Милюков Павел Николаевич
Термидор и бонапартизм

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   П. Н. Милюков: "русский европеец". Публицистика 20--30-х гг. XX в.
   М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. -- (Люди России).
   

ТЕРМИДОР1 И БОНАПАРТИЗМ2

   1 Термидорианский переворот -- переворот 27/28 июля 1794 г., свергший якобинскую диктатуру. В переносном смысле -- контрреволюция, откат от революции.
   2 Бонапартизм -- движение, ставящее своей задачей ликвидацию революции посредством провозглашения диктатуры популярного, как правило, военного вождя (от имени Наполеона Бонапарта).
   
   Р. Абрамович поместил в "Социалистическом Вестнике" {"Социалистический вестник" -- орган заграничной делегации РСДРП при участии Р. Абрамовича и Л. Мартова, выходивший в Берлине в 1921--1956 гг.} статью о политических перспективах в России -- статью, проникнутую чрезвычайным пессимизмом. По словам автора, понятия "термидор" и "бонапартизм", которыми "еще несколько лет назад оперировала по отношению к большевистской революции" только "социал-демократическая литература" -- эти словечки теперь "запестрили решительно во всей русской печати, начиная с листков оппозиционных коммунистических групп и кончая эмигрантской печатью самого правого толка". Мы не беремся судить, насколько Троцкий, употребив понятие "термидор", совершил плагиат из той эмигрантской с. д. литературы, которая, без особого основания, считает себя менее эмигрантской, чем вся остальная зарубежная печать. Во всяком случае, факт тот, что ввел в моду это "словечко" не кто иной как Троцкий. А для тех, кому не было надобности в особо сложных и обычно не оправдывающихся анализах "перегруппировок классовых сил", для того чтобы иметь представление об известных общих элементах, свойственных в известном общем смысле всякому революционному процессу, для них возможность применения, между прочим, и понятия "термидор" к развитию советской России не представляла и не представляет сомнений. Под условием, однако, что это и подобные понятия применяются на основе совершенно конкретной исторической обстановки. Несколько странным образом военно-марксистский анализ "перегруппировок классовых сил" приводил и приводит как раз к чисто механическому приложению подобных понятий к русской действительности.
   Рассматривая с необычной высоты "Колумбов термидора из белого лагеря" {Так в тексте.}, Р. Абрамович приходит в результате к выводам, которые могли бы как раз порадовать мечтателей о фашистской диктатуре. "Бонапартистский финал русской революции", который Абрамович отожествляет с такой диктатурой, является в настоящее время хоть и не "необходимым и неизбежным", но "в высокой степени вероятным". Причина этого заключается в крестьянстве. Метод рассуждения Абрамовича в этом вопросе отличается известной невыдержанностью. С одной стороны, как будто дело идет о старой марксистской схеме "измены мелкой буржуазии", т.е. крестьянства, которое "после революции, уничтожающей остатки феодализма и открывающей простор свободному крестьянскому хозяйству, становится обычно силой консервативной, а при известных условиях даже реакционной". Но тут же, в примечании, Абрамович ликвидирует эту схему, вспоминая, что европейские "социалистические партии во многих отношениях" должны были "пересмотреть и видоизменить свою программу и тактику по отношению к крестьянству", отказавшись от взгляда на него, как на силу, "враждебную рабочему классу и социализму".
   Оказывается, что Абрамович рассматривает "не общую проблему о взаимоотношениях между пролетариатом и крестьянством, а лишь частный вопрос о той особой политической ситуации, которая создастся к моменту ликвидации большевистской диктатуры". Эта же особая ситуация характеризуется как раз тем, "что свободное крестьянское хозяйство" пока не получило "простора вследствие политики, которая, "с одной стороны, сознательно подмораживала и тормозила развитие всего крестьянского хозяйства для ослабления всего кулацкого крыла, а с другой стороны, превращала его в единственный резервуар, из которого в непосильных для крестьян размерах почерпались средства и на поддержание и развитие города и городской промышленности". На этой почве "антиправительственные и антисоветские настроения в крестьянстве, проявляющиеся со все большей силой и напряженностью, принимают чем дальше, тем больше характер, направленный и против города, и против городских рабочих, и против социализма, и против революции". Правда, интересы крестьян, как экономического класса, могут быть удовлетворены и на основе демократии, но и на основе диктатуры, если последняя обеими ногами встанет на почву капиталистических отношений.
   Нельзя не констатировать, что меньшевистский прогноз здесь весьма близко подходит к правому прогнозу,-- с той только разницей, что Абрамович ожидает появления "теоретиков и вождей термидора и фашистского бонапартизма" из коммунистического аппарата, "из ВКП, а может быть, из деморализованной диктатуры групп рабочих". Единственное спасение заключается в возникновении "внутри диктатуры внушительной силы, готовой и способной в той или иной форме добровольно провести процесс самоликвидации диктатуры и создания возможностей для честного соглашения на демократической основе между рабочим классом и крестьянством". Роль самих "рабочих и крестьян" может заключаться лишь в "давлении" с целью вызвать на сцену эту внутреннюю силу. Тут единственный "шанс демократического финала русской революции", и этот шанс "в настоящих условиях чрезвычайно невелик".
   Нужно заметить, что этот "демократический финал" был бы не чем иным, как торжеством меньшевистской тактики. И если автор сказал бы, что "шанс" торжества этой тактики его партии весьма невелик, то с этим "посторонние" не стали бы спорить. Иначе, однако, обстоит вопрос, если говорить о шансах такого демократического финала, который никоим образом не должен быть меньшевистским финалом. Прежде всего, представление о неизбежной противоположности между "термидором" и "демократическим финалом" вытекает из чисто механического перенесения той схемы, по которой за "термидором" следует "бонапартизм". Если понимать "термидор" в единственно применимом здесь весьма общем смысле, т.е. в смысле ликвидации революционного режима силами, из него же выходящими, на основе интересов, созданных самой революцией, и с целью обеспечения спокойствия и "простора" для этих интересов, то "термидор" может привести к "демократическому финалу".
   Напротив, бонапартистский финал в современных русских условиях не требует "термидора" и не представлял бы собою обеспечения "простора" для крестьянского хозяйства. Во Франции после термидора пришла военная диктатура, имевшая собственную мощную опору и орудие в военной силе, проводившей победоносную войну. На этой собственной "базе" возник режим личной диктатуры, которая, действительно, сумела закрепить и гарантировать интересы, созданные революцией, и потому они оказались приемлемы и для всей страны, в частности и для крестьянства. Сейчас же в советской России есть только один элемент "бонапартистского" самодержавия. И этот элемент -- не что иное, как существующая диктатура Сталина. При механическом применении таких общих понятий оказывается, что в личном режиме Сталина есть сразу элементы "Робеспьера" и "Бонапарта", но как раз "Бонапарта", никоим образом не опирающегося на крестьянскую "базу". Потому мы и считаем подлинно "бонапартистский" финал весьма маловероятным. С другой стороны, возмущение крестьянства против эксплуатации со стороны представленного этой диктатурой "пролетариата" и "социализма" -- несомненный факт. Но отсюда вовсе не вытекает малая вероятность "демократического финала", а вытекает лишь то, что этот финал,-- наступит ли он в порядке "эволюции" или "революции",-- вероятно, будет весьма мало походить на ту идиллическую картину самоликвидации "раскаявшейся" диктатуры, создающей "соглашение рабочих и крестьян", которую Абрамович правильно признает, в сущности, утопической и на которой, однако, основаны все его надежды и его тактика.
   
   Последние новости. 1929, 17 апреля
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru