П. Н. Милюков: "русский европеец". Публицистика 20--30-х гг. XX в.
М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. -- (Люди России).
ПЕТРОВСКАЯ ГОДОВЩИНА
Русская эмиграция только что помянула лекциями и статьями в газетах двухсотлетнюю годовщину смерти Петра Великого. Единодушие, которое проявилось по этому поводу, едва ли было вполне искренне. В наше время нападать прямо на Петра -- неудобно. Остается, восхваляя его дело, истолковывать его по-своему. При таком комментарии Петр оказался удобен -- если не для всех, то для очень многих, а между тем от Петра в потомство идет только одна линия. Эту линию легко восстановить, если вспомнить, кто на протяжении этих двух столетий был за Петра и кто -- против. Ее легко восстановить также, вспоминая, какая именно линия в русской истории подверглась нападению старых и новых староверов. Гораздо искреннее поступали и поступают те, кто, открыто осуждая эту линию, прямо объявляют войну Петру и его реформе... Так поступили в свое время авторы "Вех" {"Вехи" -- сборник статей (1909), в котором прозвучала резкая критика русской интеллигенции.}. Так теперь поступают религиозные философы и мистики, отрицающие в истории все, что связано с освобождением человеческой мысли, воли и чувства от оков средневековой религии. В свои конфессиональные рамки они хотели бы упрятать все человечество. Естественно, что целых два последних века в истории России и шесть последних веков в Западной Европе не помещаются в этой схеме -- и критикам остается объявить эти долгие века -- цвет истории человечества -- сплошным заблуждением и грехом.
Понятая в такой связи, реформа Петра, конечно, стоит им поперек дороги. Перетолковывать ее с этой высоты умозрения никак невозможно. Остается ее отвергнуть вместе со всей новой Европой. Это по крайней мере последовательно. Ибо, в самом деле, Петра не может признать по существу никто, кто отвергает в принципе секуляризацию жизни и мысли. Отвергающие Петра на этом основании должны отвергать, однако же, и всю русскую интеллигенцию во всех фазах и периодах ее существования. Ибо наша интеллигенция была светской с первого момента своего появления, которое не очень далеко отстоит от появления Петра. Хороша она или дурна, но русская интеллигенция есть порождение дела Петрова.
Те, кто отрицает русскую интеллигенцию, тоже по необходимости должны отрицать реформу Петра. Ибо оторвать одно явление от другого невозможно. Связь интеллигенции с секуляризацией жизни и мысли не есть даже явление специфически русское. Оно универсально, и всюду происходит из одних и тех корней. Корнями этими является отнюдь не произвол лица, хотя бы и гениального. Корень секуляризации лежит в неудержимом процессе мысли. Интеллигенция, отрицающая секуляризацию, не есть интеллигенция. Противники интеллигенции скажут, конечно, и слава Богу. Довольно с нас интеллигенции. Интеллигенция есть ненормальность в народной жизни, отклонение с правильного пути, с этого пути надо вернуться. Интеллигенция отделила нас от народа. Интеллигенция завела нас в дебри утопии. Интеллигенция есть причина всех русских бедствий. Долой интеллигенцию...
Эти изуверские крики нас не испугают. Свидетель нам Петр, которого нельзя отделить от русской интеллигенции. Если реформа Петра не аномалия в русской жизни, то не аномалия -- ее неизбежные последствия. Русская жизнь с Петра не идет неправильным путем. Она идет столбовой дорогой. Антиисторично думать, что раз пережитую жизнь можно как-то переделать и пережить сызнова. Это невозможно, как невозможно взрослому человеку вернуть детство. Это было бы невозможно, если бы из детства взрослый человек вышел горбатым, ибо "горбатого могила исправит". По счастью, путь Петра и русской интеллигенции ничего не имеет общего с патологией.
Зачеркнув Петра и отделавшись от монументальной фигуры Медного всадника, отрицатели Петра бредут затем разными дорогами: лучшее доказательство, что они не обладают абсолютной истиной, на которую претендуют. Одни из них пытаются восстановить связь, разорванную Петром,-- связь с допетровским прошлым. Отбросив линию интеллигенции, они сочиняют себе собственную книжную генеалогию от какого-нибудь допетровского героя. Петр разрушил старорусский быт: они устраивают апофеоз московскому быту, идеализируя "тишайшего". Петр вырвал жизнь из тесных оков церкви. Они возжигают лампаду перед гробом Сергия Радонежского. Русская история от Петра написана неизгладимыми штрихами. Они пишут собственную историю, в которой эти новые главы опущены. Историческая наука вывела реформу Петра из их же любимого XVII столетия. Они не понимают, что ведь это значит ввести дух Петра в XVII столетие, а не дух XVn столетия в век Петра. И они торжествуют: видите, Петр не ввел ничего нового. Если он не ввел ничего нового, то почему же все двести лет вы не переставали на него сердиться? Или эти было недоразумение? Но наука таких недоразумений уничтожить не может. Она может только сделать их предметом своего объяснения.
Да, в XVII столетии много такого, что потом вошло в Петровскую реформу. Но, во-первых, ведь это только начатки, а в Петре их завершение. А во-вторых, как уже сказано, тогда надо не на Петра взглянуть глазами XVII века, а на XVII век взглянуть глазами Петра. Великий грех русской жизни, ее отклонение с правого пути этим только переносится вглубь, на целое столетие раньше.
Есть и другой способ уйти от Петра, его отвергнув. Этот путь ведет не в московское прошлое, в котором нельзя найти ничего утешительного, а в далекий путь по странам восточной культуры. Тут есть свой блеск особых туземных культур, перед древностью которых юная Европа должна со смирением преклониться. Но учиться у них ей все-таки нечему. Правда, путешествие по Востоку, древнему и новому, наводит путешественника на одну правильную мысль, могущую на первый взгляд показаться полезной для отрицателей Петровской культуры. Ведь вот видите, сколько оригинальных культур возможно помимо нашей казенной, якобы нормальной и образцовой культуры европейской! Можно, стало быть, и не заимствуя, достигнуть своеобразного культурного расцвета. И вообще, разве не своеобразна каждая страна с своей культурой? Разве, исходя из архинаучной идеи закономерности, нельзя найти в каждой стране особые, ей только свойственные законы ее существования и исторического развития?
Несомненно, эта аргументация тоньше и глубже предыдущей. Она не отрицает истории; напротив, она обвиняет в невнимании к истории своих противников. Несомненно и то, что история каждой большой части земного шара глубоко своеобразна. Вопрос только в том: разве это своеобразие так уже несводимо? Тогда мы пришли бы к теории неизменных культурных типов Риккерта-Данилевского. Наука не допускает такой остановки на готовых формах; она требует не только морфологического, но и функционального, и генетического изучения их с целью сведения к более элементарным факторам. При таком анализе в каждом своеобразии вы найдете элементы сходства. И даже не только параллельного сходства, а элементы прямого взаимодействия. Ибо глубокой ошибкой было бы думать, что мировые связи есть особенность века телеграфов и железных дорог. История распространения металлов, полезных животных в древнем человечестве научила нас не зазнаваться слишком нашими современными международными связями.
Так и этот способ -- уход от Петра и от его европеизации в восточное своеобразие и в мнимую восточную неподвижность не находит себе оправдания в науке. Но он находит и прямое опровержение в самом Петре. Разве сам Петр не глубоко своеобразен и национален? И разве при всем своем своеобразии он не пошел в России общечеловеческими или, по крайней мере, общеевропейскими путями? И не потому он пошел ими, что заимствовал их из чужих стран. Тогда действительно можно бы было говорить, что Петр избрал неверный путь и заблудился и что не поздно исправить его ошибку и выйти на правильный путь. В истории таких "ошибок" не бывает, ибо самый выбор путей обусловлен внутренними возможностями. И то, что Петр мог пойти в России по такому пути, разве не есть апостериорное доказательство для маловерных, что европейские пути России не чужды? Разве вся история Россия после Петра не доказала окончательно, что Россия не Азия, а часть Европы?
Итак, оба пути современных противников Петра заводят в тупики. Спустя двести лет по смерти, Петр, как видим, продолжает оказывать нам услугу. Он остается не только нашим знаменем. Он остается живым критерием и продолжает самим фактом своего прижизненного и посмертного существования опровергать тенденциозные ошибки эпигонов своих былых противников. Низкий поклон перед памятью Петра и великое спасибо ему от многих поколений прогрессивной России.