Милюков Павел Николаевич
Феодализм в России

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   VIII. Феодализм в России (в северо-восточной Руси). Присвоение политической власти социально сильными элементами и политическое подчинение элементов социально слабых -- обе эти основные черты средневекового строя Европы не чужды были и древней России, как результат слабого развития в ней государственности, и вызывали здесь целый ряд аналогичных явлений, которые многими историками вполне основательно сопоставлялись с явлениями феодального мира. Заслуга особенно тщательного изучения всех этих параллельных явлений принадлежит в последнее время Н. П. Павлову-Сильванскому. По мнению этого исследователя, в древней Руси существовал феодальный институт коммендации и патроната; он относит сюда "закладничество" договорных грамот XIII--XV вв. и "закладчиков" XVII стол. вопреки мнению ученых, видевших тут отношения должников к кредиторам (см. Закладень). Далее, русские жалованные грамоты создают иммунитет (см.), совершенно тождественный с западным. Русское "поместье" и его исторический прецедент -- "служни земли" удельной Руси -- тождественны с западным "бенефицием"; "кормление" (см.) есть "лен-должность" (fief-office); вотчина есть "феод", а боярская служба "ничем не отличается от вассалитета". Подобно крупным землевладельцам Запада, мелкие княжеские вотчины на Руси обладают "полусуверенными правами"; подобно западным феодалам, русские бояре и духовные владыки имеют своих "подвассалов", составляющих их военные дружины. Даже сама терминология юридических документов, устанавливающих все эти отношения, часто оказывается совершенно тождественной в русских и западных актах. Суждение обо всех этих сопоставлениях, делаемых Н. П. Павловым-Сильванским, может быть двоякое, смотря по тому, примем ли мы термин "Ф." в его родовом или в его видовом смысле. В родовом смысле Ф. есть известное состояние общественного строя, существующее или могущее существовать повсеместно в известный период общественного развития: в Европе и в России так же, как в Индии или на Кавказе. Родовые черты феодального строя повсеместно одни и те же: таково считать смешение политического и частного господства сильного, политического и частного подчинения слабого. Но рядом с этими общими чертами существуют частные, дающие индивидуальную физиономию феодальному строю данной местности. В видовом смысле Ф. называется именно индивидуальная физиономия данного строя в Западной Европе -- и в этом смысле русский вариант того же строя не должен быть называем этим термином, если мы хотим избежать путаницы понятий. Н. П. Павлов-Сильванский не выдерживает вполне только что сделанного различия; он часто проводит свои параллели дальше, чем следовало бы, и доказывает наличность Ф. в России не только в родовом, но и в видовом смысле. При родовом сходстве не следует терять из виду видовой разницы между русским и европейским феодальным строем. Коренная черта западного Ф. есть зависимость по земле -- и эта-то черта по отношению к русскому Ф. отчасти остается неисследованной, отчасти вносится путем произвольных предположений в теорию Павлова-Сильванского. Русский "вассалитет" не имеет территориального характера. Как землевладелец древнерусский боярин не подчиняется государю той территории, где находится его свободный земельный участок. Он входит в зависимость как слуга и сам выбирает государя, которому хочет служить; переходя к другому сеньору, он не теряет земельной собственности и не получает новой. Пользуясь терминами английского Ф., он переходит cum terra (т. е. сохраняя землю), но не cum soca (т. е. не перенося судебно-административных прав над ней от государя земли к новому сюзерену). Его вотчина, таким образом, не зависит от службы и все время продолжает "тянуть по земле и по воде" к тому сюзерену, в уделе которого находится. Считать этот порядок результатом падения феодальных понятий -- нет достаточных оснований: отделение земельного верховенства от феодального подчинения есть именно тот нормальный порядок, который составляет глубокую черту различия между русским Ф. и западным. Нарушением этого порядка является отнятие земли у боярина государем территории при переходе к новому сеньору и захват земли новым сеньором у территориального государя; но эти явления составляют исключения, вызываемые слишком значительным перевесом силы на той или другой стороне и облегчаемые местами слишком большой чересполосицей уделов. Постоянного порядка и права эти фактические правонарушения не составляют. Таким образом, отождествление старой боярской вотчины с феодом составляет одно из самых слабых мест теории. Не превращаются в "феоды" и "кормления" удельной Руси, несмотря на несомненный факт передачи "кормлений" по наследству. Причиной и здесь служит то, что в "кормлениях" служебный характер не связывается неразрывно с территориальным; сбор пошлин не ведет к присвоению хозяйственных владельческих прав над земельным участком. Служебные отношения по земле впервые устанавливаются в древней Руси совсем в иной сфере -- в сфере земель, раздаваемых государем под специальным условием службы, так назыв. "служних земель". Аналогия их с бенефицием несомненна; но было бы натяжкой доказывать, что аналогия эта распространяется и на само назначение этих земель. Вопреки мнению Павлова-Сильванского, служни земли -- не военные участки, какими потом являются поместья, а участки людей, служащих по дворцовому хозяйству (см. Дворский). Отсюда не следует, чтобы эти участки раздавались непременно холопам. Большинство "слуг под дворским" -- не холопы, а свободные люди; они могут при случае нести и военную службу, но не ради нее, а для ведения той или другой отрасли дворцового хозяйства они получают от князя свое "жалование" -- земельный участок. Во всех отмеченных отношениях, т. е. и в несвязанности военной и административно-судебной службы с землевладением, и в дворцово-хозяйственном характере службы землепользования зависимого, отразился примитивный экономический строй страны, где земля давала сама по себе слишком низкую ренту и промышленная эксплуатация угодий составляла основу натурального хозяйства. Напротив, западный Ф. создавался на той экономической почве, продуктом которой является крупное землевладение. Зависимые отношения слабых людей вылились в более сходные формы у нас и на Западе, так как и по существу эти отношения элементарнее. Разница здесь заключается, прежде всего, в том, что расцвет этих отношений наступает у нас не тогда, когда верховная власть раздроблена, а когда она объединена в одном центре и на первый взгляд кажется очень сильной. Монастырская коммендация (наш русский прекарий) и закладничество "за бояр и иных людей" в больших размерах, прикрепощение крестьян, разные виды отдачи себя в холопство -- все эти формы перехода свободных людей в полусвободное и несвободное состояние являются делом уже Московского государства, т. е. XVI--XVII стол. Некоторые исследователи в этом более широком смысле и поняли теорию Павлова-Сильванского, относимую им собственно к удельной Руси. Почему же нельзя предположить, однако, что и в удельной Руси отношения зависимости были не менее, если не более развиты и что только недостаток источников мешает нам заметить это? Прямой ответ дать трудно вследствие недостатка источников, но косвенный ответ, как кажется, может быть подсказан (помимо того факта, что в позднейших источниках зависимые отношения находятся в процессе расширения) теми же самыми соображениями о примитивности общего экономического и социального строя удельной Руси. Отношения зависимости, даже и в смысле прочного порабощения слабого сильным, предполагают такую степень устойчивости социальных отношений, какая едва ли существовала в то время на русском северо-востоке. Вот почему зависимость элементов социально слабых можно предполагать менее значительной или во всяком случае менее утвердившейся юридически, чем это видим в социальной жизни и законодательстве Московского государства. Что касается зависимых отношений более сильного социально-военного сословия, то они принимают при первом же своем сколько-нибудь широком развитии в Московской Руси вовсе уже не феодальную, а типическую восточно-византийскую форму. Служилое землевладение XVI--XVlI вв. является очень близким подобием византийской иронии и мусульманского иктаха. Есть даже полное основание предполагать, что здесь не обошлось без прямого и непосредственного влияния одной формы на другую. Направленное в эту сторону исследование дало бы более положительные результаты, чем сравнение вотчины с "феодом", а следующего за ней по времени поместья -- с предшествовавшей в феодальной Европе формой "бенефиция". Есть, однако, местности в России, где и экономические, и социальные отношения сложились гораздо более сходно с Западной Европой, чем в северо-восточной Руси: это именно Русь юго-западная. Здесь можно было бы найти не только родовые, но даже и видовые сходства с западным Ф. -- но здесь же, следя шаг за шагом за столкновениями и борьбой "русского", "польского" или "немецкого" права, можно было бы с особой наглядностью подчеркнуть оттенки, различающие то и другое. Эту работу сличения предстоит еще сделать русским исследователям. Литература указана в исследованиях Н. П. Павлова-Сильванского, пока единственных по данному вопросу: "Закладничество -- патронат" (СПб., 1897); "Иммунитет в удельной Руси" (СПб., 1900); "Феодальные отношения в удельной Руси" (СПб., 1901).

П. Милюков.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru