Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Горная ночь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА.

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ

ИЗДАНІЕ T-ва А. Ф. МАРКСЪ : ПЕТРОГРАДЪ

ГОРНАЯ НОЧЬ.
Эскизъ.

I.

   Солнце уже спускалось надъ горнымъ хребтомъ Авалякъ. Рѣка Бѣлая подернулась туманомъ. Изъ березоваго лѣска, на опушкѣ котораго раскинута была наша расшитая бухарская палатка, потянуло сыростью. Мы ночевали уже вторую ночь въ горахъ, и я, сидя на коврѣ, долго любовался чудной картиной горнаго заката, когда по горамъ бродятъ фіолетовыя тѣни, а въ ущельяхъ наливается волокнистый туманъ. Ближайшее жилье, безыменная башкирская деревушка, была заслонена отъ насъ свѣтлымъ, какъ транспарантъ, березнякомъ. Сейчасъ видно было только, какъ поднимаются изъ-за зеленыхъ купъ тонкія струйки синеватаго дыма. Это топились башкирскія чувалы (каминъ изъ битой глины) для какихъ-то фантастическихъ хозяйственныхъ соображеній. Деревушка вымирала голодной смертью, и топить чувалы было не для чего.
   Мы путешествовали по южному Уралу съ полнымъ комфортомъ, какой можетъ дать только привольная жизнь на золотыхъ промыслахъ. Мой спутникъ, Александръ Васильичъ, любилъ удобства вообще, а въ данномъ случаѣ хотѣлъ сохранить престижъ главнаго управляющаго цѣлой золотоносной системы. Въ этихъ видахъ, впереди насъ шла тройка съ палаткой и кухней, а назади -- другая тройка, съ прислугой. Къ этому еще нужно прибавить проводниковъ и почетную стражу изъ любопытныхъ башкиръ. Вообще вся обстановка путешествія носила импонирующій характеръ и на языкѣ промысловой ариѳметики стоила сущій грошъ, потому что лошади все равно стояли по конюшнямъ даромъ и требовали проминки, а промысловая челядь, ютившаяся около главной конторы, все равно получала бы и свое жалованье и свои харчи. Былъ въ нашей свитѣ даже свой придворный льстецъ, который по своей охотѣ провожалъ насъ цѣлыхъ шестьдесятъ верстъ верхомъ съ единственной цѣлью выслужиться предъ Александромъ Васильичемъ.
   -- Ты-то зачѣмъ, Бураковъ, трясешься за нами?-- спрашивалъ его Александръ Васильичъ.-- Тебя вѣдь никто не звалъ.
   -- А я такъ... Очень ужъ пріятно на настоящихъ господъ поглядѣть,-- оправдывался жиденькимъ, "пшеничнымъ" теноркомъ Бураковъ, вихлястый и нескладный мужикъ съ необыкновенно длинной шеей и соотвѣтствующе длиннымъ носомъ и узенькими мышиными глазками.-- Мнѣ это первое дѣло, чтобы угодить настоящимъ господамъ. Я вѣдь достаточно привѣсился ко всякой господской повадкѣ и могу вполнѣ подражать въ карактеръ.
   Бураковъ принадлежалъ къ числу промысловыхъ темныхъ людей, имя которымъ легіонъ. Отъ настоящей мужицкой работы онъ давно отбился, а жилъ такъ, чѣмъ придется, какъ живутъ только на Руси. То онъ бралъ какія-то дѣлянки, то продавалъ лошадей и вездѣ получалъ убытки, а все-таки ухитрялся существовать. Послѣдней счастливой мыслью Буракова была торговля. Денегъ у него, конечно, не было, и на этомъ основаніи онъ просиживалъ цѣлые дни у крылечка главной пріисковой конторы, выжидая появленія Александра Васильича, причемъ вскакивалъ, какъ ужаленный, срывалъ торопливо шапку съ головы и отвѣшивалъ поклонъ.
   -- Ну что, Бураковъ?-- спрашивалъ Александръ Васильичъ.
   -- А ничего... Слава Богу, живемъ. Вотъ торговлишку хочу завести.
   -- Для торговли нужны деньги...
   -- Вотъ-вотъ, въ самый разъ. Значитъ, я и пришелъ посовѣтоваться съ вами... Какъ ужъ вы, значитъ, опредѣлите...
   -- При чемъ же тутъ я? Вотъ тебѣ разъ...
   -- Значитъ, вобче...
   -- Ничего не выйдетъ, и ты напрасно здѣсь сидишь.
   Бураковъ провожалъ насъ на охоту, привозилъ кумысъ, добывалъ откуда-то рыбу и т. д. Ему, видимо, больше всего нравилась хоть въ этой формѣ близость къ настоящимъ господамъ. Молва говорила, что онъ перепродаетъ краденыхъ лошадей, приторговываетъ краденымъ золотомъ и вообще занимается художествами, но по промысловой логикѣ: не пойманъ -- не воръ, и Бураковъ могъ смѣло смотрѣть въ глаза настоящимъ господамъ.
   Когда мы ѣхали въ горы и Бураковъ трясся около нашего экипажа на горбоносой киргизской лошади, Александръ Васильичъ замѣтилъ:
   -- Посмотрите на него: вѣдь онъ будетъ непремѣнно купцомъ. Я въ этомъ убѣжденъ... Удивительная настойчивость хотя по отношенію ко мнѣ. У меня не разъ являлось преступное желаніе отвязаться отъ него, т.-е. дать сто рублей на разживу. Я убѣжденъ, что онъ мнѣ возвратитъ меньше чѣмъ черезъ годъ, съ процентами въ видѣ фунта гнилого изюма. Вообще, это человѣкъ будущаго...
   Бураковъ обладалъ цѣлой массой тѣхъ маленькихъ талантовъ, которые скрашиваютъ жизнь. Онъ и бухарскую палатку умѣлъ поставить, и нахолодилъ кумысъ въ рѣкѣ, и привезъ съ собой лимонъ, о которомъ забылъ состоявшій при Александрѣ Васильичѣ "человѣкъ", и баранину умѣлъ поджарить прямо на угляхъ,-- однимъ словомъ, молодецъ на всѣ руки. Чедядинцы только разводили завистливо руками, изумляясь неистощимой изобрѣтательности "человѣка будущаго".
   -- Его шиломъ выкормили,-- объяснялъ суровый кучеръ Андронъ, разглаживая окладистую рыжую бороду.-- Вотъ онъ и тормошится.
   Нужно сказать, что наши конвойные были молодецъ къ молодцу -- рослые, широкоплечіе, бородатые. Это были потомки далекихъ переселенцевъ изъ средней Россіи, когда на южномъ Уралѣ вершилось блаженной памяти казенное горное дѣло. Великорусскій типъ сохранился вполнѣ и даже улучшился на южно-уральскомъ привольѣ.
  

II.

   Итакъ, спускался чудный лѣтній вечеръ. Завтра раннимъ утромъ мы выступали въ походъ уже верхомъ, а нашъ обозъ оставался на мѣстѣ. Вызваны были спеціалисты-проводники башкиры, которые сейчасъ сидѣли на корточкахъ около огонька и оживленно бесѣдовали, вѣроятно, обсуждая завтрашнее событіе. Башкиры -- типичный народъ-нищій, вымирающій подъ напоромъ россійской цивилизаціи съ фаталистической покорностью. Но въ этихъ нищихъ еще сохранились слѣды настоящаго степного джентльменства и своеобразной граціи,-- иначе я не умѣю назвать ихъ дѣтскую наивность и довѣрчивость. Заботы о будущемъ не шли дальше сегодняшняго дня, и вотъ они сидятъ около чужого огня, счастливые, позабывшіе вѣчную домашнюю нужду, точно растворившіеся въ настоящей блаженной минутѣ. И въ лицахъ у нихъ -- что-то такое по-дѣтски добродушное. Вотъ по части одежды очень плохо,-- большинство щеголяло въ самыхъ отчаянныхъ лохмотьяхъ, причемъ маленькая особенность -- ни одного босого. Я долго наблюдалъ этихъ дѣтей горной уральской глуши, и какъ-то было жутко думать, что они уже осуждены на уничтоженіе. Исторія вынесла свой вердиктъ, а жизнь приводила его въ исполненіе. Безпомощность башкиръ особенно рельефно выдѣлялась по сравненію съ богатырями-конвойцами.
   -- Ишь, ждутъ, когда барана будутъ рѣзать,-- сердито объяснялъ кучеръ Андронъ, закуривая отъ головешки свернутую изъ газетной бумаги цыгарку.-- Только помани ихъ барашкомъ -- за сто верстъ набѣгутъ.
   Дѣйствительно, сегодня вечеромъ готовилось великое торжество. Бураковъ еще раннимъ утромъ успѣлъ съѣздить куда-то верстъ за двадцать и привезъ поперекъ сѣдла большого курдючнаго барана, который теперь въ блаженномъ невѣдѣніи пасся на зеленой муравѣ сейчасъ за палаткой. Затѣя устроить пиръ принадлежала, конечно, Буракову, причемъ онъ впередъ выговорилъ себѣ баранью шкуру за хлопоты. Между прочимъ онъ пообѣщалъ показать башкирскій хороводъ, въ чемъ всѣ сомнѣвались, потому что башкирки не показываются на глаза чужихъ мужчинъ, а при случайныхъ встрѣчахъ, по правиламъ строгой башкирской вѣжливости, поворачиваются къ встрѣчнымъ мужчинамъ спиной.
   -- Зря захвалился нашъ Бураковъ,-- говорили наши конвойцы.-- Гдѣ ему привести башкырокъ... Ни въ жисть!.. Ему башкыры-то и башку оторвутъ за его художество.
   Эти сомнѣнія высказывались вслухъ, по "человѣкъ будущаго" не унывалъ и передъ самымъ вечеромъ, когда Александръ Васильичъ отправился стрѣлять утокъ на Бѣлую, онъ таинственно исчезъ.
   Когда солнце сѣло за горный кряжъ, Александръ Васильичъ вернулся, хотя охота была неудачная, и онъ былъ не въ духѣ.
   -- Гдѣ Бураковъ? Ничего не будетъ... Нужно, рѣзать барана, а его нечего ждать.
   -- Вотъ Мурача зарѣжетъ,-- замѣтилъ кучеръ Андронъ, указывая на сѣдого башкира съ бронзовымъ отъ загара лицомъ.-- Онъ это въ лучшемъ видѣ оборудуетъ...
   -- Ну, пусть Мурача... Мнѣ все равно.
   Башкиры гурьбой отправились за нашу палатку, а кучеръ Андронъ началъ разводить костеръ принесенными заранѣе дровами. Надъ костромъ болтался на шестикѣ большой чугунный котелъ, въ которомъ должна была вариться баранина. Андрону съ какимъ-то ожесточеніемъ помогали другіе мужики, ругая по пути Буракова на чемъ свѣтъ стоятъ.
   -- Гдѣ ему, долговязому. На словахъ-то онъ, какъ гусь на водѣ.
   -- Хвастунъ долгоносый...
   -- Въ болотѣ гдѣ-нибудь завязъ, какъ журавль.
   -- Сбѣсился онъ окончательно.
   Баранъ былъ освѣжеванъ съ замѣчательной быстротой. Это была настоящая артистическая работа. Наступила уже быстрая горная ночь, казавшаяся темнѣе отъ яркаго костра. Вѣсть о готовившемся пиршествѣ, очевидно, успѣла облетѣть всѣ избенки скрытой за лѣсомъ башкирской деревушки, и начала понемногу подбираться публика. Башкиры подходили по одному и по двое, держались нѣкоторое время въ темнотѣ, а потомъ уже вступали въ освѣщенный огнемъ кругъ, точно подкрадывались, какъ дѣлаютъ бездомныя собаки. Съ большими появились подростки и совсѣмъ маленькіе малайки (малайка -- мальчикъ), не видно было только ни одного женскаго лица.
   -- Прогулялъ нашъ Бураковъ своего барана,-- глумились теперь уже всѣ.-- Развѣ какая косточка обглоданная достанется.
   -- Ладно ему и такъ, хвастуну.
   Дѣйствительно, вареная и жареная баранина скоро поспѣла, а Буракова все не было.
   -- Ну, пора ѣсть,-- рѣшилъ Александръ Васильичъ, начинавшій тоже сердиться на "человѣка будущаго".-- И для чего онъ придумалъ этотъ дурацкій хороводъ... Удивительная фантазія! А впрочемъ, чортъ его знаетъ. Надо и ему оставить кусочекъ баранины.
   Пиръ вышелъ на славу. Дѣлежка мяса предоставлена была Мурачѣ, который и выполнилъ свою задачу съ математической точностью, причемъ баранья печенка и почки были предоставлены господамъ. Наши конвойцы проявили при этомъ замѣчательную деликатность, уступая лучшіе куски башкирамъ.
   -- Пусть ихъ поѣдятъ... Имъ въ диковинку баранина-то.
   Самымъ лакомымъ кускомъ оказался курдючный жиръ, который былъ подѣленъ между башкирами. Каждый изъ башкиръ, получивъ свою порцію въ сложенныя вмѣстѣ ладони, выходилъ изъ освѣщеннаго круга, поворачивался къ огню спиной и, усѣвшись на корточки, принимался за ѣду.
   -- Точно зайцы сидятъ въ травѣ,-- смѣялся Александръ Васильичъ.-- Это они изъ вѣжливости...
   Въ самый разгаръ нашего пира раздался голосъ кучера Андрона:
   -- Бураковъ ѣдетъ!..
   Всѣ повскакали, ожидая чего-то необыкновеннаго. Дѣйствительно, ѣхалъ Бураковъ, а за сѣдломъ у него мотался какой-то человѣкъ. Впереди бѣжалъ башкиренокъ-малайка и размахивалъ трехструнной киргизской балалайкой. Это былъ замѣчательно красивый мальчикъ съ смѣлымъ личикомъ и большими, темными, быстрыми глазами.
   -- Это у тебя что за ворона?-- галдѣли мужики, обступая кругомъ лошадь Буракова.
   -- Какая-то баба, братцы!.. Выкралъ гдѣ-то старуху...
   Когда Бураковъ спѣшился, старуха оказалась старымъ беззубымъ старикомъ, да еще слѣпымъ. Всѣ шутки и смѣхъ сразу смолкли.
   -- Вотъ такъ хороводъ!-- ахнула вся толпа.
   -- Не хороводъ, а стоитъ, можетъ, побольше хоровода,-- спокойно заявилъ Бураковъ.-- Ляксандра Васильичъ, вотъ какъ будете довольны...
   Башкиры были какъ-то смущены, и въ ихъ толпѣ послышался шопотъ: "Байгушъ Надыръ! О, совсѣмъ слѣпой байгушъ" {Байгушъ -- нищій.}...
   -- Онъ, Ляксандра Васильичъ, не совсѣмъ того...-- объяснялъ Бураковъ.-- Значитъ, мѣшаный... Значитъ, не совсѣмъ въ умѣ. А только поетъ очень ужъ занятно...
   Башкирскаго барда накормили бараниной и напоили кумысомъ. Это былъ совсѣмъ тщедушный старичокъ съ козлиной бородкой. Голова у него немного тряслась. Около него образовался кругъ. Байгушъ Надыръ посадилъ рядомъ съ собой своего мальчика, настроилъ балалайку и заигралъ какую-то монотонную грустную мелодію, а потомъ запѣлъ дрожавшимъ старческимъ голосомъ. Во время пѣнія онъ раскачивался изъ стороны въ! сторону и въ патетическихъ мѣстахъ припадалъ головой къ землѣ. Бураковъ прекрасно говорилъ по-башкирски и переводилъ намъ дословно все.
   "О, проклятый, проклятый генералъ Соймоновъ,-- пѣлъ старикъ.-- Ты построилъ городъ Оренбургъ... Проклятый генералъ Соймоновъ, ты поставилъ на горѣ двѣнадцать каменныхъ столбовъ, на каменныхъ столбахъ поставилъ двѣнадцать желѣзныхъ шестовъ, а на шесты посадилъ двѣнадцать башкирскихъ старшинъ, лучшихъ башкирскихъ старшинъ, проклятый генералъ Соймоновъ. Тутъ же на горѣ ты собралъ три тысячи лучшихъ башкиръ и отрѣзалъ имъ уши, другимъ отрубилъ руки, а четыреста человѣкъ повѣсилъ, кого за шею, кого за ребро. Вотъ какой ты, проклятый генералъ Соймоновъ... А башкирскіе старшины сдѣлали всего только одну ошибку -- повѣрили тебѣ. Ахъ, если бы всѣ башкиры думали какъ одинъ человѣкъ, они никогда бы на повѣрили проклятому генералу Соймонову!.."
   Башкиры сидѣли, склонивъ бритыя головы. Плачущій речитативъ невольно захватилъ всѣхъ. Что-то было особенное во всей картинѣ, точно въ самомъ воздухѣ рѣяли незримыя тѣни посаженныхъ на колъ башкирскихъ старшинъ, повѣшенныхъ и изувѣченныхъ. Народная пѣсня, какъ любящая мать, вспоминала погибшихъ свонхтг дѣтей, а байгушъ Надыръ долго лежалъ, припавъ головой къ землѣ. Пѣсня передавала историческое событіе, перемѣшавъ имена. Дѣло происходило въ 1740 г., когда по поводу основанія Оренбурга возмутился "башкирскій ханъ" Каракасалъ. Бунтъ былъ подавленъ и вызвалъ кровавую расправу, учиненную княземъ Урусовымъ. Экзекуція имѣла такой видъ: пять сообщниковъ Каракасала были посажены на колъ, 11 человѣкъ повѣшены за ребра, 85 человѣкъ повѣшены, такъ сказать, нормальнымъ образомъ, 21-му человѣку отрублены головы; а затѣмъ гдѣ-то "на одной горѣ" подъ Сакмарскъ-городкомъ было отрублено еще 120 башкирскихъ головъ, 50 человѣкъ повѣшены, 300 башкиръ наказаны кнутомъ и, по урѣзаніи носовъ и ушей, отпущены на волю. Генералъ Соймоновъ тоже гдѣ-та свирѣпствовалъ и тоже чинилъ "знатное замиреніе". Кажется, это было позже, Потомъ байгушъ Надыръ пѣлъ о Кучюмовичахъ, о старомъ Сентѣ, объ Алдаръ-Ваѣ и Салаватѣ. Онъ самъ увлекался пѣніемъ и входилъ въ экстазъ.
   Закончилось это пѣніемъ о какомъ-то молодомъ ханѣ Кучюмовичѣ, который скрывается въ степи, но со временемъ соберетъ всѣхъ башкиръ въ одно царство, "О, молодой ханъ отомститъ за всѣхъ... Много прольется крови, а жирныя русскія бабы будутъ бѣжать за ханскимъ конемъ и ловить его стремя. Молодой ханъ будетъ справедливъ и убьетъ только однихъ мужчинъ, а женщинъ отдастъ въ неволю. Тогда будетъ счастье на землѣ... Всѣ башкиры будутъ счастливы и будутъ сыты каждый день. Много терпѣли башкиры, а молодой Кучюмовичъ отдастъ имъ все -- и горы, и степи, и рѣки. Пойте молодого Кучюмовича и плачьте отъ радости..."
   Начало уже свѣтать, когда нашъ праздникъ кончился. Всѣ были утомлены, но спать не хотѣлось.
   -- Да,-- задумчиво повторялъ Александръ Васильичъ, когда мы сидѣли у потухавшаго костра.-- Вѣдь если разобрать, такъ и мы... А впрочемъ, попробуемте заснуть.
  
   1898.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru