Мандельштам Осип Эмильевич
Кровавая мистерия 9-го января

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Осип Мандельштам.
Кровавая мистерия 9-го января

   Когда режиссер затевает массовую постановку, он бросает в действие толпы людей, указывает их место, могучим электрическим током вливает в них движение, и они живут под его перстами, шумят, плачут, шарахаются, как тростинки под напором ветра. У исторических событий нет режиссуры. Без указаний, без сговору выходят участники на площади и улицы, глухим беспокойством выгнанные из укромного жилья. Неведомая сила бросает их на городские стогны, во власть неизвестного.
   Хорошо, если найдется трибун, чей голос укажет строй -- порядок человеческой стихии, если есть общая цель -- крепость, которую нужно взять, Бастилия, которую нужно разрушить. Тогда муравейник, разрыхленный палкой, превращается в стройную систему сосудов, бегущих к центру, где все должно разрешиться, где должно произойти событие.
   В трагический день девятого января -- эта величественная массовая постановка обошлась без центра, без события; людские толпы не докатились до Дворцовой площади.
   Петербургским рабочим не пришлось встретиться с царем, массовое движение, задуманное по строго определенному плану, было обезглавлено волей истории, и ни один из актеров великого дня не выполнил указаний режиссера -- не дошел до огромной, как озеро, подковообразной площади с мраморным столпником-Ангелом в середине.
   Сколько раз разбивалась процессия петербургских рабочих, докатившись до последней роковой заставы, сколько раз повторялась мистерия девятого января? Она разрослась одновременно во всех концах великого города -- и за Московской, и за Нарвской заставой, и на Охте, и на Васильевском, и на Выборгской...
   Вместо одного грандиозного театра получилось несколько равноправных маленьких.
   И каждый из них справился самостоятельно со своей задачей: обезглавливаньем веры в царя, цареубийственным апофеозом, начертанным кровью на снегу.
   Любая детская шапочка, рукавичка или женский платок, жалко брошенный в этот день на петербургских снегах, оставались памяткой того, что царь должен умереть, что царь умрет.
   Может, во всей летописи русской революции не было другого такого дня, столь насыщенного содержанием, как 9-е января. Сознание значительности этого дня в умах современников перевешивало его понятный смысл, тяготело над ними как нечто грозное, тяжелое, необъяснимое.
   Урок девятого января -- цареубийство -- настоящий урок трагедии: нельзя жить, если не будет убит царь. Девятое января -- трагедия с одним только хором, без героя, без пастыря. Гапон стушевался: как только началось действие, он был уже ничем, он был уже нигде. Столько убитых, столько раненых -- и ни одного известного человека (только профессору Тарле поранило голову саблей -- единственная знаменитость). Хор, забытый на сцене, брошенный, предоставленный самому себе. Кто знает законы греческой трагедии, тот поймет -- нет более жалкого, более раздирающего, более сокрушительного зрелища. В ту самую минуту вспыхнула вся трагическая глубина сознания народных масс, 9когда: засвистели пули, люди бросились врассыпную, попадали на землю в зверином страхе, забывая друг о друге.
   Характерно, что никто не слышал сигнальных рожков перед стрельбой. Все отчеты говорят, что их прослышали, что стреляли как бы без предупреждения. Никто не слышал, как прозвучал в морозном январском воздухе последний рожок императорской России -- рожок ее агонии, ее предсмертный стон. Императорская Россия умерла как зверь -- никто не слышал ее последнего хрипа.
   Девятое января -- петербургская трагедия; 9она: могла развернуться только в Петербурге, -- его план, расположение его улиц, дух его архитектуры оставили неизгладимый след на природе исторического события. Девятое января не удалось бы в Москве. Центростремительная тяга этого дня, правильное движение по радиусам, от окраины к центру, так сказать, вся динамика девятого января обусловлена архитектурно-историческим смыслом Петербурга.
   Архитектурная идея Петербурга неизбежно приводит к представлению мощного центрального единства. Всеми своими улицами, облупленными, желтыми и зелено-серыми, Петербург естественно течет в мощный гранитный водоем Дворцовой площади, к красной подкове зданий, рассеченной надвое глубокой меднобитной аркой с взвившейся на дыбы ристалищной четверней.
   Люди не пошли к Медному всаднику на Сенатскую площадь, потому что с ним тягаться под стать только всей России и тяжба с ним была еще впереди.
   Люди шли на Дворцовую площадь, как идут каменщики, чтобы положить последний кирпич, венчающий их революционное строение.
   Рабочие построили Зимний дворец -- теперь они шли испытать царя.
   Но это не удалось -- царь рухнул, дворец стал гробом и пустыней, площадь -- зияющим провалом, и самый стройный город в мире -- бессмысленным нагромождением зданий.
   Что теперь делать? Огромная желтая Обуховская больница со своими палисадничками, дворниками и покойницкими одна не растерялась -- она знала, что ей делать. Как старуха тетка, появляющаяся в семье в дни смертей и рождений, эта старая желтая повитуха приняла тысячи случайно убитых, подстреленных, как дичь, с незаметной ранкой и свинцовым грузиком в теле.
   Никто не знал в этот желтый зимний день, что она принимает новорожденную красную Россию, что каждое убийство было рождением.
   Даже хитрый мужичонка в далекой Сибири еще не знал, кого ему предстоит спасать, и не снаряжался в далекий путь.
   Мрачно стоял обезглавленный Петербург, дымились костры на улицах, мерзли на углах запоздалые, ненужные патрули, но город без души немыслим -- и освобожденная новая душа Петербурга, как нежная сиротливая Психея, уже бродила на снегах. Первое шествие рабочих от кирпичных и деревянных застав к гранитной чаше Невы, к цельному, как дарохранительница, архитектурному слитку с ковчегом Адмиралтейства и саркофагом Исаакия, не удалось.
   Но оно началось снова -- весь Петербург, грязный, желтый, кирпичный, с домами-ящиками, с лачугами, фабриками и пустырями 9поднялся: и снова со всех сторон пошел через двенадцать лет к Дворцовой площади, чтобы достроить дело рук своих и последним свободно положенным кирпичом оправдать на рабочих костях стоящую мощную и прекрасную твердыню рабочего труда.
   
   1922

Примечания

   Советский юг (Ростов-на-Дону), 1922, 22 января (спец. номер, посвященный годовщине расстрела мирной демонстрации 9 января 1905 г.).
   
   Когда режиссер затевает массовую постановку... Имеются в виду массовые инсценировки, посвященные историческим революционным событиям и во многом построенные на импровизации сотен и тысяч участников. Они ставились в залах, казармах, на ступенях зданий, площадях. Неоднократно инсценировались и события 9 января 1905 г. Мандельштам, вернувшийся в Петроград после двухлетнего отсутствия в сер. октября 1920 г., вполне мог увидеть самую массовую (ок. 10 тыс. статистов) из таких постановок -- "Взятие Зимнего дворца", устроенную по сценарию Н. Н. Бвреинова на пл. Урицкого (Дворцовой) в третью годовщину Октябрьской революции.
   
   Гапон, Георгий Аполлонович (1870-1906) -- священник, организатор "Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга", возглавивший мирное шествие рабочих к Зимнему дворцу. Вскоре после этого был разоблачен как агент царской охранки и повешен членами "Боевого рабочего союза".
   
   Тарле, Евгений Викторович (1875-1955) -- известный историк, в 1903-1917 гг.-- приват-доцент Санктпетербургского университета. В 1905 г. была выпущена почтовая карточка, запечатлевшая раненого Тарле. В действительности Тарле пострадал во время разгона студенческой демонстрации 17 октября 1905 г.
   
   Даже хитрый мужичонка в далекой Сибири...-- имеется в виду Григорий Распутин.
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru