Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Клятва Антона

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ. ПЕТРОГРАДЪ
Приложеніе къ журналу "Нива" на 1917 г.

  

КЛЯТВА АНТОНА.
Разсказъ.

I.

   -- Баринъ... а баринъ...
   -- А? что?..-- бормоталъ баринъ, зарываясь головой въ подушку.
   -- Да они пришли, Антонъ Ильичъ... Сѣли въ гостиной и говорятъ: "Не уйду, покуда своего барина не разбудишь!.." Что же я буду съ ними дѣлать?
   -- Какой Антонъ Ильичъ? Пожалуйста, убирайся ко всѣмъ чертямъ...
   Будившая барина горничная сдѣлала небольшую паузу и снова принялась повторятъ то же съ начала, точно осенняя муха, которая съ одной ноющей жалобной нотой бьется въ стекло. Баринъ напрасно пряталъ свою голову, напрасно закрывалъ уши, напрасно угрожающе протянулъ руку за туфлей, защищая свое законное право выспаться,-- спасенья не было.
   -- Они сидятъ въ гостиной, Антонъ Ильичъ...
   -- А, чортъ возьми...
   Горничная Глаша, какъ горничныя многихъ старыхъ холостяковъ и соломенныхъ вдовцовъ, отличалась той мягкой настойчивостью, которая по праву принадлежитъ только женамъ. Въ синодикѣ Глаши настоящій баринъ приходился по счету уже шестымъ, и она знала свое дѣло
   -- Послушайте, Глаша, это... это называется свинство... Который теперь часъ?
   -- Только семь пробило... Они, Антонъ Ильичъ, сначала по тротувару ходили, потомъ сидѣли на лавочкѣ у воротъ... А сейчасъ они въ гостиной.
   -- Хорошо, я сейчасъ... Только, ради Бога, уходи.
   Уходя, Глаша оглянулась,-- баринъ уже сидѣлъ на кровати. Онъ даже погрозилъ ей кулакомъ, и Глаша успокоилась. Баринъ нѣсколько разъ встряхнулъ головой, издалъ неопредѣленный носовой звукъ и еще разъ обругалъ Антона Ильича. Вотъ тоже чортъ принесъ ни свѣтъ ни заря...
   Виновникъ этого переполоха сидѣлъ въ гостиной, вѣрнѣе -- спрятался въ старинномъ глубокомъ креслѣ. Это былъ совсѣмъ маленькій человѣчекъ съ моргавшими глазами, съ какимъ-то испуганнымъ лицомъ и короткими ножками. Онъ такъ и сидѣлъ въ креслѣ, поджавъ подъ себя ноги и раскачиваясь изъ, стороны въ сторону. Измятый костюмъ свидѣтельствовалъ о безсонной ночи.
   -- Послушай, Антонъ, что такое случилось?-- проговорилъ надъ самымъ его ухомъ заспанный голосъ хозяина.
   Антонъ посмотрѣлъ испуганно и сдѣлалъ короткой ручкой такой жестъ, точно земной шаръ повернулся въ другую сторону. Хозяинъ только поморщился. Какъ это ни странно, но даже настоящее горе маленькаго мужчины не производитъ того впечатлѣнія, какъ горе мужчины большого.
   -- Тэночка уѣзжаетъ... совсѣмъ...-- простоналъ Антонъ, закрывая лицо руками.-- Да, совсѣмъ...
   -- Анна Гавриловна? уѣзжаетъ? Зачѣмъ же ты здѣсь въ такую пору? Впрочемъ, извини, можетъ-быть, это нескромный вопросъ...
   -- Э, нечего скрывать: она прогнала меня еще съ вечера... да. Ну, я и бродилъ всю ночь по городу, какъ собака.
   -- Гм... да-а.
   Гость и хозяинъ посмотрѣли другъ на друга. Все было ясно, какъ день. Маленькій человѣчекъ сдѣлалъ какое-то больное движеніе и заговорилъ, быстро роняя слова:
   -- Видишь ли, Иванъ Васильевичъ... Я, да, я считаю тебя лучшимъ своимъ другомъ... да. И поэтому пришелъ къ тебѣ... Ты видишь, въ какомъ я положеніи?
   -- Опять исторія съ докторшей?-- строго спросилъ Иванъ Васильевичъ, хмуря брови.
   -- Какая тамъ докторша... Это ужъ давно позабыто.
   Гость даже улыбнулся, а хозяинъ сдѣлалъ нетерпѣливое движеніе. Послѣдній вспомнилъ, что Антонъ только на-дняхъ вернулся изъ Петербурга, значитъ, привезъ съ собой какое-нибудь приключеніе.
   -- Послушай, Антонъ, у тебя странный характеръ, чтобы не сказать больше... Я могу только удивляться тебѣ.
   -- Презирай меня, бей, но спаси... Я тебя буду просить на колѣняхъ.
   Маленькій человѣчекъ быстро скатился со своего кресла я дѣйствительно очутился на колѣняхъ. Онъ умоляюще протянулъ впередъ свои маленькія ручки и заговорилъ еще быстрѣе, точно кого-то догонялъ:
   -- Спаси, спаси... Ваня, спаси! Я знаю, что ты сейчасъ презираешь меня,-- я самъ презираю себя. Но все-таки спаси... Ты знаешь, какой характеръ у Тэночки?..
   -- Послушай, Антонъ... Что же я могу сдѣлать?.. Это не въ первый разъ...
   -- Клянусь тебѣ всѣмъ святымъ, что въ послѣдній. Больше ни-ни... Будетъ. О, довольно... И потомъ, ты знаешь, какъ я люблю Тэночку.
   Иванъ Васильевичъ взялъ гостя за руку, подвелъ къ зеркалу и проговорилъ:
   -- Посмотри, у тебя сѣдые волосы пробиваются на головѣ... Какъ тебѣ не стыдно, Антонъ! Мы ужъ совсѣмъ старики... Пора остепениться!..
   Въ зеркалѣ обрисовались два портрета. Одинъ толстый обрюзглый мужчина за сорокъ лѣтъ -- въ томъ возрастѣ, когда женщины проходятъ мимо, другой походилъ на цыпленка. Зеркало являлось для обоихъ самымъ жестокимъ обвинительнымъ актомъ, какой только можно было себѣ представить. Иванъ Васильевичъ уже давно примирился со своей участью и могъ только удивляться роковой жизнерадостности Антона.
   -- Видишь ли, Ваня, я еще жить хотѣлъ, то-есть даже и не жить, а такъ... вообще...-- оправдывался Антонъ, оправляясь передъ зеркаломъ.-- Докторша пустяки, это давно прошло, а... Однимъ словомъ, Тэночка тебѣ лучше разскажетъ. У тебя, право, есть такое особенное умѣнье разговаривать съ женщинами...
   Актонъ, спасая свою шкуру, льстилъ самымъ грубымъ манеромъ, но сейчасъ онъ былъ готовъ рѣшительно на все. "Ораторъ" взглянулъ на него черезъ плечо и только вздохнулъ. Онъ припомнилъ грустную исторію, какъ бѣжала его собственная жена и какъ его ораторство способствовало этому бѣгству. Да, старая рана на минуту раскрылась, и Иванъ Васильевичъ посмотрѣлъ на своего друга почти съ ненавистью.
   -- Да одѣвайся же ты, ради Бога,-- торопилъ Антонъ, поглощенный, мыслью объ отъѣздѣ жены.-- Понимаешь: совсѣмъ уѣзжаетъ. Ты знаешь, какой, у нея рѣшительный характеръ.
   -- Сейчасъ еще рано... Она спитъ. Мы напьемся чаю, ты немного успокоишься... Вообще торопиться некуда.
   Антонъ взглянулъ на друга умоляюще, закрылъ лицо руками, и въ комнатѣ послышались глухія рыданія.
   -- Я... такъ... ее... люблю... Я... безъ... нея... жить... не... не... могу... Я... за...стрѣ...люсь...
   -- Застрѣлиться еще успѣешь, а чаю мы все-таки напьемся... Перестань хныкать. Я сейчасъ позову Глашу... Нехорошо при прислугѣ показывать все.
   -- Ахъ, я несчастный... Что такое чай?.. Ты, просто, циникъ... У человѣка вопросъ жизни и смерти рѣшается, а онъ -- чай.
   Иванъ Васильевичъ только фыркнулъ носомъ и крупными шагами отправился въ свою спальню одѣваться.
   "Лучшій другъ, не угодно ли?-- сердито думалъ онъ, засучивая рукава рубашки для умыванья.-- Благодарю покорно... Итти объясняться съ этой взбалмошной бабой... Пожалуй, еще въ шею выгонитъ..."
   Кстати, Иванъ Васильевичъ припомнилъ, что онъ членъ окружного суда, занимаетъ извѣстное общественное положеніе, всѣ въ городѣ его знаютъ, и вдругъ скандалъ... За Тэночку нельзя поручиться. И когда проклятый Антонъ успѣлъ возвести его въ санъ главнаго друга? Кажется, достаточно у него друзей и могъ бы почтить этой милой привилегіей кого-нибудь другого. Впрочемъ, у Антона исторіи съ женой повторяются періодически, и эти другіе уже испили свою чашу, а теперь его очередь.
   Кстати, Антона всѣ любили. Онъ создалъ себѣ какое-то особенное положеніе, невпримѣръ другимъ. Когда-то онъ кончилъ университетъ, когда-то и гдѣ-то служилъ, потомъ бросилъ все и "сѣлъ на хозяйство". Это сидѣнье закончилось полнѣйшимъ крахомъ. Антонъ очутился на улицѣ, и его спасла только смерть какой-то богатой тетки, оставившей ему кругленькое состояніе. Сейчасъ Антонъ рѣшительно ничего не дѣлалъ, а просто жилъ, т.-е. по-русски убивалъ время: днемъ скучалъ у себя дома, а вечеромъ отправлялся скучать въ клубъ или къ кому-нибудь изъ знакомыхъ. Однихъ именинниковъ сколько наберется, а потомъ званые обѣды, юбилеи, крестины, свадьбы -- однимъ словомъ, дохнуть некогда, хотя и скучно чертовски. Антонъ былъ вездѣ душой общества, какъ лучшій разсказчикъ и остроумный человѣкъ. Несмотря на свою невзрачную наружность, онъ пользовался большимъ успѣхомъ у женщинъ. Онѣ съ нимъ не скучали и платили за это удовольствіе золотой монетой. Антонъ обладалъ секретомъ необыкновенно быстро сближаться, и его сейчасъ же посвящали во всѣ интимныя дѣла. Эти успѣхи у женщинъ избаловали Антона и служили неизсякаемымъ источникомъ разныхъ домашнихъ исторій. Антонъ хитрилъ, лгалъ, вывертывался и, выведенный на свѣжую воду, каялся самымъ чистосердечнымъ образомъ. Такихъ Антоновъ по провинціальнымъ захолустьямъ наберется достаточно, и всѣ они походятъ другъ на друга, какъ "три капли воды".
  

II.

   Пробило девять часовъ. Иванъ Васильевичъ нарочно тянулъ время, чтобы наказать Антона за предстоявшее непріятное объясненіе. Глаша проводила господъ съ сдержанной улыбкой,-- она догадывалась, въ чемъ дѣло.
   Очутившись на улицѣ, Антонъ сразу опять упалъ духомъ. Онъ только смотрѣлъ на главнаго друга своими моргавшими глазками и покорно сѣменилъ за нимъ по тротуару, какъ комнатная собачка. Иванъ Васильевичъ всю дорогу молчалъ, еще разъ переживая близившуюся непріятность.
   -- Хоть бы извозчика взять...-- взмолился-было Антонъ.
   -- Ничего, и такъ дойдешь.
   Иванъ Васильевичъ выигрывалъ время. Вотъ и членъ суда, рѣшитель судебъ въ нѣкоторомъ родѣ, а извольте-ка столковаться съ бабой. Тоже, нечего сказать, пріятная миссія... Чортъ бы побралъ всѣхъ Антоновъ на свѣтѣ. Желая выдержать характеръ, Иванъ Васильевичъ ни разу не спросилъ, въ чемъ дѣло. Да это было и совершенно излишне. Опять какая-нибудь женщина... Развѣ Антонъ можетъ прожить полгода безъ приключеній?
   -- Ты бы судью попросилъ или доктора, Антонъ, а то я-то и не сумѣю.
   -- Судья меня ужъ мирилъ съ женой два раза, а докторъ хотѣлъ меня убить... Тогда эта глупая исторія вышла съ его женой. Собственно, серьезнаго ничего и не было, а Тэночка подняла цѣлую бурю... Однимъ словомъ, скандалъ въ благородномъ семействѣ.
   Завидѣвъ родное пепелище, Антонъ остановился въ нерѣшительности.
   -- Нѣтъ, братъ, шалишь, я одинъ не пойду!-- рѣшительно заявилъ Иванъ Васильевичъ, подхватывая Антона подъ руку.-- Люби кататься, люби и саночки возить... Еще неизвѣстно, какъ меня приметъ Анна Гавриловна.
   -- Я боюсь...
   -- Вздоръ!.. Заварилъ кашу, самъ и расхлебывай...
   -- Она тебя любитъ, Тэночка... Когда ушла у тебя жена, какъ она тебя жалѣла! Это удивительная женщина вообще...
   Антонъ вздрогнулъ, когда Иванъ Васильевичъ позвонилъ у подъѣзда. Начиналось... Послышались шаги старухи-няньки, которая спускалась по лѣстницѣ съ старческимъ кряхтѣньемъ... Антонъ даже закрылъ глаза, когда повернулся ключъ въ дверяхъ.
   -- Анна Гавриловна дома?-- твердымъ голосомъ спросилъ Иванъ Васильичъ.
   Старуха посмотрѣла на господъ равнодушными глазами и прошамкала:
   -- Не знаю... Ужо я спрошу ее.
   Она ушла, а господа остались на подъѣздѣ.
   -- Вѣдь вотъ какая Тэночка, никогда молоденькой горничной не возьметъ,-- ропталъ про себя Антонъ, вспоминая бойкую Глашу.
   -- Пожалуйте...-- послышалось сверху.
   -- Я останусь въ передней...-- шепталъ Антонъ, поднимаясь по лѣстницѣ.
   -- Ну нѣтъ, братъ, это дудки...
   Они должны были подождать въ гостиной, по крайней мѣрѣ, четверть часа, прежде чѣмъ Анна Гавриловна вышла изъ своей комнаты. Это была высокаго роста женщина, съ некрасивымъ, но рѣшительнымъ лицомъ. Она была одѣта въ дорожное сѣрое платье и даже держала въ рукахъ дорожную кожаную сумочку. Поздоровавшись съ Иваномъ Васильевичемъ, она сдѣлала видъ, что совсѣмъ не замѣчаетъ мужа. Антонъ стоялъ за кресломъ и виновато крутилъ въ рукахъ собственную шапку. Онъ походилъ на бѣднаго родственника, попавшаго въ домъ къ богатому дядѣ.
   -- Я пришелъ къ вамъ, Анна Гавриловна... то-есть я...-- заговорилъ Иванъ Васильевичъ, сбившись на первомъ словѣ.-- Однимъ словомъ, вы хотите уѣзжать...
   -- Да, я сегодня оставляю этотъ вертепъ...
   -- Послушайте, Анна Гавриловна. Прежде, чѣмъ сдѣлать такой рѣшительный шагъ, поговоримте серьезно... по душѣ.
   Анна Гавриловна томно опустилась на ближайшее кресло и приготовилась слушать. Иванъ Васильевичъ сдѣлалъ паузу, чувствуя, какъ у него пересохло въ горлѣ. Бываютъ такія проклятыя положенія... Онъ даже оглянулся на Антона и посмотрѣлъ съ укоромъ. Да, тяжела шапка главнаго друга...
   -- Вы хотите бросить мужа, Анна Гавриловна...
   -- Не мужа, а мерзавца...
   Антонъ сдѣлалъ безпокойное движеніе за кресломъ, какъ попавшаяся въ западню крыса.
   -- Конечно, трудно судить семейныя дѣла, особенно со стороны, уважаемая Анна Гавриловна... (О, чортъ бы тебя побралъ!) да. Но заинтересованныя стороны относятся другъ къ другу слишкомъ пристрастно и дѣлаются часто несправедливыми. Посторонній человѣкъ можетъ отнестись спокойнѣе... Во всякомъ случаѣ, необходимо разобраться, обсудить, взвѣсить. Вѣдь нѣтъ такого положенія, изъ котораго не было бы выхода.
   -- Я не понимаю, во-первыхъ, что вамъ нужно отъ меня?-- отрѣзала Анна Гавриловна, принимая оскорбленный видъ,-- а во-вторыхъ, мнѣ совершенно непонятна роль, въ какой вы явились сюда, Какое можетъ быть посредничество между мужемъ и женой?
   -- Я явился сюда только по просьбѣ вашего мужа, а моего друга Антона. Я даже не знаю, въ чемъ дѣло, и даже не спросилъ его ни слова, потому что мнѣ одинаково дороги интересы какъ его, такъ и ваши интересы,
   -- Какъ это мило съ вашей стороны... Ха-ха! Прекрасная роль... Я могу только удивляться, что среди моихъ друзей находятся... находятся... подобные субъекты.
   -- Позвольте, Анна Гавриловна, вы выражаетесь слишкомъ рѣзко...
   -- Нѣтъ, я очень мягко выражаюсь. Поймите, что мнѣ жаль васъ. Да, жаль. Въ концѣ концовъ, вы все-таки являетесь въ роли защитника этого мерзавца, который имѣетъ дерзость считать себя моимъ мужемъ. Вы пришли защищать его интересы, а не мои... Мнѣ даже кажется, что ваша роль неблагодарнѣе его роли, какъ защитника отъявленнаго негодяя.
   Иванъ Васильевичъ сдѣлалъ безпокойное движеніе, какъ большая неуклюжая туша, приготовившаяся вспорхнуть. Это движеніе перемѣняло сразу непріятный оборотъ дѣла. Анна Гавриловна величественно поднялась и проговорила уже дѣловымъ тономъ:
   -- Такъ какъ вы взяли на себя непріятный трудъ ходатайства по такому грязному дѣлу, то я считаю своей обязанностью познакомить васъ съ нимъ въ общихъ чертахъ. Я сейчасъ.
   Она величественно вышла изъ комнаты. Иванъ Васильевичъ чувствовалъ, какъ у него стучитъ кровь въ вискахъ, а на лбу выступаетъ холодный лотъ. Обернувшись къ Антону, онъ погрозилъ ему кулакомъ и проговорилъ:
   -- Помни, Антонъ, что это въ послѣдній разъ!.. Если ты еще разъ позволишь себѣ какую-нибудь исторію, я подаю въ отставку изъ должности главнаго друга.
   -- Въ послѣдній разъ... Клянусь!-- шепталъ Антонъ и прибавилъ уже другимъ тономъ:-- Но какая женщина!.. Какая энергія!.. Вотъ именно такихъ женщинъ я и люблю... Представь себѣ только картину, когда она улыбнется? Восторгъ... А ты, знаешь, прекрасно началъ. Такое благородство въ голосѣ... жестъ... Однимъ словомъ, произвелъ впечатлѣніе.
   -- Замолчи, несчастный.
   Послышалось шуршанье платья, и Антонъ малодушно спрятался за свое кресло. Анна Гавриловна вошла походкой оскорбленной королевы и подала Ивану Васильевичу смятый листокъ.
   -- Потрудитесь прочесть вслухъ,-- предложила она, повертывая въ рукахъ кожаную записную книжку.
   Иванъ Васильевичъ въ качествѣ юриста пробѣжалъ молча поданпуіе бумагу, посмотрѣлъ на оборотѣ, приподнялъ плечи и началъ читать:
   -- "Садъ "Кинь-Грусть"... счетъ г. Кривскому... гм... восемь порцій бёфъ а-ля-модъ... четыре порціи филе соте... десять порцій мороженаго". Извините, я ничего не понимаю, Анна Гавриловна. Какой-то старый счетъ...
   -- Нѣтъ, читайте... Вверху есть дата: 18-го іюня 1891 года.
   -- Гм... да... "десять порцій мороженаго... восемь бутылокъ шампанскаго Помери... телячья печенка... три ящика пива... русскому хору 25 руб. семь бутербродовъ... цыганскому хору 30 руб... за разбитую посуду 7 р. 33 к. Да... ризки"... Это что такое?..
   -- Ризки -- это когда крестятъ дѣтей... Продолжайте.
   -- "Деньгами выдано цыганкѣ Манѣ 25 руб... 12 бутылокъ сельтерской воды... 2 стакана шерри-коблеръ... банка килекъ... изломанный стулъ... крюшонъ". Гм... Общій счетъ -- 184 р. 33 к.
   Бумажка еще разъ была повернута и потомъ возвращена Аннѣ Гавриловнѣ...
   -- Однако не могъ же Антонъ выпить три ящика пива?
   -- Вы скажете, Иванъ Васильевичъ, что могъ быть другой Кривскій? Что, наконецъ, это общій счетъ? А вотъ не угодно ли полюбоваться его собственной книжкой...
   Порывшись въ книжкѣ, Анна Гавриловна отыскала роковую страницу, помѣченную 18-мъ іюня, и прочитала сама:
   -- 18-е іюня... на расходы по дѣлу о наслѣдствѣ 184. р. 33 к. Не правда ли, какое странное совпаденіе? Это именно та самая цифра, которая значится на счетѣ...
   -- Да, странно... гм...-- мычалъ Иванъ Васильевичу.-- Да, очень странно... Я думаю, что въ такихъ дѣлахъ самое лучшее полная откровенность.
   -- О, нѣтъ, я не вѣрю, ни одному его слову не вѣрю!-- рѣшительно заявила Анна Гавриловна, дѣлая такой жестъ, точно ей предлагали наступить на змѣю.-- Это ни къ чему не поведетъ...
   -- Я, то-есть я разскажу все, Тэночка...-- заявилъ Антонъ какимъ-то не своимъ голосомъ.-- Вѣдь я не говорю, что счетъ не мой и что въ книжку занесенъ не онъ... Неловко же было написать, что пропито 184 р. 33 к.
   -- Онъ меня довелъ до того, что я должна осматривать его карманы и записныя книжки...-- объясняла Анна Гавриловна съ слезливыми нотами въ голосѣ.-- Это уже послѣднее дѣло... Помилуйте, женщина должна дѣлать обыски! Я кончила гимназію съ серебряной медалью... Наконецъ у меня совсѣмъ не такой характеръ. Довести женщину до этого состоянія, это... это...
   Конечно, явились слезы. Друзьямъ пришлось переждать, когда этотъ дождь пройдетъ.
  

III.

   -- Я прошу только объ одномъ: дайте мнѣ разсказать все... все...-- началъ Антонъ взволнованнымъ голосомъ.-- Да, все... Въ Петербургъ я поѣхалъ хлопотать по дѣлу о наслѣдствѣ послѣ моей тетки (Анна Гавриловна горько улыбнулась). Да, о наслѣдствѣ... Хорошо. Пріѣзжаю туда. Разыскалъ знакомаго адвоката -- Пищалкинъ, мы съ нимъ еще въ университетѣ вмѣстѣ учились. Хорошо. Ну, то-ce... Дѣлали справки, собирали какія-то справки, однимъ словомъ, устали, какъ собаки. Пищалкинъ и говоритъ: "Поѣдемъ, братъ, на острова, передохнемъ свѣжимъ воздухомъ"... Тэночка, пожалуйста, не перебивай меня. Вѣдь это онъ говоритъ, а не я. Хорошо. Я думалъ, что мы такъ пройдемся по островамъ и самое большее зайдемъ поужинать куда-нибудь къ Фелисьену (Анна Гавриловна сдѣлала нетерпѣливый жестъ). Да, къ Фелисьену... А тутъ по дорогѣ эта "Кинь-Грусть". Пищалкинъ и затащилъ меня туда... Онъ тоже человѣкъ семейный, недавно старшая дочь въ гимназію поступила. Такая славная дѣвочка... Хорошо. Погуляли мы по саду, посмотрѣли представленіе на открытой сценѣ, зашли въ буфетъ -- онъ выпилъ двѣ рюмки водки, а я англійской горькой. Всего одну рюмку, Тэночка. Потомъ отправились въ закрытый театръ. Тамъ шла новая оперетка "Дѣвушка въ трехъ юбкахъ". Ну, оперетка такъ себѣ, могло бы быть лучше... Впрочемъ, одна француженка ничего... гм... да...
   -- И все онъ лжетъ...-- тихо проговорила Анна Гавриловна, заломивъ въ отчаяніи руки.-- Ни одного слова правды!
   Иванъ Васильевичъ нѣмымъ взглядомъ попросилъ ее не перебивать разсказчика. Его начали интересовать похожденія Антона.
   -- Пищалкинъ и говоритъ, Тэночка: "Давай, поужинаемъ въ отдѣльномъ кабинетѣ?" Кажется, чего невиннѣе... Я согласился. Всякій человѣкъ ужинаетъ... Кажется, ничего въ этомъ особеннаго нѣтъ? Хорошо. Заказали ужинъ. Я нарочно выбралъ самое дешевое, что только было. Антрекотъ какой-то...
   -- Вотъ и лжешь,-- не утерпѣла Анна Гавриловна.-- Въ счетѣ никакого антрекота нѣтъ...
   -- Можетъ-быть, и не антрекотъ,-- великодушно согласился Антонъ.-- Чортъ съ нимъ, съ антрекотомъ. Хорошо. Сидимъ. Пищалкинъ опять выпилъ двѣ рюмки водки, а я опять англійской горькой. Потомъ пили портеръ... Потомъ я спросилъ бутылку шампанскаго... Видишь, Тэночка, я ничего не скрываю. Нельзя же, человѣкъ хлопочетъ по моему дѣлу, привыкъ пить дорогія вина... Только это мы выпили шампанское и спросили ликера -- не помню, какой -- и кофе... Да... А по коридору въ это время! что-то такъ и шуршитъ, потомъ этакій смѣхъ... женскій смѣхъ. А у Пищалкина характеръ игривый... Выскакиваетъ въ коридоръ, и не успѣлъ я оглянуться, какъ онъ ужъ тащитъ двухъ цыганокъ -- одна черная, какъ головешка, а другая бѣлокурая. Все это сдѣлалось какъ-то вдругъ, и я даже хотѣлъ уйти... Ей-Богу, хотѣлъ! Но не ловко обижать товарища, съ которымъ вмѣстѣ въ университетѣ учился... И потомъ завтра у насъ опять хлопоты по дѣлу.
   -- Какъ трудно было, я думаю, тебѣ остаться въ такой компаніи?-- съязвила Анна Гавриловна.
   -- Да вѣдь Пищалкинъ тоже человѣкъ семейный. У него дочь въ гимназію поступила... Хорошо. Сидимъ... Я ничего не скрываю, Тэночка. Пищалкинъ сѣлъ рядомъ съ черномазой, а около меня помѣстилась эта бѣлокуренькая... Признаюсь, она меня заинтересовала: цыганка и вдругъ бѣлокурая. Вѣдь и ты удивилась бы, если бы увидѣла бѣлаго воробья. Костюмъ на ней такой, цыганскій, монеты звенятъ, а глазенки такъ и свѣтятся. Такъ это смотритъ на меня пристально-пристально, точно вотъ хочетъ узнать и не можетъ. "Мы, говоритъ, гдѣ-то съ тобой встрѣчались"... Такъ и рѣжетъ на "ты". Ужасная нахалка, какъ оказалось впослѣдствіи. Да... Ну, конечно, сейчасъ запросили ужинъ, потомъ цвѣтовъ, потомъ конфетъ... Смотрю, а Пищалкинъ финь-шампань такъ и душитъ. Я еще спросилъ себѣ антрекотъ...
   -- Опять врешь...
   -- Тьфу! Ошибся... Что-то однимъ словомъ спросилъ... изъ съѣстного. А Пищалкинъ сразу потребовалъ шампанскаго двѣ бутылки... Тутъ и пошло все колесомъ. Его черномазая проситъ русскій хоръ пригласить... Пригласили. Ну, что-то такое пѣли... Пищалкинъ подарилъ примадоннѣ своо обручальное кольцо. А моя бѣлокуренькая ласкается ко мнѣ, какъ котенокъ, и шепчетъ: "Заставьте пѣть насъ, цыганокъ"... Я пячего не скрываю, Тэночка. Я соглашаюсь, потому что попалъ на пьяную зарубку, какъ говорятъ купцы. Вотъ и привалила орда невѣрная... Однимъ словомъ, фараоны. Пѣсни, гиканье, пляска... Пищалкинъ пустился въ присядку. Такъ и жарить... А моя Таня, это бѣлокуренькая-то, такъ и жмется ко мнѣ плечомъ... Видитъ, конечно, что человѣкъ съ непривычки опьянѣлъ и ничего не понимаетъ... Жмется ко мнѣ и этакъ колѣнкой меня подъ столомъ толкаетъ.
   -- Довольно!-- протестовала Анна Гавриловна.-- Дальше все извѣстно...
   -- Нѣтъ, ужъ позвольте, Анна Гавриловна,-- возмущался Иванъ Васильевичъ, увлекаясь разсказомъ Антона все больше.-- Продолжай, Антонъ...
   -- Да, жмется эта Танька, колѣнкой меня толкаетъ и шепчетъ: "А вы бы мужчинъ нашихъ угостили... Они пиво пьютъ". Конечно, я сказалъ лакею, чтобы дали пива этимъ подлецамъ. Черномазые, носатые, глаза какъ угли -- страшно смотрѣть, однимъ словомъ. Я еще думаю про себя: "разорвутъ они Пищалкина, какъ кошку", потому что онъ ужъ началъ обнимать и цѣловать свою головешку. Да... Только смотрю я, а въ сосѣдній номеръ лакеи и тащатъ цѣлыхъ три ящика пива. Вотъ такъ хороши "мужчины"... Я нарочно ходилъ посмотрѣть, какъ они пьютъ -- настоящіе черные тараканы или компотъ изъ чернослива. Ну, а у насъ шампанское рѣкой льется, какіе-то жиды на цымбалахъ зажариваютъ... Виноватъ, забылъ: когда я спросилъ пива мужчинамъ, Таня поблагодарила меня ногой. Видишь, Тэночка, я ничего не скрываю. Дальше -- больше... Пищалкинъ совсѣмъ разошелся и, смотрю, сидитъ уже съ двумя головешками: одну обнимаетъ, другую цѣлуетъ. И меня, признаюсь, начало подмывать... Думаю, что же, жена ничего не узнаетъ -- такъ и думаю, вотъ до чего напился, а интересно, какъ это бѣлокурыя цыганки любятъ... Начинаю на эту тему заговаривать, Таня смѣется и говоритъ мнѣ: "А видѣлъ цыгана, который басомъ пѣлъ? Это мой мужъ... Смотри, достанется намъ обоимъ". А цыганище, я вамъ скажу, невѣроятный, прямо монументъ... Какъ быть?.. Я то-ce, а Таня только головкой качаетъ и этакъ легонько вздыхаетъ. "Жаль мнѣ, говоритъ, тебя, ужъ очень хорошій баринъ"... Я настаиваю... "Хорошо, говоритъ, есть еще одна штука, чтобы намъ съ тобой наединѣ встрѣтиться... Одна цыганка у насъ родила недавно, бѣдная такая цыганка -- вотъ хочешь быть кумомъ? А тамъ все устроимъ"... Понимаете, у меня столбы въ головѣ ходятъ -- готовъ весь фараоновъ хоръ окрестить. Она, то-есть Таня, опять благодаритъ меня ногой... Смотрю, а тугъ ужъ какая-то беззубая старушонка около меня вертится, тоже головешка головешкой. Ну, на ризки и выклянчила... Только я ей наличными отдалъ, а какъ эти ризки въ счетъ попали -- не умѣю сказать. Да... Я ничего не скрываю, Тэночка. Хорошо... Только, смотрю, ужъ совсѣмъ свѣтло... Хвать, а Пищалкина и слѣдъ простылъ. Вотъ такъ пріятель: завести завелъ да и бросилъ. А въ дверяхъ этотъ цыганище, мужъ Тани, стоитъ и какіе-то ей знаки дѣлаетъ... Дальше ужъ я плохо помню, да и не интересно: уплатилъ по счету, лакей довелъ меня до извозчика... однимъ словомъ, одна грусть получилась.
   Наступила пауза. Рѣшающій голосъ принадлежалъ Аннѣ Гавриловнѣ, по она хранила гробовое молчаніе, опустивъ глаза.
   -- Что же, и все?-- недовольнымъ голосомъ спросилъ Иванъ Васильевичъ.
   -- Больше ничего не было,-- отвѣтилъ Антонъ какимъ-то дѣтскимъ голосомъ.-- Впрочемъ, могу прибавить: клянусь, что никогда и ничего подобнаго не произойдетъ. Вѣдь, въ сущности, я ничего не сдѣлалъ... Нужно быть справедливымъ и ко мнѣ. Да, былъ пьянъ, надѣлалъ глупостей, бросилъ на вѣтеръ двѣсти рублей -- вотъ и все.
   Иванъ Васильевичъ понялъ, что его миссія кончена, поднялся съ кресла и молча пожалъ руки молчавшимъ супругамъ.
   Они остались вдвоемъ.

-----

   Ровно черезъ три дня Антонъ явился къ Ивану Васильевичу. Онъ имѣлъ безпечный и довольный видъ человѣка, который избавился отъ большой опасности, благодаря счастливой случайности.
   -- Ну что, какъ дѣла?-- довольно сухо спросилъ Иванъ Васильевичъ, надѣвая свой судейскій мундиръ,-- онъ отправлялся въ засѣданіе.
   -- Ты это про что?
   -- Какъ про что?
   -- Ахъ, да... Виноватъ. Пришелъ тебя поблагодарить, голубчикъ. Ты меня выручилъ... Конечно, Тэночка ругала меня, потомъ плакала, потомъ опять ругала, гнала отъ себя и кончила отпущеніемъ грѣховъ. Это чудная женщина... да. А мнѣ до сихъ поръ совѣстно. Войди въ ея положеніе: что ей было дѣлать, какъ и всякой другой женщинѣ? Подлецы мы, мужчины... Если бы не ты, все было бы кончено, а теперь я снова ожилъ.
   Антонъ даже прищелкнулъ языкомъ и подмигнулъ, охваченный обычнымъ легкомысліемъ. Это наконецъ взорвало Ивана Васильевича.
   -- Послушай, Антонъ, въ слѣдующій разъ я не буду разыгрывать роль какого-то буфера, чортъ возьми. Это, наконецъ, смѣшно...
   -- Клянусь...
   -- Ты лучше клянись Аннѣ Гавриловнѣ, а я не желаю валять дурака. Пойми, что это просто неудобно.
   -- Да вѣдь я... ей-Богу, клянусь тебѣ, что...
   -- Ну, извини, мнѣ некогда. У насъ сегодня засѣданіе.
   Они вышли вмѣстѣ. Антонъ сѣлъ вмѣстѣ на извозчика увѣряя, что ему по пути. Дорогой онъ нерѣшительно заявилъ:
   -- А я къ тебѣ по дѣлу, Ваня... Ты не сердись. Видишь ли... гм... мнѣ нужно устроить свиданіе съ одной дамой, и я сказалъ, что она твоя родственница. Пока ты будешь въ судѣ, я ее приму у тебя въ квартирѣ... Ты ее и не увидишь.
   -- Извозчикъ, ступай...
   Иванъ Васильевичъ крикнулъ адресъ квартиры Кривскихъ. Антонъ сдѣлалъ-было попытку соскочить съ извозчика, но былъ удержанъ.
   -- Ваня, не буду...-- бормоталъ онъ.-- Я пошутилъ...
   -- То-то... Извозчикъ, въ судъ!
  
   1894.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru