Милль Казимир Ромуальдович
Дождалась

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Казимир Милль

Дождалась

I.

   Анна Ивановна Меркушева любит посидеть спокойно в кресле у окна, пока Оленька принимает пациентов.
   Вдали тихо позвякивают инструменты, меланхолически жужжит "бормашина", Анна Ивановна улыбается, и сладкие слезинки мутнят глаза и медленно сползают по морщинистым щекам. От умиления замирает сердце, а мысли текут приятные, хорошие:
   -- Вот и дождалась. Дождалась!.. Последыш-то мой как управляется!.. Ведь, на прекрасной дороге. И вывесочка красивая, на эмалированной дощечке: "Зубной врач Ольга Петровна Меркушева"... Все, как нужно... И пациенты, слава Богу, довольны. Да и как не быть довольными?.. Вот ей, например, привела рот в порядок--загляденье. Не будь Оленьки -- шамкать бы ей, старухе, беззубым ртом -- дело-то недешевое... Да, дождалась, слава Богу. И дело-то верное!.. Гнилых зубов теперь не оберешься, хлипок народ стал. Да и времена новые: не от боли, так из кокетства лечить станут... Да, платить ей Оленька за все хлопоты, за бессонные ночи... Из всех детей самая нежная, почтительная-- не чета братцу с сестрицей!..
   Плывут приятные мысли, и дремлется Анне Ивановне под мягкое жужжание "бормашины".
   Вздрогнет, когда Оленька подкрадется к креслу, обнимет ее и, улыбаясь, скажет:
   -- Да вы никак задремали, мамочка?.. Вставайте-ка... А то Марья ворчит -- обед стынет. А потом пойдем-ка прогуляемся... В кинематограф завернем... Хорошо?..
  

II.

   У Анны Ивановны немного знакомых, но все же есть у кого посидеть, чаю попить, словом перемолвиться. Приятно бывать, например, у Феклы Васильевны Климовой: не прекословить -- все выскажешь. Дети не задались у неё -- пропащие, эгоисты... И у Климовой еще виднее своя радость. Сбежит вечер -- и наговориться не успеешь, хоть с начала начинай... А на душе -- благодать.
   Сидят за самоваром, пьют чай с вишневым вареньем.
   -- От своих-то вестей не получали?.. -- спросит Анна Ивановна.
   Фекла Васильевна скорбно вздохнет. В её выцветших голубых глазах проглянет грусть:
   -- Нет, Анна Ивановна, давно ничего не получала...
   Анна Ивановна качает головой и говорит взволнованно:
   -- Бедная вы, Фекла Васильевна... Посмотрю на вас другой раз -- сердце надрывается!.. Не порадовал Господь: дочь в актерках, по городам путается, а сынок -- ни весть Бог где, и знать матери не хочет.
   Но Фекла Васильевна смахнет слезинку с глаз и обидчиво скажет:
   -- Что вы, Анна Ивановна, что вы!.. Господь с вами. Дочь -- актриса, говорят, хорошая, а сын -- инженер... Нечего Бога гневить -- за детей не стыдно.
   Меркушева тогда поджимает губы и разводит руками:
   -- Не хотела вас обидеть, Фекла Васильевна, совсем не хотела, а только мне жалко вас... Мать родную забыть!..
   -- А я не обижаюсь, Анна Ивановна... Что им обо мне, старухе, вспоминать часто: народ молодой, занятой... Своих дел непочатый уголь. Пробивают дорогу в жизни. Им не до меня.
   Меркушева возмущенно отодвигает чашку:
   -- Т.е. как это не до вас?.. Удивительный вы человек, Фекла Васильевна!.. Растили, воспитывали, ночей не досыпали и не до вас!.. Я вот про своих скажу: и у меня не все гладко, а уж, кажется, воспитала детей в строгости. Сами знаете, когда муж умер, трое на руках осталось, а вот только Оленьку для себя сохранить удалось... Остальные не радуют тоже: у адвоката-то моего жить не смогла. Сами посудите: жена у него только что красива, а уж не хозяйка, скажу вам откровенно. Совсем транжира... Говорю ей: "тебе бы, матушка, только перед зеркалом вертеться, да костюмы примерять"... А она этак посмотрела на меня, да и выплюни: "не ваше дело!.. За собой побольше следите, а я вас в гувернантки себе не нанимала".
   Климова сочувственно качает головой. У Меркушевой от гнева краснеют щеки, и её глаза сверлят невидимого врага.
   -- Да нажаловалась, ехида, Петеньке... А он, эгоист, на мать накинулся. Я, говорит, просил бы вас, мамаша, и вообще не вмешиваться в нашу с Наташей жизнь... Отдыхайте себе на здоровье... А если вам у меня не нравится -- можете жить отдельно. Я вам буду ежемесячно деньги выдавать... Ну, тут уж я вскипела!.. Так вот, говорю, какое уважение к матери?.. Дождалась, сынок... Поистине дождалась... Родной сын из дому гонит, от матери откупиться захотел.
   Климова пробует смягчить Меркушеву:
   -- А вы бы, Анна Ивановна, и впрямь не вмешивались... Их дело молодое...
   Меркушева смотрит на нее в недоумении.
   -- Да что вы, матушка?.. Мать я ему или нет?.. Да за что же я его любила тогда, лелеяла!.. Я, когда еще его в утробе своей носила, так и то иной раз, когда уж тяжко очень -- сама себе шепчу "ничего, потерпи!.. Ребенок -- он капитал... Вырастишь -- верный доход будет... Ты для него теперь, а потом он тебя холить станет"... А он вот каким оказался!.. От матери-то рад отделаться: в богадельню мать рад пристроить!.. Ну, и плюнула на него: ноги моей у тебя не будет, когда так. Из-за вертихвостки своей -- родной матери выговоры делать вздумал!.. И ушла. Хорошо еще, что Оленька в это время на зубного врача кончила... А то бы пришлось жить одной.
   -- Да, ведь, у вас еще есть дочь, Анна Ивановна?..
   Меркушева сердито отодвигает чашку.
   -- И не говорите, не говорите, Фекла Васильевна!.. Сердце надрывается, когда вспомню про её писателя... Пробовала я у них жить: бестолочь, кавардак, а не жизнь! Никакого порядка, шантрапа разная в гости шляется, ни тебе -- день, ни тебе -- ночь... Самовар со стола не сходит; пьют, едят... Ходят, уходят. Пришел раз какой-то забулдыга, я и не прими его... А дочь чуть не съела: известный, мол, писатель и друг Вани... Из ссор не выходила. Плюнула и ушла.
   Меркушева смотрит на часы, встает и говорит:
   -- Ну, заболталась я у вас, милая... Пора и домой -- Оленька верно уж скучает одна. Вернулась, должно быть... Она у меня одно утешение... А то такие дети теперь пошли, что, скажу вам, проклясть впору.
   Климова всплескивает руками:
   -- Что вы, что вы!.. Ребенка-то своего!.. Храни Господь!..
   Меркушева пожимает плечами.
   -- Я просто удивляюсь, глядя на вас, Фекла Васильевна!.. Вот ваши дети -- забыли и думать про вас, а вы так говорите. Да я на вашем месте и знать бы их не хотела!
   -- Что вы, что вы, голубушка!.. Нет. Пусть живут по своему, лишь бы счастливы были... Ведь, моя жизнь кончена.
   После ухода Меркушевой Климова долго еще не может ус-покоиться. Прибирает посуду, бродит по дому и шепчет ласково:
   -- Вот своей Варюше написала бы, да не знаю куда. На гастролях она теперь. Ведь, у них труппа по разным городам ездит... Где-то она сейчас?.. И к сыну бы съездила, да куда уж на Дальний Восток тащиться!
   Долго не спит Климова, ворочается, вздыхает:
   -- Странная эта Анна Ивановна... Ведь, дети родные -- плоть-кровь материнская...
   Климова вздрагивает, истово крестится и долго молится за своих далеких детей.
   И уже не чувствует одиночества. Так близки дети. Дороги их успехи, их радости, их жизнь. Засыпает, светло улыбаясь.
  

III.

   Любит Анна Ивановна в приемные часы прислушиваться к звонкам. По звонкам и пациентов узнает. Звонки больше все ровные, деловые, без надрыва.
   И вдруг один -- резкий, оглушительный.
   Раздался он раз утром, и от него Анна Ивановна вздрогнула. Рассердилась даже:
   -- И чего набатит... Так и ручку оторвать недолго!..
   Приоткрыла дверь. В прихожей незнакомый мужчина болтал с горничной:
   -- А скажите, почтенная камеристка, ваша барышня вставляет и выставляет зубы?.. Или только вставляет?..
   Горничная была смущена:
   -- Как же, барин... Все, что угодно...
   -- Вот и великолепно, -- добродушно рассмеялся новый пациент.
   Анна Ивановна даже плюнула:
   -- Вишь языком треплет!.. Тебе бы не зубы лечить, а язык...
   Отошла от дверей.
   -- Прощелыга этакий. И вид какой неприятный... Не обидел бы еще, чего доброго, Оленьку... Бог их знает тоже -- всякие бывают.
   Дня через три Анна Ивановна не утерпела, прошла в приемную, пока никого не было, и приложила ухо к двери в кабинет.
   Вместо жужжанья бормашины и звяканья инструментов слышался робкий смех Ольгуши.
   Пациент говорил:
   -- Да вы мне не только новые зубы, а душу новую вставить можете, Ольга Петровна... Душевный вы врач, превосходный врач! Да, да, не только зубной, но и задушевный!..
   Неодобрительно покачала головой Анна Ивановна. И прошептала:
   -- Господи!
  

IV.

   Пациент ходит уже третью неделю. А лечению нет конца.
   Анна Ивановна не узнает Ольгуши: и смех её стал как-то ярче, звончее, и улыбка не сходит с лица, и румянец окрасил бледные щеки.
   Когда провожает пациента, глаза у неё делаются шире и светятся мягким светом.
   Как-то за обедом Анна Ивановна раздраженно сказала:
   -- Скоро ли этому беззубому рот законопатишь?..
   Ольга Петровна в недоумении подняла брови и переспросила:
   -- Что, мамочка? Я не поняла вас.
   -- Спрашиваю, скоро ли этого своего горлана-то вылечишь? А то от него больше смехов да зубоскальства, чем выгоды.
   И вдруг Ольгуша вспыхнула, рассердилась:
   -- Я прошу вас, мамочка, не отзываться так о моих пациентах... Да и вообще лучше вам не вмешиваться в мои дела...
   Анна Ивановна вздохнула и сказала обидчиво:
   -- Конечно, от нынешних детей ждать ничего не приходится... А только я о тебе же забочусь. Вот вчера опять старушка Попова сидит в приемной, хмурится. Вхожу я, а она мне ядовито этак: "очень, говорит, ваша дочь удивительно для некоторых людей приятный врач... Всегда пациенты охают да стонут, а у неё, вон, смеется. И пускай бы, мол, смеялись, а только ждать вот слишком долго приходится". Сама посуди, Оленька, каково это все матери слышать!..
   Ольга Петровна пожала плечами. Сказала равнодушно:
   -- Пусть ищет другого врача, если ей не нравится. А вам, мамочка, нечего и заходить в приёмную... Комнат достаточно. Тогда и слушать глупостей не придется... Право, лучше было бы, если бы вы не вмешивались...
   Анна Ивановна встала из-за стола.
   -- То есть как это не вмешиваться? Да кто я тебе -- мать родная или кто?.. Что же это? Из-за всякого негодяя мать выговоры должна выслушивать?..
   Ольга Петровна тоже встала. Её голос стал звонким и твердым.
   -- Я очень попрошу не отзываться так о моих хороших знакомых... Тем более, что Сергей Александрович будет у нас бывать...
   Анна Ивановна побледнела:
   -- Ах, вот как ты! Ну, нет! Я не хочу. Слышишь? Не хочу, чтобы бывал у нас этот твой гнилозубый... Не хочу, и не будет!..
   Ольга Петровна пристально посмотрела на мать и твердо, спокойно сказала:
   -- Мамочка, вы забываете, что я не ребенок. И вам эти замашки придется оставить.
   -- И оставлю... все оставлю!.. К чужим уйду, в экономки уйду... Оставлю, милая!..
   Ольга Петровна брезгливо поморщилась:
   -- Ну, вы опять за свое... Никто вас не гонит... Живите вы спокойно, и живите с Богом... И нечего глупить. Ну, я пойду к чаю купить чего-нибудь. И, пожалуйста, без нелепых выходок.
   Повернулась и ушла.
  

V.

   Как громом поражена Анна Ивановна. Она стоит у дверей гостиной, плотно приложила ухо к двери и слушает. Так и есть -- "долечила"...
   Как гвозди вбиваются в её мозг спокойно ласковые слова "больного" Кривцова:
   -- А что, Ольга Петровна, вы ответите, если я вам признаюсь, что вы мне нравитесь... И очень... Эволюция законная: из пациента в гостя, из гостя -- в завсегдатая, а отсюда рукой подать до мужа. Кстати, зубы у меня не долечены... И я, право, не прочь был бы стать вашим вечным пациентом.
   Оля смеется:
   -- Бесплатным?..
   -- Зачем же... Я вам могу платить своей любовью, -- серьезно и медленно произнес Кривцов. -- Ну, Оленька, скажите, согласны?..
   У Анны Ивановны звенело в ушах. И вдруг она услышала шорох отодвинутого кресла и звук поцелуя.
   И какой-то далекий, едва слышный голос Оли впился в сердце Анны Ивановны:
   -- Да... милый!..
   У Анны Ивановны затряслись ноги. Хотела ворваться в гостиную, вытолкать ненавистного "гнилозубого". Но не могла. Шатаясь, отошла она от двери. Слезы покатились из её глаз. Она долго сидела в спальной, в своем любимом кресле, и её губы шептали:
   -- Дождалась... Вот и дождалась... Последнюю отнял...
   Одинокая, никем нелюбимая, всеми брошенная была она теперь. Стало жутко. Горькая улыбка застыла на лице.
   А слезы безнадёжные, тоскливые все текли и текли по морщинистым щекам.
  

VI.

   После свадьбы все изменилось. Долгие вечера приходилось проводить одной. Ольга Петровна или работала, или уходила с мужем гулять, или сидела с ним вдвоем, запершись.
   А когда Ольга врывалась оживленная, радостная к матери и бросалась к ней на шею, Анна Ивановна недовольно ворчала:
   -- Иди, иди к муженьку... А меня, прошу тебя, оставь в покое... Не до меня, ведь, тебе.
   Ольга Петровна смеялась:
   -- Ну, какая вы потешная, мамочка!.. И за что вы не любите Сережу?.. Ведь, он же хороший... Ах, хороший!..
   Анна Ивановна сухо глядела на дочь и молчала.
   А раз произошла и совсем нелепая, глупая сцена.
   Сидели за обедом. Анна Ивановна молчала. Не отвечала на вопросы Кривцова. Он насмешливо смотрел на её хмурое, сердитое лицо и вдруг расхохотался:
   -- И чего вы кукситесь, право, Анна Ивановна!.. Посмотреть на вас -- и впрямь доподлинная теща... Я раньше думал, что это просто "избитый сюжет"... А вот вижу, что легенды о злых тещах не так уже невероятны.
   А Ольга Петровна рассмеялась и добавила:
   -- А, ведь, мамусенька, Сережа прав... Из вас вышла презабавная теща... Все-то злитесь, дуетесь, а за что -- неизвестно! Ах вы, тещенька моя, глу-упенькая!..
   Анна Ивановна вскипела:
   -- И ты еще издеваешься над матерью. Добро бы этот... горластый, а то ты... дочь родная!..
   И она разрыдалась:
   -- Вон от меня... когда так!..
   Кривцов ушел, пожав плечами, а Ольгуша бросилась к Анне Ивановне. Успокаивала, подносила валерьяновых капель. Анна Ивановна оттолкнула рюмку с каплями. Она всхлипывала:
   -- Дождалась... Дождалась... Дождалась...
   И долго не могла Анна Ивановна успокоиться. Лежала на кровати. Хотелось плакать затяжным безутешным плачем, а слез не было. Была лишь тупая боль. И всего обиднее было, что обижаться не на кого. Ей было стыдно за эту сцену, за беспричинную ненависть к "горластому".
   Она оправдывала себя:
   "Да, она злая, сварливая теща-старуха... Да! А зачем он отнял дочь? Чужой пришел -- и отнял? А?"
   Она лежала на спине, неподвижная, смотрела в потолок и думала:
   "Уйду, уйду от них... Непременно уйду!"
   Уйти было некуда. И она знала, что не уйдет.
  

----------------------------------------------------

   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru