Лев Юрлов и его письмо к родственникам (1743 года, сентября 11).
Епископ Лев Юрлов известен, как одно из духовных лиц, пострадавших от Феофана Прокоповича вскоре по восшествии на престол императрицы Анны. Главнейшие биографические сведения, которые имеются о Юрлове, сохранились в его собственных показаниях, находящихся в нескольких делах о нем, которые хранятся в Архиве св. Синода. Извлечение из этих показаний напечатано в статье "Георгий Дашков" в "Православном Обозрении" 1863 г., No 1. Дополнительные известия о Льве Юрлове можно найти в "Деяниях Петра Великого", изд. 2-е, т. XV, стр. 34--37, и в "Истории Росс. иерархии", т. I, стр. 198.
Лев, в мире Лаврентий, был сын дворянина Михаила Матвеевича Юрлова и родился в отцовском имении с. Сёмове (Нижегородской губ., Макарьевского уезда); в юных летах оставшись сиротою, он воспитывался в доме боярина князя Ивана Борисовича Троекурова, вместе с его сыном Иваном, и с ним же, в 1695 и 1696 годах, ходил, в качестве волонтера, в поход под Азов. Известны те широкие планы, которые внушались Петру, и которые он сам питал в первую свою войну против Турок (см. "Историю России", (С. М. Соловьева,, т. XIV, стр. 218 и след.); воспоминание об этих намерениях осталось в памяти Юрлова, который, как он сам свидетельствует, слышал о предположениях Петра от него самого, в бытность свою пажом царицы Марфы Матвеевны. (Стало быть, эта придворная служба Юрлова должна относиться ко второй половине шестьсотдевяностых годов). В 1701 г. Лаврентий участвовал в Нарвском походе и потом, 23-х лет, решился вступить в монашество. Голиков, со слов М. И. Головиной, рассказывает, что паж Юрлов, будучи при царице Марфе на ассамблее у Голландца Гопа, где находился и сам Петр, похитил серебряный кубок, обыкновенно подаваемый государю; что царица, жалея пажа, дала ему средство скрыться от царского гнева, и что Юрлов бежал в Вологду, где и постригся. В собственном своем показании Юрлов умолчал об этом происшествии и объяснил, что он провел около десяти лет на искусе в Троицко-Сергиевском монастыре, под руководством иеромонаха Георгия Дашкова, а потом был переведен в Троицкий же монастырь в Астрахань и здесь пострижен в мантию и посвящен в иеродиакона и иеромонаха. В следствие ссоры с митрополитом Иоанном Лев оставил Астрахань и, согласно распоряжению Стефана Яворского, переведен в Москву в Донской монастырь. Но в эту пору Георгий Дашков был посвящен в епископы Ростовские, Лев выпросился с ним в Ростов, а когда в Петербурге основался Александро-Невский монастырь, Лев послан был туда. Пробыв здесь несколько времени, Лев определен был архимандритом Переяславского Горицкого монастыря. В январе 1724 г. он подпал под суд за расхищение казны в Астраханском Троицком монастыре и отрешен от настоятельства; но в апреле того же года, по случаю коронации Екатерины, вина его была прощена, и ему повелено быть Горицким архимандритом по прежнему; в 1726 г. он даже вызван был для присутствования в синод, а в следующем произведен в епископы Воронежские.
14 февраля 1730 г. в Воронеж пришел манифест об избрании императрицы Анны. Известно, что это неожиданное избрание было встречено в России без сочувствия. Так было и со Львом. Когда Воронежский вице-губернатор Пашков получил вышеупомянутый манифест, он немедленно отправил его к Юрлову, но епископ, вместо того, чтобы озаботиться объявлением его, велел на следующий день --пришлось первое воскресенье великого поста -- в чин православия, везде, где следовало поминать имя государыни, -- молиться "о благочестивейшей великой государыне нашей царице и великой княгине Евдокии Феодоровне и о державе их", а потом о благоверных государынях цесаревне и царевнах. Таким же образом возношение производилось и в следующие дни. Наконец 18 февраля Пашков снова потребовал от Льва объявить манифест; но епископ отвечал, что "церковного поминовения о государе императоре и молебного торжества о ее императорском величестве без присланного к нему о том особливого точного указа из синода собою чинить опасен, рассуждая то, что, может быть, не сделается-ль впредь другой какой отмены. " Пашков донес о таком ответе в Москву. Оттуда у Льва потребовали объяснения. Он отвечал, что Пашков клевещет на него по злобе. При заслушании этого дела в синоде, 20 марта, Георгий Дашков подтвердил, что у Юрлова с Пашковым давняя ссора, и что для дальнейшего суждения должно подождать: не будет ли от губернатора какого объяснения. На том дело и остановилось; но 15 июля Феофан сделал синоду запрос от имени государыни: почему это дело не обследовано? Члены синода, Дашков, Феофилакт Лопатинский и Игнатий Смола, оправдывались необходимостью новых объяснений от Пашкова, но их объяснения оставлены были без внимания, и 30 августа последовал указ об увольнении этих членов из синода. Вновь назначенные члены повели дело Льва поспешнее: его вызвали в Москву и начали следствие. В синоде и сенате его дои прашивали о цели его поступка, о пользе, которой он себе ожидал от него, и о лицах, в которых искал содействия. На все эти вопросы Лев отвечал уклончиво, "отбываясь простотою". Тогда синод определил расстричь Льва и предать его гражданскому суду. 2 октября императрица утвердила это решение, а два месяца спустя именным высочайшим указом повелено "бывшего Воронежского епископа Льва, за известную его вину, сослать в Крестный монастырь и содержать за караулом, в кельи, неисходно, и никого к нему не допускать и чернил и бумаги для письма не давать. А буде к нему от кого какие письма приходить будут, те отбирать и, распечатывая, читать и отсылать к губернатору, которому о том в сенат репортовать; а в церковь допускать его за караулом. "
Почти десять лет Юрлов провел в заточении, в Архангельском Крестном. монастыре, на острове Белого моря. Наконец, уже в царствование Иоанна Антоновича, "бывший Воронежский епископ Лев, что ныне расстрига Лаврентий подал прошение о своем освобождении. Но прежде чем последовала ему милость, на престол вступила императрица Елисавета, 19 апреля 1742 г. синод словесно доложил государыне о беломорском заключеннике, и императрица разрешила возвратить ему архиерейский сан, что и было исполнено 22 числа того же месяца. Но старик не согласился принять епархии и с пенсиею уволен на пребывание в Московский Знаменский монастырь, где и умер 28 января 1755 г.; тело его похоронено в с. Сёмове.
Печатаемое письмо Юрлова доставлено было потомком одного из его родственников, Симбирским землевладельцем В. П. Юрловым в Отделение Этнографии Императорского Русского Географического Общества и, с согласия как сообщившего, так и Отделения, передано для напечатания в "Русский Архив". Препровождая письмо, г. Юрлов пишет: "В проезд мой лично чрез село Лысково, двадцать лет тому назад, в бытность мою в гостях у знаменитого владельца села этого, старик князь Грузинский сказал мне: "Я всегда был другом с твоей фамилией, с твоим дедом Иваном Петровичем мы жили как братья, твоего дядю я крестил, а послушника твоего (прапрадеда), управлявшего селом Семовым, знал уже преклонным стариком; этот послушник говорил мне много о Воронежском епископе Льве: ты, конечно, заедешь поклониться его могиле. "-- Действительно я был в Сомове, хотя имение это в то время, да и теперь, не находится уже в семейном владении нашем, и собрал там документы, извлечение из которых здесь представляю.
Письмо Льва Юрлова
Благословение Господне на вас! Мир и благодать Господа нашего Иисуса Христа буди со всеми вами! Спрашиваете: получал ли я, старец, посылки, рыбу колотую, варенье, муку и другое. А сколько лет служит вам Михей? Али старика через меня, старца, поверять надобно? Ни, возлюбленнии, честно служит, -- честь и отдайте: все получено от щедрот ваших, а только, мню, подозрения на старых слух не имате. Мир вам! Ныне пристань благую обретох. Паки глаголю: в темнице бех, и посетисте меня, алкал и жаждал, и напоисте меня, и прочее к тому, еже весть сердце. А вы, милые, паче чем чадца моя, ровные вси, но кровные мои, что о старце заботитесь? Ей, преизрядное житие мое в обители, а монаху -- что надобно? Не ищу ничесо же ваших, но вас самих, вы бо радость моя и венец, яко здравых вас обретаю, по Апостолу глаголюще. Давно прошу: отпустили бы стараго слугу Михея на волю, как сделал со своими слугами блаженной памяти брат наш Семен Акимович. Внучку моему Василию посылаю французскаго сукна на каштан да часы мои нюренбергские: пусть, познавая из оных время, научится проводить оное с пользою. Прейду и к делу. Многажды вопрошаете, как и в последнем письме своем, о православной вере, имат ли распространитися на агарянские царства и народы? Отвещаю. Под сению священныя державы Богом венчанных, благоверных, в мире почивших великих князей и царей Российских, под сению славно царствующей монархини нашей и наследящих по ней царство в неисчетные роды родов, процвело и не престанет процветать православие, яко священное охранение древней, соборной, вселенской и апостольской церкви, в ней же обретается спасение всех православных чад ея. Не точию Российские, но и вси православные народы отвсюду обращают взоры на Россию. Благословенной ли дщери великаго Петра, сей монархини нашей, извлекшей мя епископа, и осмьнадесять заключенных, из недр Сибири, или ея грядущим наследникам предстоит объединение под единою Российскою державою всех народов от Грек и от прочих народов, исповедующих православную веру, -- ведает Господь. Но чаем в грядущем, яко преславная мысль великаго Петра, монарха нашего, в юных еще годах моих, в бытность мою мирянином и пажом вечно достойныя памяти царицы Марфы Матвеевны, возвещавшаяся овогда, паче же в веселом и пресветлом его царскаго величества виде, яко подобает православные христианы от пленения поганскаго освободить и Станбул покорити под нозе его, и православные народы соединити во едино стадо, -- яко Богом внушенная, мысль сия состоятися имат по времени. Ведаем к тому же и предания восточныя, яко и в самом древле-православном храме Премудрости Божией, в Цареграде, вознесутся молитвы православных христиан по скончании рекомаго преданием числа лет, егда скончается власть турецких салтанов, прейдет могущество латинскаго папы, и скончаются козни цесарския, от них же много было туги и великому монарху нашему Петру Великому. Паче же всего веруем, яко ущедрит Господь милость свою на ны и покроет покровом благости своея всех православных христианъ; свет же Евангелия возблистает всюду, о еже быти единому стаду и единому пастырю. Простите, возлюбленнии: за старческими немощи и писать трудно; прихварываю ныне, да и старыя болезни откликаются. Едина мысль -- умереть бы в мире да пристроить внучат, да положену быть в богоспасаемом селе Сомове, одесную сродник и купно ваших почивших предков.
Источник текста: Майков Л. Лев Юрлов и его письмо к родственникам. (1743 года, сентября 11) // Русский архив, 1868. -Изд. 2-е. - М., 1869. - Стб. 1058-1064.