Мережковский Дмитрий Сергеевич
Франциск Ассизский

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Легенда

Дмитрий Мережковский

Франциск Ассизский
Легенда

  
             ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
             I
  
   Это было в Средние века.
   На высотах Умбрии лесистой,
   Где смолою пахнет воздух чистый,
   И в затишье сонном городка
   Только ласточки поют в карнизе
   Вековых бойниц, поросших мхом, --
   Бернадоне Пьетро жил в Ассизи.
   Торговал он шелком и сукном.
   У него был сын. Веселый, нежный,
   В темной лавке старого купца
   Мальчик рос, мечтательный, небрежный
   К деньгам, счетам строгого отца.
   Он не мог понять его заботы
   О товарах, ценах и в тоске
   Всё следил, как Пьетро сводит счеты
   С важным видом мелом на доске.
   Скучно! Он глядит из-за прилавка,
   Улыбаясь, в глубину небес...
   Поскорей бы за город и в лес,
   На поля, где зеленеет травка!..
   Иногда про сына своего
   Думал Пьетро, хитрый, скопидомный:
   "Мой Франческо -- мальчик добрый, скромный,
   Но купца не выйдет из него:
   Слишком нежен, слишком ручки белы.
   Всё б ему наряды и духи,
   Всё б ему романы да новеллы
   И стихи, проклятые стихи!
   Ох, уж эти мне поэты -- манят
   Грезы славы. Признавался сам,
   Что однажды, глупой рифмой занят,
   Он едва не продал господам
   Из Кремоны мне в убыток полку
   Лучших свитков голубого шелку.
   Надо меры строгие принять!"
   И на сына Пьетро негодует.
   А меж тем его, как прежде, мать,
   Потихоньку от отца, балует.
   Мальчик вырос; деньгам не узнал
   Он цены: чтоб только видеть вечно
   Радостные лица, он бросал
   Золото пригоршнями беспечно.
   Он любил веселье, жизнь, людей
   И родную зелень сосен, воду,
   Пиршеств шумную свободу.
   За столом, когда в кругу гостей
   Он смеялся и шутил, бывало --
   В шутках что-то детское звучало
   И такое милое, что всех
   Побеждал невольно этот смех.
  
             II
  
   По лугам росистым, полным мира,
   Шли друзья однажды утром с пира.
   Вдруг они Франциска у Креста
   В брошенной часовне увидали,
   Бледного, поникшего в печали.
   Он у ног распятого Христа
   Горько плакал. В праздничной одежде
   В дни веселья, роскоши и нег
   Никогда таким он не был прежде:
   Перед ними -- новый человек.
   "Что с тобой, о чем ты плачешь?" --
   "Братья, Плачу я о Господе моем!..
   Бедный!.. Посмотрите на Распятье,
   Он страдает!.. Слез моих о Нем
   Не стыжусь пред целым миром, всюду
   О Христе я громко плакать буду!.."
   И, обняв подножие Креста,
   Он припал к нему еще любовней:
   В это утро, в брошенной часовне
   Понял он страдания Христа.
  
             III
  
   Собиралось в лавке у Франциска
   Много знатных рыцарей и дам.
   Шляпу сняв, он кланялся им низко:
   "Есть обновки, заходите к нам!"
   И встречал их ласково у двери.
   Подражая ловкому купцу,
   Он развертывал куски материй,
   Говорил: "Вот это вам к лицу!"
   Своему усердью сам не верил,
   Думал об итогах барыша,
   Торговался, ткань аршином мерил,
   И волною мягкою шурша,
   Падал желтый шелк под блеском солнца.
   Дамы деньги вынули. В луче
   Заиграло золото червонца.
   У одной был сокол на плече.
   Пахло тонкими духами. Метки
   Их остроты, легок разговор;
   И ласкаются у ног сеньор
   С острой мордой белые левретки.
   Но Франциск на улицу взглянул:
   Там, под знойным солнцем, у порога
   Робко нищий руку протянул
   И сказал: "Подайте, ради Бога!" --
   "Бог подаст", -- рукой он сделал знак.
   Но как только отошел бедняк,
   Сердце сжалось от стыда и боли.
   "Что я сделал!" -- бледный, он умолк,
   И не в силах притворятся доле,
   Он за полцены им отдал шелк.
   И потом он днем и ночью видел
   Бедняка молящий, кроткий взор
   И скорбел, и золото с тех пор
   Он еще сильней возненавидел.
  
             IV
  
   Для отца он сделать всё готов:
   Взял из лавки сукон разноцветных
   И товар навьючил на ослов.
   Мимо бедных сел, долин приветных,
   Сосен, виноградников и скал
   Он ослов на ярмарку погнал.
   Смотрит важно, говорит он с весом,
   На базар торопится купец
   И тюки, как опытный делец,
   Разложил на рынке под навесом.
   Он в делах выказывает жар,
   Сердится и спорит. Весь товар
   Продан выгодно. Но от заботы
   Он всю ночь в гостинице не спал.
   В голове -- итоги, цифры, счеты...
   Утром возвращается домой;
   Он ушел бы в лес дышать прохладой
   И смотреть, как блещет мох росой.
   Но в лесу ограбить могут: надо
   Торопиться, -- в страхе и тоске
   Щупает он деньги в кошельке...
   Он бы лег в траву под эти клены,
   Чтоб над ним был листьев свод зеленый,
   Только страшно деньги потерять,
   И едва лишь вспомнил их -- опять
   Всё померкло...
              Нищие толпою
   За вожатаем идут. У них
   Лица неподвижны, словно тьмою
   Взор подернут. Он узнал слепых
   И смутился, и скорбел душою, --
   Совести почувствовал упрек:
   "Нет ли медных денег?" В кошелек
   Руку опустил, червонец вынул,
   Думал спрятать вновь -- и нищим кинул.
   Вот второй и третий, и дождем
   Сыплются монеты золотые.
   Он кидает с радостным лицом.
   Спор и драку подняли слепые.
   Отдал всё Франциск, и у него
   Вместе с деньгами с души усталой
   Словно бремя тяжкое спадало,
   И в улыбке доброй -- торжество.
   Едет дальше: каждая былинка,
   Небо, птицы, резвый мотылек,
   И смолы янтарная слезинка
   На сосне, и трепетный цветок --
   Полны радости великой, снова
   Встретили Франциска, как родного.
   Он с доверьем смотрит в небеса,
   Господу поет хвалу простую.
   И долины, горы и леса
   Повторяют песнь его святую.
  
             V
  
   "Где червонцы? Где мои товары?..
   Нищим роздал, нищим сто монет!..
   Так не сын же ты мне больше, нет!
   Будь ты проклят!.." Бернадоне старый
   Палку в ярости схватил: "Ты вор,
   Изверг, роду нашему позор!"
   Истощив угрозы и упреки,
   Подал в суд отец его жестокий.
   Но Франциск, когда его зовут
   К городским старейшинам на суд,
   Отвечает, кроткий и спокойный:
   "Я пред Богом -- грешник недостойный...
   Вы простите мне, но признаю
   Одного я в мире Судию.
   Над людьми поставлен Он от века,
   И во всем я дам Ему ответ:
   Человек не судит человека,
   Между мной и Богом судей нет!"
  
             VI
  
   И его к епископу призвали.
   Долго с жаром говорил отец
   И не мог утешиться в печали
   О своих червонцах. Наконец
   Он умолк; тогда Франциск смиренный,
   Перстень сняв, пред стариком кладет:
   "Это матери подарок. Вот --
   Долг мой отдан: камень драгоценный
   Стоит больше денег, взятых мной!"
   Так Франциск, исполненный надежды,
   Обручился с бедностью святой:
   Снял с себя он обувь и одежды,
   Положил на землю пред отцом
   И воскликнул с радостным лицом:
   "Всё земное, всё, что я имею, --
   Даже ризу прежнюю мою
   Я отцу земному отдаю.
   Больше здесь ничем я не владею!
   Одного хочу любить Христа,
   Одному хочу служить я Богу:
   Я избрал тернистую дорогу, --
   И теперь душа моя чиста,
   И мечты мои свободней ветра!
   Я могу воскликнуть наконец:
   Не отец мой -- Бернадоне Пьетро,
   А Господь -- Небесный мой Отец!
   Будьте же свидетелями, братья,
   Я хочу быть бедным, и таким,
   Как родился -- слабым и нагим,
   Кинуться Спасителю в объятья!"
  
             VII
  
   У него ни палки, ни мешка.
   Опоясанный веревкой, нищий,
   Он в одежде грубой мужика
   Просит именем Христовым пищи
   По глухим селеньям, городам,
   По большим дорогам и полям
   Ходит, проповедуя народу:
   "Вы найдете в бедности свободу:
   Прежде ваших просьб Создатель сам
   Знает, братья, всё, что нужно вам.
   Для чего ж печетесь вы без меры
   Об едином хлебе, маловеры?
   Вы не лучше ль лилий полевых?
   А меж тем не ткут они, не сеют,
   Но цари одеться не умеют,
   Как одета каждая из них.
   В Божьем мире -- людям места много.
   Что ж вы спорите -- "мое", "твое"?
   Не тому учил Спаситель: всё,
   Что прекрасно, нам дано от Бога.
   Не одна ли общая земля,
   Как один небесный свод над нами?
   Для чего ж вы делите межами
   Господа цветущие поля?
   Кто же в тени путнику откажет,
   На чужую ниву не прикажет
   Падать росам, кто про золотой
   Солнца луч дерзнет сказать: "он мой"?
   У тебя Создатель твой на лозах
   Наливные гроздья позлатил,
   У тебя Он в благодатных грозах
   Твой поникший колос напоил,
   Он скорбит о бедном и богатом,
   Воздает за зло тебе добром,
   Отчего ж и ты не хочешь с братом
   Поделиться хлебом и вином?
   О, помиримся, окончим битву,
   Пусть навеки общим будет всё,
   И сольем сердца в одну молитву:
   "Да приидет царствие Твое!""
  
             VIII
  
   Жил Сильвестр в горах, на дикой круче,
   Словно зверь, в расщелине скалы.
   Вкруг него ходили только тучи,
   Да летали с клекотом орлы.
   На полу пергаментные книги,
   Бич железный, цепи и вериги.
   Вдоль стены уступ гранитных скал
   По ночам подушку заменял.
   Не согнувшись, встать нельзя, так низко
   В тесной келье... В бездне, глубоко,
   Лишь поток гремит, -- и далеко
   Всё земное, только небо близко.
  
             IX
  
   И Франциск мечтает: "Не уйти ли
   От людей, от шумных городов,
   От тревоги, суеты и пыли
   В свежесть и безмолвие лесов?
   Там, в горах, где не было доныне
   И следа людского, -- в тишине
   Жить и умереть наедине
   С Господом лицом к лицу в пустыне".
   Говорил Сильвестр Франциску: "Плоть,
   Плоть проклятую смири цепями
   И бичом железным, и постами,
   Чтоб простил грехи твои Господь.
   У тебя, мой сын, в уме лишь радость,
   Песенки веселенькие, смех?..
   Словно пчелки на цветы -- на грех
   Мы летим и пьем мирскую сладость!..
   Смехом люди бесов лишь зовут.
   И, внимая радостному кличу,
   Дьяволы на грешника бегут,
   Как борзые в поле на добычу...
   А потом, когда умрет он -- в ад
   Крючьями да вилами влачат
   Господом отринутую душу,
   И коптят, и жарят над огнем,
   Как на святках мы свиную тушу
   На железном вертеле печем:
   Вельзевул углей обложит грудой,
   Уксусом и желчью обольет,
   И на стол он лакомое блюдо
   Самодержцу ада подает.
   Люцифер на троне лучезарен
   За роскошной трапезой сидит
   И, отведав грешника, кричит
   Повару сердито: "Недожарен!"
   Бесы вновь в огонь его влекут
   И, крутя на вертеле, пекут.
   Прежде радость ты любил земную,
   Прежде песни пел ты на пирах,
   Подожди ж -- у дьявола в когтях
   Запоешь ты песенку другую!"
   И умолк отшельник. Замирал
   На устах его зловещий хохот,
   В тишине пустыни отвечал
   Лишь потока дальний вечный грохот...
  
             X
  
   От него Франциск в раздумье шел:
   Он жалел монаха всей душою.
   Темный свежий бор и ясный дол
   Манят к счастью, миру и покою.
   Понимал он всё, о чем в листве
   Радостные птицы щебетали,
   Понимал, о чем в сырой траве
   Мошки в солнечном луче жужжали,
   Всё, что ключ шептал на ложе мха;
   Сердце чисто, дух его свободен,
   Нет! не верит он во власть греха,
   В смерть, и в ад, и в вечный гнев Господень.
   Ликованья больше в Небесах
   Об едином грешнике спасенном,
   Чем о многих праведных мужах.
   Только в сердце, злобой омраченном --
   Скорбь и ужас, только лица злых
   Полны грустных дум в молчанье строгом,
   А в душе у добрых и простых --
   Радость бесконечная пред Богом!
  
             XI
  
   Папа Иннокентий утвердил
   Орден нищих братьев. Мало верил
   Он во всё, чему Франциск учил.
   Но умом расчетливым измерил
   Выгоду возможную для пап:
   "Пусть, -- он думал, -- мысль невыполнима,
   Жить нельзя без денег, но для Рима
   Во Франциске будет верный раб!.."
   Проповедовать по всей вселенной
   Миноритам папа разрешил.
   Десять лет с тех пор Франциск, смиренный,
   Нищий, по Италии ходил.
   И когда родные Апеннины
   Скрылись за далекий горизонт,
   Обошел Испанию, Пьемонт,
   Францию, Савойские долины.
   Тот, кто видел раз его, не мог
   Позабыть: идут к нему крестьяне,
   Женщины, сеньоры, горожане
   И разбойники с больших дорог.
   Все они в одно сливались братство
   И в одну великую семью,
   Покидали родину свою,
   Дом, детей и славу, и богатство.
  
             XII
  
   Было раз великое собранье
   Нищих братьев. Сотнями пришли
   Воины Христа на совещанье,
   Босоногие, со всей земли.
   В Умбрии, в благословенном крае,
   Собрались толпы учеников
   На равнине у Сполето, в мае,
   Меж зеленых сосен и цветов.
   Там, в полях, не гнезда птиц небесных,
   Это -- кельи иноков святых,
   Это -- кущи из ветвей древесных
   И зеленых листьев молодых.
   Всё кругом объято тишиною, --
   Только гул божественных псалмов
   Издали сливается порою
   С пеньем птиц и шелестом дубров.
   Там, под кровлей из ветвей душистых,
   Пахнет влажной зеленью в тени,
   Там в молитвах и беседах чистых
   Протекают сладостные дни.
   Ни о чем не споря, не жалея,
   На земле свободны лишь они --
   Меж царей и меж рабов -- одни,
   Ничего земного не имея.
   И в волненье весь окрестный край,
   К ним народ собрался отовсюду,
   Хвалят Бога и дивятся чуду,
   Говорят: "Сошел на землю рай".
   Там, в полях, за трапезой в смиренье
   Гордые бароны и князья
   Служат нищим. Люди на мгновенье
   Во Христе -- единая семья.
   В небе солнце греет и сияет, --
   На земле Блаженный, прост и тих,
   Ходит, смотрит на детей своих,
   Любит всех и всех благословляет.
  
             ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
             I
  
   Он скорбел и думал: "Льется кровь
   Вот уж третий век за гроб Господень.
   Брат на брата восстает, любовь
   Угасает, и раздор бесплоден.
   Неужель не кончится вовек
   Брань народов, стоны жертв и крики,
   Не поймет безумный человек,
   Что война -- пред Богом грех великий?.."
   Он садится на корабль, спешит
   В лагерь крестоносцев, к Дамиетте,
   И мечтает, сердцем прост, как дети,
   Что людей словами убедит
   Кончить брань. А в лагере солдаты
   И вожди веселием объяты:
   Оттого у добрых христиан --
   Праздник, что вчера, во славу Бога
   И Святой Пречистой Девы, -- много
   Перебили пленных мусульман.
   Со словами мира и молитвой
   Он идет к неверным в грозный стан.
   Меж двумя войсками перед битвой
   По дороге встретился отряд
   Сарацин, и в плен святой был взят.
   За шпиона приняли, схватили,
   Безоружного, связав, избили,
   К полководцу привели в шатер.
   Пред вождем, доверчивый, спокойный,
   Он, подняв свой детски ясный взор,
   Говорил, что надо кончить войны,
   Что у всех народов Бог один.
   Этой речью, доброй и простою,
   Тронут был суровый Меледин.
   Он поник в раздумье головою
   И сказал: "Кто б ни был ты, монах, --
   Я тебя обидеть не позволю:
   Мудрость Господа -- в твоих речах.
   С миром отпущу тебя на волю!
   Всё, что хочешь, у меня возьми...
   Ты гяур иль нет, но меж людьми
   Больше всех ты истинного Бога
   Сердцем чтишь!" Франциск не уходил.
   Он владыку робко вопросил,
   И мольба во взоре и тревога:
   "Кончит ли султан войну?" В ответ
   Грозный вождь с улыбкой молвил: "Нет".
   Но в подарок, пожалев о госте,
   Предложил он из казны своей
   Много золота, слоновой кости
   И парчи, и дорогих камней.
   На сокровища не бросив взгляда,
   Нищий отвернулся и молчал,
   Головой лишь грустно покачал
   И шепнул: "Мне ничего не надо".
   Но готовы слезы из очей
   Хлынуть, губы у него дрожали,
   Как порой у маленьких детей
   От обиды жгучей и печали...
   Он в последний раз с мольбой взглянул
   И тихонько вышел от султана...
   Трубный звук и топот, гром и гул,
   Уж готовы к битве оба стана.
   "Бог и Магомет Его пророк!" --
   Мусульмане с верой восклицали,
   И с такой же верой: "С нами Бог!" --
   Паладины грозно отвечали.
   В жизни первый раз он одинок
   Меж людьми. И, скорбный и безмолвный,
   Он уходит на морской песок,
   Где шумят в пустыне только волны.
   Пал на землю, волю дав слезам,
   Поднял взор к далеким небесам:
   "Господи, они не понимают!" --
   Шепчет, жгучей жалостью объят;
   Но ему лишь волны отвечают,
   Только волны синие шумят...
  
             II
  
   Возвратясь из Африки далекой
   К берегам Италии родной,
   Шел Франциск в печали одинокой
   Меж скалами горною тропой.
   Там, в лазури утренней сияя,
   Ярче снега, -- посреди камней
   Обнаженных, ворковала стая
   Белокрылых нежных голубей.
   И сказал он, подойдя к подножью
   Этих гор, раздумием объят:
   "Если люди слушать не хотят,
   Пусть же внемлют птицы слову Божью!"
   И меж них он радостный стоял:
   Всех животных в простоте сердечной,
   Как детей одной природы вечной,
   Братьями и сестрами он звал.
   "Сестры-птицы, мир да будет с вами!" --
   Так он начал проповедь, и вдруг
   Всё затихло. На земле рядами,
   Слушая, сидят они вокруг.
   "Сестры птицы, громкими хвалами
   Вы должны с любовью без конца
   Каждый день благодарить Творца, --
   Потому что радостно живете,
   Не сбирая с житницы плодов,
   Вы в полях не сеете, не жнете,
   А Господь под зеленью дубров
   Вас укрыл, заботится о пище,
   Он вам дал прекраснейший удел --
   Светлый чистый воздух как жилище,
   Перьями, как ризою, одел!
   Вот за что весь день, лишь луч денницы
   Заблестит сквозь утреннюю мглу --
   И до звезд вечерних, -- пойте, птицы,
   Пойте Богу вечную хвалу!"
   Он умолк, -- и голуби ликуют
   И, к нему головки протянув,
   Крыльями трепещут и воркуют,
   Смотрят в очи, открывая клюв.
   И один в лазури необъятной
   С этой стаей белых голубей
   Он меж ними ходит, благодатный,
   Как отец -- среди своих детей.
   Ризою касается смиренной
   Их головок ласковых. Потом,
   Отпуская Божьих птиц, Блаженный
   Осенил с любовью их крестом.
   И взвилась ликующая стая,
   И следил он с радостным лицом
   Долго, долго, как она, блистая,
   Словно белый снег, под солнцем тая,
   Исчезала в небе голубом.
  
             III
  
   Так Франциск ни от кого на свете
   С гордостью не отвращал лица:
   Божьи твари -- все равны, как дети
   Одного Небесного Отца.
   И они к нему приходят сами,
   К людям позабыв вражду свою.
   Сердцем чист, он в дружбе со зверями
   Жил, как первый человек в раю.
  
             IV
  
   Раз в пещере в зимний холод, поздно
   Ночью с молодым учеником,
   В Риво-Торто, над стремниной грозной
   Он сидел за тлеющим огнем.
   Всё мертво. Над пеленою снежной
   Только звезды бледные дрожат.
   Отрока спросил учитель нежный:
   "Отчего ты грустен, милый брат?" --
   "О прости мне, отче! я горюю
   О семье. Я вспомнил мать родную,
   Братьев, маленьких сестер моих.
   Скучно мне, душа болит о них..."
   И Франциск с улыбкой состраданья,
   Не сказав ни слова, но спеша,
   Вышел поскорей из шалаша,
   Стал лепить из снега изваянья.
   Кончив, с торжествующим лицом,
   Он, смеясь, их обошел кругом
   И воскликнул: "Где же ты, Руфино?
   Братец, люди снежные!.. Взгляни
   Как блестят над белою равниной,
   Как тебя приветствуют они!"
   И Руфино вышел, грусти полный;
   Искрятся при свете звезд ночных
   Изваянья, бледны и безмолвны;
   И Франциск указывал на них:
   "Вот -- отец твой, мать, вот -- сестры, братья...
   Что ж ты медлишь? Подойди скорей!
   Видишь, как им холодно, согрей,
   Поцелуй их, заключи в объятья!
   Но, когда к груди прижмешь -- в тепле
   Изваянья снежные растают,
   И умрут они, как умирают
   Все, кого мы любим на земле.
   Не помогут ласки и лобзанья!
   И уйдут, уйдут они от нас,
   Исчезая каждый день и час,
   Словно снег от теплого дыханья!"
  
             V
  
   Сорок дней был пост в монастыре.
   По обету братья не вкушали
   Ни плодов, ни рыбы. На заре
   Встал Франциск. Еще монахи спали.
   Рядом с ним был в келье брат больной:
   Долгими постами изнуренный,
   Жаждою томясь, во сне порой
   Он шептал, видением смущенный:
   "Если б мог я жажду утолить,
   Под зеленой, свежей тенью сада,
   От янтарных гроздий винограда,
   Соком переполненных, вкусить!.."
   Бред его подслушав, к изголовью
   Подошел Франциск: "Проснись, мой брат".
   И заботливей, чем мать, с любовью
   Он ведет его тихонько в сад,
   Прямо к спелым гроздьям винограда.
   Но больной поднять не смеет взгляда:
   Ягоды под розовым лучом,
   Налитые соком золотистым,
   Под листом широким и росистым
   Светятся прозрачным янтарем.
   И Блаженный первым к ним склонился,
   Немощь плоти с братом разделил,
   Вместе с ним он от плода вкусил,
   Чтоб монах нарушить не стыдился
   Свой обет. "Не бойся прогневить
   Господа, -- сказал Франциск, -- чтоб душу
   Брата от страданий облегчить,
   Тысячи обетов я нарушу!
   На себя беру твой грех. Готов
   Дать ответ во всем: я знаю, Боже,
   Милосердье -- для Тебя дороже
   Всех молитв, обрядов и постов!"
  
             VI
  
   От служенья в мрачном, душном храме
   В сад порой Блаженный уходил.
   Там, под голубыми небесами,
   Целый день с улыбкой он следил,
   Как из сердца розы темно-алой,
   Из тюльпанов огненных пчела
   Сладкий, ароматный сок пила
   И как солнце в ульях озаряло
   Восковые грани нежных сот,
   Где струился теплый, светлый мед.
   В их строенье мудрости так много,
   Что Франциск у пчелок золотых,
   Умных маленьких сестер своих,
   Познавать учился благость Бога.
   И когда в стыдливой красоте
   Лилии порой пред ним блистали,
   Дольние цветы напоминали
   О Цветке Небесном, о Христе --
   Этой бледной, сладостной Лилее,
   Выросшей в долинах Галилеи
   И цветущей ныне в небесах.
   Тот Цветок наполнил, умирая,
   Мир таким благоуханьем рая,
   Что проснулись мертвые в гробах.
   Так вселенная душе святого
   Кажется в гармонии своей
   Символом Единого, Благого,
   Вечного, таящегося в ней.
   И зовет, зовет он всю природу,
   Бездны, горы, тучи, небеса,
   Землю, воздух и огонь, и воду --
   Слить в одну молитву голоса.
   Чувствуя душой прикосновенье
   Бесконечного, он весь горел
   И любил, и, полный вдохновенья,
   Свой великий гимн пред Богом пел:
  
             VII
  
  
   "Тебе -- хвала, Тебе -- благодаренье,
   Тебя Единого мы будем прославлять,
             И недостойно ни одно творенье
                       Тебя по имени назвать!
  
   Хвалите Вечного за все Его созданья:
   За брата моего, за Солнце, чье сиянье,
             Рождающее день --
             Одна лишь тень,
   О, Солнце солнц, о, мой Владыко, --
             Одна лишь тень --
             От Твоего невидимого лика!
  
   Да хвалит Господа сестра моя Луна, --
   И звезды, полные таинственной отрады,
             Твои небесные лампады,
   И благодатная ночная тишина!
  
   Да хвалит Господа и брат мой Ветр летучий,
   Не знающий оков, и грозовые тучи,
             И каждое дыханье черных бурь,
             И утренняя нежная лазурь!
  
   Да хвалит Господа сестра моя Вода:
             Она -- тиха, она -- смиренна,
   И целомудренно чиста, и драгоценна!
  
   Да хвалит Господа мой брат Огонь -- всегда
             Веселый, бодрый, ясный,
   Товарищ мирного досуга и труда,
             Непобедимый и прекрасный!
  
   Да хвалит Господа и наша мать Земля:
   В ее родную грудь, во влажные поля
   Бразды глубокие железный плуг врезает,
   А между тем она с любовью осыпает
             Своих детей кошницами плодов,
   Колосьев золотых и радужных цветов!
  
   Да хвалит Господа и Смерть, моя родная,
   Моя великая, могучая сестра!
             Для тех, кто шел стезей добра,
   Кто умер, радостно врагов своих прощая,
             Для тех уж смерти больше нет,
             И смерть -- им жизнь, и тьма могилы -- свет!
  
   Да хвалит Господа вселенная в смиренье:
   Тебе, о Солнце солнц -- хвала и песнопенье!"
  
  
             VIII
  
  
   Над горами тихо пролетая,
   В красоте торжественной своей
   Вся дрожит и блещет ночь немая
   Мириадами живых огней.
   В полусне недвижимый над бездной
   На горах Альверно он стоял,
   Окруженный небом ночи звездной,
   Одинокий на вершине скал,
   И молился горячо. Светлело
   Перед ним в полночной темноте,
   Словно в блеске солнца на Кресте,
   Бледное, страдальческое тело.
   Каплями из ран сочилась кровь,
   Алая, во мраке черной ночи.
   Долу лик склонен, закрыты очи,
   А в улыбке -- всё еще любовь.
   Он покорно, тихо умирает.
   И Блаженный к Богу своему
   Поднял взор. От жалости к Нему,
   От любви душа изнемогает:
   "О, как мало я Тебя любил,
   Как обидел! Это я, гвоздями
   Члены жалкие пронзив, убил
   Моего Спасителя грехами.
   Господи, я не могу смотреть
   На Твои мученья! Дай мне тоже,
   Дай страдать с Тобою вместе, Боже,
   И с Тобою вместе умереть.
   Лучше пусть Христос меня осудит,
   Пусть отвергнет, -- сердцу легче будет,
   Только бы не умер Он, храня
   Кроткий вид, исполненный смиренья...
   Боже, я не вынесу прощенья,
   Нет, не надо, не прощай меня!.."
   Но Спаситель открывает очи,
   На Франциска Он взглянул: в тот миг
   Взор такой любви из мрака ночи
   В глубину души его проник,
   Что как будто в первый раз Блаженный
   Понял, как Господь его любил,
   Понял, что, за все грехи вселенной
   Умирая, Он людей простил.
   И Христос к нему всё ближе, ближе,
   Он -- казалось -- обнимал его,
   И Франциск шептал с мольбой: "Возьми же,
   Господи, возьми меня всего!"
   И почувствовал он те же муки,
   Как Распятый, боль он ощутил,
   Словно кто-нибудь гвоздями руки
   И ступени ног ему пронзил.
   Во Христа душой преобразившись,
   Вместе с Ним был распят на Кресте,
   Вместе с Ним страдал и, с Богом слившись,
   За людей он умер во Христе.
   К Небу громким голосом взывая,
   Он упал: "Тебе я жизнь мою,
   Отче, ныне в руки предаю!"
   А над ним, по-прежнему блистая
   В непонятной красоте своей,
   Вся дрожит и блещет ночь немая
   Мириадами живых огней...
   . . . . . . . . . . . . . .
   Рано утром из окрестных келий
   Братья-иноки пришли за ним.
   Он лежал на скалах недвижим,
   И как будто от гвоздей алели
   Язвы на ногах, ладонях рук,
   На худом, прозрачно-бледном теле.
   В ужасе стояли все вокруг...
   . . . . . . . . . . . . . .
   Но потом открыл он очи вновь.
   Взор его был полон тайн небесных,
   Несказанных, и сочилась кровь
   Каплями из ран глубоких, крестных...
  
             IX
  
   С этих пор страданья начались
   Тяжкого, смертельного недуга.
   Раз от всенощной, полны испуга,
   Бледные монахи собрались
   И смотрели на его мученья.
   И не в силах боли превозмочь,
   Полумертвый, истощив терпенье,
   Он метался и стонал всю ночь;
   Юный брат в порыве состраданья,
   Слыша бесконечные стенанья,
   Видя, что ничем нельзя помочь --
   "Господи, -- воскликнул, -- неужели
   Так несправедливо и без цели
   Ты казнишь избранников Твоих?"
   Услыхал больной и вдруг затих,
   На монаха поглядел он строго,
   И ответ раздался в тишине:
   "Брат, как смеешь ты судить во мне
   Милосердье праведного Бога?"
   Встал Франциск от ложа и, с трудом
   Опустившись, ниц упал челом,
   Крепко всеми членами своими
   Трепетными, слабыми, нагими
   Он к земле припал и целовал
   Землю, руки к персям прижимал,
   Полный бесконечного смиренья:
   "О Создатель мой, благодарю
   Я за все, за все мои мученья!
   Об одном еще Тебя молю:
   Боль сильнее сделай, если надо, --
   Я перенесу ее, любя, --
   Потому что всё, что от Тебя,
   Даже муки -- для меня отрада!
   Разве не у Господа в руках --
   Жизнь и смерть, и вся земная доля?
   О Твоя, Твоя да будет воля,
   Отче, на земле и в небесах!"
  
             X
  
   Так великий дух в страданьях рос.
   И огнем любви неутолимой
   Сердце чистое зажег Христос.
   Между тем как дух неугасимо
   Пред лицом Твоим горел, Господь, --
   Как свеча пред образом, -- сгорала
   От болезни немощная плоть,
   Таяла, как воск, и умирала.
  
             XI
  
   Перед смертью он ослеп. Мученье
   Каждый день росло. Когда порой
   Становилось легче, в сад больной
   Выходил: одно лишь утешенье --
   На крыльце у двери посидеть
   И на миг -- измученное тело,
   Что, теряя силы, холодело,
   В теплых солнечных лучах согреть.
   Раз, когда в вечернем кротком свете
   Он дремал, монахи принесли
   Пару диких горлиц. Их нашли
   В поле. Бедные попались в сети.
   Чтоб вскормить могли они птенцов,
   Гнездышко под кровлей, над дверями,
   Он слепил из глины и сучков
   Слабыми, дрожащими руками.
   И веселью не было конца,
   Только что из первого яйца
   Вылупился птенчик, и неловкой
   Обнаженной маленькой головкой
   Скорлупу пробил... Раздался писк
   Жалобный... Благословил Франциск
   Господа за то, что, умирая,
   Видел, как рождалась молодая
   Жизнь, и, свет еще сильней любя,
   Окруженный мраком вечной ночи,
   К солнцу поднял он слепые очи:
   "Господи, благодарю Тебя!.."
  
             XII
  
   Только плоти слабою преградой
   Дух его, как тонкою стеной,
   Отделен от Бога. Он порой
   Говорил: "Мне ничего не надо,
   Хорошо и умереть, и жить!"
   Так Блаженный, землю покидая,
   Счастье высшее познал -- любить,
   На любовь в ответ любовь встречая.
   Чтобы к Богу в мире отойти,
   В темную часовню под землею
   Он велел себя перенести.
   Утешаясь бедностью святою,
   Ризы снял и лег на голый пол,
   И как в юности, когда, одежды
   Сняв с себя, от мира он ушел, --
   Так теперь, исполненный надежды,
   Он с печатью смерти на челе
   Всё земное отдает земле
   И свободе радуется: "Братья,
   Я хочу быть бедным и таким,
   Как родился -- слабым и нагим,
   Кинуться Спасителю в объятья!.."
   Со свечами иноки стоят,
   И один открыл на аналое
   И читал Евангелье святое;
   В тишине слова любви звучат:
   "Дети, Я недолго с вами буду.
   Ныне вам Я новую Мою
   Заповедь великую даю,
   И за то Я вечно в вас пребуду.
   Мир вам, дети! Как Я вас люблю,
   Так и вы друг друга возлюбите,
   Чтоб узнали все по той любви,
   Что вы заповедь Мою храните
   И что вы ученики Мои.
   Я приду к вам вновь и успокою.
   Вы -- во Мне, как Я -- в Отце Моем,
   И вы будете одно со Мною,
   Как и Я -- одно с Моим Отцом".
   Он вздохнул -- и кончилось мученье:
   И, как будто задремав, поник
   Головой на грудь в изнеможенье,
   И закрылись очи. Бледный лик --
   Всё светлей, спокойней и прелестней...
   Как дитя -- у матери в руках,
   Убаюканное тихой песней, --
   Он почил с улыбкой на устах.
   Незакатный свет пред ним сияет,
   В лоне Бога дух его исчез, --
   Так в лазури утренних небес
   Белокрылый лебедь утопает.
  
  
   1891
  

Примечания:

   Сборник "Нивы". 1891. No 3, под загл. "Легенда о Франциске Ассизском", без подзаг. и с примеч. к загл.: "Для разработки исторического и отчасти легендарного материала, послужившего канвою для этой поэмы, автор пользуется следующими источниками: Acta sanctorum. Octobris. Т. II (Antverp. 1768), где помещено три биографии Франциска: одна -- Thomas de Celano, другая -- Tres Socii (Leo, Rufinus, Angelus), третья -- Bonaventura. Fioretti ou Petites Fleurs de S. Francois d'Assises, traduites de l'italien par M. l 'Abbe A. Riche. Legende de S. Francois d'Assises. Manuscrit du XIII-e sincle, publie par Symon Latreiche. Vie de S. Franèois d'Assises par Candide Chalippe. Franz von Assisi, von Dr. Karl Hase. Nouvelles etudes d'Histoire Religieuse par Ernest Renan. Les Portes Franciscains en Italie au XII sincle par Ozanam"
   -- CC-1904 -- CC-1910 -- ПСС-I, т. 15; во всех трех собраниях без подзаг., с вар. в ст. 39 (ч. 1, гл. IX: "Погоди ж" вм. "Подожди ж") и в ст. 13 (ч. II, гл. V: "послушав" вм. "подслушав") -- ПСС-II, т. 23. Во всех авторских собраниях и в "Символах" в ст. 10 (ч. II, гл. I) неверно назван город ("Диаметта" вм. "Дамиетта"); исправлено по журн. публикации. Отрывки из поэмы включались в кн.: Брихничев Иона. Современные реформаторы. М., 1912; Епископ Михаил. Христианство и мораль. М., 1912; Волны вечности; Зонов А. С. Календарь для каждого. М., 1913 и в журн. "Слушай, земля!" (1909. No 6, под загл. "Все -- для всех") и "Новая земля" (1911. No 11). В журн. "Ежемесячное приложение к "Живописному обозрению" (1892. No 1), под тем же загл. и с подзаг. "Легенды" и за подписью: "Д. Мережковский" опубликованы фрагменты, явно имеющие отношение к замыслу поэмы: об этом свидетельствует не только общность загл., но и тот же размер и источники. Отсутствие автографов и материалов к поэме не дает возможности реконструировать историю текста, но можно предположить, что перед нами публикация поэтического переложения "легенд", не включенных автором в основной текст (см. "Другие редакции"). По возможности уточняем источники, которыми пользовался Мережковский: 1) Acta sanotorum quotquot toto orbe colunun vel a catholicis scriptoribus celebrantur aliarumque gentium collegit <...> Operam et studium contilit Godefridus Henschenius [в 66 т.]. 1734--1910. Т. 49. Octobris. II. Antverpiae, 1768; 2) Fioretti ou Petites Fleurs de S. Franèois d'Assises, traduites abbe A. Riche. Paris, 1847 (2-е изд.: Paris, 1865); 3) Legende de S. Franèois d'Assises: Manuscrit du XIII sincle, publie par Symon Latreiche. Paris, 1862 (2-е изд. Paris, 1865); 4) Chalipp (Candide). La vie de S. Franèois, instituteur de l'ordre des frures mineurs. Paris, 1736 или: Chalipp (Candide). La vie de Saint Franèois. V. 1-2. Paris, 1728 (которую из книг имеет в виду Мережковский -- не ясно); 5) Hase Karl. Franz von Assisi. Leipzig, 1856; 6) Renan E. Nouvelle etudes d'Histoire Religieuse. 2 ed. Paris, 1884 (издание имелось в Императорской Публичной библиотеке и можно предположить, что именно им пользовался Мережковский; 7) Ozanam Frederic. Les Pontes Franciscains en Italie au XII sincle. Paris, 1852.
   Поэма получила неоднозначную оценку. Если рецензент "Нового времени" нашел в ней "много прекрасных мест" (1903. 3 декабря, No 9968, прилож.), критик РМ указал, что она написана "гладкими стихами" и читается "не без удовольствия" (1892. No 7. С. 299; ср.: Измайлов, с. 139), а А. А. Смирнов назвал ее, наряду с некоторыми другими поэмами сборника, "очень интересной" (МИ. 1903. No 15. С. 166). -- то А. И. Богданович сурово осудил ее за "слащавость и наивничанье вместо детской веры и простоты великого западного подвижника" (МБ. 1904. No 1, отд. 2. С. 84). К образу Франциска Мережковский возвращался неоднократно, в том числе и в последние годы жизни, посвятив ему монографическое исследование в жанре религиозно-философского эссе "Франциск Ассизский", составившее третий том в серии "Лики святых" (Париж, 1938; то же: Берлин, 1938).
   Франциск Ассизский (1181 или 1182--1226) -- легендарный итальянский проповедник, основатель ордена "меньших братьев"; автор религиозно-поэтических произведений. Для Мережковского -- один из предшественников "новой церкви".
   Умбрия -- область центральной Италии; во времена Франциска так называли территорию, где до римлян жили древние умбры; отдельные города этой области имели собственных правителей, в том числе -- Ассизи и Перуджа; при Франциске в этой области постепенно укреплялась власть Папы.
   Кремон -- с XI в. город-крепость на севере Италии.
   Собиралось в лавке у Франциска и т. д. Эпизод, изложенный в третьей главе и взятый из жизнеописания Челано, Мережковский так передал в своей поздней версии жития Франциска: "А в другой раз, может быть, стоя за прилавком и торгуясь с прекрасными дамами, занят был этим так, что отказал просившему с улицы нищему, и когда потом вспомнил об этом, то сгорел от стыда..." (Мережковский Д. Франциск Ассизский. Париж, 1938. С. 79).
   Левретки -- маленькие комнатные собачки с короткой одноцветной шерстью.
   Для отца он сделать все готов и т. д. Иначе рассказал этот эпизод поэт в своей монографии: здесь Франциск выбрасывает заработанные деньги в пустой церкви, и отец их находит. В исторической биографии Франциск отдал их священнику церкви св. Домиана и, когда тот, испугавшись гнева отца, не принял кошелек, бросил его на подоконник и остался в церкви. Отцу он возвращает их на суде.
   Вы не лучше ль лилий полевых и т. д. Сравнение восходит к проповеди Христа: "И об одежде что заботитесь. Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут. Но говорю вам, что Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них" (Мф., 6:28--29).
   Да приидет Царствие Твое -- см. примеч. 223.
   Папа Иннокентий -- Иннокентий III (1160 или 1161 -- 1216), ставший Папой в 1198 г., разрешил Франциску и его ученикам проповедовать свое учение; утверждение же устава ордена Франциск получил от следующего Папы -- Гонория III в 1223 г.
   Минореты -- от латинского выражения "fratres minores" ("меньшие братья") -- так называли себя члены братства, основанного Франциском Ассизским в 1207--1209 гг. Их учение зиждилось на соблюдении евангельской нищеты и аскетизма; позже при содействии папства братство было превращено в монашеский орден францисканцев.
   Апеннины -- горная гряда в Умбрии.
   Пьемонт -- северо-западная область в Италии, находившаяся во времена Франциска под властью различных правителей и входившая в разные области; позже небольшое Пьемонтское королевство было тесно связано с Савойским герцогством.
   Савойские долины. Вероятно, речь идет о долине между городом Мартинье и Женевским озером, т. е. о долине в горной, альпийской области этого герцогства (ныне во Франции).
   Сполето -- город в центре одноименного герцогства, которое во времена Франциска дважды переходило под юрисдикцию Папы.
   Он скорбел и думал и т. д. В указанной монографии Мережковский так излагает этот эпизод: "...Трижды искал мученичества в Крестовых походах: в первый раз в 1212 году в Сирии; во второй -- в 1215 году в Марокко; в третий -- в 1219 году в Египте <...>. В 1219 году при взятии Дамиетты крестоносцами увидел впервые лицом к лицу ужас войны. Если бы мы лучше знали эти дни Франциска, о которых очень мало говорит история, а легенда не говорит почти совсем, то, может быть, мы увидели бы в жизни его поворотную точку. Главное дело, для которого он шел в крестовые походы, -- обращение неверных -- не удалось. Он возвращался ни с чем или со смертью в душе; во всяком случае, из последнего похода уже не таким вернулся, каким в него пошел: понял, наконец, страшную косность людей, тяжесть и медлительность времени; понял, что лев ляжет с ягненком не так скоро, как ему казалось, и царство Божие страшно от него отдалилось" (Франциск Ассизский. С. 200--201).
   Льется кровь / Вот уж третий век за гроб Господень. Речь идет о крестовых походах (1096--1270 гг.) на Ближний Восток (в Сирию, Палестину и в Северную Африку), организованных западноевропейскими феодалами и католической церковью.
   Дамиетта -- город в Египте.
   Сарацины -- название, данное крестоносцами вначале арабам, а затем распространенное на турок и мусульман Северной Африки.
   Меледин (Мелим-эль-Камель; 1218--1238) -- султан Египта из династии Эйюбидов (Айюбидов), явившихся главными организаторами борьбы с крестоносцами.
   Раз в пещере, в зимний холод, поздно и т. д. Этот эпизод с отсылкой на те же источники (Челано и Бонавентура), но совершенно иначе изложен в монографии Мережковского (Франциск Ассизский. С. 181--183).
   Риво-Торто -- дословный перевод "извилистая речка"; в своей монографии Мережковский объясняет, что так называется местность вблизи горы Св. Демиана в долине Умбрии (с. 128); здесь Франциск основал свое селение.
   Руфино (ум. в 1270) -- один из любимых учеников Франциска, присоединившийся к нему в 1210 г.; принадлежал к семье Шифи, по некоторым сведениям, был родственником св. Кьяры; автор неофициальной (т. е. не заказанной церковью) биографии Франциска -- "Legenda trium sociorum", использованной Мережковским.
   "Тебе -- хвала, Тебе -- благодаренье" и т. д. Вся седьмая глава второй части -- довольно точный перевод "Кантики брату солнцу" ("Cantico di Frate Sole", 1224) Франциска Ассизского; Мережковский сохранил размер подлинника (нерегулярную рифмовку, строфику и метрику), но изъял четыре стиха ("О примирении") из середины "Кантики", возможно, потому, что они были вставлены Франциском позже (после того, как он примирил епископа и синьора Ассиз). Более точный перевод второй и восьмой строф "Кантики творению" (др. загл. этого произведения Франциска) см. в указ. монографии Мережковского (с. 219 и 220).
   Альверно -- гора Апеннин в верховьях реки Арно, на которой в 1224 г. Франциску явилось чудесное видение распятия и он получил стигматы.
   Только плоти слабою преградой и т. д. Далеко не так идиллически описывается смерть Франциска в монографии (см. с. 222--224).
   "Дети, Я не долго с вами буду <...> с Моим Отцом" -- неточное поэтическое изложение глав 13 (33--35) и 14 (18--21) Евангелия от Иоанна; ср.: "Дети! Недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня <...> Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. Потому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою <...> Не оставлю вас сиротами; приду к вам <...> В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам".
   Источники: Мережковский Д. С. Стихотворения и поэмы / Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания К. А. Кумпан. (Новая Библиотека поэта) -- СПб.: Академический проект, 2000 -- 928 с.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru