство" с. Нехаекъ продало за 50 талеровъ бунчуковому товарищу Вас. Томарѣ сѣнокосную "луку" на р. Золотоноши съ условіемъ, что онъ не продастъ ее никому другому, а козаки, если вздумаютъ продавать остатокъ этой "луки", продадутъ ею Томарѣ же, "яко помѣжнику" {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, с. 5.}. Жители с. Дрокова въ Стародубовскомъ полку, "козаки и посполитіе, з общого селского совѣту", уступили Алексѣю Есимонтовскому "недѣленній шматокъ дубровки", за что Есимонтовскій обязался "до церкви зубожалой дроковской справить ризы слушніе и даровать полстана горилки" сельчанамъ къ Николину дню {А. М. Лазаревскій, Описаніе Старой Малороссіи, т. I, с. 356.}. Но не всегда, конечно, деньги, получавшіяся отъ такихъ продажъ, шли на церковь. Иногда онѣ поступали прямо въ раздѣлъ между членами общины. Въ 1716 г. Жители с. Турьи въ Черниговскомъ полку, атаманъ козацкій съ товариствомъ, атаманъ стрѣлецкій съ своимъ товариствомъ и войтъ съ мужами, "всѣ селомъ" заявляли: "будучи мы удоволственны своими грунтами, продалисмо островъ, прозиваемій Великій Буръ, въ чертежами, въ дубровами и въ сѣножатми, кромѣ бортного дерева, его милости пану Павлу Полуботку, полковнику чернѣговскому, на закликанье слободи за суму доброй монета золотихъ сто, якисмо гроши одобрали въ Чернѣговѣ своими руками и роздѣлили всѣ селомъ"; при этомъ островѣ -- прибавляли Продавцы -- "лѣсъ волный, якъ слобожаномъ, такъ и турьяномъ, хто схоче, на пристойныхъ мѣсцахъ и сѣножать зробить" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 17.}.
На вольныхъ земляхъ, занятыхъ громадой, могли производиться и заимки земли отдѣльными ея членами, но, поскольку такія заимки влекли за собою присвоеніе земли въ личную собственность или въ исключительное пользованіе заимщика, онѣ могли совершаться только съ согласія общины или ея представителя, выборнаго уряда. Заимки же, совершенныя безъ такого согласія, считались незаконными и могли быть во всякое время уничтожены общиной или даже отдѣльными ея членами. Въ 1681 г. Житель с. Коробовки Богданъ Цыбуля, ставши передъ сотеннымъ домонтовскимъ урядомъ, принесъ жалобу на двухъ своихъ односельчанъ, которые его "безвинно изъ его займы вытручаютъ". Сотенный урядъ, "видячи таковое обжалованье его", приказалъ "на тое сведомыхъ людей постановити, естьли бы е позволення старшого своего онъ займище дилалъ". Тогда "ставши персоналне очевисте, Семенъ Ткачъ призналъ подъ сумленнемъ (совѣстью) души своей, же с позволення Дахна, атамана своего и тотъ часъ будучаго, оной кутъ Богданъ Цыбуля занялъ". При этомъ выяснилось, что со времени этой заимки прошло уже семь лѣтъ и раньше привлеченные Цыбулей къ суду односельчане не вступались въ нее, "а теперешней годъ, побачивши пожитокъ (увидѣвши выгоду) з оного займища, почалися интересовати". Въ виду этого сотенный урядъ утвердилъ Цыбулѣ его займище "на вечно уживанне (пользованіе) и пожитокъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Домонтовской сотни, ч. I, No 1.}. Дозволеніе "старшаго" признавалось такимъ образомъ безусловно необходимымъ для прочности заимки. При наличности же разрѣшенія громады или воплощавшаго въ себѣ ея власть "старшаго" заимка могла принимать и очень большіе размѣры, равно какъ могла совершаться и лицомъ, не входившимъ раньше въ данную общину.
Въ 1697 г. атаманъ съ товариствомъ с. Горошина въ Дубенскомъ полку, по просьбѣ пана Василія Леонтіевича, который, по ихъ словамъ, "з нами по сусѣдску от которыхъ часовъ жіючи, и жадного (ни одного) человѣка з промежку насъ, горошинцовъ, нѣкого не оскорбивъ", позволили ему "зачавши верху Вуромки, от крайнего лѣсу, хуторомъ ставши, усю Вуромку у горѣ себѣ въ сѣножать изняти и сѣно косити для своего добра", Леонтіевичъ же за это далъ дары на церковь {Лазаревскій, Истор. очерки полтавской лубенщины XVII -- XVIII вв. Чтенія въ Ист. Обществѣ Нестора лѣтописца, кн. XI, отд. II, с. 137.}. Въ Прилуцкомъ полку въ 1704 г. громада с. Озерянъ позволила мѣстному "державцѣ" Себастіановичу "занять леваду" на вольной сельской землѣ и построить хуторъ, а Себастіановичъ обѣщалъ дать за это на церковь 10 золотыхъ {Его же. Изъ исторіи селъ и селянъ лѣвобережной Малороссіи. "Кіев. Старина", 1891, No 1, с. 13.}. Въ концѣ XVII в. въ Стародубовскомъ полку генеральный асаулъ Антонъ Гамалѣя, угостивъ громаду с. Посудичъ, "подъ веселую мысль упросилъ, чтобъ уступили ему общевольной дубровы, и всѣ до того приступили и позволили закопать ту дуброву" {Его же, Описаніе старой Малороссіи, ч. I, с. 243. Подобное угощеніе громады со стороны заимщика практиковалось и при мелкихъ заимкахъ членами общины. Такъ, одна изъ жительницъ с. Дегтярей въ Прилуцкомъ полку заявляла въ 1733 г., что она владѣетъ участкомъ лѣса "съ того еще времени, какъ были вольные гаи, и дала она мировѣ за тотъ гай: сало и десять квартъ горѣлки". См. его же, Описаніе старой Малороссіи, т. III, с. 365. Но всего чаще полученіе разрѣшенія на заимку. сопровождалось со стороны заимщика тѣмъ или инымъ пожертвованіемъ на церковь.}. Въ 1718 г. Василій Молчанъ, писарь Шептаковской волости въ томъ же Стародубовскомъ полку, обратился къ громадѣ с. Вучковъ съ заявленіемъ, что онъ хотѣлъ бы какъ купленныя имъ займища, такъ и занятое имъ самимъ съ вѣдома громады вольное мѣсто въ лѣсу "любо окопати окопомъ, албо засѣкти засѣкомъ, чтобы вѣчно нѣхто не важился (не смѣлъ) анѣ деревнѣ стоячой, а иле (сколько-нибудь) ему згодной пустошить, анѣ на пожнѣ ростеребовъ займати, анѣ тежъ жаднихъ наиболшихъ и наименшихъ користой и томъ его займищи... употребляти и уступу тамъ волного мѣти". Громада, осмотрѣвъ займище Молчана и, съ одной стороны, принявъ во вниманіе, что оно но нанесетъ ущерба никому изъ ея членовъ, такъ какъ изъ нихъ у всякаго "волного грунту и лѣсу доволно", а, съ другой, "вѣдаючи любовное его з нами житне сусѣдское, ижъ (что) кождого часу во всякихъ нашихъ нуждахъ есть намъ згодний, яко до сего часу нѣхто не отнесъ от его нѣ и чемъ кривди и нѣ и кого усиловне не отнялъ нѣчого, все мнетъ (имѣетъ) куплею од насъ себѣ набитое", рѣшила удовлетворить обращенную къ ней просьбу. Сообразно этому громада особымъ актомъ утвердила Молчану въ собственность ("ему самому, женѣ и дѣтемъ и до послѣднихъ роду его и спокойное вѣчное владѣнне") какъ купленныя имъ земли, такъ и сдѣланную имъ заимку, постановивъ при этомъ что "хто бы мѣлъ и вишъписанную его куплю и теперь позволенний лѣсъ уступъ який забирать, албо и користяхъ найменшую чинить ему перешкоду, и пустошеню дробной и великой стоячой деревнѣ,-- окромъ лежачого, и то было бы за его позволенемъ,-- албо мѣлъ бы хто от сего часу за тое отзиватися на его любо на жену и дѣти до якого где суду и права, на такого покладаемъ вини до скарбу рейментарского золотихъ тысячу и нашимъ мирскимъ къ ранемъ повиненъ той бути каранимъ". Подобные же акты были выданы Молчану и нѣкоторыми другими селами Шептаковской волости {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черн. отд., No 2.757.}.
