Макаренко Антон Семёнович
Закономерная неудача

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Макаренко А. С. Педагогические сочинения: В 8-ми т. Т. 7
   М., "Педагогика", 1986.
   

Закономерная неудача

   "Закономерность" Н. Вирты берешь в руки с большим интересом. Вызывают его и предыдущая удача автора, и тема нового романа.
   Действительно, тема чрезвычайно важная: пути врагов, их зарождение, приемы действий врага и закономерность его гибели. Тема важная, чрезвычайно важная. Художественное произведение, написанное на такую тему, должно обогащать наши познания, воспитывать нашу бдительность, заострять нашу ненависть.
   Н. Вирта с этой темой не справился. Он подошел к ней без достаточных знаний, без уважения к теме, без уважения к читателю. Необходимой серьезности не нашлось и у его редакторов.
   На протяжении 30 печатных листов изображается захолустье, а на его фоне -- история группы детей из контрреволюционного стана. История эта переплетается с работой троцкистских групп, диверсантов, кулаков.
   Как все это изображается?
   Дело происходит в городе Верхнереченске, в наше, советское время. Город находится недалеко от Тамбова.
   "Губернский город Верхнереченск, если верить летописцу, был заложен на берегу реки Кны в семнадцатом столетии и в течение многих лет служил сторожевым пограничным пунктом великого княжества Московского".
   Город, заложенный в семнадцатом столетии в бассейне Волги, не мог быть пограничным пунктом, да еще великого княжества Московского, а летописцы в это время вообще не выступают свидетелями.
   Каков город, таковы и герои.
   "Евгений Игнатьевич Ховань был большой фигурой при последнем Романове".
   Через двенадцать строчек:
   "Евгений Игнатьевич был неудачник. С карьерой ему не повезло, он дослужился лишь до полковничьих эполет, хотя был умнее многих генералов".
   В особенности глубокомысленно здесь звучат слова насчет ума генералов. И таков стиль всей книги. Авторский произвол, безмятежная неряшливость, пренебрежение к читателю. И все это без злого умысла, нечаянно, как будто и автор и редактор заигрались, как дети. Иногда эта игра вызывает снисходительную улыбку, иногда раздражение, но серьезно относиться к ней невозможно. И все-таки: игра происходит на большой литературной советской дороге. Место для игры совершенно не подходящее, и поэтому на каждом шагу происходят несчастные случаи.
   Вот Алексей Силыч -- председатель ревкома, "небольшой, жилистый и пожилой уже человек". Он "несколько раз допрашивал Льва от отце. Лев упорно стоял на своем: он не знает, где скрывается Никита Петрович".
   Председатель ревкома, да еще пожилой, казалось бы, достаточно солидный персонаж, но и его привлекли "играться". И он играет. На четырех страницах Алексей Силыч буквально исповедуется перед тем самым недорослем, которого он еще недавно допрашивал. Исповедуется в довольно "душевных" тонах.
   "Смеяться разучился, ей-богу. И природу начал очень остро чувствовать. Сидел вот тут и мечтал о всяких, знаете, странных вещах. Например, хотел забраться на небо и посмотреть оттуда на людей. Веселое, должно быть, зрелище. Старею, вот мечты появились".
   Этот стареющий, и мечтающий, и болтающий предревкома в романе вообще не нужен. Просто пришла автору блажь: пусть такой предревкома играет с нами.
   Когда обнаруживается, что в окрестностях скрывается бандит-антоновец Сторожев, предревкома не принимает никаких мер, что-то бормочет, ему и в голову не приходит, что бандита мог спрятать тот самый Лев, которого он несколько раз допрашивал.
   И после этого Алексей Силыч исчезает из романа. А в конце романа снова появляется, уже в роли начальника ГПУ в Верхнереченске. Но этот новый Алексей Силыч никакого отношения не имеет к старому, это совершенно другой человек, с другим характером.
   Есть группа героев, которые из игры не выходят. Это дети: Виктор Ховень, Андрей Компанеец, его сестра Лена, Женя Камнева, Джонни и Коля Зарьев. С ними игра затевается серьезная и по всем правилам литературы. Описываются родители, няни, дети, условия воспитания. В этом описании автор не жалеет ни слов, ни бумаги, ни читателя. Неудачника царедворца мы уже видели, А вот Сергей Петрович Компанеец.
   "Он думал об одном: как бы оторвать Украину от Москвы и завести в ней европейские порядки. Когда товарищи резонно указывали ему, что украинский народ и сам может быть хозяином на своих полях и что не в отделении дело, Сергей Петрович лишь ругался, так как никаких твердых убеждений не имел".
   Чем не портрет? И "думал только об одном", и "убеждений не имел". И все это ни к чему. Не имеет это значения ни для самого Компанейца, ни для его детей. Просто к слову пришлось. Через десять строчек сказано, что "мечты о вызволении Украины он тотчас забыл", но и этому не верьте: на следующей странице он снова мечтает.
   Таких страничек, случайно подвернувшихся под руку, ненужных характеристик, лишних диалогов в романе очень много.
   Но главные герои все-таки иногда появляются на поверхности. Читатель встречает их во втором классе гимназии. Но уже через несколько страниц они выступают как персонажи более взрослые. Читателю трудно разобраться в их личных характерах, так как автор любит поворачивать их по первому капризу, как придет в голову.
   К примеру, Джонни:
   "Казалось, не было в гимназии мальчишки острее и изворотливее". "С теми, кто его третировал, он расправлялся безжалостно. Он знал десять способов, любой из которых мог извести каждого..."
   Все это напечатано черным по белому, но этому не нужно верить. В любой момент автор захочет и переделает и даже сам этого не заметит: через несколько страниц Андрей отнимает у Джонни пистолет ...и ничего не происходит.
   "Джонни хотел было зареветь, но в разговор вмешалась Лена.
   -- Отдай, -- сказала она Джонни, -- он уже намок..."
   И это пройдет бесследно, Джонни будет выступать с новыми чертами.
   Главной сюжетной линией автор хочет сделать длительную игру, организуемую Опанасом. Опанас -- неряшливый во всех отношениях человек, автор относится к нему также неряшливо. На протяжении всего романа все герои относятся к Опанасу презрительно, но это не мешает ему быть руководителем этой группы молодежи. Почему? Неизвестно почему. Никаких данных для этого у него нет.
   На нескольких страницах в романе проносится восстание, руководимое "неудачным царедворцем" Хованем, -- отголосок антоновщины.
   Опанас водил по городу бандитов и указывал им квартиры коммунистов. Все об этом знают. Но дело оканчивается таким детским диалогом:
   "-- Опанаса выпустили, -- сказал между прочим Джонни.
   -- Откуда? -- изумился Виктор.
   -- Из тюрьмы. Кто-то донес, что он указывал бандитам дома коммунистов. Ох, и похудел же он!
   -- И вообще стал другим, -- прибавила Лена".
   Читатель, не верьте этому. Опанас и не похудел, и не стал другим. Все это нарочно. Литературная игра.
   Она продолжается:
   "По-видимому, она (Лена) догадалась, что Виктор переживает внутреннюю борьбу между чувствами к ней и к Жене Камневой.
   Николай Опанас, зная обо всем этом, решил предложить ребятам новое занятие".
   В таких невинных словах начинается новая игра в "круг вольных людей". Автор делает вид, что это игра опасная, с политическим привкусом. Но игра нигде не описывается: автору некогда. Следует новый авторский каприз: вся группа ребят увлекается драмкружком, все оказываются талантливыми актерами, и Советская власть отдает в их распоряжение городской театр. Быстро, дешево, увлекательно! Кто там еще играет в театре, автору неинтересно, да и читатель уже приучен к тому, что судьба играет человеком.
   Но вот выдвигаются новые силы, во всю разворачиваются "подвиги" главного героя романа -- Льва Кагардэ. Эта фигура -- соединение всех пороков: мститель, развратник, бандит и вор. Как сформировался этот гнусный человек -- в романе не показано, хотя Н. Вирта описывает множество эпизодов детства и юности Льва. А когда Лев начинает свою контрреволюционную работу, совсем уже законспирирован внутренний мир его. За Кагардэ стоит кто-то таинственный, не разберешь -- кто. Лев пропадает несколько лет за границей, не разберешь -- где. К нему приезжает роковой "одноглазый". Замогильными голосами они разговаривают. А разговор такой:
   "-- Вы сообщили, будто бы есть какие-то шансы в деревне?
   -- Так точно! Мне кажется, в партии начинается борьба вокруг деревенских дел. Вероятно, будет принята очень суровая линия: кулаки мешают Советам. Советы стараются убрать кулаков.
   -- Не перестреляют же они их?
   -- У них новый термин -- коллективизация".
   Не правда ли, любопытные враги, которые из-за границы прут через весь Союз, чтобы в Верхнереченске прослушать элементарную беседу о том, что Советы стараются убрать кулаков и что есть такой термин "коллективизация"...
   Показываются в романе и троцкисты. Их представляет главным образом начальник угрозыска Богданов. И Богданов и остальные троцкисты в романе очень глупы, комичны и болтливы. Богданов настолько глуп и нерасторопен, что, будучи начальником угрозыска, не может найти даже помещения для подпольного собрания троцкистов и доверчиво принимает совет Льва собраться в театре. Аргументы Льва, правда, очень убедительны: от трех до шести в театре никого не бывает. И "доверчивые", "наивные" -- по представлению автора -- троцкисты устраивают подпольное собрание в театре, на виду у актеров и всего города. Эти доверчиво-глупенькие троцкисты показаны, впрочем, и с другой стороны -- как бандиты, но сделано это весьма наивно.
   Мы прекрасно знаем, до каких бандитских и шпионских преступлений докатились троцкисты. Но ведь роман описывает событие 1927--1928 гг. Писатель должен показать здесь закономерность эволюции троцкизма, проследить те черты, которые уже тогда предопределяли эту эволюцию. По Вирта выходит, что между троцкистами 1927--1928 гг. и современным троцкизмом нет никакой разницы. Облик современных троцкистов он механически переносит в обстановку 1927--1928 гг. Вирта не показывает превращения антиленинского политического течения в беспринципную и безыдейную банду разбойников с большой дороги, наемников германской и японской фашистских разведок. Таким образом, читатель не получает представления о троцкистской контрреволюции.
   Неправильность показа сказывается и в деталях. Художественное произведение не имеет права оперировать заезженными средними понятиями, это право принадлежит только лубку. А вот, например, детали того же подпольного собрания троцкистов.
   "-- Не велено пускать, -- сказал один из патрульных, здоровенный детина, похожий на грузчика".
   "Около телефона сидел тип, столь же подозрительный, как и охранявшие вход в театр. Щека этого человека была подвязана грязной белой тряпкой.
   Джонни подошел к телефону. Тип загородил аппарат.
   -- В чем дело? -- спросил его Джонни.
   -- Позвонишь завтра, -- ответил тип и сплюнул.
   -- У меня дома больные.
   -- Не сдохнут, -- ответил тип и, взяв Джонни за шиворот, выставил его из канцелярии".
   "Патрульные засучили рукава. Сергей Иванович посмотрел на их кулаки, в кулаках были зажаты свинчатки".
   Что это такое? Подпольное собрание троцкистов в 1927 г.? Кто же не узнает в этих подозрительных типах обыкновенных членов "Союза русского народа" -- черносотенцев? Н. Вирта срисовал их с карикатур 1906 г.: и свинчатки и даже щека подвязана, да еще грязной тряпкой.
   Потом эти "дурачки" собираются в лесу, но группа подростков разгоняет их несколькими криками. Несмотря на это, "доверчивый" Богданов устраивает тайную типографию в помещении, предоставленном Л. Кагардэ. Впрочем, деятельность типографии оканчивается в опереточном жанре: печатается объявление "мобилизация" -- завтра представление в цирке! На базаре -- паника. Автор хохочет: такой веселый этот враг и диверсант Лев Кагардэ!
   Конец романа наполнен громом событий. Здесь уже автор разыгрался вовсю. Ограбление кассира, покушение на убийство секретаря губкома, авария на электростанции, пожар поезда. Все это устраивается всемогущим Львом; впрочем, устраивается без особого напряжения.
   Чтобы ограбить кассира, Лев Кагардэ пускает в дело только что привезенного из деревни мальчика. Кассира ограбили -- и мальчик снова как мальчик, милый ребенок. Совсем удалить его со страниц романа тоже нельзя: он еще пригодится для покушения на убийство секретаря губкома. Такие тринадцатилетние мальчики для этого дела самый подходящий элемент, особенно если дождаться, когда мальчик заболеет и будет в бреду. Как это не похоже на подлинные дела троцкистских террористов!
   Конечно, все происки Льва Кагардэ оканчиваются пустяками. Как только начали гореть вагоны, Сергей Иванович, секретарь губкома, крикнул:
   -- Немедленно вызвать пожарную команду!
   И это -- все. Настоящей борьбы партии с троцкистскими прохвостами в книге нет. Все устраивается само собой. И опять множество несообразностей. Начальник ГПУ знает, каким поездом уедет из города Лев, а вот о диверсии на электростанции и о предполагаемом поджоге поезда ничего не знает.
   В конце романа, описывающем события 1928--1929 гг., Лев Кагардэ показан как полностью разбитый и уничтоженный враг. Все его резервы исчерпаны, все "кадры" уничтожены. Похоже ли это на реальную действительность?
   Всего не перескажешь. Пути верхнереченской жизни очень запутаны. Нет там только одного: нет закономерности и нет простого чувства меры.
   На некоторых страницах, в особенности в картинах деревни, ясно виден энергичный талант молодого писателя; тем более незакономерно с его стороны и со стороны его редакторов так небрежно и легкомысленно относиться к этому таланту.
   На этот раз хочется только небрежностью объяснить весь этот несчастный случай. Объективно же мы должны понимать: иной молодой читатель пропустит все неувязки и несуразности текста, а вот эта бесконечная картина пустой игры в контрреволюцию, перемешанной с любовными приключениями, может и запомниться.
   Еще опаснее та комически-пинкертоновская возня, которую автор хочет представить как работу троцкистов. Мы уже хорошо знаем, что такое троцкисты, с кем они связаны и на что они способны. В интересах повышения нашей бдительности недопустимо подменять это знание легкомысленной и безответственной выдумкой, изображающей врага народа как глупого и бестолкового чудака.
   Легкомысленное отношение к важнейшим и ответственнейшим темам нашей жизни и борьбы, попытка подменить серьезную работу скороспелым лубком -- вот что определило неудачу романа Вирты.
   

Комментарии

   ЦГАЛИ СССР, ф. 332, оп. 4, ед. хр. 120, вырезка из "Литературной газеты", 1937, 10 авг. Там же, ед. хр. 119 -- автограф А. С. Макаренко, первоначальные варианты, под заголовком "Слепым полетом". Повесть Н. Вирты "Закономерность" была напечатана в журнале "Знамя", 1937, No 2, 3, 4.
   Рецензия продолжает тему, положенную в основу макаренковской статьи "Вредная повесть".
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru