Макаров Петр Иванович
Макаров П. И.: биографическая справка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   МАКАРОВ Пётр Иванович (1764*, Москва -- ноябрь, 1804, Воронеж**), критик, журналист, переводчик, прозаик. Из дворян, сын состоят, казан, помещика, губ. предводителя дворянства во время пугачев. восстания. Получил хорошее дом. воспитание под руководством гувернера-француза, в свое время воспитывавшего поэтов M. H. Муравьёва и И. И. Дмитриева, затем, по-видимому, зачислен в Казан, г-зию. В детстве отличался острой памятью и редкой страстью к учению. Окончив г-зию, служил в артиллерийских ротах в Казани, вышел в отставку в чине майора в 1787. В 1790--95 жил в Петербурге, не определяясь ни к какому месту. После разорившей М. беспечной петерб. жизни вынужден был продать почти все недвижимое имущество родным в счет уплаты долгов и назначения ему скромного годового содержания.
   Летом 1795 предпринимает путешествие в Лондон "без рекомендательных писем, без товарища, не зная англ. языка -- и без денег" ("Моск. Меркурий", 1803, No 1, с. 28); часть пути проходит пешком. Впечатления от путешествия, известные как "Письма из Лондона" (вошли, во 2-й том "Соч. и пер." М.), опубл. под заглавием "Россиянин в Лондоне, или Письма к друзьям моим" ("Моск. Меркурий", 1803, No 1; продолжение -- ВЕ, 1804, No 9). Взяв за образец "Письма русского путешественника" H. M. Карамзина, М. поставил в центр повествования личное, "подлинное" восприятие увиденного, однако тематически почти исключительно сосредоточился на обиходной жизни Лондона, акцентируя порядок и удобства англ. общежития. Автор "Писем" преследовал и "полезную цель" -- быть практич. "наставником" для рус. путешественников "посредственного состояния" ("Соч. и пер.", т. 2, ч. 3, 1817, с. 23). Вскоре М. вынужден покинуть Англию тайком от своих англ. заимодавцев, однако по возвращении на родину тут же высылает долги. С этого времени (кон. 1790-х гг.) жил в Москве.
   М. дебютировал переводом с франц. "романа воспитания" Жозефа де Мемье "Граф де Сен-Меран, или Новые заблуждения сердца и ума"; живость передачи языка франц. салона подчеркивала карамзинскую ориентацию дебютанта. Первая часть вышла в 1796 в Петербурге, но была б. ч. скуплена М. и сожжена; исправл. перевод (ч. 1--10, М., 1799--1800; 2-е изд., М., 1818--19) также не удовлетворил переводчика. Первый успех принес М. перевод популярного в Европе соч. Э. Ф. Лантье "Антеноровы путешествия по Греции и Азии..." (т. 1--3, М., 1801--02; совместно с Г. Яценко, переведшим 3-й том; др. изд.: М., 1814; М., 1822), этой, по определению М., "маленькой ист. картины нравов, обычаев и домашней жизни древних греков" ("Моск. Меркурий", 1803, No 4, с. 48). Карамзин (с к-рым М. не был знаком лично) откликнулся на выход в свет рус. Антенора рецензией и особо отметил труд переводчика: "Фабрика русских переводов не имела бы такой дурной славы, если бы у нас по большей части так переводили" (ВЕ, 1802, No 10, с. 146).
   Спустя год, в связи с выходом нового перевода кн. Лантье (А. И. Леванды; ч. 1--5, СПб.. 1803), М. помещает в "Моск. Меркурии" (1803, No 4) параллельные фрагменты своего, моек, и петерб. изданий с подробным разбором последнего; уже одно соположение текстов сделало очевидным преимущество слога M., соединявшего "точность с ясностью, правильность с красотою" (Дмитриев M. А., О. M. и его соч.-- В кн.: Макаров П. И., Соч. и пер., 1817, с. VIII); эта публикация дает важный материал для изучения истории стилистики рус. лит. языка нач. 19 в.
   В 1803 М. становится издателем и осн. автором ж. "Моск. Меркурий". По существу критический, ж-л был предназначен "на пользу той части публики, которая при похвальной охоте к чтению не имеет для выбора книг другого руководства, кроме газетных объявлений" (МВед, 1802, 25 окт., 1 нояб.). Весь облик издания в глазах современника вызывающе ярко характеризовал принадлежность автора к лагерю карамзинистов: явная франц. ориентация, салонная любезность издат. уведомлений, культ светской женщины, к-рой, по мнению М., определена особая роль в воспитании обществ, нравов и изящного вкуса (самостоят. раздел журнала был посвящен пропаганде парижских мод), и, наконец, лит. пристрастия и слог самого издателя. Помимо рецензий М. помещал в "Меркурии" переведенные им с франц. и частью переработанные (без указания авторства) повести, сентиментальные по тону и содержанию: "Фидела и Фиделис" (No 6), "Танкред и Галатея" (No 3), "Великодушные соперники" (No 4) и др. (см. "Соч. и пер." М.). Занимательные по сюжету, все они повествовали о пылких страстях, прославляли чувствит. нежность и чувств, любовь (часто с трагич. концом) как неодолимую, ниспосланную свыше силу. На фоне "скучно-поучит." и "высокопарной" прозы соч. М. наряду с карамзинскими предвосхитили рождение рус. повести (Белинский, 1, 272).
   Лицо журнала, продолжавшего традиции "Моск. журнала" Карамзина, определял критич. раздел: за год существования ж-ла, ставшего расцветом деятельности М., он опубл. в нем ок. 50 рецензий. Нередко они имели форму краткого, но исчерпывающего впечатления и оценки. Живые, умные, беспощадно меткие и отточенные по языку, критич. суждения М. имели вес и часто решали спор о достоинствах произв. Отмечая достоинства и промахи сочинителя, М. исходил из взгляда на произв. как органич. целое, все части к-рого должны соответствовать его общей "цели" и "плану", в то время как совр. М. критика указывала на отд. языковые несообразности, а б. ч. фиксировала грамматич. огрехи. Именно с этой точки зрения М. отмечал достоинства "Сочинений и переводов" И. И. Дмитриева в первом (из многочисл. других) отзыве на выход сб-ка (No 10): верность "натуре" в описании картин, сюжета, в выражении "сердца человеческого", уместность поведения персонажей (с. 57, 66); современники и позднейшая критика неизменно выделяли эту рец. М.
   Эстетич. требования М. несводимы к слогу, к-рому, однако, уделяется большое внимание, особенно разговорному: он "есть у нас пробный оселок авторов и камень преткновения большей части переводчиков" (там же, No 2, с. 156, прим.; ср. также рец. на ром. С. Ф. Жанлис -- No 11, с. 121--22).
   Так, в рец. на "Монаха" М. Г. Льюиса (вышедшего в рус. пер. под именем А. Радклиф) М. резко осуждает свойственные готич. романам картины "убийств, насилий, пыток", к-рые, с его т. з., не извиняются "приятностями слога" (No 3, с. 218, 220). И при всей симпатии к легкому слогу П. И. Шаликова М. осторожно пеняет автору "Путешествия в Малороссию" (1803) на его "чувствительность... розового цвета", отсутствие гл. предмета, "на котором бы весь интерес был основан"; "притом, -- добавлял критик, -- всякая картина требует теней..." (No 5, с. 120,123).
   М. стоял у истоков русской критической мысли 19 в., когда на просветит, эстетику воздействовала эстетика "нового стиля": культ полезности начинает вытесняться культом художественности, включающим и требование проблемной и тематич. новизны (см. ук. рец. на Льюиса, с. 218; ср. также No 6, с. 180). Последним трудом М., достойно увенчавшим его деятельность, стал разбор книги А. С. Шишкова "Рассуждение о старом и новом слоге рос. языка" (СПб., 1803). Статья-памфлет ("Моск. Меркурий", 1803, No 12), публицистически острая, дающая убедит, возражения по всем пунктам языковой полемики, выдвинула автора в первые ряды защитников карам-зинской реформы. Полемич. пафос сообщает его формулировкам осн. принципов "нового слога" такую отточенность и блеск, каких не встречаешь в высказываниях самого Карамзина. Констатируя невозможность старыми языковыми средствами выразить множество новых понятий (а, следовательно, и новых нравов и обычаев, за к-рыми "язык следует всегда" -- с. 163), и в связи с этим все большую архаизацию письм. языка, М. предлагает "искать новых средств изъясняться". "Удержать язык в одном состоянии невозможно,-- отвечает критик Шишкову, -- такого чуда не бывало от начала света" (с. 162). Новые средства М. связывает с освоением и развитием "среднего" стиля, годного "равно для книг и для общества, чтобы писать, как говорят, и говорить, как пишут" (с. 180). Учению о трех штилях, жанрово-стилистич. критерию архаистов он противопоставляет универсальный критерий "вкуса", отвергающего выражения, "противные слуху"; взамен собственно языкового различения стилей он определяет различие стилистическое: "Высокий слог должен отличаться не словами или фразами, но содержанием, мыслями, чувствованиями, картинами, цветами Поэзии" (с. 181). (С. С. Бобров в своем пародийном соч. "Происшествие в царстве теней, или Судьбина рос. языка", опубл. в 1975, вывел М. в образе Галлорусса -- см. Лотман, Успенский, с. 186.) Полемика в связи со статьей М. (и позицией "Моск. Меркурия") продолжалась и после его смерти (Лука Говоров <М. Т. Каченовский) -- ВЕ, 1807, No 8; ответ Шишкова -- ВЕ, 1807, No24).
   Насмешливое перо издателя "Меркурия" стало грозой для лит. посредственности (см. характерную эпиграмму Б. К. Бланка: "Когда услышал наш Бездаров,/ Что умер журналист Макаров -- / "Ну, слава Богу, он сказал,/ Могу печатать все, что прежде ни писал!" -- "Моск. зритель", 1806, No 1, с. 57) и создало ему много противников, находивших его критику пристрастной, а тон -- неподобающим рецензенту (СВ, 1804, No 9, с. 294; см. также Уведомление издателя, напечатанное в 7-м номере "Моск. Меркурия", с. 68). Непредвиденные трудности издания заставили М. прекратить его выпуск. Прощаясь с публикой, издатель сетует на тяжелый и неблагодарный труд рецензента, отнявший у него время "написать что-нибудь свое" (No 110, с. 139).
   В нач. 1804 М. сотрудничает с карамзинским "Вестником Европы", где помещает указ. выше продолжение "Писем из Лондона". Осенью того же года с одним из знакомых отправился в Польшу, но по слабости здоровья не выдержал путешествия, простудился и умер, вернувшись в Воронеж (по др. сведениям -- в дороге, в дер. своего спутника). Биограф М. так рисует его облик: "Он был жив, весел; в обществе умел пленять своими разговорами; шутки его всегда содержали на кого-нибудь эпиграмму; однако ж он не колол оными, но смешил, и часто самая жертва насмешек его нечувствительно сама над собою смеялась" ("Моск. курьер", 1805, No 9, б/п, с пометой "Рязань"; с. 136**)
   Изд.: Соч. и переводы, т. 1--2, М., 1805; 2-е изд., т. 1--2, ч. 1-4, М., 1817; Соч. и переводы И. Дмитриева (рез.).--В кн.: Греч Н. И. (сост.). Избр. места из рус. соч. и переводов в прозе, СПб., 1812; Письма из Лондона. -- В кн.: Ландшафт моих воображений, М., 1990 (изд. подготовлено В. И. Коровиным).
   Лит.: Греч (ук.); его же, Опыт краткой истории рус. лит-ры, СПб., 1822, с. 257; Дмитриев И. И., Соч., М., 1986, с. 270; В и гель (ук.); Белинский (ук.); его же, ПСС, т. 13, Л., 1948, с. 383--84 (прим.); Булгарин Ф. В., Восп., ч. 2, СПб., 1846, с. 14; Дмитриев, с. 77--78; Булич H. H., Очерки по истории рус. литры и просвещения с нач. XIX в., т. 1, СПб., 1902, с. 104--10, 133--37; Мордовченко Н. И., Рус. критика первой четверти XIX в., М.--Л., 1959 (ук). Геннади Г. H., M. и его ж. "Моск. Меркурий". -- "Совр.", 1854, No 10; Максимов А. Г., "Моск. Меркурий" 1803 г. Ежемес. ж-л, изд. П. И. Макарова.-- "Лит. вест.", 1902, No 8 (вкл. роспись ж-ла, с. 331--34); Левин В. Д., Очерк стилистики рус. лит. языка кон. XVIII -- нач. XIX в., M., 1964, с. 115--38; Лотман Ю. М., Успенский Б. А., Споры о языке в нач. XIX в. как факт рус. культуры.-- "Уч. зап. ТГУ", 1975, в. 358, с. 181 ... 193, 232, 239--40, 242, 250--51 и др.; Рус. эпиграмма; Рогов К. Ю., Портреты и карикатуры. -- В кн.: Ново-Басманная, 19, М., 1990, с. 155--58, 163; ЛН, т. 55 (ук.). * Некрологи: СВ, 1804, No 12; "Моск. курьер", 1805, No 1 <М. Н. Макаров?>, No 6 (стих. "На смерть П. И. Макарова"). Сопиков; Геннади; Брокгауз; Венгеров. Источ.

Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 3. М., "Большая Российская энциклопедия", 1994

С. В. Уварова.

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru