Русская Старинавъ памятникахъ церковнаго и гражданскаго зодчества. Составлена А. Мартыновымъ. Текстъ соч. М. Снегирева. Тетради, 2, 3 и 4. Москва. Въ тип. Готье и Монигетти. 1847 и 1848.
"Мы не знаемъ Россіи" -- это фраза, которая сдѣлалась даже обыкновенною и привычною фразою для нашего уха. Какъ ни грустно повторять ее вслѣдъ на всѣми, однако возвращаешься въ ней всякій разъ, когда приходится говорить о Россіи въ отношеніи историческомъ, статистическомъ и археологическомъ. Въ-самомъ-дѣлѣ, возьмите хоть архитектуру нашихъ храмовъ и памятниковъ не церковныхъ: разсматривая множество древнихъ церквей, сохранившихся въ старинныхъ городахъ русской земли, вы видите въ нихъ особенный родъ архитектуры, даже укажете, что вошло въ составъ ея, какое вліяніе имѣли на нее архитектуры византійская, итальянская, индійская и даже готическая; ноши новѣйшіе архитекторы строятъ намъ храмы въ старинномъ русскомъ стилѣ, и мы чувствуемъ ихъ особенность, отличающую ихъ отъ памятниковъ иныхъ архитектуръ; но ни археологи, ни сами гг. архитекторы еще не наложили систематически теоріи русскаго зодчества, ни отдѣлили, что именно и когда вошло въ нее изъ другихъ странъ. Всѣ въ состояніи -- сколько ученые столько и свѣтскіе люди, основываясь на аналогіи съ общею исторіей Россіи, привести только общія замѣчанія, которыя ори ведутъ къ одному выводу -- именно, что съ принятіемъ христіанства въ Россіи первыми строителями нашихъ церквей были византійскіе зодчій, что въ періодъ татарскій на нашу архитектуру имѣлъ вліяніе вкусъ индійскій, а съ освобожденіемъ отъ монгольскаго ига, государи наши стали выписывать иностранныхъ зодчихъ, преимущественно Итальянцевъ, для возведенія задумываемыхъ ими зданій и украшеніи городовъ; что, наконецъ, изъ всѣхъ этихъ элементовъ, сообразно съ требованіями грекоросійской церкви и богослуженія, сложился оригинальный русскій стиль зодчества, родственный всѣмъ названнымъ нами другимъ стилямъ, но и рѣзко отъ нихъ отличающійся. Исторія архитекторовъ, которые приносили къ намъ эти элементы, и тѣхъ изъ Русскихъ, которые могли образоваться подъ ихъ руководствомъ, тоже теряется въ неизвѣстности, ограничиваясь развѣ немногими именами, сохранившимися въ лѣтописяхъ, когда упоминается о постройкѣ храмовъ; даже неопредѣлены и неоцѣнены заслуги знаменитаго зодчаго Іоанна III, Аристотеля Фіоравенти, подъ руководствомъ котораго, кажется, окончательно сложился оригинальный стиль нашей архитектуры. Наши нынѣшніе архитекторы, возводящіе сами зданія въ старинномъ русскомъ вкусѣ, болѣе руководствуются наглядностью и своимъ художественнымъ инстинктомъ, угадывающимъ то, что бы должно быть преподано теоріей.
Между-тѣмъ, изъ разсмотрѣнія старинныхъ памятниковъ видно въ нихъ чрезвычайное разнообразіе: всѣ разнородные элементы, слившіеся для образованія нашего оригинальнаго зодчества русскаго, чрезвычайно-богаты формами. Если Итальянцы принесли къ ламъ ломбардскій стиль, обогащенный тогда уже разработкою и изученіемъ классической греческой и римской архитектуры, и разъигравшійся потомъ въ причудливыя затѣи такъ-называемаго вкуса рококо; если они же могли заимствовать и изъ готической и мавританской архитектуры, то съ другой стороны они нашли у насъ преданія Византіи, и разновидныя формы архитектуръ Индіи. Персіи и Китая. Сверхъ того, при изученіи нашихъ старинныхъ памятниковъ, открывается, что въ разныя эпохи господствовали разные вкусы -- если угодно, мода, которая, неизмѣняя существенныхъ требованій отъ храма нашимъ богослуженіемъ, предпочитала то однѣ, то другія формы украшенія и даже самый видъ и планъ зданія. Такъ въ одно время, въ концѣ XVII столѣтія, образцомъ многимъ храмамъ служили римскія и флорентинскія baptisteria; въ иную эпоху фасады ломбардскаго стиля, и пр... Все это только частныя замѣчанія, которыя заставляютъ желать, чтобъ человѣкъ, знающій свое дѣло, знающій русскую старину и исторію архитектуры вообще, занялся этимъ предметомъ и разработалъ его у насъ ученымъ образомъ, тѣмъ болѣе, что въ исторіи архитектуры, преимущественно приспособленной къ богослуженію и, слѣдственно, религіозной у характеру нашихъ предковъ, выразилась жизнь и движеніе мысли въ безконечно разнообразныхъ формахъ и гораздо-болѣе, чѣмъ въ другихъ искусствахъ.,
Но пока этого еще нѣтъ, будемъ довольствоваться малымъ. Приведенное нами выше обвиненіе въ равнодушіи къ отечественной старинѣ, по несчастію, справедливо; во есть много фактовъ и причинъ, почти-совершенно оправдывающихъ наше невѣжество. Со временъ Петра-Великаго мы учились; только въ настоящее время стали мы изучать себя и смотрѣть на себя просвѣщенными глазами. Въ этомъ случаѣ намъ надо побѣдить тоже сальныя препятствія, и между прочимъ одно очень важное -- привычку наслѣдственную отъ стародавнихъ временъ, привычку жить и не отдавая себѣ отчета въ своихъ дѣйствіяхъ? а между-тѣмъ, только слѣдствіемъ такого сознанія и могутъ быть дѣйствія и труды полезные, долженствующіе увѣковѣчить акты нашего сознанія въ будущемъ и тогда принести пользу и обильные плоды. Для того, чтобъ узнать Россію во всѣхъ ея отношеніяхъ и прослѣдить всѣ фазы развитія ея нравственной, умственной и политической жизни, для насъ необходимы труды, которые совершили для Европы историческая школа, реставраторы древнихъ національностей, классической образованности, археологи, антикваріи, комментаторы и проч. Это будутъ труды тѣмъ болѣе важные, что на нихъ должно быть основано зданіе русской науки, и достойны благодарности современниковъ, потому-что за нихъ нелегко приняться какъ по затрудненіямъ, съ которыми сопряжено отъисканіе памятниковъ, такъ и потому-что мы пріобщились къ образованнымъ народамъ уже въ такую эпоху, когда разъисканіи и (въ смыслѣ школы) труды были почти болѣе или менѣе кончены къ Европѣ. Не разъ прійдется намъ и будущимъ поколѣніямъ въ Россіи благословитъ въ этомъ случаѣ подвига нашихъ ученыхъ археологовъ и въ-особенности приносить живую благодарность нашему правительству, которое учрежденіемъ Археографической Коммиссіи и изданіемъ въ свѣтъ ея трудовъ какъ-бы пополняетъ для насъ цѣлую эпоху эрудиціи, пропущенную вами.
Не менѣе того достойны нашей благодарности труды частныхъ лицъ, предпринимаемые съ тою же цѣлію. Не говоря уже о трудности собиранія подобнаго рода памятниковъ, однѣ издержка на ихъ изданіе, съ плохою надеждою на вознагражденіе со стороны покупателей -- есть пожертвованіе на пользу отечества и науки, которое должно быть столько же почтено признательностью и считаться заслугою, какъ и всякое другое пожертвованіе.
Къ числу такихъ подвиговъ принадлежитъ изданіе г. Мартынова, "Русская Старина въ памятникахъ церковнаго и гражданскаго зодчества" -- въ чемъ согласится всякій, кто полюбопытствуетъ взглянуть на прекрасно-литографированные рисунки его изданія и заглянетъ въ объяснительный текстъ, въ которомъ собрано все, что только можно откопать въ писанныхъ памятникахъ объ изображенныхъ предметахъ. Изданіе въ свѣтъ этихъ памятниковъ, не говоря уже о томъ, сколько они способствуютъ въ ознакомленію науки и публики съ образцами нашей древней архитектуры, необходимо и потому, что самые памятники съ теченіемъ времени исчезаютъ: или дѣлаются они жертвою пожаровъ, или новѣйшія поправки, часто необходимыя для поддержки зданія, даютъ имъ совершенно иную физіономію, или, наконецъ, они истребляются невѣжествомъ, такъ-что правительство не разъ должно было предписывать мѣстнымъ начальствомъ заботиться о сохраненіи остатковъ старины, разсѣянныхъ въ разныхъ городахъ и селахъ Россіи.
Разсматривая прекрасные эстампы, составляющіе "Русскую Старину" г. Мартынова, нельзя только не пожалѣть о томъ, что издатель ограничился однимъ снятіемъ видовъ, ландшафтнымъ изображеніемъ зданія, а не озаботился привести размѣры, разрѣзы, планы ихъ, и вообще упустилъ изъ вида ихъ полезность и достоинство въ ученомъ отношеніи.
"Русская Старина" должна составить со-временемъ большое изданіе (in folio). Издатель предположилъ выпускать ежегодно по три тетради, изъ которыхъ за прошлый 1847-й годъ уже вышло сполна три, и одна (четвертая) появилась за нынѣшній 1848-й годъ. Каждая тетрадь состоитъ изъ шести рисунковъ въ большой полулистъ, отпечатанныхъ въ два тона, и при нихъ объяснительный текстъ. Въ этихъ вышедшихъ уже тетрадяхъ помѣщены:
Въ первой: 1) Спасопреображенскій соборъ въ Переславлѣ-Залѣсскомъ, Владимірской Губерніи, 2) Церковь святаго Николая въ Столпахъ въ Москвѣ. 3) Церковь въ подмосковномъ селѣ Троицкомъ Н.А. Бутурлина. 4) Соборная церковь въ Соасо-Евфиміевомъ Монастырѣ въ Суздалѣ, Владимірской Губерніи. 5) Церковь св. Николая на Берсеневкѣ, въ Москвѣ. 6) Церковь при ломѣ Нарышкиныхъ, въ Москвѣ.
Во второй: 1) Церковь Рождества Предтечи и св. муч. Уара, въ московскомъ Кремлѣ. 2) Ворота съ теремомъ крутицкаго архіерейскаго дома, въ Москвѣ. 3) Дворцовыя ворота въ селѣ Коломенскомъ, 4) Церковь св. царевича Димигрія, что на Крови, въ Угличѣ, Ярославской Губерніи. 3) Церковь см Николая Явленнаго, въ Москвѣ. 6) Спасъ на Бору, въ московскомъ Кремлѣ.
Въ третьей: 1) Успенскій Соборъ въ Звенигородѣ, Московской Губерніи, построеніе этого собора приписывается преданіемъ в. к. Всеволоду Ярославичу, въ 1093 году; справедливо это или нѣтъ, только самое зданіе, планъ и постройка его носятъ на себѣ характеръ чисто византійскій, 2) Рождества Предтечи, въ селѣ Дьяковѣ -- оригинальное, граціозное зданіе XVI-го столѣтія. 3) Церковь Покрова Пресвятыя Богородицы, что на Филяхъ, одинъ изъ прекраснѣйшихъ остатковъ старины XVI вѣка, напоминающій своею архитектурою древнія римскія крестильницы (baptisteria) -- вкусъ, который господствовалъ въ московскомъ царствѣ въ концѣ XVII столѣтія, неизвѣстно кѣмъ занесенный въ Россію. Изъ надписей можно заключить. что этотъ храмъ строенъ роднымъ дядею Петра-Великаго, Львомъ Кирилловичемъ Нарышкинымъ 4) Церковь Вознесенія Господня, въ селѣ Коломенскомъ, сооруженная въ 1532 году, при в. к. Василіи Іоанновичѣ и митрополитѣ Діонисій. Лѣтописецъ говоритъ объ этой церкви, что она "такая великолѣпная, какой еще не бывало въ Россіи". Она имѣетъ видъ восьмигранной башни, обведенной со всѣхъ сторонъ тройными теремками на полуколоннахъ и обширною крытою папертью съ тремя ступеньчатыми входами. 5) Царское мѣсто у наружной алтарной стѣны въ той же Вознесенской церкви, устроенное, по преданію, царемъ Алексѣемъ Михайловичемъ. 6) Настѣнная царская башенка въ московскомъ Кремлѣ, въ индійско-турецкомъ вкусѣ, похожая на восточную кіоску. На этой башенкѣ, полагали, висѣлъ привезенный изъ Новагорода вечевой колоколъ.
Въ четвертой тетради: 1) Сухарева Башня, въ Москвѣ -- смѣсь стиля ломбардскаго съ готическимъ; по-видимому, образцомъ этой башнѣ служили аугсбургская и амстердамская старыя ратуши. Г. Онегиревъ приводитъ въ своемъ описаніи все, что сохранилось объ этой башнѣ въ преданіяхъ и въ письменныхъ памятникахъ, и объясняетъ, отъ-чего московскіе старожилы приписываютъ сверхъестественное значеніе тому, что происходило въ этой башнѣ въ царствованіе Петра; суевѣрный страхъ, который внушала эта башня, гдѣ была математическая и навигаціонная школа, гдѣ жилъ Брюсъ, занимавшійся астрономіей, математикой и издавшій первый календарь, гдѣ, наконецъ, собиралось нептуново общество, къ которому принадлежалъ и самъ Петръ, и въ которомъ, вѣроятно, происходили совѣщанія касательно флота въ Россіи... 2) Церковь св. Іоанна Богослова, въ ростовскомъ Кремлѣ,-- стиль византійскій съ мавританскими украшеніями, XVII вѣка. 3) Боярская-Площадка, въ московскомъ Кремлѣ -- получившая свое названіе отъ бояръ, введенныхъ, путныхъ и ближнихъ, собиравшихся здѣсь въ ожиданіи царскихъ выходовъ. Не-доѣзжая царскаго двора на лошадяхъ верхомъ, а съ XVII столѣтія въ каретахъ и рыдванахъ, они останавливались и шли пѣши во дворецъ; боярская площадка служила имъ мѣстомъ отдыха, сбора и совѣщанія о томъ, что говорить царю, прежде, чѣмъ увидятъ свѣтлыя царскія очи и ударятъ ему челомъ. 4) Украшеніе надъ дверью въ святыя сѣни и рѣшетка соборной церкви Спаса, что за Золотою Рѣшеткою. 5) Церковь въ селѣ Троицкомъ-Голенищевѣ, близь Москвы -- XVII столѣтія; замѣчательна гармоніей своихъ пяти главъ. 6) Стефанова Часовня, на Поклонной Горѣ, близь Троицко-Сергіевской Лавры, XVII вѣка.
Изданіе отличается тою степенью совершенства литографіи, какое только возможно, у насъ при нынѣшнемъ состояніи этого искусства. Только въ текстѣ поражаютъ читателя нѣкоторыя особенности въ правописаніи, отъ которыхъ уже онъ давно отвыкъ, и потому онѣ непріятно дѣйствуютъ на глазъ; напримѣръ, отъ-чего угодно одному только г. Снегиреву писать вездѣ ето, етотъ, а не это и этотъ, какъ пишутъ всѣ? Сверхъ того, пуризмъ его въ языкѣ доходитъ иногда до такой изъисканности, что трудно бываетъ понять смыслъ: это происходитъ отъ желанія, свойственнаго только археологу и антикварію, непремѣнно навязать читателю старинное русское слово, давно вышедшее изъ употребленія и почти забытое, что, не смотря на занимательность фактовъ, приводимыхъ г-мъ Снегиревымъ, и его изслѣдованія, дѣлаетъ сухимъ текстъ его для чтенія.