Мерзляков Алексей Федорович
Разбор трагедии: Эдип в Афинах, господина Озерова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Разборѣ трагедіи: Едипъ въ Аѳинахъ, господина Озерова.

(Окончаніе.)

   Спросимъ теперь, для чего Полиникъ на сценѣ?-- что онъ сдѣлалъ?-- какъ онъ способствовалъ ходу басни? для чего преднамѣреваемое жертвоприношеніе Антигоны и похищеніе Едипа,-- двѣ невѣроятныя странности, одна изъ другой проистекающія?-- для чего посольство Креоново?... Всѣ сіи завязки безъ послѣдствія. Одинъ Креонъ убитъ, приведенный также, не знаю, для чего.
   Спросимъ еще; согласно ли съ правилами трагедіи поступилъ Оверовъ, оставивъ въ живыхъ Едипа, и умертвивъ Креона?-- Нѣтъ!-- Кромѣ того что ето противно общепринятой баснѣ, обработанной великимъ мужемъ древности, кромѣ того, что сія басня, будучи изложена иначе, непремѣнно должна была потерять много своей вѣроятности, силы и важности, погрѣшаетъ она еще самымъ расположеніемъ, несоотвѣтствуетъ главной цѣли хорошей трагедіи и правиламъ вкуса, которыя начерталъ онъ для сего рода сочиненіи.
   Вкусъ нѣжной и правильной говоритъ устами древнихъ и новыхъ писателей:
   Дѣйствіе тѣмъ занимательнѣе, тѣмъ величественнѣе, чѣмъ дѣйствующія лица благороднѣе и сильнѣе, чѣмъ взаимныя ихъ отношенія и выгоды, за которыя они спорятъ, важнѣе и обширнѣе. Отношенія между дѣйствующими лицами могутъ быть или приязненныя, или неприязненныя, дѣйствія окончанныя, или неокончанныя.
   Двѣ приязненныя особы, противоборствующія по неволѣ, т. е. непреоборимою судьбою, или непреоборимыми страстями своими увлеченныя, или стеченіемъ обстоятельствъ вынужденныя дѣйствовать прошивъ собственныхъ своихъ добрыхъ правилъ, суть лица трагическія.-- Мы объ нихъ сожалѣемъ, и страждемъ вмѣстѣ съ ними; мы плачемъ, какъ о погибшемъ, такъ и о томъ, кто былъ причиною его погибели.
   Изъ двухъ особъ противоборствующихъ одна можетъ быть злая, другая добрая, или обѣ злобны; одна погибаетъ, другая торжествуетъ. Когда погибаетъ злая, зритель, принимающій всегда участіе въ сторонѣ доброй, радуется, или остается равнодушенъ; когда погибаетъ добрая, онъ принимаетъ въ ней живѣйшее участіе. особенно если она подвергнулась сему несчастію невольно или не винно. Гдѣ дѣйствуютъ только злыя лица, тамъ не можетъ быть на трагедіи, ни комедіи.
   Доброй, страждущій невинно или невольно характеръ соотвѣтствуетъ цѣли трагедіи, возбуждающей ужасъ и состраданіе.: таковъ Едипъ.-- Напротивъ того враждебное лице не производитъ на сценѣ трагической, само по себѣ Надлежащаго дѣйствія, особливо когда является со злобнымъ намѣреніемъ и публично истязуется. Одинъ человѣкъ имѣлъ намѣреніе убить другаго, и убилъ; онъ подлежитъ гражданской, казни, а не трагедіи; онъ не убилъ его: но явны были всѣ его усилія совершенію злодѣйства, къ нарушенію общаго порядка. Онъ остановленъ бдительною рукою правительству и обличенъ; -- въ такомъ случай, когда онъ не наказанъ за сіе, не возбуждаетъ ни малѣйшаго состраданія, а презрѣніе и отвращеніе; когда наказанъ, производитъ въ насъ чувство отрадное, торжественное. Мы избавились, злодѣя, обществу вреднаго члена: -- это также лице не трагическое, какъ не возбуждающее страстей, приличныхъ трагедіи:-- вотъ Креонъ.
   Жизнь Едипа и смерть равна священныя и трагическія: жизнь его началась бѣдствіями и невольными преступленіями; конецъ или смерть -- предѣлъ страданій; удовлетворившихъ правосудію. Боги, ревнующее о святости законовъ, изліяли на него несчастія за невольныя преступленія по двумъ причинамъ: т. е, чтобы ознаменовать для другихъ всемогущество боговъ и гнусность порока даже: и невольнаго, дабы приучатъ всѣхъ къ достодолжной осторожности и судъ правоты сдѣлать грознымъ и ужаснымъ.
   Для того, чтобы показать, что страданія, временныя невсегда суть признаки страшнаго гнѣва боговъ,-- но очищеніе, ими же даруемое человѣку любезному, дабы тѣмъ свѣтлѣе-возблисталъ онъ предъ очами земли и неба. На Едипѣ совершились оба сіи дѣйствія божественнаго благодѣтельнаго промысла..-- Боги зовутъ его въ нѣдра. успокоенія, ибо справедливость ихъ удовлетворена они зовутъ его на небо, ибо на земли ему ничего уже неосталось -- и смерть страдальца вдохновеннаго; вожделѣнна для всякой души благочестивой.
   Сколько трогательнаго, назидательнаго въ семъ чрезвычайномъ характерѣ!... Жизнь и страданія Едипа Царя представляютъ въ возвышенномъ видѣ общую нашу долю -- въ. немъ мы видимъ самихъ себя, слѣпыхъ и слабыхъ странниковъ, подверженныхъ столь гибельнымъ преткновеніямъ сей горестной юдоли жизни!-- Неизмѣняемой, непрерывно почіющій на немъ таинственной призоръ судьбы вмѣстѣ страшенъ и утѣшителенъ для каждаго изъ насъ.-- Во всѣхъ событіяхъ его жизни видимъ собственное свое дѣло.-- Смерть его взываетъ громогласно къ каждому изъ насъ: будьте добродѣтельны и не бойтесь смерти; она отверзаетъ врата къ вашей наградѣ и благамъ безконечнымъ.-- Если справедливо мнѣніе мудрецовъ, что въ подражаніи вообще ни одна картина неможетъ столь сильно дѣйствовать, какъ представленіе человѣку добродѣтельнаго, испытуемаго несчастіемъ и подкрѣпляемаго силою свыше; то конечно Едипъ Софокловъ есть и будетъ главнымъ того доказательствомъ.
   Г. Озеровъ, давъ другую развязку сей баснѣ, отнялъ у нашей сцены драгоцѣнную часть сего, сокровища.-- Можетъ быть, онъ слѣдовалъ въ этомъ Французамъ, которые часто бываютъ слишкомъ нѣжны; они, боясь разстроить нервную систему своихъ соотечественниковъ, не смѣютъ показать на театрѣ страдальческую смерть мужа добродѣтельнаго -- Такая нѣжность часто бываетъ притворное, или слишкомъ утонченное жеманство, плодъ испорченности вкуса,-- жеманство, которое доставило вялость многимъ хорошимъ Французскимъ трагедіямъ. Во всемъ должна быть мѣра.-- Озеровъ, кажется, боялся, чтобъ трагедія его непоходила на оперу чудеснымъ преселеніемъ Едипа къ жизни вѣчной. По моему мнѣнію, онъ бы гораздо болѣе еще успѣлъ, если бы точно также въ цѣломъ перевелъ Едипа Софоклова, какъ Лагарпъ перевелъ его Филоктета.-- Если Лагарпъ не устрашился представитъ на облакахъ Геркулеса, если наши трагики выводятъ адскія тѣни на сцену и грозятъ разрушеньемъ цѣлой вселенной; то почему не могъ онъ описать чудесной таинственной кончины Едина, такъ какъ она у Софокла!-- Позвольте, П. С., прочесть разсказъ сей въ переводѣ изъ самой Греческой трагедіи.-- Вотъ онъ:

Вѣстникъ.

   Печальну вѣсть несу къ вамъ, граждане почтенны:
   Едипа нѣтъ! Страданьемъ утомленный,
   Вѣнчанный сей слѣпецъ чудесною стезёй
   Изъ міра горестей въ безсмертный вшелъ покой.
   

Xоръ.

   Едипа болѣ нѣтъ?... онъ взятъ уже могилой?
   Но гдѣ, когда, и какъ?...
   

Вѣстникъ.

                                               -- Боговъ высокой силой,--
   Непостижимое повѣдать вамъ притекъ,
   Вы зрѣли; какъ Едипъ, сей дивный человѣкъ,
   Оставивъ градъ, слѣпецъ, шелъ твердыми стопами,
   Не предводимъ, самъ Вождь таинственный предъ нами!
   Когда жъ на высоту скалы мы вознеслись,
   Гдѣ многія стези въ единый путь стеклись,
   И мѣдныя ведутъ въ глубокой ровъ, ступени,
   Гдѣ, въ посѣщаемой богами братства, сѣни
   Великіе друзья Тезей и Перитой,
   Давъ руки, поклялись блюсти союзъ святой;
   Тамъ старецъ царственный на камени пригробномъ
   Торикія возсѣдъ; въ молчаньи пребылъ томномъ.
   Потомъ совлекся онъ неосвященныхъ ризъ,
   И дщерямъ повелѣвъ съ утеса снити внизъ
   Чтобъ влаги чистыя принесть для омовенья,
   Текутъ, прискорбнаго исполнь благоговѣнья,
   Къ стопамъ увѣнчанныхъ плодомъ Цереры скалъ,
   При коихъ быстрый ключь въ долъ злачный низпадалъ.--
   Свершеннымъ наконецъ по чину возліяньямъ,
   И очищеніямъ, земнаго оправданьямъ,
   Хламиду гробную воздѣли на слѣпца,--
   И убѣжала грусть съ угасшаго лица.
   И озарился видъ, и сердце въ немъ взыграло;
   Казалося, съ него всѣхъ бѣдствій бремя спало.--
   Спокоенъ; важенъ, тихъ, минуты сладкой ждалъ.--
   И се подземной Зевсъ громовой голосъ далъ.
   Вострепетало все, и дѣвы робки въ страхѣ
   Къ колѣнамъ родшаго припадая на прахѣ,
   Въ крушеніяхъ, слезахъ, тѣсня рыданьемъ грудь,
   Прощались навсегда съ грядущимъ въ тайной путь.--
   Подъемлетъ милыхъ онъ.... въ объятья заключаетъ: --
   "Нѣтъ вашего отца ужъ болѣе;" вѣщаетъ.
   "Но не смущайтеся:... сей ада гласъ глухой
   Приноситъ мнѣ конецъ, а вамъ даритъ покой!
   Такъ! день сей совершитъ и ваши испытанья,
   Труды, и странствія, и тяжкія страданья,
   Для престарѣлаго подъятыя отца!--
   Что, что воздамъ я вамъ, о добрыя сердца?
   Вы посохъ, вы мой щитъ, вы свѣтъ лишенну свѣта,
   Принесшія мнѣ въ даръ свои младыя лѣта!
   Что вамъ воздать могу?... Все, что имѣю я,
   Чего не возметъ гробъ, чѣмъ длилась жизнь моя: --
   Нѣжнѣйшая любовь, котору къ вамъ питаю,
   Вотъ все, что сирымъ я убогій оставляю!
   Да Небо, памятью любезною о ней,
   Коль можно, усладитъ останки вашихъ дней
   Здѣсь старца гласъ умолкъ, и слезы умиленны
   Излились на главы, ко персямѣ преклоненны.
   Раздался паки вопль, рыданіе и стонъ.--
   Всѣ плакали тогда; единъ спокоенъ Онъ.--
   И вскорѣ важное настало вдругъ молчанье;
   Всѣхъ очи на него, всѣхъ души въ ожиданьѣ;
   Недвижны, трепетны стояли мы вдали.--
   Се снова нѣкій гласъ изшелъ изъ нѣдръ земли;
   Объемлетъ хладъ, власы на челахъ встали,
   Казалось, купно мы съ несчастнымъ умирали;
   Я слышалъ самъ, какъ богъ взывалъ ему не разъ:
   Едипъ! Едипъ! гряди; насталъ исхода часъ.
   Уже устроенъ путь; -- медленье за тобою.
   Сюда, незримаго познавъ передъ собою,
   Онъ молитъ, да къ нему приблизится Тезей.
   О Царь возлюбленный! вѣщаетъ старецъ сей
   Простри мнѣ длань свою, и вы, о дщери милы,
   Прострите мнѣ свои, да на краю могилы
   Я древней вѣрности сложу изъ нихъ залогъ.
   Клянися, о Тезей! и будь свидѣтель -- Богъ!
   Что не покинешь ты сиротъ моихъ безродныхъ;
   Но благодѣтель,-- полнъ владыкѣ чувствій сродныхъ,
   Устроить жребій ихъ, и будешь имъ щитомъ,
   И другомъ, и вождемъ, и лучшимъ ихъ отцомъ,
   Чѣмъ я доселѣ былъ, мучитель ихъ невольный!
   Клянись, и я умру спокойный и довольный!
   Такъ рекъ,-- и ризы онъ Царевы осязалъ.
   Тезей не жалости, но гласу правды внялъ,
   И освятилъ обѣтъ, свершитъ его желанья.
   Тогда слабѣющій послѣднія лобзанья
   Простеръ ко сиротамъ; безгласныя, въ слезахъ,
   На трепетныхъ отца висятъ онѣ рукахъ.
   Не слезы и не плачь потребны въ часъ сей дивный!
   Престаньте, старецъ рекъ, онѣ богамъ противны;
   Но силу, мужество приявъ своей душей,
   Отъ сихъ грядите мѣстъ, грядите вы скорѣй!--
   Здѣсь тайны горнія... не медлите напрасно:
   Непостижимое испытывать ужасно.
   Простите... разъ еще!-- Ты, Царь, пребудь со мной!
   Тебѣ довлѣетъ знать Едипа путь и свой.
   Пойдемъ!-- и отступилъ вѣщающій предъ нами.--
   Мы тихими течемъ во слѣдъ сиротъ стопами
   Отъ мѣста грознаго, лія потоки слезъ,
   Какъ недостойные божественныхъ чудесъ.--
   Но нѣсколько отшедъ, еще, еще желали
   Хоть взоромъ проводить виновника печали;
   Мы обратились вспять: о чудо! старца нѣтъ!
   Единый Царь стоитъ, одѣянъ въ дивный свѣтъ,
   Безмолвенъ, недвижимъ, къ челу прижаты длани,
   Какъ смертный, коему средь выспреннихъ ciяній
   Предстанетъ нѣкій богъ, внезапная гроза,--
   Скрываетъ въ трепетѣ померкшіе глаза.
   Таковъ казался Царь вдали уединенный.
   Но се, отъ первыя боязни пробужденный,
   Благоговѣнія восторгомъ упоенъ,
   Вдругъ долу падаетъ, колѣнопреклоненъ,
   И длани чистыя возвысивъ, въ сокрушеньѣ,
   Возноситъ и къ землѣ, и къ небу онъ моленье!--
   Единый Царь Тезей повѣдать людямъ могъ,
   Какою смертію восхитилъ старца Богъ.
   Ни молнія тогда Зевеса не пылала,
   Ни бездна ярыхъ волнъ его не поглощала;--
   Быть можетъ, нѣкій духъ съ небесъ къ нему сходилъ;
   Быть можетъ, благостью могущихъ Орка силъ,
   Земля, всѣхъ обща мать, къ терпѣнью смертныхъ щедра,
   Прияла кроткая его въ родныя нѣдра.
   Такъ ратникъ жизни сей, невинна жертва бѣдъ,
   Безъ вздоха, чуждой мукъ, оставилъ бурный свѣтъ.
   Спокойся, праведникъ, далекій треволненья;
   Не состраданья ты, достоинъ удивленья!..
   
   Такимъ величественнымъ окончаніемъ сохранена святость оракула, единство намѣренія въ трагедіи, простота ея удивительная и назидательность, дѣйствующая прямо на сердце.-- Лагарпъ говоритъ: вообще въ цѣломъ семъ твореніи Софокла царствуетъ какой-то священной ужасъ религій, который весьма и всегда нравится тѣмъ, которые любятъ трагедію.-- Оно богато красотами истинно безсмертными; однако потребно искусство, дабы счастливо перевесть сію басню на театръ новѣйшій.-- И сіе искусство имѣлъ г-нъ Озеровѣ въ довольномъ изобиліи, какъ мы могли замѣтить изъ этой и изъ многихъ другихъ его трагедій; -- но онъ увлеченъ былъ Дювисомъ, и потому, кажется, ошсталъ отъ Греческаго подлинника? составивъ многіе епизоды безнужные и странную развязку.-- Впрочемъ его трагедія имѣетъ большія достоинства со стороны слога, и многія прелестнѣйшія сцены дѣлаютъ ее одною изъ любимѣйшихъ твореній на нашемъ театрѣ; -- она останется навсегда важнымъ памятникомъ славы Писателя, утвержденной на незыблемомъ основаніи.
   

Фингалъ.

   Геній стихотворства, напитанный лучшими и первыми образцами просвѣщенной древности, и послѣ воспѣвшій съ Мельпоменою одно изъ важнѣйшихъ отечественныхъ происшествій, хотѣлъ еще испытать свои силы на стезѣ новой, направилъ полетъ свой чародѣйной во глубину сѣвера, отдаленнаго отъ насъ льдистыми морями, на скалы Морвена, дабы исторгнуть оттолѣ сокровища, его и насъ достойныя; -- воспарилъ -- и на сценѣ нашей волшебнымъ нѣкіимъ образомъ ожили туманные брега, холмы и скалы Каледонскія, пробѣгаемыя легкими сернами и звѣроловцами, возбуждаемыя отъ унылаго сна своего Громовымъ гласомъ щитовъ, зовущихъ ко брани, осѣняемыя то грозными черными тучами, преносящими въ зыбкихъ нѣдрахъ своихъ надъ родственною землею великія тѣни прадѣдовъ, павшихъ со славою и честію на полѣ битвъ; -- или, въ тихомъ, вечернемъ, вѣтеркѣ прохлаждаемыя и освящаемыя дыханіемъ прелестныхъ дѣвъ, нисходящихъ долу, дабы наслаждаться еще лицезрѣніемъ прекрасныхъ звѣроловцевъ, своихъ возлюбленныхъ: ожилъ Валкалъ, блаженная безсмертная обитель геройственныхъ веселій,-- и Оденъ, всемогущій отецъ и Царь героевъ,-- и Барды, священные, таинственные истолкователя воли его, и пѣвцы храбрости и мужества:-- явился Фингалъ на сценѣ.-- Сіе новое поле Поезіи, болѣе намъ родственное нежели другимъ народамъ западнымъ, еще небыло почти совсѣмъ обработано для сцены драматической.-- Томный, но величественный, какъ полная луна, возсѣдящая надъ пустынями обширныхъ морей, явился нашему Озерову слѣпый старецъ Оссіянъ, и однимъ движеніемъ златаго щита своего озарилъ брега Каледонскіе, въ свѣтлосинихъ туманахъ утопающіе, изобрѣтательному его генію.-- -- Но оставимъ стихотворныя мечтанія, и спустимся въ свой общій міръ, дѣйствительно критической -- по многимъ своимъ отношеніямъ.
   Содержаніе трагедіи Озерова, подъ названіемъ Фингалъ, взято изъ одной поэмы царственнаго Барда Оссіана.-- Точно, ето новой шагъ въ нашей словесности. Прежде изъ поемъ Оссіяна были составляемы на Парижскомъ и другихъ знатнѣйшихъ театрахъ только однѣ оперы, или балеты; ибо почитали сіи басни совсѣмъ неспособными для образованной сцены по отдаленности и странности обычаевъ, по религіи и по самой дикости нравовъ.-- Озеровъ сдѣлалъ опытъ. Вотъ басня: Фингалъ, Царь Морвенскій, побѣдивъ воинство сосѣда своего Царя Ликлинскаго, предводительствуемое сыномъ его Тоскаромъ, котораго онъ убилъ въ единоборствѣ, влюбился въ то же время въ дочь его Мойну, и въ залогъ вѣчнаго мира потребовалъ ее къ себѣ въ супругу.-- Мстительной Старнъ притворно соглашается на. сіе предложеніе, призываетъ Фингала въ свои области для совершенія обряда брака, и между тѣмъ изыскиваетъ всѣ средства погубить побѣдителя своего сына.-- Хитрость его была неудачна; онъ убиваетъ въ отчаяніи дочь свою, а потомъ и самаго себя.-- Несчастный Царь Морвенскій увозятъ съ собою одинъ токмо трупъ предмета, ему столь любезнаго.-- Вотъ вся трагедія въ трехъ дѣйствіямъ.-- Скажемъ ея содержаніе въ двухъ словахъ: мстящій отецъ, которому не удалась подлая измѣна, съ досады убиваетъ себя и дочь свою!.. и тѣмъ дѣло кончится.-- Что за содержаніе?-- Можетъ ли быть изъ ешого трагедія?... Но пусть бы она даже была и въ пяти полныхъ актахъ съ надлежащею завязкою; спрашивается, могла ли она быть трагедіею, или другими словами, могла ли возбудить страсти, приличныя трагедіи?-- Злобной отецъ въ первомъ актѣ уже объявляетъ Коллѣ, что онъ намѣренъ воспользоваться слабостію своей дочери и слабостію Фингала для того, дабы погубить сего послѣдняго, и что съ тою цѣлію единственно ободряетъ любовь Мойны къ Фингалу.-- И jiiaifb единственную дочь свою, въъ ней одно изъ священнѣйшихъ чувствованій -- любовь чистую и невинную -- избралъ онъ орудіемъ къ совершенію звѣрскаго своего мщенія! Ето значитъ: онъ столь же мало любилъ Мойну, дочь свою, сколь много ненавидѣлъ Фингала, и съ отвратительною холодностію приготовлялъ обоихъ къ погибели.-- Для чего не употреблялъ онъ сначала по крайней мѣрѣ средствѣ къ отвращенію Мойны отъ Царя Морвенскаго, дабы могъ оправдать себя послѣ въ глазахъ зрителя тѣмъ, что дочь его была ему непослушна?... Нѣтъ, онъ до самаго конца трагедіи скрывалъ отъ нее подлинное свое намѣреніе; иногда проговаривался, но тотчасъ удерживался, и пряталъ беззаконную свою тайну. Когда простосердечная Мойна изображала предъ нимъ невинную страсть свою къ Фингалу; онъ тотчасъ противъ воли оказалъ негодованіе, которое замѣтила Мойна:
   
   Но ты смущаешься, блѣднѣешь и трепещешь,
   На дочь, вокругъ себя ты взоры гнѣва мещешь,
   И вздохи горести твою стѣсняютъ грудь!...
   
   Старнъ по нѣкоторомъ молчаніи, скрѣпясь, отвѣтствовалъ:
   
   Ахъ, нѣтъ!... безъ гнѣва я,-- спокойна духомъ будь;
   Какъ ты, я веселюсь Фингаловымъ приходомъ;
   -- И не корь мой восторгъ явится предъ народомъ,--
   День оный можетъ быть счастливѣйшій мнѣ день!
   Иди, чело свое покровами одѣнь.
   
   Ето все иронія, и иронія отца предъ нѣжнолюбящею его дочерью, которой чувства и благо должны глубоко лежать на его сердцѣ!!-- Ужасно!-- Старнъ наконецъ убиваетъ дочь свою; за что?-- Какъ мститель, могъ бы онъ, по нѣкоторому несчастному праву, совершишь сіе страшное убійство, если бы она, будучи участницей заговора, какъ я сказалъ прежде, ему измѣнила!... Нѣтъ, онъ не только не показывалъ ей гнѣва своего прошивъ Фингала, но еще старался питать въ ней страсть къ Фингалу, дабы тѣмъ удобнѣе заманить послѣдняго въ свои сѣти; добрая невинность, неподозрѣвая ужаснаго сего намѣренія, приписывала всегдащнюю мрачность и суровость родителя единственно безутѣшной его горести о Тоскарѣ. И такъ жестокій Старнъ убилъ дочь свою изъ неистовой досады, что не могъ умертвить Фингала.-- Скажутъ, что Моина наконецъ привела войска противъ велѣнія отцова, и потому виновата; нѣтъ, въ отчаяніи привела ихъ для того, чтобы избавить отца отъ позора. Вотъ что она говоритъ:
   
   О Мойна! поспѣшимъ предупредить позоръ;
   Когдажъ неотвращу измѣну толь поносну,
   У самыхъ ногъ отца окричу жизнь несносну.--
   
   И такъ злобный до невѣроятности Старнъ, или лучше съумасшедшій Старнъ, говорящій въ сильной своей страсти безпрестанно обоюдными выраженіями, кои понимаетъ къ несчастію своему только зритель, имѣвъ намѣреніе погубить Фингала, не погубилъ его, а погубилъ дочь свою, невинную, безъ малѣйшей причины.-- Злодѣй, начавшій дѣло и неокончившій его -- презрителенъ; онъ вдвое хуже: онъ при неудачѣ въ намѣреніи вонзилъ мечь съ досады не въ того, въ кого цѣлилъ.-- Избави Боже насъ отъ такихъ лицъ трагическихъ! Какое сердце можетъ слышать Старна?-- Скажу короче, трагедія сія неимѣетъ ни страстей, ни дѣйствія: первое потому что страсти только оказываются тамъ, гдѣ онѣ взаимно противодѣйствуютъ, подвигнутыя важными относительными выгодами: -- здѣсь нѣтъ ничего противодѣйствующаго Старну: дочь его неподозрѣваетъ, Фингалъ изъ любви къ ней довѣрчивъ и дѣлаетъ все, что ему угодно, до самой минуты преднамѣреннаго убійства. Могутъ ли быть страсти между бѣдными овечками и свирѣпымъ пастухомъ, которой въ день праздника гонитъ ихъ съ двора своего на жертву любимому своему богу, или богинѣ?... Невинныя творенія охотно бѣгутъ за своимъ тираномъ и ласкаютъ его кривожаждущую руку.-- По той же причинѣ нѣтъ и дѣйствія драматическаго: ибо такое драматическое дѣйствіе въ такомъ происшествіи, гдѣ разбойникъ приманитъ на ночлегъ къ себѣ добраго человѣка, обольститъ, упоитъ его, съ тѣмъ чтобы легче умертвить несчастнаго; а етотъ несчастной по особенному нѣкоему случаю вырвется изъ когтей злодѣйскихъ, перелезетъ черезъ заборъ, или закричитъ: разбой, и такимъ образомъ спасется?-- Вотъ Старнъ, Фингалъ и Моина! Ходъ трагедіи весьма простъ. ~ Вотъ онъ:
   Мойна, занимаясь своимъ возлюбленнымъ, повелѣваетъ Уллину воспѣть дѣла его.-- Сей скверный неучтивецъ не нашелъ другаго предмета воспѣть, какъ пораженіе Фингаломъ брата ея Тоскара.-- Нѣжная Мойна прерываетъ пѣніе.-- Старнъ объявляетъ дочери о прибытіи Фингала.-- Мойна радуется; Фингалъ спрашиваетъ ее очень некстати:
   
   Такъ ты Фингаловой отвѣтствуешь любви?
   
   Призвавъ жениха, и будучи уже согласенъ съ нимъ, спрашиваетъ у дочери въ первой разъ, любитъ ли она его, или нѣтъ!-- Это весьма странно.-- Сокрывъ гнѣвъ свой и отославъ дочь, Коллѣ объявляетъ онъ тайное свое намѣреніе.-- Фингалъ является. Въ Старнѣ вѣчная иронія, которая совсѣмъ трагедіи неприлична.-- Сіи ироніи бываютъ часто самыя несносныя. Вотъ что говоритъ онъ Моинѣ:
   
                           Приди, дочь моя,
   Чтобы въ твоей красѣ нашелъ родитель средства,
   Изгладить навсегда въ душѣ прошедши бѣдства!...
   
   Незнаю, для чего сіи тиранскія затѣи, и такъ часто! Тогда бы нужны были онѣ, когда бы Авторъ имѣлъ свои виды скрывать до времени отъ самыхъ зрителей намѣреніе Старна; но онъ сдѣлалъ уже его извѣстнымъ посредствомъ совѣщаній Царя съ Коллою.-- Первое препятствіе къ скорому совершенію брака было различіе въ религіяхъ: Старнъ покланяется въ храмахъ, имѣетъ жрецовъ; Фингалово Божество имѣетъ храмомъ своимъ только вселенную.-- Изъясненіе Фингала съ Моиной по сему случаю есть эклога въ сѣверномъ вкусѣ; наконецъ онъ соглашается для возлюбленной своей войти въ храмъ, предстать предъ жрецами. Второй актъ открываетъ Старнъ, умоляющій Одена споспѣшествовать его замыслу.-- Главной жрецъ уже съ нимъ согласенъ; -- Коллѣ препоручается приготовить воиновъ въ засадѣ.-- Колла требуетъ для совершенія сего по крайней мѣрѣ отсрочки трехъ дней; Старнъ не соглашается.-- Фингалъ приходитъ.-- Начинается брачное торжество.-- Царь Морвенскій клянется предъ Оденомъ въ вѣрности своей къ Моинѣ.-- Она хочетъ отвѣчать ему; но главный жрецъ удерживаетъ ее съ гнѣвомъ: дотолѣ не приму клятвы твоей, говоритъ онъ, доколѣ Фингалъ не совершитъ тризны надъ холмомъ Тоскара.-- Вотъ новая завязка. Послѣ нѣкотораго сопротивленія, убѣжденный Мойною и ея прелестями, Фингалъ и на сіе соглашается.-- Старнъ требуетъ, чтобы онъ отпустилъ воиновъ своихъ; -- и на сіе согласенъ; потомъ,-- чтобы не было при тризнѣ Мойны -- и въ етомъ неотказываетъ.-- Онъ шествуетъ одинъ на холмъ смерти; Мойна терзается мрачнымъ предчувствіемъ.-- Уллинъ увѣдомляетъ ее о заговорѣ; воинъ Каррилъ донесъ о семъ вѣрному Барду. Она устремляется вобрать ратниковъ Фингаловыхъ.
   Третіе дѣйствіе при подошвѣ холма.-- Прекрасно и благородно обращеніе Фингала къ убитому Тоскару.-- Онъ повелѣваетъ Бардамъ воспѣть его подвиги и славу. Приносится чаша изъ сошовъ дивіихъ и ршановится на холмѣ.-- Фингалъ воспомнилъ при взорѣ на могилу о своихъ предкахъ, и впалъ въ сладостную задумчивость,-- Старнъ, какъ скрытый змѣй, примѣтивъ сіе, съ подлостію робкаго убійцы даетъ знакъ Коллѣ: не пора ли? посмотpu, духъ въ немъ упалъ!-- Какая низость! Но еще осталась трудность: Колла отвѣчалъ, что до тѣхъ поръ никто не осмѣлится приступить къ Фингалу, пока будетъ мочь въ рукахъ его. Я его выманю!.. прервалъ подлой Старнъ.-- и такъ съ обыкновенною уловкою, менѣе нежели комическою, подступаетъ къ Фингалу, и предлагаетъ ему, для одобренія сражающихся рыцарей, отдать въ награду побѣдителю мечь свой; добродушный Фингалъ отдаетъ мочь и рогъ брани.-- И такъ, обобравъ владыку Мораенскаго вокругъ -- короче, обезоруживъ его такимъ наглыми образомъ -- приближаешь ко грибу.-- Начинаются игры, Каррилъ принимаетъ мечь почетный съ неохотою; но его гонятъ со сцены.-- Фингалъ восходитъ на холмъ для возліянія.-- Воины Старновы подаютъ знака къ нападенію.-- Старнъ открывается.-- Фингалъ въ опасности; но онъ срываетъ мечь Оскаровъ, висящій на пригробномъ древѣ, и симъ внезапно приводитъ въ трепетъ убійцъ.-- Тщетно поощряетъ ихъ Старнъ. Между тѣмъ съ Фингаловыми воинами притекаетъ Моина.-- Старнъ въ отчаяніи бросается на Царя Морвенскаго, но въ горькой неудачѣ, поразивъ останавливающую его Моину, закаляется самъ.-- Несчастной Фингалъ повелѣваетъ взять съ собою на корабль тѣло Моины.--
   Изъ сего расположенія видна уже бѣдность содержанія.-- Игры и мечь, по случаю сорванный съ древа, составляютъ катастрофу. Моина -- лице прекрасное: въ характерѣ ея есть истинно трагическое, и замѣтить надобно; что Озеровѣ всегда въ женскихъ роляхъ былъ счастливъ.-- Моина во всѣхъ случаяхъ упрашиваетъ Фингала повиноваться злоковарному Старну: она невинно ведетъ возлюбленнаго къ погибели, и способствуетъ безъ умыслу въ томъ отцу своему, которой безъ сей помощи не склонилъ бы ни ко чему Фингала. Она уговариваетъ его идти во храмъ боговъ, совершить тризну, и не брать съ собою тѣлохранителей.-- Зритель сожалѣетъ объ ней ежеминутно, удивляется ея добротѣ, и тѣмъ болѣе ненавидитъ ожесточеннаго Старна.-- Наконецъ начинаютъ безпокоить ее горестныя предчувствованія, когда осталась одна.-- Узнавъ объ опасности Фингала, они дѣлается героинею, и собираетъ его воинство.-- Сія рѣшимость также прекрасна. Фингалова довѣрчивость, кажется, немного излишняя.-- Ежели бы нестоль онъ былъ легковѣренъ, то изъ етаго могли бы произойти занимательныя боренія между любовію Моины, опасностію Фингала и подозрительностію Старна. Вообще піеса недостаточна въ своей баснѣ и расположеніи: въ ней нѣтъ благородства, высокости, завязки трагической.
   Чтоже въ ней есть, когда она нравится?-- Ето безъ сомнѣнія волшебная сила стиховъ, прелестныя чувства Моины и Фингала, милая унылость, соединенная съ простосердечіемъ первыхъ дщерей Природы, откровенность быстрая и безпритворная, относящаяся ко временамъ патріархальнымъ; съ другой стороны -- величіе души, нѣжность благородная, честность строгая, которая не позволяешь себѣ думать, чтобы кто нибудь могъ сдѣлать ей дурное, или помышлять объ дурномъ; -- наконецъ -- храбрость, мужество, могущество: -- всѣ сіи свойства имѣютъ на сценѣ всегда постоянную и прочную силу.-- Стихи въ етой піесѣ, по моему мнѣнію, лучше нежели во всѣхъ другихъ твореніяхъ Озерова: и неприводилъ ихъ, потому что они всѣмъ извѣстны.-- Самая новость сцены, дикость характеровъ и мѣстъ, старинные храмы, игры и тризна, скалы и вертепы: все вмѣстѣ съ арфою и стихами Озерова, облеченное сѣверными туманами,-- придаетъ піесѣ этой какую-то меланхолическую занимательность.-- Слогъ вездѣ соотвѣтствуетъ матеріи.

Мрзлквъ.

-----

   [Мерзляков А.Ф.] Разбор трагедии: Едип в Афинах, господина Озерова: (Окончание) / Мрзлкв // Вестн. Европы. -- 1817. -- Ч.93, N 9. -- С.24-47.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru