Милюков Павел Николаевич
Положение накануне войны

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   П. Н. Милюков: "русский европеец". Публицистика 20--30-х гг. XX в.
   М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. -- (Люди России).
   

ПОЛОЖЕНИЕ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

   В тридцатых годах XX столетия на Востоке Европы появилась угроза войны -- она создала новое международное положение. Один за другим оказались недействительными все демократические методы предупреждения войны. Неосуществимым было признано не только "всеобщее", но и "частичное" разоружение. Замена разоружения каким-либо общим соглашением взаимной безопасности означала бы всего лишь сокрытие препятствий, мешающих разоружению. Казалось, лучше во избежание этих затруднений заключать вместо общего соглашения частичные договоры о ненападении -- между двумя и несколькими странами,-- и такие договоры, действительно, заключались. Но именно потому, что они были не столько осуществлением поставленной цели, сколько приближением к ней, их недостаточность становилась очевидной. Локарнская конференция {Локарнская конференция -- проходила в г. Локарно (Швейцария) 5-16 октября 1925 г., на ней была подтверждена неприкосновенность границ, сложившихся после Первой мировой войны.} помогла выяснить их слабую сторону: "объединенная" Европа не пожелала гарантировать СТАТУС-КВО Версальского мира {Версальский мирный договор -- договор, который определил условия завершения Первой мировой войны, подписан 28 июня 1919 г.} для Восточной Европы. Заранее была обречена на неудачу "французская система" создания на Востоке новых национальных государств, не увенчалась успехом и попытка создать для предотвращения надвигавшейся опасности "Восточное Локарно". Последнее лишь прикрыло угрозу, пока не разразился кризис.
   Какова была роль Лиги Наций {Лига Наций -- международная организация, учрежденная в 1919 г.; по уставу ее целями были развитие сотрудничества между народами, гарантия мира и безопасности.} в эти трагические годы? Лига Наций имела перед собой те же трудности. Призывы к ее авторитету были бесполезны с того момента, когда обнаружилось, что вотируемые ею санкции против настоящих агрессоров недействительны. Япония (1932 г.), Германия (1934 г.) и Италия (1935 г.) вышли из Лиги Наций, когда хотели получить "свободу действия", для того чтобы нарушить ее "Ковенант" {Соглашение.}. Маньчжурия, Абиссиния, позднее -- Австрия и Чехословакия стали жертвами агрессоров, не встретивших при этом реального отпора со стороны Лиги. Ковенант Лиги Наций предвидел возможность мирного разрешения территориальных конфликтов, но никто не подумал о его применении. Противники версальского СТАТУС-КВО прибегали к силе в то время, как демократии оставались пацифистскими. До последней минуты между Англией и Францией существовали разногласия по вопросу о возможности европейской войны, а Лондон продолжал ухаживать за главным агрессором.
   В то же время два европейских государства -- Германия и Россия -- принялись спешно усиливать вооружение. Их намерения были различны и даже противоположны. С момента прихода Гитлера к власти (1933-1934) Германия вступила на путь завоеваний -- мстя за прошлое, она поставила своей целью разрушение версальской системы. "Третий Рейх" стремился к установлению своей гегемонии над Европой. Россия примкнула к демократиям. Она не была представлена в Версале и не имела никаких обязательств по отношению к созданному после войны СТАТУС-КВО. Она даже имела свои счеты с бывшими союзниками за то отношение, которое они к ней в прошлом проявили. Не пытаясь пока что защищать свои собственные национальные интересы, она противопоставляла себя Европе, как миру алчных капиталистов и империалистов. Но и опасаясь общей "интервенции" европейских держав, она вынуждена была сделать выбор между возможными агрессорами и предпочла, как мы знаем, присоединиться к политике демократий. ЕЕ конечные цели оставались неясными, и потому было вполне естественно, что в Европе интерес был сосредоточен на личностях двух диктаторов, международная деятельность которых и взаимные отношения между которыми должны были решить в Европе вопросы войны и мира.
   Гитлер и Сталин! Случилось так, что эти два человека, вышедшие оба из неизвестности, грубые по натуре и врожденному инстинкту, лишенные культуры и образования, сумели в эти дни не только сохранить то руководящее положение, которое каждый из них в своей стране занимал, но и взять в свои руки судьбу многих миллионов людей в Европе и во всем свете. Оба, во имя "нового порядка", который должен был быть создан в мире, растоптали все понятия права и морали, выработанные столетиями человеческой цивилизации. Оба провозгласили себя носителями мирового переворота во исполнение их исторической миссии. Оба как будто были предвестниками тех "сумерек богов", о которых так часто вещали поэты и пророки.
   Как человеческие типы, они, однако, различны; различно их окружение, различны и отправные точки их роковой деятельности. Один из них использовал существующий уже порядок: монархические учреждения, старую аристократию, испытанный генеральный штаб, богатую "буржуазию" и те зажиточные слои ("миттелынтанд"), которые пережили послевоенный кризис. Другой начал свою деятельность среди всеобщего разрушения и должен был для того, чтобы начать действовать, создать какое-то подобие порядка. Первый исходил из узкой националистической идеи избранной расы прирожденных завоевателей, чтобы поднять ее до идеи высшего господства над миром рабов. Второй начал с самых возвышенных идей наиболее передовых европейских мыслителей, дабы привести человечество к высшей ступени совершенства, до сих пор никем еще не достигнутой, и кончил тем, что подчинил эти высшие цели интересам своей национальной группы. Первый шел от национализма к Утопии, второй -- от утопии к национализму. Те "динамические" силы, которыми оба пользовались, пережили их собственные доктрины -- в прямо противоположном направлении. Соответственно с этим различны могут быть и результаты. Политику Гитлера такой компетентный наблюдатель ее, каким был Раушнинг, назвал -- правильно или неправильно, другой вопрос -- "нигилистической революцией". Да позволено мне будет назвать деятельность другого -- новой реконструкцией. Но я не могу скрыть от самого себя факта, что многие наблюдатели и этой политики склонны и ее конечные результаты назвать "хаотическими".
   Намеченные цели могут быть различны, но методы их достижения, несомненно, сходны. В демократических странах часто, однако, сходство методов принимают за тождество систем. Коммунизм и национал-социализм часто относят к одному классу явлений. Оба, конечно, "тоталитарны" -- тоталитарные методы, по сравнению с демократическими, всюду одинаковы. Личная диктатура не допускает демократических методов -- она исключает понятие народного суверенитета, равно как и существование какой-либо другой политической партии, кроме правящей, свободные выборы и независимое национальное представительство; она также отрицает личную свободу и свободу мысли, независимую прессу, свободу собраний и пр. Государство, как олицетворение единого представительства, облечено неограниченной властью в своих экономических, финансовых, политических, законодательных и социальных функциях. Все различия в классах, все отношения частноправового характера исчезают, каждый гражданин-субъект остается с глазу на глаз с живым символом отвлеченной идеи -- государством.
   Все это так, но все эти "символы" -- живые люди, а абстрактные государства -- реально существующие страны, в которых схожие тоталитарные методы по-разному применяются на практике. Начать с того, что диктаторы-соседи, воплощающие каждый равно универсальную, но прямо противоположную миссию, неизбежно должны столкнуться один с другим. Вместе с тем и взаимное соперничество не исключает и подражания. "Глуп тот, кто ничему не учится у своего врага",-- сказал Гитлер. Сам он учился у Макиавелли, у Лойолы -- также у Фридриха Великого; кое-что он заимствовал из католической системы всемирного единства, из хитроумной политики Наполеона III, из подложных "Протоколов сионских мудрецов" {Протоколы сионских мудрецов -- появившийся в начале XX в. сборник текстов, позиционировавшийся как доказательство всемирного еврейского заговора. Большинство специалистов считает его фальшивкой.}, придумавших "Еврейский Интернационал". Он признавал, что учился также и у Сталина, в частности использовал большевистские методы по выработке коллективной психологии, коллективной мысли, коллективного действия путем внедрения в массы элементарной правды (и лжи) пущенных в обращение лозунгов. Разумеется, Гитлер в то же самое время страстно оспаривал центральную идею коммунистического учения и делал ее своей главной мишенью в борьбе с Россией и с Европой.
   С другой стороны, передают, что в глазах Сталина Гитлер поднялся после кровавой чистки 30 июня 1934 года {30 июня 1934 г. -- "ночь длинных ножей", резня с целью пресечь влияние противников Гитлера в штурмовых отрядах (CA).}. И в самом деле, быть может, она послужила образцом для Сталина, так как его собственные гекатомбы из старых товарищей и вождей оппозиции последовали все после 1934 года.
   Каковы бы ни были их пункты сходства или различия, как Гитлер, так и Сталин отрицали, что в своих политических схемах они руководствовались чувством ненависти или симпатии один к другому. Это, казалось бы, само собой разумеется, но я должен упомянуть об этом, так как противоположное мнение было высказано одним из сталинских агентов, В. Кривицким, претендующим на то, что он знал тайные планы Сталина.
   В противоположность демократиям, война и военные приготовления в политической работе обоих диктаторов играли большую роль -- результаты этого мы видим в происходящей в настоящее время борьбе. Но и здесь у обоих интерес к войне был совершенно различного характера. Европейская социал-демократия ожидала, что война приведет к "революционной ситуации", которую легко можно будет перевести в гражданскую войну -- так думал и Ленин. С падением влияния Коминтерна при Сталине положение изменилось. Теперь главным мотивом была овладевшая Москвой боязнь, что капиталистические государства произведут нападение на большевизм -- вот почему главной заботой Сталина были приготовления к оборонительной войне. До настоящего времени единственными наступательными войнами СССР были те, в которых была поставлена задача вернуть территории Российской империи, утраченные в конце Первой мировой войны.
   Наоборот, в глазах Гитлера, согласно старой прусской традиции, война была как бы самоцелью. Война -- это божественное установление, имеющее целью повышение человеческой энергии и укрепление мужественного характера "избранной" расы. Гитлер заимствовал эту мысль из "Геополитики" проф. Хаусгофера. В его упрощенном истолковании все народы делились на две категории. Одни быстро растут численно -- для них нужно новое жизненное пространство, как для существования, так и для того, чтобы иметь возможность развить свои высшие способности. Другие народы, численность которых падает, обладают слишком обширным для них жизненным пространством -- они должны отступить. Первые -- народы "молодые" -- развивают свои "динамические" силы завоеваниями. Вторые -- лишены "динамизма", они лишь прозябают, находятся в упадке и разложении и обречены на исчезновение. Немцы принадлежат к первой категории, французы -- ко второй. Англичане -- где-то посередине. Имеются еще "малые" государства -- нечто вроде пыли, они искусственно созданы Версалем и тоже лишены жизненного пространства. Они не могут существовать самостоятельно -- они должны быть реорганизованы и нуждаются в покровительстве.
   Чтобы получить схему гитлеровской иностранной политики, достаточно применить эти общие принципы к карте мира. Но самое развитие этой политики находилось в зависимости от роста личной власти немецкого диктатора. Для него главным средством для подготовки к войне реванша явились, прежде всего, завоевание симпатий немецкой молодежи и воспитание ее в идеях национал-социалистической партии. Затем последовало само вооружение Германии. Сначала оно происходило в заговорщическом порядке, затем было выдвинуто требование "уравнения" в правах с победителями -- на этой почве была осуществлена обязательная воинская повинность. "Второй Рейх" Бисмарка уступил место "Третьему Рейху" Гитлера -- это название было заимствовано у националистического писателя Меллера ван дер Брука. "Третий Рейх" должен был включить в себя ВСЕХ немцев из всех частей Европы. Первыми шагами в этом направлении было присоединение Австрии (13 марта 1938 г.) и судетских немцев Чехословакии (сентябрь 1938 года).
   Вторая часть программы Гитлера заключала в себе реконструкцию Европы. Это, конечно, была более трудная задача, и "мирные" методы были для этого уже недостаточны. Центральное ядро "Третьего Рейха" надо было окружить рядом вассальных государств, включая сюда и мелкие исторические куски, которые несколько столетий тому назад принадлежали к "Священной Римской Империи Германского народа" {Священная Римская империя германской нации -- крупнейшее государственное образование Европы на протяжении Средних веков и Нового времени, просуществовала с 962 по 1806 гг.}: Эльзас и Лотарингия, три части Фландрии -- Голландия, Бельгия и французская Бургундия, Швейцария, довоенная Австрия, западная часть Польши. Балтийские государства должны были образовать пояс вокруг "стального центра" -- коренной Германии. Если возможно, большая часть всех этих территорий должна быть приобретена без войны, при помощи так называемой гитлеровской "расширенной стратегии" (ложные обещания, нарушение обязательств, разложение при помощи внутренней пропаганды, подкуп и т.д.). Славянские элементы населения этих территорий должны быть сосланы в Сибирь или истреблены, дабы дать место немецким колонистам или обширным владениям немецких землевладельцев. С возможным сопротивлением этим планам Франции не следует считаться: Франция -- страна вырождающаяся, одна из первых великих держав, подлежащих "уничтожению". Вся эта схема подверглась серьезному обсуждению уже в начале 1932 года.
   Серьезные затруднения относительно той роли, которую могут при этом играть великие державы, возникли у Гитлера лишь в третьей стадии этого проекта. На Западе оставалась Англия, на Востоке -- Польша и Россия. Возможна ли одновременная борьба на два фронта и как можно это предотвратить?
   Умный наблюдатель передает интимный разговор, который он имел с Гитлером на эти щекотливые темы в 1934 году. Вот краткое содержание двух бесед Раушнинга с Гитлером о предстоящих трудностях:
   Гитлер: Сохранит ли Польша нейтралитет, если я начну действия против Западных держав?
   Раушнинг (уклончиво): Это будет зависеть от условий политического сотрудничества между Берлином и Варшавой.
   Гитлер: Если я потребую АНШЛЮССа (с Австрией), каково будет поведение Польши?
   Раушнинг: Польша ничего не будет иметь против того, чтобы германская экспансия повернулась на Запад -- и чем дальше от польской территории, тем лучше.
   Гитлер: Согласится ли Польша обменять некоторые из своих территорий с Германией?
   Раушнинг: Она будет рада осуществить свои собственные требования, касающиеся Украины, Литвы и, вероятно, Латвии -- с целью образовать Великую Польскую Империю от Балтийского до Черного моря, от Риги до Киева.
   Гитлер: Пусть эти господа не рассчитывают на Украину. Я не могу допустить создания на наших границах военной державы; я не могу иметь соседом сильную в военном отношении Польшу. Какую роль она будет играть позднее в войне с Россией? Я заставлю Польшу пойти на уступки: в качестве последнего средства в моем распоряжении всегда будет новый раздел (с Россией) -- и Польша это знает. Все соглашения с Польшей имеют временный характер; соглашение с Россией зависит всецело от меня -- и я разделю Польшу, когда захочу. Польша мне нужна лишь до тех пор, пока существует угроза с Запада.
   Раушнинг: Вы в самом деле собираетесь выступить против Запада?
   Гитлер: Для чего же мы вооружаемся?
   Раушнинг: В таком случае против Германии образуется коалиция, с которой она не сумеет справиться.
   Гитлер: Моей задачей как раз и является предотвратить образование такой коалиции. Как это сделать? Пока я этого еще не знаю. Но я этого добьюсь. Я рассчитываю на нерешительность Англии и на внутренние раздоры во Франции.
   Раушнинг: Вы уверены, что Англия и Франция не в состоянии сопротивляться?
   Гитлер (с презрительным смехом): Говорю вам -- Англия и Франция никогда вместе не будут вести войны против нас. Англии нужна сильная Германия.
   Раушнинг: Но удастся ли вам пробиться через линию Мажино? Удастся ли обойти Голландию и Бельгию? В последнем случае вы, наверное, будете иметь Англию на стороне Франции.
   Гитлер: Если у Англии будет для этого время. Но я не пойду ни против линии Мажино, ни против Бельгии. Я буду маневрировать так, что Франция сама оставит линию Мажино -- и при этом я не потеряю ни одного солдата. Но это мой секрет... Как бы то ни было, борьба с Англией меня не пугает. Я сделаю то, что не удалось Наполеону. Я сделаю высадку в Англии. Я разрушу ее города с континента. Англия еще не представляет себе степени своей уязвимости.
   Раушнинг: А если против вас будет союз Англии, Франции и России?
   Гитлер (с раздражением): Этого не случится, пока я жив. Как бы там ни было -- если даже мы не выиграем войны, полмира погибнет вместе с нами. Мы не капитулируем ни при каких обстоятельствах. (Спокойнее). Но так далеко дело не зайдет -- во всяком случае, пока я не пройду через ряд поражений. Иначе -- я не стою того места, которое занимаю. Никогда я не буду объяснять своих ошибок неудачно сложившимися обстоятельствами. Сильная воля сама управляет счастьем и руководит судьбой.
   Раушнинг: Урок 1914 года учит не ловить несколько зайцев сразу. Мы не можем ставить себе слишком большой программы.
   Гитлер (нетерпеливо): Если германская нация хочет сделаться Мировой Империей -- если она вообще хочет существовать,-- она должна быть совершенно независимой и суверенной. Понимаете ли вы, что это означает? Мировой Империи нужно пространство, нужны орудия войны. Я должен позаботиться о том, чтобы у Германии было достаточно пространства. На Востоке наша власть должна распространиться до Кавказа и Ирана. На Западе нам нужны французское побережье, Фландрия, Голландия, Швеция. Мы не можем удовлетвориться, как это допустил Бисмарк, нашими собственными национальными границами. Или мы будем владеть Европой, или наша нация рассыпется -- и мы превратимся в жалкие маленькие государства. Понимаете ли Вы, почему я не могу ограничивать себя ни на Востоке, ни на Западе?
   Раушнинг: Это значит, нужно прибегнуть к насилию. Но мы живем не в XVIII веке.
   Гитлер (кричит): Вы, сударь, ошибаетесь! Есть одна вещь, которая не изменяется столетиями: Империи создаются Мечом и превосходством оружия, а вовсе не политикой и мирными союзами. Взгляните на Британскую Империю с ее знаменитой конституцией! Кто не имеет смелости господствовать силой кулака и в управлении становится слишком гуманным, тот должен отойти в сторону.
   "В 1934 году,-- говорил собеседник Гитлера,-- такие планы казались мне всего лишь фантазиями человека, страдающего манией величия. Накануне 1940 года немцы поняли, что значительная часть этих планов начала осуществляться".
   А что можно было бы сказать через два-три года? Каждое слово из приведенной выше длинной цитаты, в которой точно переданы буквальные выражения Фюрера, звучит как предсказание, с большим или меньшим успехом ныне осуществляемое. В "Голубых" и "Желтых" книгах можно найти детали происходивших изо дня в день событий, еще не закончившихся, но уже намеченных в этой знаменательной беседе.
   Вряд ли Сталин знал карту Европы так хорошо, как Гитлер, а если бы и знал, то не был бы способен осуществить гитлеровскую схему. Россия, повторяю, не была в Версале и вовсе не была обязана, если не считать последних литвиновских договоров, соблюдать "французскую систему". Она равнодушно относилась к спору между "ревизионистами" и сторонниками версальского СТАТУС-КВО. Но в этой войне у России имеются свои особые интересы; они вовсе не сосредоточены на славянском вопросе, ныне совершенно забытом; скорее они связаны с вопросом о территориях прежней Российской Империи на ее западных границах -- тех территориях, которые были потеряны в тот момент, когда большевики овладели властью. Но даже и это не могло вызвать войну за их возврат России. Послевоенные сговоры и союзы России преследовали цели ВНУТРЕННЕЙ политики -- восстановление России или защиту коммунистической системы от вторжения иностранных "капиталистов". С коммунистической точки зрения, все правительства были одинаково подозрительны по части "империализма", причем трудно было провести точную границу между возможным "агрессором" и его жертвой. Вот почему советская иностранная политика оставалась пассивной. Когда Германия оказалась в положении ближайшего возможного агрессора, Россия, естественно, была отброшена в сторону западных держав -- и вовсе не потому, что это были державы демократические, а в силу их географического и стратегического положения на противоположном фронте врага. Сталин тем самым оказался в положении Александра III -- он должен был сделаться союзником демократий, и вовсе не потому, что он хотел этим бросить вызов Гитлеру, а совершенно искренне. Этим и объясняется эра литвиновского "пацифизма".
   Я пишу эти строки в тот самый день, когда Советская Россия празднует день Красной Армии, созданной двадцать четыре года тому назад. Трудно выбрать для такого чествования лучший момент. Восемь месяцев блестящей защиты национального дела связали Россию с делом европейских демократий, а оборона против страшного врага и возможного поработителя бросила новый свет на трудные годы, в продолжение которых Россия готовилась к войне. Эти месяцы смягчили воспоминание о тех жестокостях, которые сопровождали сталинский эксперимент. Враг надеялся найти в лице России легкую добычу в результате внутренних расовых и социальных раздоров, он думал, что народы ее связаны с родной почвой и охотно сменят политический гнет диктатуры на экономическое рабство иностранному завоевателю -- все эти надежды врага были разбиты силой национального сцепления и заново приобретенным чувством национального превосходства. Вторгшегося врага встретили не "дикие звери", а сознательные патриоты, которые научно обоснованной жестокости и суровой дисциплине противопоставили твердую решимость очистить родные очаги от врага или умереть под их развалинами. Умолкли презрительные речи, им на смену пришло удивление и воздаяние должного -- в день 24-летнего юбилея Красной Армии союзники России обратились к ней с горячими приветствиями. Россия неожиданно оказалась защитницей демократий.
   Однако одно остается: подозрение или обвинение падает не на армию и не на нацию, а на ее правителей. Последние и под новой личиной преследуют как будто свои прежние цели мировой революции. Этим подозрением враги широко пользуются. Они уверяют, что ведут борьбу не ради завоевания "жизненного пространства" для надобностей "высшей расы", а как "крестовый поход", чтобы спасти "цивилизацию" от русских "варваров". Союзников они ищут во имя борьбы с Коминтерном. Друг России, Япония, временный союзник России Германия, и Италия, до последнего времени союзница демократий,-- все они вдруг охвачены единственным желанием: освободить мир от русского чудовища. По следам этих "освободителей" пошли и малые государства -- Румыния, Венгрия, Финляндия, Кроация, Словакия и другие. По словам Риббентропа, Европа, объединившись вокруг Гитлера, никогда еще не проявляла такой солидарности. Все нерусские национальности России должны быть "освобождены" от сталинского коммунистического ига. Даже среди некоторых союзников и соседей было распространено мнение, что слишком большие победы советского правительства могут сделаться опасными для Европы.
   На все эти высказанные опасения Сталин -- искренне или неискренне -- отвечал молчанием. Но мы знаем, ему было что ответить. Разве не была отставлена в сторону прежняя ленинская идея мировой революции, разве не была она заменена сталинской ересью "социализм в одной стране"? И разве не заявил Сталин, что Россия еще не созрела для социализма, не говоря уже о коммунизме? Разве не был после отставки Зиновьева разжалован Коминтерн и разве не был он отдан под надзор тайной полиции? Разве политика Сталина в Испании не указывала на то, что он окончательно распростился с идеей мировой революции? И тем не менее пока существующее в Москве на Лубянке учреждение не перестанет давать приют центральному органу коммунистических партий всего мира, до тех пор каждое проявление террора будет приписано "приказу из Москвы", и Советская Россия будет обвиняться в том, что кует оковы во всем мире. Если когда-нибудь должна будет пасть преграда между Россией и Европой, первой жертвой европеизации России будет Коминтерн. Можно ли считать слишком смелым предположение, согласно которому именно это событие явится следствием теперешнего сотрудничества России с демократиями мира?
   Конечно, истинные причины вторжения Гитлера в Россию ничего не имеют общего со спасением "цивилизации". "Миссия" его гораздо более практического свойства. Он сам об этом открыто заявил в одном из своих выступлений (речь в Мюнхене 9 ноября 1941 года). "Мы окажем великую услугу всей Европе, мобилизовав огромную продукцию Востока и неизмеримые богатства его земель". Быть свидетелем этого перед лицом "всей Европы", разумеется, был призван "немецкий солдат". "Немецкие солдаты могли видеть сами, что в стране, где земля сама рождает богатства, достаточно и малого приложения труда, чтобы иметь во много раз больше того, что мы имеем в Германии -- там живет в жалких лачугах полуголодное рабское население, во власти комиссаров, девяносто процентов из которых евреи. Когда эта опасность исчезнет, это будет не только истинным освобождением Европы -- это принесет ей экономическое процветание. Перед нами миссия, в которой заинтересован весь континент... И нет сомнений, что на тысячу лет вперед в наши дни решается здесь судьба Европы..."
   Рассчитывая на "тысячелетие", Гитлер нисколько не заинтересован в том, что может быть с его обетованной землей сейчас. Сейчас "избранная раса" может ее превратить в пустыню, чтобы потом сделать ее для Европы земным раем. На самом же деле Украина не является ни тем, ни другим. Вместе со всей остальной Россией Украина претерпела немало после шел: тяжких испытаний, которым ее подверг Сталин в 1928-1929 годах. Нам хорошо известны результаты его политики. Перед самой войной рождаемость на Украине упала, смертность возросла, рост населения прекратился, производительность почвы и труда уменьшилась, нищета погнала крестьян из коллективизированных деревень в города, городское население было вынуждено пойти на службу. Источники общественных доходов иссякли, налоги росли, деньги обесценивались, цены на товары становились недоступными для рабочих. Огромное истребление человеческих жизней, сырого материала и средств производства -- все это должно было достигнуть высшего предела и привести к экономическому и финансовому упадку. Можно было опасаться голода -- не меньше того, который был в 1922 и 1923 годах, а с ним и эпидемических болезней. Каков бы ни был исход войны, нечего рассчитывать на спасительную помощь со стороны. Для борьбы с этим правительство предоставлено своим собственным силам. Где же спасение?
   Не в первый раз подобная катастрофа угрожала большевистской власти. Ее смысл всегда был тот же: столкновение между старыми и новыми особенностями режима неизменно вызывали оппозиционные силы. Этот конфликт неизменно кончался некоторым взаимным приспособлением. Это приспособление приводило, в свою очередь, к некоторой эволюции. В результате все менялось: соотношение сил, втянутых в борьбу, характер нападения и защиты, методы борьбы,-- все, за исключением самого разрушительного процесса и необходимости нового очередного приспособления.
   Читатель знает, что я имею в виду. Резкое столкновение между безоговорочным применением абстрактных доктрин и условиями реальной жизни вызвало кризис, продолжавшийся с 1917 года по 1921 год, гражданскую войну и иностранную интервенцию. Обе стороны были равно сильны, свежи, непримиримы и не хотели компромиссов. Никакой компромисс не мог остановить разрушительного процесса. По инициативе Ленина этот компромисс принял форму "отступления" к элементарным условиям нормальной жизни, и это отступление было прикрыто именем "Новой Экономической Политики", или НЭПа. На самом деле равновесие было достигнуто приспособлением: оба "сектора" жизни, "капиталистический" и "социалистический", получили право существовать параллельно. Сторонники обеих форм эволюции существовали рядом в центральных органах Партии и вели между собой парламентскую борьбу.
   Но постепенно властью овладели партийцы, руководимые Сталиным, и началось новое наступление, само именовавшее себя "социалистическим", хотя приспособленческие элементы уже проникли в ряды сталинцев -- именно они и определили его тактику. Нормальные функции "государства" были восстановлены Сталиным под именем Партии. Этот процесс принес с собой новые разрушения еще более серьезные, чем прежние, так как сложнее и труднее была самая задача. Результатом этого явился не только восстановительный процесс в области экономики, в армии и в социальных отношениях, но и отказ от старой доктрины и окончательное уничтожение ее последних защитников -- "старой ленинской гвардии". Старая партия, исчерпав поставленные перед ней переходные задачи, практически перестала существовать. Новый социальный класс "служащих" и "советской интеллигенции" правит отныне партией "рабочих и крестьян". Прежние красные "сановники" и невежды должны были уступить свои командные посты новым кадрам специалистов, прошедших через профессиональные школы. Профессионалы нужны были Сталину для проведения его пятилеток. Теперь они образуют новую бюрократию, размеры которой быстро увеличиваются, чтобы удовлетворить растущие потребности государства,-- но особой касты эта бюрократия не создает. Вот несколько цифр, подсчитанных экономистом Юрьевским -- они хорошо иллюстрируют профессиональное значение этой новой бюрократии. На почте и телеграфе в 1924 году служили 80 000. В настоящее время их 334 000. На городских службах число возросло с 67 000 до 508 000. В отделе охраны здоровья число служащих возросло с 250 000 до 156 000 (так в тексте). В отделе образования -- с 492 000 до 2 190 000. В промышленности и на общественных работах с 220 000 до 988 000. В торговле с 248 000 до 1 957 000. Во всей администрации -- с 887 000 до 1 545 000. Это что-то не похоже на "90 процентов еврейских комиссаров", управляющих жалкой нацией "рабов", как это себе представлял Гитлер. Общая численность советской "бюрократии" равна приблизительно 11 430 000, что составляет 14,3 % всего населения. Во Франции она составляет не меньше 17 %, в Германии -- свыше 21 %, в Англии свыше 26 %, в Соединенных Штатах -- более 32 %. Никто не будет о них утверждать, что все они бездельники. Не могут они все быть сметены и победоносным вторжением. Они -- необходимый орган государственной машины.
   Было время, когда истребление бывших правящих классов земельных собственников и отсутствие других определенных в социальном отношении дифференцированных групп привели Россию в состояние анархии и хаоса. В настоящее время Россия, вопреки советской теории об уничтожении классов, отнюдь не является аморфным обществом. Не случайным является и образование бюрократии из специалистов, отобранных Сталиным из рядов "новых поколений". Они вышли из рабочих слоев и связаны с народом. По своему настроению это вовсе не интернационалисты, какими была прежняя элита, принесенная Сталиным в жертву. Они настроены национально, как настроен сам Сталин, и разделяют его политические девизы. Они научились многому, чему надо было научиться, но одному они не научились -- не научились "марксистской диалектике". Она им больше не нужна, так как им вовсе не надо подгонять реальную жизнь к устаревшей доктрине.
   Таково было положение, когда Гитлер напал на Россию, и перед Россией встала угроза самому ее существованию. Принесенные ею жертвы, также те жертвы, которые должны были быть принесены в дальнейшем, делали ее внутреннее положение чрезвычайно трудным. Из всего сказанного выше ясно, что неизбежен был новый компромисс, необходимо и неизбежно было очередное приспособление к новому страшному положению. Линия компромисса была ясно указана прежними уступками Сталина. По существу то была линия неизбежной апелляции к частной инициативе. Известны осторожные попытки Сталина оправдать частное хозяйство наряду с насильственным коллективизмом колхозов. Было объявлено, что внутри самого колхоза свободная форма совместного труда на земле, старая русская "артель", признана лучшей, чем "коммуна". Крестьянину было разрешено нести на свободный рынок излишки своего труда. Все это было очень симптоматично, но совершенно недостаточно для удовлетворения новых нужд. Я лично предполагаю, что населению должно быть дано и, вероятно, будет дано больше свободы в экономической области. Прежде Сталин не допускал "равенства" в заработках и оплате труда на частном рынке. Ныне должны быть открыто допущены накопление капитала и его использование в торговле и промышленности. Это легко может быть сделано за счет известных монополий государства, но без разрушения "плановой экономики".
   Как же обстоит дело с проявлениями политической деятельности, безжалостно искореняемой всюду Сталиным, в том числе и в партии? Это, конечно, наиболее деликатный пункт в его политике. В принципе "однопартийная система" сохранена. Но себя Сталин оградил от партии, он свел партию на роль государственного учреждения и в государственные учреждения ввел, на равных основаниях с членами партии, "беспартийных большевиков" и "советских интеллигентов". Это означало само по себе освобождение от старой партийной политики. Но это вовсе не означало освобождение от всякой политики. Все должны отныне проводить лишь одну новую политику Сталина. "Новое поколение" было проникнуто тем же национальным духом, как и сам Сталин; они были энтузиастами "счастливой жизни" в этой "единственной стране" счастья и совершенства -- согласно определению самого Сталина; они клялись словами учителя -- и в этом тоже была сталинская политика. И конечно, сами они не могли ее менять по желанию. Некоторые из них назывались "интеллигентами". Насколько я знаю, они не порвали всех нитей, связывающих их с русскими духовными традициями. Они читают -- и часто эти книги являются их излюбленным чтением -- светочей довоенной русской литературы и мысли. Большинство из них еще неотесаны, они лишены утонченности. Но Россия не единственная сейчас страна, где "новое поколение" неотесано -- быть может, в наши дни неотесанность и является единственным средством не приходить в отчаяние.
   Как бы там ни было, но лучшие люди этого поколения в глубине своих сердец могут растить семена свободы или, по меньшей мере, моральной независимости -- и когда-нибудь эти семена дадут плоды. В них живет сознание, что они и составляют ГОСУДАРСТВО, самое ядро его, являются самыми ценными представителями нации, ее душой, ее мыслью. Решающим может оказаться и их патриотизм, и та роль, которую они играют в войне. И они вспомнят тогда "чудесную" самоновейшую конституцию 1936 года {Конституция СССР, принятая в 1936 г.}. В ней они найдут известную гарантию их личному освобождению. На основе всеобщего избирательного права они примут участие в выборах в Верховный Совет. Партийные санкции могут ослабеть, и когда писаная конституция 1936 года превратится в реальность, свободный вотум избирателя перестанет быть политическим преступлением.
   Могут сказать, что я иду слишком далеко в своих выводах. Но те факты, на которых они покоятся, существуют и, мне кажется, правильно мною истолкованы, как и их дальнейшая эволюция. Могут возразить, что некоторые из предпосылок не вполне надежны. Разумеется, мы не можем ничего предсказывать; мы можем лишь угадывать, как настоящая война кончится. Мы не знаем, будет ли и дальше существовать настоящая диктатура, усиленная военными успехами, или, наоборот, она рухнет под тяжестью военных поражений. Если настоящий режим, после двадцати пяти лет существования, окажется способным эволюционировать, он сможет пережить и новую катастрофу. Можно выставить против этого и другие гипотезы, но они менее вероятны. Россия не может вернуться к дореволюционному периоду своей истории, ее прежний политический и социальный режим не может возродиться. Не может она управляться и германским ГАУЛЕЙТЕРОМ. Недавно один турецкий министр сказал, что, чем бы война ни кончилась, Турция останется Турцией. С не меньшим правом и русский может утверждать, что Россия останется Россией и что годы войны не будут концом ее исторического существования. Только невежды могут утверждать обратное. В темные исторические периоды, тысячи лет тому назад, иностранный завоеватель мог положить начало процессу превращения не осознавших себя этнографических племен в единую сознавшую себя нацию -- и этот процесс мог в конечном счете увенчаться успехом. Но нация, осознавшая себя в столетиях общей исторической жизни, со сложившимися традициями и с поставленными перед собой задачами, не может превратиться в неорганическую этнографическую массу. "Жизненное пространство" России не превратится в пастбище, на котором будут пастись азиатские "орды". Все наши другие выводы могут быть только предположительными. Но этот достаточно успешно выдержал испытание истории, и никакое красноречие колдуна из Берхтесгадена его не опровергнет.
   
   Новый журнал. 1942
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru