Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Баймаган

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Баймаган

   "Хороша киргизская степь, хорошо голубое небо, которое опрокинулось над ней бездонным куполом, хороши звёздные степные ночи, но лучше всего новый кош [*] старого Хайбибулы, в котором он живёт вместе со своей старухой Ужипой и молоденькой дочкой Гольдзейн". Так думает молодой Баймаган работник Хайбибулы, думает и поёт:
  
   [*] - Кош -- круглая киргизская палатка из войлока.
  
   В небе звёзды
   И в кошме Хайбибулы звёзды -
   Там и ночью светит солнце!
   А в голове Баймагана
  
   Мысли, как птицы.-- У меня много-много мыслей, и все они, как степной ковыль, гнутся в одну сторону, -- говорил Баймаган, когда они вместе с другим работником Урмугузом пасли косяк кобылиц. -- У Хайбибулы всего много... Старая лисица катается, как сыр в масле, а я ничего не возьму за свои мысли, Урмугуз.
   -- Дурак ты, Баймаган... -- лениво отвечает Урмугуз, покачиваясь на высоком киргизском седле. -- Какие мысли могут быть у таких бедняков, как мы с тобой... Ты глуп, Баймаган, а Хайбибула умён... У Хайбибулы двести лошадей ходит в степи, у Хайбибулы пять лучших иноходцев, у Хайбибулы новый кош, целый сундук с деньгами и красавица дочь. У бедных людей должна быть одна мысль: не лечь голодному спать.
   Обидно Баймагану слушать такие слова своего приятеля, который никогда ни о чём не думает, точно киргизский баран. Да, Баймаган -- бедняк, но это не мешает ему видеть и слышать то, чего не видит один Урмугуз.
   У Баймагана каждый раз дрогнет сердце, как подстреленная птица, когда он вечером с косяком кобылиц возвращается к кошам. Издали эти коши, точно потерянные в степи шапки, одна большая и две маленьких. Из большой в холодные ночи весело поднимается синий дымок -- это старая Ужипа вечно что-нибудь стряпает, чтобы угодить мужу. Вот около этого огонька в коше старой лисицы Хайбибулы и бьётся молодое сердце бедняка Баймагана, потому что вместе с дымом по вечерам из коша несётся песня красавицы Гольдзейн.
  

II

   У Хайбибулы новый кош, который стоит рублей пятьсот, -- он из лучших белых кошем, а внутри по стенам развешаны дорогие бухарские ковры. Тут же стоят сундуки, набитые всяким добром: рубахами, бешметами, халатами. У Гольдзейн свой сундук, весь обитый белой жестью, точно серебряный; в нём копится приданое для того счастливца, которому достанется Гольдзейн.
   -- Кто даст калым в сто лошадей и пятьсот рублей деньгами, тому и отдам Гольдзейн, -- хвастается Хайбибула, когда с гостями напьётся кумыса. -- Будь хоть без головы жених, мне всё равно... Сто лошадей и пятьсот рублей деньгами.
   Пьяный Хайбибула непременно бранится с женой и каждый раз повторяет:
   -- Ты мне надоела, Ужипа... Вот получу калым за Гольдзейн и прямо с деньгами поеду под Семипалатинск: там в кошах живут два брата, Кошгильда и Яшгильда, богатые киргизы, и у обоих по молоденькой дочери. Которую хочу, ту и возьму, а тебе, старой кляче, пора отдохнуть.
   Когда Гольдзейн весело распевает свои песни, старая Ужипа горько плачет, потому что Хайбибула непременно женится на молоденькой и сживёт её, Ужипу, со свету. Он уж двух жён в гроб заколотил, а она -- третья и её заколотит. Старый волк любит молодую козлятину, и погубить человека ему ничего не стоит, а все считают его хорошим, ласковым мужем.
   "Лучше уж мне самой умереть..." -- думает Ужипа, думает и плачет, вспоминая молодое время, когда щёки у ней были румяные, глаза светились, сама была толстая да белая, и когда Хайбибула говорил ей льстивые, ласковые речи.
   Скоро износилась красота Ужипы. Бессонные ночи, работа, дети и мужнины побои развеяли по ветру девичью красоту, а Хайбибула её же попрекает дорогим калымом.
   Никто не жалеет старухи, а Гольдзейн нарочно отвёртывается, чтобы не видать слёз матери. Глупая девка только и думает, чтобы поскорей выскочить замуж за богатого жениха, а родная мать ей хуже чужой.
   Когда-то пьяный Хайбибула сильно избил Ужипу, и она едва вырвалась от него. Убежала и спряталась за кошем. Ночь была тёмная, а на душе Ужипы было ещё темнее. Стала она просить себе смерти, потому что никому-никому, ни одному человеку не жаль её.
   -- Эй, Ужипа, не плачь, -- прошептал над самым ухом старухи знакомый голос.
   -- Это ты, Баймаган?
   -- Я, я всё вижу и знаю. Погоди, вот женюсь на Гольдзейн, тогда и тебя возьму к себе. Славно заживём...
   -- Да ты с ума сошёл?.. У тебя ничего нет...
   -- Э, погоди, всё будет... Старая лисица Хайбибула сам будет ухаживать за мной. Вот я какой человек, Ужипа!
   Это ласковое слово глупого парня согрело душу Ужипы. как солнечный луч, и ей сделалось жаль Баймагана: "Аллах велик, у Аллаха всего много, что стоит Аллаху бросить росинку счастья на Баймагана? Всё может быть..."
   -- Слушай, Баймаган, никогда-никогда не женись на Гольдзейн, -- шептала старая Ужипа, -- в ней волчья кровь... Женись лучше на Макен: вот мой совет за твоё доброе слово к позабытой всеми старухе.
  

III

   Около коша Хайбибулы в стороне стояли два старых, дырявых коша, в которых жили пастухи и работники. В одном жил кривой пастух Газиз с дочерью Макен, а в другом Баймаган с Урмугузом. Очень бедно было в коше Газиза, а у Баймагана с Урмугузом совсем ничего не было, кроме хозяйских сёдел да разной сбруи. Спали оба работника на лошадиных потниках. Сквозь прогоревшие кошмы пекло солнце и лился дождь, точно Аллах хотел каждый день испытывать терпение молодых пастухов.
   Всё хозяйство Газиза вела Макен, и она же постоянно помогала старой Ужипе, точно работница, хотя скупой Хайбибула не платил ей ни гроша, разве когда подарит обноски после Гольдзейн. Макен работала, как лошадь, и ходила чуть не в лохмотьях. За работой она пела такие печальные песни и каждый раз смолкала, когда мимо проходил Баймаган.
   -- Он хороший человек, -- говорила Ужипа, не называя Баймагана по имени.
   -- Хорош, да не для меня... -- отвечала Макен и тяжело вздыхала.
   Аллах мудрено устраивает человеческие дела: Урмугуз любил Макен, Макен любила Баймагана, а Баймаган любил гордую Гольдзейн. Баранчуками [Баранчук -- ребёнок, дитя.] они все росли вместе, а потом вышло вот что. Старый Газиз видел всё это, но молчал, потому что Аллах велик и знает лучше нас, как и что делать. Урмугуз думал про себя, что Макен первая красавица во всей киргизской степи, и что Гольдзейн приворожила глупого Баймагана своими песнями и богатыми нарядами. В праздники Гольдзейн всегда щеголяла в шёлковом полосатом бешмете, заплетала свои чёрные волосы в мелкие косички, в уши надевала дорогие тяжёлые серьги, а всю грудь увешивала серебряными и золотыми монетами, которые так весело звенели у ней на ходу.
   Баймаган подолгу смотрел на неё с разинутым ртом или старался чем-нибудь услужить. Гордая красавица совсем не замечала Баймагана и только иногда любила посмеяться над ним, особенно когда тут же была Макен.
   -- Баймаган, скоро у тебя будет сто лошадей и пятьсот рублей денег? -- спрашивала Гольдзейн, толкая Макен локтем. -- Смотри, мне, пожалуй, надоест ждать, и я как раз выйду за другого... У меня уж есть три жениха.
   Гольдзейн весело смеялась, а у Баймагана замирало сердце от этого смеха. И чем больше она смеялась над ним, тем больше он её любил.
   Проклятых сто лошадей бедный пастух часто видел во сне, а деньги даже искал у себя под изголовьем. Перестала бы Гольдзейн смеяться над ним, когда бы он принёс Хайбибуле пятьсот рублей старыми серебряными монетами и выставил в поле свой собственный косяк лошадей... Всего сто лошадей и пятьсот рублей. Баймаган день и ночь стал думать, как добыть дорогой калым, похудел и ходил, как в воду опущенный.
   Хайбибула прежде сам был беден, и вся степь знает, откуда пришло его богатство: он сначала сам воровал лошадей по казачьей уральской линии, а потом стал только сбывать краденый скот.
   -- Это люди болтают из зависти. -- говорил кривой Газиз. -- Аллах всё видит...
  

IV

   Баймаган возненавидел Хайбибулу и за глаза бранил его самыми скверными словами. Тут доставалось и толстому брюху Хайбибулы, и его красному носу, и седой голове, которая думала о молоденьких девчонках. Когда в урочные часы старик выходил из коша на молитву, расстилал под ноги коврик и падал ниц, приложив раскрытые ладони к ушам, Баймаган испытывал глубокое чувство отвращения к этому старому ханже, который хочет обмануть самого Аллаха.
   -- Кажется, я убил бы эту старую лисицу! -- говорил Баймаган своему другу Урмугузу. -- Его деньги нажиты кровью, он загубил двух первых жён, теперь губит третью и хочет жениться на четвёртой, чтобы согреть свою старую волчью кровь молодой... О, как я ненавижу этого Хайбибулу!
   Хитрый старик заметил косые взгляды Баймагана и время от времени любил подшутить над ним. Бессильная злоба бедняка забавляла Хайбибулу.
   Раз в праздник, когда в коше и перед кошем сидели гости, Хайбибула сказал Баймагану:
   -- Баймаган, покажи гнедого иноходца гостям... Впрочем, у тебя заячье сердце, пусть приведёт лошадь Урмугуз.
   Это было сказано нарочно, чтобы подзадорить Баймагана и потешить гостей отчаянной скачкой. Гнедой иноходец был ещё необъезженной лошадью и никого не пускал на себя. Обида засела глубоко в сердце Баймагана, и он захотел показать перед всеми, что ничего не боится, и что Хайбибула напрасно его обижает.
   Иноходца едва поймали на два волосяных аркана, подвели к кошу, и Баймаган птицей сел на спину дрожавшей от страха лошади.
   -- Смотри, упадёшь! -- крикнул вслед Хайбибула.
   Началась самая отчаянная скачка на необъезженной лошади, старавшейся сбить седока. А Баймаган видел только улыбавшееся лицо Гольдзейн, которая смотрела на него из коша вместе с гостями. Да, он приведёт лошадь к кошу смирную, как овечку, или ему не видать Гольдзейн, как своих ушей.
   Лошадь и человек боролись отчаянно несколько часов. Баймаган уже чувствовал, что лошадь начинает уставать и скоро будет в его руках, как ребёнок. Но в этот момент она сделала неожиданный прыжок в сторону, и Баймаган слетел на землю. Всё это случилось в одну секунду, бешеное животное с удвоенной силой понеслось в степь, стараясь освободиться от тащившегося на аркане наездника. Баймаган крепко держал верёвку обеими руками и решился лучше умереть, чем выпустить лошадь.
   Через полчаса иноходец прибежал один, а Баймагана нашли в степи без чувств. Он лежал весь избитый, голова, лицо и плечи были покрыты глубокими ранами от лошадиных копыт.
  

V

   Баймаган лежит в своём дырявом коше. За ним ухаживает старая Ужипа, которая знает много хороших степных трав. Иногда в кош завёртывает Макен и молча садится у входа. Больной никого не узнаёт и всё бредит.
   Ему ужасно тяжело и всё кажется, что он скачет на проклятом иноходце. Лошадь бьёт его задними ногами прямо в голову, и Баймаган страшно вскрикивает. Долго-долго носит его по степи взбесившийся иноходец, а когда он открывает глаза, то видит над собой дырявую кошму своего коша и слышит, точно сквозь сон, голос Ужипы:
   -- Не шевелись, Баймаган... Будешь жив, если не будешь шевелиться. Всё идёт хорошо.
   Баймаган старается лежать спокойно, хотя ему ужасно хочется приподнять голову -- в коше кто-то тихо плачет, а кому плакать о нём, о круглом сироте? Ах, зачем он не умер там, в степи, где носил его иноходец!..
   Потом Баймагану вдруг сделалось так легко и так хорошо, совсем хорошо. Он здоров. Нет, будет уж служить старой лисице Хайбибуле! -- Прощайте все: и кривой Газиз, и Урмугуз, и Макен, и Ужипа... С Гольдзейн Баймаган не простился, потому что слишком ему было бы тяжело видеть её насмешливую улыбку.
   -- Э, увидимся! -- утешает самого себя Баймаган, направляясь в степь, где там и сям торчали киргизские коши, точно бритые татарские головы в тюбетейках. -- Надо жить, как старая лисица Хайбибула.
   Баймаган скоро нашёл себе работу -- он сделался отчаянным барантачом. По степи он отбивал овец у гуртовщиков, у казаков и русских угонял лошадей, и везде стали бояться одного его имени. Несколько раз он попадался, и его били прямо по голове, точно все знали, где у него самое больное место.
   Через несколько лет такой работы у Баймагана был готов весь калым за Гольдзейн, и он орлом полетел к старому Хайбибуле.
   -- Вот твой калым, -- объявил Баймаган, высыпая перед стариком старое серебро.
   -- Ты умный человек, -- задумчиво говорил Хайбибула, пересчитывая деньги. -- Ну, Гольдзейн твоя... Такой красавицы до Семипалатинска не найти. Что же, твоё счастье, а я очень рад. Макен тоже вышла замуж за Урмугуза, я и калым платил за него. Давай, поцелуемся.
  

VI

   Рядом с кошем Хайбибулы вырос новый кош Баймагана. В последнем жилось очень весело. Гольдзейн по целым дням распевала свои песни, Баймаган лежал на ковре и пил кумыс. Когда ему надоело гулять одному, он посылал за Хайбибулой и угощал старика.
   -- Ты умный человек, Баймаган, -- повторял каждый раз Хайбибула и улыбался старым беззубым ртом. -- Стар я стал... Вот и борода седая. и глаза слезятся, и зубы пропали. А когда то я умел наживать деньги. Надо тебе показать все норы и лазейки, а мне пора отдохнуть.
   И старая лисица Хайбибула учил Баймагана всяким плутням, называл всех своих знакомых и товарищей по ремеслу, а Баймаган слушал и удивлялся, что Хайбибула совсем не такой дурной человек, как он думал раньше. Даже очень хороший человек этот Хайбибула, если разобрать; а если он занимается воровством, так не он один грешен перед Аллахом.
   Когда Хайбибула выгнал старую Ужипу и женился на четырнадцатилетней Аяш, дочери Кошгильды, о которой давно говорил, и тогда Баймаган не обвинил старика. -- Хайбибула ещё в силах, а Ужипа едва волочит свои старые ноги. Так хочет Аллах, если одно дерево цветёт, а другое сохнет. Конечно, Аяш молода для такого беззубого старика, как Хайбибула, но старику уж немного осталось веселить своё сердце -- пусть ещё порадуется на конце своих дней.
   Старая Ужипа пришла к Баймагану и сказала:
   -- Муж меня прогнал, а я стара... Помнишь, как ты обещал приютить меня, если женишься на Гольдзейн?..
   -- Я этого не говорил, старая кляча!.. -- закричал Баймаган. -- Это всё ты сама придумала...
   Баймагану было совестно за свою ложь, и он ещё сильнее рассердился.
   -- Не наше дело судить вас с отцом, -- ответила матери Гольдзейн, потакавшая мужу. -- Мы не желаем ни с кем ссориться, а живите себе, как знаете.
   Ничего не сказала старая Ужипа и ушла. Её приютил в своём рваном коше Урмугуз.
   -- Мне уж заодно вас стариков кормить, -- проговорил он, -- вон Газиз живёт, живи и ты.
   Тесно было в коше Урмугуза, но Макен нашла уголок для старухи, совсем убитой горем. Это взбесило Баймагана.
   -- Вот нашлись богачи! -- ругался он. -- Всех полоумных старух да стариков не накормишь.
   -- Урмугуз, видно, богаче нас с тобой, -- прибавила Гольдзейн. -- Недаром он столько лет служил у отца, а теперь служит у тебя. Видно, ему выгодно, если может кормить чужих людей.
   Баймаган сильно рассердился на Урмугуза, но до поры до времени затаил в своём сердце эту злобу. Урмугуз нарочно взял к себе Ужипу, чтобы постоянно колоть ею глаза и ему, и Гольдзейн, и Хайбибуле.
   -- Урмугуз глуп, -- шептала Гольдзейн, ласкаясь к мужу, -- а это придумала Макен... О, это хитрая и злая женщина!
  

VII

   Киргизская степь была так же хороша, как десять лет назад, также весной она покрывалась цветами и ковылём, тот же играл по ней степной ветер, а зимой волком завывали снежные метели; голубое небо так же высоко поднималось над ней, так же паслись по ней косяки киргизских лошадей, а Гольдзейн позванивала своим серебром.
   Хорошо жилось Баймагану. Всего у него было много, а когда надоедало сидеть дома, он уезжал куда-нибудь в гости. У богатых людей много хороших знакомых. Когда было лень ехать, Баймаган по целым дням лежал в коше и думал о разных разностях, Всего лучше ему делалось, когда он вспоминал про своё детство. Да, Баймаган вырос у старого Хайбибулы, как бездомная собачонка: спал под открытым небом и питался объедками, вместе с хозяйскими собаками. Когда варили махан или салму [Салма -- лапша из конины, махан -- жареное из жеребёнка.], Баймаган только облизывался издали и был рад, если на его долю доставалась обглоданная косточка, которую бросала ему добрая Ужипа. Эти воспоминания делали настоящее ещё приятнее, и Баймаган нарочно приглашал Хайбибулу есть салму, чтобы вспомнить про старое.
   Однажды, когда они вдвоём сидели около чугунного котла с салмой, старик хитро подмигнул, указывая головой на дочь.
   -- Ты ничего не замечаешь, Баймаган? -- прошамкал он.
   -- Нет, а что?..
   -- Я ничего, так... Будто Гольдзейн у тебя постарела. Она будет вылитая Ужипа. Вот увидишь... А Макен молодеет. Впрочем, на чужих жён нехорошо заглядываться... Я так сказал. Ну, прощай...
   Эти слова глубоко запали в душу Баймагана, хотя он старался о них совсем не думать. Раз он больно прибил Гольдзейн, и когда она стала плакать в своём углу, он занёс было руку с нагайкой, чтобы ударить её по спине, но взглянул на её заплаканное лицо, испуганные глаза -- и рука с нагайкой бессильно опустилась сама собою: на него смотрела старая Ужипа, а Гольдзейн, красавицы Гольдзейн, больше не было.
   Баймаган начал часто напиваться кумысом, бил жену и всё ходил около коша, чтобы хоть издали посмотреть на Макен. Урмугуза он нарочно посылал в дальние киргизские стойбища, с разными поручениями, чтобы не стыдно было заходить в его старый кош под разными предлогами.
   Макен стала прятаться от Баймагана, а это ещё больше разжигало в нём кровь. Чтобы показать ей свою любовь, Баймаган не упускал случая на её глазах бить Гольдзейн по чему попало, а потом отнял у жены все украшения и спрятал их в свой сундук. Кривого Газиза он поил самым хорошим кумысом и называл дядей. А Гольдзейн от побоев и слёз делалась всё больше похожей на свою мать, и Баймаган старался не смотреть на неё.
   "Надо избыть Урмугуза, а потом я женюсь на Макен, когда она останется вдовой, -- подумал Баймаган. -- Гольдзейн пусть служит ей, как раба..."
  

VIII

   Урмугуза не стало. Много так пропадает в степи. Чужие люди обвиняли Баймагана, что он подослал убийц к своему работнику, а сам женился на его вдове.
   А Баймаган ничего не хочет знать, что говорят про него люди. Он по целым дням лежит на ковре вместе с Макен, а Гольдзейн прислуживает им, старая некрасивая Гольдзейн. Но Макен такая печальная, и Баймагана тянет выйти из коша; рядом в коше старого Хайбибулы каждый раз на шум его шагов отодвигается край ковра, которым прикрыт вход, и оттуда смотрят прямо в душу Баймагана два тёмных глаза, а из-за белых зубов сыплется беззаботный детский смех. Это молодая Аяш смотрит на Баймагана, и у него темнеет в глазах.
   "Обманул меня Хайбибула, -- думает он, -- Макен всё думает о своём Урмугузе... Ей скучно со мной".
   Не спится по ночам Баймагану, а вместе с ночным холодом ползёт к нему в кош ласковый девичий шёпот, -- о, он знает этот голос, который хватает его прямо за сердце! Нужно было отправить на тот свет не Урмугуза, а старую лисицу Хайбибулу. Будет ему грешить, а Аяш ещё молода.
   Темнее ночи ходит Баймаган и всё думает о старике Хайбибуле -- может быть, старая лисица сам догадается умереть.
   Отточил острый нож Баймаган и ночью, как змея, заполз с ним в кош Хайбибулы. Вот уж он слышит ровное дыхание спящей Аяш, а рядом с ней на постели, под шёлковым бухарским одеялом, храпит Хайбибула. Баймаган подполз к изголовью и замахнулся, чтобы ударить Хайбибулу прямо в сердце, -- он пригляделся к темноте и теперь хорошо различал спавших, -- но, заглянув в лицо старику, Баймаган остолбенел: это лицо смеялось своим беззубым ртом, а старческие слезившиеся глаза смотрели на него в упор.
   -- Ну, чего ты испугался?.. -- шепчет Хайбибула, а сам всё смеётся и смотрит на него. -- Делай то, за чем пришёл...
   Страшная ярость закипела в груди Баймагана, хочет он поднять руку с ножом, но у него нет больше силы, -- рука висит, как плеть.
   -- Убил Урмугуза, убивай и меня, -- шепчет Хайбибула. -- Аяш моложе твоих жён... Ты умный человек, Баймаган. Ха-ха-ха...
   Эти слова ударили Баймагана прямо в голову, и он почувствовал, как на его голове открываются старые раны от лошадиных копыт, и как он сам начинает весь леденеть. Жизнь быстро выходит из него вместе с горячей кровью, а старый Хайбибула делался всё дальше и дальше, и только далеко-далеко, точно из-под земли, доносился его страшный дребезжавший смех и тот же шёпот:
   -- О, ты умный человек, Баймаган!..
   Баймаган крикнул, объятый ужасом, и сам испугался своего голоса, точно это кричал не он, а какой-то другой голос.
   -- Тише, тише... не шевелись, Баймаган, -- шептал над ним голос старой Ужипы, и чьи-то руки удерживали его голову.
  

IX

   -- Так это был сон?.. -- спрашивал Баймаган, когда пришёл в себя и увидел, что по-прежнему лежит в своём дырявом коше, а около него сидит старая Ужипа и уговаривает его, как ребёнка.
   -- Ты сорвал повязки с головы и чуть не истёк кровью... -- шептала ласково старуха. -- Отчего ты так страшно крикнул?..
   -- Не спрашивай... после расскажу. Я дурной человек... я хуже всех других, Ужипа.
  
   Баймаган поправился, но сделался таким задумчивым и печальным, что никто не узнавал в нём прежнего молодца.
   -- О чём ты думаешь, Баймаган? -- спрашивала его Макен.
   -- Дорогая Макен, прежде я думал всегда о себе, -- отвечал ей Баймаган, -- думал, как бы мне устроиться лучше других. А теперь мне жаль всех людей, потому что я всё вижу и всё понимаю... Да, я понимаю всё и понимаю то великое зло, какое сидит в каждом человеке и обманывает всех. Мне иногда делается страшно за то зло, которое и в нас и вокруг нас. Я был глуп и ничего не понимал, но за одно доброе слово, которое я сказал несчастной старухе, Аллах показал мне мою собственную душу.
   Через год Баймаган женился на Макен.
  
  
   Источник: Мамин-Сибиряк Д. Н. Легенды. -- СПб.: Типография И. А. Богельман, 1898. -- С. 24.
   Оригинал здесь: Викитека.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru