Лет за двадцать до великой войны мне довелось посетить приятеля, жившего в имении, верстах в двадцати от Днепровских порогов.
Приехал я к нему ради охоты. Страстный охотник, он давно уже соблазнял меня ею, обещая в письмах нечто необыкновенное. Действительно, -- охота оказалась чудесной. Но самое лучшее -- поездку к никогда еще не виданным мной порогам -- я оставил к концу.
Товарищ хотел ехать со мной, но как раз в ночь на назначенный день у него разболелись зубы, сделалась мигрень, и он остался дома. Я решил ехать один.
-- Там, верстах в двенадцати от порогов, есть интересные развалины замка Потоцких, -- цедил сквозь зубы товарищ, выйдя на террасу проводить меня и держась рукой за щеку. -- Осмотри их; при них живет нечто вроде сторожа... интеллигентный... расскажет... интересно. Только не ночуй -- он лунатик. Днем ничего, а ночью находит, говорят, на него... Перепугает еще. Ох, черт, эти зубы!..
Я обещал вернуться к вечеру, простился с приятелем, сел на лошадь и поскакал по указанному мне направлении.
Через три часа я уже стоял на береговых скалах и восхищался картиной. Громадная, синяя масса Днепра беззвучно неслась на бесчисленные торчавшие из воды скалы и с грохотом разбивалась о них: к небу вскидывались столбы и радуги из брызг и пыли. Необозримое пространство казалось клокочущим адом из белых бурунов и пены. Гул и рев стояли невообразимые.
Вверх по синевшей ленте Днепра тянулись леса; на юг отходили степи; с холма глядели величавые развалины.
Постояв на берегу, я поехал к ним. В одичавшем парке я расседлал лошадь, спутал ей ноги и пустил на траву, а сам поднялся на холм и стал осматривать замок.
Одна из стен его лежала во прахе. Часть холма, с ее стороны, была засыпана грудами кирпича и мусора. Вместо дверей и окон смотрели мрачные проломы. Ряд комнат и зал был обнажен упавшей стеной.
Я вошел в боковую, главную залу. Потолка не было. Кругом высились бурые стены; над ними голубело небо.
Осторожно ступая между камнями, я пошел дальше.
Ни звука, ни шороха.
Комната открывалась за комнатой. В нишах одной сохранились на стене силуэты портретов. Еще можно было различить цвета красок и сами изображения дам и рыцарей. Долго стоял я перед ними, силясь угадать и воспроизвести черты лиц их. Много видений прошло передо мной в те минуты!
Местами, где были своды, потолки сохранились. В одном из углов подымалась во второй этаж железная винтовая лестница. Я подошел к ней, заглянул вверх и вздрогнул от неожиданности. Из полумрака отверстия на меня напряженно глядело чье-то бритое лицо с горящими, кошачьими глазами. Встреть я дикую рысь, впечатление получилось бы не большее!
Глаза несколько секунд смотрели на меня неподвижно. Наконец, лицо улыбнулось.
-- Это вы, сударь?.. -- проговорил старческий голос и по лестнице спустился ко мне невзрачный, худой старичок со впалой грудью и странными изжелта-серыми глазами.
-- А я слышу -- кто-то ходит. Позвольте представиться: Петр Петрович Онучин, смотритель и управляющий замка!
Я назвал себя.
-- Какой управляющий? -- подумал я в то же время. -- Чем здесь управлять, когда все в развалинах?
Тут только я вспомнил слова приятеля, сказанные мне при прощании. Неприятное, отчасти опасливое чувство шевельнулось во мне.
-- Очень рад-с... -- говорил старик. -- Замок осмотреть приехали? Дивное место-с; многие сюда ездят... Табачок нюхаете?
И он открыл бывшую у него в руке табакерку и протянул ее мне.
Я отказался.
-- Просвежает мозги-с... Очень даже приятно!
Старик забрал щепоть табаку и долго, с наслаждением нюхал ее.
-- Это имение графов Потоцких... -- продолжал он, спрятав в карман табакерку. -- Оно уже больше трехсот лет в ихнем роду. Славный был замок когда-то; много повидал-с! Если угодно, покажу все в подробности?..
Мы пошли по замку.
Старик не пропускал ни малейшего закоулка; он знал -- кто и когда жил, в какой комнате, где умер или родился тот или другой из владельцев.
Меня удивило, что он называл все имена графов, живших от Владислава IV и до времен Собесского включительно.
Я спросил его о причине этого.
-- А после владельцы не жили здесь!.. -- ответил старик.
-- Варшава соблазняла их очень. Сюда наезжали только, да и то редко!
В одной из полуобрушенных комнат нижнего этажа, во внутренней стене, чернело отверстие; каменные ступени уходили вниз. Пахнуло холодом и сыростью. Передо мной был ход в подземелье.
-- А туда можно?.. -- спросил я своего спутника. -- Не обвалились еще своды?
-- Не ходите-с! -- сказал он. -- Нехорошо там!..
-- В каком смысле нехорошо?.. -- спросил я.
-- Заблудиться можно... Лабиринт целый-с. И костей много, упокойников. В старину всякое происходило!..
Странно и гулко звучали голоса наши в безмолвном жилище мертвых.
-- Что же именно?.. -- любопытствовал я.
-- Тюрьмы там были... Пытали, голодом морили... Всякое было-с. Иные скелеты и теперь на цепях сидят!
Слова его раззадорили меня. Мне захотелось повидать подземелья.
-- Нужны факелы, так нельзя-с!.. -- ответил старик на мою просьбу. -- Осмотрим сперва парк, потом уже туда пойдем!
Мы вышли на сохранившуюся террасу.
Чудный вид на Днепр опять развернулся предо мной. Я долго не мог оторвать глаз от белых порогов, ленты Днепра и необъятной степи, сливавшейся вдали с небом. Старичок стоял возле меня, прислонившись спиной к одной из колонн террасы.
-- А в лунную ночь как здесь должно быть хорошо! -- проговорил я.
С выстланной плитами террасы мы спустились по рассевшимся ступеням широкой каменной лестницы в парк.
Видны были остатки аллей с иссякшими фонтанами; кое-где высились груды поросших травой камней -- когда-то прохладные гроты. Заросли кустов окружали их.
Более часа пробродил я по парку, забыв совсем про своего спутника. Старичок молча и беспрекословно ходил за мной.
Капля дождя, упавшая мне на лицо, возвратила меня к действительности.
-- Эге-с!.. -- сказал старик, глядя вверх.
Огромная иссиня-черная туча закрывала полнеба и быстро ползла вперед, разрастаясь все больше и больше.
Отыскав лошадь, мы чуть не бегом бросились по одной из аллей и скоро очутились около замка. Едва мы успели укрыться в нем, -- захлестал ливень.
Было четыре часа; о возвращении в этот день домой нечего было и думать: дождь обещал превратиться в затяжную хлябь.
По грудам камней добрались мы до зала с уцелевшими сводами и привязали там моего гнедка.
-- Придется заночевать?.. -- сказал я, глядя в окно на шатавшиеся от ветра вековые деревья.
Старичок потер руки.
-- Весьма рад-с!.. Найдем место. Милости просим ко мне?.. -- и он указал рукой на винтовую лестницу.
Я поднялся первый и очутился в средневековой, бедно, но необыкновенно чисто убранной комнате. Кругом темнели ниши; на колонны их опирались своды. В углу чернел камин; в одной из ниш стояла кровать; у окна был стол; старый диван и несколько стульев завершали всю обстановку.
-- Садитесь, пожалуйста!.. -- заговорил старичок, придвигая мне стул. -- Сейчас самоварчик поставлю, закусим!
Голод напомнил мне, что в торбе за седлом у меня была всякая съедобная всячина. Минут через десять мы уже сидели за кипевшим самоваром и с аппетитом закусывали.
-- Вы что же -- один здесь живете?.. -- осведомился я. -- Прислуги у вас нет?
-- Была, да ушла... -- ответил старичок. -- Не живут долго -- здесь скучно-с. Что делать!..
-- Действительно, здесь должно быть скучно! -- согласился я.
-- Летом еще туда-сюда, а зимой... Зимой-с плохо! Жутко!.. -- добавил он.
-- Признаться, я не понимаю, зачем вы здесь живете? Присматривать за замком можно было бы, и переселившись хоть бы в ближайшую деревеньку.
-- Никак нельзя-с!.. -- ответил старик. -- Невозможно!.. Так уж определено-с...
Он вздохнул и стал смотреть в окно. На дворе стемнело.
-- Разведемте огонек-с?.. -- сказал наконец старик. -- Холодно!
Затрещал огонь и разогнал мрак комнаты. Мы пересели поближе к камину.
-- Мне говорили, что с этим замком связана какая-то легенда?.. -- прервал я молчание. -- Не будете ли вы добры рассказать мне ее?..
Старичок воззрился на меня засветившимися глазами.
-- Легенда-с?.. -- повторил он... -- Что в ней хорошего? Пустяки-с!..
-- А все-таки?
-- Если желательно -- так извольте! Было это давно, очень давно, лет двести тому назад! Владельцем замка был тогда граф Александр... Замка этого он не любил, жил всегда под Варшавой... Помните-с, я вам показывал комнатку внизу... Еще колонны такие стоят в ней. -- Ну так вот, в ней был зарезан отец его. Кем -- так и не узнали тогда. Жил в замке управляющий его, пан Владислав. Хлопы звали его "дикий пан"-с. Ни семьи, ни близких у него не было. К соседям не ездил, жизнь вел замкнутую. Свирепый был человек. Чего только не выдумывал он с пьяных глаз -- и сказать страшно: лучше помолчу-с!
И вот раз выдумал он такую потеху себе: пришли хлопы просить отворить им для Светлого праздника церковь; запечатана она была за недоимки-с. Велел он привести лодки, перевязали хлопов и посадили их в эти лодки. Посадили, отвели на середину Днепра и пустили-с. Конечно, все побилось о скалы и потонуло.
Вечером вышел, как всегда, на террасу пан Владислав и вдруг слышит пение.
-- Палок!.. -- закричал было он и замер-с. Парк осияло. И среди сияния открылись окровавленные и изуродованные люди... Те самые, что утопил он... Шли прямо к нему.
Пан Владислав закричал, опрокинул стол и бросился в зал, затем в подземелья. А мертвецов видели потом в церкви. Кто освещал и распечатывал ее -- неизвестно! Люди в замке не спали всю ночь; слышали визг, крики, хохот: это мертвецы искали пана Владислава. Что с ним сталось -- не узнал никто. Только пан Владислав не выходил уж больше из подземелья.
-- Ну, и что ж дальше?
-- Дальше-с... А то, что пан Владислав и доныне ходит иногда по ночам по замку.
Старик замолчал и прислушался.
-- Будет буря ночью... -- сказал он изменившимся голосом. -- Его будут искать... -- добавил он, косясь на окно.
-- А вы видали привидения?.. -- спросил я немного спустя.
Старик не ответил.
Дождь не переставал; смерклось окончательно. Долго просидели мы молча, прислушиваясь к шуму дождя и порывам усилившегося ветра. Зажгли свечу; стало еще тоскливее. Я заговорил о сне. Старик повел меня в одну из ниш.
В углу ее открылся ход в соседнюю комнату. Она была почти такая же, как и та, в которой мы были. У одной из стен стоял кожаный диван и два стула.
Старик принес мне простыню и подушку. Руки его дрожали. Он то и дело прислушивался к доносившимся отзвукам бури, пожелал мне спокойной ночи и вышел. Я хотел запереть за ним дверь, но таковой не было. С неприятным чувством ожидания чего-то, улегся я на диван свой.
И долго не мог заснуть: все беспокойно прислушивался к вою ветра и каждому шороху. Но в замке было тихо; старик тоже не шелохнул ничем в своей комнате. Незаметно для себя я заснул.
* * *
Кто-то сильно сжал мою руку. Я очнулся.
Передо мной стоял старик с зажженной свечой; свободная рука его стискивала мою; рот был перекошен, глаза блуждали.
Я вскочил.
-- Что такое?!
-- Слышишь?.. -- шепотом выговорил старик. Лицо его выразило страшное напряжение... -- Слышишь?!
Замок гудел и стонал. Буря разыгралась во всю силу. Порывы ветра потрясали, казалось, самые стены. И вдруг что-то грохнуло и заухало по комнатам замка.
Мы вздрогнули.
-- Камень сорвался... -- сказал я.
-- Это они!.. -- произнес старик, с ужасом вперясь куда-то в пространство.
-- Идут!!..
Он со стоном рванул себя за волосы и заметался из угла в угол.
Боясь за него, я схватил его за плечи. Он с силой стал рваться из моих рук.
Свеча упала и погасла.
-- За мной!!.. -- прохрипел старик.
Я последовал за ним.
В его комнате мы остановились. Молния за молнией резали черное небо. Буря гудела, не умолкая.
Действительно, снизу доносились голоса. Точно тысячи освирепевших людей, ища кого-то, с диким воем носились по замку...
Синий свет ослепил нас; грянул неистовый залп грома. В ответ ему снова рухнуло что-то вблизи нас. На секунду все смолкло и вдруг словно весь ад с визгом и воплем обрушился на защищавшую нас стену.
-- На помощь!!.. -- закричал старик, метнувшись к стене. Он схватил тяжелый диван и, как перо, метнул его к винтовой лестнице. Вслед за ним полетели столы, стулья. Старика освещали молнии.
-- Защищайтесь!.. сейчас ворвутся!!..
Страшный, всклокоченный, он встал у баррикады с дубовым стулом в руке.
Но гроза уже утихала. То был последний натиск ее. Небо стало быстро бледнеть, проступили звезды; ветер упал окончательно.
Старик опустил свое оружие и, весь трясясь, отошел от баррикады.
-- Не дался!.. -- задыхаясь, проговорил он. -- Спасся!!.. А знаешь ли ты, кто я?.. -- шепотом спросил он, подойдя ко мне.
Воспаленные глаза его горели. Измученное, морщинистое лицо было мокро от пота.
-- Знаешь ли, кто я?... Я пан Владислав, управляющий!
* * *
Старик быстро ослабел и сделался неопасным. Я уложил его и прилег на свое ложе.
Ржание лошади пробудило меня. Я поднялся и увидал своего хозяина, хлопотавшего вокруг стола, на котором все было готово к чаепитию.
Лицо его приветливо улыбалось, на нем не было и следа ночных переживаний и только в желтых глазах стояло легкое марево.
Лошадь моя оказалась привязанной в парке на траве; омытое дождем утро блестело и смеялось...
О происшедшем мы не проронили ни слова. Я скоро простился с радушным стариком и, разбрызгивая зеркальные лужи и вспугивая хохлатых жаворонков, беспричинно радостный, как и все окружавшее, поскакал в обратный путь.
Примечания
Впервые: Сегодня (Рига), 1933, No 36, 6 февраля. Рассказ вошел в сб. "У камелька (Моя молодость). Годы офицерства" (Рига: изд. автора, 1933).