Михеев Василий Михайлович
Под маскою

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Между прочимъ.

Сборникъ разсказовъ.

   

Изданіе книжнаго магазина журнала
"Артистъ"
въ Москвѣ.

   

ПОДЪ МАСКОЮ.

ЭСКИЗЪ.

Посвящается Лидіи Борисовнѣ Яворской.

Dans toute femme aimante il y a une prêtresse
du passé, la gardienne pieuse de quelque
affection dont l'objet а disparu.
Amièl.

   -- Подай карточку!-- небрежнымъ тономъ обычнаго посѣтителя ресторановъ сказалъ высокій молодой человѣкъ во фракѣ, введя въ отдѣльный кабинетъ даму въ маскѣ.
   -- Сію минуту-съ!-- подобострастно отвѣтилъ лакей, сгибаясь и смѣшно потряхивая фалдами фрака. Его бритое лицо осклабилось предупредительной улыбкой. Очевидно, онъ хорошо зналъ гостя и любилъ ему служить. И еще смѣшнѣе вильнувъ фалдами, онъ подалъ карточку.
   Нѣсколько поношенное лицо молодого человѣка нахмурилось, въ то время какъ его ввалившіеся усталые глаза сквозь пенснэ просматривали карточку, а блѣдная нервная рука лихорадочно теребила каштановую бородку, подстриженную по модѣ. Во внѣшности его странно соединялись модная изысканность костюма съ небрежностью человѣка, въ сущности очень мало занятаго собою: изящный галстукъ изъ бѣлаго атласа сбился слегка на сторону; длинные волосы въ полномъ безпорядкѣ повисли на высокій умный лобъ и нѣсколько пуговицъ жилета разстегнулись...
   -- Pardon! Вы рѣшительно отказываетесь принять участіе въ составленіи меню нашего ужина?-- обратился онъ къ дамѣ въ маскѣ, которая какъ вошла съ нимъ въ комнату, такъ и стояла неподвижно въ темномъ шелковомъ платьѣ, стройно рисуясь своей гибкой, высокой фигурой.
   -- Рѣшительно!-- настойчиво отозвалась она.
   У нея было звучное мелодическое контральто, прозвучавшее рѣзко въ небольшой комнатѣ. И небрежно бросивъ свой отвѣтъ, попрежнему не снимая маски, она опустилась на диванъ. Когда она сѣла, тренъ ея платья отколыхнулся въ сторону и открылъ ея вытянутыя ножки,-- небольшія, съ крутымъ подъемомъ, въ изящныхъ туфелькахъ. Она начала обмахиваться вѣеромъ изъ пышныхъ бѣлыхъ перьевъ, точно рѣшившись спокойно ждать, что будетъ дальше.
   -- Значитъ, и на выборъ вина меня уполномочиваете?-- спросилъ молодой человѣкъ, снова углубляясь въ карточку.
   -- О, вполнѣ!-- опять звучно промодулировалъ голосъ дамы и мягкіе взмахи ея большого вѣера сдѣлались медленнѣе.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ, Парфенъ,-- обратился молодой человѣкъ къ лакею, который все время стоялъ невозмутимо и почтительно:-- подай намъ салатъ изъ свѣжихъ омаровъ, изъ свѣжихъ -- понимаешь? Стерлядку грилье, соусъ тартаръ, хорошенькій шатобріанъ,-- сочный, непрожаренный -- и... и -- пуншъ глясе".. Вино-же? Вино... Мое Кло-де-Вужо... Мое -- понимаешь? Ну и -- своевременно -- Моэтъ Шанданъ, -- то, что я обыкновенно беру... Запомнишь?-- закончилъ онъ этимъ вопросомъ свой заказъ.
   -- Помилуйте! Развѣ мы въ первый разъ?-- обидчиво осклабился лакей.
   -- Главное же -- подай, спусти портьеру, запри двери -- и чтобъ я тебя не видалъ,-- понялъ?
   Лакей даже пожалъ плечами, какъ будто обидясь на предположеніе, что онъ могъ не понять такого-резоннаго желанія. И онъ поспѣшилъ скрыться, торопясь обнаружить свою исполнительность.
   -- Одобряете мои распоряженія?-- игриво-ласково обратился молодой человѣкъ къ своей дамѣ, опускаясь съ ней рядомъ на диванъ.
   -- Завидую вашему аппетиту!-- засмѣялась она, закрывая лино вѣеромъ.
   -- А!-- самодовольно подхватилъ онъ ея смѣхъ, -- а что вы думаете, моя таинственная незнакомка, развѣ мы всѣ здѣсь, въ. столицѣ, живемъ не одними аппетитами? Аппетитами искусственно возбужденными, нервными, болѣзненными, но.... аппетитами! Мы вовсе не голодны, а -- прожорливѣе утокъ! Мы вовсе не страстны, не горячи по натурѣ, а въ нашихъ мысляхъ вѣчно женщины! Это совсѣмъ не любовь! это просто искусственно-вызванный аппетитъ къ лукавымъ женскимъ глазкамъ, къ атласистымъ женскимъ ручкамъ!
   И, говоря все это бойко и смѣло, молодой человѣкъ ловко разстегивалъ и стаскивалъ съ руки своей дамы длинную мягкую перчатку. Она не сопротивлялась. Она какъ будто не замѣчала этого. Когда же къ концу своей рѣчи онъ снялъ перчатку съ ея тонкихъ пальцевъ и прижалъ ея обнажившуюся узкую руку къ губамъ,-- эта рука какъ змѣйка выскользнула у него изъ подъ губъ.
   -- Pardon? Pardon!-- воскликнулъ онъ, снова ловя ея руки -- вы поступаете противъ условія. Это мнѣ было обѣщано. Если вы упорно настаиваете на томъ, что вы не снимете маску до тѣхъ поръ, пока вамъ самимъ не вздумается, -- то во всемъ остальномъ я не уступлю!
   -- Извольте! я не сопротивляюсь, -- сказала она,-- я дѣйствительно разрѣшила вамъ цѣловать мои руки и держу свое слово. Но согласитесь сами: обидно же женщинѣ, когда ей объявляютъ,-- И точно отъ волненія усиленно обмахиваясь вѣеромъ, она покорно отдала руку поцѣлуямъ молодого человѣка.
   -- Я же васъ предупредилъ,-- подхватилъ онъ,-- что я буду любезенъ, что я способенъ въ васъ влюбиться, даже не видя подъ этой ненавистной маской вашего лица, но лгать вамъ не буду. Моя привилегія -- говорить всѣмъ правду, говорить ее, если хотите, остроумно, картинно, находчиво, но правду и правду... Въ этомъ моя сила, моя слава -- фельетониста! Въ этомъ -- тайна успѣха малѣйшей моей газетной замѣтки.... А этотъ успѣхъ, кромѣ всего иного, далъ мнѣ еще -- это свиданіе съ вами. Хотя я не вполнѣ вѣрю....
   -- Ахъ, какой вы несносный!-- перебила его дама съ искусственно-кокетливой досадой.-- Который разъ я вамъ повторяю: я вамъ неизвѣстна. Меня очаровали ваши фельетоны. Я люблю все выдающееся, все талантливое... Я кромѣ того вполнѣ свободна и эксцентрична. Я пишу вамъ записку, назначаю вамъ свиданіе на сегодняшнемъ маскарадѣ. Вы, къ моему изумленію, покорно являетесь на мой зовъ. Я васъ нахожу, беру подъ руку -- и вотъ мы здѣсь. Развѣ это не просто, не естественно?-- Конечно, кромѣ вашего появленія на мою записку. Искренно сознаюсь. Я не ожидала. Развѣ вы такъ мало получаете подобныхъ писемъ? Развѣ вы имъ всѣмъ вѣрите? И немедля бѣжите на нихъ?
   -- Полноте! не притворяйтесь! Прекрасно знаете, что и такихъ писемъ, даже недочитанныхъ, мой лакей выкидываетъ каждую недѣлю цѣлую корзину,-- и вѣрю я имъ всѣмъ очень мало, и не бѣгу,-- нѣтъ, а люблю, чтобъ женщины шли ко мнѣ...
   -- Чѣмъ же я заслужила такое особое вниманіе, господинъ великій фельетонистъ?-- усмѣхнулась дама.
   -- Умомъ!-- быстро отвѣтилъ онъ: -- ваша записка дышетъ такимъ остроуміемъ, такой находчивостью, что я... что я былъ... серьезно заинтересованъ.... Откровенно скажу... я узналъ собрата -- но долой скромность -- по изящному тонкому перу.... а согласитесь... найти собрата въ женщинѣ!-- да еще въ женщинѣ, какъ я теперь убѣдился, несомнѣнно хорошенькой!
   -- Откуда же это слѣдуетъ, господинъ фельетонный праздолюбецъ?.. Маски я не снимала....
   -- О -- о! вы думаете, мы -- настоящіе столичные фланеры въ этомъ отношеніи -- ошибаемся? Какъ это ни странно, но лицо женщины всегда въ нѣкоторомъ соотвѣтствіи съ фигурой! Есть, конечно, исключенія, но вѣдь въ видѣ исключенія и двухъ-головые телята рождаются! Исключенія нельзя брать въ разсчетъ. Но, взглянувъ на фигуру женщины, -- взглянувъ особымъ тонкимъ взгля домъ знатока, замѣтивъ абрисы ея руки, ноги, изгибъ ея тальи,-- я, такъ сказать, предугадываю впечатлѣніе отъ ея лица. Я могу ошибиться относительно цвѣта волосъ, глазъ, относительно'того, прямой или вздернутый у нея носикъ, но общій характеръ лица, его, такъ сказать, тайну -- отгадаю всегда... Относительно васъ, напримѣръ, бьюсь объ закладъ: блѣдное нервное лицо страстной, но сдержанной женщины, есть нѣчто и мечтательное, и слегка жесткое... Въ минуты нѣги -- лицо какъ будто и страдающей, и безумно счастливой вакханки, въ минуту злобы -- лицо каменнаго сфинкса!....
   -- Довольно, довольно!-- нервно расхохоталась дама:-- вы ужасный хитрецъ. Вы хотите, чтобы я, увлеченная вашимъ загадочнымъ панегирикомъ моему лицу, не выдержала, сорвала маску -- на, дескать, смотри -- ты правъ.. я и вакханка, и сфинксъ! О, вы -- лукавый фельетонистъ, но слушайте: я не могу васъ больше мучить. Я наконецъ объявлю условіе, при которомъ я сниму маску. Слушайте!-- И она продолжала съ торжественной серьезностью: -- если вы хотите увидѣть мое лицо, вы должны разсказать мнѣ исторію первой вашей любви... Можете не называть именъ, но разсказать правдиво, искренно,-- не выдумывать. Всякую фальшь я почувствую, и тогда.... простите -- я скроюсь въ маскѣ, -- почти прошептала она послѣднія слова, съ зазывающей, точно поддразнивающей интонаціей.
   Въ комнатѣ воцарилась тишина. Молодой человѣкъ омрачился и молчалъ, смотря въ полъ и ожесточенно теребя свою бородку. Настала неловкая неожиданная пауза. Но въ эту минуту появился лакей съ блюдами и винами. Точно привидѣніе, неслышно скользя по ковру, онъ съ непонятной быстротой разставилъ все заказанное на столѣ. Серебряная кадка съ шампанскимъ во льду красовалась по срединѣ, ярко сверкая бликами отраженныхъ огней двухъ канделябръ. Устроивъ все, не смущая молчанія гостей, лакей также неслышно удалился: онъ, очевидно, до тонкости зналъ свое дѣло.
   -- Ну-съ, какъ вамъ нравится мое требованіе?-- съ чуть замѣтной дрожью въ голосѣ нарушила, наконецъ, дама неловкое молчаніе, прервать которое, очевидно, не могъ и появившійся ужинъ.
   -- Оно мнѣ совсѣмъ не нравится!-- воскликнулъ молодой человѣкъ и началъ большими шагами ходить по комнатѣ. Онъ былъ раздраженъ.
   -- Въ такомъ случаѣ давайте ужинать, хотя это будетъ крайне неудобно мнѣ съ маской на лицѣ, а засимъ мирно разстанемся,-- кротко сказала она.
   -- Нѣтъ! Что за дикое требованіе!-- какъ будто не обращая вниманія на ея слова, пожалъ онъ плечами, шагая по комнатѣ.-- Быть можетъ, вы супруга или родственница какого-нибудь собрата по перу, ловящая сюжеты для его литературныхъ упражненій... Я вовсе не желаю, чтобы исторія моей первой любви, какова бы она ни была, трепалась по газетнымъ листкамъ.
   -- Ваша исторія не выйдетъ изъ стѣнъ этого кабинета.
   -- Наконецъ, наконецъ мнѣ вовсе не желательно разсказывать ее,-- затруднился онъ, очевидно входя въ крайнее раздраженіе,-- всякой... простите.... авантюристкѣ!
   -- Однако вы дерзки!-- вырвалось у дамы, къ удивленію ея кавалера, не безъ странной радости.-- Но я васъ понимаю, и это мнѣ въ васъ нравится. Не нужно. Не разсказывайте вы мнѣ исторіи и не волнуйтесь. Давайте ужинать. Садитесь сюда. Налейте мнѣ вина!-- И, откинувши вѣеръ на консоль камина, она подвинулась къ столу съ ужиномъ, приглашая своего собесѣдника сдѣлать то же.
   -- А маску?...
   Онъ остановился передъ ней, пристально смотря на нее, точно пытаясь пронизать взглядомъ бархатъ и длинныя густыя кружева маски, въ глазныя отверстія которой горѣли, какъ два угля, черные возбужденные глаза незнакомки.
   -- Не сниму. И незачѣмъ: разъ я вамъ подозрительна, какъ авантюристка, я не хочу, чтобы вы знали мои черты. Бросимъ это. Поужинаемъ и разойдемся, какъ умные люди, понявшіе другъ друга.-- И она начала безпечно разсматривать блюда на столѣ.
   -- Я васъ обидѣлъ? Простите ради Бога! Но согласитесь, у васъ такая странная фантазія,-- сказалъ взволнованно молодой человѣкъ, все еще не садясь къ столу.
   -- Вы меня нисколько не обидѣли: то, что вы сказали, такъ естественно. Вы даже моего липа не знаете... Странную же фантазію мою объясните -- ну... любовью къ изящному, къ поэтическому, что есть въ каждой первой любви человѣка.... Вѣроятно, и въ вашей,-- не правда-ли?-- почти наивно задала она этотъ вопросъ.
   -- Допустимъ, изъ моей, но...
   И онъ опустился на пуфъ передъ столомъ, впрочемъ не прикасаясь къ ужину.
   -- Что-же "но?"продолжайте!-- съ прежней безпечностью сказала дама мягко и ласково, осторожно стараясь просунуть подъ кружева маски кусочекъ хлѣба.
   -- Но вамъ такъ рѣшительно неудобно ѣсть. Вы вынуждаете меня...-- снова вскочилъ онъ.
   -- Разсказать о первой любви, ради только того, чтобы мнѣ было удобно ѣсть!?-- разсмѣялась она короткимъ смѣшкомъ.
   -- Не ради этого! даже вспылилъ онъ,-- а ради... ну, посмотрите,-- какой у васъ прелестный подбородокъ!-- я хочу видѣть ваши губы, я хочу ихъ видѣть... Я уголокъ ихъ сейчасъ уловилъ... Когда вы отодвинули кружево... очаровательный уголокъ...
   -- И ради очаровательнаго уголка губъ какой-то авантюристки вы разскажете ей исторію вашей первой, вѣроятно, вашей лучшей, самой чистой любви?-- сказала дама и вдругъ слегка тряхнула головой, такъ что кружево маски взлетѣло и жемчужные зубы блеснули молніей.
   -- И даже не ради этого!-- какъ будто окончательно разсердился ея собесѣдникъ,-- а просто.... такое оригинальное, такое поэтическое требованіе само по себѣ заслуживаетъ быть удовлетвореннымъ.
   -- Да?!-- протянула она,-- наконецъ таки вы оцѣнили это. Давно пора... Разсказывайте же. а то мнѣ, правда, ужасно неудобно ѣсть... Того и гляди -- запутаешься вилкой въ кружевахъ...
   -- Извольте. Я разсказываю, хотя мнѣ это вовсе не такъ легко. Почему,-- вы увидите,-- рѣшился, наконецъ, молодой человѣкъ и снова принялся взволнованно ходить по комнатѣ.-- Слушайте. Я былъ студентомъ въ провинціальномъ южномъ университетѣ. Она была -- въ послѣднемъ классѣ мѣстной гимназіи. Она была изъ хорошей, уважаемой, зажиточной семьи.
   -- Хороша собой?-- подзадоривающе протянула дама.
   -- О, да! Она была юна! 17--18 лѣтъ... Но обѣщала чудную красавицу. Нѣчто мечтательное и въ то же время уже съ зачатками будущей пикантности, нѣчто еще поэтически чистое, но уже вѣющее будущею страстностью натуры... А это, знаете, высшая прелесть -- дѣвушка ребенокъ, въ которомъ уже чувствуется....
   Будущая страдающая и счастливая вакханка въ минуты страсти, будущій каменный сфинксъ -- въ минуты злобы?-- тѣмъ же страннымъ тономъ подхватила дама.
   -- Однако, вы отлично запоминаете мои слова!
   -- Не обращайте вниманія. Продолжайте.
   -- Продолжаю.... Но въ этомъ будущемъ страстномъ существѣ въ ту пору жила горячая поклонница новыхъ идей. Каюсь, и я былъ этимъ грѣшенъ. Понятно. Студенческіе кружки, сходки, толки.... Горячо мы увлекались тогда. И въ этомъ была особая прелесть! Бывало, уйдемъ на рѣку, сядемъ въ лодки: одни гребутъ, другіе толкуютъ, горячатся, а мы съ ней сидимъ, смотримъ въ глаза другъ друга, и такъ намъ вѣрится, что мы пойдемъ съ ней на подвигъ, о которомъ идутъ горячія молодыя рѣчи... И такъ хорошо на душѣ Почти не нужно ни поцѣлуевъ, ни объятій, смотрѣлъ бы въ эти глубокіе глаза -- чистые, ясные, и вѣрилъ бы, что и самъ герой, и она героиня... А рѣка плещется... Побережныя деревья точно киваютъ своей пышной листвой, молодежь шумитъ, и, не смотря на этотъ шумъ, на душѣ у насъ съ ней такъ тихо, тихо.... Изрѣдка украдкой пожмешь ея горячую, почти дѣтскую ручку,-- и снова забудешься, снова уйдешь въ ея глаза....
   Молодой человѣкъ, очевидно, и теперь забылся. Хмѣлемъ кинулось въ его голову воспоминаніе. Онъ самъ, вѣроятно, этого не ожидалъ. Была-ли тому причиной странная возбуждающая бесѣда съ его таинственной незнакомкой, или вообще его увлекающаяся художественная натура, дѣлавшая изъ него такого колоритнаго горячаго фельетониста -- любимца публики, было ли это что иное,-- онъ самъ не зналъ. Но странно: и его таинственная незнакомка тоже какъ будто забылась: слегка понуривъ голову, она сидѣла неподвижно, точно слушая не только его, но прислушиваясь и еще къ чему-то.. На минуту онъ умолкъ. Она вздрогнула и подняла голову.
   -- Ну-съ, дальше?-- искусственно-безпечно вырвалось у нея.
   -- Дальше,-- пожалъ онъ плечами,-- обычная исторія. Герой студентъ кончилъ курсъ. Поѣхалъ въ столицу работать! Великолѣпное широкое слово! И Дарвинъ работалъ, и послѣдній жуликъ называетъ работой -- чистить карманы... Предполагался литературный заработокъ, ибо чувствовался талантъ. Предполагалась доблестная слава общественнаго пророка.... Сунулся въ чистые органы.. Не пустили, ибо своихъ, до тебя пригрѣтыхъ, достаточно" Ну-съ, зарывать призваніе характера не хватило: пошелъ на базаръ -- въ разные "новости", "листки"! И вотъ -- борзописецъ; фельетонистъ чуть-чуть не опереточнаго характера... Лакеи въ ресторанахъ уважаютъ, издатели оныхъ листковъ по первому требованію охотно платятъ долги, ибо у публики въ фаворѣ... Даже дамы ловятъ изъ-за славы.... Ну, и пишемъ -- измышляемъ!
   И молодой человѣкъ окончилъ горькимъ пожатіемъ плечъ свои слова, палилъ полный стаканъ краснаго вина и залпомъ осушилъ его. И только тогда, словно опомнившись, предложилъ дамѣ.
   -- А вамъ... не угодно-ли?
   -- Нѣтъ! послѣ!-- остановила его жестомъ дама и почти шопотомъ спросила: -- а она? что же она?
   -- Она?-- вздохнулъ онъ.-- Развѣ я знаю!! Переписывался сначала и прекратилъ. Стыдно было за себя. Что я могъ предложить ей теперь въ своей особѣ, въ особѣ героя -- ci devant, построчнаго борзописца -- à présent?!.. Да и сама любовь вывѣтрилась въ столичной сутолокѣ. Она осталась въ провинціи... Кто знаетъ, можетъ быть...можетъ быть, благополучно вышла замужъ... Вотъ пять лѣтъ прошло. Она тоже совершенно замолчала...
   -- И не вспоминается?-- тихо и раздѣльно перебила молодого человѣка его собесѣдница.
   -- Нѣ-ѣтъ! Особенно въ одинокія ночи: я теперь часто страдаю безсонницами... Вѣроятно, результатъ кутежей и вообще нервнаго напряженія... Лежишь у себя, въ этихъ вѣчныхъ пошлыхъ шамбръ-гарни, въ этомъ повапленномъ гробѣ, въ которомъ погребенъ въ столицахъ интеллигентный бобыльствующій пролетаріатъ,-- лежишь, куришь папиросу за папиросой -- и вдругъ точно осѣнитъ:-- Днѣпръ, лодка... и эти глаза, чудные дѣвичьи глаза... И больно станетъ, и хорошо, такъ хорошо... А впрочемъ я свою исторію кончилъ,-- вдругъ рѣзкой непріятной нотой перебилъ онъ свой взволнованный разсказъ.-- Больше сообщить вамъ ничего не имѣю. Впрочемъ, маски можете не снимать! Я самъ не знаю, почему я вамъ все это выболталъ, но... но во всякомъ случаѣ я не желалъ бы этими, все же дорогими мнѣ воспоминаніями покупать хотя бы высокое удовольствіе -- созерцать ваши очаровательныя черты... Вы правы: поужинаемъ и мирно разойдемся! Будьте здоровы! съ какимъ то болѣзненнымъ глумленіемъ закончилъ молодой человѣкъ, наливая своей дамѣ вина и поднимая свой стаканъ, чтобы чокнуться съ ней.
   Она сидѣла неподвижно, скрытая своей маской. Вдругъ она встала съ дивана, странно выпрямилась всей своей стройной фигурой и звенящимъ, какъ надтреснутое стекло, голосомъ сказала:
   -- Нѣтъ! я держу свои обѣщанія. И вы вовсе не купили своимъ разсказомъ того, что я снимаю маску. Просто изъ вашего разсказа я поняла, что вы лучше, чѣмъ сами себя рекомендуете, и поэтому заслуживаете полнаго довѣрія, отчего и не желаю больше прятаться передъ вами... Но прежде, чѣмъ вы увидите мое лицо, я скажу, кто я такая.
   Она съ минуту помолчала. Молодой человѣкъ тоже молча почтительно поклонился ей.
   -- Я -- провинціальная драматическая артистка Аскольдова, -- слыхали?-- медленно спросила она.
   -- Помилуйте! разумѣется! Вѣсть о вашемъ талантѣ дошла до насъ... Мы ждали на дняхъ васъ на гастроли... Говорятъ, вы производите потрясающее впечатлѣніе, не безъ явной радости сказалъ молодой человѣкъ и въ то же время подумалъ:-- ого! эксцентричная барыня, эта новоявленная русская Сара Бернаръ, выкинула со мной фортель! Видно, хочетъ забористой статейки... Ничего, стоитъ, умна во всякомъ случаѣ. Ну-съ, какова то физіономія?
   -- По смотримъ, произведу ли я здѣсь такое же потрясающее впечатлѣніе, -- медленно сказала молодая артистка и, поднявъ граціозно свою изящную руку къ лицу, неуловимо легкимъ движеніемъ скинула маску.
   Онъ взглянулъ и... замеръ. Ему казалось, что онъ бредитъ. Онъ даже провелъ рукой по глазамъ. И невольно, почти стономъ вырвалось у него.
   -- Женя! Евгенія Александровна?...
   -- Узналъ! наконецъ то узналъ!-- глухо дрогнулъ голосъ молодой женщины.-- А голоса и не узналъ. Стыдно! Правда, голосъ не такъ легко узнать у настоящей владѣющей имъ артистки!
   Она говорила это, и во всѣ свои большіе прекрасные глаза смотрѣла на друга своей юности... Трогательная, ласковая улыбка дрожала на ея красивыхъ губахъ... Онъ же стоялъ передъ ней блѣдный, неподвижный и вдругъ схватилъ ея руки, и началъ ихъ страстно цѣловать...
   -- Надѣюсь, что это вызвано у васъ не только искусственнымъ нервнымъ аппетитомъ къ женскимъ атласистымъ рукамъ?-- съ лукавой горечью и глубокой тайной нѣжностью прозвучало ея красивое контральто.
   Онъ долго молча цѣловалъ ея руки. И она почувствовала какъ на нихъ скатилась скупая, жгучая слеза.
   И она поняла его... Тихо и осторожно склонилась она къ нему... Онъ приподнялъ голову... Съ болѣзненной, почти страдальческой улыбкой, съ душою, полной грусти, но восхищенными глазами смотрѣлъ онъ на нее. Онъ искалъ словъ и не находилъ ихъ.
   -- Видите,-- тихо сказала она,-- и ваша героиня не погибла, Она страдала и боролась на иномъ пути... И развѣ работа на пути искусства, на пути литературы,-- нѣжно подчеркнула она, пристально взглянувъ на него, не желанная работа?..И развѣ побѣда на этомъ пути,-- и голосъ ея зазвенѣлъ торжествомъ,-- не истинная, не высокая побѣда?
   Голова его опустилась еще ниже, еще судорожнѣе сжались губы.
   Тогда она наклонилась къ нему и долгимъ нѣжнымъ поцѣлуемъ приникла къ опущенной головѣ друга своей юности.

В. Михеевъ.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru