Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Постойко

  

  

   -----------------------------------------------------------------------------------------

   Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей

   Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962

   Рисунки Е.Мешкова

   OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года

   -----------------------------------------------------------------------------------------

  

  

I

  

   Едва только дворник отворил калитку, как Постойко с необыкновенной ловкостью проскользнул мимо него на улицу. Это случилось утром. Постойке необходимо было подраться с пойнтером из соседнего дома, - его выпускали погулять в это время.

   - А, ты опять здесь, мужлан? - проворчал пойнтер, скаля свои белые длинные зубы и вытягивая хвост палкой. - Я тебе задам...

   Постойко задрал еще сильнее свой пушистый хвост, свернутый кольцом, ощетинился и смело пошел на врага. Они встречались каждый день в это время и каждый раз дрались до остервенения. Охотничий пес не мог видеть равнодушно кудластого дворового пса, а тот, в свою очередь, сгорал от нетерпения запустить свои белые зубы в выхоленную кожу важничавшего барина. Пойнтера звали Аргусом, и он даже был раз на собачьей выставке, в самом отборном обществе других породистых и таких же выхоленных собак. Враги медленно подходили друг к другу, поднимали шерсть, скалили зубы и только хотели вцепиться, как вдруг в воздухе свистнула длинная веревка и змеей обвила Аргуса. Он жалобно взвизгнул от боли, присел и даже закрыл глаза. А Постойко летел вдоль улицы стремглав, спасаясь от бежавших за ним людей с веревками. Он хотел улизнуть куда-нибудь в ворота, но везде все было еще заперто. Впереди выбежали дворники и загородили Постойке дорогу. Опять свистнула веревка, и Постойко очутился с арканом на шее.

  

  

   - А, попался, голубчик! - говорил какой-то верзила, подтаскивая несчастную Собаку к большому фургону.

   Постойко сначала отчаянно сопротивлялся, но проклятая веревка ужасно давила шею, так что у него в глазах помутилось. Он даже не помнил, как его втолкнули в фургон. Там уже было до десятка разных собак, скромно жавшихся по углам: два мопса, болонка, сеттер, водолаз и несколько бездомных уличных собачонок, таких тощих и жалких, а в их числе и Аргус, забившийся со страху в самый дальний угол.

   - Могли бы и повежливее обращаться с нами, - пропищала болонка, сторонясь от уличных собак. - Моя генеральша узнает, так задаст...

   Эта противная собачонка ужасно важничала, и Постойко с удовольствием потрепал бы ее, но сейчас было не до нее. Пойманные собаки чувствовали себя сконфуженными и на время позабыли все свои собачьи расчеты. Спокойнее всех держал себя водолаз. Он не обращал ни на кого внимания, улегся по самой середине и зажмурился с такой важностью, точно какая важная особа.

   - Господин водолаз, как вы полагаете? - обратилась к нему болонка, виляя пушистым белым хвостом. - Здесь так грязно, а я не привыкла... Наконец, какое общество... фи!.. Конечно, меня схватили по ошибке и сейчас же выпустят, но все-таки неприятно. Пахнет здесь отвратительно...

   Водолаз полуоткрыл один глаз, презрительно посмотрел на болонку и еще важнее задремал.

   - Вы совершенно правы, сударыня, - ответил за него один из мопсов, приятно оскалясь. - Случилось простое недоразумение... Мы всё попали сюда по ошибке.

   - Я предполагаю, что нас отправят на выставку, - откликнулся Аргус из своего угла: он немного оправился от страха. - Я уже раз был на выставке и могу сказать, что там совсем недурно. Главное, хорошо кормят...

   Одна из уличных собачонок горько засмеялась. Нечего сказать, на хорошую выставку привезут: она уже бывала в фургоне и только по счастливой случайности вырвалась.

   - Нас всех привезут в собачий приют и там повесят, - сообщила она приятную новость всей собачьей компании. - Я даже видела, как это делают. Длинный такой сарай, а в нем висят веревки...

   - Ах, замолчите, мне дурно... - запищала болонка. - Ах, дурно!..

   - Повесят? - удивился водолаз, открывая глаза. - Желал бы я знать, кто смеет подойти ко мне?..

   Бедный Постойко весь задрожал, когда услыхал роковое слово. Он даже почувствовал, как будто его шею уже что-то давит. За что же повесят? Неужели за то, что он хотел подраться с Аргусом?.. И Постойко и Аргус старались не смотреть теперь друг на друга, точно никогда и не встречались. Отчасти им было совестно, а отчасти и не до того, чтобы продолжать старую вражду.

   "Пусть уж лучше Аргуса повесят, - думал Постойко, - только меня бы выпустили..."

   Конечно, так нехорошо было думать, но в скверных обстоятельствах каждый заботится больше всего только о себе одном. Фургон покатился дальше, и дверь с железной решеткой отворялась только для того, чтобы принять новые жертвы. Сегодняшняя охота на бродячих собак была особенно удачна, и верзила, заправлявший всем делом, решил, что на сегодня достаточно.

   - Ступай домой, - сказал он кучеру.

   Нечего сказать, приятное путешествие "домой"!.. Все собаки чувствовали себя очень скверно, а один маленький мопсик даже взвыл. Помилуйте, что же это такое!.. А фургон все катился медленно и тяжело, точно на край света. Собак было много, и они поневоле толкали друг друга, когда фургон раскачивался в ухабах; а таких ухабов чем дальше, тем было больше. Таким образом, в этой толкотне Постойко и не заметил, как очутился рядом с Аргусом, даже ткнул его своей мордой в бок.

   - Извините, вы меня тычете своей мордой... - заметил Аргус с ядовитой любезностью хорошо воспитанной собаки; но, узнав приятеля, прибавил шепотом: - А ведь скверная история, Постойко!.. Я по крайней мере не имею никакого желания болтаться на веревке... Впрочем, меня хозяин выкупит.

   Постойко удрученно молчал. У него не было хозяина, а жил он как-то так, без хозяев. В город его привезли из деревни всего месяц назад.

  

  

II

  

   Приют для бродячих собак помещался на краю города, где уже не было ни мостовых, ни фонарей, а маленькие избушки вросли совсем в землю, точно гнилые зубы. Помещение приюта состояло из двух старых сараев: в одном держали собак, а в другом их вешали. Когда фургон въехал во двор, из первого сарая послышался такой жалобный вой и лай, что у Постойки сердце сжалось. Пришел, видно, ему конец...

   - Сегодня полон фургон, - хвастался верзила, когда вышел смотритель с коротенькой трубочкой в зубах.

   - Рассортируйте их по породам... - приказал смотритель, равнодушно заглядывая в фургон.

   - Господин смотритель! - пищала болонка. - Выпустите меня, пожалуйста: мне уже надоело сидеть в вашем дурацком фургоне.

   Смотритель даже не взглянул на нее.

   - Вот невежа!.. - ворчала болонка.

   Когда отворили дверь сарая, где содержались собаки, там поднялись такой лай, визг и вой, что сжалось бы самое жестокое сердце. Верзила вытаскивал за шиворот из фургона одну собаку за другой и сносил в сарай. Появление новичка на время утишало бурю. Последним был выведен водолаз и помещен в особом отделении. С какой радостью встречали новичков сидевшие в заключении собаки - точно дорогих гостей. Они их обнюхивали, лизали и ласкали, как родных. Постойко попал в отделение бездомных уличных собак, которые отнеслись к нему с большим сочувствием.

   - Как это тебя угораздило... а? - спрашивал лохматый Барбос.

   - Да уж так... Только хотел подраться с одним франтом, нас обоих и забрали. Я было задал тягу вдоль по улице, но тут дворники загородили дорогу. Одним словом, скверная история... Одно, что меня утешает, так это то, что и франт тоже попался. Он к охотничьим собакам посажен... Такой голенастый и хвост палкой.

   - С ошейником?

   - Да... Эти франты всегда в ошейниках щеголяют.

   - Ну, так его хозяин выкупит.

   В течение нескольких минут Постойко узнал все порядки этого собачьего приюта. Пойманных собак рассаживали по клеткам и держали пять дней. Если хозяин не приходил выкупать собаку, ее уводили в другой сарай и вздергивали на веревку. Постойко был ужасно огорчен: оставалось жить, может быть, всего пять дней... Это ужасно... И все из-за того только, что выскочил подраться с проклятым франтом. Впрочем, их и повесят вместе, потому что срок одинаковый. Плохое утешение, но все-таки утешение.

   - Вот этой желтенькой собачонке осталось жить всего один день, - сообщал Барбос. - А вот той, пестрой, - сегодня...

   - А тебе?

   - Ну, мне еще долго: целых три дня. С часу на час жду, когда придут за мной. Порядочно-таки надоело здесь сидеть. Кстати, не хочешь ли закусить? Вот в корыте болтушка... Кушанье прескверное, но приходится жрать всякую дрянь...

   Огорченный Постойко не мог даже подумать о пище. До еды ли, когда, того гляди, повесят! Он с ужасом смотрел на пеструю маленькую собачку, которая была уже на очереди. Бедная вздрагивала и жмурилась, когда слышались шаги и отворялась входная дверь. Может быть, это идут за ней.

   - А ты все-таки закуси, - советовал Барбос. - Очень уж скучно здесь сидеть... Вон те франты, охотничьи собаки, не едят дня по три с горя, ну, а мы - простые дворняги, и нам не до церемоний. Голод не тетка... Ты из деревни?

   Постойко рассказал свою историю. Родился и вырос он далеко от этого проклятого города, в деревне, где нет ни дворников, ни больших каменных дворов, ни собачьих приютов, ни фургонов, а все так просто: за деревней река, за рекой поля, за полями лес. Нынешним летом в деревню приехали господа на дачу. Вот он, на свою беду, познакомился с ними, вернее сказать, они сами познакомились с ним. Был у них такой кудрявый мальчик Боря, - увидал деревенскую собачку и засмеялся. Какая смешная собака: шерсть торчит клочьями, хвост крючком, а цвет шерсти такой грязный, точно она сейчас из лужи. Да и кличка тоже смешная: Постойко!.. "Эй, Постойко, иди сюда!" Сначала Постойко отнесся к городскому мальчику очень недоверчиво, а потом соблазнился телячьей косточкой. Именно эта косточка и погубила его... Стал он сам приходить на дачу к господам и выжидал подачек. Боря любил с ним играть, и они вместе пропадали по целым дням в лесу, на полях, на реке. Ах, какое хорошее было время и как быстро оно промелькнуло! Постойко настолько познакомился, что смело приходил в комнаты, валялся по коврам и вообще чувствовал себя как дома. Главное, отличная была еда у господ: до того наешься, что даже дышать трудно. Но наступила осень, и господа начали собираться в город. Маленький Боря непременно захотел взять Постойко с собой, как его ни уговаривали оставить эту затею. Таким образом Постойко и попал в большой город, где Боря скоро совсем забыл его. Приютился Постойко на дворе и жил кое-как со дня на день. Помнила о нем только одна кухарка Андреевна, которая и кормила его и ласкала, - они были из одной деревни. Впрочем, Постойко очень скоро привык к бойкой городской жизни и любил показать свою деревенскую удаль на городских изнеженных собаках.

   - Что же, можно и в городе жить, - согласился Барбос. - Только я одного не понимаю: за что такая честь этим моськам и болонкам? Даже обидно делается, когда на них смотришь... Ну, для чего они? Вот охотничьи собаки или водолазы - те другое дело. Положим, они важничают, но все-таки настоящие собаки. А то какая-нибудь моська!.. тьфу!.. Даже и здесь им честь: их и вешают не в очередь, а ждут лишнюю неделю - не возьмет ли кто-нибудь. И находятся дураки - берут... Это просто несправедливо!.. Только бы мне выбраться отсюда, я бы задал моськам.

   Не успел Барбос излить своего негодования, как появился смотритель в сопровождении горничной.

   - Ваша собака сегодня пропала? - спрашивал смотритель.

   - Да... Такая маленькая, беленькая... зовут "Боби", - объяснила горничная.

   - Я здесь, - запищала жалобно болонка.

   - Ну, слава богу, - обрадовалась горничная. - А то генеральша пообещала отказать мне от места, если не разыщу собаки.

   Она уплатила деньги, взяла болонку на руки и ушла.

   - Вот видишь, - заметил сердито Барбос. - Всегда так: настоящую собаку не ценят, а дрянь берегут и холят.

  

  

III

  

   Как ужасно долго тянулись дни для заключенных... Даже ночь не приносила покоя. Собаки бредили во сне, лаяли и взвизгивали. Тревога начиналась вместе с дневным светом, который заглядывал в щели сарая золотистыми лучами и колебавшимися жирными пятнами света. Просыпались раньше других маленькие собачонки и начинали беспокойно прислушиваться к малейшему шуму извне. К ним присоединялись охотничьи. Густой лай водолаза слышался последним, точно кто колотил пудовой гирей по дну пустой бочки. Часто поднималась ложная тревога.

   - Идут, идут!..

   Вой и визг усиливались, превращаясь в дикий концерт, а потом все смолкало разом, когда никто не приходил.

   Но вот слышались шаги... Все настораживалось. Собачий чуткий слух старался узнать знакомую походку. Начинались взвизгивания. Когда дверь растворялась и в нее врывался яркий дневной свет, все мгновенно стихало. У деревянных решеток виднелись собачьи головы, жадными глазами искавшие хозяев. Вот идет смотритель со своей неизменной трубочкой, за ним вышагивает верзила, ловивший собак арканом, - он же и вешал их. За ними являлись посетители, разыскивавшие своих собак. Чей-то хозяин пришел!.. Кого выпустят на волю?.. Водолаз чуть не разломал решетку, когда увидел своего хозяина. Как запрыгала эта тяжелая машина, оглушая лаем весь сарай!..

   - Ну, что, брат, не понравилось? - шутил хозяин. - То-то, вперед будь умней...

   Комнатные собачонки с визгом лезли к решетке, отталкивая друг друга. Некоторые становились на задние лапки. Но приходившие брали только своих собак и уходили. Смотритель обходил все отделения и коротко говорил:

   - Повесьте очередных...

   Верзила готов был, кажется, перевешать всех собак на свете, - с таким удовольствием он выбирал своих жертв. Из отделения, в котором сидел Постойко, уведена была пестрая собачка. Она так истомилась ожиданием, что совершенно покорно шла за своим мучителем; лучше смерть, чем это ужасное томление и неизвестность. Потом увели желтенькую собачку и старого охотничьего сеттера.

   Так прошли три длинных, бесконечных дня. Подходила очередь Барбоса, который заметно притих.

   - Если сегодня за мной не придут... - говорил он утром. - Нет, этого не может быть!.. За что же меня вешать?.. Кажется, служил верой и правдой?..

   - Придут, - успокаивал его Постойко. - Нельзя же оставлять хорошую собаку в таком положении...

   Жалко было смотреть на этого Барбоса, когда отворялась дверь и когда он не находил своего хозяина среди входивших. "Мне всего осталось жить несколько часов, - говорили с отчаянием эти добрые собачьи глаза. - Всего несколько часов..." Как быстро летело время! А тут всего несколько часов...

   - Вот он!.. - крикнул однажды Барбос, опрометью бросаясь к решетке.

   Но это была жестокая ошибка: пришли не за ним. Приведенный в отчаяние Барбос забился в угол и жалобно завыл. Это было такое горе, о каком знали только здесь, в этих ужасных стенах.

   - Возьмите его, - сказал смотритель, указывая на Барбоса.

   Барбоса увели, и Постойко почувствовал, как у него мороз пошел по коже: еще два дня и его уведут точно так же. Ведь у него нет настоящего хозяина, как у охотничьих собак или этих противных мосек и болонок. Да, оставалось всего два дня, коротких два дня... Время здесь было и ужасно длинно и ужасно коротко. Он и ночью не мог спать. Грезилась деревня, поля, леса... Ах, зачем он тогда попался на глаза этому кудрявому Боре, который так скоро забыл его.

   Постойко сильно похудел и мрачно забился в угол. Э, будь что будет, а от своей судьбы не уйдешь. Да...

   Прошел четвертый день.

   Наступил пятый. Постойко лежал на соломе и не поднимал даже головы, когда дверь отворялась; он столько раз ошибался, что теперь был не в силах ошибиться еще раз. Да, ему слышались и знакомые шаги и знакомый голос, и все это оказывалось ошибкой. Может ли быть что-нибудь ужаснее!.. Холодное отчаяние овладело Постойком, и он ждал своей участи. Ах, только бы скорее... И в минуту такого отчаяния он вдруг слышит:

   - Не у вас ли наша собака?

   - А какой она породы?

   - Да никакой породы, батюшка... Наша деревенская собака.

   - Ну, назовите масть!

   - Да масти нет никакой... так, - хвост закорючкой, а сама лохматая. Вы только мне покажите, - уж я узнаю...

   - Ее Постойком зовут, - прибавил детский голос.

   Постойко не верил сначала собственным ушам... Столько раз он напрасно слышал эти голоса...

   - Да вот он сидит, Постойко-то наш!.. - заговорила Андреевна, указывая на него. - Ах ты, милаш... Да как же ты похудел!.. Бедный...

   Постойко был выпущен и, как сумасшедший, вертелся около Андреевны и Бори.

   - Если бы вы сегодня не пришли, конец вашему Постойко, - говорил смотритель. - Вон у нас сколько собак сидит... И жаль другую, а приходится убивать.

   Андреевна и Боря обошли все отделения и долго ласкали визжавших собак, просившихся на волю. Добрая Андреевна даже прослезилась: если бы она была богата, откупила бы на волю всех. Постойко в это время разыскал Аргуса.

   - Прощай, братец, - проговорил он, виляя хвостом. - Может быть, и за тобой придут...

   - Нет, меня позабыли... - уныло ответил Аргус, провожая счастливца своими умными глазами.

   С какой бешеной радостью вырвался Постойко на волю, как он прыгал, как визжал; а там, в сарае, раздавались такие жалобные вопли, стоны и отчаянный лай.

   - Кабы мы с тобой не земляки были, так висеть бы тебе на веревочке! - наставительно говорила Андреевна прыгавшему около нее Постойке. - Смотри у меня, пострел.