Мандельштам Осип Эмильевич
Яхонтов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Осип Мандельштам.
Яхонтов

   Яхонтов -- молодой актер. Он учился у Мейерхольда, Станиславского и Вахтангова и нигде не привился. Это -- "гадкий утенок". Он сам по себе.
   Работает Яхонтов почти как фокусник: театр одного актера, человек-театр.
   Всех аксессуаров у него так немного, что их можно увезти на извозчике: вешалка, какие-то два зонтика, старый клетчатый плед, замысловатые портновские ножницы, цилиндр, одинаково пригодный для Онегина и для еврейского факельщика. Но есть еще один предмет, с которым Яхонтов ни за что не расстанется, -- это пространство, необходимое актеру, пространство, которое он носит с собой, словно увязанным в носовой платок портного Петровича, или вынимает его, как фокусник яйцо из цилиндра.
   Не случайно Яхонтов и его режиссер Владимирский облюбовали Гоголя и Достоевского, то есть таких писателей, у которых больше всего вкуса к событию, происшествию.
   Игра Яхонтова, доведенная Владимирским до высокого графического совершенства, вся проникнута тревогой и ожиданием катастрофы, предчувствием события и грозы.
   Наши классики -- это пороховой погреб, который еще не взорвался. Чудак Евгений недаром воскрес в Яхонтове; он по-новому заблудился, очнулся и обезумел в наши дни.
   На примере Яхонтова видим редкое зрелище: актер, отказавшись от декламации и отчаявшись получить нужную ему пьесу, учится у всенародно признанных словесных образцов, у великих мастеров организованной речи, чтобы дать массам графически точный и сухой рисунок, рисунок движения и узор слова.
   Ничего лишнего. Только самое необходимое. По напряжению и чистоте работы Яхонтов напоминает циркача на трапеции. Это работа без "сетки". Упасть и сорваться некуда.
   Чудаковатый портной Петрович кроит ножницами воздух так, что видишь обрезки материи, чиновничек в ветхой шинелишке семенит по тротуару так, что слышишь щелканье мороза, кучера у костров хлопают в рукавицы, а вдруг на тебя медведем навалится николаевский будочник с алебардой или промаячит с зонтиком ситцевая Машенька из "Белых ночей" у гранитного парапета Фонтанки.
   И все это могло быть показано одним человеком, все это течет непрерывно и органически, без мелькания кино, потому что спаяно словом и держится на нем. Слово для Яхонтова -- это второе пространство.
   В поисках словесной основы для своих постановок Яхонтов и Владимирский вынуждены были прибегнуть к литературному монтажу, то есть искусственному соединению разнородного материала. В некоторых случаях это был монтаж эпохи ("Ленин"), где впечатление грандиозности достигается соединением политических речей, отрывков из Коммунистического манифеста, газетной хроники и так далее. В других случаях монтаж Яхонтова -- это стройное литературное целое, точно воспроизводящее внутренний мир читателя, где рядом существуют, набегая друг на друга и заслоняя друг друга, различные литературные произведения. Таков "Петербург" -- лучшая работа Яхонтова, сплетенная из обрывков "Шинели" Гоголя, "Белых ночей" Достоевского и "Медного всадника".
   Основная тема "Петербурга" -- это страх "маленьких людей" перед великим и враждебным городом. В движениях актера все время чувствуется страх пространства, стремление заслониться от набегающей пустоты.
   На большой площадке Яхонтов играет в простом пиджаке, пользуясь уже указанными аксессуарами (плед, вешалка и проч.).
   Показывая, как портной Петрович облачает Акакия Акакиевича в новую шинель, Яхонтов читает бальные стихи Пушкина -- "Я черным соболем одел ее блистающие плечи", подчеркивая этим убожество лирической минуты. В тексте еще рукоплещет раек, но Яхонтов уже показывает гайдуков с шубами или мерзнущих кучеров, раздвигая картину до цельного театра, с площадью и морозной ночью. В каждую данную минуту он дает широко раздвинутый перспективный образ. Редкому актерскому ансамблю удается так наполнить и населить пустую сцену.
   Яхонтов при своем необыкновенном чутье к рисунку прозаической фразы ведет совершенно самостоятельно партию чтеца в то время, как режиссер Владимирский зорко следит за игрой вещами, подсказывая Яхонтову рисунок игры -- до такой степени четкий и математически строгий, словно он сделан углем.
   Яхонтов -- единственный из современных русских актеров -- движется в слове, как в пространстве. Он играет "читателя".
   Но Яхонтов -- не чтец, не истолкователь текста. Он -- живой читатель, равноправный с автором, спорящий с ним, несогласный, борющийся.
   В работе Яхонтова и Владимирского есть нечто обязательное для всего русского театра. Это возвращение к слову, воскрешение его самобытной силы и гибкости.
   Нужна была революция, чтобы раскрепостить слово в театре. И все же ее оказалось мало... Яхонтов -- один из актеров будущего, и работа его должна быть показана широким массам.
   
   1927

Примечания

   Экран "Рабочей газеты", 1927, No 31, 31 июля, с. 15.
   
   Яхонтов, Владимир Николаевич (1899-1945) -- вместе с женой Е. Е. Поповой и режиссером С. И. Владимирским создатель просуществовавшего до 1935 г. театра одного актера "Современник". В его репертуаре композиции "Петербург" (1927), "Евгений Онегин" (1930), "Горе от ума" (1932) и др. См.: Крымова Н. А. Владимир Яхонтов. М.: Искусство, 1978. Знакомство с Мандельштамом состоялось поздней осенью 1926 г. в истопленных залах царскосельского Лицея, где одновременно поселились Мандельштамы и коллектив "Современника". Знакомство перешло в прочную дружбу. Яхонтов, по свидетельству Н. Е. Штемпель, считал Мандельштама своим учителем (Новый мир, 1987,  10, с. 208). В 1935-1937 гг. Яхонтов несколько раз выбирал для гастролей именно Воронеж -- ради встречи с сосланным туда поэтом. О творческом характере их дружбы говорят и дневниковые записи Яхонтова (см. СК, с. 308-309).
   
   Наши классики -- это пороховой погреб... -- ср. запись в дневнике Яхонтова (не ранее января 1934 г.): "Опять появился Шалимов. Очень интересно говорил о "Переписке с друзьями" Гоголя: что это не мистицизм и мракобесие, как до сих пор установлено с легкой руки Виссариона Белинского, а что это потрясающая сатира, продолжающая линию "Мертвых душ". Я подумал, что это действительно так, надо будет внимательно прочесть всю "переписку" -- т. е. поистине наши классики "пороховой погреб", который еще не взорвался (О. Мандельштам)" (ЦГАЛИ, ф. 2440, оп. 1, ед. хр. 45, л. 62).
   
   Машенька из "Белых ночей" -- у Достоевского -- Настенька.
   
   ... это был монтаж эпохи (Ленин)... -- имеется в виду композиция Яхонтова "Ленин" (1925).
   
   Я черным соболем одел ее блистающие плечи... -- из ранних редакций "Евгения Онегина"("Альбом Онегина", строфа 9).
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru