Шкловский посоветовал мне написать сценарий и скрылся, мелькнув огуречной головой. Больше я его не видел, но получилось вот что: я проклял Шкловского до седьмого колена.
Я решил написать из быта пожарных. Мне сразу померещился великолепный кадр во вкусе Эйзенштейна: распахнутый гараж и машины, как гигантские ящеры, набегающие на зрителя.
Или, например, тревога, качающийся колокол, дежурный у телефона, пожарные вскакивают с коек...
А можно начать с мирной жизни: пожарные сидят на койках и читают газеты, или можно еще углубить бытовой уклон: скажем, пожарные созывают какое-нибудь совещание для выбора делегатов или борьбы с чем-нибудь. Тут же играют в шахматы... и вдруг приходит чья-то жена, жена какого-нибудь пожарного, и начинается... коллизия.
Да, коллизия, легко сказать -- коллизия! Почему она приходит, чего ей нужно?
Нет, лучше подойти со стороны. Где-то в Замоскворечьи сидит за чаем семья бухгалтера и совершенно не подозревает, что вся обстановка с ореховым буфетом через полчаса сгорит, а в это время пылает на кухне примус, а возле него ребеночек.
Вся суть в композиции кадров и в монтаже. Вещи должны играть. Примус может быть монументален.
Например: примус подается большим планом. Ребенка к чорту. Все начинается с погнувшейся примусной иголки (тонкая деталь). Иглу тоже первым планом. Испуганные глаза женщины.
Впрочем, лучше начать с китайца, продающего примусные иголки у памятника Первопечатнику. Это будет обрамление. Фильма без героя -- это хорошо, но все-таки должен быть какой-нибудь главный пожарный. Пусть он еще не оторвался от деревни. С одной стороны, он любит сельский инвентарь, с другой -- привязан к пожарным машинам. Вот и конфликт: например, пожарный тайно ото всех, ночью прокрадывается в гараж и что-нибудь изобретает.
Вот уже ничего: как будто что-то маячит. Коллизию нужно, коллизию! За коллизию денежки платят. Коллизия -- это не фунт изюма.
Пусть коллизия будет такая:
Когда-то, еще до войны, главный пожарный служил на заводе у частного капиталиста. Капиталист, в семнадцатом году, спасаясь за границу, замуровал в сейфе различные драгоценности...
Но надо столкнуть пожарного с бухгалтером. Чего они не поделили? Здесь узел всей фильмы. Ответив на этот вопрос, мы сразу сдвинемся с мертвой точки.
Одного пожарного мало, оттого что ничего не выходит, что он разветвился. Нужно его противопоставить... Но что мы знаем о нем самом? Ничего, кроме того, что он еще не оторвался от деревни, да и это не вяжется с тем, что он служил у частного капиталиста.
Хорошо: пусть один служил у частного капиталиста, а другой еще не оторвался от деревни. Но эти-то двое чего не поделили?
Пусть вещи играют отдельно, а пожарные совершенно отдельно. В вещах -- пафос событий, а в людях -- социальный заряд. Машины, то есть насосы и лестницы, воспитывают пожарного. Женщина тут ни при чем: ей нет места и в этой коллизии.
Кино -- не литература. Надо мыслить кадрами.
Пусть главный пожарный дежурит в фойе театра, а в это время его товарищ угощает чужую жену пирожными.
Нет, это чепуха.
Тема перегорела в процессе работы. Ничего больше не маячит. Нужно поймать Шкловского.
1927
Примечания
Советский экран, 1927, No 25, 21 июня, с. 4.
О намерении написать -- вместе с Б. Лившицем -- сценарий ("по делу Джорогова") Мандельштам писал жене в одном из писем осени 1926 г. (СС-Ш, с. 230). О "деле Джорогова" см. КГБ, 1926, с 10 по 22 февраля. "Контекст" данного очерка раскрыт в статье: Зоркая Н. "... Страшное, правдивое и мстительное искусство". Осип Мандельштам о кинематографе // Искусство кино, 1988, No 4; с. 87-88.