Синими ожерельями окидывает Северный Донец высокие меловые горы, залитые то темным, то светло-зеленым лесом. На сто и более сажень вздымаются белые иззубрины правого берега; левый много ниже; оба изорваны извилинами оврагов; по днам их хрустальными тропочками прячутся в свежей тени ручьи.
Дух мрет, когда выбежит со степного раздолья дорога к первому обрыву; слепят глаза кручи и осыпи; будто в снегу увязают по ним мощные рати векового бора, взбирающегося вверх из провальев.
В небе плавают орлы -- впервые по пути на юг начинающие встречаться здесь. А совсем далеко вторым солнцем сияют вознесенные над миром золотые купола монастыря св. Иосафа.
Я и мой спутник, старик-пасечник, о. Паисий, набродились в глухом лесу, надышались смолой и зноем и сели отдохнуть в тени бережка одного из неглубоких оврагов; дно его длинным серо-зеленым ковром застилал папоротник и редкий березнячок.
Мы поставили свои лукошки, полные отборными белыми грибами, и принялись опустошать корзинку, захваченную с собой о. Паисием; в ней под ручником оказались хлеб, огурцы и несколько сотов янтарного меда в расписной глиняной мисочке.
Согнутый временем, худощавый о. Паисий был облачен в серый, залатанный подрясник и в выцветшую, рыжую островерхую скуфейку; на старческих щеках его курчавилась серебряная круглая бородка. Словоохотлив и добродушен о. Паисий был чрезвычайно; что ручеек мог он журчать целый день; при этом нет-нет и возводил к небу голубые глаза, глубоко вздыхал, произносил -- "о Господи, помилуй!" и продолжал рассказывать.
* * *
-- Да не может этого статься?!.. -- вдруг воскликнул совсем рядом с нами чей-то неведомый басистый голос.
Я повернул в его сторону голову -- кроме нас двоих да леса, никого кругом не было; о. Паисий не оглянулся, только наклонил ухо, как бы прислушиваясь.
-- Фома ты неверный! -- ответил второй, тоже невидимый и неизвестный мужчина. -- Уж коли я сказываю, стало быть, не зря; действуй и никаких!
Голос исходил с пустой, ровной как ладонь плешинки, находившейся на расстоянии руки между мной и о. Паисием. Я с изумлением глядел на таинственное место; все стихло.
-- Кто это говорит?! -- спросил я.
На лице моего спутника показалась улыбка.
-- Прохожие на дороге беседовали! -- отозвался он. -- Они в версте либо в полуторе отсюда. Мы ведь в разбойном логу с вами!
-- Да оттуда и выстрела не услышишь!! -- воскликнул я.
О. Паисий качнул головой.
-- Еще как услышите!.. Всякое слово, которое на дороге под нашим бережком скажется -- здесь повторится. И наоборот -- вот мы с вами беседуем тут -- а там все отзывается!
-- Но отчего же? По какой причине?
-- Чудо какое-то Господом явлено... -- проговорил о. Паисий, -- земле здесь власть дана с человеком разговаривать! А по какому случаю -- не открыто нам!
Мне вспомнился знаменитый круглый храм Сивиллы в Байях под Неаполем, где всякое слово, произнесенное даже шепотом, явственно слышится в любом месте, если приникнуть к стене; такое же свойство и у хор под куполом собора св. Павла в Лондоне...
-- Опасается народ этого лога! -- продолжал монах. -- Издавна про него худая слава идет. Жутко, конечно, мирскому человеку; не вникает он ни во что: идет себе в тишине, в спокойствии, кругом ни души -- и вдруг голоса рядом!.. За колдовство это почитается! А я полагаю -- от Господа оно.
-- А зимой голоса слышатся?
-- Нет... зимой спит земля!..
Я встал и внимательно осмотрел ближайшую часть обрыва; пласты почвы нигде нарушены не были, следов какой бы то ни было работы рук человеческих не примечалось.
Я вернулся к своему спутнику и мы продолжали обед.
-- Хлопчиком махоньким я еще был... -- заговорил опять о. Паисий. -- сказывала, помню, бабка моя, старуха -- стан разбойный при Екатерине-царице где-то здесь в логу находился. Жили разбойники в пещерах в подземельных, -- много ведь их по нашим горам! На несколько верст будто они под землей тянулись. В них же и богатства свои сохраняли; коврами все у них было украшено, мебелью, зеркалами; золото, серебро грудами лежали. А на дороге избушка стояла, старуха постоялый двор в ней держала. И как только объявлялись богатые проезжие или обозы ценные -- сходила старуха в овраг и говорила земле что было надо. Земля передавала: разбойники налетали и делали свое дело.
До того дошло, что решило наконец начальство унять их и послало в наши края несколько полков солдат.
И теперь здесь леса глухие, а тогда окончательно дебри дремучие были! Охватили солдаты леса кольцом и стали загоном идти. Проведала об этом от проезжих старуха и упредила разбойников, чтобы в подземелье схоронились. А оно кроме двери дубовой еще и скалой закрывалось -- устройство имелось такое особенное: нажмешь снаружи пружину, скала сама как человек на пяте поворачивалась.
Спрятала старуха своих молодцов, прикрыла как следует вход и домой воротилась.
Через день-два нагрянули войска; ищут, шарят везде -- нет никого.
За старуху взялись: где разбойники? Ты, мол, спокон века тут сидишь, знаешь, где соколы прячутся!
Старуха отнекиваться давай. Ну, тогда долго не разговаривали -- пытать ее начали! Крепка была старуха, сильная -- звука не проронила. Уперлась -- знать, мол, ничего не знаю, ведать не ведаю!.. так на тот свет и ушла под кнутом.
Обыскали солдаты весь лес, облазили кручи и овраги -- пусто везде, побились-побились несколько дней и назад ушли. Избушку сожгли, а разбойники больше уж и не увидали Божьего света -- все до одного кончились от голода в подземелье. С той поры и стихли разбои в наших краях!
-- Что же, искал кто-нибудь это подземелье, или нет?.. -- полюбопытствовал я.
-- Как же, многие пытались!.. -- ответил о. Паисий. -- Ну да где же найти? Примет ведь никаких не имеется! Гудит в иных местах земля, если постучать в нее -- только и всего. Пробовали копать -- ничего не обнаруживалось: ведь сплошь гору не разроешь! А может, и сказка это простая старыми людьми про клад пущена!..
-- А может быть и то, что мы с вами сейчас над самым кладом сидим... -- заметил я.
-- Все может статься!.. -- задумчиво отозвался монах.
* * *
Крепко запомнился мне этот овраг и разговор про разбойников.
И вот много лет спустя, уже за рубежом России, я встретился с одним из белгородцев, участвовавших в бою с красными как раз в районе оврага, известного своей изумительной акустикой.
Один из тяжелых артиллерийских снарядов попал в стену его как раз у того места, где мы отдыхали с о. Паисием и разворотил громадную выбоину. Из середины ее круглым окошком глянуло темное отверстие; за ним влево и вправо уходил в глубь земли коридор; на полу белесили скелеты людей.
Расширить пробоину и осмотреть хотя бы ближайшее подземелье было некогда -- начиналось отступление...
Нет сомнения в том, что местные крестьяне уже побывали в этом загадочном тайнике и узнали, быль -- или легенда старинный сказ о кладе и о заживо погребенных разбойниках.
г. Рига, 1926 г.
Примечания
Впервые: Сегодня (Рига), 1926, No 292, 25 декабря. Рассказ вошел в сб. "Святые озера. Недавнее".