Разрѣшенія на заимку вольной земли могли даваться и высшими "урядами" -- сотеннымъ, полковымъ и гетманскимъ. Въ 1697 году, наприм., воронковскіе сотникъ и городовой атаманъ позволили четыремъ братьямъ Якименкамъ "гаіокъ заняти" у с. Софіевки и "тотъ гай кохати и всякіе пожитки отбирати". "А хто бы мѣлъ -- прибавлялъ при этомъ сотенный урядъ -- любъ въ Козаковъ воронковскихъ, албо з мужиковъ и постороннихъ людій попротивится урядовому нашему изволенію и именуемый гай самоволно пустошити, таковий на урядъ нашъ воронковскій заплатитъ копъ осимъ, а его милости добродѣевъ (т. е. полковнику) од таковихъ належитъ вини золотихъ сорокъ заплатить" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Воронковской сотни, No 14. Аналогичные случаи для болѣе поздняго времени см. въ "Сборникѣ матеріаловъ" И. В. Лучицкаго, сс. 251--2, 253-4, 254--5, 256--7.}. Въ 1728 г. войсковому товарищу Стефану Максимовичу переяславскимъ полковникомъ и полковой старшиной разрѣшено было занять "хуторъ з ставомъ и гребелкою" на р. Журавкѣ "при водномъ степу", а въ слѣдующемъ году этотъ хуторъ былъ утвержденъ за нимъ гетманомъ Апостоломъ {Тамже, Документы Терехтемировской сотни, ч. I, No 13.}. Но при этомъ всякая заимка, была ли она разрѣшена сельской громадой или высшими властями, должна была оставаться въ разрѣшенныхъ предѣлахъ, иначе она подлежала уничтоженію, какъ уничтоженію подлежала и заимка, совершенная совсѣмъ безъ разрѣшенія. Характерный примѣръ такого рода, относящійся къ семидесятымъ годамъ XVII вѣка, разсказанъ въ прошеніи, поданномъ въ началѣ XVIII столѣтія черниговскому архіепископу крестьянами его "маетности" -- с. Козла. Нѣкій Донецъ -- разсказывали въ этомъ прошеніи крестьяне -- "чрезъ свое лукавство" завладѣлъ было ихъ "дубровой мирскою". Онъ попросилъ именно черниговскаго полковника Василія Борковскаго, чтобы тотъ "позволилъ ему на оной дубровѣ к полю своему построити гуменце и березнику до оного и гуменца, якъ звычайно, на гай занять", а, получивъ отъ полковника позволеніе, "занялъ дикоѣ дубровы з старымъ дубьемъ на чверть милѣ, якоѣ ему не позволялъ". Но затѣмъ "прилучилося ити тому жъ пану полковниковѣ чернѣговскому е полкомъ для стражи берега Днѣпрового, на которомъ трактѣ опое займище зостаетъ, и, оглядѣвши панъ полковникъ занятоѣ дубровы, якую занялъ Донецъ, видячи, же (что) много на его будетъ одного, оскорбившися за его неправду, приказалъ, абы тое колье гороженоз было выкидано и концѣ (концы, граничные знаки) поровняно и жебы (чтобы) не мѣлъ жадною мѣрою интересоватися и владѣти онымъ займищемъ, позволилъ всѣмъ селяномъ козлянскимъ оную дуброву рубати на дрова". И съ той поры -- разсказывали дальше крестьяне -- долгое время "волно было жадному (всякому) человѣку въ ономъ займищу дрова рубати и товаръ (скотъ) попасати, оручи и полю, тактежъ, и трактомъ Пакулскимъ з дубровы ѣдучи, волно было на нопаску ставати, и для быдла (скота), котрое и чередѣ (стадѣ) будетъ, тылко намъ было и выпуску и оной нашой змѣнѣ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2862, л. 12.}. Въ данномъ случаѣ неправильно, "лукавствомъ" и "неправдой" занятая мірская земля была возвращена въ общинное владѣніе властью полковника, разрѣшившаго заимку и затѣмъ убѣдившагося, что заимщикъ превысилъ предѣлы даннаго ему права. Но община считала себя въ правѣ и самостоятельно бороться съ самовольными заимщиками и, случалось, осуществляла это право на практикѣ. Если кто-либо безъ предварительнаго разрѣшенія занималъ въ свою собственность "вольную" землю, возводилъ на ней постройки или окапывалъ и огораживалъ ее, громада иной разъ, не обращаясь къ суду и властямъ, сама возвращала захваченную землю въ общинное владѣніе, снося возведенныя постройки, ломая изгороди и засыпая выкопанные заимщикомъ межевые рвы. И выборныя лица громады, стоявшія обыкновенно во главѣ такихъ дѣйствій, считали ихъ всецѣло вытекающими изъ обстоятельствъ дѣла и вполнѣ соотвѣтствующими правамъ громады {См. случаи такого рода, имѣвшіе мѣсто въ XVIII в., въ статьѣ И. В. Лучицкаго, "Займанщина и формы заимочнаго владѣнія въ Малороссіи", "Юрид. Вѣстникъ", 1890, No 4, с. 410, и въ моей статьѣ "Дѣла по исторіи крестьянства лѣвобережной Малороссіи въ XVIII в. въ Кіевскомъ Центральномъ Архивѣ", "Кіевская Старина", 1891, No 2, сс. 312--14.}.
Въ распоряженіе громады поступали, наконецъ, и земли, которыя находились уже въ чьемъ-либо владѣніи, но затѣмъ почему-нибудь запустѣли, "пустовскія земли", какъ ихъ называли въ XVII -- XVIII вв., равно какъ земли, владѣльцы которыхъ были въ бѣгахъ, "земли отбѣзскія". Тѣми и другими землями, совершенно подобно тому, какъ это имѣло мѣсто по отношенію къ землямъ "вольнымъ", могли распоряжаться и непосредственно сами громады, и тѣ члены старшины, которые, являясь представителями общины, сосредоточивали въ своихъ рукахъ ея права и власть. Случаи распоряженія "пустовскими землями" со стороны сотниковъ и полковниковъ уже въ XVII вѣкѣ были частымъ и вполнѣ нормальнымъ явленіемъ. Въ 1699 г., напр., къ кіевскому полковнику Константину Солонинѣ обратился "славетие урожоний панъ Іовъ Можайскій, товаришъ войсковий сотнѣ остерской", житель с. Красиловки, прося разрѣшить ему "на пустовскомъ грунтѣ и селѣ Красиловци прозваннемъ Павла Рудого поселитися". Полковникъ, не обладая самъ достаточными свѣдѣніями, велѣлъ "призвати передъ себе атамана красиловского и войта тамошнего" и, узнавъ отъ нихъ, что на этомъ "грунтѣ" не лежитъ никакихъ обязательствъ, позволилъ Можайскому поселиться на немъ и владѣть какъ самымъ "грунтомъ", такъ и огородами, сѣнокосами, полями и другими "принадлежитостями" къ нему, отбывая за это "услугу войсковую" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. V, No 155.}. Полковникъ стародубовскій Лукьянъ Журавко, извѣщая въ 1714 г. "сотника волосного" и войта с. Удебного объ отдачѣ полковничьей властью "пустовщины" въ этомъ селѣ, писалъ въ своемъ универсалѣ еще болѣе рѣшительно: "пустовщину Евланову, на насъ приналежную, надаемо во владѣние честному отцу Василию Вербицкому ради вспартя (поддержки) недостатку и убожества его домового" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 121,}. Но, въ сущности, распоряжаясь "пустовскими" землями, полковники и сотники осуществляли лишь тѣ права, какія принадлежали имъ, какъ представителямъ общины, къ которой съ запустѣніемъ земли возвращалось право на нее. Это право общины на распоряженіе "пустовской" землей признавалось при случаѣ и судомъ. Въ с. Селищахъ баришовской сотни Переяславскаго полка остались пустыя земли послѣ нѣкоего Федоранка, владѣвшаго ими "еще за польскихъ пановъ". Нѣкоторое время онѣ стояли пустыми, а затѣмъ мѣстный сотникъ отдалъ ихъ на церковь въ Селищахъ. Но атаманъ этого села нашелъ въ другомъ мѣстѣ родныхъ Федоранка, купилъ у нихъ безъ вѣдома ктитора и громады отданныя уже на церковь земли и завладѣлъ ими. Когда эта исторія раскрылась, нашлись и другіе родственники Федоранка, которые вмѣстѣ съ громадою с. Селищъ подали на атамана въ судъ, требуя возвращенія земель церкви. Полковой судъ, разобравъ дѣло и "видячи кревнихъ Федоранченковихъ з громадою селискою горливость (усердіе) ку церквѣ божественной", постановилъ отобрать земли отъ атамана и вернуть церкви, съ тѣмъ лишь, чтобы громада возвратила ему уплаченныя имъ деньги {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Баришовской сотни, т. I, No 48.}.
Свое право на непосредственное распоряженіе "пустовскими" землями громада во всякомъ случаѣ осуществляла еще и въ XVIII столѣтіи и на протяженіи всего этого столѣтія встрѣчается раздача такихъ земель какъ полковыми и сотенными урядами, такъ и сельскими атаманами съ "товариствомъ". Въ г. Погарѣ въ 1722 г. сотникъ, городовой атаманъ и войтъ по просьбѣ одного изъ мѣщанъ "поступили" ему "пляцъ пустовскій" и выдали соотвѣтствующій документъ на владѣніе {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ Академіи Наукъ, т. 135.}. Въ ирклѣевской сотнѣ Переяславскаго полка козакъ Гуджолъ въ 1749 г. обратился къ сотнику съ просьбой, въ которой указывалъ, что у его племянника, находящагося въ безвѣстной отлучкѣ, была сѣнокосная лука, "нынѣ въ свободномъ владѣніи найдующаяся безъ надлежащаго къ ней господара", и просилъ отдать эту землю ему, пока явится его племянникъ или его наслѣдники. Сотникъ согласился и отдалъ землю Гуджолу до возвращенія его племянника или сыновей послѣдняго {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ Кіевск, ун-та, Переяславскій полкъ Документы Ирклѣевской сотни, т. II, No 70.}. Въ м. Пещаномъ козакъ Скопченко въ 1766 г. показывалъ, что онъ поселился на пустовавшемъ усадебномъ мѣстѣ съ разрѣшенія городового атамана и сотеннаго писаря {Тамже, Документы Пещанской сотни, т. III, No 56.}. Такихъ случаевъ раздачи пустыхъ усадебныхъ мѣстъ и запустѣвшихъ, оставшихся "безъ господаря" земель сотенными урядами можно было бы привести немало. Но рядомъ съ ними можно привести также немало случаевъ раздачи или продажи такихъ земель сельскими громадами. Въ 1742 г. атаманъ съ товариствомъ, войтъ съ поспольствомъ, ктиторъ и священники с. Городища продали пустовскую землю со строеніемъ и заплаченныя за нее деньги взяли на церковь {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/2043.}. Въ с. Мотовиловкѣ Кіевскаго полка одинъ изъ Козаковъ въ 1740 г. показывалъ, что онъ пришелъ въ это село съ праваго берега Днѣпра и, придя, "явился тогда бывшему атаману Давыду Матвѣенку, который и позволилъ ему жить въ томъ селѣ и далъ ему дворъ, на которомъ строенія одна изба" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла объ имуществахъ церквей и монастырей.}. Въ с. Ячникахъ терехтемировской сотни Переяславскаго полка козаки Маслы въ 1767 г. показали, что находящійся въ ихъ владѣніи дворъ достался ихъ отцу послѣ умершихъ Козаковъ "по общему согласію того села Козаковъ безъ купли" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ Кіевск, ун-та, Переяславскій полкъ, Терехтемировская сотня, т. II, л. 11.}. И такого рода показаній, говорящихъ о непосредственномъ распоряженіи громады пустыми усадебными мѣстами, въ Румянцевскую Опись занесено довольно много.
Но сами по себѣ "пустовскія земли" и "пустовскіе пляцы" были въ сущности уже явленіемъ позднѣйшаго происхожденія. Въ первое время для нихъ не было мѣста, такъ какъ первоначально вся земля, занятая громадой, въ томъ числѣ и усадебная, являлась землей "вольной", общинной. Громада разрѣшала селиться на этой землѣ, отводила усадебные участки, но не отдавала ихъ въ собственность. До той поры, пока держался такой порядокъ, и при продажѣ дворовъ продавались и покупались только постройки, съ прямой оговоркой, что продаются онѣ "кромѣ землѣ", безъ земли {Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Второпольской сотни, т. II, No 77. И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 262--3.}. Земля, отводимая подъ усадьбы, оставалась землей "общей", "вольной", въ такой же мѣрѣ не подлежащей захвату въ личную собственность, какъ и вся вообще земля, на которой вели свое хозяйство отдѣльные члены громады. "Козаки, и селѣ Ячникахъ живущіе,-- жаловался въ коммиссію составленія Румянцевской Описи Кіево-Троицкій Кириловскій монастырь -- где когда которій похочетъ, внутрь села Ячниковъ самоволно насилиемъ строятся, и землю монастырскую пашутъ, и сѣна на лугу монастырскомъ, где кто е нихъ хочетъ и сколко ему надобно, укошуютъ, сказуючи, что то де все водное" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Терехтемировская сотня, т. II.}. А среди самихъ козаковъ какъ с. Ячниковъ, такъ я ряда другихъ селъ Переяславскаго полка очень многіе показывали, что и усадебныя мѣста, и пахатныя поля, и сѣнокосы достались имъ. изъ общей вольной земли "съ общого козачого дозволенія", "по согласію громады", "по опредѣленію атамана и козаковъ" {Тамже, passim.}. Такое "опредѣленіе", по крайней мѣрѣ, на первыхъ порахъ, несомнѣнно, имѣло характеръ отвода земли лишь въ пользованіе, а не въ собственность. Козаки с. Городища березанской сотни Переяславскаго полка, ведя въ 1752 г. процессъ съ бунчуковымъ товарищемъ Искрой изъ-за захваченнаго послѣднимъ вольнаго луга, разсказывали о владѣніи этимъ лугомъ: "ежели кто и ту деревню Городище на житіо прійдетъ и начнетъ общенародную повинность отправлять, то оному е того лугу часть опредѣляема бываетъ; а какъ де по прежнему куда пойдетъ, то оная часть по прежнему при истцахъ, изстарѣ и той деревнѣ Городищи жителство имѣющихъ, остается" {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, с. 72.}. И тотъ порядокъ, который обрисовывается въ этомъ разсказѣ, дѣйствовалъ, конечно, не въ одномъ только с. Городищѣ,-- наоборотъ, именно онъ былъ первоначально господствующимъ.
-----
Община являлась такимъ образомъ настоящимъ хозяиномъ занятой ею вольной земли. Но эта община не укладывалась всецѣло въ рамки сельской громады, не замыкалась исключительно предѣлами одного села. Рѣдкое село съ перваго момента своего возникновенія имѣло свою, исключительно ему одному принадлежавшую землю. Въ большинствѣ случаевъ нѣсколько поселеній, такъ или иначе тянувшихъ другъ къ другу, сообща занимали землю и сообща же, "общественно" владѣли ею, образуя такимъ путемъ большую земельную общину, владѣнія которой занимали подчасъ весьма значительное пространство. Земли этихъ крупныхъ общинъ въ свою очередь не отмежевывались одна отъ другой и долгое время ихъ границы опредѣлялись только фактическимъ владѣніемъ, въ силу котораго каждая община считала своими тѣ земли, на какихъ орали и косили ея члены и на какихъ паслись ея стада. При царившемъ первоначально въ лѣвобережной Малороссіи земельномъ просторѣ случалось иногда и такъ, что какое-либо село совсѣмъ переставало интересоваться тѣми или иными землями, входившими въ его округъ, и равнодушно смотрѣло на захватъ ихъ сосѣдями. Но въ общемъ однажды занятая какою-либо группою поселеній или отдѣльнымъ поселеніемъ земля признавалась уже принадлежащей этимъ поселеніямъ и даже временное запустѣніе послѣднихъ не создавало для ихъ сосѣдей права на окончательный ея захватъ.
Вотъ одинъ изъ многочисленныхъ частныхъ эпизодовъ, обрисовывающихъ эту сторону земельныхъ отношеній. "Еще въ ту пору,-- разсказывали войтъ и вся громада м. Сребного въ прошеніи, поданномъ ими въ 1733 г. гетману Апостолу,-- когда орди грасовали {Свирѣпствовали -- отъ польскаго grasowac.} въ Малой Россіи и многіе села и мѣстечка въ полку нашомъ Прилуцкомъ попалили и людей въ неволю повибирали, запустѣлъ былъ степокъ и пахатное поле, к Лебединимъ озерамъ лежачое, якимъ полемъ завладѣли были жители полку Лубенского, селяне хомѣнскіе, волошиновскіе и ярошовскіе, чрез килко (нѣсколько) лѣтъ". Когда же "стали въ сотнѣ срѣбрянской лібде по преленему зходитись и до своихъ пахатнихъ и сѣнокоснихъ поліовъ пріисковатись", захватившіе ихъ лубенцы не отдавали ихъ и "срѣбрянамъ тимиполями владѣти не дону окали". Обиженные сребряне. пожаловались гетману Самойловичу и тотъ выслалъ на розыскъ охочекомоннаго полковника Ребриковскаго и гетманскаго дворянина Сухину, которые, пріѣхавъ на мѣсто спора и "з свѣдителствъ людскихъ узнаи ши, же (что) лубенци, невинно на наши грунта, которіи по руинѣ татарской въ ту пору въ пустоши лежали, найшовши, онимы завладѣли, приказали имъ з тихъ нашихъ поліовъ уступити, а срѣбрянамъ по прежнему во владѣніе попустити". Послѣ того при прилуцкомъ полковникѣ Горленкѣ лубенцы опять было завладѣли этими полями, но сребряне "за вѣдомомъ пана полковника первей десятину, потомъ половину, а потомъ всѣ пашнѣ ихъ стали забѣрати" и "отъ своихъ поліовъ и сѣножатей отдалили". Теперь же -- жаловались сребрянскій войтъ съ громадой -- полковникъ Галаганъ ихъ съ этой земли согналъ, а отдаетъ стопокъ косить и поле пахать лубенцамъ съ третьей копицы и съ третьей копы. Гетманъ принялъ сторону сребрянъ и предписалъ Галагану самому не вступаться въ эту землю и Лубенцовъ въ нее не впускать {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг. отд., No 7.552,}. Подобнымъ же образомъ былъ оконченъ въ другомъ случаѣ споръ изъ-за вольнаго степа между с. Бѣлоцерковкой и Решетиловкой. Споръ этотъ былъ разрѣшенъ въ пользу перваго изъ названныхъ поселеній, послѣ того, какъ при слѣдствіи выяснилось, что "Вѣлоцерковка напередъ Решетиловки поселилася и жители бѣлоцерковскіе, где хотя, себѣ на тихъ земляхъ сѣно кошували и стада пасували", а, когда решетиловцы стали эти земли распахивать, то бѣлоцерковцы "часто погремками и досварками решетиловцамъ возбраняли тихъ грунтовъ разрабливать" {И. В. Лучицкій, Займаищина и формы заимочнаго владѣнія въ Малороссіи, "Юрид. Вѣстникъ", 1890, No 4, с. 405.}.
Земли, однажды занятыя какой-либо общиной, считались такимъ образомъ принадлежащими исключительно ея членамъ. Члены другой общины, если и могли пользоваться ими, то только съ дозволенія той, которой они были заняты. Иногда, при обиліи въ общинѣ земель, такое позволеніе давалось и безплатно, иногда за него взималась плата. На вольномъ лугу с. Городища въ Переяславскомъ полку -- разсказывали въ 1752 г. козаки этого села -- "козаки и посполитіе за едно сѣно косили безпрепятственно, а временемъ, за совѣтомъ товариства, какъ доволно биваетъ въ томъ лузѣ трави, по прошенію и другого села козаковъ и лосполитихъ оную за денги продаютъ, а денги на церковь приходскую употребляются" {И. В. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ, сс. 69--70.}. По большей же части членамъ другой общины земля отдавалась въ пользованіе за десятину собираемаго съ нея урожая или сѣна. Но, такъ или иначе, за плату или безплатно, лицамъ, не принадлежавшимъ къ данной общинѣ, необходимо было во всякомъ случаѣ получить отъ нея спеціальное позволеніе даже для временнаго пользованія ея "вольными" землями.
Иначе, конечно, стояло дѣло, когда внутри общины возникало новое поселеніе, состоявшее изъ ея же членовъ,-- когда изъ того или иного села выселялась часть жителей и образовывала новый поселокъ, осѣдавшій въ предѣлахъ занятой общиной территоріи. Жители такого поселка оставались членами общины и сохраняли за собою права на пользованіе ея землями, какъ сохраняли такія права и члены общины, выселявшіеся на отдѣльные хутора. Пока на земляхъ общины царилъ большой просторъ, она легко давала разрѣшенія на заимку земли подъ такіе хутора, требуя лишь, чтобы хуторяне не продавали отданной имъ земли и не присвоивали земли вольной, лежавшей вокругъ ихъ хуторовъ {Тамже, No 39.}. Право же на участіе въ пользованіи этой вольной землей хуторяне сохраняли за собою наравнѣ съ другими членами общины. Постепенно такимъ путемъ количество поселеній въ общинѣ все разросталось, но первоначально занятая ею земля продолжала оставаться общею для всѣхъ этихъ поселеній. Мѣстами, главнымъ образомъ, въ южныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи, такія общія нѣсколькимъ поселеніямъ земли, какъ я уже упоминалъ, существовали еще во второй половинѣ XVIII вѣка. Такъ, у ирклѣевской и Каневской сотенъ Переяславскаго полка въ это время была находившаяся въ общемъ владѣніи обѣихъ сотенъ земля. "Оное поле -- сообщалъ въ 1767 г. сотенный ирклѣевскій писарь -- сотнѣ ирклѣевской козаки роспахали з козаками сотнѣ каневской совокупно и владѣютъ онимъ безъ подѣлу, общественно". Въ каневской сотнѣ козаки м. Каневецъ и селъ Дальнихъ Каневецъ, Лихолѣтъ, Ревбинецъ, Воронинецъ, Мельниковъ и Прутковъ, какъ сообщало тогда же сотенное каневское правленіе -- сообща владѣли лугомъ, на которомъ они убирали сѣно "и едно время, безъ подѣлу землѣ, но смотрячи по имуществамъ". Въ золотоношской сотнѣ -- писало въ 1767 г. сотенное правленіе -- "обще нероздѣлочно козаками и владѣлцами владѣемне состоятъ при р. Днѣпрѣ плавли и между рѣчками Золотоношею, Згарью и Кропивною степъ, которымъ какъ въ Золотоноши, такъ и во всѣхъ принадлежащихъ къ нему селахъ и по вишепоказаннихъ рѣкахъ лежащихъ хуторахъ козаки, владѣлци и другіе обиватели безроздѣлочно користуются". Въ кропивянской сотнѣ -- доносило въ свою очередь здѣшнее сотенное правленіе -- степными и луговыми угодіями, равно какъ лѣсными зарослями ("нагарами"), "всѣ и всѣхъ сотнѣ кропивянской обиталищъ (мѣстечекъ, селъ, деревень и хуторовъ) обивателѣ, яко то владѣлци разныхъ чиновъ, ихъ подсусѣдки и посполитне, на степѣ и луги пахавшемъ хлѣба и кошеннемъ для сѣновъ травъ, а въ гагарахъ рубкою для топлива дровъ... ползуются общественно, на перемѣнихъ мѣстахъ, не имѣя предѣла, округами къ обиталищамъ" {Тамже, сс. 208, 232, 192--3, 194--5.}.
Въ такой разросшейся общинѣ, включавшей въ себя рядъ селъ, деревень и хуторовъ, съ теченіемъ времени само собою устанавливалось нѣкоторое, болѣе или менѣе прочное распредѣленіе земель. Отдѣльныя поселенія, входившія въ составъ общины, естественно, пользовались главнымъ образомъ землею, наиболѣе близко къ нимъ лежавшей и представлявшей для нихъ по мѣстнымъ условіямъ наибольшія выгоды. Такъ постепенно складывалось пользованіе общинными землями "округами къ обиталищамъ". Но при этомъ, съ одной стороны, та или иная часть этихъ земель обычно оставалась все же въ общемъ пользованіи всѣхъ или, по крайней мѣрѣ, большей части поселеній, составлявшихъ данную общину, а, съ другой стороны, и земли, находившіяся въ преимущественномъ пользованіи отдѣльныхъ поселеній, оставались неотграниченными одна отъ другой, "не имѣли предѣла" и доступъ къ нимъ не былъ совершенно закрытъ и для жителей другихъ поселеній, разъ эти послѣднія принадлежали къ составу той же самой общины. И вмѣстѣ съ тѣмъ всѣ эти земли во всемъ ихъ объемѣ оставались въ общемъ владѣніи всей общины и не могли быть захватываемы отдѣльными ея членами ни въ собственность, ни въ исключительное пользованіе. Это послѣднее правило отдѣльныя общины повременамъ считали нужнымъ подтверждать спеціальными постановленіями. Такъ, въ голтвянской сотнѣ Миргородскаго полка козаками и посполитыми при участіи сотеннаго уряда принято было въ 1691 г. особое соглашеніе или "установленіе" такого содержанія: "землѣ быть волной и каждому волно, якъ Козаковѣ, такъ и мѣщаяиновѣ, траву косити на цѣлинѣ и на облогахъ всюди по долинамъ, и ежели хто якого року траву будетъ косити, абы не своилъ все то, пехай будетъ мирское, и каждому жадною року (всякій годъ) всюды по за тыми знаками вольно, а на упрямого, кто схотѣлъ бы на опой землѣ сѣножаты себѣ займовати и боронити, положенна зарука и наказание" {Тамже, с. 171.}. Мѣстами такіе порядки сохранялись еще и во второй половинѣ XVIII вѣка. Въ с. Буромкѣ горошинской сотни Дубенскаго полка -- сообщали мѣстныя власти въ коммиссію составленія Румянцевской Описи -- "поле пахатное, тамъ же вмѣстѣ въ онимъ и сѣнокосное, по древнему тамо установленію, обще всѣми жителми, козаками и посполитыми.... употребляются, сколько кому якого лѣта к паханню и сѣнокосу надобность укажетъ, и гдѣ кто себѣ застигнетъ, тамо оретъ либо коситъ, а собственною нѣякого не имѣется" {Тамже, с. 166.}. Но порядки Буромки и другихъ сходныхъ съ нею селъ во второй половинѣ XVIII вѣка представляли собою лишь осколокъ того "древняго установленія", которое столѣтіемъ раньше являлось широко распространеннымъ и въ силу котораго земля принадлежала занимавшей ее общинѣ и отдѣльные члены послѣдней не могли захватывать участки этой земли въ свою собственность и "боронить" ихъ отъ другихъ членовъ той же общины,-- не могли, по крайней мѣрѣ, до тѣхъ поръ, пока на это не давала согласія вся община въ ея Цѣломъ.
Для того, чтобы закончить описаніе этого "древняго установленія", этой первоначальной фазы развитія малорусской общины на лѣвомъ берегу Днѣпра, намъ остается отвѣтить на вопросъ, каковы были порядки пользованія общинною землею, пока она находилась во владѣніи общинъ. Источники даютъ не очень много матеріала для отвѣта на этотъ вопросъ, но нѣкоторый матеріалъ въ нихъ все же имѣется и его во всякомъ случаѣ достаточно для того, чтобы на основаніи его можно было попытаться возстановить, по крайней мѣрѣ, наиболѣе существенныя черты этихъ порядковъ.
-----
Въ сѣверной части лѣвобережной Малороссіи, на территоріи Стародубовскаго и Черниговскаго полковъ, гдѣ было особенно широко развито сябринное землевладѣніе, порядки чисто общиннаго владѣнія и пользованія землею получили, повидимому, лишь слабое развитіе. Здѣсь было, правда и частью сохранилось до самаго конца XVIII вѣка немало "вольныхъ пущъ", составлявшихъ предметъ общаго пользованія одного или нѣсколькихъ селъ, пущъ, въ которыя жителямъ этихъ селъ, "козакамъ и прочимъ обывателямъ, свободные въѣзды къ рубкѣ на свои надобности всякаго дерева были" {См., напр., описаніе такихъ пущъ при с. Слабинѣ, д. Козорогахъ и д. Смолинѣ въ Черниговскомъ полку -- Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 5.}. Всякій, кто имѣлъ землю въ селѣ, имѣлъ и доступъ въ такія пущи {Такъ, въ 1762 г. одинъ козакъ с. Козаричъ новомѣской сотни Стародубовскаго полка, отдавая за долгъ бунч. тов. Дан. Шираю "на упалъ" свои "грунта", въ соотвѣтствующемъ документѣ прибавлялъ: "что же еще при томъ селѣ Козаричахъ имѣется общая пуща, въ которую какъ козаки, такъ и посполитие уездъ свой безпрепятственній и розробленнне ляда имѣютъ, то по тѣмъ, доставшимся от мене ему, г. Шираю, вишепоказаннимъ грунтамъ силенъ онъ же, г. Ширай, яко имѣющій въ ономъ селѣ Козаричахъ свое владѣніе, и и ту общую Козарицкую пущу уездъ имѣть и оную на поле роспрятивать". Подобнымъ же образомъ въ другомъ случаѣ козакъ сл. Панковичъ, отдавая тому же Шираю опять-таки за долгъ "на упалъ" свои земли, прибавлялъ, что въ эту уступку входятъ, и общие рибние ловлѣ, и якие и я для ловлѣ рибы е панковскими козаками и мужиками безпрепятственной входъ свой имѣю". Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 121.}. Однако разработка этихъ вольныхъ пущъ подъ пахатныя поля и сѣнокосы производилась по преимуществу на началахъ сябринства.
Но уже на территоріи Нѣжинскаго полка рядомъ съ формами сябриннаго землевладѣнія существовали въ довольно развитомъ видѣ и порядки землевладѣнія общиннаго. Любопытное свидѣтельство о такихъ порядкахъ сохранилось въ дѣлѣ жителей с. Чарторіи съ мѣщаниномъ Лазаремъ Матвѣевичемъ и его потомками, вышедшими въ ряды козацкой старшины. При названномъ селѣ существовала общая пуща, часть которой въ концѣ XVII вѣка сталъ захватывать себѣ Лазарь Матвѣевичъ, выдѣляя эту часть изъ общаго пользованія. Въ 1691 г. "старшина и всѣ жители" с. Чарторіи заключили по этому поводу съ Лазаремъ Матвѣевичемъ особое соглашеніе: они позволили Лазарю "закопать" одну часть пущи и обязались не пустошить этого займища, но другой сдѣланный безъ ихъ вѣдома и разрѣшенія законъ обратили въ общее пользованіе и Лазаря, и всѣхъ жителей с. Чарторіи, съ тѣмъ, чтобы никто не могъ окапывать здѣсь землю и занимать ее въ частную собственность. Но уже въ 1729 г. чарторійцы жаловались, что сынъ Лазаря захватываетъ принадлежащую имъ пущу, а въ 1730 г., по новымъ ихъ жалобамъ, гетманомъ были отправлены слѣдователи для разрѣшенія ихъ спора съ внукомъ Лазаря, бунчуковымъ товарищемъ Лазаревичемъ. При слѣдствіи выяснилось, что не только Лазаревичъ, дѣйствительно, "поля многіе въ общемъ грунтѣ поросчищалъ" и не допускалъ чарторійцевъ къ рубкѣ хворосту и дровъ въ захваченной имъ части пущи, но и изъ другихъ чарторійцевъ многіе захватили и закопали себѣ "немалое число гаевъ". Въ виду этого слѣдователи нашли нужнымъ рѣшить дѣло такимъ образомъ: Лазаревичъ долженъ былъ впредь владѣть только уступленной его дѣду по договору 1691 г. частью пущи и расчищенной дѣдомъ же его въ общей пущѣ нивой, чарторійцы, устроившіе себѣ законы, могли сохранить въ частномъ владѣніи только тѣ изъ нихъ, которые были устроены лѣтъ сорокъ или тридцать назадъ, а всѣ недавно занятые должны "въ общину уступити", общая же пуща должна была сохраниться въ общемъ пользованіи тѣхъ жителей села, которые не имѣютъ въ ней отдѣльныхъ законовъ. Но не прошло послѣ этого рѣшенія и двадцати лѣтъ и чарторійцы снова уже жаловались, что Лазаревичъ не впускаетъ ихъ въ пущу и "грабитъ" лошадей у тѣхъ, кто все-таки рѣшается въѣзжать въ нее {См. въ моей книгѣ "Къ исторіи Нѣжинскаго. полка", приложенія, No 1, и въ текстѣ сс. 54--56.}.
Въ разсказанномъ эпизодѣ передъ нами выступаетъ община, включающая въ себя всѣхъ жителей данной территоріи, и Козаковъ, и посполитыхъ, и практикующая захватный порядокъ землепользованія, то и дѣло переходящій однако въ захватъ земли въ частную собственность, хотя съ этими послѣдними захватами община въ ея цѣломъ и стремится бороться. Тотъ же захватный порядокъ землепользованія практиковался и въ другихъ мѣстностяхъ Нѣжинскаго полка. Такъ, въ спорѣ, происходившемъ въ 1781-2 гг. между Крупицкимъ Батуринскимъ монастыремъ и козаками с. Коренецкой изъ-за сѣнокоснаго болота у р. Ромна, привлеченные къ суду козаки показывали, что это болото всегда "было обще козачее, принадлежащее всѣмъ села Коренецкой жителямъ, и позанимали себѣ козаки спрежде рыболовные изы, и скашивали волно жъ, где кто поспѣлъ и пожелалъ, на удобныхъ мѣстахъ траву безъ всякого между собою спору и отъ кого-либо возбранення, такъ и понынѣ по древнему основанію владѣютъ отвѣтчики тѣмъ болотомъ и ѣзами". Въ свою очередь представленные козаками свидѣтели показали, что спорнымъ болотомъ "издревле села Коренецкой все общество, то есть козаки, ихъ подсосѣдки и посполитые всѣ, такъ и нынѣ владѣютъ и ползуются по древнему постановленню, кто где успѣетъ захватятъ, тамо и сѣно искошиваетъ, а ѣзы рыболовные имѣетъ каждый по прежнимъ предковскимъ займамъ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1458, лл 8, 8 об.-- 9.}.
Тотъ же самый въ существѣ своемъ порядокъ пользованія общинными землями выступаетъ передъ нами и въ свидѣтельствахъ, относящихся къ территоріи Прилуцкаго и Переяславскаго полковъ. При м. Сребномъ -- писалъ въ 1724 г. въ генеральную войсковую канцелярію сребрянскій сотникъ Троцина -- лежитъ степъ, прозываемый Пологи, и "здавна невеликая часть степу належала до ратуша срѣбранского, на которой особно на потребу мѣскую (городскую) ратушную заняты были сѣножати, а далей такъ товариство, якъ и посполитіе люде срѣбранскіе, хто где хотѣлъ, на свою потребу безссорно сѣно кошовали" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черн. отд., No 8.423.}. Около м.Варвы -- показывала въ 1744 г. сотенная варвинская канцелярія -- имѣлся раньше вольный сѣнокосный степъ, "на которомъ прежде било по десять скиртъ полковникамъ якъ укосятъ ихъ, полковниковъ, люде е помочи и ратушними, то осталное викосятъ, кто захотѣлъ и змогъ сколко, козаки и посполитне" {Тамже, No 175, л. 153.}. Мѣстечко Переволочная и села Рашки и Смошъ въ XVII в. сообща владѣли лежавшимъ между ними вольнымъ степомъ, на которомъ, какъ вспоминали старожилы с. Смоши въ 1744 г., "козаки и посполитіе сѣно кошивали и орали, где кто похотѣлъ и сколко моглъ" {Тамже, л. 48.}.
"Гдѣ хотя", "одинъ передъ другимъ, на перемѣнныхъ мѣстахъ", "сколько кому якого лѣта къ паханію и сѣнокосу надобность укажетъ", пахали и косили на своихъ общинныхъ земляхъ, какъ мы видѣли, и члены общинъ, расположенныхъ на территоріи Переяславскаго полка. И вотъ еще нѣсколько примѣровъ, обрисовывающихъ этотъ порядокъ. Въ 1754 г. возникъ споръ-за степа между козаками с. Денисъ и Капустинецъ. Вызванные свидѣтелями козаки с. Сосновы на судѣ показали, что еще лѣтъ двадцать назадъ этого степа "никто не своилъ, но гдѣ кто з денисовцовъ, сосновцовъ и ничипоровцовъ пожелалъ, тамо и сѣна кошивали" {Моск. Архивъ Министерства Юстиціи, Дѣла бывшей Черниг. Палаты Угол. и Гражд. Суда. оп. 17, св. 15, кн. 57, д. 64, лл. 418 об.-- 419.}. Немного позже, въ 1756 г., полковница Марія Ковбасина, жалуясь на отдачу сотеннаго домонтовскаго луга владѣльцу м. Домонтова и на исключеніе изъ пользованія этимъ лугомъ ея самой и ея посполитыхъ, заявляла: "оной лугъ отъ самого поселенія м. Домонтова и утвержденія сотни обще на всю сотню (якъ и прочими побережними сотнями то учинено) для доволства всѣмъ обывателямъ занятъ и отъ того времени обывателѣ всей сотнѣ такою снабдени вольностію, что всякъ въ томъ дуги своемъ, где пожелаетъ, безпрепятственно коситъ траву для своей надобности" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло козаковъ домонтовской сотни съ надв. сов. Барсуковымъ.}. Въ золотоношской сотнѣ сотникъ Лукашевичъ въ 1774 г. раздѣлилъ было одинъ изъ вольныхъ степовъ между козаками. Но такой раздѣлъ немедленно вызвалъ жалобы со стороны мѣстныхъ "державцевъ". Вызванные при разборѣ дѣла свидѣтели, дѣйствительно, удостовѣрили, что этимъ степомъ "испрежде и за предковъ ихъ" владѣли сообща какъ козаки, живущіе по р. Кропивной, такъ и сосѣдніе съ ними "державцы" -- Красногорскій монастырь, полковой асаулъ Карповъ и вдова писаря Леонтовича -- и ихъ посполитые, причемъ порядокъ пользованія степомъ былъ такой: "где кому что за угодно покажется, тамо на хлѣбъ пашетъ и сѣно коситъ". Сотникъ съ своей стороны оправдывался тѣмъ, что онъ раздѣлилъ землю козакамъ въ силу указа полковой канцеляріи, которымъ предписывалось "сотеннымъ старшинамъ накрѣпко смотрѣть, дабы отнюдь никто на общихъ подлежащихъ къ пользованію козакамъ степамъ или лугахъ, пока на оныхъ не дозрѣетъ трава и сотенные старшины не учинятъ роздѣлу и не означатъ на каждого тычками, до тѣхъ поръ косить оного не дерзнулъ". Полковой канцеляріи пришлось и разбирать это дѣло. Она нашла, что Лукашевичъ не понялъ указа, который былъ разосланъ ею во всѣ сотни и въ которомъ заключалось повелѣніе "только въ томъ, чтобъ на общихъ земляхъ траву тычками всякому для порядочнаго искошенія означать, а не землю дѣлить", и предписала "подѣланные грани, концы и заоры на ихъ общественныхъ земляхъ позарывать и вовсе уничтожить", и землю оставить "по ихъ обыкновенію", "въ общественномъ владѣніи" {Рукопись библіотеки И. В. Лучицкаго, Документы Золотоношскаго Красногорскаго монастыря, NoNo 74 и 89. Пользуюсь случаемъ выразить мою глубокую благодарность И. В. Лучицкому, какъ за разрѣшеніе ознакомиться съ документами его библіотеки, такъ и вообще за ту помощь, какую я встрѣтилъ съ его стороны при своихъ работахъ въ кіевскихъ архивахъ.}. Въ этомъ предписаніи обозначать козакамъ "для порядочнаго искошенія" всякому траву "тычками" какъ будто проглядываетъ намекъ на попытку властей нѣсколько урегулировать захватное. землепользованіе. Но, если въ данной мѣстности такая попытка и была, она, повидимому, осталась безъ всякихъ серьезныхъ результатовъ. По крайней мѣрѣ, еще въ 1782 г. компанейскій полковникъ Товбичевъ, говоря о свободномъ войсковомъ степѣ, лежавшемъ между рѣчками Золотоношей, Згарью и Кропивной и находившемся въ общемъ владѣніи нѣсколькихъ поселеній золотоношской и кропивенской сотенъ, такъ описывалъ порядки пользованія этимъ степомъ: "по свободности на ономъ степѣ било совмѣстно всѣ обывателѣ, въ томъ числѣ коронние и описнихъ маетностей государеви посполитіе, из дѣдовъ и отцовъ своихъ, также предки мои и я, хотя хлѣбъ пашутъ и траву на сѣно косятъ, гдѣ кто захочетъ, безпрепятственно, однако ни козаки и никто другой такова степу никогда не присвоевали, и не завлаживали, и никому въ продажу не заводили, но хто въ какомъ мѣстѣ одного лѣта виоретъ или викоситъ, на томъ же самомъ мѣстѣ другому волно било орать и косить безъ всякаго препятствія" {Кіевскій Центр. Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло о золотоношскомъ степѣ.}.
Но кое-какія попытки частичнаго урегулированія захватнаго землепользованія все же предпринимались отдѣльными общинами съ довольно ранняго времени, какъ можно догадываться по нѣкоторымъ, въ большинствѣ своемъ очень, правда, глухимъ и неяснымъ намекамъ, встрѣчающимся въ документахъ. Такъ, въ Кіевскомъ полку, на территоріи котораго тоже было широко распространено захватное пользованіе общинными землями, въ началѣ XVIII столѣтія встрѣчаются упоминанія о выдѣлахъ въ этихъ земляхъ паевъ куренямъ, цехамъ и десяткамъ, равно какъ о дальнѣйшихъ паяхъ въ десяткахъ {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевск. полкъ, Документы Остерской сотни, т. IV, No 77; т. IV, No 7; т. II, No 185.}, и можно думать, что выдѣлы подобныхъ паевъ практиковались не только при окончательномъ раздѣлѣ общинныхъ земель, но и тогда, когда община еще сохраняла свою власть надъ ними. Иного рода указаніе встрѣчается на территоріи Дубенскаго полка, гдѣ, какъ и въ другихъ южныхъ полкахъ, общинное землевладѣніе съ сопутствующимъ ему захватнымъ пользованіемъ землею было распространено чрезвычайно широко. Въ спорѣ изъ-за земли, возникшемъ здѣсь въ 1749 г. между Кіево-Печерской Лаврой и козаками м. Смѣлого, повѣренный послѣднихъ указывалъ, что спорная земля является "общей козачей толокой" и козакнее "завѣдомомъ и позволеніемъ сотниковъ смѣлянскихъ кошували и употребляли, которіе сотники той же толоки к едному какому угодно краю точками означивать, по какіе мѣста скоту ходить и оной на паздбу пускать должно, а по какіе косить, козачимъ стадникомъ приказують бивало" {Архивъ Черниговской Казенной Палаты, No 70, л. 338.}. У насъ -- жаловался въ 1733 г. переволочанскій сотникъ полтавскому полковнику -- "здавна якъ кишѣнчане, керебердяне и переволочане {Кишенка, Кереберда и Переволочная -- сотенныя мѣстечки Полтавскаго полка.} на степу до Петрова дня не косятъ, а нынѣ керебердяне, не дожидаясь Петрова дня, выбравши часъ и годину, виехавши на поле тое, где здавна жителѣ наши переволочанские тимъ полемъ владѣли, яко то сѣно кошовали и хлѣбъ пахали, то нынѣ керебердяне тое поле викосилы" {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго, безъ заглавія и нумераціи, заключающая въ себѣ различные документы Полтавскаго полка (нынѣ хранится въ б-кѣ кіевск. ун-та). По словамъ переволочанскаго сотника въ этой жалобѣ, керебердяне вообще тѣснятъ переволочанъ въ землѣ, "понеже они, керебердяне, своимъ полемъ и лѣсками подѣлились". Но керебердянскій городовой атаманъ и наказный сотникъ въ 1738 г. сообщалъ другое: у керебердянъ "жаднихь ни и кого грунтовъ не имѣется, кромѣ поля пахотного, которое од давнихъ временъ и по нынѣ житель: керебердянскіе пашуть обще" -- тамже.}. Косьбу можно было такимъ образомъ начинать только съ опредѣленнаго срока и, какой смыслъ имѣло это правило, разъясняетъ показаніе, данное при другомъ случаѣ старожилами м. Бѣлбцерковки въ Миргородскомъ полку. Весною -- разсказывали эти старожилы -- "межъ долинами по степу стадо ходитъ, а о сошествіи св. Духа съ того степу вгоняется и въ день святыхъ верховныхъ апостолъ Петра и Павла, скоро вдарятъ на гвалтъ у дзвонъ, тогда бѣлоцерковчане, хто якъ можетъ на захватъ прибравшися съ косарами до помянутыхъ долинъ ѣдутъ и, хто сколько поспѣлъ укосить, для себя скошуютъ" {И. В. Лучицкій. Займанщина и формы заимочнаго владѣнія въ Малороссіи, Юрид. Вѣстникъ, 1890, No 4, с. 418.}. По отношенію къ пахотнымъ землямъ, по крайней мѣрѣ, въ одной сотнѣ Миргородскаго полка существовалъ вполнѣ опредѣленный обычай. "У голтвянъ -- показывали въ 1727 г. свидѣтели въ дѣлѣ размежеванія Полтавскаго и Миргородскаго полковъ -- такое содержится поведеніе: хотя хто цѣлиною и подниметъ поле, затимъ оного поля не долженъ своити вовся, но, когда выпашетъ три годы и знову зацѣлеетъ, другой отъ сожителей ихъ, хто ни будь, пахать воленъ" {Тамже, с. 414.}. Насколько распространенъ былъ этотъ обычай въ другихъ мѣстностяхъ, за отсутствіемъ соотвѣтствующихъ свидѣтельствъ въ источникахъ сказать невозможно. Но, судя по многочисленнымъ упоминаніямъ въ документахъ о "нивахъ, съ цѣлины распаханныхъ и чрезъ многіе годы владѣемыхъ" однимъ и тѣмъ же лицомъ, можно думать, что во многихъ мѣстностяхъ рядомъ съ чисто захватнымъ порядкомъ пользованія сѣнокосами по отношенію къ пахатнымъ землямъ существовалъ и примѣнялся другого рода порядокъ, при которомъ распахавшій землю изъ цѣлины не могъ быть согнанъ съ этой земли, пока его пользованіе ею оставалось непрерывнымъ.
Такова была въ наиболѣе общихъ и существенныхъ своихъ чертахъ та форма землевладѣнія, которая установилась вслѣдъ за возстаніемъ Богдана Хмельницкаго въ значительной части лѣвобережной Малороссіи. Если на сѣверѣ послѣдней въ эпоху, непосредственно слѣдовавшую за возстаніемъ, сохранилось сябринное землевладѣніе и широко разрослись сябринные союзы, то въ центральной и особенно въ южной части страны, гдѣ благодаря чрезвычайно быстрому заселенію, сопровождавшемуся къ тому же частой смѣной поселенцевъ, не смогли развернуться имѣвшіеся на лицо зачатки сябринной организаціи, на мѣстѣ ихъ и, надо думать, въ значительной мѣрѣ изъ нихъ же сложилась организація другого типа въ видѣ земельной общины, почти совершенно свободной отъ родовыхъ традицій. Эта община, охватывавшая въ большинствѣ случаевъ довольно значительную территорію съ нѣсколькими поселеніями на ней, включавшая въ себя все населеніе такой территоріи, какъ Козаковъ, такъ и посполитыхъ, считавшая всѣ занятыя ею земли своей собственностью и практиковавшая на нихъ по преимуществу захватный порядокъ пользованія, и явилась тѣмъ исходнымъ пунктомъ, отъ котораго должна была главнымъ образомъ отправляться дальнѣйшая эволюція земельныхъ отношеній въ странѣ.