Въ августовской книжкѣ Вѣстника Европы напечатанъ небольшой отчетъ г. Д. о моей книгѣ: Государственное хозяйство Россіи въ первой четверти XVIII в. и реформа Петра Великаго. Рецензентъ, собственно говоря, не берется "дѣлать оцѣнки выводовъ автора" по существу, полагая, что такая оцѣнка "должна быть сдѣлана спеціалистами по финансамъ и исторической статистикѣ"; самъ онъ "останавливается только на заключеніяхъ, имѣющихъ отношеніе къ общему историческому вопросу",-- точнѣе говоря, на нѣкоторыхъ положеніяхъ, высказанныхъ мною на первыхъ двухъ страницахъ предисловія и на послѣднихъ шести страницахъ заключенія. Такъ какъ эти 8 страницъ почти цѣликомъ приведены рецензентомъ въ его отчетѣ и сами по себѣ содержатъ необходимыя для читателя оговорки и поправки къ его замѣчаніямъ, и такъ какъ эти оговорки еще разъ сдѣланы мной въ моей рѣчи передъ диспутомъ (Русская Мысль, кн. VI), то въ этомъ отношеніи можно, кажется, предоставить дальнѣйшее сужденіе внимательному читателю. Я надѣюсь, что читатель не раздѣлитъ того "удивленія", съ которымъ г. рецензентъ констатировалъ въ моей книгѣ, посвященной финансамъ и администраціи петровскаго времени, "отсутствіе одного фактора, который доселѣ считался даже въ средѣ заурядныхъ "общихъ" историковъ необходимою принадлежностью реформы: фактора образовательнаго и нравственнаго", и что онъ не будетъ по этому поводу "повторять" мнѣ "азбучныхъ фактовъ изъ исторіи русскаго просвѣщенія и литературы". Я надѣюсь также, что читатель, какъ бы онъ ни взглянулъ на мои общія историческія воззрѣнія, отнесется къ нимъ, во всякомъ случаѣ, внимательнѣе г. рецензента. Я охотно готовъ признать себя "противникомъ старыхъ обобщеній"; но быть противникомъ старыхъ обобщеній не значитъ еще быть противникомъ всякихъ обобщеній, какъ выходитъ у г. рецензента. "Новѣйшая русская исторіографія, какъ давно замѣчено,-- говоритъ онъ,-- гораздо охотнѣе обращается къ изученію подробностей и, такъ сказать, матеріальныхъ процессовъ исторіи, чѣмъ къ опредѣленію широкихъ явленій и "духа событій". Такимъ образомъ, для рецензента изученіе матеріальныхъ процессовъ есть изученіе "подробностей": оно противуполагается "опредѣленію широкихъ явленій и духа событій"; какъ будто бы въ "такъ сказать духовныхъ процессахъ исторіи" не было своихъ подробностей и какъ будто бы "матеріальные процессы исторіи" не представляли никакихъ "широкихъ явленій". Я рискую, стало быть, сказать г. рецензенту нѣчто совершенно новое и, можетъ быть, даже не совсѣмъ понятное, если сообщу ему, что именно только надежда скорѣе выбраться изъ "подробностей" и дойти до "широкихъ явленій" руководитъ послѣдователями "новыхъ обобщеній", когда они считаютъ изученіе "такъ сказать, матеріальныхъ процессовъ исторіи" очередною, хотя отнюдь не единственною, задачей исторической науки. Чуждый точкѣ зрѣнія "новѣйшихъ историковъ", г. рецензентъ невольно ставить ихъ на свою собственную и съ этой точки зрѣнія толкуетъ ихъ ученое поведеніе. Если они отвергаютъ "старыя обобщенія" -- значитъ, они не признаютъ никакихъ и занимаются мелочами; если они "придаютъ значеніе хозяйственнымъ явленіямъ" -- значитъ, они игнорируютъ "элементы просвѣщенія и нравственнаго сознанія"; если они отказываются отъ суда надъ историческимъ явленіемъ, въ данномъ случаѣ надъ реформой Петра,-- значить, они ее осуждаютъ, относятся къ ней отрицательно. И сторонникъ "старыхъ обобщеній" предлагаетъ намъ сложить "вину" въ тѣхъ "упущеніяхъ, какія были сдѣланы прежними временами", съ Петра "въ большой мѣрѣ, если не совсѣмъ, на XVII столѣтіе": "свалить все на Петра было бы для историка слишкомъ поверхностно". Очевидно, толковать объ историческихъ "упущеніяхъ" и измѣрять сравнительную "вину" Петра и XVII столѣтія -- значить, въ глазахъ рецензента, проявлять историческое глубокомысліе.
Этими замѣчаніями я могъ бы ограничиться или, вѣроятно, даже воздержаться отъ нихъ вовсе, если бы г. рецензентъ остался въ рамкахъ "общаго историческаго вопроса". По, "предоставивъ спеціалистамъ разслѣдовать чисто-экономическія и финансовыя подробности" моего изслѣдованія, г. рецензентъ не могъ отказать себѣ въ удовольствіи -- разсказать читателямъ о "нѣкоторыхъ весьма категорическихъ сомнѣніяхъ", высказанныхъ уже въ литературѣ по поводу "нѣкоторыхъ" моихъ "выводовъ, и, между прочимъ, весьма существенныхъ". Рѣчь идетъ о возраженіяхъ г. Безобразова по поводу собранныхъ мною данныхъ о статистикѣ населенія петровскаго времени (Русское Обозрѣніе, апрѣль). О степени спеціальной "экономической и финансовой" подготовки этого послѣдняго рецензента читавшіе его рецензію могли судить по тому, что г. Безобразовъ обвинялъ меня въ изобрѣтеніи "новаго слова"... извѣстнаго всякому студенту изъ любаго учебника политической экономіи или статистики,-- слова "популяціонистика"! Но что касается спеціальнаго знакомства г. Безобразова если не съ русскою исторіей, то, по крайней мѣрѣ, съ моею книгой,-- въ этомъ отношеніи онъ, дѣйствительно, имѣетъ нѣкоторое преимущество передъ рецензентомъ Вѣсыника Европы, такъ какъ, кромѣ предисловія и заключенія, обнаруживаетъ знакомство съ одной изъ 11-ти главъ моего изслѣдованія, съ главой 4-й ("разореніе населенія"). Причины предпочтительнаго вниманія къ этой именно главѣ, какъ онѣ выставляются самимъ г. Безобразовымъ, заключались, кажется, въ слѣдующемъ. Въ концѣ моего заключенія г. Безобразовъ прочелъ фразу: "цѣной разоренія страны Россія возведена была въ рангъ европейской державы". Вѣроятно, потому, что эта фраза стояла въ концѣ заключенія, г. Безобразовъ рѣшилъ (и за нимъ рецензентъ Вѣстника Европы, повторилъ), что здѣсь заключается "главный выводъ изслѣдованія". Не нужно было даже читать моей книги,-- достаточно было прочесть внимательно всю заключительную главу, чтобы замѣтить, что главный мой выводъ сводится къ объясненію эволюціи русскихъ учрежденій подъ вліяніемъ потребностей государственнаго хозяйства; что изученіе народнаго хозяйства не составляетъ моей прямой задачи и относящаяся сюда глава IV трактуетъ о немъ лишь по его отношенію къ хозяйству государственному, что, слѣдовательно, выводъ объ "экономическомъ упадкѣ Россіи въ Петровскую эпоху" вслѣдствіе усложнившихся задачъ внѣшней политики, какое бы онъ ни имѣлъ значеніе самъ по себѣ, тѣмъ не менѣе, есть совершенно второстепенный по отношенію къ главной цѣпи моихъ выводовъ. Но г. Безобразовъ рѣшилъ, что выводъ о "разореніи населенія" есть главный выводъ изслѣдованія; противъ него, поэтому, онъ и направилъ всѣ свои критическія усилія.
Я уже не буду говорить, что разореніе населенія въ эпоху Петра не только не есть мое "неожиданное открытіе", но фактъ столь несомнѣнный и такъ хорошо засвидѣтельствованный показаніями современниковъ, что если бы даже всѣ сопоставленныя мною цифры оказались ни къ чему негодными, мы и безъ нихъ имѣли бы о немъ опредѣленное представленіе. Нашелъ же возможнымъ другой мой рецензентъ, г. Сторожевъ (Юридическій Вѣстникъ, январь), дополнить приведенныя мной по этому поводу данныя другими, заимствованными у прежнихъ изслѣдователей: и эти дополненія можно было бы еще умножить по желанію. Но г. Безобразовъ, по роду своихъ занятій, не обязанъ, конечно, знать показаній современниковъ и свидѣтельствъ предъидущихъ изслѣдователей: онъ имѣетъ дѣло исключительно со мной, а мои доказательства разоренія онъ разрушилъ и даже нашелъ въ моей собственной книгѣ "данныя, которыя свидѣтельствовали не о разореніи, а о значительномъ подъемѣ благосостоянія населенія" {Именно, "государственный бюджетъ въ 1701 г. возросъ вдвое противъ бюджета 1680 г., а въ 1724 г. даже втрое -- по подлиннымъ словамъ г. Безобразова. Другими словами, "значительный подъемъ благосостоянія" доказывается тѣмъ, что населеніе платило тройные налоги. Рецензентъ Вѣстника Европы, выписавъ процитированную въ текстѣ фразу, имѣлъ, очевидно, основаніе умолчать, какого рода эти найденныя г. Безобразовымъ въ моей книгѣ "данныя".}.
Я не отвѣчалъ до сихъ поръ на критику г. Безобразова потому, что считалъ ошибку въ его разсужденіяхъ слишкомъ ужь грубою и очевидною. Но теперь, когда соображенія г. Безобразова удостоились воспроизведенія въ Вѣстникѣ Европы, мнѣ приходится указать эту ошибку самому.
Дѣло заключается въ слѣдующемъ. Перепись 1678 г. показала количество податнаго населенія Россіи -- 791,018 дворовъ, а перепись 1710 г.-- всего только 637,005 дворовъ; выраженныя въ количествѣ населенія мужскаго пола, эти цифры дадутъ 2.990,048 ч. для первой переписи и 2.407,879 чел. для второй. И такъ, податное населеніе Россіи убыло на 582,169 ч. и. п., даже если не принимать въ разсчетъ естественнаго прироста {Критикъ B. Е. напрасно думаетъ, что соображеніе относительно естественнаго прироста есть "поправка" г. Безобразова; оно сдѣлано у меня на стр. 271 и прим. 1. Г. Безобразовъ тоже приводитъ его моими словами.}. Въ 1717 г. была произведена новая общая перепись; общіе итоги ея, кажется, никогда не были подведены самимъ правительствомъ; отдѣльные же случаи обнаруживали мѣстами прибыль, мѣстами -- остановку роста, въ значительномъ же количествѣ случаевъ -- и, притомъ, вновь на всемъ юго-востокѣ -- значительную убыль населенія. Въ общемъ, податное населеніе, записанное подворно, вѣроятно, не увеличилось. Въ 1719 г. предпринята была перепись на новыхъ основаніяхъ, не по дворамъ, а по душамъ; въ 1722--23 гг., перепись эта была обревизована офицерами и въ итогѣ получилось, послѣ всѣхъ предъидущихъ уменьшеній, неожиданно высокая цифра 5 1/2 милліоновъ м. п. Для объясненія этой неожиданности г. Безобразовъ пользуется сообщенными мною свѣдѣніями о томъ, что ревизія подушной переписи обнаружила значительную утайку, доходившую, по слухамъ, до двухъ слишкомъ милліоновъ душъ. Г. Безобразовъ выводитъ отсюда: такъ какъ два лишнихъ милліона обнаружились только благодаря особеннымъ мѣрамъ правительства и безъ этихъ мѣръ остались бы скрыты, то, очевидно, они существовали и раньше, и во время переписи 1710 г.; слѣдовательно, цифра 2.407,879 чел., показанная переписью 1710 г., не полна и должна быть дополнена скрывавшимися отъ переписи двумя милліонами; а если такъ, то дѣйствительное населеніе Россіи въ 1710 г. (4.407,879) будетъ не меньше населенія 1678 г. (2.990,048) на 582,169 ч., а больше его на 1.417,831 ч. "Убыль эта (582,169),-- заключаетъ затѣмъ весьма развязно г. Безобразовъ,-- была только на бумагѣ и ей никто не вѣрилъ, ни Петръ, ни его современники, а повѣрилъ только г. Милюковъ, и на основаніи такой невѣрной статистики написалъ цѣлую главу о разореніи населенія, котораго на самомъ дѣлѣ не было". Таковъ рѣшительный ударъ, ниспровергающій мой "главный выводъ" и, стало быть, все мое изслѣдованіе.
Если бы г. Безобразовъ былъ русскимъ историкомъ по спеціальности, онъ зналъ бы, какъ я говорилъ выше, что разореніе населенія было, и изъ другихъ данныхъ, помимо моихъ цифръ. Но я теперь обращаюсь не къ его спеціальнымъ познаніямъ, а къ его здравому смыслу, и прошу его довести до конца свое собственное разсужденіе. Этимъ разсужденіемъ онъ доказалъ, что данныя переписей 1710 и 1719--1723 гг. нельзя сравнивать непосредственно, такъ какъ переписи эти производились на разныхъ основаніяхъ; сопоставленіемъ цифръ этихъ переписей онъ доказалъ затѣмъ, что цифра переписи 1710 г. неполна, и исправилъ ее по своему разумѣнію. Но, сдѣлавъ это, онъ затѣмъ забылъ, что, вѣдь, по той же причинѣ и цифру переписи 1678 г. нельзя сравнивать съ исправленною цифрой 1710 г., не
Отвѣтъ рецензенту "Вѣстника Европы". 207 исправивъ и ее предварительно. Переписи 1678 г. и 1710 г. производились на одинаковыхъ основаніяхъ; мы не знаемъ, въ одинаковой ли степени, но обѣ одинаково неполны; слѣдовательно, сравнивать ихъ итоги можно или непосредственно, или исправивъ обѣ. Еслибъ я имѣлъ право обладать смѣлостью неспеціалиста по русской исторіи, я предложилъ бы г. Безобразову, разъ уже 2 милліона приложены къ цифрѣ 1710 г., приложить ихъ и къ цифрѣ 1678 г. Къ сожалѣнію, исправлять итоги переписей -- не такое простое дѣло, какъ это кажется г. Безобразову; и случайная цифра двухъ милліоновъ, по соображеніямъ, которыя не мѣсто излагать здѣсь, кажется мнѣ наименѣе пригодной для такого исправленія. Не рискуя, такимъ образомъ, опредѣлять, какую цифру слѣдуетъ прибавить къ несомнѣнно неполнымъ цифрамъ переписей 1678 г. и 1710 г., чтобы сдѣлать ихъ полными, я, однако, продолжаю настаивать на томъ, что неполны обѣ и что именно поэтому обѣ могутъ быть сравниваемы и свидѣтельствуютъ объ убыли населенія.
Разъясненнымъ ариѳметическимъ фокусомъ, превратившимъ полумилліонную убыль въ полуторамилліонный приростъ, и ограничиваются "категорическія сомнѣнія" г. Безобразова въ вѣрности моихъ статистическихъ цифръ, и за сомнѣніями непосредственно слѣдуетъ вышеприведенный не менѣе категорическій выводъ. Если бы, однако же, г. Безобразовъ имѣлъ, въ данномъ случаѣ, въ виду добиться истины, а не простаго полемическаго эффекта, то ему предстояла бы не малая дальнѣйшая работа. Мои цифры оправдываютъ сами себя, чѣмъ болѣе мы углубляемся отъ общихъ итоговъ въ детали, и г. Безобразову слѣдовало бы, не ограничиваясь критикой итоговъ, опровергнуть также и мои выводы о ближайшемъ хронологическомъ и топографическомъ распредѣленіи убыли населенія,-- выводы, основанные все на тѣхъ же сомнительныхъ цифрахъ. Что переписямъ, произведеннымъ до ревизіи, можно довѣрять въ болѣе значительной степени, чѣмъ полагаетъ г. Безобразовъ, показываетъ самая возможность этихъ выводовъ: оказывается, при ближайшемъ изученіи, что переписи не всегда и не только свидѣтельствуютъ объ утайкѣ и убыли; такъ, перепись 1704 г. показала совершенно нормальную прибыль населенія съ 1678 г. (въ Моск. губ.) и дала возможность, вмѣстѣ съ другими показаніями переписей, отнести убыль спеціально къ первому десятилѣтію сѣверной войны. Перепись 1710 г. дала не только общій итогъ двадцатипроцентной убыли, но и весьма живую картину распредѣленія этой убыли по разнымъ мѣстностямъ, въ нѣкоторыхъ изъ которыхъ, опять-таки, оказалась даже прибыль населенія. Эта же перепись дала возможность представить, хотя весьма грубую, но все же поучительную статистику причинъ убыли. Всѣ эти выводы показываютъ важное относительное значеніе моихъ цифръ и подтверждаютъ мой общій выводъ.
Послѣ сдѣланныхъ разъясненій, г. рецензентъ В. Е., можетъ быть, согласится, что г. Безобразовымъ сдѣлано слишкомъ мало для того, чтобы "подвергнуть сомнѣнію" мой выводъ о разореніи населенія. Нужно сказать, впрочемъ, что самъ рецензентъ В. Е. поступаетъ весьма осторожно: воспроизводя аргументы г. Безобразова, онъ нигдѣ не выражаетъ своего личнаго отношенія къ нимъ; и "категорическія сомнѣнія" г. Безобразова не мѣшаютъ ему даже въ двухъ другихъ мѣстахъ соглашаться, по крайней мѣрѣ, съ возможностью "экономическаго упадка Россіи" при Петрѣ; онъ только считаетъ нужнымъ оправдывать Петра въ этомъ упадкѣ, предполагая, по своему обыкновенію, что я его "обвиняю". Какъ бы то ни было, къ разсмотрѣнному обстоятельству и сводятся всѣ реальныя сомнѣнія рецензента В. Е. въ моихъ выводахъ. Что касается общихъ возраженій, я готовъ бы былъ отвѣчать на нихъ и болѣе подробно, чѣмъ это сдѣлано выше, если бы они были представлены въ сколько-нибудь раздѣльной и отчетливой формѣ; я признаю, что здѣсь есть о чемъ, поспорить, но спорить съ сторонниками "старыхъ обобщеній" ихъ терминами, признаюсь, у меня мало охоты.